Глава XIII. На Кубе

Если Колумб принимал какую-то географическую теорию, то отказаться от нее он был почти не в состоянии. Теперь он исследовал Эспаньолу уже в достаточной мере, чтобы понять, что она ничем не напоминает Японию, описанную Марко Поло. Но если Сибао не Сипанго, то, может быть, это Шеба, царство Офир, откуда пришла с дарами к царю Соломону царица Савская?¹ И не является ли Куба мысом, частью Азии? Это была одна из задач, решить которую ему повелели король и королева. В знаменитом Письме о Первом плавании Колумб называл Кубу и островом и провинцией Китая, но, находясь в Испании, он решил про себя, что Куба - это китайская провинция Манзи. Под таким названием Марко Поло разумел весь Южный Китай.

¹ (Шеба, иначе Саба, - Сабейское царство - рабовладельческое государство, которое существовало с IX до II века до н. э., в так называемой "Счастливой Аравии", на юго-западе Аравийского полуострова. Царица Савская (так она известна в русской литературе) - это сабейская царица. Морисон отождествляет Сабейское царство с золотоносным Офиром, упоминаемым в библии, но это научно не обосновано. Вообще нельзя установить хотя бы приблизительно местоположение Офира)

Итак, направив Охеду в Сибао, адмирал снова стал мореплавателем и снова думал об открытиях. Испытанная, верная "Нинья" вновь служила флагманом; двумя другими судами кубинской флотилии являлись "Сан-Хуан" и "Кардера". Судя по описаниям, это были каравеллы с латинскими парусами, "гораздо меньше "Ннньи"; команда их состояла из четырнадцати-шестнадцати человек на каждой, тогда как на "Нинье" было двадцать восемь - тридцать человек. Если водоизмещение "Ннньи" равнялось 55 - 60 тоннам, а длина ее достигала 70 футов, то водоизмещение этих маленьких судов, надо полагать, было не больше 40 тонн, а длина едва ли превышала 50 футов. Офицерами у Колумба на этот раз были один из членов преданного ему семейства Ниньо, Педро де Террерос и несколько других ветеранов - участников Первого плавания. К счастью для историков, в качестве пассажира плыл болтливый друг Колумба Микеле де Кунео и как умелый мореход был взят картограф Хуан де ла Коса. В качестве переводчика везли Диего Колона - лучшего из обращенных тайнов, был там и священник, но имя его до нас не дошло.

Три каравеллы покинули Изабеллу 24 апреля 1494 года. Для плавания в водах Больших Антильских островов это было лучшее время: днем всегда можно рассчитывать на пассатный ветер, а по ночам дует береговой бриз; воздух прохладен, опасности ураганов нет. 29 апреля флотилия пересекла Наветренный пролив и была у мыса Альфы и Омеги, как назвал Колумб еще в Первое плавание мыс Майей. Здесь адмирал сделал высадку и поставил столб с крестом, вновь тем самым подтвердив юридические права Испании на Кубу. По совету своих офицеров Колумб решил плыть не вдоль северного берега Кубы, а вдоль южного, "ибо если тут есть что-нибудь ценное, то оно будет скорее на юге, чем на севере". Здесь мы сталкиваемся с отзвуками Аристотелевой теории, подкрепленной опытом португальцев в Африке: чем дальше плывешь на юг, тем больше найдешь золота и драгоценных камней.

