Колумб всегда терзался мыслью, почему это жизнь подносит ему один неприятный сюрприз за другим. Свои обязанности христианина он выполнял каждодневно и неукоснительно; возносил молитвы к господу не только в минуты душевного волнения, а постоянно; и, кроме того, разве это не божья воля, чтобы Испания обратила индейцев в истинную веру? Так почему же провидение мешает всем его делам, всем начинаниям? Он верно служил королю и королеве, исполнял каждое их желание, охранял их интересы и обогатил их новыми владениями за океаном. Зачем же они слушают монаха Буйля и посылают этого субъекта Агуадо, нанося ему, Колумбу, такое оскорбление? Он не чурался никакой работы, вникал во все сам, заботился, чтобы на кораблях поддерживался порядок, моряки не болели, оружие всегда было наготове; а теперь прошв него поднялись все, до последнего испанского матроса. Но почему же, почему? Книга Иова давала утешение, но отнюдь не разгадку. Быть может, это в наказание за то, что он поддался смертному греху гордыни, когда возвратясь из Первого плавания, носил пышное одеяние (как это надлежало адмиралу), предавался излишним удовольствиям в компании вельмож, ел дорогие яства и пил редкие вина? Конечно же, гордыня - это смертный грех. И, приехав в Кадис, Колумб в знак покаяния смиренно надел грубое коричневое платье францисканца и больше не расставался с ним, отказываясь от приглашений в замки и дворцы. Он находит себе приют при монастырях и церквах, ночуя в бедно обставленных комнатах и питаясь самой простой пищей. Затем, в ожидании королевского приказа явиться ко двору, он живет у священника Андреса Бернальдеса, капеллана при архиепископе Севильи.
Колумб мог рядиться в смиренные одежды сколько угодно, но он прекрасно знал, как легко потрясти испанцев пышным публичным зрелищем, и он отнюдь еще не расстался с мыслями о Новом Свете. Поэтому, когда последовало милостивое приглашение предстать перед государями, он вновь организовал красочную процессию. Сопровождая адмирала, на муле восседал брат касика Каонабо, окрещенный Бернальдесом под именем дон Диего, на муле же ехал и еще один член семейства касика. Впереди шли слуги, неся клетки с попугаями, кричавшими так, словно это были балаганные зазывалы. Когда кавалькада приближалась к городу, индейцы вынимали из седельных вьюков и надевали на себя головные уборы с перьями и золотые украшения. У дона Диего на шее было золотое ожерелье, равнявшееся по стоимости 90 золотым монетам по 20 долларов, или 360 гинеям, а голову его венчала корона Каонабо. Корона была "очень большая и высокая; в стороны от нее отходили крылья, подобные щитам, и имелись золотые глаза величиной в серебряный кубок, сверху ее была резная фигура омерзительного получеловеческого существа". Бернальдее, которому мы обязаны этим описанием, считал его дьяволом. К сожалению, все эти бесценные предметы, привезенные Колумбом из-за океана, не сохранились; все было переплавлено. Но многое точно в таком же роде было извлечено из земли в карибских странах и хранится теперь в музеях Европы и Америки.
Король и королева приняли Колумба в Вальядолиде, здесь же были сыновья мореплавателя, Диего и Эрнандо, теперь пажи королевы. Принят Колумб был очень любезно, его подношение королевской чете - коллекция золотых самородков величиной с голубиное яйцо - произвело особо сильное впечатление. Он тут же стал упрашивать снарядить третью экспедицию. По его словам, пять кораблей надо было нагрузить провизией для колонистов Эспаньолы, три корабля дать специально ему - для поисков материка, который, как полагал португальский король, находится в океане к югу или юго-востоку от Антильских островов; он, Колумб, сам слышал подтверждения этому из уст индейцев.
