О. Н. Барабанов. Третейский суд в итальянском городе XV в.: судебная практика Бартоломео Боско

Эта статья посвящена третейской судебной практике, пожалуй, самого известного генуэзского юриста конца XIV—XV вв. Бартоломео Боско. Учившийся в молодости у Бальдо дельи Убальди в Павии генуэзец Боско как юрист характерен в первую очередь двумя сторонами своей деятельности. С одной стороны, он часто давал юридические консультации своим клиентам, выступал в роли их адвоката, но с другой стороны, в то же время зачастую и сам становился третейским арбитром в гражданских тяжбах и неоднократно привлекался официальными властями Генуи в качестве судьи по конкретным делам.

Источники отразили эти две стороны в деятельности Боско. До нас дошел сборник из более пятисот его «Советов» (consilia), в которых он дает рекомендации «со стороны», как поступать при решении того или иного дела. При их анализе в наших предыдущих исследованиях мы отметили, что основной характерной чертой Боско как советника были подчеркнутая осторожность и пиетет перед официальными нормами и законами генуэзской коммуны. Но кроме того, в Государственном архиве Генуи сохранился до сих пор неисследованный нотариальный фонд личного писца юриста Николо Гарумберо ди Дзоальи (Nicolaus Garumberius de Zoalio), где имеются записи судебных решений и протоколы процессов, проводимых уже самим Боско в 1420—1430-е гг (Общую биографию Боско см. в: Bensa E. Della vita e degli scritti di Bartolomeo Bosco, giureconsulto genovese del sec. XIV. // Per il XXXV anno d'insegnamento di Filippo Serafini. Firenze 1892, разбор нескольких его советов, посвященных морскому страхованию и нотариату, проведен в: Piergiovanni V. Bartolomeo Bosco e il divieto genovese di assicurare navi straniere // Annali della facolta di giurisprudenza dell' Universita degli studi di Genova. Anno XVI (1977). Fasc. 2; Idem. II notaio nella storia giuridica genovese. // Tra Siviglia e Genova: notaio, documento e commercio nell'eta colombiana. Milano. 1994. P. 73-90. Комплексный анализ советов Боско с точки зрения гражданско-процессуального права см. в: Барабанов О. Н. Суд и право в генуэзских факториях Причерноморья (XIII-XV вв.): гражданский судебный процесс / Дис. ... канд. ист. наук. М. 1997. С. 74-169. Общая характеристика советов юристов в средневековой Италии дана в: Rossi G. Consilium sapientis iudiciale. Bologna. Т. 1. 1958. «Советы» Боско изданы в: Bosco В. Consilia egregii domini Bartholomei de Bosco famosissimi iuris consulti genuensis. Lodani. 1620. Рукописи третейских материалов Боско находятся в: Archivio di Stato di Genova (ASG). Notai Antichi. n. 627. Notaio Nicolo Garumbero. Filza I. 1422-1431. (Далее: ASG. Garumbero.)). Эти документы позволяют нам раскрыть совершенно новые грани общеправовой и процессуальной доктрины Бартоломео Боско по сравнению с его советами. К анализу этого мы сейчас и обратимся.

Среди документов фонда Гарумберо можно выделить третейские и официальные судебные решения по гражданским делам, выносимые Боско третейские записи сторон о назначении его арбитром и другие материалы. Также помимо документов Боско в материалах Гарумберо встречается немало и других судебных бумаг, часто он оформлял опросы свидетелей, протесты и заявления сторон и пр.

Если обратиться к третейским записям, то в них очень характерно предстает то, в каком качестве стороны поручают Боско разбирать их дела. Говоря о его назначении, они указывают, что юрист будет решать их тяжбы как «arbiter, arbitrator, amicabilis compositor et comunis amicus». Эта фраза, несмотря на всю свою формульность, очень важна для понимания сути третейского процесса. Именно подчеркнутая дружественность арбитра лежала в основе выбора сторонами именно этой формы судопроизводства. Поэтому именно доброжелательный, максимально устраивающий стороны подход арбитра предпочитался ими строго объективному (в идеале) рассмотрению тяжбы, предлагаемому им официальной курией. Именно на этом моменте умиротворения и удовлетворения сторон делал акцент и Боско в своей деятельности третейского арбитра.

