Глава XIX. Белен

Идя назад вдоль негостеприимных берегов Верагуа, Колумб все выискивал подходящее место для торгового поста, куда бы стекалось золото, а золота в этих краях было много. 6 января он остановил свою флотилию против устья реки, которую назвал Белен, то есть Вифлеем, потому что в тот день был праздник Трех волхвов, принесших золото, мирру и ладан младенцу Иисусу. Такое совпадение было добрым предзнаменованием. Делая с лодки промеры, Колумб убедился, что глубина на баре достигает семи футов, и провел свои каравеллы в устье реки, образующее собой огромную лагуну. Это было как раз вовремя, так как на следующий день опять начался шторм и корабли оказались под защитой бара.

Прибрежная низкая полоска земли в этих местах очень узка, кое-где не больше нескольких ярдов, за ней сразу поднимается скалистое, поросшее непроходимым тропическим лесом предгорье, а дальше встают уже и сами горы - они одеты зеленью, но вершины их часто окутывают облака. Вдоль берега, открытого постоянно дующим пассатам, тянутся песчаные пляжи, рассеченные скалистыми мысами. Становиться на якорь у этих берегов опасно, во многих местах нельзя пристать и на маленьких лодках. Дожди здесь столь яростны и обильны, что сколько-нибудь развитое земледелие не оправдывает себя. Немногочисленное население, живущее на этом побережье в наше время, сносится с внешним миром только на долбленых пирогах; выйти в море на лодке можно лишь в самую тихую погоду. Когда наша Гарвардская колумбианская экспедиция обследовала открытые адмиралом районы, то это побережье оказалось наименее доступным. Только благодаря содействию правительства Панамы, предоставившего в наше распоряжение дизельный шлюп и опытного местного лоцмана, мы после всяческих маневров сумели приспособиться к прибою и высадиться в устье реки Белен.

Спустя несколько дней после Богоявления Колумб послал корабельные лодки вдоль берега на запад; дойдя до следующей реки - Верагуа, - лодки поднялись по ней и достигли селения касика Кибиана. Выказав и чувство собственного достоинства и расположение к гостям, Кибиан поплыл с флотилией пирог приветствовать корабли испанцев и на следующий день был принят адмиралом на борту "Капитаны".

По количеству осадков Верагуа занимает одно из первых мест в мире: почва там так насыщена влагой, что каждый штормовой ливень вызывает настоящее наводнение. Колумб убедился в этом 24 января 1503 года. В горах разразился ливень, бурные потоки воды устремились вниз и хлынули в устье Белена, где стояли каравеллы. "Капитану" сдвинуло с места, она наскочила на "Гальегу" и снесла у нее вторую бизань-мачту, и только ловкость и проворство матросов помешали кораблям сесть на мель. Ливень и наводнение свирепствовали целые две недели, шторм на море стих лишь к 6 февраля, и тогда появилась возможность выйти лодкам. Бартоломе нанес ответный визит Кибиану и с туземными проводниками прошел по индейской тропе в глубь берега. Моряки, шедшие с Бартоломе, за один день, не имея при себе ничего, кроме ножей, набрали золота на сумму в десять долларов на каждого. Изобилие золота в этих краях так воодушевило адмирала, что он решил построить в Белене укрепленный торговый пост, поручить его заботам брата, а самому плыть в Испанию за подкреплением. Для поселения был выбран небольшой холм у устья реки; люди уже принялись возводить форт; Колумб назвал его Санта-Мария-де-Белен. Худшего места для крепости он не мог бы найти на всем побережье Центральной Америки.

В 1940 году, когда мы обследовали это побережье и посетили места, связанные с Колумбом, нам встретился один старый золотоискатель, который объяснил, почему добычу золота в Верагуа никогда не удавалось поставить как следует. Много лет назад этот золотоискатель поднялся вверх по реке с товарищем и индейским проводником. "Где же будем рыть?" - спросил наш рассказчик, когда они проплыли уже много миль. "А вот здесь", - отвечал индеец и вытащил складной нож. Поковыряв им в глинистом берегу речки, он тут же намыл не меньше чем на десять долларов прекрасного золотого песку. Старатели начали прикидывать, на что они израсходуют свой первый миллион. Они привезли из ближайшего города разные припасы и материалы и настроили деревянных желобов, твердо рассчитывая, что скоро разбогатеют. Но в первый же ливень все, что они возвели, было смыто и унесено в Карибское море. Именно так вот и обертывается здесь дело с золотодобычей уже четыре с половиной столетия. Золото в этих горах еще есть, но как добывать его, знают только индейцы.