Король Португалии Жуан II, начитанный и разбиравшийся в вопросах географии, был под явным влиянием таких писателей, как Винсент Бовэ и Исидор Севильский1, которые утверждали, что существует четвертая часть света - Антиподы, расположенная к югу от экватора и служившая как бы противовесом Африке. Жуана II уже не было в живых, но его убежденность в существовании такого материка разжигала желание Фердинанда и Изабеллы первыми захватить материк; вдобавок они знали, что Мануэл Счастливый, преемник Жуана, готовит крупную экспедицию за океан. Едва ли можно упускать из виду тот многозначительный факт, что Фердинанд и Изабелла отделывались от Колумба одними обещаниями до тех пор, пока, по известиям из Португалии, не стало ясно, что Васко да Гама почти готов к отплытию. Куда направляется Васко да Гама, это было секретом; вполне возможно, что он собирается искать "четвертую часть света".
1 (Винсент Бовэ, или Винцентий Бовезский (умер около 1264 года), - французский ученый, монах-доминиканец, советник короля- крестоносца, Людовика IX Святого. Исидор Севильский (560 - 636 годы) - архиепископ севильский, историк и философ)
Между концом апреля и серединой июня 1497 года Фердинанд и Изабелла подтвердили все права, титулы и привилегии Колумба и приказали ему набрать триста колонистов, чтобы везти их за счет короны на Эспаньолу. Плата им колебалась от четырнадцати центов в день рядовому работнику или солдату до сорока двух долларов золотом в год землепашцам и садовникам плюс восемь центов в сутки на содержание. Колумбу было дано также право завербовать в экспедицию тридцать женщин - им не полагалось ни годовой оплаты, ни суточного содержания, был лишь расчет, что они возместят своим трудом расходы по переезду и выйдут за океаном замуж. Если только Торрес в 1495 году не привез несколько женщин на Эспаньолу (в пользу такого мнения имеются некоторые доводы), то эти тридцать женщин оказались первыми христианками, отправившимися в Новый Свет. Король и королева объявили прощение всем сидевшим в тюрьмах преступникам, кроме изменников и еретиков, если они согласятся плыть с адмиралом за океан и прожить там год или два. Эспаньола была в глазах испанцев столь дискредитирована, что только такими мерами и рассчитывали привлечь эмигрантов в будущую "землю обетованную". Колумб отправлял взятых из тюрем молодцов прямо на Эспаньолу, о чем позже он не мог не пожалеть.
Минул еще год, пока подготовка экспедиции закончилась, так как государи были щедры на обещания, но скупы на деньги, а никто, кроме заключенных, без соответствующего аванса плыть на Эспаньолу не хотел. Часть средств на это была выручена от продажи индейских рабов, которых в 1496 году привез Пералонсо Нинво.
"Ничья" и "Индия" вышли на Эспаньолу в январе 1498 года. Были зафрахтованы еще три каравеллы, названия которых мы не знаем, - они должны были доставить на Эспаньолу продовольственные и иные запасы. Командиром их являлся Алонсо де Карвахаль, который оставил пост губернатора Баэсы1, чтобы принять под свое командование корабль во Втором плавании Колумба; он стал одним из преданнейших его капитанов. Тремя судами, закрепленными адмиралом для своего плавания, являлись две каравеллы и флагманский корабль, по величине примерно равный старой "Санта-Марии". Нигде Колумб не упоминает его названия, в отличие от остальных двух он именует его просто "Ла-Нао" - "Корабль". Из двух каравелл большая, водоизмещением в 70 тонн, называлась "Вакеньос", а меньшая и наиболее быстроходная - "Коррео". При снаряжении этих судов адмирал столкнулся с серьезными трудностями, так как большей частью все приходилось брать в кредит. Нередко возникали споры с Фонсекой, непосредственно ведавшим снабжением флотилии; мошенничество Фонсеки однажды так разгневало Колумба, что тот поколотил его.
1 (Баэса - небольшой город в Андалузии (южная Испания), в бассейне верхнего Гвадалквивира)
Три корабля Колумба и три корабля Кар;вахаля были приведены в Севилью и вышли из нее на последней неделе мая 1498 года; в эти дни Васко да Гама доплыл до Каликута в Индии. Спустившись вниз по Гвадалквивиру, все шесть кораблей стали на рейде в Санлукар-де-Баррамеда; здесь адмирал взошел на борт флагмана, и 30 мая Третье плавание в Америку началось.
