"Архив" Ермака

Кто только в России не интересовался историей неведомой Сибири. Есиповскую летопись читали и переписывали в разных концах страны. Сам Савва Есипов едва ли дожил до того времени, когда некий любознательный книжник старательно скопировал его летопись, пополнив ее многими удивительными подробностями. Так возникла Погодинская летопись, которая хранится ныне в Публичной библиотеке в Ленинграде.

Погодинская рукопись ставит, перед исследователем множество трудных проблем. Судя по филиграням, она относится чуть ли не к петровскому времени. Но в этой поздней рукописи заключена масса уникальнейших сведений по истории сибирской экспедиции. Степень их достоверности неясна и поныне. Два-три промаха, допущенные летописцем, ставят под сомнение достоверность памятника в целом.

Современные методы исследования текстов столь совершенны, что позволяют в деталях восстановить историю их возникновения. Можно себе представить, как автор Погодинской рукописи старательно списал из летописи Есипова фразу: "Ермак с товарищи послаша к государю царю и великому князь Ивану Васильевичу всеа Русии с сеунчем ((вестью о победе. - Р. С.) )атамана и казаков". На этом месте он остановился и вставил в текст фразу: "тут же послан был казак Черкас Александров потому... немалой, всего 25 человек".

Фраза сохранилась не в полном виде. Это объясняется просто. Когда рукопись пepeплетали, лист оказался обрезанным по краям и несколько слов оказались утраченными. Однако то, что уцелело, дает исследователю важный материал. Погодинский летописец знал одного из гонцов Ермака по имени, а кроме того, ему известна была, по-видимому, и общая численность казачьей станицы, прибывшей в Москву. Его запись интересна не только своими фактическими данными, но и стилистическими особенностями.

Конструкция фразы ("Ермак послаша атамана и казаков, тут же послан был казак Черкас Александров") была неудачна и выдавала неуверенность автора. Он явно не знал, какое место занимал казак Черкас в станице, привезшей в Москву письмо Ермака. По Есиповской летописи, эту станицу возглавлял некий атаман. Погодинский же автор трижды называет Александрова казаком.

Погодинского летописца не удовлетворило краткое замечание Саввы Есипова о том, что остатки отряда Ермака ушли на Русь "через Камень". Он уточнил маршрут отступления: казаки "поплыша по Иртышу реке вниз и по великой Оби вниз же и черес Камень прошли Собью же рекою. Пустоозеро, тута же (шел) казак Черкас Александров".

Через три года после прибытия в Москву Александрова Иван IV послал в Сибирь воевод Сукина и Мясного. Сообщив об этом, Есипов отметил: " с ними же (пошли) многая руския люди". Уточняя это известие, погодинский летописец записал, что с Сукиным вернулись в Сибирь "многие руские люди и ермаковы казаки Черкас Александров и с товарыщи".

Почему ранние сибирские летописи ни словом не упоминали о Черкасе Александрове? Не выдумка ли это досужего книжника, писавшего в позднее время?

Архивная находка позволила дать весьма точный ответ на поставленный вопрос. В Центральном государственном архиве древних актов в Москве хранится подлинная приходо-расходная книга кремлевского Чудова монастыря за 1586 г. Историки не раз обращались к ней, но никто не искал там сведений о Ермаке. Истинное значение чудовских записей обнаружилось лишь после сопоставления их с данными Погодинской летописи.

Монахи Чудова монастыря пометили в своей книге, что в феврале 1586 г. "сибирский атаман" и "сибирские казаки" принесли в обитель и дали на помин души драгоценных соболей. Благочестивый жест ермаковцев легко объяснить. Как раз в феврале 1586 г. воевода Сукин завершил приготовления к походу. Вместе с ним должны были покинуть Москву Ермаковы казаки. Они уже знали о гибели Ермака и готовились к худшему. Самоe время было подумать о спасении души, и казаки отправились в Чудов монастырь.

