Глава III. Волынь и Галич

Атрофия политической жизни в старых центрах древней Руси, Киевщине и Черниговщине, привела к распаду земли Русской, отдельные части которой зажили каждая своей, замкнутой в более узких территориальных пределах, жизнью. Процесс распада, дробления совершался неравномерно и достиг крайней степени только в областях, упомянутых выше. В других центростремительные, противодействующие распаду силы сохранили больше значения. Так, на северо-востоке объединение князей-владельцев под старейшинством одного вождя пало лишь со смертью Александра Невского, но и тогда не произошло такого распыления на владельческие атомы, какое видим в Черниговщине: образовался ряд земель, сохранивших известное более сложное единство, как "великия княжения" Рязанское, Ростовское, Ярославское, Тверское, Московское. По существу все это были новообразования, - не только княжения Тверское и Московское, но и остальные, хотя и выросшие на старой основе княжих местных центров: хотя эти центры старые, но они удержались в своем значении, организуя свое господство над землями своими на новых началах, не допустив до крайней степени развиться процессу удельного дробления. Так и на юго-западе (новгородский север оставляю в стороне). И тут крупные единицы, как земли Волынская и Галицкая, своеобразно переживают процесс перехода к тому, что мы считаем новым историческим периодом.

Волынь, как было упомянуто, к середине XII в. становится семейным владением. Изменились отношения между Киевом и Волынью. Если прежде киевские князья постоянно стремились подчинить себе эту землю, то теперь Мстиславичи (старшие Мономашичи) из Волыни добывают Киев, чтобы позднее и вовсе отказаться от этой тенденции, обратив свои интересы с востока на запад. Осев на Волыни и укрепившись в ней, эта семья осваивает ее и дробит на отдельные владения. По ряду 1170 г. двух братьев Изяславичей, Мстислава и Ярополка, собственно княжение Владимиро-Волынское остается детям Мстислава, а за Ярополком и его потомством - земля Луцкая, юго-восточная часть Волыни. Но дальнейшее развитие княжого владения и княжеских отношений в юго-западной Руси протекало уже в сложных условиях созидания галицко-волынской державы и борьбы разноплеменных сил за господство в юго-западной Руси.

Волынь находилась в слишком сложных условиях в силу политико-географического положения своего, чтобы на деле обособиться и замкнуться в своих местных интересах. С одной стороны, на ней долго отражались все перипетии киевской борьбы, с другой - политика соседнего Галицкого княжества. Охватывая Волынь своими владениями с запада и юга, галицкие князья зорко следили, чтобы она не соединилась под одною властью с Киевом, и были особенно заинтересованными врагами планов старших Мономашичей; ослабляя Волынь при каждой возможности, они не раз захватывали южные пограничные области ее в свои руки. Не более спокойной была для Волыни и северная, особенно северо-западная, ее граница. Тут с конца XII в. начинаются литовские набеги, и "бяше беда в земле Володимерьской от воеванья литовского и ятвяжского"¹. Тут соприкасалась Волынская земля с пределами польскими, находясь в постоянных и сложных отношениях к Польше.

¹ (ПСРЛ, т. II, изд. 2-е, 6713 г., стр. 157)

