Глава II. Разделение киевской Руси и территориализация всех социально-экономических отношений

Одной из многих крупных научных заслуг патриарха современной исторической науки¹ В. О. Ключевского является выяснение понятия удельного периода русской истории, хронологически объемлющего века XIII - XV. Предыдущий и последующий моменты, лежащие в веках XII и XVI, придают этим последним характер "переходных" эпох.

¹ (Курс читан в 1909 г, еще при жизни Ключевского, умершего в 1911 г)

Распалось под влиянием этого научного шага в познании нашей старины расплывчатое представление об "удельно-вечевой" Руси и открылась научная возможность изучения "удельного средневековья" как особого исторического явления. За последнее время это изучение вышло на новые пути благодаря широкому применению сравнительно-исторического метода в трудах Н. П. Павлова-Сильванского¹. Стало выясняться основное и существенное тождество социального развития в период нашего, русского, и западноевропейского средневековья.

¹ ("Закладничество - патронат", "Записки Имп. русск. археол. общ", т. IX, 1897; "Иммунитет в удельной Руси", "ЖМНПр", 1900, № 12; "Феодальные отношения в удельной Руси", "ЖМНПр.", 1901, № 6 и 1902, № 1; "Новое объяснение закладничества", там же, 1905, № 6; "Феодализм в древней Руси", Спб. 1907)

Но во всей этой конструкции, во всем этом научном движении сохранилась одна своеобразная черта, ставящая новые исторические воззрения В. О. Ключевского и Н. П. Павлова-Сильванского - при всем их различии (В. О. Ключевский противник отождествления социологических основ русского и западноевропейского исторического процессов, на котором настаивает Сильванский) - в связь друг с другом, а также с воззрениями классической школы русской историографии с воззрениями С. М. Соловьева. Разумею представление о тесной связи, какая отмечается между складом удельного быта русского и особенностями народной жизни северо-восточной, суздальской, Руси. В. О. Ключевский посвятил в своем курсе русской истории ряд блестящих страниц изложению тех специальных условий в жизни русского северо-востока, которыми, по его мнению, объясняется возникновение удельного порядка. Порядок этот во всех существенных чертах своих является у Ключевского следствием русской колонизации верхнего Поволжья¹.

¹ (В. О Ключевский, Курс русской истории, т. I, лекции XVI - XVIII)

Для В. О. Ключевского удельный порядок - одно из специфических явлений не только русской, но, теснее, великорусской исторической жизни. Для Н. П. Павлова-Сильванского - это один из вариантов процесса феодализации всех политических и социальных отношений, который имеет всемирноисторическое, общее значение как процесс, переживавшийся всеми народами на определенной ступени их исторического развития. И тем не менее, в силу общего направления работ Н. П. Павлова-Сильванского, он этот русский удельный феодализм изучает, подобно В. О. Ключевскому, исключительно на великорусском северо-востоке, связывая, например, "начало вотчинного порядка, появление князей-вотчинников, начало землевладельческой оседлости князей и дружин" с именем Андрея Воголюбского, с фактом разорения Киева его войсками в 1169 г., с так называемым "торжеством северо-восточной Руси" над Русью южной, киевской, и повторяет в этом отношении точку зрения С. М. Соловьева и В. О Ключевского, отождествлявшую понятия удельная Русь и Русь северо-восточная, Русь ростово-суздальская¹.

¹ (Н. П. Павлов-Сильванский, Феодализм в древней Руси, Спб. 1907, стр. 36 и сл.)

Этим, несомненно, сужается, и сужается несправедливо, значение широкого и глубоко ценного воззрения, установленного Н. П. Сильванским на удельный строй. Весь склад отношений "русского феодализма" вырос на почве древнерусской исторической жизни и не мог составлять самобытной особенности лишь северо-восточного угла территории, занятой восточным славянством. Бели представление об удельном строе как глубоко важном социологическом явлении, в основе тождественном со строем феодальным, верно, то это общеисторическое явление должно быть общерусским и не менее свойственным Руси юго-западной, чем северо-восточной.

