Ультиматум рабочих и партизан Сибири

Путь от Иннокентьевской до Иркутска короткий. Уже в полдень 15 января 1920 года на путях станции Иркутск-I остановился тот поезд, в котором находились Колчак и его свита во главе с министром В. Н. Пепеляевым.

Из поезда вышла охрана и заняла посты у дверей пульмановского вагона, в окнах которого то и дело появлялось бледное лицо адмирала. Среди чехословацких солдат заметно выделялись фигуры рабочих-дружинников, приехавших с этим поездом. На перроне с группой вооруженных рабочих находились член Иркутского комитета РКП(б) В. Букатый и председатель Знаменского районного комитета большевиков И. Сурнов.

Одновременно с прибытием поезда с Колчаком со станции Иннокентьевская был получен запрос: когда и на какой путь станция Иркутск-I сможет принять эшелон с золотом?

Для необычного поезда был отведен один из тупиков, расположенный вблизи здания вокзала. Сюда и прибыл через несколько часов "золотой эшелон". Рабочие-дружинники под руководством В. Букатого окутали вагоны проволокой и разобрали позади них железнодорожное полотно.

Акт о прибытии золотого запаса был крайне скупым. В нем упоминалось, что на станцию Иркутск-I прибыло 1678 мешков и 5143 ящика с золотом, находящиеся в 29 вагонах, да еще 7 вагонов с платиной и серебром^*.

^* (См. "Иркутск". Очерки истории города. Иркутск, 1958, стр. 334.)

Вокруг вокзала в тот день было немало войск - чешских, японских, польских. Были тут и рабочие вооруженные дружины.

Прибывший поезд с Колчаком никто из дипломатов и союзных эмиссаров не встречал. Генерал Жанен, чей салон-вагон находился тут же на станции среди эшелонов с чехословацкими вагонами, генерал Сыровой, имевший задание представителей Антанты обезопасить продвижение поезда с Колчаком, японский полковник, прибывший во главе батальона специально для защиты Колчака, эсеры и меньшевики из Политцентра, с которыми так жаждал Колчак вести личные переговоры, - все они не пожелали видеть неудачливого "правителя". Такое развитие событий явилось результатом той борьбы, которая характеризовала жизнь последней столицы колчаковщины - Иркутска на пороге нового, 1920 года.

С конца 1919 года под влиянием все растущих ударов Красной Армии и партизанских отрядов в Иркутск потянулась вся свора белогвардейщины, контрреволюции и реакции. Город был переполнен всевозможными эвакуированными колчаковскими учреждениями. Значительно обновленное по своему составу, правительство Колчака еще цеплялось за власть.

На центральных улицах разместились военные и дипломатические миссии интервентов, опиравшиеся на большой гарнизон белочехов, имевших здесь свою штаб-квартиру. Последние думали об одном: как использовать все возможности и средства, чтобы без потерь эвакуировать свои войска во Владивосток?

23 декабря под станцией Тайга 27-я стрелковая дивизия 5-й советской армии настигла отступающую в арьергарде дивизию колчаковцев и почти целиком ее уничтожила. После этого белочехи чувствовали себя неспокойно даже в Иркутске.

Еще 12 ноября 1919 года в Иркутске образовался Политический центр - орган земско-городских деятелей и эсеро-меньшевистского подполья. Эсеры и меньшевики, проложившие путь к власти военной диктатуре Колчака, вновь выходили на политическую арену, чтобы попытаться возглавить нарастающее революционное движение и направить его по пути спасения власти буржуазии.

Не рассчитывая на поддержку трудящихся, меньшевики и эсеры из Политцентра опирались на городскую интеллигенцию и часть колчаковских офицеров. В дальнейшем они планировали из отступающей колчаковской армии создать свою армию, с помощью которой остановить дальнейшее продвижение Красной Армии, оторвать от Советской России часть Сибири и создать буржуазно-демократическое буферное государство.

Главари Политцентра нашли полное понимание у белочехов, генерала Жанена и других интервентов.

В Иркутске в глубоком подполье в период колчаковщины активно действовал комитет РКП(б). Иркутские коммунисты прошли тяжелую школу в белогвардейском подполье и, несмотря на ряд провалов, в основном сохранили свои кадры. Крепкие организации были созданы среди железнодорожников города, его предместий Глазкова и Знаменского, на ряде станций и в мастерских. Большую работу вели большевики среди местного гарнизона, среди иностранных солдат и офицеров, особенно среди чехословаков. С помощью интернационалистов-иностранцев распространялась большевистская литература, добывались ценные сведения о положении в стане врага.

