Охота и скотоводство

Основными источниками, по которым восстанавливается картина древней охоты и древнего скотоводства, являются кости животных, орудия и рисунки человека. Дополнительным источником служит весь комплекс культурных остатков. В частности, для обнаружения скотоводства имеют значение следы содержания скота - навоз, загоны, хлевы и т. п.

Восстановить картину охоты и скотоводства значит прежде всего установить наличие охоты или скотоводства или того и другого в хозяйстве какой-либо общественной группы древних людей, выяснить, какие виды животных убивались или разводились этой группой, каковы были способы охоты или методы скотоводства - пастушеский или кочевой, какая из этих двух отраслей преобладала и Каков был их удельный вес в общей системе хозяйства и т. д.

Прямым и неопровержимым доказательством наличия охоты являются кости диких животных, носящие следы поражения их оружием человека. В Йидерупе, близ Вига (Зеландия), найден скелет зубра, в грудной области которого обнаружены два микролита и кремневая пластинка. Ясно, что эти следы мог оставить только охотник. Просто груда костей диких животных, найденная в пещере первобытного человека, хотя бы и раздробленных ради извлечения костного мозга, не является еще бесспорным доказательством наличия охоты, ибо кости могут принадлежать павшим животным. Но находка в той же пещере орудий, способных не только дробить кости, но и убить животное, например наконечников копий или стрел, это уже надежное свидетельство. Еще более надежным свидетельством служат рисунки первобытного человека на стенах и потолках пещер, изображающие сцены охоты, животных, пронзенных копьями и стрелами, всевозможные приспособления охоты - ловушки, загоны, сети и т. п.

Неопровержимым доказательством наличия скотоводства являются остатки скотского навоза на поселениях. Древнейшие такие следы найдены в свайных поселениях альпийской зоны.

Костные остатки животных - диких и домашних - изучаются палеозоологами, которые точно определяют, каким видам животных они принадлежат. Кости сортируются, подсчитываются и по количественному соотношению костей разных пород определяется, за каким видом диких животных охотились и каких домашних животных разводили.

Но простой подсчет обломков костей не дает еще представления о соотношении различных видов животных в мясном рационе человека. Ясно, что пять костей зайца не равнозначны пяти костям мамонта и пятьдесят костей зайца не равнозначны одной кости мамонта. Кроме того, важно установить не количество и соотношение количеств обломков костей различных видов, а количество и соотношение количеств особей того или иного вида. Такой метод количественного анализа костных остатков дает более точные результаты. Советский зоолог В. И. Цалкин на основании изучения 140 тыс. костей с 44 населенных пунктов лесной полосы Европейской части СССР, применяя метод подсчета количества особей, добился весьма показательных и интересных результатов.

О результатах этого метода дает представление следующая сравнительная таблица количественного соотношения костей и особей среди костных остатков, найденных при раскопках в Москве (в %). (См. табл. на стр. 277)^*.

^* (В. И. Цалкин. Материалы для истории скотоводства и охоты в древней Руси. "Материалы и исследования по археологии СССР", № 51, 1956, стр. 121. )

Исследования В. И. Цалкина вскрыли ошибочность некоторых выводов, сделанных ранее историками и археологами. Так, удельный вес охоты в хозяйстве древнего населения лесной полосы Европейской части СССР был несколько большим, чем полагали.

Однако и соотношение костей, без учета количества особей, дает в некоторых случаях более или менее правильное представление о характере охоты и скотоводства. В гроте Тешик-Таш найдено более 10 000 обломков костей разных животных. Из них 938 удалось определить. Кости принадлежали медведю, лошади, оленю, леопарду, гиене, зайцу, крысе и др., но больше всего было костей сибирского горного козла - 767 обломков. Лошади принадлежат только два зуба, медведю - две кости, леопарду - одна. При таком явном преобладании костей горного козла с полной уверенностью можно сделать вывод, что именно горный козел был основной добычей тешик-ташских охотников.

Отличить кости домашних животных от костей диких на разных этапах приручения животных довольно трудно, а иногда и невозможно, так как первые одомашненные животные не приобрели еще специфических признаков. Однако громадное количество исследованного костного материала во всем мире и всех эпох позволило установить следующую закономерность. Скелеты домашних животных на поселениях представлены целиком, т. е. все составные части костяков, а среди костей диких животных в большинстве случаев отсутствуют позвонки и ребра. Причина этого явления заключается в том, что первобытные охотники, убив животное, тут же, на месте охоты, утоляли голод, причем съедали внутренности и прилежащие к ним части туши, в которых костей больше, чем мяса, чтобы не тащить на стоянку лишние кости.