Понятие "удела" вводит нас в некоторое понимание основных черт эпохи, составляющей переход от древнего киевского периода к новым явлениям исторической жизни в XIII - XIV вв. Изменение всей основы экономического быта древней Руси, выдвинувшее на первый план в древнерусском народном хозяйстве усиленную эксплоатацию почвенных и лесных богатств - земледелие и лесные промыслы - при полном упадке торговли и городского быта, привело к тому, что можно назвать территориализацией всех социально-политических отношений. Поземельные отношения стали основой всего социально-политического строя. Землевладение - источник политической и социальной силы. Явление это сказалось в том, что отдельные княжие семьи оседают на частях Русской земли, осваивая их в свое обособленное владение и овладевая ими крепче не только политически, но и хозяйственно. Княжение обращается в семейную вотчину не только в смысле политического владения по семейно-вотчинному порядку, но и как полная собственность, которой князья и распоряжаются и управляют как вотчинники-хозяева.

Но водворение удельного владения в древнерусском политическом быту было результатом весьма сложного процесса, развивавшегося постепенно и не вполне одинаково в разных областях русских. Главных сторон этого процесса две: с одной стороны, идет обособление отдельных княжих владений из связи с более сложными территориально-политическими комплексами; с другой - перестройка всех отношений внутри княжений по типу удельно-вотчинного, землевладельческого воззрения на отношение князя к территории и населению княжества.

Разделение исторического процесса, живого и непрерывного, на периоды всегда искусственно. Разложение древней Руси, во главе которой долго стоял Киев, развитие вотчинного воззрения на княжение постепенно нарастали в течение всего киевского периода, и только их полное торжество, полное осуществление в явлениях XIII в. создает представление "перелома" между двумя историческими эпохами.

Ведь разложение киевской Руси на ряд обособленных владений началось при Ярославе Мудром, когда он "воздвиг" отчину Рогнеде и ее сыну Изяславу: Полоцкая земля осталась владением Рогволожих внуков. Черниговщина укрепляется за Святославичами, как только в 90-х годах XI в. Мономаху пришлось уступить Олегу Святославичу, отказавшись от притязаний на Чернигов. Во второй четверти XII в. из Черниговщины (1127 г.) выделились навсегда владения Муромо-Рязанские, распавшиеся в 60-х годах на Муромское и Рязанское княжения.

В 90-х годах XI в. обособилась и Галичина в руках особой династии Ростиславичей, а Волынь к середине XII в. - гнездо семьи старших Мономашичей, разделенное с 1170 г. на княжения Луцкое и Владимирское. Смоленск со второй четверти XII в. - обособленное владение Ростиславовой линии старших Мономашичей.

Правда, все это еще не настоящие "уделы": процесс водворения вотчинных порядков совершился позднее, когда в бурях XIII в. завершилось падение значения городского быта и политического значения городских общин. Но помянутое политическое дробление Руси составляло его необходимую предпосылку. Присмотримся несколько ближе к судьбам собственно южной Руси, к тому состоянию, в каком она вступает в наш исторический период.