На этот раз Колумб решил плыть более южным курсом, чем прежде, с тем чтобы одновременно отыскать материк короля Жуана и найти побольше золота: мы уже видели, что в те времена существовало твердое убеждение, что все драгоценные камни и металлы могут находиться лишь поблизости от экватора. Поэтому Колумб предполагал спуститься на юг до широты нынешней британской колонии Сьерра-Леоне, откуда португальцы везли тогда гвинейское золото, а там повернуть на запад. Адмиралу было совершенно ясно, что во время этого плавания он должен добиться чего-то необыкновенного и впечатляющего, иначе Индийское Предприятие потеряет всякую привлекательность и будет оставлено. Временами он сравнивал себя с Давидом, которому Саул давал одну труднейшую задачу за другой и после каждого его успеха все больше был им недоволен. Он открыл западный путь в "Индию", но, оказывается, этого мало. Он провел морскую флотилию до Эспаньолы, основал там колонию, открыл Малые Антальские острова, Пуэрто-Рико, Ямайку, исследовал Кубу, но этого оказалось тоже мало. Теперь он должен разыскать новые богатые источники золота и открыть новый материк (кстати, он уже открыл его - но и этого было мало). Конечно, возвратившись из Второго плавания, он мог уйти на покой, сохранив за собой титул, получив замок и соответствующее содержание; управление Эспаньолой можно было бы поручить Бартоломе или кому-нибудь другому, но Колумб был не такой человек, чтобы отступаться и бросать свое дело. Будь у Колумба другой склад, другой характер, мы, надо думать, никогда и не услышали бы его имени.
Первой стоянкой во время этого плавания был Фуншал на Мадейре, где Колумб жил одно время в молодые годы и где его встретили теперь как героя. Затем Колумб совершил трехдневный переход к знакомому рейду Сан-Себастьяна на острове Гомере. Роман с донной Беатрисой был, по-видимому, целиком в прошлом, ибо все, что сказано по поводу этого визита в ее столицу как самим Колумбом, так и другими, сводится к одной фразе: "Мы запаслись там сыром".
Здесь, на Гомере, эскадра Карвахаля, состоявшая из трех каравелл и направляющаяся на Эспаньолу (одной из этих каравелл командовал двоюродный брат адмирала Джанетто Коломбо), рассталась с Колумбом. Адмирал дал ей курс: запад и один, румб к югу - на остров Доминику. Эскадра туда и направилась, но, как мы увидим впоследствии, попала в беду.
Сам Колумб от Канарских островов взял курс на острова Зеленого Мыса, проплыв 750 миль за шесть суток. Он сделал короткую остановку на острове Боавишта, для того чтобы заготовить и засолить козлятины - другого мяса на острове не было, - а 1 июля стал на якорь у острова Сантьягу, надеясь раздобыть живой скот для разведения на Эспаньоле. Простояв здесь неделю при страшной жаре, от которой заболело много моряков, он, так и не закупив скота, двинулся дальше. Близ острова Фону корабли попали на три дня в штиль, но 7 июля подул попутный ветер. Колумб взял курс на юго-запад, стремясь выйти на параллель Сьерра-Леоне. Но ветер начал опадать и к 18 июля совсем стих - к тому времени флотилия достигла 9 градусов 30 минут северной широты и 24 градусов западной долготы.
Колумб был уже в полосе штилей, и следующие восемь суток его каравеллы несло экваториальным течением. Моряки в своей толстой шерстяной одежде изнемогали от зноя, раздеться и загорать на солнце они считали для себя смертельно опасным делом. Адмирал воспользовался затишьем, чтобы при помощи квадранта определить свое местонахождение по Полярной звезде, но, как это с ним обычно случалось, когда он обращался к мореходной астрономии, он сделал массу промахов; он заключил, что достиг 5 градуса! северной широты: ошибка составляла более 250 лишних миль к югу. Тем обстоятельством, что он якобы вышел на 5 градус северной широты, Колумб. был очень доволен по весьма любопытной причине. Ему было известно, что за много лет до того один из мореплавателей португальского короля Жуана определял широту островов Лос близ Сьерра-Леоне и нашел, что они лежат на 5 градусе северной широты. Как это ни странно, но португальский мореход ошибся ровно на столько, на сколько ошибался Колумб, а в действительности острова Лос лежат под 9 градусами 30 минутами северной широты. Именно почти на этой широте и находилась в тот момент флотилия Колумба! Таким образом, Колумб на деле вышел туда, куда он стремился, но в результате этой ошибки в четыре с половиной градуса оказались неверными все его дальнейшие расчеты при определениях широты.