За мысом Майей испанцы сделали ряд новых открытий. Целых пятьдесят миль они плыли на запад вдоль окаймленного утесами берега, вдыхая (как вдыхали и мы на нашем кече "Мэри Отис", по своим размерам близком к размерам "Кардеры") сладкие запахи земли: здесь мешались запахи морского винограда, цветов кактуса и различных ароматических растений. В последний день апреля вечером корабли вошли в большой серповидный залив, названный Колумбом Пуэрто-Гранде. Это была бухта Гуантанамо - в двадцатом веке здесь расположилась военно-морская база Соединенных Штатов. Группа моряков, высадившихся на берег, обнаружила, что туземцы ближайшего селения разбежались; в момент прихода испанцев они были заняты приготовлением обильного праздничного обеда из рыбы, игуаны¹ и утии (маленькое четвероногое, встречающееся на Кубе): местный вождь собирался потчевать гостя-касика. Диего Колон сумел уговорить поваров вернуться и пообедать вместе с испанцами. Чтобы компенсировать дополнительные труды туземных кулинаров по поимке новой рыбы для каемка, им дали много соколиных колокольчиков и прочей мишуры; туземцы, помимо того, были очень довольны, когда увидели, что их незваные гости не прикоснулись к жареной игуане - мясо этой крупной ящерицы было их любимым лакомством. Испанцы убедились, что они едят также аллигаторов.

¹ (Игуана - крупная (до 1,8 м) ящерица, живущая на деревьях в тропической зоне Центральной и Южной Америки. В пищу идут мясо и яйца игуаны)

Утром первого мая флотилия, пользуясь береговым бризом, отплыла. Индейцы Гуантанамо передали о случившемся всему острову, и, когда суда шли близ крутого берега, множество туземцев выбегало к морю или подплывало к каравеллам на пирогах; они предлагали хлеб из маниока¹, сладкую воду, приглашали "людей с неба" остановиться у них. Надо отметить, что на Кубе между испанцами и туземцами не произошло никаких неприятных инцидентов: отношения между расами здесь еще были как в "золотом веке"; Колумб, к его чести, придерживался таких правил до конца этого плавания.

¹ (Маниок - тропическое кустарниковое растение семейства молочайных, большой клубневидный корень которого идет в пищу в вареном и жареном виде, из него изготовляются также мука и крупа (тапиока))

В сорока милях к западу от Гуантанамо адмирал заметил просвет среди гор и по стесненному утесами проливу, шириной всего в 180 ярдов, вошел в большую бухту, у которой двадцать лет спустя Веласкес¹ основал город Сантьяго-де-Куба. И здесь отношения с туземцами, владевшими "наилучшими в мире огородами", носили идиллический характер. Снявшись с якоря на заре 2 мая, каравеллы проплыли по тем водам, где четырьмя столетиями позднее разыгралась битва при Сантьяго, в результате которой Куба перестала быть испанской колонией.

¹ (Диего Веласкес (умер в 1523 году)-завоеватель Кубы (1511 год) и ее первый губернатор. Позднее он принимал участие в организации нескольких экспедиций для открытия и захвата земель к западу и северо-западу от Кубы)

Развив большую скорость, флотилия быстро подошла к мысу, который Колумб назвал мысом Крус (это название он носит и поныне), так как то был день Обретения креста¹. Здесь адмирал произвел высадку на берег. Затем, вместо того чтобы повернуть в залив Гуаканаябо², адмирал принял решение плыть к Ямайке - о ее существовании он узнал у индейцев в Сантьяго. Туземное название острова Хамеске столь напоминало по своему звучанию Бабек, остров золота, о котором Колумб слышал в Первое плавание, что он в самом деле думал найти здесь золото; на Кубе, как он уже убедился, золота не было.

¹ ("Обретение креста господня", то есть нахождение (в окрестностях Иерусалима) "подлинного" креста, на котором, по евангельской легенде, был распят Иисус Христос. По католическому календарю празднуется 3 мая)

² (Залив Гуаканаябо - у южного берега Кубы (20°30′ с. ш., 77°30′ з. д.))

Дул сильный пассатный ветер, корабли проделали трудный двухсуточный переход, иногда приходилось ложиться в дрейф. Всем матросам пришлось долго работать без всякого перерыва, и Колумб разрешил капитану "Ниньи" Алонсо Меделю отпустить команду отдыхать, пока каравелла лежит в дрейфе. Когда матросы опустились к себе и легли спать, адмирал, заметив, что ветер стихает, вышел на палубу и, чтобы не тревожить истомленную команду, взялся за паруса сам. Пока хлопание парусов и изменение хода корабля не разбудило матросов, он, как я представляю себе, смог лишь отдать рифы на бизани и вытянуть брасы малого фока-рея. Однако этот случай показывает, как внимательно относился Колумб к своим подчиненным, и объясняет нам, почему столь преданы были адмиралу моряки, хотя на их долю в плаваниях выпадало множество невзгод, а награды были ничтожны.