Иркутский комитет РКП(б) фактически являлся организатором и руководителем мощного партизанского движения на огромной территории Восточной Сибири. Выполняя решения и указания Центрального Комитета партии, в частности решение Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) от 19 июля 1919 года о развертывании борьбы сибирских партизан, иркутские большевики установили тесную связь с партизанскими отрядами, объединяли разрозненные отряды в крупные соединения, создали централизованное командование.

В упорной борьбе с колчаковской тиранией коммунисты сплачивали ряды рабочих и крестьян под лозунгом "За власть Советов!", организовывали и вооружали рабочие дружины, крестьянские массы в таежных деревнях.

К декабрю 1919 года из небольших и разрозненных групп народных мстителей выросла многотысячная армия партизан, образовавшая Северо-Восточный фронт. Это позволило уже в ноябре на освобожденной от колчаковцев территории собрать съезд Советов и выбрать Временный краевой военно-революционный совет (Крайсовет).

Прославленные в боях партизанские отряды Н. А. Бурлова, Н. В. Дворянова, Д. Е. Зверева, Н. А. Каландарашвили и другие ежедневно пополнялись взявшимися за оружие рабочими и крестьянами. Среди них были и рядовые солдаты колчаковских гарнизонов. Партизанские отряды реорганизовывались в полки. Они теснили колчаковцев к железной дороге.

С большим трудом в ноябре 1919 года в Иркутске нелегально собрались представители большевиков Иркутска, Томска, Новониколаевска и Владивостока. Совещание избрало Сибирский комитет РКП(б) во главе с А. А. Ширямовым - видным партийным деятелем Сибири и Дальнего Востока, талантливым организатором и руководителем масс.

Сибирский комитет РКП(б), поставив задачу ликвидации колчаковщины путем вооруженного восстания, возглавил революционную борьбу рабочих и крестьян за повсеместное восстановление власти Советов.

Составной частью этой борьбы была задача вы рвать у белогвардейцев и сохранить золотой запас Советской республики. Необходимо было отбить это золото у врага, не дать увезти его на восток.

Колчаковские министры, не рассчитывая сохранить власть в Иркутске, думали пробраться в Забайкалье, чтобы организовать там новую армию. Золото могло помочь им сохранить свои силы, свою власть. И они, сколь могли, цеплялись за него. Влиятельный член правительства Третьяков срочно выехал в Читу, для того чтобы договориться о помощи со стороны атамана Семенова.

Но вывезти все золото на восток колчаковцы уже не могли, это особенно стало ясно в конце декабря 1919 года. Тем энергичнее они принимали меры к закреплению за белоэмигрантами и своими агентами уже вывезенного за границу золота. Колчаковский министр финансов Бурышкин незадолго до краха своей власти весьма конфиденциально писал в телеграфном распоряжении финансовому агенту Колчака в Японии Миллеру: "Я дал распоряжение Никольскому поставить все суммы инотдела в Японии в ваше распоряжение, в Америке - в распоряжение Угета, во Франции и Англии - в распоряжение Замена. Поставьте их на особые частные счета ваши в банках, пользующихся наибольшим доверием, и примите все меры к сохранению этих сумм..."

Вместе с тем Бурышкин сделал "ход конем", пытаясь доставить золотой запас во Владивосток. Он предложил передать его на хранение правительству США в расчете на то, что при известном давлении со стороны Грэвса чехи передадут золотой запас под охрану американских интервентов. "Не согласится ли, - писал он бывшему царскому послу в Вашингтоне Бахметьеву, - американское правительство обещать нам, что, если золото будет передано американским банкам, на него не будет наложено ни секвестра, ни взысканий".

Бахметьев не замедлил с ответом. "Американское правительство, - писал он из Вашингтона, - готово принять золото на хранение, но не берет на себя доставку золота во Владивосток. Провоз до моря должны обеспечить чехи. Формула хранения золота передана на рассмотрение президента..."

