Глава 4 Официальные документы о социальных и экономических отношениях в Сельджукском государстве XII века

Социальный состав городского населения Ирана

Для всестороннего освещения вопроса о социальном составе городского населения XI-ХII вв. у нас еще слишком мало фактических данных. На настоящем этапе изучения можно говорить лишь об уточнении отдельных сторон этого вопроса.

Для изучения жизни города, его экономики и социального состава городского населения немалое значение имеют документальные источники. В этом отношении весьма интересными представляются материалы сельджукских официальных документов. В указах о назначении на гражданские, военные и другие должности перечисляются различные социальные группы населения городов северо-восточного Ирана и Средней Азии, характерные для первой половины ХII в.

По данным источника, как мы видели, правителями провинций в государстве Санджара (также и во многих других сельджукских султанатах) в основном назначались сельджукские малики и крупные военачальники - сипахсалары или исфахсалары, как правило, вышедшие из рядов мамлюков (военных рабов). Касаясь статуса мамлюка в Сельджукском государстве, Лэмбтон отмечает, что мамлюк по социальному положению первоначально не был равен свободнорожденному малику, однако его положение не считалось позорным, и он мог достигнуть и достигал самого высокого положения в государстве /143, с. 372/.

Получая в качестве икта от верховного правителя целые области, вали интересовались в первую очередь экономическими ресурсами города. Они почти не занимались конкретными вопросами городской жизни, которые возлагались на раисов и городскую администрацию. Раис подчинялся центральному правительству и лишь номинально зависел от вали. В указах подчеркивается, что в город он направлен правительством, а вали и его подчиненные должны ему оказывать содействие. Разветвленный городской аппарат власти, набиравшийся из представителей городской верхушки, отстаивал интересы военно-феодального государства.

В указах "Атабат ал-катаба" наряду с крупными городскими чиновниками названы средние и мелкие служащие: хидматкаран, кардаран, му‛тамидан, мутаваллийан, мутасаррифан, гумаштаган, му‛табиран-и диван, сикат-и диван и т.д. /44, с. 8, 17, 20, 21, 26, 27, 30/. Эти служащие, приписанные к различным ведомствам (диванам), непосредственно участвовали в организации городской жизни и представляли собой вместе с другими группами жителей средний слой городского населения.

Из материалов "Атабат ал-катаба" видна роль судей и факихов в социальной жизни городов Хорасана. Все указы, которыми центральный диван назначал блюстителей шариатского закона - кади - в городах Нишапур, Нукан, Тус, Гулпайеган, Астрабад /44, с. 9, 32, 45, 50/, говорят о том, что к этому периоду должность кади в городах региона была наследственной и правительство при назначении судей отдавало предпочтение тем, чей род уже прославился на данном поприще /44, с. 45, 50, 64/. Громкие титулы, материальные преимущества и всякого рода вознаграждения (ин‛амы), жалуемые представителям суда, - лишнее доказательство того, что эта группа городского населения служила опорой феодального государства и находилась в полной зависимости от правителей.

В городах размещались особняки (касры) крупных иктадаров (мукта), мулкдаров, крупных чиновников и купцов, которые наряду с военной аристократией (в документах гозидеген-и хашам, асхаб-и шамшир, му‛табиран-и мутаджаннаде) и административной верхушкой составляли могущественную, правящую элиту города. По своему экономическому и общественному положению представители этой группы стояли на разных ступенях социальной лестницы, что зависело от их положения при дворе, военного обеспечения, способов эксплуатации податного населения и даже возможностей насильственного отчуждения (в источнике: та‛адди, та‛арруз, таджавуз, ‛удван и др.) чужого имущества.

Отдельный слой городского населения составляли улемы, адибы, мударрисы. Они иногда пополняли кадры административного аппарата, имели определенное влияние на городские массы. Это была своего рода городская интеллигенция, определявшая интеллектуальный климат в городе.