С тех пор как встретились на водоразделе двух правых притоков Вислы, Вепря и Сана, колонизации русская и польская, эти отношения постепенно приобретают особенно существенное значение для южной Руси. Польская колонизация принимает, с тех пор как возникла монархия Пястов, юго-восточное направление. Это направление характерно определяет на ряд веков южнорусскую политику Польши. Оно вызывает первую борьбу польско-русскую в XI в. и постоянное с тех пор вмешательство Польши в волынские и галицкие дела. Волынские князья почти непрерывно стоят в тесных отношениях - то союзных, то враждебных - с Польшей. Поляки, заняв правый берег Вислы, тянулись вверх но Вепрю и Западному Бугу к так называемым червенским городам и среднему Побужью, земле Дорогичинской и Верестейской. Польские князья, и краковские и мазовецкие, в то же время вступали, однако, не только во враждебные поземельные споры с русскими соседями. Вмешиваясь в княжеские отношения, завязывая родственные связи с русскими князьями (отсюда отношения братства между теми и другими, признание их друг друга старейшими, в отца место, или молодшими и т. д.), они приобретают влияние на Руси и в свою очередь вмешивают русских князей в свои внутренние дела и отношения. Польские силы не раз помогают волынским князьям в их борьбе против киевских или галицких князей. Еще в 80-х годах XI в. Владислав-Герман поддерживает Ярополка Изяславича против Всеволода Ярославича киевского, а в 90-х годах Болеслав Кривоустый подымается на помощь Ярославу Святополчичу против Мономаха. Изяслав Мстиславич в борьбе с Юрием Долгоруким и Володимерком галицким ищет союза польских князей, женя сына на сестре Казимира Справедливого и выдав дочь за его брата Мешка Старого. И этот волынско-польский союз держится в течение трех поколений, продолжаясь при Мстиславе Изяславиче и Романе Мстиславиче. Мстислав в неудачные годины уходит "в ляхи", во время борьбы за Киев "снимается с ляхи". Часто обращается к ним за помощью и Роман как в борьбе за Киев, так и в первых же покушениях своих на Галидкое княжество. С другой стороны, те же волынские князья играют немалую роль в польских делах. Сыновья Болеслава Кривоустого в своих раздорах спешат каждый перетянуть русских союзников на свою сторону: младшие братья находят помощь у Мстиславичей, старший, Владислав II, у Всеволода Ольговича, а Роман и Всеволод Мстиславичи в 1191 г. помогают дяде (по тетке), Казимиру Справедливому, в борьбе за Краков с Мешком Старым, опиравшимся на немцев, а в 1195 г. потерпел Роман поражение от Мешка, защищая права сыновей Казимира.

Отношения эти существенны, потому что ярко обрисовывают положение Волыни как земли, которая к концу XII в. наиболее существенными и напряженными интересами вплетена в сложную сеть западных отношений.

Эти польские связи Волыни были проявлением и встречного движения польской силы и польских интересов на юго-восток, к землям Волынской и Галицкой. В представлении польских хронистов, начиная с Винцента Кадлубка (епископ краковский в 1208 - 1218 гг.; ум. в 1223 г.) и позднейших польских историков до нашего времени включительно, отношения эти получили такое освещение, что ложились в основание политических притязаний польских королей на Галицкую и Волынскую земли. Такая точка зрения допускает, по верному замечанию М. С. Грушевского¹ значительный анахронизм. Сложные отношения свойства и союзности сплетали сеть русско-польских междукняжеских отношений особого типа. Тесть для зятя, старший зять для младших братьев жены и т. д. был старейшим, в отца или брата старейшего место и т. д. В галицко-волынской летописи находим упоминание, что венгерский король Гейза называет Изяслава Мстиславича отцом²: странен был бы вывод о ленной зависимости Венгрии от Киева на основании такого текста.

¹ (М. С. Грушевский, История Украини-Руси, т. II, Львов 1905, изд. 2-е, стр. 568)

² (ПСРЛ, т. II, изд. 2-е, 6660 г., стр. 446)

Наибольшую сложность вносило в положение Волыни соседство ее с землей Галицкой. Земля эта, обособившись в эпоху Любецкого съезда¹ в руках особой династии, получила особое значение с тех пор, как объединилась под властью энергичного Володимерка Володаревича. Произошло это в 40-х годах XII в. Объединенная Галичина стала крупной политической силой в южной Руси со своими особыми и сложными международными отношениями. Это единство и это значение сохранила она и при сыне Володимерка, Ярославе Осмомысле (ум. в 1187 г.), который "один худою своею головою ходя удержал всю Галичкую землю" и о котором говорило "Слово о полку Игореве": "Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованном столе, подпер горы Угорскый своими железными пълки, заступив королеви путь, затвори к Дунаю ворота, меча бремены чрезь облакы, суды рядя до Дуная, грозы твоя по землям текут, отворявши Киеву врата, стрелявши с отня злата стола салтана за землями".