Своеобразно сложились судьбы собственно Киевской земли, т. е. той населенной потомками древних полян и древлян территории, которая стояла в непосредственной зависимости от князей, княживших в Киеве, и считалась "русской" землей по преимуществу, в специальном и тесном значении этого слова. Бели и в ней, особенно в ее боярских и купеческих кругах, пробудилось стремление к обособлению под властью своей местной княжеской династии (старших Мономашичей, линии Мстислава Владимировича), то его осуществлению стала поперек дороги живучесть традиций киевского старейшинства, толкавших каждого князя, овладевшего Киевом, по пути стремления к гегемонии над другими князьями, к общерусской власти. Водворение одной определенной династии княжеской в Киеве поставило бы поэтому ее выше других княжеских линий, дало бы пищу и опору ее стремлениям к господству над ними. И князья, утвердившиеся в особых землях-княжениях, - суздальские, черниговские - ревниво следят за тем, чтобы не осуществились планы старших Мономашичей на Киев, разбивают их при первой возможности двумя способами: либо захватывая его в свои руки, либо дробя "русскую" землю на мелкие владения, требуя себе части в ней, отнимая у киевского князя территориальную основу его силы и значения. Иметь хоть мелкую, лишенную реального значения "часть" в земле Киевской становится, по выражению М. С. Грушевского, вопросом чести для князей, но также, надо добавить, и моментом их реальной политики, направленной систематически на ослабление силы и значения киевского князя. Раздробленная и ослабленная Киевщина теряет свое центральное, руководящее значение. Объяснение этому явлению находим в том, что интересы отдельных земель и стоящих во главе их князей теперь направлены в иную сторону. Защита южной Руси, борьба со степными кочевниками перестала считаться задачей общерусского значения. И певец "Олова о полку Игореве" тщетно взывал к Всеволоду суздальскому, к Ростиславичам смоленским, к галицкому Ярославу, к Роману волынскому, к Ярославичам луцким - он сам знает, что они поглощены другими делами: в Поволжье - колонизацией финского севера, борьбой с болгарами, на западе - отношениями с Венгрией, Польшей, литовцами, и не придут биться "за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святославича".

Так основные силы земли Русской уже в 80-х годах XII в. отвернулись от борьбы со степью, от защиты южных границ. Открыт доступ напору половецкому на южнорусские земли. Южная Киевщина, так называемые Поросье, Переяславщина, Посемье, южная Черниговщина, подвергается систематическому разорению. Южные князья уже не в силах переходить в наступление. Последнее десятилетие XII в. сводит их борьбу с половцами к обороне границ; целыми месяцами стерегут они с войском Русскую землю, изнуренные мелкой, почти непрерывной борьбой. В таких условиях происходит закат политической жизни граничащей со степью области Русской земли.

И сильных князей не тянет в Киев. Если они вступают в борьбу за него, то лишь для того, чтобы никто из соперников там не утвердился, не поднял там своего значения. Андрей Боголюбский подал пример, предоставляя Киев младшим князьям и требуя от них лишь послушания во всем, чем могли быть задеты его интересы. Так же действует Всеволод Юрьевич суздальский. Так действует и галицкий Роман, сажая, например, в Киеве мелкого князя Ингваря Ярославича - из луцких князей: позднейший свод называет его "наместником Романа", а в начале 1203 г. соперник Романа, Рюрик Ростиславич смоленский, с Ольговичами черниговскими и наемными половцами подвергает Киев разгрому, еще более тяжкому, нем испытанный матерью городов русских от войск Андрея Боголюбского в 1169 г.

Это знаменательный момент в истории южной Руси. Киевщина в годину упадка остается последней связью между северо-восточной и юго-западной Русью. Тут скрещиваются политические интересы и влияния Суздалыцины и Галичины. Северные князья неохотно видят, как Киев обращается в окраинный форпост сильного южного княжества, как галицкий Роман, беря в свои руки оборону юга от половцев, обращает киевских князей в своих подручников. Таким ведь стал и Рюрик, ценою покорности купивший временное соглашение с Романом, пока новый разрыв не навлек на него тяжкой кары - насильного пострижения. И на этот раз Роману пришлось вступить в компромисс с суздальским Всеволодом - они сообща сажают в Киеве князя (Ростислава Рюриковича), держат южную окраину под общей опекой.

По смерти Романа (1205 г.) судьба Киева временно определяется соглашением смоленских Мономашичей с Ольговичами черниговскими: за согласие Всеволода суздальского на это соглашение пришлось ему уступить Переяславль Южный. Но этот компромисс 1210 г. - последняя вспышка суздальского влияния на юге. Со смертью Всеволода в 1212 г. оно обрывается. Мелкие по значению смуты 20-х и 30-х годов XIII в., бурно прорезанные калкской катастрофой, это - агония умиравшего киевского политического быта. Татарское нашествие 1240 г. застает тут Дмитра, воеводу князя Даниила галицкого. После татарского разорения сидит недолго Михаил черниговский, а в 1246 г. - находим в нем боярина Дмитра Ейковича, которым, по словам галицкой летописи, обдержал Киев князь Ярослав. Какой? Грушевский думает, что Ярослав Всеволодович суздальский¹. Это возможно как следствие подтверждения Батыем не только его владений, но и его старейшинства во всех князьях русских², как и за Александром Ярославичем хан признал "Киев и всю Русскую землю"³. Но это отношение Александра Невского к Киеву было только номинальным. Течение исторической жизни русской уже раскололось на два русла. И окончательным упадком Киевщины определяется момент полного разрыва политической связи между северо-восточной и юго-западной Русью. А этому упадку, постепенно и уже в сильной степени развившемуся ранее, последний толчок дают последствия нашествия татар.

