За власть Советов

Мятеж чехословаков и белогвардейцев был звеном обширного плана контрреволюции.

29 июля 1918 года на Объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов Москвы Владимир Ильич Ленин говорил:

"И вот теперь, когда эти отдельные звенья стали ясны для нас, вполне определилось теперешнее военное и общестратегическое положение нашей республики. Мурман на севере, чехословацкий фронт на востоке, Туркестан, Баку и Астрахань на юго-востоке - мы видим, что почти все звенья кольца, скованного англо-французским империализмом, соединены между собой".

Летом 1918 года три четверти территории страны находились под властью интервентов и белогвардейцев, и именно в эти грозные дни были приняты важнейшие решения, превратившие Советскую республику в единый военный лагерь, воодушевленный лозунгом "Все для фронта!".

10 июля 1918 года V Всероссийский съезд Советов принял постановление о строительстве Красной Армии. В этом историческом постановлении говорилось, что Российская республика подобна крепости, которую со всех сторон осаждают войска империалистов, говорилось о том, что контрреволюция нашла временную опору в чехословацких наемниках англо-французской буржуазии.

V съезд Советов вынес постановление о всеобщем обучении военному делу и установил обязательную воинскую повинность.

В постановлении говорилось о широком использовании опыта и знаний многочисленных военных специалистов из офицеров бывшей армии, о военных комиссарах - блюстителях внутренней связи новой армии с рабочими и крестьянами, о том, что комиссары должны быть безупречными революционерами, стойкими борцами за дело пролетариата и деревенской бедноты.

Надо всегда помнить, что партия большевиков впервые в истории человечества создавала армию социалистического государства, Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, по строенную на совсем других основах, чем существовавшие ранее вооруженные силы.

Все было новое в этой армии: товарищеские отношения командиров и бойцов, новая дисциплина, новые уставы. Партия, Ленин посылали в эту армию лучших коммунистов, испытанных борцов за дело революции, изведавших царскую каторгу, тюрьму, ссылку. Посылали не только как агитаторов, но и как воинов, и коммунисты, показывая пример красноармейцам, шли в первых рядах в атаку, самоотверженно сражаясь за дело рабочего класса.

В годы гражданской войны для иностранцев, да и для самих белогвардейцев, казался непостижимым тот факт, что в рядах Красной Армии честно сражались против контрреволюции тысячи офицеров старой армии. Казалось, самим воспитанием с отроческих лет они были приуготовлены к верной службе престолу. Все они прошли через кадетские корпуса, военные училища, а иные даже окончили Николаевскую академию генерального штаба. С юных лет их начиняли ура-патриотической литературой, воспитывали в духе беспрекословного подчинения начальству, готовили к действиям против внешнего и "внутреннего" врага. Под строжайшим запретом были имена офицеров-декабристов, а после 1905 года - имя лейтенанта Шмидта. И все-таки с первых дней революции по призыву Коммунистической партии в Красную Армию пришли офицеры и генералы старой армии. Их привело в ряды борющегося народа чувство патриотизма. Они понимали, что партия большевиков защищает свободу и независимость Родины.

Генералы старой армии М. Д. Бонч-Бруевич, П. П. Лебедев, Ф. Ф. Новицкий, генералы Станкевич и Николаев, расстрелянные белыми, старшие офицеры С. С. Каменев, Б. М. Шапошников, А. И. Егоров, В. И. Шорин, Д. М. Карбышев, морские офицеры в старших чинах Альтфатер, Беренс, Немитц, Зеленый, Галлер, Кукель-Краевский и многие другие отдали свои знания и опыт Красной Армии и Флоту.

Владимиру Ильичу пришлось выдержать нелегкую борьбу, когда он настоял на привлечении старых военных специалистов к делу создания Красной Армии. Известно, например, что осенью 1918 года он столкнулся с огульным недоверием к военным специалистам со стороны Сталина, Ворошилова и Минина, введенных в состав только что созданного Реввоенсовета Южного фронта. Они вынесли постановление об отстранении от должности командующего Южным фронтом Сытина как бывшего генерала старой армии. Конфликт кончился тем, что Реввоенсовет Южного фронта был образован в составе Сытина, Мехоношина и Леграна, а Сталин был переведен на другую работу.

Недоверие к военным специалистам впоследствии сказалось и на выступлениях некоторых военных партийных работников - так называемой "военной оппозиции", которую осудил VIII съезд партии. В стремлении "военной оппозиции" иметь коллективное командование Ленин видел возврат к партизанщине. "Теперь на первом плане должна быть регулярная армия, надо перейти к регулярной армии с военными специалистами".

В мае 1918 года Тухачевский был комиссаром Московского района Западной завесы.

Как только начался чехословацкий мятеж, он выразил желание немедленно отправиться на фронт.

В те дни Тухачевский был молчалив и задумчив. Какие-то глубокие мысли волновали его. Товарищи, работавшие вместе с ним, чувствовали в этом молодом человеке не только военные и организаторские способности, но и убежденность мировоззрения.

И, как мы увидим, они в нем не обманулись.

По пути на фронт Михаил Николаевич на один день заехал к родным во Вражское. Ямщик смог довезти его только до деревни Враварка, что в семи километрах от Вражского. Тухачевский пришел к своим уже вечером, мокрый, попал под ливень...

На следующее утро, в пять часов, он уехал, задерживаться было нельзя.

Он сказал родным, что вступил в партию большевиков и уже работает.

Мать, Мавра Петровна, снова проводила сына па фронт, но на этот раз на фронт гражданской войны.

...Нелегко представить себе путешествие на восток по взбудораженной, потрясенной до самых основ стране. То, что путешественник видел на каждой, самой маленькой станции, отражало величайшую бурю, бушевавшую в столицах. Сотни, тысячи людей в гимнастерках, шинелях сидели, лежали в ожидании поезда на платформе. Среди них были и солдаты, возвращающиеся с фронта, и красногвардейцы, ехавшие на восток, на "гражданку", как называлась уже пылавшая на востоке, севере и юге война. Были здесь и делегаты с мест, крестьяне-ходоки, мешочники-спекулянты, господа и дамы, направляющиеся на восток, за Волгу, или в волжские города, чтобы дождаться прихода белых. В этой толпе метались железнодорожники, сбитые с толку сумятицей и неразберихой. За железнодорожниками, властно раздвигая толпу, пробивались матросы, требовавшие паровоз для своего эшелона, политработники с "экстренными отзывами" и мандатами. Все это спорило, бранилось, шумело и вдруг срывалось с места, когда подходил эшелон - классные вагоны с выбитыми стеклами и теплушки, набитые до того, что, кажется, невозможно было просунуть ногу в плотно сбившуюся массу людей.