С. Сабари полагает, что высокий авторитет улемов обусловливался религиозным характером государства и общества того времени, ибо улемы считали себя ответственными за состояние религии в обществе. А поскольку ислам не видит различия между религиозной, политической и социальной сферами, то роль улемов была значительной и в общественной жизни /154, с. 14/. Лэмбтон особенно выделяет их роль в период, когда в восточных областях Аббасидского халифата начали появляться полунезависимые государства и отношения между халифом и местными владетелями стали строиться на основе независимости местного правления и авторитета религии. С одной стороны, у этих правителей появилась нужда в сохранении ислама, а с другой - понимание того, что прочность светской власти зависела от поддержки религии. С установлением новых отношений между халифатом и султанатом при Великих Сельджукидах, отмечает Лэмбтон, возросло значение улемов, которые стали играть ключевую роль при новой ситуации /148, с. 277-278/.

В подавляющем большинстве сельджукских документов упоминаются имамы (аимма) и шейхи (машайих). Вероятно, к имамам здесь относятся известные религиозные деятели, главы или видные последователи религиозных школ, а также предстоятели на молитвах в мечетях. А шейхами названы, очевидно, предводители племен, главы дервишских орденов и, кроме того, лица, пользующиеся авторитетом у населения (например, известные врачи, аптекари, искусные ювелиры и т.п.).

Рассматривая традиционную концепцию элиты и массы в мусульманстве (хасса и амма), В. В. Наумкин отмечает, что "в исламе с самого начала была заложена идея неравенства между людьми" /105, с. 40-50/.

Саййиды составляли особую группу горожан и имели ряд привилегий. Наряду, например, с налоговым они пользовались и судебным иммунитетом /67, с. 334/. Саййиды входили в своего рода религиозно-родовые объединения, во главе которых стояли накибы, утверждаемые правительством. В документах канцелярии султана Санджара есть указ, которым саййид эмир Муртаза Джамал ад-Дин Абу-л-Хасан ал-Алави от имени "высочайшего государева маджлиса" назначается накибом саййидов Гургана, Дехистана, Астрабада и местностей, которые примыкают к этим городам. В указе, в частности, говорится: "И эту должность, которая по праву наследования от саййида к саййиду... досталась Джамал ад-Дину, /мы/ пожаловали ему... дабы он должным образом принялся за /выполнение/ условий... и закладывал фундамент уважения к каждому из саййидов, в соответствии с ученостью и воздержанием каждого. И обеспечивал бы их довольствие и содержание из установленных сумм и поддерживал бы благочестивых... и укрощал и наказывал бы зловредных" /44, с. 63/.

Та часть населения городов и областей Ирана, которая пополняла постоянное войско, являлась резервом различных армейских частей (афвадж) сельджукской армии и дружин крупных феодалов, в источнике названа мутаджаннаде, ахл-и силах, ахл ас-сайф, риджал ас-сайф, мард-и шамшир. Как отмечал Мухаммад ар-Раванди, представители этих групп "добывали себе пропитание мечом" /20, с. 186/. Видимо, они были активными участниками сепаратистских выступлений крупных феодалов. С. Г. Агаджанов считает, что термин "исфахсаларийе" обозначает род войск, который "состоял из отрядов, которые подчинялись крупным военачальникам, носившим звание исфахсаларов" /53, с. 239/.

Составленные в султанской канцелярии официальные документы не содержат почти никакой информации о ремесленниках и мелких торговцах. Редки в указах упоминания о некоторых странствующих торговцах, обозначенных термином "сабеле" /44, с. 19/. С ремеслом связаны упоминания, например, таких построек, как масджид-и заргаран и рибат-и рисман фурушан /44, с. 37/. Можно предположить, что часть ремесленников (арбаб-и хираф) непосредственно участвовала в сбыте продуктов собственного труда. Численный состав и профессиональная подготовка этой части жителей города в значительной степени определяли его экономический потенциал.