Интересно и то обстоятельство, что на основании анализа всего комплекса документов можно заключить, что у Боско была своя стойкая клиентура, люди, которые обращались к нему неоднократно, из года в год, как к арбитру или советнику. С другой стороны, и сам Боско предпочитал обращаться к одним и тем же людям, когда ему нужны были свидетели при вынесении приговоров или иные помощники на процессе. Часто эти свидетели в других случаях, уже будучи сторонами, назначали Боско своим арбитром. При этом среди клиентов Боско очень часто встречались представители известных генуэзских родов, относящихся к элите города: Джустиниани, Сальваиго, Грилло, Маруффо.

Характерно, что в одном из судимых им споров истцом выступает сборщик налогов коммуны (collector introitum ripe minute et censarie annorum de MCCCCXII et XIII). Т. о., официальное лицо коммуны выставляет свои официальные же претензии (речь в иске идет о неуплате налогов) не в курии, но перед частным третейским арбитром (ASG Garumbero. Doc. 4.5.1424). Получается, что степень недоверия граждан к судебному аппарату коммуны была в Генуе первой половины XV в. столь высокой, что даже государственные споры ее чиновники предпочитали решать у частных, но зато уважаемых арбитров.

При этом показательно, что и в третейском процессе Боско не отказывается в ряде случаев от обращения к советнику с запросом по сути дела. Однако нестандартно то, что здесь Боско обращается не к правоведам, но в одном из дел его советником служит некий Габриэле Аксилло, «общий сосед и друг» тяжущихся сторон (ASG Garumbero. Doc. 30.6.1424). Очевидно, при выборе советника Боско ориентировался не на своих коллег-юристов, а на тех людей, которые могли предоставить ему доверительную и глубокую информацию о жизни и взаимоотношениях сторон, что было крайне важно для проповедуемого им умиротворения тяжущихся как главной задачи судьи. Сосед здесь действительно мог принести больше пользы, чем юрисконсульт. При этом привлечение такого советника к процессу было отнюдь не поверхностным, в случае с Аксилло Боско специально подчеркнул, что тот «вместе со мной выработал этот приговор».

Обратимся к содержательной стороне приговоров Бартоломео Боско. В качестве весьма показательного примера приведем один из них. Юрист вместе со своим коллегой-правоведом Леонардо Каттанео разбирал спор о наследстве. Перед смертью Ческарина Сенарега составила одно за другим три разных завещания (в 1422, 1429 и 1430 гг.) и кодицилл. Причем в последнем завещании специальной фразой аннулировались предписания предыдущих. Возник вопрос, на основании какого из этих документов определять наследников. Интерес к делу добавляло то, что одной из тяжущихся сторон предстал монастырь Св. Бригитты в Генуе, объявленный наследником умершей по второму завещанию и лишенный этого статуса в третьем в пользу ряда лиц, в т. ч. Пьетро ди Виньоло, другой стороны на процессе. Арбитры в полном соответствии с классическими правовыми принципами указали, что первые завещания отменяются последним и специальной клаузулой, в нем содержащейся. Но несмотря на это, выносимое ими дальше решение, мягко говоря, вытекает не только из строгих правовых предписаний. Потому что, несмотря на то что Боско с коллегой признают, что последним завещанием прекращена законная сила предыдущих и т. о. монастырь Св. Бригитты не имеет прав на наследство, они тем не менее исключительно силой своего собственного решения предписывают Пьетро выплатить благочестивый легат монастырю. В завещаниях Ческарины об этом не было сказано ни слова, и в итоге получается, что арбитры изменяют последнюю волю покойной, на что по закону никто не имел права (I. 2.17.2. Подробнее об этом см.: Барабанов О. Н. Нормы римского гражданского и канонического права в генуэзских завещаниях на Леванте // Проблемы истории и культуры зарубежного и отечественного Средневековья. М. 1993. С. 11). Аргументируют такое свое решение арбитры исключительно душеспасительными доводами («ob reverentiam Domini et beate verginis ас in remissione peccatorum dicte condam Cescharine, ut oretur pro ea»). Далее, во многих других пунктах судебного решения они также существенно дополняют и расширяют завещание. Однажды при этом Боско и Каттанео прямо указывают причину, почему они так поступают. Обоснование своего невнимания к последней воле покойной они видят в следующем: «bona consideratione mota et pro bono et utilitate dictarum partium») (ASG Garumbero. Doc. 22.6.1431). Т. о., и здесь вступает в действие тот же мотив, на который мы указали. Все для блага участвующих в процессе сторон. Ради этого позволено самое свободное обращение с завещательным актом. Монастырь Святой Бригитты по закону не имеет права получить ничего, арбитры это признают, но, желая предоставить ему хоть что-то, в приказном порядке вводят новый легат, обязуя законного наследника хоть чем-то поделиться с проигравшим и т. о. оставить всех довольными. Немаловажно и то, что этот подход применяет не один Боско, но и другой генуэзский юрист - Л. Каттанео, что заставляет предположить, что такая готовность идти навстречу сторонам являлась общим стилем генуэзского третейского судопроизводства. Исходя из этого, становится гораздо более понятным и предельно деформализованный и потому удобный для сторон характер арбитражной процедуры, и поступление буквой закона ради обоюдной выгоды сторон при вынесении приговора, и многие другие вещи.

