Глава XVIII. Великое плавание

Четвертое и последнее плавание Колумба в Америку во многих отношениях является самым интересным его плаванием; такого же мнения, несомненно, придерживался и он сам - в те недолгие годы, которые ему оставалось жить, он неизменно называл его El Alto Viaje - Великое плавание. Колумбу было без малого пятьдесят один год, когда плавание началось, и пятьдесят три, когда он возвратился из него; по представлениям того времени адмирал уже состарился, но в этом путешествии он показал высшее мореходное мастерство, изумительную смелость и превосходные качества командира. Можно лишь сожалеть, что он и на этот раз не избежал административных хлопот: государственный казначей Кастилии, от которого зависели все финансы Колумба, настаивал на том, чтобы тот взял с собой двух братьев Поррасов - одного в качестве капитана каравеллы, а другого - коронным контролером. Причина такого требования была простая: сестра молодых людей являлась любовницей казначея. Правда, это странный способ услужить своей любовнице, но так хотели "мальчики", и, не имей братья Колумбы некоторых преимуществ перед ними, они, пожалуй, вернулись бы из плавания предводителями всей экспедиции.

Быстрота, с которой Колумб вышел в море, и изобилие припасов, предоставленных его флотилии, внушают серьезные подозрения, что Фердинанд хотел поскорей отделаться от него, а Изабелла, после всех унижений, пережитых адмиралом, чувствовала угрызения совести. Колумб обратился с просьбой о снаряжении флотилии 26 февраля 1502 года; государи дали согласие на это 14 марта и приказали ему быть готовым и отплыть на запад как можно скорее, "поскольку текущий сезон весьма благоприятен для мореплавания" (в действительности это было совсем не так). Колумб и в самом деле снарядил экспедицию из четырех каравелл немногим более чем в две недели.

Главной целью адмирала в этом плавании было найти пролив между Кубой (Кубу он все еще принимал за Китай) и тем континентом, который он открыл в 1498 году. Ввиду того что Охеда и Бастидас пробрались вдоль южноамериканского материка только до Дарьенского залива, берега и воды Карибского моря к западу от линии Дарьей - бухта Кортес (Куба)¹ со всем Мексиканским заливом были европейцам еще не известны и совсем не исследованы. А именно здесь, по убеждению Колумба, таился ключ к решению великой географической загадки: какое отношение имеют его открытия к Азии? Здесь Колумб рассчитывал отыскать пролив, по которому Марко Поло проплыл из Китая в Индийский океан. Король и королева дали ему даже рекомендательное письмо к Васко да Гаме, который вновь отправился в плавание вокруг мыса Доброй Надежды: предполагалось, что два морехода встретятся где-нибудь в Индии. Никто и не подозревал, что существует Тихий океан. Океан все еще был един и неделим, он омывал Европу и Африку на западе, Азию и Африку - на востоке. Индийский океан считали просто заливом Мирового океана, вроде Средиземного моря: к нему легко можно выйти через предполагаемый пролив в западной зоне карибских вод.

¹ (Бухта Кортес находится на юго-западном берегу Кубы (22°05′ с. ш., 83°55′ з. д.))

Колумб лелеял надежду, что ему позволят спроектировать и построить несколько небольших кораблей, с такими усовершенствованиями, которые позволяли бы им плыть против ветра даже при встречном течении. Но времени на это у него не было. Он воспользовался теми судами, которые имелись, но и они были не слишком плохи. Все четыре каравеллы, оказавшиеся в распоряжении Колумба, по своим размерам примерно были равны "Нинье", паруса на них были прямые; кроме нижних парусов имелись небольшие грот-марсели. Колумб с сыном¹ плыл на самом крупном корабле, названия которого мы не знаем, - обычно его называют "Ла-Капитана", то есть "Флагман". Водоизмещение его было 70 тонн. Капитаном флагмана являлся Диего Тристан, он ходил с Колумбом во Второе плавание. Команда на корабле состояла из двух офицеров, четырнадцати матросов, двенадцати юнг и семи старшин, куда входили и два трубача, взятых, вероятно, для того, чтобы придать торжественность появлению адмирала при дворе восточных государей. В составе экипажа была еще ирландская овчарка, которую адмирал вез для военных действий против индейцев.