Кроме того, среди костей диких животных преобладают кости взрослых особей, а среди домашних молодые. И, наконец, среди костей диких животных кости самцов и самок представлены поровну, а среди домашних - преобладают самки. Это явление понятно, так как оно имеет место и в наше время.

Никаких достоверных и несомненных свидетельств, которые позволили бы установить, когда человек начал охотиться и когда он начал приручать животных, нет. Не имея таких свидетельств, долгое время считали, что первобытные люди чуть ли не до появления Homo sapiens питались исключительно за счет собирательства и основной пищей служили им клубни растений, дикие плоды и ягоды, улитки, гусеницы и т. п. Это была чисто умозрительная гипотеза, без всяких свидетельств и доказательств. Древнейшие остатки растительной пищи, т. е. продукта собирательства, относятся к тарденуазскому времени. Это находка обуглившихся плодов дикой груши в раковинной куче на острове Тевьек.

Наряду с тем почти на каждой палеолитической стоянке, начиная со стоянки синантропа (Чжоукоутянь), находят кости животных, часто раздробленные для извлечения костного мозга. Это уже несомненно свидетельствует о потреблении мяса. Но пока только о потреблении. Вполне возможно, что все эти кости принадлежат павшим животным. Отрицать эту возможность можно только из псевдоуважения к нашим предкам, т. е. не с научной точки зрения, а с той самой, с которой отрицается возможность происхождения человека от обезьяны.

О потреблении мясной пищи свидетельствуют не только костные остатки животных, но и костные остатки самого древнего человека и его ископаемых предков, т. е. антропоидов. Их зубы - это зубы всеядных животных. Находка австралопитековых и сопровождающих их костей павианов с пробитыми черепами и камнями внутри этих черепов - веское доказательство наличия охоты. Правда, костные остатки древних гоминид не сопровождаются подобными находками, но едва ли возможно, чтобы эти древние гоминиды утратили способность своих предков убивать животных ради пропитания. Более вероятно, что они ее не утратили, а развили и усовершенствовали способы охоты.

На основании этих косвенных доказательств и логических рассуждений пришли к выводу, что люди еще на стадии питекантропа и синантропа добывали себе пищу не только собирательством, но и охотой. Некоторые авторы рисуют следующую буколическую картину. Небольшое стадо наших звероподобных предков, вооруженных палками и камнями, бродит по лужайке, отыскивая пропитание. Не удовлетворяясь ягодами, корешками и гусеницами, они решают полакомиться мелкими животными и птичками. При помощи палок и острых камней это им удается. Разлакомившись, они повторяют операцию и постепенно превращаются в охотников.

Основанием для изображения такой буколической картины являются выводы и предположения, сделанные в научных книгах. Например: "Будучи по строению зубов всеядным существом, наш предок в процессе очеловечения легко мог перейти (очевидно и должен был переходить) от чисто растительного питания к потреблению, наряду с плодами, молодыми побегами, корнями и клубнями некоторых растений, также и яиц, насекомых, червей, пресмыкающихся и мелких млекопитающих"^*.

^* (П. П. Ефименко. Первобытное общество. Киев, 1953, стр. 98.)

П. П. Ефименко утверждает, что наш предок "вряд ли мог решиться нападать на сколько-нибудь крупных животных", но допускает, что "вместе с тем на открытых пространствах предок человека вынужден был искать какое-нибудь средство защиты в борьбе с более сильными врагами", хотя это явно противоречит первому утверждению. Если из числа более сильных врагов предка человека исключить ядовитых пресмыкающихся и насекомых, то он вынужден был искать защиты от волка, дикой собаки, пещерного медведя, гиены, саблезубого тигра, носорога Мерка, сибирского носорога и др., которых назвать "мелкими млекопитающими" можно только по сравнению, скажем, с динозавром. Кости (Всех перечисленных животных найдены в пещере Чжоу-коутянь с костями и орудиями синантропа. Предок человека (в том числе и австралопитек), по мнению Ефименко, не "мог решиться нападать на сколько-нибудь крупных животных", не имея "сильных челюстей и острых клыков". Но чтобы охотиться на "мелких млекопитающих" нужно также обладать свойствами, которых не имел предок человека. Чтобы поймать мышь, нужно уметь прыгать, как кошка, длина прыжка которой в десять раз превышает длину ее тела; чтобы поймать зайца, нужно уметь бегать как волк, что едва ли умел делать предок человека, только что научившийся ходить на двух ногах. Все исследования костных остатков животных показали, что охота на мелких животных и птиц стала возможна только в эпоху мезолита, в связи с изобретением метательного оружия - лука и стрел. Кстати, кости животных, найденные с костями австралопитековых и носящие следы раздробления с целью извлечения костного мозга, принадлежали крупным копытным животным.