Другой пример. В упомянутом выше деле, где истцом выступал сборщик налогов, его претензии к ответчику на несколько тысяч лир на поверку оказались абсолютно безосновательны, поэтому Боско освобождает от них ответчика и, более того, предписывает истцу во избежание скандала нигде даже и не заикаться об этом деле. Тем не менее на основании данного арбитру сторонами властного полномочия и желая избежать конфликтов между сторонами («ex arbitrio michi dato et, ut fugiantur omnes lites, que possent fieri de facto») Боско приговаривает «на благо мира» («pro bono pacis») абсолютно невиновного ответчика к уплате 20 лир истцу, очевидно, для того чтобы тот получил хоть что-то и, умерив свою вздорность, успокоился. Более того, в этом же решении Боско освобождает обе стороны от покрытия друг другу судебных издержек «из-за справедливого основания тяжбы». Т. о., с этой, строго формальной точки зрения истец-клеветник предстает столь же «чистым», что и ответчик (ASG Garumbero. Doc. 4.5.1424). Комментарии излишни. В данном случае, как отметил сам Боско, при разработке решения он руководствовался только двумя вещами: условиями третейского соглашения сторон и стремлением сохранить «bonum pacis» между сторонами, примирить и правых, и виноватых. Нормы «strictum ius» занимали по отношению к этому явно подчиненное положение.

В следующем деле происходит то же самое. В нем ответчик, фактически владеющий участком земли, на который он не имеет права, по решению Боско получает разрешение не отдавать эту землю законному собственнику, но владеть ею и дальше, выплатив при этом истцу ее полную стоимость. Мотивировкой такого решения служит все то же желание предотвратить конфликты между сторонами («[arbitri] volentes precidere lites inter dictas partes vertentes») (ASG Garumbero. Doc. 11.5.1423). В другом решении Боско с коллегами мотивируют свои заключения тем, чтобы «стороны жили в любви и мире» («quod dicte partes vivant amorose et in pace»), что постановляемое ими служит «для блага, пользы (дословно: полезного блага) и удобства обеих сторон» («pro bono utili et comoditate ambarum partium») (ASG Garumbero. Doc. 25.8.1424). Наконец, наиболее важным из такого рода пояснительных характеристик служит фраза «quod est equum, iustum et rationabile» (ASG Garumbero. Doc. 11.5.1423). В ней предельно четко формулируются правовые приоритеты Боско. В них несомненен и очевиден акцент на aequitas как на основополагающем принципе при разрешении судебных дел. Aequitas, которая явно превалирует у Боско над постулатом strictum ius. Причем aequitas, которая понималась юристами того времени уже не как что-то близкое к misericordia, что было бы вполне в духе Божественного права, но как понятие, во-первых, очень мобильное, как нечто, наиболее соответствующее сложившемуся в данный момент положению вещей, и во-вторых, поэтому как нечто однозначно рациональное (и добавим: прагматичное). И именно эту взаимосвязь aequitas и ratio мы и наблюдаем в подходе Боско. В качестве aequum он как юрист понимает то, что максимально соответствует благу тяжущихся сторон. А поскольку именно в этом, как мы говорили, и видит Боско главное предназначение суда, то именно способствующее этому aequum (а не априорно данные нормы strictum ius) абсолютно логично представляется ему и iustutn, и rationale. Отметим и другое. Мы знаем, что это противопоставление принципа aequitas принципу strictum ius ведет свое начало еще от эпохи Четверых Докторов (вспомним полемику Мартино Гозиа и Булгаро), хотя тогда это понималось немного по-иному (для той поры aequitas все-таки — это нечто постоянное, идущее от Бога, а не субъективно меняющееся). При этом предпочтение именно aequitas во всех ее наполнениях перед strictum ius было всегда характерно для генуэзских знатоков права. Сторонником этой теории был многое унаследовавший от школы Мартино Якопо Бальдовини, этим же отличался и Иннокентий IV, эти же идеи, как видим, в XV в. отстаивал Бартоломео Боско. В чем причина такого сходства? На наш взгляд, одним из ответов здесь может быть обращение к особенностям развития Генуи и шире, всего Генуэзского Сообщества. В коммуне, вся деятельность которой была ориентирована на заморскую торговлю и финансовые операции, где представители этих сфер занимали важнейшее положение в обществе, в силу специфики таких занятий общественное мнение всегда предпочитало более релятивные, соответствующие особенностям момента принципы применении права и правосудия, чем застывшие, раз и навсегда определенные и обязательные для всех и всегда нормы. Юристы же, отражая интересы того социума, в котором они работали или с которым соприкасались, вполне объяснимо сделали акцент в своей законотворческой и практической деятельности на фиксирующем эти общественные предпочтения приоритете aequitas (пусть даже в крайних случаях понимаемой как probabilitas) перед strictum ius.