¹ (М. С. Грушевский, История Украини-Руси, т. II, Львов 1905, изд. 2-е, стр. 253)

² (Лавр., под 1243 г, стр. 447)

³ (Там же, стр. 448)

В 1239 г. войска Батыя, разорившие северо-восточную Русь, появляются из половецких степей в пределах южнорусских. Один татарский отряд сжег и разграбил Переяславль, другой - разгромил силу Михаила Глебовича черниговского, сжег его город. В 40-м году пришел черед Киева. Князья бежали в Венгрию, в Польшу. Войска Батыя прошли Волынь и Галичину, разоряя города; но Колодяжна, Кременец, Данилов уцелели. Батый спешил на запад: его главною целью была Венгрия. Татарские отряды опустошили Польшу, Силезию, Моравию и опять соединились с главною силою в Венгрии. Венгерская армия была уничтожена при реке Солоной, отряды татарские проникли в сербские и болгарские области. Батый пробыл в Венгрии около года, принимая меры к утверждению тут своей власти. Дело шло, несомненно, не о набеге, а о завоевании. Но известие о смерти верховного хана Угедея заставило его поспешить обратно на восток. Весною 1242 г. орда Батыева проходит обратно через Галичину, Волынь и Киевщину в восточные степи, чтобы осесть в нижнем Поволжье. Плано-Карпини, посетивший Орду в 1246 г., сообщает, что Вату с главной ордой кочевал на Волге, его зять - на Дону, а в левобережном Приднепровье - второй сын Джагатая, Маучи (Могучий летописи), на запад от Днепра - Куремса¹.

¹ (Иоанн де Плано-Карпини, История монголов, перев. Л. И. Малеина, Спб 1911, стр. 48 и сл.)

Близкое соседство этих орд завершило атрофию политической и культурной жизни на южной окраине Руси.

Русским князьям пришлось признать власть хана. Ярослав суздальский, Михаил черниговский к другие, а за ними под угрозой, что иной князь получит ярлык на его княжение, и Даниил галицкий явились в Орду бить челом хану.

Этих отношений еще придется коснуться, но пока сосредоточим внимание на судьбе ближайших к татарам земель.

Относительно части этих земель имеем любопытные указания, что они вовсе отпали от княжеской власти и оказались под непосредственной властью татар. Западная часть старой Киевщины, пограничная территория между землями Киевской - с одной, Волынью и Галичиной, с другой стороны, выступает в этих известиях под названием земли Болоховской. Пленив ее, татары оставили население в покое, "да им орють пшеницу и просо", и это население в рассказах галицко-волынской летописи получает наименование "татарских людей". На них князь Даниил галицкий, стремившийся собрать южную Русь под своей властью, держал большую вражду, "яко от татар большую надежду имеяху". Эти "городы седящие за татары" самостоятельно сопротивляются политике Даниила при ничтожной поддержке Куремсы, которого Даниил не страшился, и даже, "поемше (по принуждению) тиуна; при первой возможности не дают ему тиунить. Даниил и сын его Шварн даже литовцев зовут на помощь, чтобы сладить с этими "татарскими людьми", отвергавшими княжую власть. Недостаток известий не дает возможности ближе и глубже присмотреться к этому любопытному явлению, к внутреннему строю таких городов и земель. Летопись упоминает о "болоховских князьях" без личных имен, всегда во множественном числе. Нет никакого основания причислять их к Рюриковичам. И в то же время польский король говорит про них Даниилу: "не суть вой твои, но суть особнии князи"¹. Историки южной Руси готовы признать их старейшинами местных общин, князьями в смысле не княжеско-дружинного строя, а "в значении преддружинном", вроде древнейших князей земли Древлянской, о которых упоминает летопись в рассказе о мести Ольги древлянам.