В указах неоднократно упоминается тот слой городского общества, который мог быть и бывал оппозиционным по отношению к городской верхушке и господствующему классу вообще. Согласно указу о назначении шихне Джувайна, эмиру сипахсалару Сайф ад-Дину Юрюн-Кушу предписывалось вести борьбу против всякого рода вредных элементов, в особенности против "того сборища, которое под именем и по правилам ‛аййаров бродит по горам... доставляет мусульманам беспокойство и ущерб. Удаление сущности зловредства, /причиняемого жителям/ того вилайата, /Сайф ад-Дин должен/ считать важнейшим делом, а притеснение и наказание каждого, кто покровительствовал бы... /сборищу/, кем бы он ни был, - необходимым и обязательным" /44, с. 61/.

Из этого фрагмента следует, что сельджукские власти враждебно относились к ‛аййарам, этой социальной группе, состав которой был крайне неоднородным. Однако К. Каэн допускает возможность использования аййаров в качестве "полицейских" и карательных сил в городе /134, с. 21-31/. Приведенный нами отрывок текста и свидетельства средневековых историков, в частности Мухаммада ар-Раванди, Ибн ал-Асире /23, т. 9, с. 92/, говорят о том, что сельджукская администрация принимала самые энергичные меры против аййаров, деятельность которых в этот период в определенной мере проходила за пределами города /44, с. 61/.

Несомненно, что аййары в ХII столетии (как и в более ранний период) в своих действиях руководствовались своего рода уставом чести (джаванмарди, марданаги), по-разному относясь к определенной части зажиточного городского населения и к рядовым горожанам. Последние хотели видеть в аййарах своих защитников от притеснений господствующего класса. Аййары в городе пользовались популярностью "благородных грабителей" и "защитников слабых" и имели большое моральное воздействие на городские низы /74, с. 212/.

Тем не менее аййарами наряду с популярными "удальцами" назывались и профессиональные воры, деклассированные элементы. Об этом свидетельствует сочинение ал-Арраджаии "Самак-и ‛аййар" /38, т. 1, с. 5/, в котором наряду с подвигами героя книги Самака показаны различные методы и способы разбоев и грабежей. С. Г. Агаджанов допускает возможность присоединения к аййарам части феодальных авантюристов, преследовавших свои корыстные цели /54, с. 114/. О. Г. Большаков также считает социальный состав аййаров крайне неоднородным (подробнее о них см. /67, с. 340-346; 130, с. 161-171.; 42; 45а; 154, с. 77-100/). Видимо, в этот период аййары начали частично утрачивать былую славу "защитников слабых".

В большинстве указов сборника мы встречаем длинный перечень так называемых смутьянов (мутамарридан), бунтарей (ахл-и фитне), злоумышленников (муфсидан), подонков (аубаш), злодеев (шариран) /44, с. 15, 19, 28, 43/ и других "одиозных элементов", вызывавших к себе крайне негативное отношение правящей прослойки. В документах содержатся указания должностным лицам решительно бороться против всякого рода "насильников", "нечестивцев", действия которых нарушают "спокойствие и безопасность подданных" /44, с. 49, 79/.

В уже неоднократно упоминавшемся указе о назначении правителя и шихне Балха (внука известного балхского владетеля Имад ад-Дина Кумаджа) великому исфахсалару Имад ад-Даула предписывается: "... дабы он наказал и укротил злоумышленников и мятежников и согнал их с мест пребывания, и в каждый край, который является прибежищем бунта и разбоя, назначил доверенных надзирателей, дабы то, что станет им известно, они сообщили наибам провинциального дивана (диван-и айалат), а те /в свою очередь/ с полной отдачей и усердием занялись бы уничтожением сущности того изъяна" /44, с. 79/.

Без всякого сомнения, здесь речь идет о тех жителях городов, которые являлись социально опасными элементами для феодального государства. Именно эти горожане принимали активное участие в социальных движениях, городских восстаниях, примыкали (совместно с некоторой частью аййаров) к сепаратистским выступлениям крупных феодалов, которыми достаточно был насыщен ХII в.