Осознание этой закономерности дает нам и еще одну, не поднимавшуюся ранее возможность объяснить причины перехода от романистического к деформализованному («суммарному») процессу в Генуэзском Сообществе (Подробнее об эволюции гражданской судебной процедуры в средневековой Генуе и ее факториях см.: Барабанов О. Н. Судебное дело Бруноро Сальваиго (Каффа, 1454г.). Опыт историко-юридического исследования // Причерноморье в Средние века. Т. 2. Москва. 1995. С. 20-36. Анализ Развития судебной процедуры во всей Италии в целом представлен в: Salvioli G. Storia della procedura civile e criminale. Milano. 1927. Судебная процедура другой средневековой итальянской морской республики — Венеции освещена в: Cassandro G. I. La curia di petizion e il diritto processuale di Venezia // Archivio Veneto. T. 19. 1937). В предыдущих наших работах мы указывали (и справедливо) на массовую психологию торговых слоев, стремившихся решить все свои тяжбы быстро и без проволочек. Это так, но сейчас мы можем сказать, что перед нами раскрылась и иная грань этого «summarie» — решать конфликты не только быстро, но и по-домашнему, что, естественно, не могло не привлечь к себе многих и послужило в конечном итоге, говоря современными терминами, фактором общественного лоббизма, направленным на реформирование законодательства в государстве, хотя по понятным причинам в несомненно большей степени проявившемся в третейской процедуре. То, что общество было довольно именно таким подходом к судопроизводству, доказывает как то, что вокруг Боско сложилась постоянная стойкая клиентура, так и то, что во многих случаях своими арбитрами стороны хотели назначать не только профессиональных юристов, но и обычных людей, с которыми они были достаточно тесно связаны в своей деловой деятельности или в жизни и которые в прямом смысле слова являлись communes amici сторон (См.: ASG Garumbero. Doc. 25.8.1424, 26.10.1424).

Продолжим анализ. Следование принципу aequitas было не единственной особенностью судебных решений Боско. Не менее характерной для него явилась приверженность выносить различные типы «решения под условием». В одном из них Боско, ссылаясь на неполноту информации, резервирует за собой право на судейскую ошибку. В этом деле рассматривались денежные расчеты между Оберто и Пьетро Джустиниани, с одной стороны, и Паоло Сальваиго, с другой. Предметом спора стали неурегулированные финансовые отношения сторон, во-первых, по комменде, во-вторых, по их совместному с другими лицами участию в маоне на Кипре. Рассмотрев это дело, Боско указывает, что поскольку исчерпывающие объяснения по некоторым из представленных сторонами счетов может дать только самолично Пьетро Джустиниани (находящийся в момент процесса на Кипре и представляемый в тяжбе своим родственником Оберто), то поэтому Боско, вынося на основании имеющейся у него информации решение, делает специальную оговорку о резервации за собой права на ошибку и на ее исправление (и т. о. изменение судебного решения) в течение месяца в случае, если после объяснений Пьетро действительно выяснится, что в этих пунктах своего решения он был не прав. Такую резервацию права на ошибку Боско предварительно согласовал с Оберто Джустиниани, представителем Пьетро. Далее, поскольку через месяц после вынесения решения Пьетро так и не вернулся в Геную, Оберто дважды продлевал для Боско на полмесяца действие этого условия (ASG Garumbero. Doc. 28.6.-31.7.-14.8.1424).