В буколической картинке, изображающей мирно пасущихся и ловящих "мелких млекопитающих" предков человека, поражает больше всего то, что никто не ловит и не ест самих предков.

Если мы станем на реальную почву и представим себе действительную картину первобытной жизни в начале четвертичного периода, когда обитатели пещер, лесов и открытых пространств в смертельной борьбе за существование пожирали друг друга, нам станет ясно, что один из участников этой борьбы, вышедший из нее победителем, не мог ограничиться пассивной защитой, а должен был перейти в наступление, ибо побеждает только тот, кто 'наступает. Если стать на реальную почву, то картина была бы отнюдь не буколическая. Они увидели бы,, что предок человека, опустившись с деревьев в поисках "мелких млекопитающих", прежде всего встретил на земле саблезубого тигра, а когда он попытался проникнуть в пещеру, чтобы дождь не погасил его костра, его встретили там негостеприимные хозяева - пещерный медведь, пещерный лев и пещерная гиена. Бесконечное количество трупов, своих и врагов, устилают дорогу человеческого предка, приведшую его к изобретению лука и стрел, когда он добрался, наконец, до-"мелких млекопитающих".

Естественно сделать вывод, что не только поиски пищи, но и борьба с крупными хищниками сделала из человека охотника.

Охота на мелких животных не терпит коллектива. Только помещики XIX в. позволяли себе роскошь на одного зайца выпускать стаи гончих и толпы егерей. Первобытный человек предпочитал охотиться коллективно на крупных животных. Среди костных остатков в пещере Чжоукоутянь 70% костей оленя. Не имея оружия для охоты на мелких животных (до изобретения лука и стрел), первобытный охотник действовал, видимо, способом облавы и загона. Крупное животное окружали или загоняли в такое место, где его можно было побить камнями. Большое скопление костей дикой лошади у подножия скалы близ Сомотре (Франция), скопление костей мамонта у подножия скалы близ Красноярска позволяет предположить, что животных путем облавы подгоняли к обрыву, с которого они падали и разбивались.

Лопатки северного оленя, пробитые гарпунами или стрелами. Из палеолитической стоянки Мейендорф, Шлезвиг-Голштейн

Достоверных свидетельств о том, какими орудиями пользовались для охоты в нижнем и среднем палеолите, нет. Очевидно, что таким орудием не могло быть шелльское ручное рубило. Но уже на ашель-ских стоянках попадаются топорообразные треугольные рубила, которые, возможно, насаживались на рукоятку. Эти рубила получили название транше (топор). Большой интерес представляют песчаниковые шары, находимые на стоянках мустьерского времени. По аналогии с охотничьим оружием южноамериканских индейцев их толкуют как шары от боласа или кистеня. Болас-это длинная веревка с шарами на концах, служащая для поимки животных. Болас забрасывают так, что шары, в силу своей тяжести, захлестывают веревкой ноги, шею или рога животного. Кистень - подобие плетки тоже с шаром на конце. Веревку, вероятно, заменяли полоски, вырезанные из шкур животных. На мустьерской стоянке Ребиер 1 (Дордонь, Франция) такие шары лежали парными группами. Расположение шаров подтверждает правильность аналогии.

Расцвет охоты и охотничьего оружия приходится на мадленскую эпоху. В мадлене для изготовления охотничьего оружия начинают широко применять кость и рог. Охотничий инвентарь мадленской и следующей за ней мезолитической эпохи лучше всего изучен на материале Западной Европы. Самым типичным орудием мадленской эпохи является наконечник гарпуна из рога северного оленя с зазубринами с одной или с двух сторон.