Иногда на путях возникали митинги или просто кто-то, надрываясь, читал вслух "Бедноту" или "Правду", и по тому, как люди воспринимали статью в газете, было ясно, с кем имеешь дело. Гремела музыка, с военным оркестром провожали на фронт рабочих здешнего завода, и толпа раздавалась, образуя широкий проход. Набившиеся в теплушки люди безмолвно освобождали место для тех, кто отправлялся на восток защищать революцию. Откуда-то появлялся патруль, проверявший документы, и тогда чувствовалось, что во всей этой толчее есть некая наводившая порядок сила.

Вот в такой, убывающей только к ночи толпе можно было увидеть худощавого стройного молодого человека в синей гимнастерке, потрепанных галифе, обмотках и грубых башмаках. Башмаки были забрызганы грязью, видно, молодой человек пришел на станцию издалека. Он задумчиво глядел вдоль пути, ожидая поезда, а когда к нему подошел патруль, проверявший документы, молча показал предписание, помеченное июнем 1918 года.

"Предъявитель сего военный комиссар Московского района Михаил Николаевич Тухачевский командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командования ими".

Кроме этого документа в письме штаба Московского военного округа Муравьеву указывалось, что М. Н. Тухачевского рекомендует ВЦИК как одного из немногих военных специалистов-коммунистов и что на него следует возложить наиболее важную и ответственную работу на фронте.

27 июня 1918 года Тухачевский прибыл на станцию Инза, где находился штаб 1-й Революционной армии. Как он поступал всегда, на протяжении всей своей боевой деятельности, он прежде всего связался с партийными органами, отправился в Симбирский губернский комитет партии.

На руководителей симбирских большевиков Варейкиса и Гимова молодой военачальник и молодой коммунист Тухачевский произвел хорошее впечатление. Сжато, убедительно он изложил свои мысли о положении на фронте, о боеспособности армии, которой ему предстоит командовать. Приятно поразила симбирских большевиков его твердая уверенность в победе, покоившаяся на вере в революционный энтузиазм бойцов и силу идей партии.

Но на пути к победе стояли серьезные трудности. О них мы узнаем из воспоминаний Тухачевского "Первая армия в 1918 году", опубликованных в сборнике "Революция и война" за 1921 год.

Какие же воинские части принял будущий командарм?

"Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое свое существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом... Ни о какой серьезной дисциплине не было и речи. ...Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как противника..."

Однако при этом Тухачевский отмечал, что революционно настроенные массы красноармейцев легко поддавались организации, как только применялись правильные методы политической работы.

К ненадежным частям относился бронедивизион, которым командовал левый эсер Беретти, авантюрист и демагог, ставленник Муравьева, командовавшего Восточным фронтом.

Интересна характеристика Муравьева, которую дал ему Тухачевский в своих воспоминаниях. Он пишет, что Муравьев отличался бешеным честолюбием, замечательной храбростью и умением наэлектризовывать солдатские массы. Теоретически Муравьев был очень слаб в военном деле, почти безграмотен. Однако знал историю войн Наполеона. Мысль "сделаться Наполеоном" преследовала его, и это сквозило во всех его манерах, разговорах и поступках. Обстановку он не умел оценить. Его "прожекты" бывали совершенно нежизненными. Управлять он не умел. Вмешивался в мелочи, командовал даже ротами. Перед красноармейцами заискивал, чтобы снискать их любовь, безнаказанно разрешал грабить, применял самую бесстыдную демагогию.

В прошлом подполковник старой армии, Муравьев при Временном правительстве формировал так называемые "ударные батальоны", затем, после Октябрьской революции, перешел на сторону Советской власти.

В начальный период гражданской войны Муравьев был не такой уж редко встречавшийся тип. Ни в какую революцию эти авантюристы не верили, с белыми они не пошли, потому что там, по их мнению, было трудно занять высокий пост, там уже заранее облюбовали себе крупные должности господа генералы и их любимчики, а у красных стоит рискнуть.

Этому авантюристу и был подчинен Тухачевский как командарм 1-й Революционной армии.

Как же развивались военные действия против чехословаков и белогвардейцев?

Подняв восстание, чехословаки двинулись на Сызрань - Самару и здесь обосновались. Другая их часть закрепилась в Челябинске. В Самаре появилась "учредилка" - "комуч" - комитет учредительного собрания. Задача Красной Армии сводилась к тому, чтобы быстрыми ударами разбить далеко разбросанные части контрреволюционных войск и занять центры, где была у власти буржуазия.

Тухачевский вспоминает, что, верный своей привычке вмешиваться в дела подчиненных, Муравьев расписал подробный план наступления 1-й армии на Самару, где в то время концентрировались главные силы белогвардейцев.

Командарм счел этот план сумасшедшим и решил внести в него коррективы. В войсках тогда еще не было транспортных средств. Двигаться по железной дороге, чтобы наступать по кратчайшему направлению от Мелекесса на Самару большими силами, тоже было затруднительно. Тухачевский избрал направление Симбирск - Самара, обеспечив армии подвоз по Волге.

Видимо, еще до приезда Тухачевского на станцию Инза Муравьев замыслил измену. Он разлагал, дезорганизовывал воинские части, поощрял пьянство, неподчинение командирам, и, разыгрывая бравого вояку, бросал в атаку на Сызрань, сильно обороняемую белыми, мелкие отряды, обрекая их на верную гибель.