В этом казусе стоит особо остановиться на нескольких вещах. Одна из них та, что продление срока действия этой резервации осуществляет не арбитр, но заинтересованная сторона. Столь нелогичное, на первый взгляд, явление получает себе вполне четкое объяснение, если мы примем во внимание общую природу третейского процесса. Как мы уже говорили, арбитр действовал в нем исключительно на основании полномочий, предоставленных ему третейским соглашением сторон. Данный же случай показывает, что сразу по вынесении судебного решения арбитр утрачивал те властные полномочия, которые были у него до этого, и хозяевами положения, правомочной принимать меры инстанцией вновь становились стороны. Именно поэтому процессуальные действия после судебного решения осуществляет сторона, а не судья. Так на конкретном деле воплощаются в жизнь общие принципы.

Другой, не менее важной особенностью данного дела, которая позволяет нам углубить наше представление о стиле работы Бартоломео Боско, является следующее. Как мы смогли убедиться, неполнота сведений о существе дела не помешала Боско проанализировать имеющиеся факты, и вынести свое решение. И самое главное, такой пример в его практике отнюдь не был единичным. В уже упоминавшейся нами наследственной тяжбе внутри рода Джустиниани один из пунктов решения был вынесен Боско под условием, что его следует соблюдать в том случае, если отсутствующий родственник одной из сторон не представит затем противоречащих ему доказательств. Прошло какое-то время, указанный родственник появился в Генуе, Боско его выслушал и на основании его показаний изменил этот пункт решения (ASG Garumbero. Certa instrumenta tangentia de Emricum (sic) Iustinianum condam Iacobi Iustinianis et alios. Doc. 4). Далее, в другом деле юрист в первоначальном варианте решения по одному из пунктов выносит свое суждение в пользу истца. При этом он, однако, добавляет, что если в течение двух месяцев либо ему, либо другим избранным сторонами арбитрам будет представлена новая информация, тогда этот его пункт решения должен быть отменен (ASG Garumbero. Doc. 8.5.1424). Наконец, в деле об убитой рабыне Магдалене Боско приговаривает ответчика к выплате истцу в течение 15 дней 110 лир за цену рабыни. Однако поскольку сам Боско вынес это решение, не имея, как он говорит, в ходе расследования достаточно четкой и полной информации о деле, но по большей степени основываясь на показаниях матери и вдовы первоначального владельца рабыни, то истец обязывается дать надлежащее поручительство вернуть эти деньги, если в течение двух лет правомочным магистратом или добрыми мужами de tabula по вновь открывшимся обстоятельствам будет доказано иное (ASG Garumbero. Doc. 20.12.1427).

В итоге, обобщая все эти и другие (См. напр.: ASG Garumbero. Doc. 22.6.1431; Certa instrumenta... Doc. 9) примеры, нельзя не отметить, что создается вполне стойкое впечатление, что Боско стремится любыми путями, в любом случае вынести по представленному ему делу какое бы то ни было, пусть предварительное и недоработанное, но решение. Основывает он его на состоянии дела в данный момент, исходя из имеющихся в его распоряжении доказательств. То, что картина дела полностью не ясна, отнюдь не пугает юриста, он оговаривает свое решение массой условий, весьма вольно т. о. обращаясь с принципами окончательности и законной силы первого решения и явно спекулируя на возможности пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам, изначально не исключая возможности их наличия. В чем причина такого подхода Боско? На наш взгляд, корни ее лежат все в тех же основополагающих для него принципах проведения суда. В самом деле, помня о стремлении юриста как можно в большей степени оправдать ожидания сторон, назначивших его арбитром, становится вполне логичным и понятным его желание вынести в любой ситуации хоть какое-нибудь решение по существу дела, умиротворить стороны, а не оставлять тяжбу открытой. При этом, тем не менее, его профессиональная этика не позволяла Боско умалчивать о том, что в этом деле еще могут проявиться подводные камни и новые обстоятельства. Предупреждая об этом стороны, он обговаривал выносимое им решение необходимыми условиями.