22 июля 1498 года с востоко-юго-востока подул свежий пассат, обвисшие шкоты натянулись, паруса надулись, и корабли двинулись в путь; стало прохладнее, и моряки, уже считавшие, что им придется погибнуть от жары среди океана (никто из них до сих пор не сталкивался со столь длительным штилем), начали поговаривать об ожидавшем их впереди золоте. Колумб взял курс прямо на запад, и в течение девяти суток под благословенным дыханием пассата его корабли шли со скоростью шести и более узлов.
В эти дни и адмирал и его матросы, должно быть, испытывали чувство восторга; мы можем сказать это потому, что проделали этот путь на нашей "Капитане". Корабли шли с прекрасной скоростью, словно неслись на крыльях, и ночью и днем. В пассатах корабли обычно испытывают сильную качку, но в снастях поет свежий, настойчивый ветер, сапфирное море вскипает белыми барашками, огромные массы воды в могучем напоре откатываются вдоль борта назад, а клубящиеся пассатные облака летят и летят по небу бесконечной вереницей. Сердце моряка ликует, хочется петь, хочется кричать во весь голос. Широкую полосу в этих водах испанские мореходы в старину называли Эль-Гольфо-де-лас-Дамас - Дамским заливом - так легко там править кораблем, так чарующе мягок климат. Время от времени вдруг налетит сердитый шквал, но тут же стихнет, обрушив на вас недолгий и безобидный ливень. За брасами и шкотами можно не смотреть целыми днями, разве что чуть сдвинешь их на блоке, чтобы они не перетерлись. Летучие рыбы и дельфины резвятся рядом с кораблем, на минуту к вам прилетают буревестники и иные морские птицы. По ночам, когда нет луны, паруса чернеют на усеянном звездами небе, и по мере продвижения на юг перед взором встают новые звезды и созвездия: Канопуе, Козерог, Арго с его Ложным Крестом и истинный Южный Крест1. Находясь на Эспаньоле зимой, Колумб уже видел Crux Australis (Южный Крест), но большинство моряков в южных водах были впервые, и, вспоминая знаменитый сонет Эредиа2, можно представить себе, как они, словно завороженные, стоят у бортов и вглядываются в фосфоресцирующее тропическое море, считая, что его блеск и сверкание предвещают им золото Индии.
1 (Канопус, в созвездии Киля, - самая яркая звезда южного неба, а на всем звездном небе - вторая (после Сириуса). Козерог - созвездие южного неба; его именем древнегреческие астрономы назвали южный тропик Земли. Арго, или Корабль Арго, - старое название созвездия южного неба, которое теперь астрономы делят на четыре созвездия (в том числе Киль со звездой Канопус))
2 (Хосе Мария Эредиа (1842 - 1906) - французский поэт, по происхождению испанец, примыкавший к так называемой парнасской группе, автор единственной книги сонетов "Трофеи". Морисон имеет в виду сонет "Завоеватели")
Матросы всегда находят на что поворчать, сейчас они жаловались на постоянно дувший попутный ветер. Если придется плыть обратно в Испанию тем же путем, спрашивали они, то как же мы до нее доберемся? Хотя широту Колумб определял ошибочно, но хорошо ориентировался по счислению пути и свое местонахождение относительно открытых им во Второе плавание островов знал почти точно. 31 июля он объявил, что флотилия вышла на меридиан Малых Антильских островов, что соответствовало действительности. Поскольку запасы воды кончились, он решил сделать крюк на север и набрать воды на Доминике или ином карибском острове. Утром того же 31 июля он взял курс на север и один румб к востоку, который в конце концов привел бы корабли к Барбадосу или Тобаго.