10 июля со станции Симбирск Тухачевский пишет Муравьеву:

"...Сызрань оставлена. Хотел еще вчера начать наступление всеми силами, но броневому дивизиону было Вами запрещено двигаться, а потому наше наступление на Усолье и Ставрополь велось жидкими пехотными частями. Совершенно невозможно так стеснять мою самостоятельность, как это делаете Вы. Мне лучше видно на месте, как надо дело делать. Давайте мне задачи, и они будут исполнены, но не давайте рецептов - это невыносимо. Неужели всемирная военная история еще недостаточно это доказала?! Вы же командуете за меня и даже за моих начальников дивизий... Я ничуть не считаю положение опасным, но опять придется подготовлять взятие Сызрани наново. Я думаю, что нам необходимо свидеться..."

Письмо было написано, но события развернулись неожиданно и стремительно.

Муравьев числился в левых эсерах. В Москве вспыхнул левоэсеровский мятеж. Тут Муравьев решил, что пришло время действовать и ему.

Он решил увлечь за собой матросов и красноармейцев. Вдруг повезет! Ему уже мерещились, конечно символически, треугольная шляпа и серый походный сюртук Наполеона.

Как бывший офицер, подполковник Муравьев думал, что Тухачевский, в прошлом поручик лейб-гвардии Семеновского полка, несомненно, присоединится к нему.

Но все произошло иначе. В своих воспоминаниях командарм Тухачевский рассказывает:

"Муравьев прибыл на пароходе в Симбирск. Я им был вызван для доклада, но, как только явился на пристань, тотчас был арестован. С сумасшедшими, горящими глазами, Муравьев после ареста заявил мне: "Я поднимаю знамя восстания, заключаю мир с чехословаками и объявляю войну Германии". Так началось восстание Муравьева. Приехавшие с ним красноармейцы были взяты им наскоком. Он огорошил их, они ничего не понимали и шли за Муравьевым, считая его старым "советским воякой". По таким же мотивам перешел на сторону Муравьева и броневой дивизион, стоявший в Симбирске. В первую минуту, после того как Муравьев уехал осаждать Совет, красноармейцы хотели меня тотчас расстрелять, но были крайне удивлены, когда на вопрос некоторых: за что я арестован, я им ответил: "За то, что большевик". Они были сильно огорошены и отвечали: "Да ведь мы тоже большевики". Началась беседа".

Из скромности или стараясь не придавать значения этому эпизоду, который мог стоить ему жизни, Тухачевский коротко описал то, что с ним произошло на яхте "Межень", где был штаб Муравьева. Товарищам он рассказал об этом более подробно. Когда Муравьев объявил командарму о своих планах, тот назвал его предателем и изменником. Тухачевского под конвоем привели в стоявший в тупике вагон, здесь и произошел разговор с красноармейцами, которые оказались латышскими стрелками.

- Если вы большевики, - сказал им Тухачевский, - то знайте, что Муравьев изменил Советской власти.

Стрелки отошли в сторону, поговорили между собой по-латышски и выпустили командарма. Один из них сопровождал Тухачевского и остался при нем на долгие годы в качестве ординарца.

Этот случай был испытанием верности Тухачевского партии и Советской власти.

Если бы мятеж Муравьева имел некоторый успех, могли возникнуть серьезные осложнения. Убийство германского посла Мирбаха левыми эсерами, провокационное объявление Муравьевым войны Германии могли вызвать новое германское наступление, к которому молодая Республика была не готова.

Тревожной была в Москве ночь левоэсеровского мятежа. В притихшем городе явственно слышалась перестрелка, затем выстрелы трехдюймовых орудий. Но утром все стихло, и те, кто надеялись на контрреволюционный переворот, были жестоко разочарованы. "Ладно, пусть хоть левые эсеры", - шептались в подворотнях господа в офицерских шинелях со следами споротых погон.

Такие господа в ту пору еще встречались в Москве. Постепенно они куда-то исчезали, направляясь или на Дон, или на Украину - к "его светлости" гетману Скоропадскому.

Нечеловеческую энергию, неустрашимость, проницательность проявил в эти грозные дни Владимир Ильич. Начались срочные передвижения войск по фронту, в воинские части экстренно направлялись коммунисты и рабочие.

Симбирские большевики, узнав об измене Муравьева, быстро сумели овладеть положением, разъяснили красноармейцам, куда их ведет предатель Муравьев. Большевистская фракция Совета располагала небольшими силами - триста бойцов коммунистического отряда, интернациональный отряд имени Карла Маркса и несколько сот вооруженных рабочих, - но это были люди, готовые отдать жизнь за революцию.

Муравьев был объявлен изменником. Ставленника Муравьева - Беретти заменил коммунист Федор Иванов. Политический комиссар Симбирского отряда боевых кораблей (впоследствии Волжской флотилии) Лев Берлин временно принял команду над двумястами балтийскими матросами.

В зале заседаний губисполкома шел горячий спор Варейкиса с Муравьевым, приехавшим для объяснений.

Сам И. М. Варейкис так описывал эти события: "Муравьев начал смутно догадываться, что что-то готовится... Чувствуется, что он прочел в моих глазах что-то неладное для себя и сказал: "Я пойду, успокою отряд". Он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери..."

Муравьев не вышел живым из зала заседаний Симбирского Совета, он был застрелен, его конвой и сторонники - левые эсеры разоружены и на этом кончилась эта опасная контрреволюционная авантюра.

Но она имела тягостные последствия, остро поставив вопрос о доверии к военным специалистам, офицерам царской армии.

После измены Муравьева среди красноармейцев вновь пробудилось подозрение в измене всех бывших "золотопогонников". Начались непрерывные ложные слухи об обходах и изменах... Войска стали отходить даже без боя. Это было одной из причин захвата белыми Симбирска. Впоследствии овладение этим городом, родиной Ленина, стоило немалых усилий и жертв.

Только самоотверженная, неустанная работа политических комиссаров, командарма и командиров остановила развал армии.

Между тем, как мы уже говорили, помощь бывших офицеров в деле организации армии была абсолютно необходима.

Еще 4 июля 1918 года в Симбирске была объявлена мобилизация офицеров. Надо сказать, что после подписания мирного договора в Бресте воинские начальники выдавали офицерам старой армии отпускные билеты, в которых было сказано: "Увольняется в отпуск до востребования и обращается в первобытное состояние".