Стоит ли утверждать на основании сказанного, что Боско во многих случаях сознательно выносил изначально неверные судебные решения? На наш взгляд, нет. Дело в том, что в фонде Гарумберо мы имеем немало казусов, когда Боско, в данном случае действительно не обладая аргументами, позволявшими ему вынести хотя бы прелиминарное решение, не выносил никакого приговора в отношении неясных вопросов и специальной клаузулой reservatio iurium оставлял сторонам их права на возбудение новых судебных исков по этому поводу.

Впрочем, отношение самого Боско к вынесенному им решению было как мы видели, отнюдь не сакральным. Подчиняя свою деятельность прежде всего благу сторон, он не исключал довольно широких возможностей для корректирования судебного решения при необходимости и возвращения к делу в целом. Одно из решений Боско с коллегами в этом отношении просто уникально. В том самом деле о наследстве Ческарины Сенарега, оставившей три завещания, в котором арбитры, изменяя последнюю волю покойной, вводят новый легат в пользу монастыря Святой Бригитты, они указывают, что их решение о непризнании за монастырем прав на наследство Ческарины и о введении в качестве компенсации нового легата обязательно должно быть одобрено самим монастырем. Если же обитель не согласится с таким подходом, тогда никакого легата монастырю не отчисляется, а ему самому предоставляется право на дальнейшее отстаивание своих притязаний на наследство в целом, «как если бы настоящее решение не было бы вынесено» (ASG Garumbero. Doc. 22.6.1431). Т. о., арбитры фактически признают ситуацию, при которой их решение не получает силы окончательного и потому не вступает в законную силу. Характерно и то, что право выбора в этом отношении предоставлено самой заинтересованной стороне. Арбитры как бы предложили ей два варианта решения и попросили предпочесть наиболее подходящий. Согласимся, что, мягко говоря, это не самая типичная развязка судебного процесса, и обычное судебное решение, четко и абсолютно однозначно указывающее сторонам, как разрешается их конфликт, имеет с этим постановлением мало общего. Тот подход к судопроизводству и то понимание aequitas, которые были характерны для Боско, доведены в этом казусе до своего крайнего выражения.

Добавим только, что этой же идеей максимального благоприятствования арбитра сторонам (не в смысле подсуживания кому-то, разумеется, но в смысле осознания арбитром себя самого как своего рода технического работника на службе сторон) можно объяснить и то, что в процессах Боско очень часто стороны получают возможность по вынесении решения высказать свое к нему отношение, согласиться с его положениями или нет (ASG Garumbero. Certa instrumenta... Doc. 2; Doc. 14.7.-12.8.1423). С формальной точки зрения этот акт не имеет никакой силы, поскольку в третейской записи четко указано, что стороны обязаны подчиниться решению и исполнить его. Однако отражение в нем общего пиетета Боско-арбитра перед доверившими ему рассудить их сторонами очевидно.

Несмотря на все это, в отношениях не со сторонами Боско-арбитр ведет себя предельно независимо. Так, в деле, которое до него разбиралось у consules rationis генуэзской коммуны, юрист, вынося свое решение, подтверждает в целом предыдущий вердикт официальной курии, дополняя его своим добавлением по другому аспекту тяжбы. После чего Боско специальной клаузулой заявляет, что данным своим постановлением он вообще отменяет (casso et annullo) судебное решение consules rationis (ASG Garumbero. Doc. 8.5.1424). T. о., третейский арбитр позволяет себе выносить вердикт по законной силе государственного судебного акта. В другом примере, где до арбитража дело также разбиралось в курии коммуны, Боско с коллегами выносят свое решение насчет покрытия судебных издержек, понесенных сторонами в официальном процессе (ASG Garumbero. Doc. 22.6.1431), вопрос, который также входил в компетенцию исключительно курии. Т. о. мы видим, как уже постфактум третейские арбитры вмешиваются в решения официальных институтов коммуны и в больших вопросах (судебное решение), и в малых (судебные расходы). Такие действия, очевидно выходящие за рамки закона, тем не менее также укладываются в общую задачу Боско — умиротворение сторон. А сосуществование двух параллельных и при этом не во всем сходящихся между собой решений, очевидно, не способствовало этому. Поэтому Боско, не задумываясь, отменяет предыдущее судебное решение курии, и ставит т. о. свое решение и свою инстанцию в один ряд с официальной судебной системой коммуны, т. е. делает то, на что по принципу strictum ius он не имел права.