5 мая флотилия бросила якорь в бухте Сент-Анне на острове Ямайка; Колумб назвал эту бухту Санта-Глория. По его отзыву, остров Ямайка является "красивейшим из всех, какие когда-либо вставали перед его взором", и самым населенным из Больших Антильских. Шестьдесят или семьдесят индейских воинов в больших долбленых челнах выплыли навстречу каравеллам, явно готовясь к нападению, но выстрел пушки отогнал их к берегу. Ввиду того, что Колумб нуждался в дровах, свежей воде и хотел конопатить одну из каравелл, он поплыл дальше на запад, к ближайшей гавани Рио-Буэно. Здесь индейцы тоже устроили враждебную демонстрацию, но Колумб выслал против них лодки с арбалетчиками, которые "изрядно постреляли и несколько человек убили". Когда индейцы выбрались на берег, Колумб напустил на них большую собаку; некоторых она жестоко искусала, остальных прогнала. Применять собак в стычках с индейцами на Эспаньоле стало обычным делом, до этого собаками пользовались против гуанчей на Канарских островах. Туземцы в Рио-Буэно - это были тоже тайны - скоро умилостивили испанцев, снабдив их провизией, но золота у них не оказалось. Поэтому адмирал посетил еще одну бухту на Ямайке, Монтего-Бей, а затем направился обратно к мысу Крус.

Флотилия продолжила обследование южного побережья Кубы, настойчиво отыскивая здесь признаки китайской культуры. Пройдя вдоль всего берега залива Гуаканаябо, утром 15 мая каравеллы наткнулись па архипелаг мелких островов, лежащих между Кубой и Лабиринто-де-Досе-Легуас - Лабиринтом Двенадцати Лиг¹. Колумб назвал этот архипелаг Хардинес-де-ла-Рейна - Сады Королевы². По описанию Колумба, острова архипелага отличались исключительной красотой, некоторые из них были возделаны туземцами, местами там высились королевские пальмы и тыквенные деревья. Испанцы любовались "огромными птицами, похожими на журавлей, но с ярко-красным оперением" - фламинго и наблюдали, как туземцы ловят морских черепах с помощью рыб-прилипал. Индейцы держали для этого молодых рыб-прилипал, на голове которых имеются присоски; когда показывались черепахи, индеец пускал на длинной лесе свою рыбу, которая присасывалась к черепахе, и хозяину оставалось только вытянуть ее. Европейцам было крайне трудно поверить этому сообщению Колумба, как было трудно поверить и многим иным, однако это сущая правда; кубинцы ловят черепах этим способом и поныне.

¹ Лабиринто-де-Досе-Легуас - Лабиринт Двенадцати Лиг - часть архипелага Хардинес-де-ла-Рейна (Сады Королевы), лежащая к востоку от пролива Кабальоне

² (Колумбовы "Сады" включали рифы Левиса, Куатро-Реалес, Мануэль, Гомес и другие, а также банку Буэна-Эсперанса)

Когда мы в 1940 году подошли к Садам Королевы, нас постигло грустное разочарование. Мангровые деревья вытеснили всю остальную растительность островов, да и сами деревья в большинстве омертвели. Проливы между островами были так запутанны и так мелки, что нас не покидало чувство, что Колумб был великим судоводителем не только в океане, но и на мелководье.

Три каравеллы вышли в открытое море через Бока-Гранде, затем направились к сьерре Тринидад¹. Когда они плыли вдоль крутых берегов сьерры, туземцы опять выбегали к морю и несли дары, приветствуя испанцев как "людей с неба". Но, - святой Фернандо! - нигде ни одной китайской джонки или сампана, ни одного храма, ни одного моста! Может ли быть, чтобы на эти далекие окраинные владения великого хана культура Китая не распространилась? Или это опять остров, еще один большой остров?