¹ (Колумб взял с собой младшего сына Эрнандо (в литературе он часто именуется. Фердинандом Колумбом). В год отъезда Эрнандо было около двенадцати лет)

Второй корабль флотилии, называвшийся "Ла-Гальега" ("Галисийка"), имел в отличие от других не только бизань-мачту, но и очень небольшую четвертую мачту; она была установлена на самой корме, как задняя мачта современного иола. Командовал "Гальегой" Педро де Террерос - единственный моряк, о котором известно, что он совершил с Колумбом все четыре плавания; Хуан Кинтеро, владелец судна, плыл в качестве шкипера. На каравелле были боцман, девять матросов, четырнадцать юнг и один дворянин-волонтер. Следующим по водоизмещению был корабль "Сантьяго-де-Палос" по прозвищу "Бермуда", ибо его владельцем и шкипером являлся Франсиско Бермудес. Капитаном "Бермуды" был Франсиско Поррас, брат которого Диего плыл вместе с ним в качестве главного писца и коронного контролера. На "Бермуде" же плыл и Бартоломе Колумб, он не занимав на судне никакого поста и не получал жалованья, но в трудные минуты неизменно брал на себя командование. Экипаж "Бермуды" состоял из одиннадцати матросов, боцмана, шестерых дворян-волонтеров, двенадцати юнг и четырех старшин. Самое малое во флотилии судно, водоизмещением около 50 тонн, называлось "Вискаина" ("Бискайка"), командовал им Бартоломе Фиески - отпрыск знатнейшего генуэзского рода; со скромным семейством Колумбов он подружился еще в давние времена. На "Вискаине" плыло восемь матросов, боцман, три дворянина, десять юнг и священник флотилии, монах Александр.

Все, кроме Колумбов, были на королевском жалованье; капитаны получали 4000 мараведисов (около двадцати семи долларов золотом, или пять с половиной гиней) в месяц; матрос получал четверть этой суммы, юнга - почти гинею, или пять долларов золотом. На первый взгляд такое жалованье кажется очень скромным, но каждому моряку было обещано выплатить дополнительно шестимесячный оклад, и тот, кто возвращался из плавания живым, получал эту изрядную сумму на руки.

Сравнивая состав команды этой флотилии с командой Первого плавания (полных сведений о команде остальных плаваний у нас нет), отметим главную черту, характеризующую экипаж Четвертого плавания, - большое число юнг в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет. Адмирал, очевидно, пришел к выводу, что для плавания в неведомых водах, сопряженного с огромным риском и неожиданными приключениями, гораздо больше годится молодежь, чем старые матросы: она расторопнее исполняет приказания, не ворчит, не ропщет и не придирается, как ворчат, кривя губы, старики: "Что за чертовщина? Капитан, видно, спятил и забыл все порядки". Молодежь не окажет, что всем новооткрытым островам грош цена, она не будет тосковать по злачным местам Марселя, Неаполя и Лиссабона, как тоскуют бывалые морские волки.

Спускаясь по Гвадалквивиру, флотилия вышла из Севильи 3 апреля 1502 года; в Каеа-де-Вьехо она стала на кренгование, чтобы очистить днища каравелл и просмолить их для защиты от корабельного червя, но, как оказалось, червь в это плавание смолы не боялся и источил корабли без всякой пощады. Из устья Гвадалквивира флотилия направилась в Кадис, где на борт взошел Колумб со своим двенадцатилетним сыном Эрнандо. Именно Эрнандо мы обязаны наиболее подробным отчетом о Великом плавании; он рассказал о нем в биографии своего отца. Хотя биографию эту Эрнандо писал много лет спустя, впечатления юности еще сохранили у него всю свою свежесть. Адмирал говаривал, что за время плавания Эрнандо приобрел опыт матроса первого класса, но, несмотря на это, в море он больше никогда не пускался.