Северный олень был основным средством существования мадленского человека. Он снабжал мясом, жиром для освещения, шкурами для одежды, сухожилиями для ремней и ниток, рогами и костью для изготовления орудий. Северный олень - кочующее животное. Зимой он живет на юге, в окраинной полосе лесов, летом откочевывает на север - на тундровые пастбища. Мадленский охотник, следуя за стадами оленей, постепенно осваивал северную окраину верхнепалеолитической эйкумены. Предполагают, что поселения гамбургской и аренсбургской культур в Шлезвиг - Голштейне были летними стоянками, а знаменитые пещеры Франции и Испании - зимними жилищами охотников на оленей.

Олени - робкие и пугливые животные, не подпускающие к себе близко человека, и для успешной охоты на них нужно обладать оружием дальнего действия. Поэтому предполагают, что такое оружие появляется уже в мадленскую эпоху. Первым оружием дальнего действия считают копье, бросаемое при помощи окопьеметалки. Этнографические аналогии и некоторые археологические находки подтверждают это предположение. Многие исследователи считают, что в конце мадленской эпохи появляются уже лук и стрелы. Доказательством этого предположения служат находки в мадленских слоях микролитов, которые могли быть наконечниками стрел, и некоторые наскальные рисунки на юге Испании, изображающие охотников, вооруженных луками, и стадо оленей. Интересно, что олени не убегают от лучников, а двигаются на них. Видимо, их гонят на стрелков специальные загонщики. Относятся ли эти рисунки к мадленской эпохе или к позднейшей, точно не установлено.

Олени, которых гонят на цепь охотников вооруженных луками. Верхнепалеолитическая стенная роспись темно-красной краской в пещере де Лос Кобальс, Испания

Бесспорные свидетельства появления лука и стрел имеются только в эпоху мезолита. На мезолитической стоянке в Хольмгарде (Зеландия) найдены два лука из вяза.

С концом ледниковой эпохи в Южной и Центральной Европе исчезает северный олень. Основной добычей охотника становятся лось,, благородный олень, зубр, кабан, косуля.

В мезолитических поселениях в большом количестве находят кости мелких животных, водоплавающих птиц и рыб. Быт мезолитических, охотников и рыболовов лучше всего изучен по многочисленным стоянкам, раскинувшимся по северному побережью Европы от Ламанша до Финского залива.

Классическими местонахождениями этой эпохи являются охотничьи; стоянки культуры маглемозе в Дании (Миллеруп, Свердборг, Хольм-гард) и стоянка Кунда на южном побережье Финского залива (Эстонская ССР). Господствующим оружием становятся лук и стрелы. Мадленский зазубренный гарпун, который считается рыболовческим орудием, постепенно исчезает. Появляются рыболовные крючки и плетенки. К этому же времени относится, по-видимому, изобретение лодки. На поселениях культуры маглемозе в Дувензее (близ Любека) и в Хольмгарде найдены короткие деревянные весла, а близ Перта (Шотландия) деревянный челн. Все эти нововведения увеличили удельный вес рыболовства в системе охотничье-собирательского хозяйства, зачатки которого наблюдаются еще в верхнем палеолите.

Считается общепризнанным, что в эпоху мезолита начинается приручение человеком диких животных. Также общепризнанным считается, что первым прирученным животным была собака. Никаких археологических или остеологических доказательств этого предположения пока не найдено. Кости собаки, похожей на волка, со следами скобления и раздробления их, найденные на стоянках культуры маглемозе, на мезолитических стоянках в Крыму и в других местах, такими доказательствами не являются. Это свидетельствует лишь о том, что собаки в мезолите существовали и что их употребляли в пищу наряду с другими животными. Совершенно непонятно, почему раздробленные кости мамонта или оленя принадлежали дикому мамонту и дикому оленю, а раздробленные кости животных из семейства псовых - домашним "диким собакам".

И здесь рисуются буколические картинки, изображающие, как дикие собаки", имеющие врожденную способность одомашниваться и 'побуждаемые голодом, приближаются к человеческому жилью, чтобы воспользоваться остатками пищи, или, гонимые мошками и комарами, укрываются от них в дыму костров, разведенных человеком. Все это относится к области чистой фантастики и ничего общего с наукой не имеет.

Однако возможность начала приручения животных в мезолите, и именно собаки, не исключена. Но надо признать, что это только догадка, не подкрепленная никакими сколько-нибудь убедительными логическими доводами, не говоря уже о фактах.