Это "первобытное состояние" для многих офицеров означало занятие самыми разнообразными профессиями. Начальник штаба 1-й Революционной армии Н. И. Корицкий встречал знакомых офицеров в качестве извозчиков, чистильщиков сапог, счетоводов, монтеров, сапожников, портных. Какой-то генерал делал и продавал горчицу. Большинство занималось этим из нужды, а иные демонстративно, сознательно саботируя мероприятия Советской власти.

Настало время для возвращения офицеров из "первобытного состояния". В течение июля в Симбирске и Пензе было мобилизовано около 1200 штабных и строевых офицеров старой армии. Жены беспокоились за участь мужей, распускались слухи, будто офицеров ожидает расстрел, что мобилизация - всего только уловка для уничтожения "классовых врагов". Но офицеры являлись в военкомат, заполняли анкеты, видели командарма Тухачевского, подтянутого, тактичного и внимательного. Успешно проходила мобилизация в Пензе, где офицеры знали Тухачевского, искали у него защиты, хотя им решительно ничто не угрожало, если они собирались честно служить.

Приходилось, по существу, наново организовывать первую регулярную армию, которой предстояло встретиться с белыми.

Двести пятьдесят мобилизованных офицеров были назначены в штаб армии.

"У нас совершенно не стеснялись подчинять генералов подпоручикам или капитанам,- вспоминал позднее об этом периоде формирования Тухачевский в статье "К юбилею Первой армии" - ...Был установлен революционный порядок, и началась... лихорадочная подготовка наступления".

Через несколько дней после ликвидации мятежа Муравьева Тухачевский впервые встретился с только что назначенным политическим комиссаром 1-й Революционной армии В. В. Куйбышевым (позднее - член Реввоенсовета). Этим было положено начало благотворному влиянию Куйбышева на молодого командарма, большой дружбе между профессиональным революционером-большевиком и молодым коммунистом-полководцем. Военные комиссары Куйбышев и Калнин укрепили авторитет командарма, вернули доверие красноармейцев к работникам штаба. Они видели преданность партии, Советской власти, ценили организаторский талант Тухачевского и умели вовремя тактично указать на его ошибки, горячность, свойственные молодости.

Кому случалось хоть раз в жизни встретить Валериана Владимировича Куйбышева, тот навсегда оставался под обаянием этого благожелательного, разумного, скромного человека, государственного деятеля ленинской школы. Тухачевскому посчастливилось - Куйбышев был его первым военным комиссаром.

Это был русский интеллигент в самом высоком смысле слова, посвятивший всю свою жизнь революции, испытавший тюрьму и ссылку. Было нечто общее в их судьбах - Валериан Владимирович кончил Омский кадетский корпус, любил музыку, песню, поэзию, в молодости сам писал стихи.

Но главным для молодого командарма были беседы с Куйбышевым о революции, о ее высоких целях, о партии. В годы юности и до своего побега из плена он не встречался так близко с теми, кто самоотверженно боролся с царским правительством, кто прошел суровую школу борьбы, подполье, тюрьму. Образ Куйбышева, его товарищеская чуткость, дружеская поддержка в трудные минуты, его эрудиция в марксистской науке - пленили молодого большевика. Политический комиссар был для него учителем и другом, боевым товарищем.

Тухачевский нравился Куйбышеву тем, что не искал дешевой популярности у красноармейцев, не льстил им, не заискивал, не терпел демагогии. Простота обращения, тактичность располагали к командарму бойцов и командиров. Когда возникали споры, он старался убедить своего собеседника логическими доводами, но свое мнение отстаивал настойчиво и упорно.

Тухачевский находился несколько в ином положении, чем многие военные специалисты, - он был коммунист, правда молодой, но все-таки коммунист, и ему легче было завоевать доверие красноармейцев.

Сохранился фотографический снимок того времени, на котором изображен командующий 1-й армией Тухачевский. Худощавый молодой человек в гимнастерке ничуть не отличался по одежде от рядового красноармейца. В его больших, выразительных глазах видны были вдумчивость, сосредоточенность.

Ленин призывал командиров, политработников и красноармейцев учиться военному делу, учиться не только на командных курсах и в военной академии, но и непосредственно на полях гражданской войны. Этому завету Владимира Ильича свято следовал Тухачевский - он не только учился сам, но, как мы увидим дальше, и обучал своих товарищей.

25-летний молодой человек, прошедший в старой армии очень недолгую подготовку, рассчитанную в лучшем случае на командование ротой, командует 1-й Революционной армией, принимает смелые решения, учитывает сложные политические обстоятельства и обдумывает план решительного наступления на хорошо снабженного и опытного в боевом отношении противника. Это были первые шаги будущего полководца. Если сравнить масштабы военных операций Тухачевского в 1918 году с последующими, наглядно виден его рост. Больше всего способствовали его росту маневренные операции гражданской войны. Здесь и сложился его опыт военачальника крупных соединений.

Военные комиссары и политработники, особенно в те времена, когда партизанщина еще была не изжита, самоотверженно трудились, стараясь воспитывать не только рядовых бойцов, но и командиров. Но и для политработника найти ключ к душе красноармейца, в особенности крестьянского парня, мобилизованного в Красную Армию, было не так-то просто. Тот политработник, который видел свою обязанность только в том, чтобы раздавать политическую литературу, мог услышать соленое словцо и увидеть, как красноармеец с усмешкой совал в карман листовку - "сгодится свернуть цигарку" или попросту говорил: "А на кой ляд она мне нужна? Я неграмотный".

Надо было вести с бойцами откровенную беседу, находить убедительные слова. Были острые вопросы, на которые следовало отвечать прямо и просто, например вопрос о "заградиловках", отнимавших хлеб у мешочников, о продразверстке. Рабочий - городской человек - понимал, для чего это делается, а крестьянину надо было толково все это объяснить, что не всегда удавалось.

Бойцы всегда ждали газету, ждали, не будет ли опубликована речь или статья Ленина. Тот, кому случалось читать вслух ленинские строки красноармейцам, никогда не забудет сотни устремленных на него глаз и ту особенную тишину, когда слушают буквально затаив дыхание.