В Кадисе флотилия задержалась из-за встречных ветров до 11 мая, но в этот день подул благоприятный северный ветер, и она двинулась в путь. Зайдя в Ароилу на марокканском побережье, 20 мая она была уже в Лас-Пальмас, а 22 мая отошла от Гран-Канарии. Адмирал взял курс на юго-запад - курс Второго плавания. Мы не располагаем подробностями о переходе через океан, но, должно быть, флотилия шла спокойно и с неизменно благоприятным ветром, так как плавание заняло всего-навсего двадцать одни суши. 15 июня корабли достигли острова Мартиники, расположенного южнее Доминики, и остановились здесь на трое суток. Моряки отдыхали, веселились и стирали свою одежду; амазонки или карибские воины, по-видимому, их не тревожили. Затем каравеллы прошли вдоль всей цепи Антильских островов, открытых во Второе плавание.

29 июня флотилия адмирала легла в дрейф на рейде Санто-Доминго. Государи строго-настрого запретили Колумбу заходить в пределы его бывшего губернаторства или искать преднамеренной встречи с Овандо, но у адмирала были в тот момент веские предлоги, если не причины, для того чтобы посетить столицу Эспаньолы. Он знал, что Овандо собирается направить свою огромную флотилию в Испанию, и хотел переслать с ней туда письма; кроме того, он рассчитывал уговорить кого-нибудь из судовладельцев дать ему небольшой подходящий корабль в обмен на "Бермуду", которая оказалась недостаточно резвой, но вполне годилась бы в качестве грузового судна. А, самое главное, Колумб знал, что скоро разразится ураган, и хотел поставить свои каравеллы в укрытие. Он уже пережил два урагана на море: один за Саоной в 1494 году, а другой у Изабеллы в 1495 году - и прекрасно видел признаки близкой беды. С юго-востока катились небольшие маслянистые волны, на небе снижались клубы темных облаков, резкий ветерок порывами тревожил воду, кости адмирала, пораженные артритом, свидетельствовали, что давление падает, и - примета, неведомая нынешним гидрографическим учреждениям, - разные обитатели моря, вроде тюленя и ламантина, стаями выплывали на поверхность. Итак, дрейфуя близ устья реки Осамы, адмирал направил к губернатору Овандо своего старшего капитана Педро де Террероса с запиской, в которой говорилось, что в течение ближайших двух суток будет ураган, и испрашивалось разрешение поставить суда в гавань. Помимо того, Колумб просил Овандо не выпускать из порта губернаторские корабли и удвоить швартовы. Овандо имел глупость не только не послушать предупреждения и совета, но отказался удовлетворить просьбу адмирала и с саркастическими замечаниями зачитал его записку своим приспешникам, которые покатывались со смеху, издеваясь над "пророком", будто бы умевшим предсказывать ветер. И огромная флотилия Овандо в тот же день, не нарушая своих планов, вышла в море.

Едва губернаторская флотилия повернула к проливу Мона и вошла в него, как вдруг с северо-востока налетел ураган. На юго-восточном берегу Эспаньолы бухт или иных укрытий для судов нет; корабли Овандо частью затонули в море, другие были вынесены к подветренному берегу и разбились. Среди затонувших со всей командой судов оказался и флагман, которым командовал Антонио де Торрес; в качестве пассажира на нем плыл Бобадилья, а находившийся в трюме груз оценивался свыше полумиллиона долларов золотом. Девятнадцать кораблей затонули вместе со всеми людьми, шесть других кораблей тоже пошли ко дну, но из их команды спаслось несколько человек, четыре судна сумели обогнуть Саону и добраться до Санто-Доминго в самом плачевном состоянии. Единственный корабль - наименьший по размерам из всей флотилии - благополучно достиг Испании. Он назывался "Агуха", на борту его плыл агент Колумба Карвахаль с золотом адмирала, отнятым у Бобадильи.