Самые богатые дары принес старцам "сибирский отоман Иван Александров сын, а прозвище Черкас".

Запись, о его вкладе не оставляет, сомнения в достоверности погодинских сведений, согласно которым Александров возглавил казачье посольство в Москву, а затем был задержан в столице на три года, пока в поход не выступил воевода Сукин.

Когда Черкас Александров привез в Москву грамоту Ермака, Иван IV велел составить ответное послание. По традиции царское послание начиналось с подробного пересказа письма, послужившего поводом к возникшей переписке. Савва Есипов пересказал письмо одной фразой. Ермак извещал Ивана IV, что казаки "царя Кучюма и с вон его победита". Автор Погодинской летописи привел куда более полный текст казачьей отписки. Согласно летописи, Ермак писал царю, что он "сибирского царя Кучюма и с его детми с Алеем да с Алтынаем да с Ышимом и с вои его победиша; и брата царя Кучюма царевича Маметкула разбита ж".

Насколько достоверна эта подробная версия письма Ермака? Не сочинена ли она самим погодинским летописцем? Ответить на этот вопрос помогает отчет о "сибирском взятии", составленный дьяками Посольского приказа в 1585 г. и сохранившийся в подлиннике. Под руками у дьяков были отписки из Сибири. Воспользовавшись ими, приказные пометили следующее: "государевы" казаки "Сибирское царство взяли, а сибирский царь Кучюм убежал в поле", после чего "племянник Кучюмов Маметкул царевич, собрався с людми, приходил в Сибирь на государевы люди", но те к его "побили".

Данные посольского отчета рассеивают сомнения в достоверности погодинской версии.

Погодинским сведениям чужды летописные штампы. Они мало походят также и на запись воспоминаний очевидцев. В большей мере они напоминают цитаты из приказных документов. Вот один из примеров: "Государь послал (в Сибирь. - Р. С.) воевод своих князя Семена Волховского, да голов Ивана Киреева да Ивана Васильева Глухова, а с ним казанских и свияжских стрельцов сто человек, да пермич и вятчан сто человек и иных ратных людей сто человек". Именно таким слогом составлялись записи Разрядного (Военного) приказа. Это, бесспорно, самый полный разряд, относящийся к сибирской экспедиции. Иной вопрос, можно ли считать его подлинным? Некоторые его детали вызывают сомнение. Почему сибирские летописи и Разрядные книги XVII в. упоминают о походе только двух воевод - Волховского и Глухова? Почему в них отсутствуют какие бы то ни было указания на Киреева? С. Ремезов утверждал, что с Волховским было 500 человек. В Погодинском же разряде названа цифра в 300 человек.

Для проверки разряда можно привлечь подлинную царскую грамоту от 7 января 1584 г. Иван IV направил Строгановым письменный приказ выстроить "под рать" Волховского, Киреева и Глухова 15 стругов, каждый из которых мог поднять по 20 ратников. Из грамоты следует, что Киреев был главным помощником Волховского в сибирском походе и что отряд насчитывал 300 человек. Дополнительные сведения Погодинской летописи объясняют причины молчания сибирских источников о Кирееве. Этот воевода пробыл в Сибири очень недолго. Ермак тотчас отослал его в Москву. Киреев увез из Сибири пленного царевича Маметкула.

Итак, погодинский летописец располагал более точной информацией, чем сибирские летописцы, беседовавшие с ермаковцами.

Очевидно, он держал в руках подлинный разряд о походе Волховского в Сибирь.

Составитель Погодинской летописи нашел у Саввы Есипова упоминание о том, что ермаковцы шли в Сибирь "Чусовою рекою и приидоша на реку Тагил". Неудовлетворенный столь неточным описанием, он включил в текст подробнейшую роспись пути Ермака в Сибирскую землю. В ней указывались не только названия рек, пройденных флотилией Ермака, но и много других сведений: где и куда (направо или налево) сворачивали суда, где они плыли по течению, где против. Очевидно, такая роспись имела не столько литературное, сколько практическое предназначение. Воеводы, назначенные в сибирский поход, нуждались в подробной дорожной росписи.

