Вступление

Перенесемся в Москву, на Арбатскую площадь, какой она была полвека назад. Площадь была меньше, чем в наше время, замощена булыжником. В одном конце ее находилась церковь Бориса и Глеба, в другом, на углу Знаменки, теперь улица Фрунзе,- здание Александровского военного училища. В наше время это здание выросло вдвое и выглядит внушительнее, грандиознее, чем пятьдесят лет назад.

Бульвар, который теперь называется Гоголевским, назывался еще Пречистенским, хотя памятник Гоголю работы скульптора Андреева уже был открыт.

Вообразим начало осени 1912 года. Листва на бульваре уже пожелтела. От Александровского училища в одиночку, а если парами, то, разумеется, в ногу, идут юнкера. День - субботний. Те молодые люди, чьи родители живут в Москве, отпущены по домам. Юнкера торопятся, завтра воскресенье, приятный отдых после занятий. Когда юнкера проходят мимо памятника, то берут под козырек. Эти воинские почести, понятно, относятся не к памятнику, а к генералу, который сидит на скамейке и внимательно оглядывает каждого юнкера.

Отдав, как полагается, честь, юнкера ускоряют шаг и стараются поскорее исчезнуть из поля зрения его превосходительства. Это сам начальник училища генерал-лейтенант Геништа. В его внешности было нечто необычное, во всяком случае, не положенное военному, да еще в таком чине,- длинные волосы, выбивающиеся из-под фуражки. За такую прическу он получил в армии прозвище "социал-демократ". На самом деле генерал был известен очень умеренными либеральными взглядами.

Начальник училища рассеянно смотрит на нянек с детишками, на гуляющих барышень, на своих воспитанников-юнкеров и направляется к зданию училища.

С интересом вглядывается он в приближающегося юнкера. Во всей его статной фигуре - нечто привлекательное. Как и полагается фельдфебелю второй роты "александровцу", он при шашке, в ловко надвинутом кивере, выправка безукоризненная. Идет он легкой, уверенной походкой, становится во фронт за четыре шага, делает полуоборот на левой ноге, щелкает каблуками, одновременно поднося руку к киверу. Все это производится так ловко и отчетливо, что восхищенный генерал заводит разговор.

Мы можем представить себе, о чем они говорили:

- Опустите руку, юнкер... Домой? Далеко обитаете?

- В Филипповском переулке, ваше превосходительство.

- Недалеко.

Собственно, говорить больше не о чем. Но генералу приятно смотреть на статного, красивого молодого человека, блестящего юнкера. "Выйдет в гвардию, они все "семеновцы" - Тухачевские".

Его превосходительство вряд ли заметил, что в то время, когда юнкер так отчетливо и ловко отдавал по всей форме честь, на его лице появилась чуть заметная улыбка, означавшая примерно следующее: "Раз полагается - нате... Мне это ничего не стоит, и что в этом трудного..."

Все еще чуть насмешливо улыбаясь, юнкер подходит к невзрачному жилому дому в Филипповском переулке.

...Кто бы мог подумать в то время, полвека назад, что фельдфебель второй роты, первый по успехам в Александровском военном училище юнкер Михаил Тухачевский будет Маршалом Советского Союза, а начальник Александровского военного училища генерал-лейтенант царской службы Геништа - старшим инспектором Главного управления военно-учебных заведений Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

По-разному складывались судьбы людей в то время.

В октябре 1917 года юнкера-александровцы были опорой контрреволюции в уличных боях в Москве. Иная судьба, как мы уже знаем, была у Тухачевского, окончившего Александровское училище двумя выпусками раньше.

Когда видишь галерею портретов военачальников эпохи гражданской войны, то, остановившись перед портретом Тухачевского, невольно вспоминаешь стихи Пушкина:

  ...Но в сей толпе суровой 
 Один меня влечет всех больше. С думой новой 
 Всегда остановлюсь пред ним - и не свожу 
 С него своих очей...
 

Это стихотворение Пушкина называется "Полководец".

То было другое время. Наш современник испытывает особое чувство гордости и восхищения перед портретами людей, которые были народными героями, полководцами эпохи гражданской войны, отстоявшими завоевания великой социалистической революции.