Не получив разрешения ввести свою флотилию в устье Осамы, Колумб нашел убежище в устье реки Хайны, недалеко к западу от Санто-Доминго. Он безошибочно предвидел, что ураган пройдет через пролив Мона и вдоль северного берега Эспаньолы и что южный берег острова, который окажется с подветренной стороны, сможет укрыть корабли. Ночью северный ветер подул с наибольшей яростью. Для определения скорости ветра в те времена не существовало никаких приборов, но для урагана в Вест-Индии сто миль в час является нормальной цифрой, и у нас нет оснований считать, что тот ураган был слабее. Судя по расстоянию, на котором находился Колумб от центра, налетевший на него ветер имел скорость едва ли меньшую восьмидесяти миль в час. По шкале Бофорта это дает 12 баллов; такого ветра, согласно Баудичу, "не может выдержать никакой парус". Три меньшие каравеллы сорвало с якорей и унесло в море, но капитаны хорошо знали свое дело ("Бермудой" командовал Бартоломе Колумб, поскольку капитан Поррас улегся в постель), и корабли были спасены, получив лишь небольшие повреждения в оснастке. Адмирал на своей "Капитане" привязал к канатам все железные предметы, оказавшиеся на борту, и благодаря импровизированным дополнительным якорям каравелла благополучно выстояла бурю. В письме в Испанию Колумб говорил: "Какой человек, не исключая даже Иова, не умер бы с отчаяния, когда в такую непогоду он искал бы безопасный приют своему сыну, брату, товарищам по плаванию и самому себе и ему бы, как нам, отказали ступить на землю и войти в гавань, которые я божьей волею и кровавым потом завоевал для Испании!"

Благодаря божьей воле и кровавому матросскому поту все четыре каравеллы выдержали ярость стихий и, как было решено перед началом урагана, пошли к условленному месту встречи в Пуэрто-Вьехо-де-Асуа, примерно в пятидесяти милях на запад. Команда каждого корабля боялась, что другие суда погибли, но, словно чудом, каравеллы подхватил юго-восточный бриз, подувший после того, как стих ураган. Благодаря этому бризу корабли и приплыли к месту назначения в воскресенье 3 июля, войдя в глубоко врезанную в берега маленькую гавань один за одним в течение нескольких часов. Колумб и его капитаны не могли бы управиться со своими каравеллами лучше даже в том случае, если бы они сносились друг с другом по радио; впрочем и при радиосвязи дело могло обернуться гораздо хуже. Одна корабельная шлюпка и три якоря - этим исчислялись все потери флотилии, о которых стоило говорить.

Отдохнув неделю в Аеуа, Колумб снова вышел в море, держа курс на юго-запад, в пролив Альта-Вела¹, затем повернул прямо на запад. Пересекая Наветренный пролив², корабли попали в мертвый штиль, и тут матросы съехали на островок Морант³, чтобы запастись свежей водой. Затем флотилия двинулась вдоль южного берега Ямайки, откуда повернула на северо-запад к одному из островков близ южного берега Кубы; возможно, это был Кайо-Ларго⁴. 27 июля ветер подул с северо-востока, каравеллы снялись с якоря и за трое суток пересекли Карибское море - ширина его здесь равна 360 милям. Когда ветер улегся, с палубы были видны острова Залива⁵, расположенные поблизости от Гондураса.

¹ (Пролив Альта Вела (17°27′ с. ш., 71°35′ з. д.) - в Карибском море, к югу от Гаити, между островами Беата и Альта-Вела)

² (Наветренным проливом автор здесь и ниже называет не собственно Наветренный пролив, отделяющий Гаити от Кубы, а пролив Ямайка, отделяющий Гаити от острова Ямайка)

³ (Острова Морант (17°30′ с. ш., 76° з. д.) - группа островков к югу от пролива Ямайка)

⁴ (Кайо-Ларго (21°38′ с. ш., 81°30′ з. д.), или просто Ларго, - остров, лежащий к югу от полуострова Сапата (Куба), в восточной части архипелага Лос-Канарреос)

⁵ (Острова Залива (Ислас-де-ла-Баия) - небольшой архипелаг в западной части Карибского моря, у берегов республики Гондурас. Бонака, или Гуанаха, - наиболее выдвинутый к северо-востоку остров этого архипелага (16°30′ с. ш., 85°52′ з. д.))