¹ (1097 г)

Несомненно, что Галичине посчастливилось в эту эпоху иметь во главе энергичных и ловких политиков, но добытая ей крупная историческая роль не может быть сведена к последствиям личных свойств и личной деятельности Володимерка и Ярослава. Преимущества Галичины как арены для более широкой политической деятельности перед Волынью хорошо понял Роман Мстиславич. Вообще энергичной и даровитой семье старших Мономашичей тесно было на Волыни. "Политику этой династии Мстиславичей, - говорит Грушевский, - можно охарактеризовать одним словом, как неволынскую. Мстиславичи невысоко ценят свои волынские волости и все ищут чего-либо лучшего. Изяслав всю жизнь борется за киевский стол, держа Волынь только в резерве. Так точно и сын его Мстислав духом живет в Киеве, хотя судьба сулила ему только дотянуться золотого киевского стола. Также стремится к Киеву его младший брат, Ярослав луцкий. Ввиду упадка Киева с концом XII в. в следующем поколении только второстепенные князья, как луцкие Ярославичи, интересуются Киевом и по временам занимают его. Старшая линия - Роман и его сын Даниил - уже пренебрегает Киевом и обращает всю свою энергию на то, чтобы добыть Галичину"¹. В ней видят они единственно возможный опорный пункт для возрождения более широких задач и планов княжой политики. Почему? На это отвечает карта, освещенная тогдашними отношениями. Говоря о причинах утраты Киевом его прежнего значения, я упоминал о засорении торговых путей киевских, уклонившихся к западу, на более безопасные пути, через Галицкую землю. Настоящим преемником, хотя получившим и умаленное наследство, по Киеве стал позднее Львов. Усиление именно галицких городов в юго-западной Руси соответствовало постепенному росту их торгового значения и богатства. С другой стороны, галицкая окраина, подпирая своими железными полками Карпатские горы, находилась в самом узле русско-польско-венгерских отношений. Это создавало для нее трудное, но влиятельное международное положение, важное не только в экономическом отношении, но и в политическом. Позднее оно сгубило Галицкую державу, оказавшуюся не в состоянии обосновать свое значение на более широкой территориально-политической базе; но прежде чем дело дошло до катастрофы, Галичина пережила период быстрого расцвета своей силы, влияния и культуры, оставивший свои следы в южнорусской и польской жизни.

¹ (М. С Грушевский, История Украини-Руси, т. II, Львов 1905, изд. 2-е, стр. 394)