Тухачевскому удалось найти путь к солдатскому сердцу.

После того как были опубликованы главы из биографии М. Н. Тухачевского, среди множества писем, пришедших в адрес автора, особенное внимание привлекали письма красноармейцев, участников гражданской войны, сражавшихся под командованием Михаила Николаевича и его соратников. Душевно, с трогательной простотой рассказывали они о своих встречах с командармом. Позволю себе привести письмо ветерана гражданской войны Н. И. Шумиловского. "Да, трудные были годы, - пишет он, - годы переживаний и душевных тревог. Я - с 17 до 22 лет - был участником гражданской войны, прошел всю почти Россию от Свердловска до Кирова и от Кирова до Омска, от Омска до Перекопа и Сиваша..."

Автор письма с грустью пишет о жертвах произвола, о погибших в годы культа Сталина военачальниках: "...Мы помнили, какую большую работу проводили т. Тухачевский и другие по формированию армии и налаживанию дисциплины. Запомнился такой случай. Я должен был передать пакет лично командарму М. Н. Тухачевскому. Я хотя и был молод, но прошел в 1917 году учебную команду в Ташкенте и имел солдатскую выправку. Я был конник. Вошел в штаб, как положено по-военному, попросил разрешения войти, это было в крестьянской избе. Отдал честь и доложил, что прибыл с пакетом. Михаил Николаевич принял пакет. Я козырнул и прошел к дверям, но только переступил порог, слышу: "Товарищ красноармеец, вернитесь". Я вернулся. "Садитесь",- сказал он мне, спросил, где я родился, где учился, был ли в старой армии, заговорил о дисциплине. Простой душевный был разговор. Посмотрел на часы и разрешил идти. Я быстро встал, отдал честь. Когда вскочил на коня, видел, что Михаил Николаевич стоит у окна и смотрит. Вскоре был приказ опросить всех красноармейцев, кто служил в старой армии и в каком чине, и кто окончил учебную команду, и какое кто имеет образование. Отменилась выборная система командиров".

По свидетельству многих современников, товарищей по службе, Тухачевский завоевал большую популярность среди воинов Красной Армии. Они видели, что он не только искусный военачальник, но преданный делу партии коммунист, и верили ему. К тому же он обладал даром слова, говорил на массовых митингах с жаром, присущим молодости.

Читая Ленина, следя за его статьями, выступлениями, Тухачевский постепенно становился образованным марксистом. Двадцать лет службы в Красной Армии, а не три года в старой, царской, включая военное училище, сделали из Тухачевского полководца. И в этом помогли ему товарищи - профессиональные революционеры, ученики Ленина.

Как уже было сказано, на востоке летом 1918 года сложился главный фронт Республики. Создание армий этого фронта началось в июне 1918 года.

5-я армия была сформирована в августе 1918 года из отрядов, сражавшихся с белочехами и белогвардейцами под Казанью.

Силы белочехов превосходили Красную Армию своей численностью и вооружением, они упорно наступали на Симбирск, обходя Сенгилей, и 22 июля взяли город.

Красные отряды, действовавшие на восточных подступах к Симбирску, отошли в район Сенгилея, где их объединил под своим командованием Гай, впоследствии прославленный начальник Железной дивизии, а еще позднее - командир 3-го конного корпуса.

После захвата белыми Симбирска, 29 июля 1918 года, Центральный Комитет партии принял постановление об укреплении Восточного фронта. Вопрос о судьбе революции решался на Волге.

М. Н. Тухачевский и Г. К. Орджоникидзе на Кавказском фронте. 1920 г.

Центральный Комитет предписал всем партийным организациям отдавать лучшие, наиболее стойкие части для отражения опасности на Востоке, оставляя на местах лишь минимальное количество вооруженных сил. Была проведена массовая мобилизация коммунистов. Московская, Петроградская и другие организации послали на Восточный фронт пятую часть своего состава. К концу 1918 года на фронте было около 25 тысяч коммунистов, что значительно укрепило войска и подняло их боеспособность.

В воспоминаниях Сергея Сергеевича Каменева, командующего Восточным фронтом, а затем главнокомандующего, мы читаем, что вопрос о том, куда должно в первую очередь направить удар Красной Армии, куда - во вторую, решался теми, кто руководил политикой страны, то есть Центральным Комитетом, Лениным. Правильное решение этого вопроса, по существу, определяло всю дальнейшую ликвидацию белогвардейщины.

И в самом деле, лозунг "Все на Восточный фронт!" указывал, что главная задача в данное время заключалась в разгроме противника именно на этом фронте. Даже временные неудачи на Юге не заставили Владимира Ильича изменить это решение. Он настоял на том, чтобы все усилия были направлены на ликвидацию Колчака, несмотря на то, что Троцкий, в те времена председатель Реввоенсовета Республики, и главком Вацетис требовали переброски сил на Южный фронт.

В те дни Тухачевский все свои усилия направлял на организацию 1-й Революционной армии, готовя ее не к случайным налетам, а к планомерным операциям. "Никаких аппаратов управления не было: боевой состав армии никому не был известен... - пишет он в своих воспоминаниях о начале пути 1-й Революционной армии... - Сами части, почти без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую "эшелонную войну".

Это обстоятельство очень тревожило Владимира Ильича.

В начале августа 1918 года командующий получил такую телеграмму из Москвы: "Председатель Совнаркома Ленин приказал донести, почему войска Первой армии до сих пор живут в вагонах и не переходят к полевой войне. Примите меры к выдворению войск из поездов. Пусть войска формируют обозы".

Эта телеграмма наглядно показывает, как внимательно следил Ленин за положением на Восточном фронте, знал недостатки вновь создаваемой армии, понимал, что только маневр может дать победу в полевой войне.

Тухачевский рассматривал гражданскую войну не как "малую" и "междоусобную", а как войну серьезную, где Красной Армии противостояли силы международного империализма. Для такой войны нужна была классовая, дисциплинированная, умеющая маневрировать, хорошо организованная армия.