Флотилия бросила якоря у Бонаки - первого из островов Залива; тут испанцы видели такую большую туземную пирогу, каких они раньше никогда не встречали: "длинная, как галера", широкая, с хижиной посередине, где помещались люди и хранилась кладь - хлопчатые ткани, медные инструменты и тигель для плавления руды, тыквенные сосуды с брагой, изготовленной из плодов хубо, и бобы какао, которые у гондурасских индейцев-хикаке еще недавно служили в качестве монеты. Пирога пришла от материка для торга с жителями островов. Колумб силой задержал у себя кормчего этой пироги, дав ему имя Хуан Перес - кормчий служил ему проводником и переводчиком.

Рис. 10. Плавание Колумба вдоль берегов Гондураса, Никарагуа и Коста-Рики в Четвертом путешествии в 1502 г.

От островов Залива до мыса Гондурас было всего тридцать миль, и под защитой этого мыса, близ того места, где потом вырос город Трухильо, флотилия стала на якорь. Тут адмирал снова самым усердным образом начал искать пролив. Где его искать - к западу или к востоку? Плыть на запад было легче, однако оттуда было труднее возвращаться, а поскольку Колумб ничего не знал о Мексиканском заливе, но знал, что плавает примерно под той же долготой, до какой он доходил на запад у "китайской провинции Манзи" (Кубы), то вообразил, что находится приблизительно на полпути к Малайскому полуострову и что Малаккский пролив лежит к юго-востоку. Посему на восток Колумб и повернул.

Двадцать восемь суток корабли вели отчаянную борьбу со встречными ветрами, пройдя расстояние от реки Романо до мыса Грасьяс-а-Диос. "Это был один сплошной ливень, гром и молния, - писал Колумб. Корабли были во власти стихии, паруса растерзаны, якоря, оснастка, канаты и тросы, лодки и многие припасы потеряны; моряки выбились из сил и так пали духом, что все время давали клятву быть благочестивыми, совершить паломничество и тому подобное; увы, они даже исповедовались друг другу! Видал я ураганы, но столь продолжительных и ужасных еще не приводилось видеть. Многие бывалые матросы, которых, мы считали закаленным народом, лишились всякого мужества. Что меня мучило больше всего - это страдания, переживаемые сыном: только подумать, что такой мальчик - всего-навсего тринадцати лет - должен был переносить такие страсти. Но господь наш дал ему такую твердость духа, что мальчик даже ободрял остальных, и работал он так, словно плавал в море долгие годы. Это утешало меня. Сам я был болен и много раз находился при смерти, но все-таки отдавал приказания из будки, которую матросы соорудили мне на кормовой надстройке. Брат мой был на самом плохом корабле, очень валком, и я страшно горевал, ибо уговорил его идти в плавание против его желания".

Такие испытания могло преодолеть только упорство Колумба. Восточный ветер не стихал ни на минуту, течение было навстречу кораблям. Каждое утро каравеллы должны были поднимать якоря и лавировать от подветренного берега, часто под сильным дождем. В полдень флотилия делала поворот фордевинд и шла уже к берегу, вечером, е наступлением темноты, каравеллы становились на якорь прямо у открытых берегов, и их бросало и качало вою ночь, а матросы сражались с москитами, налетавшими с прибрежных болот. Были удачные дни, когда суда продвигались на несколько миль вперед, но иногда им приходилось останавливаться на ночевку перед той же рощей опостылевших мангровых деревьев, у которой они провели предыдущую ночь. В среднем корабли продвигались лишь на семь миль в день. Но адмиралу надо было идти вперед и вперед, он не хотел стоять и ждать попутного ветра, не хотел он уходить и далеко в открытое море, чтобы не проглядеть желанного пролива.

Наконец 14 сентября флотилия обогнула мыс, который Колумб назвал мысом Грасьяс-а-Диос (Благодарение Богу). Мыс этот означал конец беспрерывной схватки со стихией, так как берег тут поворачивал прямо к югу. Хотя ветер по-прежнему дул с востока, суда все-таки получили возможность идти левым галсом на безопасном расстоянии от берега. Они стали на якорь у Рио-Гранде, в Никарагуа, чтобы запастись топливом и водой; здесь утонули, пробираясь через отмель, два моряка, и Колумб наименовал эту реку Рио-де-лос-Десастрес - рекой Несчастий. Затем флотилия миновала залив Сан-Хуан-дель-Норте и оказалась у области, которую индейцы называли Карнай - нынешняя Коста-Рика.