Фундамент для этого роста значения Галичины заложен последними представителями старой династии Ростиславичей, Володимерком и Ярославом. Отбив в 1099 г. покушения киевских и волынских Изяславичей на подчинение себе Галицкой земли, сыграв свою роль в ослаблении Мстиславичей, Галичина обеспечивает себя с востока. Западная граница, так как опасность с севера, польская, не была еще тяжкой (поляки заняты внутренними раздорами и волынскими да литовскими отношениям), ставит ее в отношения прежде всего с венграми. Правда, венгерская граница очерчена Карпатским горным кряжем, но венгерская сила с тех же 90-х годов XI в. стремится перелить свое господство за горный кряж. Тенденция венгерской политики к овладению Галичиной, сыгравшая столь крупную роль в истории этой последней, начиная с XI в. и до эпохи польских разделов, вытекала из географической двойственности положения Галичины. Занимая юго-западную часть бассейна Вислы, Галичина втягивалась в район польских экономических и политических интересов, захваченная упомянутым выше движением поляков на юго-восток, вверх по течению правых притоков Вислы. Но, занимая верховья Днестра и Южного Буга, стремясь к распространению своей колонизации и своих владений вниз по этим рекам, Галичина вводилась в иной политико-географический район, южный, непосредственно сливающийся с Дунайской низменностью. Тяга к этим богатым землям жила, неизбежно слабея и из пункта программы обращаясь лишь в мечту и традицию, со времен старого Святослава, через времена Мономаха, который посадил было своих посадников по Дунаю. Навстречу этой вековой русской тяге шла с карпатских склонов валашская (румынская) колонизация (приведшая в XIV в. к основанию Молдавского и Валашского княжеств), а следом за ней тянулась и венгерская политика, в связи с придунайскими интересами Венгрии. Володимерко ищет соглашения и союза с венграми. "Отец твой бяше слеп, - говорил он Гейзе, сыну Велы Слепого, - а яз твоему отцу досыти послужил своим копьем и своими полны, за его обиду и с ляхами ся есмь зань бил"¹. И Бела сперва помогал ему, но в конце 40-х годов XII в. он сближается с киевским Изяславом, женясь на сто сестре. Но эта венгерская опасность парализована упорной борьбой Гейзы с Византией, и туго пришлось Изяславу в борьбе против союза Володимерка с Юрием Долгоруким, а по смерти Гейзы (1161 г.) настала в Венгрии пора внутренних смут при непрерывной почти борьбе с Византией, и Ярославу Осмомыслу удалось поддержать мирные, даже союзные отношения с опасным соседом.

¹ (ПСРЛ, т. II, изд. 2-е, 6660 г, стр. 450)

Таковы внешние условия южной Руси во второй половине XII в. И во внутреннем быту Волыни и Галичины в эту пору сложились отношения, легшие в основу дальнейшего развития. Образование в этих землях прочного и устойчивого княжого семейного владения привело к консолидации и положения княжого боярства, выступающего влиятельным и богатым землевладельческим классом. Позднее Волынь выступает как одна из наиболее аристократичных земель Русской земли. Местное волынское боярство - многочисленный и влиятельный класс крупных землевладельцев. Правда, состав его сильно усложнился к тому времени, для которого мы имеем больше сведений: в этом составе немало княжеских фамилий и семей литовского происхождения. Но основы этого общественного строя должны были сложиться еще в конце киевского периода. В начале XIII в. волынское боярство играет свою политическую роль, вступая в борьбу с княжою властью, пытаясь противопоставить детям Романа князей из черниговских Игоревичей. Но этому боярству, как и самой Волыни, в данную эпоху не было суждено сыграть самостоятельной роли. Только соединение Волыни и Галичины в одно политическое целое сливает боярство этих земель в один мощный класс, выступающий на политическом поприще совместно: "бояре володимерские и галицкие - Вячеслав Володимерский, и Володислав Галицкий и все бояре володимерские и галицкие"¹. Что касается Галичины, то это классическая страна древнерусского боярского аристократизма. Бояре в XIII в. выступают силой, властвующей над населением и часто парализующей княжую власть. В основе их положения лежат, с одной стороны, их значение как неизбежных органов княжого управления, которым князья раздают города, и волости, и села в управление и кормление, их, стало быть, правительственная роль: бояре галицкие ("сатрапы" иностранных источников, "золотые пояса", barones) - слой служилый, должностпой. С другой стороны, их роль в народном хозяйстве галицком - роль крупных землевладельцев-вотчинников (боярские отчины, отечествия, упоминаемые галицко-волыпской летописью). Поставив свое хозяйство на плодородной галицкой почве, эти бояре, повидимому, были, подобно новгородским, участниками в оживленной галицкой торговле, сбывая продукты сельского хозяйства за границу.

¹ (ПСРЛ, т. II, изд 2-е, 6716 г, стр. 726)

Об эту поднявшуюся силу разбивается в конце концов стремление князей сохранить по возможности политическую организацию на более широком основании, сохранить или возродить единство южной Руси как политического целого. Словом, разбивается после недолгого успеха политика Романа Мстиславича и его сына, короля Даниила.