В полдень слуга адмирала Алонсо Перес, забравшись на мачту, крикнул, что он видит землю - три возвышенности на западе. Плывя на "Капитане", мы были в одной или двух милях от того места, где Колумбу, после двенадцати дней пути от Канарских островов, открылась земля. "Три возвышенности прямо перед нами, сэр!" - закричал наш вахтенный на марсе. Скоро их скрыл хлынувший дождь, но через час мы имели удовольствие смотреть с палубы на те самые холмы, которые в последний день июля 1498 года встали перед взором Колумба как счастливое предзнаменование. Он вверил свое плавание покровительству Святой Троицы и без колебаний назвал открывшийся остров Тринидадом.
Адмирал повернул свои корабли к берегу. Скоро он уже мог разглядеть юго-восточную оконечность острова, названную им Кабо-де-ла-Галера (мыс Галера)1, так как его высокие, острые утесы напоминали латинские паруса, а расселина, по диагонали пересекавшая скалу, очень походила на галерную скамью с веслами. Корабли подошли к мысу около 9 часов вечера и, воспользовавшись тем, что была почти полная луна, дрейфовали на запад в течение всей ночи.
1 (В силу того, что пункт, с которого Колумбу открылся остров, определяли неверно, наименование это было перенесено на северо-восточный мыс Тринидада; мыс же, увиденный Колумбом, ныне называется Галеота)
На следующий день, 1 августа, адмирал по-прежнему двигался вдоль южного берега Тринидада в поисках какой-нибудь бухты, куда впадала бы река. С его обычным великолепным чутьем в делах подобного рода он выбрал лучшее место на всем этом побережье - бухту Эрин, где к морю течет поток студеной вкусной воды. Моряки выбрались на берег, полоскали в реке свою одежду, барахтались, смывали и соскребали с себя въевшуюся морскую соль и пот; с наслаждением они плескались и играли в воде и криками зазывали из джунглей каких-нибудь туземных красоток - вдруг откликнутся и выйдут.
Как раз перед тем, как зайти в бухту Эрин, Колумб, не подозревая этого, впервые увидел южноамериканский материк. Перед его взором был низкий мыс - как мы установили, венесуэльский мыс Бомбеадор, - но он счел его лишь новым островом.
Поскольку от пассатных ветров стоянка в бухте Эрин защищена слабо, 2 августа Колумб снялся с якоря и через пролив Бока-де-ла-Сьерпе (Пасть Змеи) прошел в обширный залив Пария, отделяющий остров Тринидад от материка. Надо полагать, что Колумб плыл через Пасть в момент затишья между приливом и отливом, ибо у него нет ни одного слова о том опаснейшем течении, которое с силой бьет у скалы, лежащей посредине пролива, и доставляет неприятности даже пароходам. Под защитой мыса Икакос на Тринидаде Колумб стал на якорь и разрешил матросам посменно отдыхать на берегу в течение нескольких дней. Матросы развлекались, ловя рыбу и собирая устриц, а адмирал слушал, как ревет Пасть, и дивился стремительности и ярости течения во время прилива и отлива.
Единственная встреча с туземцами Тринидада была и комична и трогательна. Колумб страстно надеялся, что здесь он встретит китайских мандаринов или негритянских властителей, как на Золотом Береге. Но, когда подплыла пирога, он с огорчением увидел, что в ней сидят голые индейские мужчины, очень похожие на карибов, к счастью, лишь с несколько лучшими манерами. Какое-то утешение Колумбу давало то обстоятельство, что на них были признаки одежды - цветные куски хлопчатобумажной материи; точно такие же тряпки привозили португальцы из Сьерра-Леоне. Видя столь явное подтверждение теории Аристотеля о том, что на одной и той же широте существуют одинаковые вещи по всему свету, Колумб был уверен, что он вот-вот натолкнется и на гвинейское золото. Адмирал, желая завязать с туземцами торговлю, велел выставить на борту медные ночные горшки и другие блестящие предметы, но эта утварь европейского домашнего обихода, как бы ярко она ни сияла, индейцев Тринидада не соблазнила и не заинтересовала. Тогда адмирал попытался привлечь их внимание другим: он приказал трубить в трубы и бить в барабаны, а юнги в это время плясали. Индейцы истолковали это как подготовку к сражению и пустили по кораблям тучи стрел, но никого не ранили. Ничего большего испанцы от тринидадских туземцев так и не добились.