¹ (ПСРЛ, т. II, изд. 2-е, 6749 г., стр. 180)

Отметим, что и в 80-х годах XIII в. татарская граница идет, по галицко-волынской летописи, непосредственно за волынской, по реке Горыни. Какова же была судьба Киевщины, Переяславщины - земель, лежавших к востоку от этой границы? Что сталось с Северщиной, с Черниговщиной?

Долго длились и теперь не вполне заглохшие споры о степени разорения южной Украины. Бедность известий о среднем Поднепровье в XIII в. привела к предположению, что оно вполне обезлюдело, обратилось в сплошной пустырь, лишенный населения, и лишь позднее началась заново колонизация этих земель с запада. И на фоне такого представления о судьбе южнорусских земель разыгрался националистический спор между великорусскими и украинскими учеными. Первые - от Погодина до Соболевского - доказывали, что население ушло из Киевщины на север, что оно и в древности было этнографически и диалектологически ближе к великороссам, в состав которых его и ввело переселенческое движение на северо-восток. Украинцы - от Максимовича до Грушевского - опровергают такое массовое переселение, доказывая непрерывность украинской национальной жизни на украинской территории.

Спор этот побудил его участников к тщательному пересмотру известий о судьбах южнорусских городов и областей после татарского нашествия. Хороший обзор научных данных можно найти в статье М. Ф. Владимирского-Буданова "Население юго-западной России от половины XIII до половины XV в."¹. Они ведут к решительному отрицанию картины полного разорения и обезлюдения южной Руси.

¹ ("Архив юго-западной России", ч VII, т. I)

Посетивший Киев через пять лет после татарского разорения Плано-Карпини упоминает в нем тысяцкого и бояр, купцов из Польши и Бреславля, левантских купцов - итальянцев и французов - из торговых колоний в Константинополе, и М. С. Грушевский справедливо полагает, что чем-нибудь они торговали - не пеплом же с татарских пожарищ. И Переяславль упоминается в поездке Даниила в 1245 г. в Орду¹.

¹ (Иоанн де Плано-Карпини, История монголов, Спб 1911, стр. 62)

Но что у них творилось? Киев видим под номинальной властью северных князей. Даниил, получая ярлык на Галицкое княжение, и не просит себе Киева. Суздальский наместник мало заменяет Киеву князя. Видим у того же Плано-Карпини непосредственные сношения киевских городских властей с татарами. К хану едет киевский сотский с товарищами...¹ Суздальская власть не могла дорожить Киевом. Татарская сила сузила размах ее политического влияния, замкнула северных князей надолго в северо-восточной Руси, в местных ее интересах. Известий о князьях киевских за XIII в. почти не имеем, только синодики дают нам упоминание о Владимире Ивановиче киевском из мелких путивльских князей, да Андрее овручском, да позднее о каком-то Федоре рядом с татарским баскаком. О последнем Грушевский замечает: "Может быть, это был татарский подручник только для самого Киева, кто знает, был ли он князем по происхождению, а не простым татарским наместником". Вспомним, что татары боярину Федору, замученному в Орде вместе с князем Михаилом черниговским, предлагали княжение последнего, если он уступит их требованиям.