Погодинский автор включил в текст своей рукописи сведения об обстоятельствах, непосредственно предшествовавших походу казаков за Урал. Ермак Тимофеев, записал он, прибыл с Волги на Чусовую в тот самый момент, когда на пермские места напал сибирский царевич Алей с татарами, "а за год до того времени... пелымский князь Аплыгарым воевал... Пермь Великую".

В двух решающих пунктах приведенные сведения полностью совпадают с данными царских грамот 1581-1582 гг. Они вновь подтверждают, что два нападения произошли с интервалом в год и что поход Ермака начался в дни второго набега.

Ни Строгановы, ни чердынский воевода не знали имен "пелымского князя" и предводителя "сибирских людей", громивших Пермский край. Составитель Погодинской летописи располагал лучшей информацией. Он знал, что первое вторжение возглавлял пелымский князек Аблыгерим, а второй - сын и наследник Кучума царевич Алей.

Как можно объяснить редкую осведомленность погодинского автора? Откуда черпал он свои удивительные сведения? Текст рукописи позволяет установить источник его информации. "Три сына у Кучюма, - записал летописец, - а как оне взяты, тому письмо есть в Посольском приказе". Значит, летописец имел доступ к сибирским документам Посольского приказа.

Замечательно, что именно этот приказ ведал делами, относящимися к Сибири, на протяжении XVI в. В него, как в резервуар, стекались все отписки из вновь присоединенного края. В Посольский приказ попало и письмо Ермака. Там же составили ответное послание от имени царя. По-видимому, приказные допросили гонцов Ермака, с их слов составили роспись пути в Сибирь и записали "сказку" о причинах похода казаков против Кучума.

Дополняя Есиповскую летопись, погодинский автор записал, что татарский царевич Алей подверг жестокому разгрому Соль Камскую и "много дурно над православными хрнстканы починил". Соликамские источники подтверждают эту подробность. Местные жители помнили о татарском погроме вплоть до XVIII в. В память о жертвах набега с 1584 г. и до петровского времени население совершало крестный ход к братским могилам.

При чтении Погодинской летописи невольно возникает вопрос.Почему осведомлённый автор, упомянув о разгроме Соли Камской,умолчал о последующем нападении Алея на Чердынь?

Это объясняется просто. В день штурма Чердыни Ермак увел свой отряд из Чусовских городков за Урал. Значит, ермаковцы ничего не знали о событиях, разыгравшихся в тот момент на расстоянии сотен верст к северу. Это подтверждает предположение о том, что "сказка" о начале сибирской экспедиции найденная погодинским автором в Посольском приказе, была составлена на основании показаний гонцов Ермака.

Можно ли считать, что автор Погодинской летописи сам записал "речи ермаковцев или что его следует отождествить с Черкасом Александровым? Можно ли согласиться с теми историками, которые называют Александрова "официальным историографом дружины Ермака"? Ошибки, допущенные погодинским летописцем, опровергают подобные гипотезы.

Составитель Погодинской летописи не знал, с каким чином прибыл Черкас Александров в Москву. По данным Саввы Есипова, Ермак послал в Москву сеунщика-атамана и тот якобы вернулся в Сибирь вместе с воеводой Болховским. Из приказных же документов следовало, что сеунщик - казак Александров оставался в Москве три года и смог вернуться в Сибирь с воеводой Сукиным уже после смерти Ермака. Не заметив противоречия, погодинский летописец соединил обе версии. В результате в его рукописи появились следующие пометы: "И Ермак в тое пору убит, пока сеунщики ездили к Москве"; "князь Семен Болховской пришел в старую Сибирь... а Ермак уже убит до князь Семенова приходу".