¹ (Бока-Гранде (Большая Пасть), здесь - пролив Кабальоне у 78° з. д. Сьерра Тринидад - горы южного берега центральной Кубы, пересекаемые меридианом 80° з. д)

Колумб не заметил узкого входа в бухту, у которой впоследствии был построен Сьенфуэгос, но он обследовал бухту Кочинос и обнаружил подземные водные потоки, бьющие со дни моря: матросы брали тут питьевую воду, не выходя на берег. "Вода была такая студеная, такая хорошая и сладкая, - писал Колумб, - что лучше не найти и в делом свете". Высадившись на берег, Колумб и его моряки "отдыхали на траве у ручьев, наслаждаясь запахом цветов - берег был чудесен: кругом дивно пело множество птиц, и все это в тени столь высоких и стройных пальм, что почти не веришь глазам". Такой отзыв Андрес Бернальдес записал со слов самого адмирала. Едва ли нужно обращать внимание читателя на то, что чуткость Колумба к красотам природы скорее напоминает романтиков восемнадцатого века, чем мореходов пятнадцатого.

Флотилия вошла затем в залив Батабаньо - здесь адмирал заинтересовался феноменальным явлением, которое интриговало многих мореплавателей и в позднейшие времена: вода тут делалась сначала белой, как молоко, а потом черной, как чернила. Это происходит вследствие того, что волны на отмелях вздымают белый ил, а потом - черный песок. Берега этого залива, по образному выражению адмирала, заросли мангровыми деревьями "так густо, что там не проскочила бы и кошка". К 27 мая Колумб достиг западной оконечности полуострова Сапата, которую он назвал Пунта-дель-Серафин, так как в тот день был праздник Всех Ангелов; потом флотилия пересекла бухту Броа и стала на якорь около нынешнего поселения Батабаньо.

И ни единого признака близости Китая! То ли желая угодить адмиралу, то ли по незнанию, туземцы оказали ему, что берег тянется к западу до бесконечности и что местность на западе называется Магон - название это Колумб истолковал как провинцию Манзи. А один стрелок из арбалета, охотившийся в лесу близ Батабаньо, заявил адмиралу, что он столкнулся с туземцами, у которых были светлые лица и туники, доходившие до колен. И Колумб заключил сгоряча, что это были христиане, что он, должно быть, уже проплыл Китай и оказался в Эфиопии! Надо сказать, однако, что эту мысль он скоро отверг.

Плывя на запад вдоль южного берега провинции Пинар-дель-Рио, каравеллы должны были преодолевать такие мели, с какими раньше они не сталкивались. В некоторых протоках двигаться вперед пришлось мучительным способом: завозить якорь на лодке вперед, бросать его, а потом при помощи ворота подтягивать к нему судно; киль каравелл бороздил илистое дно. Колумб уже миновал границу распространения культуры тайнов и вступил в область сибонеев, языка которых не понимал Диего Колон.

Во введении к своим знаменитым рекомендациям в "Практической навигации" капитан Дакки пишет: "Сравнительно мало моряков являются хорошими математиками, а если такое совпадение налицо, то это счастливое совпадение; природа редко дает математические способности кембриджского отличника одновременно с 'Практической сметкой, наблюдательностью и готовностью действовать при любой неожиданности - то есть со всем тем, что столь необходимо настоящему морскому капитану". Как это замечание подходит к Колумбу! Вот он подсчитал, что уже покрыл на своих кораблях по крайней мере половину пути вокруг земного шара, а на самом деле было пройдено менее четверти этого расстояния - он находился на 84 градусе долготы западнее Гринвича. Приняв бухту Кортес - там, где берег Кубы поворачивает к югу, - за Сиамский пролив, он думает, что ему надо только обогнуть Малайский полуостров (Золотой Херсонес Птолемея), чтобы войти в Малаккский пролив. А раз это так, то почему не возвратиться в Испанию вокруг света, проделав попутно и маршрут Бартоломеу Диаша и Васко да Гамы?