К тому времени, когда Санта-Мария-де-Белен выросла уже в маленькую торговую факторию и там было построено девятнадцать домов, крытых листьями пальмы, вода в реке так упала, что каравеллы не могли пробраться через бар. И в тот момент, когда они оказались запертыми в устье, отношение индейцев-гуайми к колонистам, как и следовало ожидать, изменилось. Моряки, с оружием в руках, по двое и по трое бродили по окрестностям, чтобы поживиться и захватить женщин. Кибиан мог бы мириться со всем этим, если бы он знал, что бесцеремонные гости скоро удалятся, но теперь, когда стало ясно, что они собираются построить город и прочно поселиться, им, по мнению касика, пора было дать острастку. Он послал к Белену на пирогах отряд разведчиков, действия которых показались испанцам подозрительными. Волонтер-дворянин Диего Мендес вызвался сплавать на лодке и посмотреть, что там происходит. Пройдя несколько миль, он наткнулся на индейский лагерь, где шумела и завывала целая тысяча воинов. С тем изумительным хладнокровием перед лицом опасности, какое свойственно испанцам, Мендес, совершенно один, вышел близ лагеря на берег, затем вновь сел в лодку и всю ночь, держась за пределами полета стрелы, стоял у берега и наблюдал за действиями индейцев. Последние, поняв, очевидно, что предпринять внезапное нападение они уже не могут, удалились к селению Кибиана. Доложив обо всем адмиралу, Мендес тоже направился в резиденцию Кибиана, где его встретили невообразимым ревом. Мендес хладнокровно положил перед собой набор инструментов для бритья и стрижки, а его компаньон, Родриго де Эсковар, стал подстригать ему волосы. Такая процедура заставила всех умолкнуть, более того, Кибиан был так заинтересован ею, что тоже постригся, после чего ему подарили ножницы, зеркало и гребень. Мендеса не тронули, и он с миром удалился. Колумб должен был бы теперь понять, что в случае нападения тысяч индейцев, которые могут подкрасться по джунглям, его форту никак не устоять. Однако он принял весьма дурное решение - захватить Кибиана и, чтобы индейцы вели себя смирно, держать его в качестве заложника. План этот был осуществлен без промедления. Вооруженный отряд испанцев под командой Диего Мендеса устроил засаду и захватил касика и около тридцати его домочадцев; всех их увезли вниз по реке вместе с целой сокровищницей золотых вещей. Кибиан скоро сбежал и тут же поднял индейцев на борьбу с узурпаторами.

Матросы тем временем проводили три каравеллы через беленский бар; "Гальегу" предполагалось оставить на месте как плавучую крепость в распоряжении Бартоломе при гарнизоне колонии. 6 апреля, когда каравеллы собрались отплыть и уже происходило прощание, а форт охраняли лишь двадцать человек да ирландская овчарка, на него напало около четырехсот индейцев, вооруженных луками, стрелами и копьями. Нападение испанцы отбили главным образом благодаря свирепости собаки, но индейцы тут же им отомстили. Они наткнулись на корабельную лодку, экипаж которой возглавлял капитан Диего Тристан, - матросы наполняли речной водой бочки для флагмана. Были убиты и Диего Тристан и еще девять человек, спасся лишь один испанец.

Увидев, что гарнизон форта попал в беду, вся команда "Капитаны", стоявшей на якоре уже за баром, поплыла на лодках к берегу; адмирал, болевший в те дни малярией, остался на борту один. Он влез на грот-мачту и стал кричать своим морякам, чтобы они сейчас же вернулись, но те из-за пронзительного визга и завывания индейцев его не услышали. Адмирал начал бредить, ему мерещились видения и чудился какой-то голос, который он принял за голос всемогущего господа: господь будто бы сказал ему, что сделал для него столько же, сколько сделал для Моисея и Давида, что несчастья Колумба "записаны на мраморных досках" и что он, Колумб, должен не страшиться, а "неизменно верить".

Целых девять дней положение дел оставалось без изменения. Каравеллам, стоявшим на рейде, погода позволяла двинуться в путь, но на этот раз лодки не могли преодолеть бар и приплыть из форта; на "Капитану" пришлось перевести часть матросов с "Вискаины" и "Бермуды". Тем временем индейские заложники, находившиеся на "Бермуде", частью сбежали, а остальные, сидя в трюме, повесились на бимсах.

На этот раз Колумб принял тяжелое для себя, но мудрое решение. Почувствовав, что Бартоломе, не имея заложников, оказался в своем форте в безнадежном положении, Колумб спросил, не найдется ли охотника пробраться вплавь через отмель и снестись с братом. Вызвался плыть Педро де Ледесма. Он благополучно возвратился и доложил, что Бартоломе настоятельно просит разрешения всему гарнизону покинуть форт и плыть вместе с флотилией. Колумб вспомнил судьбу гарнизона в Навидаде и согласился. Диего Мендес построил плот, на котором все находившиеся на берегу испанцы, прихватив большую часть запасов и оборудования, переплыли бар. "Гальегу" бросили, как бросили и весь форт Санта-Мария-де-Белен. Ни одной попытки основать европейское поселение на этом побережье Колумб больше не предпринимал. Потомки гуайми ушли в глубь материка, и, если не считать немногих приморских поселений, где в бедности живет горстка метисов, берег Верагуа до сих пор столь же дик, негостеприимен и одновременно прекрасен, как в день праздника Трех волхвов в 1503 году, когда здесь появились каравеллы Колумба.