Порядок покрытия судебных расходов сторон затрагивается Боско и в других случаях. При этом именно в этом вопросе он пытается, несмотря ни на что, вынести максимально устраивающее обе стороны решение и, как правило, освобождает их от ответственности друг перед другом за покрытие судебных расходов (по статутному принципу, напомним, проигравший должен был оплатить издержки победителя). Основанием для этого Боско указывает то, что стороны изначально были искренне убеждены в своей правоте. Об одном такого рода примере (о сборщике налогов, пытавшемся отсудить неположенное, но все равно освобожденном Боско от покрытия расходов другой стороны) (ASG Garumbero. Doc. 4.5.1424) мы уже писали. И такой случай был не единичным (См., напр.: ASG Garumbero. Doc. 14.7.-12.8.1423. ccc 5 ASG Garumbero Doc. 30.10.1427). В деле Антонины Яравилла Боско, также освобождая стороны от покрытия расходов, указывает, помимо прочего, и на крайнюю запутанность дела, которая не позволяла сторонам перед его началом объективно оценить свою правоту (ASG Garumbero Doc. 30.10.1427).

Шаги навстречу проигравшей стороне Боско делал и в других случаях. Например, в том, что касалось порядка исполнения решения. В деле между Джустиниани и Сальваиго Боско приговаривает ответчика (Паоло Сальваиго, напомним) к выплате определенной суммы истцам. Срок для исполнения этого решения устанавливается почти в месяц, с 28 июня по 25 июля 1424 г. Но при этом Боско особой клаузулой предоставляет проигравшему возможность до 20 июля того же года самому как бы добровольно отдать указанную сумму. И в этом случае судебное решение объявляется как бы несуществующим, а ответчик избавляется от необходимости его принудительно исполнять и иметь за собой и в своей репутации такого рода судебное взыскание (ASG Garumbero. Doc. 28.6.-31.7.-14.8.1424). Т. о. даже проигравшей процесс и виновной стороне юрист дает возможность с честью выйти из создавшейся ситуации.

Обобщим изложенное. Главный вывод таков, что реально проведенные Бартоломео Боско судебные процессы дают нам глубокие и важные дополнения к тем особенностям его подхода к судопроизводству, которые были характерны для его советов.

Прежде всего, напомним, мы отмечали как одну из важнейших черт Боско его осторожность, корректность, лояльность по отношению к коммуне. В третейских же процессах юрист предстает перед нами совсем с другой стороны. Он ведет себя предельно независимо, более того, ставит свои частные приговоры вровень с решениями официальных властей коммуны. Чем объяснить такую метаморфозу? На наш взгляд, здесь нет противоречия. Оба этих аспекта отражают лишь разные проявления взглядов Боско на роль юриста в обществе. Из всех его действий становится очевидным, что юрист призван выступать прежде всего в качестве своего рода технического сотрудника, исполнителя в сфере права на службе тех или иных лиц или структур. Поэтому в том случае, когда Боско выступает в качестве правового советника коммуны, он ведет себя с максимальной корректностью и пиететом по отношению к ее нормам и правилам. Тогда же, когда он является третейским судьей, призванным частными лицами разрешить их дело, в этом случае его высшей целью становится соблюдение в первую очередь их интересов. Именно этим осознанием прикладного характера своего ремесла и отличается Бартоломео Боско от мэтров-правоведов предшествующих поколений. И именно в этом, думается, он фиксирует важный шаг в эволюции роли юриста в государстве и обществе, ее приближении к современному пониманию этого.

Во-вторых, в своей практической деятельности Боско продолжал характерную для Генуэзского Сообщества практику предпочтения доктрины, основанной на aequitas, перед правовым направлением, базирующимся на принципе strictum ius. Конкретные проявления этого, как мы видели, были крайне многообразны. Они выражались и в стремлении прежде всего умиротворить тяжущиеся стороны, и в желании вынести даже на основании не до конца полной картины дела хотя бы прелиминарное решение под условием, чтобы не оставлять конфликт открытым, и в освобождении сторон от покрытия друг другу понесенных судебных расходов и в других вещах. Анализ понимания Боско идеи aequitas, кроме того, привел нас к убеждению в том, что этот принцип рассматривался им в своем максимально рациональном, релятивном, а в крайних случаях и пробабилистском наполнении.

Наконец, в этих своих подходах Бартоломео Боско отнюдь не был одинок. Его концепции воспринимались и другими юрисконсультами Генуи, что вело к формированию единой и целостной (в главном) процессуальной доктрины среди генуэзских правоведов.