¹ (Там же, стр. 61)

Эти случайные князьки не играют роли в истории южной Руси, и упоминания о них не дают представления о непрерывном сохранении княжой власти старого типа в Киеве. Отливает от Киева и старое боярство. Ряд известий говорит нам об эмиграции социальных верхов южнорусских на север. Старая княжеско-дружинная организация, несомненно, разрушена. Киевщина на время стоит вне основных течений политической жизни южной Руси. Но значит ли это, что тут вполне оборвалась и традиция старого социального строя, как, повидимому, думает, например, Грушевский? Нет, как только Киевщина снова несколько яснее обрисовывается перед нами в известиях той уже поры, когда в ней утвердилось литовское владычество, первое, что видим, - гнездо киевского боярства. Уставные грамоты XV и XVI вв. признают за боярами древнерусских земель привилегию управления волостями своей земли. В том числе: "а волости киевские кияном держати, а иному никому; а городки киевские в нашей воли, киянам будем давати, кому ся будет годити". Или: "а городки и волости киевские кияном держати, а никому иному: будем их давати, кому ся будет годити"¹. Это боярство нет основания считать новоприбылым; само оно считало свое положение наследием времен "русских князей"², и надо признать, что "полной эмиграции боярства, конечно, не было и в Киевщине, на что указывает численный слой мелкого боярства в киевском Полесье, начало которого выходит за пределы времен литовских и которое должно было заключать в себе немало дотатарских боярских родов, обратившихся в простой владельческий слой во времена татарские"³. Уцелев на своем землевладельческом корню, киевские бояре выступают как местная политико-административная сила в составе Литовско-Русского государства, сохраняя традицию старого княжеско-дружинного строя, получившего новую форму и основу в политическом значении землевладения. (По аналогии с ними, думается, следует понять и болоховских князей, попавших в "князья" путем поручения им заведывания населением Болоховской земли от имени хана.)

¹ (Привилеи 1507 и 1529 гг.)

² ("Архив юго-западной России", ч IV, т. I, стр. 167,175, 194)

³ (М. С. Грушевский, История Украини-Руси, т. III, Львов 1905, стр. 189)

Еще меньше, чем про Киевщину, знаем про Переяславщину. Когда Даниил ехал в Орду (1245 г.), то в Переяславле его встретили татары. Видно, и Переяславль был под более непосредственной властью татар, чем другие русские княжения. Но Любецкий синодик упоминает и тут рядом с мелкими путивльскими князьями Ивана Дмитриевича переяславского. Можно в нем видеть мелкого князька, татарского подручника.

Яснее судьбы Черниговщины. Князья Ольговичи тут уцелели многочисленным и все размножавшимся гнездом, дробя земли на мелкие волости. Пало единство Черниговщины, пала гегемония Чернигова, хотя Любецкий синодик и титулует князей, сидевших в нем, великими. Как более крупная единица выступает в XIII в. Брянское княжество, однако захваченное в начале XIV в. смоленскими князьями. Во второй половине XIII в. Черниговщина дробится на ряд мелких княжений, обособленных во владении отдельных княжих семей: Новгород-Северское, Трубчевское, Глуховское, Путивльское, Курское, Липовецкое. А земля вятичей, бывшая долго в особо тесной связи с Черниговом как волость старшего черниговского князя, оторвана от него в потомстве Михаила Всеволодовича и дробится в его потомстве на княжества Козельское, Мосальское, Волховское, Звенигородское, Елецкое, Новосильское, Велевское, Одоевское, Воротынское, То русское, Мезецкое, Ворятинское, Конинское, Мышецкое (Мьппега), Волконское, Оболенское.

Эти мелкие княжества, истая родина будущих княжат, бояр титулованных, в миниатюре воспроизводят прежний княжеско-дружинный строй, однако принципиально его перерабатывая на новом основании, сводя его из области политического строя в удельно-вотчинный быт князя-землевладельца. Измельчание княжений и упадок городского быта, перенос центра тяжести экономического интереса с торговли на элементарное земледельческое хозяйство, падение силы городских общин, упадок связи мелких княжений в более обширных территориально-политических системах - все это привело к новому укладу быта. Управление мелких княжеств все больше теряло свой публично-правовой характер, обращалось в управление вотчиной князя-землевладельца и его военных слуг - землевладельцев-бояр. Сперва под татарской властью, потом под властью великих князей литовских (как в северо-восточной Руси московских) эти князья-вотчинники и бояре-землевладельцы стали опорой и орудием нового управления, новой государственности, усиливая в то же время свое и социальное и экономическое господство над массой населения как класс привилегированных землевладельцев (феодалов), сохранивший в руках своих и элементы политического властвования.