Задачи стояли огромные. Надо было изыскивать транспортные средства, организовывать ремонт оружия, обозы, снабжение войск продовольствием и одеждой. Все должны были охватить командарм, военные комиссары Куйбышев и Калнин, штаб командующего.

Это был спаянный коллектив, на него опирался Тухачевский, и без этого коллектива невозможно было победить сильного, хорошо снабженного и вооруженного противника.

Тухачевский нашел себе доблестного сподвижника также в лице Гая Дмитриевича Божишкяна, которого в Красной Армии называли просто Гай. Уроженец Кавказа, армянин по национальности, Гай во время первой мировой войны служил в одном из пластунских батальонов. Это был человек удивительной храбрости. Темперамент, страстность, бесстрашие и вместе с тем благоразумие, вдумчивость впоследствии сделали из него выдающегося военачальника и профессора военной академии.

Гай отлично показал себя в трудные дни, когда советские войска были вынуждены оставить Бугульму, Сенгилей и, наконец, Симбирск.

Тухачевский, умевший ценить талантливых командиров, писал о Сенгилеевской группе Гая, что это "единственная часть, сохранившая дисциплину и боеспособность... Совершив марш до 150 верст по району, занятому противником, тов. Гай, ничего не потеряв, вывел свою колонну на ст. Чуфарово, где и соединился с остальными войсками армии. За этот героизм колонна тов. Гая была названа "Симбирской Железной дивизией".

Все, что было предпринято Центральным Комитетом и Лениным, руководившими ходом военных действий Красной Армии и укреплением Восточного фронта, должно было сказаться. Советские войска энергично готовились к наступлению, к решительному удару, который должен был отбросить противника от Волги на восток.

4 августа 1918 года Высший Военный совет дал указание штабу Восточного фронта одновременно с подготовкой операции для освобождения Симбирска подготовить так же операцию по освобождению Екатеринбурга. Это было в то время, когда 3-я армия продолжала отступать, а 5-я армия оставила Казань.

11 августа командование фронтом дало директиву всем командующим армиями о решительной атаке Симбирска, Казани, Самары, Екатеринбурга. В начале сентября началось наступление советских войск.

9 сентября 2-й армией была освобождена Казань.

12 сентября 1-я армия освободила Симбирск.

Это было уже не импровизированное наступление отдельных отрядов, а операция, тщательно продуманная и осуществленная Тухачевским.

1-я Революционная армия была расположена на фронте около 600 верст - от Вольска до Симбирска. Численность ее была невелика, и поэтому только "маневр мог обеспечить победу", как впоследствии писал Тухачевский.

Но маневр требовал подготовленных войск и хороших командиров. Для его успеха нужны были "быстрота движения, точная выдержка направления и достижение вовремя назначенных рубежей". Самый маневр следовало так рассчитать, чтобы он обеспечивал проведение в жизнь указанных условий, иначе говоря, задумывать нужно было только действительно необходимое и верное.

По замыслу Тухачевского, Инзенская и Пензенская дивизии действовали для отвлечения противника на сызранском направлении. Белые, как он и предполагал, действительно подтянули значительные силы к Сызрани и усилили оборону Самары.

В статье "Обходы и концентрические движения", Тухачевский писал: "При составлении плана атаки Симбирска в основу его была положена идея концентрического движения... Концентрическим движением легче всего достигается обход и окружение противника". Главная задача была возложена на Симбирскую Железную дивизию Гая.

Тухачевский, политический комиссар, член Реввоенсовета армии Калнин и член Реввоенсовета Восточного фронта Кобозев со дня наступления находились в дивизии Гая. Командарм изучал местность не только по карте, но и разведывал подступы к Симбирску на машине, коне и пешком. Вместе с начдивом Гаем всю ночь перед наступлением Тухачевский выбирал артиллерийские позиции.

Командарм не опекал начдива, он только старался предупредить его ошибки или, наоборот, одобрить проявленную инициативу. Он брал на себя командование операцией только в критические минуты, когда нужно было личным примером воодушевить войска.

Это было вообще в его правилах. При первом неудачном наступлении, когда на станции Охотничья возникла паника, красноармейцы с удивлением увидели своего командарма, хладнокровно умывающегося под обстрелом у водоразборной колонки. Паника быстро улеглась, опасность была предотвращена.

Тухачевский считал, что главное для командира - хладнокровное руководство боем, и по этому поводу часто вспоминал слова Суворова: "Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его".

Валериан Владимирович Куйбышев, узнав о том, что произошло на станции Охотничья, просил Тухачевского впредь не рисковать своей жизнью. Но и сам Куйбышев в иных случаях шел на риск.

В воспоминаниях Тухачевского описывается, как Куйбышев летал в качестве летчика-наблюдателя на одном из трех "Сопвичей". Это были двухместные машины со скоростью 150-160 километров в час. Самолет, на котором летел Куйбышев, вынудил белых летчиков, приземлиться, им не дали сжечь аэроплан и взяли их в плен. Разумеется, не было необходимости в том, чтобы политический деятель, комиссар армии, летал в разведку, но тут уж сказались черты его характера - неустрашимость, пренебрежение к опасности.

В Симбирске Красной Армией были взяты колоссальные трофеи. Из губернской тюрьмы освободили полторы тысячи узников - красногвардейцев и сторонников Советской власти.

Белогвардейцы и белочехи, укрепившись за Волгой, пытались вновь захватить город. Железнодорожный мост через Волгу был в полной сохранности. Открыв сильный орудийный огонь, противник пытался переправиться через реку. Превосходно показал себя в боях за Симбирск и в защите города Интернациональный полк, сформированный из военнопленных первой мировой войны, явивший собой пример интернационального братства. "Слева - австриец, справа - венгр, в стороне познанский поляк выносит раненого русского - так описывал один из бойцов боевые действия полка. - Все мы, люди разных национальностей, боролись за святое общее дело".

Войска получили приказ оттеснить белогвардейцев на восток.

Успех сражения решили прибывшие на пароходах части 5-й армии. Вместе с частями 4-й армии они оттеснили врага. Угроза Симбирску миновала.