Но, к счастью, здравый смысл морехода восторжествовал. От частых посадок на мели каравеллы стали сильно течь, паруса у них были изорваны в клочья, запасы продовольствия иссякали, матросы роптали. Адмирал решил возвратиться в Изабеллу. Следуя примеру Диаша, вынужденного в 1488 году повернуть назад от самых ворот Индии, Колумб взял показание под присягой почти у всех моряков своей маленькой флотилии, в котором утверждалось, что Куба является частью материка и что было бы бесполезно плыть дальше, чтобы доказать это, так как столь крупного острова вообще не может быть в природе! В тот момент флотилия находилась в пятидесяти милях от западной оконечности Кубы. Такое заключение Колумба не убедило даже Хуана де ла Косу, который на своей знаменитой карте изобразил Кубу как остров. В течение многих лет европейские картографы изображали две Кубы: одну, как это и соответствует действительности, в виде острова, а другую - в виде материка, напоминавшего провинцию Маши по книге Марко Поло; отказываться от веры в сообщения Марко Поло Колумб никак не хотел. Назад к Изабелле флотилия повернула 13 июня 1494 года. Плавание по большей части было очень утомительным - каравеллы бесконечно лавировали против ветра по тому же мелководью среди островков, что и на переднем пути. Плыть открытым морем Колумб не мог из-за встречных пассатов и западного течения. "Если корабли в Индии плавают только при ветре позади траверса, - писал Колумб, - то это происходит не вследствие их плохой конструкции или неповоротливости: сильные течения совпадают здесь со встречными ветрами, что не позволяет никому и думать идти круто к ветру, ибо в один день можно потерять достигнутое за семь суток; не решался я на это и на португальских каравеллах с латинскими парусами". В 1493 году, когда Колумб, успешно преодолевая встречный ветер, достиг на "Нинье" и "Пинте" значительной быстроты, корабли шли по глубоким водам и не боролись с течением. В тех же условиях, которые описаны Колумбом, парусные суда, как правило, были бессильны вплоть до появления современных гоночных яхт, да и те в подобных случаях обычно идут на моторе. Вильям Хики рассказывает (он писал в Сент-Мэри на Ямайке в последние годы восемнадцатого века), что однажды наблюдал, как корабль пытался одолеть расстояние от Кингстона до порта Морант, равное всего-навсего девяти или десяти милям. Каждое утро корабль лежал в море в крутом бейдевинде на левом галсе, и каждый вечер, идя правым галсом, он оказывался на том же самом расстоянии от берега. Это продолжалось "восемь суток подряд, и судно не могло продвинуться ни на милю".

На этот раз, в 1494 году, Колумб скоро понял, что единственный шанс продвинуться вперед против ветра - это плыть в спокойных водах, избегая течений, и использовать по ночам береговой бриз. Путь примерно в двести миль занял у него двадцать пять суток. Когда Колумб оказался у Садов Королевы, то, не вытерпев больше плавания среди илистых мелей, он через Лабиринт Двенадцати Лиг вышел в открытое море. После этого каравеллы, борясь со встречным ветром, проплыли сто восемьдесят миль за десять суток. Рацион матросов, которые беспрерывно откачивали воду, пришлось свести к фунту заплесневелых сухарей и пинте кислого вина в сутки; силы их падали с каждым днем. Наконец 18 июля флотилия достигла мыса Крус; здесь ее приветливо встретили индейцы. Прежде чем вновь пуститься в тяжелое и долгое плавание вдоль скалистых берегов провинции Ориенте, адмирал принял решение остановиться на отдых и подробнее ознакомиться с Ямайкой.