Десять суток корабли стояли на якоре у острова Ува, близ нынешнего Пуэрто-Лимон. Здесь у моряков завязались дружественные, хотя и довольно сдержанные отношения с местными индейцами племени таламанка. Испанцы и туземцы тут как бы поменялись обычными ролями: индейцы проявляли большой пыл к торговле, а испанцы держались пассивно. Прежде всего индейцы подвезли к кораблям партию хлопчатобумажной одежды и украшения из гуанина - сплава золота и меди: с ними Колумб впервые столкнулся в Парии во время своего Третьего плавания. Очевидно, в Испании гуанин считали весьма плохой заменой чистого золота, и Колумб от покупки его отказался, но он все же дал индейцам кое-какие подарки, и те взяли их с собой на берег. Чтобы склонить испанцев к оживленному торгу, индейцы привезли на корабль двух девственниц: одну примерно восьми лет, а другую четырнадцати; как писал Эрнандо (который был тогда почти в том же возрасте, что и старшая из девочек), "они проявили большое самообладание, не показывали ни горя, ни печали, а выглядели довольными и скромными; адмирал с ними обращался хорошо, он приказал накормить их, одеть и отправить на берег". Сам адмирал, наоборот, засвидетельствовал, что гостьи вели себя так нескромно, "что большего нельзя было ожидать и от публичных девок". Адмирал разбирался в этом, конечно, лучше сына, но, во всяком случае, сдержанность испанцев, не тронувших девочек, чрезвычайно изумила индейцев. Когда на следующий день Бартоломе в сопровождении писца Порраса вышел на берег, чтобы формально объявить его испанским владением, то индейцы, увидя бумагу, перо и роговую чернильницу, сочли это за предметы чародейства и, чтобы лишить всякой силы колдовство явно бесполых кудесников, стали кидать в воздух какой-то коричневый порошок.

Для ознакомления с этой частью Коста-Рики Колумб направил на сушу группу вооруженных моряков. Они рассказали, что леса изобилуют дичью, есть: олени, пумы и похожие на индюков птицы, ныне называемые "павон"; один из охотников ранил из арбалета обезьяну и принес ее для забавы на борт. Тогда же в Пуэрто-Лимон индейцы подарили адмиралу пару диких свиней. Одну из них Колумб держал на корабле. Она была столь свирепа и драчлива, что ирландская овчарка убегала с палубы, если там разгуливала свинья. Но лесной хавронье нашелся достойный противник: обезьяна обкручивала своим хвостом ей рыло и, уцепившись за загривок, колотила ее до тех пор, пока свинья не завизжит от боли. Моряки с восхищением глядели на это спортивное состязание, ибо гуманное обращение с животными было тогда чуждо христианским нравам.

5 октября Колумб снова пустился на поиски пролива и к вечеру уже думал, что нашел его: он наткнулся на пролив Бока-дель-Драгон, который ведет к обширной бухте, ныне называющейся в честь Колумба бухтой Альмиранте. Войдя в бухту, он встретил индейцев, которые носили на груди диски из чистого золота. За три соколиных колокольчика, цена которым была не больше пенни, испанцы брали золотой диск стоимостью в двадцать золотых долларов, или четыре гинеи.

В тот момент испанцы оказались без переводчика - Хуан Перес был отпущен домой. Поэтому, когда Колумб, указав на воду и описав рукой большой круг, спросил таким образом, где находится пролив в океан, индейцы тоже жестами направили его к. узенькому проливу (ныне Сплит-Хилл), выходящему из лагуны. Каравеллы поплыли по нему, задевая концами реев деревья на берегу, и скоро перед взором Колумба открылось большое пространство воды. Но, увы, этот огромный бассейн со всех сторон окружали горы: то был не Индийский океан, а залив Чирики.