Злодейское покушение на жизнь Владимира Ильича, совершенное 30 августа 1918 года, вызвало гнев, негодование бойцов Красной Армии и пробудило в них жажду возмездия врагам революции.

В телеграмме Ленину бойцы Восточного фронта - герои Симбирска, писали:

"Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города - это ответ на Вашу одну рану, за вторую - будет Самара".

Ответ Ленина гласил: "Взятие Симбирска - моего родного города - есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы".

В воспоминаниях Н. И. Корицкого рассказывается о том, как после взятия Симбирска 1-й армией ему довелось быть у Владимира Ильича.

Владимир Ильич не спрашивал о военных операциях - он ежедневно получал сводки и знал все, что происходит на фронтах. Ленин спрашивал о том, как питаются красноармейцы, получают ли горячую пищу, много ли больных.

- Ну, как Симбирск? Захолустный был городок! Но весь в садах... Сады целы?.. А как с патронами? Снарядами? Оружием?.. А как обстоит дело с обувью? Ведь армии предстоит поход на восток, в суровую морозную Сибирь.

Узнав, что с обувью дело обстоит плохо, Владимир Ильич вспомнил, что на Волге плели замечательные лапти, и, посоветовав заготовлять их, направил Корицкого в Чеквалап - Чрезвычайную комиссию по снабжению армии валенками и лаптями.

В результате Симбирской операции стало ясно, что армия способна к трудным и стремительным маневрам.

1-я Революционная армия осуществила Сызранскую операцию, ударив в тыл белочехам со стороны Симбирска, затем, как и обещали бойцы Ленину, последовала Самарская операция.

8 октября 1918 года начальник штаба 1-й армии Н. И. Корицкий направил донесение в штаб Восточного фронта: "7 октября рабочие Самары изгнали белогвардейцев в 14 час. В 17 час. вошли части 4-й армии, в 20 час. - части 1-й армии".

После Самары последовали Бугурусланская и Белебеевская операции. С. С. Каменев направил 29 ноября донесение главкому Вацетису: "28 ноября г. Белебей взят частями 1-й армии".

В итоге боевых операций на Восточном фронте с властью "учредилки" в Поволжье было покончено навсегда. В дальнейшем у белогвардейцев-колчаковцев были военные успехи, борьба еще продолжалась долго, окончательная победа стоила больших усилий, но к берегам Волги противнику прорваться уже не удалось.

3 октября 1918 года Ленин направил письмо Объединенному заседанию ВЦИК и Московского Совета с представителями фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов:

"Армия крепнет и закаляется в битвах с чехословаками и белогвардейцами. Фундамент заложен прочно, надо спешить с возведением самого здания.

Мы решили иметь армию в 1000000 человек к весне, нам нужна теперь армия в три миллиона человек. Мы можем ее иметь. И мы будем ее иметь".

Это было очень смелым решением в условиях разрухи, голода, нищеты. Тухачевский был одним из тех, кто твердо поверил в возможность создания трехмиллионной Красной Армии и сделал все, чтобы призыв Ленина стал делом.

Первой наградой Советской власти Тухачевскому были час" с надписью: "Храброму и честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии". Эта надпись говорила о многом, и прежде всего о признании заслуг командарма.

В. В. Куйбышев так оценил его роль в организации армии:

"М. Н. Тухачевский... на фоне партизанщины был уже но существу представителем нового периода в истории армии".

В 1936 году, когда Куйбышева не стало, в "Правде" была напечатана статья Тухачевского "Друг Красной Армии". Статья носила официальный характер. Тухачевский не мог рассказать во всей полноте о том, как грустно ему было переживать эту утрату. С Куйбышевым его связывали воспоминания молодости, горести и радости, которые они испытывали вместе, дружная работа, когда оба они отдавали все силы организации 1-й Революционной армии.

В часы досуга Валериан Владимирович казался мечтателем, русским интеллигентом, отзывчивым, доброжелательным. Расстегнув ворот косоворотки, он полулежал на диване и рассказывал о своих скитаниях в качестве "нелегального", о встречах с хорошими и дурными людьми. Но наступал час работы, и он преображался, становился решительным, строгим, тем Куйбышевым, который, будучи председателем Самарского ревкома, не колеблясь, самыми крутыми мерами предотвратил белогвардейский мятеж в Самаре. Он был храбр, мужествен, бесстрашен.

В дальнейшем 1-я армия, уже под командованием Гая, совершила ряд блестящих операций и овладела Оренбургом, Орском.

Есть сведения, что Владимир Ильич знал Тухачевского, как и многих других военных специалистов, бывших офицеров и генералов старой армии, честно служивших народу.

Ленин искал и находил талантливых людей в гуще народа, формировал, воспитывал, выдвигал таланты в военном деле и на мирном поприще, открывал им широкую дорогу к всенародному признанию. Вместе с тем он органически не выносил зазнайства, самолюбования, барских замашек.

Отдавая все людям, посвятив всю свою сознательную жизнь борьбе за коммунизм, он ничего не хотел лично для себя, презирал лесть и высокопарную хвалу в свой адрес.

Он обращался к народу не от своего имени, а от имени партии, Советского правительства. Но народ знал, сколько сил отдавал Ленин делу революции, и поэт Владимир Маяковский верно, ясно и точно сказал в поэме "Владимир Ильич Ленин":

 Мы говорим 
          Ленин, 
              подразумеваем - 
                         партия, 
 мы говорим 
            партия, 
                  подразумеваем - 
                                 Ленин. 

В ноябре 1918 года, в связи с победой Антанты над Германией и появлением интервентов на юге, Южный фронт приобретал все более и более серьезное значение.

26 ноября 1918 года было опубликовано постановление Центрального Комитета об укреплении Южного фронта. В этом постановлении говорилось: "...Никогда опасность самому существованию Советской республики не была так грозна и так близка, как в настоящий момент. Именно в ближайшие недели наша армия обязана развернуть наивысшую энергию наступления на всех фронтах, прежде всего на Южном".

В январе 1919 года Тухачевского, как командарма, хорошо проявившего себя на востоке, назначили командующим 8-й армией Южного фронта.