Каравеллы Колумба в бухту Монтего вошли - на этот раз уже вторично - 21 июля. Из этой бухты, ставшей впоследствии столь фешенебельным курортом, Колумб поплыл вокруг западной оконечности острова и вышел к южному берегу, бросая якорь и останавливаясь каждую ночь. Индейцы здесь были дружелюбны, а один касик даже навязчив. Он прибыл на флагманское судно с целой флотилией пирог; одеяние его семейства и свиты состояло почти из одних пышных головных уборов, сделанных из перьев попугая. На касике была диадема из небольших полированных камней и крупных золотых, с примесью меди, дисков - она попала к нему, должно быть, из Центральной Америки. В пироге касика стоял его знаменосец, на голове у него был убор из красных перьев, в руках - белое знамя. Жена касика была увешана туземными украшениями, но из одежды на ней был лишь "лоскуток бумажной ткани, не больше кожуры апельсина"; ее дочери, в возрасте около пятнадцати и восемнадцати лет, были совершенно нагие и весьма стройные. Когда эта пышная дикарская процессия приближалась к кораблю, адмирал в своей каюте был так поглощен чтением ранней обедни, что не сообразил, в чем дело, пока индейцы не поднялись на борт. Через Диего Колона касик изъявил желание ехать вместе со своим семейством в Испанию, чтобы нанести визит королю и королеве и "посмотреть на чудеса Кастилии". У Колумба была в руках прекрасная возможность угодить испанскому двору, но соображения гуманности оказались сильнее. Он подумал о стуже, которую должны будут переносить индейцы в плавании, о красавицах дочерях касика, на которых могли напасть в пути матросы, о последствиях столь резкого изменения образа жизни этих невинных существ. Поэтому, взяв с касика клятву верности Фердинанду и Изабелле, Колумб одарил его и отослал со всей свитой на берег.

19 августа флотилия миновала мыс Морант - восточную оконечность Ямайки, пересекла Наветренный пролив и оказалась в виду мыса Тибюрон на Гаити. К концу месяца она достигла Альта-Веды - этот гористый островок, своими очертаниями напоминающий парус, лежит у южного выступа Эспаньолы. К каравеллам подплыло множество пирог; индейцы уверяли Колумба, что в Изабелле все обстоит благополучно, хотя в действительности это было далеко не так. Близ того места, где потом вырос город Санто-Доминго, Колумб высадил отряд в девять моряков и приказал им идти напрямик через остров, чтобы предупредить о возвращении флотилии.

Остров Саона, у которого укрылись три каравеллы, пережидая разыгравшийся ураган, получил свое название в честь родного города Микеле де Кунео, веселого друга Колумба. 14 сентября, когда корабли стояли здесь на якоре, произошло полное затмение луны. Колумб располагал альманахом, в котором указывалось время этого затмения в Нюрнберге, и пытался определить по этим данным долготу своего местонахождения. Это была довольно простая задача - брать пятнадцать градусов на час расхождения затмения во времени, но у Колумба произошел какой-то просчет. Адмирал получил результат: 91 градус 30 минут долготы западнее Гринвича, то есть на 23 градуса западнее, чем следует. Остров Саона оказался, таким образом, на долготе тихоокеанского побережья Гватемалы. При такой большой ошибке Колумбу легко было прийти к мысли о том, что он уже проделал значительную часть пути вокруг света - так он и думал, когда повернул назад от Кубы.

Колумб намеревался зайти еще в Пуэрто-Рико, но уже в проливе Мона он тяжело заболел. У него были признаки нервного истощения -результат недосыпаний, постоянной сырости плохой пищи. Возможно, в ту пору у него появились и первые симптомы артрита, которым он тяжко страдал последние десять лет своей жизни. Офицеры собрали совет и решили плыть в Изабеллу, где 29 сентября 1494 года все три каравеллы стали на якорь. Матросы вынесли адмирала на берег на руках.

Хотя Колумб и не нашел империю великого хана, за свое пятимесячное круговое плавание он достиг многого. Он обследовал острова, которые впоследствии оказались наиболее ценной частью островных владений Испании, и открыл Ямайку - ярчайшую жемчужину в короне старой Британской империи. Колумб доказал, что он с равным искусством может плавать вдоль берега или в лабиринте островов, как и вести флотилию, проложив верный курс через просторы открытого океана. Спутники Колумба по этому плаванию с гордостью говорили о его мореходном мастерстве и мужестве, о его внимании к подчиненным и его великодушии по отношению к туземцам.