Корабли простояли в заливе десять суток. Индейцы-гуайми охотно променивали тут золотые диски и амулеты в форме птицы, которые они носили на шее - испанцы называли эти амулеты орлами. От индейцев Колумб узнал, что он находится на перешейке между двумя морями, но высокие горы преграждали ему дорогу. От индейцев же Колумбу стало известно - может быть, он неверно их понял, - что по ту сторону гор живут люди, у которых есть военные корабли с пушками, и что до реки Ганг остается десять суток пути по морю. Обратившись к своей латинской библии, адмирал пришел к мысли, что именно эти места, а не Эспаньола, являются страной Офир, откуда, как гласит вторая книга Паралипоменон¹ (гл. 8, стих 18), Хирам прислал Соломону четыреста пятьдесят талантов золота. Убедившись, что искомого пролива нет (его и не было в природе), Колумб, очевидно, успокоился и оставил мысль о дальнейших поисках. Все говорит за то, что он сосредоточил теперь свое внимание на сборе золота и организации торгового поста. По крайней мере ни в одном отчете о плавании, который был написан в те времена, о поисках пролива больше не имеется никаких упоминаний.

¹ (Паралнпоменон - две библейские книги летописей, дополняющие две книги "Царств". Хирам - царь финикийского города-государства Тир (теперь Сур, в Ливане). Талант - древнегреческая мера веса финикийского происхождения, около 26 килограммов)

17 октября 1502 года, когда подул западный ветер, флотилия вышла из залива Чирики и, борясь со встречным пассатом, двинулась вдоль берегов залива Москитос на восток. Берега этого залива чрезвычайно красивы, но крайне негостеприимны: никаких заливов и бухт тут нет. От залива Чирики до Пуэрто-Лимон, то есть до самого входа в нынешний Панамский канал со стороны Карибского моря, на расстоянии более 125 миль нет ни одной бухты, а встречаются лишь устья рек, но проскочить в такое устье через бар¹, если в нем не окажется проходов, способна только пирога, а не каравелла. Это обстоятельство, а также тот факт, что во всех местах, где Колумб становился на якорь и посылал на берег лодки, индейцы вели себя вызывающе, вынуждали адмирала лишь запоминать золотоносные берега и плыть дальше, насколько позволяли ему довольно редкие западные попутные ветры. Колумб спешил найти удобное место и основать там торговый пост.

¹ (Бар - поперечная подводная отмель, которая намывается рекой при впадении ее в море. Является препятствием для вхождения в реку, часто даже для лодок. В других случаях может быть периодически или постоянно проходим для судов)

В последних числах октября начался период необыкновенно буйных ливней. 2 ноября каравеллы, плывя с попутным ветром, вошли в прекрасную гавань, которую Колумб назвал Пуэрто-Бельо - она носит это название и поныне; пока здесь держалось колониальное владычество испанцев, это был процветающий город у начала вьючных трои перешейка. Если бы Колумб основал торговый пост в этом месте, его гарнизон, конечно, узнал бы, что он находится на Панамском перешейке, и увидел бы Тихий океан на десять лет раньше Бальбоа. Но у здешних индейцев, хотя они держались и дружелюбно, не оказалось золота, и адмирал, сделав недельную остановку и запасшись продовольствием и хлопчатобумажной одеждой, поплыл дальше.

Рис. 11. Плавание Колумба вдоль берегов Верагуа и Панамы в Четвертом путешествии в 1502-15-3 г.г

9 ноября флотилия повернула чуть на восток, но на следующий день ветер отнес каравеллы на несколько миль назад и они вошли в гавань, названную Колумбом Пуэрто-де-Бастиментое - гаванью Продовольствия. Десятилетие спустя Никуэса¹ переименовал ее в Номбре-де-Диос и основал там город, который долгое время имел такое же значение в транзитной торговле, как и Пуэрто-Бельо, и который был разграблен Френсисом Дрейком. Колумб простоял тут целых двенадцать суток, производя мелкий ремонт кораблей и пережидая, пока перестанет дуть восточный ветер. Уйдя отсюда, адмирал "вновь упустил случай основать поселение на хорошем месте. Следующая остановка была сделана в маленькой бухте, названной Эль-Пуэрто-дель-Ретрете, ныне она называется Эокриванос. Она так мала, что каравеллам приходилось прижиматься: к берегам, словно к причалам. Матросы воспользовались этим и стали шататься по индейским селениям, промышляя на свой риск с оружием в руках, что вызвало неприятные последствия. Толпа индейцев, угрожая кораблям, высыпала на берег, и адмиралу пришлось выстрелить из пушки; несколько индейцев было, убито, толпа после этого разбежалась. Потеряв терпение ждать, когда переменится восточный ветер, Колумб решил повернуть назад к Верагуа² и добыть там как молено больше золота.