Очевидно, ощущая угрозу выступления городских раийатов против феодальных институтов, правительство в своих указах призывало высшие городские сословия поддерживать и оказывать содействие назначенному в город чиновнику. Вместе с тем необходимо отметить, что выступления бунтарей не всегда могут быть отнесены к разряду антифеодальных движений. В некоторых случаях эти мятежи, вызванные произволом правителей и их чиновников (что достаточно определенно показано в сочинении ар-Раванди), были направлены против "плохих правителей".

Таким образом, в грамотах прослеживается задача - поддерживать прочность феодального государства, при этом демагогически заявляется о заботе в отношении благоденствия простых граждан.

В городах Сельджукской империи со времени правления султана Малик-шаха усилилась социальная напряженность, вызванная активизацией движения исмаилитов и обострением религиозной борьбы. В коллекции документов Эв-оглы Хайдар-бега содержатся записка (рук‛а) султана Малик-шаха исмаилитскому проповеднику Хасану ибн Саббаху и ответ последнего Сельджукиду /46, с. 29-38/. В записке султан предупреждает исмаилитского да‛и, что если тот не откажется от своей деятельности, то он снарядит войско и сровняет с землей его твердыню - Аламут, даже если она окажется одним из "небесных созвездий"^* /46, с. 30/. Султан приказывает Хасану ибн Саббаху прекратить борьбу против аббасидских халифов и не настраивать мусульман против истинной религии.

^* (З. М. Буниятов иначе переводит это место записки /II, с. 200/.)

В своем пространном ответном письме Хасан ибн Саббах обвиняет Аббасидов в многочисленных преступлениях против рода Мухаммада, мусульманской общины, исламской морали и призывает Малик-шаха не прислушиваться к советам везира Низам ал-Мулка (злейшего врага исмаилитов), а самому разобраться в тех обвинениях, которые он, Хасан ибн Саббах, выдвигает против Аббасидов /46, с. 32-36/.

Материалы письма предводителя исмаилитов Малик-шаху представляют собой ценность для уточнения отдельных исторических фактов, социальной и политической позиции противоборствующих сторон и того значения исмаилитской пропаганды и той социальной среды, на которую опиралось исмаилитское движение в самом начале своего возникновения в Иране и Сирии.

Борьба между сельджукскими властями и исмаилитами усилилась в период правления сыновей Малик-шаха - Беркийарука и особенно Мухаммада. Последний неоднократно осаждал исмаилитские крепости, но в целом значительных успехов в борьбе с исмаилитами не добился. Во времена Санджара исмаилитское движение усилилось. Халиф обвинил Санджара в непоследовательной борьбе против исмаилитов. В письме Санджара на имя везира аббасидского халифа (написано в 527/1132-33 г.х.) султан, пытаясь оправдаться перед Аббасидом, сообщает, что исмаилитам представлен аман с тем условием, что они не будут селиться в городах, не будут совершать беспорядки на дорогах и переправах; кроме того, продолжал султан, так как исмаилиты до этого сильно устрашили мусульман, возникла ситуация, что в любое время люди, которые проживают вблизи от их мест обитания, сбегут к ним, примут их веру, а это, разумеется, обернется большим изъяном для государства^*.

^*(Текст этого письма, которое содержится в ленинградском списке (Рукопись С-816), с примечаниями опубликовал Аббас Икбал /168: с. 302-318/.)

В городах Сельджукского государства происходили ожесточенные схватки между последователями различных мусульманских толков. Как сообщал Ибн ал-Асир, в 488/1095-96 г.х. в Нишапуре произошло столкновение между шафиитами и ханифитами, с одной стороны, и карамитами - с другой. Первые две группы возглавляли известный факих Абу-л-Касим, сын имама ал-харамайн ал-Джувайни, и кади Мухаммад ибн Ахмад ибн Са‛ид. В этой схватке погибло много людей /23, т.8, с. 177-178/. Подобные же столкновения имели место во многих городах Сельджукской державы. Вызванные в первую очередь недовольством широких народных масс социальной политикой властей, они проходили в основном под флагом религиозной борьбы.