В конце жизни Александров и другие тобольские ветераны составили "речи", которые легли в основу ранних сибирских летописей Хотя они и не помнили точных дат зато ясно представляли себе последовательность основных событий. Они знали, что Волховский прибыл в Сибирь при жизни Ермака, что воевода умер в дни зимнего голода, а затем погиб Иван Кольцо. Ещё позже Ермак предпринял свой последний поход на Вагай, где был убит. Лишившись вождя, казаки немедленно бежали из Сибири.

Есиповская летопись воспроизвела все эти события в их естественном порядке. Совершив ошибку г определении времени гибели Ермака, погодинский автор разрушил канву повествования. Ему предстояло заново описать экспедицию. Но, как видно, он был человеком не слишком опытным в сочинении летописей, Если бы Ермак погиб до прихода Болховского, то последний не застал бы в столице Кучума Kaшлыке ни одного казака, потому что все они покинули Сибирь сразу после боя на Вагае.

Будучи неспособным переписать историю Ермака заново, автор ограничился тем, что кстати и некстати вставил в списанный им текст Есиповской летописи несколько упоминаний о смерти атамана, которые могли лишь запутать читателя. В главе о послах он сделал первую помету о смерти Ермака. В следующей главе пометил: "О убиении Ермакове речется после сих". В главе о Болховском вновь повторил: "а Ермак уж убит". В последующем разделе сделал оговорку: "Как еше Ермак жив бысть". Рассказывая о, бое на Вагае, автор вынужден был повторить все сведения о Болховском.

Приведенные факты опровергают гипотезу, согласно которой Погодинскую летопись составил "официальный историограф дружины" Черкас Александpoв.

Текст Погодинской рукописи помогает уточнить вопрос о ее авторе. Рассказывая о Чингисхане, погодинскией автор назвал его второе имя (Темир Аксак). При этом он сослался на некую Московскую летопись: "пишет про то инде в московских летописцех". Такая ссылка была вполне уместна в устах московского книжника, но никак не вольного казака.

Фонды Посольского приказа были доступны лишь очень узкому кругу лиц. Если составитель Погодинской летописи мог воспользоваться ими, то отсюда следует, что сам он принадлежал скорее всего к миру приказных людей.

Погодинский любитель истории делал выписки из посольских документов и иногда сопровождал их своими "комментариями. "Алей (сын Кучума. - Р. С), записал он, - пришел войной на Чусовую, и в тое же поры прибежал с Волги атаман Ермак Тимофеев с товарищи (пограбили на Волге государеву казну и погромили ногайских татар) и Чюсовой сибирским повоевать не дали". Фраза о грабеже государевой казны нарушала временную и логическую последовательность рассказа. Она заимствована, очевидно, не из отчета "Черкаса Александрова о начале похода. Комментарий выдает в авторе человека, хорошо знакомого с легендарными рассказами XVII века о грабежах Ермака.

Подлинные документы об экспедиции Ермака погибли. Поэтому судить о них можно лишь на основании тех выписок, которые сделал из них автор Погодинской летописи. Названные выписки позволяют составить довольно точное пpeдставление об "архиве" сибирской экспедиции, сформировавшемся в стенах Посольского приказа.

"Архив" Ермака начал складываться после того, как в Москву прибыл Черкас Александров с письмом Ермака. Приказные тщательно записали "речи" казаков об их походе, составили роспись их пути. Эти документы вместе с царским посланием составили основу фонда. К ним были присоединены разрядные росписи о посылке в Сибирь трех отрядов, донесение о гибели первого отряда: и документы о доставлении в Москву пленного Маметкула, "письмо" о взятии на службу других сибирских царевичей.

Реконструкция "apxива" Ермака позволила расширить крайне ограниченный фонд достоверных источников о сибирской экспедиции, что дало возможность заново исследовать историю похода Ермака в целом.

удаление гари с потолка здесь