Всегда испытываешь волнение, осторожно перебирая редчайшие архивные документы эпохи гражданской войны. Эти листы серой шероховатой бумаги, на которой писались боевые приказы, сами по себе не только документ, освещающий события, но своего рода музейная ценность. Бездну воспоминаний будит листок бумаги, исчерченный датами, номерами, надписями, мысль уносится в далекое прошлое.

Видишь полки, одетые в старые, видавшие виды шинели, бойцов в кителях, гимнастерках, рабочих блузах, командиров в кожаных тужурках, конницу на разномастных конях, станционные здания с выбитыми стеклами и следами обстрела на фасаде, взорванные железнодорожные мосты, красные кумачовые флаги на паровозах, теплушки с наклеенными на них воззваниями, отпечатанными на коричневой оберточной бумаге.

Держишь в руках написанный химическим карандашом боевой приказ командарма-8 Михаила Николаевича Тухачевского, и во весь рост встает его мужественный облик. Видишь острый разборчивый почерк, замечаешь, что рука сильно нажимала на карандаш - приказ писался с копией, а то и с двумя. Здесь же - наклеенные на плотную бумагу телеграфные ленты, записи переговоров по прямому проводу, начинающиеся словами "здравствуйте" и кончающиеся неизменным "всего доброго".

Во всем этом явственно ощущаешь вкус, запах героической эпохи.

В декабре 1918 года, после того как Южный фронт получил подкрепление - Московскую рабочую, Инзенскую и Уральскую дивизии, было остановлено наступление белоказачьих частей атамана Краснова. В начале января 1919 года 8-я и 9-я армии Южного фронта перешли в контрнаступление, а в феврале в наступление перешла и 10-я армия.

Положение осложнялось тем, что для отвлечения сил Красной Армии с юга Колчак по плану Антанты перешел в наступление на Восточном фронте и в конце декабря захватил Пермь. План Антанты состоял в том, чтобы войска Колчака соединились с интервентами на севере и белогвардейцами на юге и сообща двинулись на Москву.

Наше наступление на юге тем не менее продолжалось. Войска фронта подошли к Донецкому бассейну. 21 января был освобожден Луганск.

20 января Тухачевский принял 8-ю армию. 21 января перед армией была поставлена задача освободить верхне-донские станицы.

31 января 8-я армия заняла станицу Казанскую, 5 февраля - Мигулинскую, 9 февраля - Вешенскую.

16 февраля Тухачевский, командующий 8-й армией, в приказе по армии так рисовал создавшееся положение.

- На фронте 8-й армии противник, упорно сопротивляясь, переходит в контрудары сильными группами. Главные его силы сосредоточены по железной дороге Миллерово - Лихая. На фронте Московской и правого фланга Инзеиской дивизии силы его, видимо, незначительны. Левый фланг Инзенской атакован группой генерала Аврамова силою 5 полков и 6 орудий. Против группы Кожевникова главные силы белых действуют в районе Бахмут - Луганск. Против правого фланга 9-й армии действует упомянутая группа генерала Аврамова.

24 февраля командарм приказал напрячь все силы, чтобы до начала ледохода захватить исправными мосты через р. Донец у ст. Каменская и Усть-Белокалитвенская.

26 февраля Тухачевский отдал подробный боевой приказ, в котором перед 8-й армией поставил задачу: энергично наседая на противника, не позднее 3 марта занять переправы через р. Донец, правой группой стремительным натиском овладеть мостами у ст. Каменская и переправой у Богданова.

Инзенской дивизии была поставлена задача: действуя во фланг и тыл группе генерала Гусельщикова, поддерживая тесную связь с 9-й армией, энергично наступать на Усть-Белокалитвенскую, надежно обеспечивая фланг, отрезая войскам генерала Гуселыцикова путь отступления.

Сам Тухачевский в это время находился при полевом штабе в передовых частях. 27 февраля он дал подробную директиву начальнику Инзенской дивизии отрезать отряду генерала Гусельщикова путь отступления через переправу у Белокалитвенской.

Тухачевский требовал точных сведений о действиях противника и следил за тем, чтобы подчиненные "ни в коем случае не допускали произвольных гаданий".

Начальнику штаба Трошину он дал конкретные советы, как переправлять артиллерию через замерзший Донец, предложил пользоваться санями, устроив на них платформы для орудий, чтобы равномерно распределить давление на льду, использовать лыжников, посадить пехоту на подводы.

7 марта был отдан завершающий приказ: "С рассветом начните решительное выполнение моего приказа об общем наступлении". 8 марта командарм предписал ревкому Вешенского округа поставить для армии повозки с лошадьми или волами, "с тем чтобы вся тяжесть этого предписания легла исключительно на кулацкую и богатую часть населения".

Это предписание характерно именно для военачальника-коммуниста, понимающего классовый характер гражданской войны.

В итоге общего наступления войск Южного фронта донская белоказачья армия Краснова была разгромлена.

Однако уже в феврале на фронте 8-й армии были обнаружены первые части "Добровольческой" армии. Вначале это не привлекло особого внимания нашего командования. Между тем это означало, что белогвардейцам удалось сколотить ядро из одержимых ненавистью к восставшему народу отчаянных головорезов, сформировать из них Корниловский, Дроздовский, Марковский, Алексеевский полки. Они состояли главным образом из офицеров и юнкеров и были наиболее боеспособными частями белых войск.

В докладе начдива-12 Любимова, пересланном Тухачевским командующему Южным фронтом Гиттису, сказано о том, что у белых под руководством Антанты произошло полное объединение всех сил, действующих на юге России. Главнокомандующим всеми вооруженными силами белых назначен генерал Деникин, последний действует по указаниям Антанты. 8-я армия стояла уже не перед деморализованными казачьими полками, а перед новыми частями "Добровольческой" армии, отлично снабженной Антантой.

Одновременно с наступлением белых па юге на востоке поднял голову Колчак.

Тухачевского, уже имевшего опыт войны на Волге, снова перебросили на Восточный фронт.

13 марта боевой приказ по 8-й армии подписывал уже вридкомандарм Любимов и член Реввоенсовета Якир, в будущем соратник и друг Тухачевского.

Жестокая борьба продолжалась.