¹ (Диего Никуэса - испанский конкистадор, получил в 1508 году королевский патент на завоевание "Золотой Кастилии" (Панамского перешейка) и Коста-Рики. В 1510 году Никуэса основал на северном берегу перешейка город Номбре-де-Диос. В 1511 году Бальбоа низложил Никуэсу, посадил его с несколькими верными ему людьми на ветхое судно без припасов и заставил отчалить от берега. Никуэса и его спутники пропали без вести)

² (Верагуа - западная часть Панамского перешейка. В 1536 году внук Христофора Колумба, Луис Колон, получил от короля Карла I владение на перешейке, площадью более 600 квадратных километров, и титул герцога Верагуа. Это было королевской компенсацией за формальный отказ Колона от титула вице-короля и других прав и привилегий, на которые он, как наследник Колумба, мог претендовать во всей испанской "Западной Индии")

5 декабря флотилия вновь была в Пуэрто-Бельо. На следующий день неожиданно подул западный ветер. В течение месяца каравеллы носило взад и вперед на пространстве между Пуэрто-Бельо и устьем реки Чагрес. Вместе с ветром менялось и течение; держаться его не было смысла. Погода была ужасной. "Я не сказал бы, что идет дождь, - записывал Колумб, - ибо это похоже скорей на второй потоп": как только ветер менял направление, гремел гром и сверкала молния. Однажды, угрожая кораблям, на море поднялся огромный смерч, но прошел стороной, не причинив вреда, после того как адмирал, заклиная его, прочитал вслух по евангелию от Иоанна рассказ о буре на море Галилейском, заканчивающийся словами: "Это я, не бойтесь". Затем, сжимая Писание в левой руке, он обнажил шпагу и начертил ею в небе крест и круг, ограждающий его каравеллы. Этой же ночью исчезла из виду "Вискаина", но спустя трое суток, полных бурь и мрака, вновь присоединилась к флотилии. Люди так измучились, сообщает адмирал, что уже искали смерти, только бы избавиться от страданий. Затем на два дня установилась тихая погода и около кораблей появились большие стаи акул; немало их изловили и съели, так как запасы на судах теперь иссякали. Эрнандо вспоминал впоследствии, что в морских сухарях завелось столько червей, что кое-кто из матросов дожидался ночи и готовил из этих червей себе похлебку, а другие и не ждали ночи, "ибо можно и совсем лишиться ужина, если будешь так деликатничать".

23 декабря флотилия достигла нынешней гавани Сан-Кристобаль, в зоне Панамского канала. Корабли бросили якорь близ современной военно-морской базы Коко-Соло, и тут Колумб и его моряки, при самом печальном положении дел, встретили Рождество и новый 1503 год. Если бы Колумб знал, что он находится всего в нескольких милях от тех мест, где мучавшая его загадка о проливе была бы разгадана! Он мог бы проплыть на своих лодках вверх по реке Чагрес, затем, взяв у индейцев пироги, подняться еще выше - а оттуда, где кончается путь по воде, всего двенадцать миль остается до Тихого океана. Но Колумб был столь изнурен и подавлен невзгодами, а его люди так утомлены борьбой с ветрами и волнами, что у них уже не оставалось сил, чтобы обследовать места, куда они попали. К тому же они, надо думать, мало общались с индейцами зоны будущего канала или плохо понимали их. Так Колумб из-за нескольких непройденных им миль упустил возможность сделать самое значительное географическое открытие из всех, какие только таило в себе его Великое плавание.