Единственным доводом, подтверждающим правильность этой догадки, служит следующее обстоятельство. В неолите найдены несомненные следы развитого скотоводства, причем уже тогда были приручены почти все основные виды современных домашних животных. Для того чтобы приручить несколько видов животных и для того, чтобы эти животные утратили признаки диких и приобрели признаки домашних, нужен длительный срок. Вот этот длительный срок и уводит нас, в поисках начала скотоводства, в эпоху мезолита. Мезолита, а не oверхнего палеолита потому, что только в мезолите были созданы условия, позволившие приручать животных. Первое такое условие - прочная оседлость. Кочевать и мигрировать, как это делал мадленский охотник, и приручать животных едва ли возможно. Кочевать и переселяться можно только с уже прирученными животными, и кочевое скотоводство получает развитие только в эпоху бронзы. О кочевом образе жизни мадленского охотника свидетельствует то, что культурный слой мадленских стоянок, как правило, значительно тоньше, чем на стоянках всех прочих эпох - и ранних и поздних. О прочной оседлости мезолитических охотников и рыболовов свидетельствуют мощные напластования кухонных остатков.

Второе условие для приручения животных - некоторый избыток продовольствия. Чтобы питаться мясом домашних животных, их, как известно, сначала нужно покормить. Получение избытков продовольствия стало возможным только в эпоху мезолита, в связи с изобретением лука и стрел и рыболовной снасти. Главным образом рыболовной снасти, так как рыболовство наиболее эффективный промысел. Вполне вероятно, что, имея некоторые запасы, мезолитический охотник не убивал всей добычи, а оставлял раненых и пойманных животных и детенышей, чтобы подкармливая их, иметь еще больший запас готовой и свежей пищи.

Если учесть, что продовольственными избытками мезолитического охотника были мясо и рыба, то станет понятным, почему первым прирученным животным оказалась собака.

Развитие скотоводства в неолитическую эпоху подтверждается многочисленными археологическими и остеологическими находками. Как уже сказано, почти все виды современных домашних животных - корова, лошадь, овна, свинья, коза - были приручены человеком в неолите. В железном веке в Европу завезены куры, разводившиеся в Индии еще в третьем тысячелетии до н. э., и некоторые другие виды экзотических животных.

Несмотря на всю вынужденную фрагментарность нашего очерка, нельзя умолчать о самом распространенном домашнем животном, имеющемся в каждом доме, но не дающем ни мяса, ни шерсти, а только ловящим мышей. Домашняя кошка появляется в Египте во втором тысячелетии до н. э. в качестве священного животного. Древний Египет был настоящим кошачьим царством: кошек запрещено было убивать, и каждую умершую кошку бальзамировали и торжественно погребали. В Европу кошка завезена, по-видимому, только в римскую эпоху.

Скотоводство, зародившееся, очевидно, в мезолите и развившееся в неолите, в эпоху металла достигло грандиозных размеров и породило новые формы социальных отношений в человеческом обществе.

Примерно в то же время, когда человеком был открыт и начал обрабатываться металл, из общей массы неолитического населения начинают выделяться племена, занимающиеся преимущественно скотоводством, и племена, занимающиеся преимущественно земледелием. Причем чисто земледельческих племен, т. е. таких, которые занимались бы только одним земледелием, не существовало. На той ступени развития мотыжное земледелие не могло полностью обеспечить земледельцев пищей, а плужное земледелие вообще немыслимо без скота. Поэтому все земледельческие племена занимались подсобным скотоводством, не оставляя также охоты и рыболовства. Что касается скотоводческих племен, то многие из них вовсе не занимались земледелием, особенно в степях, богатых травами. Степное скотоводство давало больше продуктов, чем мотыжное земледелие, и позволяло избытки обменивать на хлеб, металлы и пр.

Скотоводство вообще, а степное в особенности, было делом мужчины. Распоряжаясь скотом, а отсюда и избыточным продуктом, мужчина приобретал все большее и большее влияние и постепенно делался господином не только скота, но и всего хозяйства. Женщина с ее мотыжным земледелием, домашним хозяйством и керамикой постепенно теряет свою независимость и на долгие годы превращается в рабыню мужчины. Так возникает патриархат.

Судя по письменным источникам, основным видом степного скотоводства в эпоху бронзы было овцеводство. Только в эпоху железа в бескрайних просторах Азии появляются громадные табуны лошадей, степные кочевники превращаются в конные народы, которые несметными полчищами обрушиваются на земледельческие народы Европы.