Впрочем, если даже Бурышкину удалось бы договориться по этому вопросу, то вряд ли белочехи выдали бы золотой запас американцам. Попав в ловушку на подходе к Иркутску, отрезавшему путь на восток, они готовы были отдать золото кому угодно, лишь бы те имели власть и гарантировали безопасный выезд на родину. В декабре 1919 года чехам казалось, что власть будет принадлежать Политцентру. Убеждены были в этом и сами эсеры и меньшевики. Но это только казалось...

Сибирский комитет РКП(б), запретив партийным организациям заключать временные соглашения с другими организациями, выступающими "не под лозунгом Советской власти", до поры до времени умело использовал, хотя и робкие, эсеровские действия против колчаковщины. Большевики Сибири всемерно укрепляли свое влияние в массах и власть возникающих местных Советов. Иркутские коммунисты, руководя из подполья рабочими дружинами и партизанами, накапливали силы и не раскрывали окончательно своих планов, так как Красная Армия пока еще была далеко, партизанские части только двигались к городу, белочехи в это время имели крупный гарнизон, да и японцы могли появиться в любой момент.

22 декабря 1919 года колчаковская контрразведка произвела первые аресты. Трусливо и неуверенно Политцентр дал указание по своей организации о начале восстания, предварительно договорившись с белочехами об их дружественном "нейтралитете".

24 декабря поздно вечером восстали солдаты 53-го полка. Его выступление поддержали железнодорожные рабочие, возглавляемые большевиками. В короткий срок были захвачены предместье Иркутска Глазково и станция, затем ряд ближайших станций. На другой день состоялось объединенное совещание Сибирского и Иркутского комитетов РКП(б). Внимательно проанализировав сложившуюся обстановку, совещание коммунистов решило активно поддержать начавшееся восстание, развернуть формирование рабоче-крестьянских дружин, но не сливать их с силами Политцентра. Совещание одобрило приказ военного штаба, действовавшего при Иркутском губернском комитете РКП(б), о следовании партизанских отрядов к Иркутску^*.

^* (ГАИО, ф. 2370 р, оп. 1, д. 1, л. I.)

Вечером 27 декабря восстание перекинулось в Иркутск.

Шесть дней сражались рабочие и революционно настроенные солдаты с белогвардейскими частями Иркутского гарнизона под командованием генерала Сычева и семеновцами генерала Панченко. Исход боев решили вовремя подошедшие дружинники Черемхова и Иннокентьевской. С их помощью колчаковцы и пришедшие к ним на помощь семеновцы были отброшены.

Воспользовавшись наступившей передышкой, следившие за развертыванием событий в Иркутске "высокие эмиссары" Франции, Англии, США, Японии на этом этапе решили вмешаться. 2 января 1920 года в салон-вагоне Жанена и под его председательством начались переговоры о сдаче власти омским "правительством" Политическому центру. Заключив временное перемирие, обе стороны продолжали торг, начатый в номерах гостиницы "Модерн".

Воспользовавшись этими переговорами, многие колчаковцы бежали на восток. К утру 5 января Иркутск был очищен от белогвардейцев.

Над зданием Русско-Азиатского банка и гостиницей "Модерн", последним пристанищем правительства Колчака, взвился ярко-красный флаг.

Политцентр с самого начала не имел главного - силы и поддержки трудящегося населения. Трудно было скрыть, что широкая революционная волна, направленная против колчаковщины, шла под флагом восстановления власти Советов, что фактически власть в городе принадлежит Иркутскому губкому РКП(б) и его Центральному штабу рабоче-крестьянских дружин.

В тот же день состоялось заседание Главного штаба по подготовке восстания.

От Сибирского комитета РКП(б) здесь были А. А. Ширямов, К. В. Миронов, И. В. Сурнов. Иркутский губернский комитет РКП(б) и Центральный штаб рабоче-крестьянских дружин представляли: А. Я. Флюков (Антон Таежный) - начальник Центрального штаба, только что прибывший из партизанского отряда Каландарашвили, куда он ездил, чтобы ускорить его продвижение к Иркутску, Митрофан Туманов (партийная кличка Бородка), ведавший в подполье делами контрразведки, а также А. Л. Сноскарев - секретарь военного штаба.

Кроме этих товарищей в заседании участвовали Александр Бойков - один из организаторов Иркутского подпольного комитета РКП(б) и Василий Букатый - член комитета со дня его образования. Оба они только 30 декабря были освобождены восставшими из камеры смертников иркутской тюрьмы, куда заточила их колчаковская контрразведка. В руки восставших попал подлинный доклад начальника контрразведывательного отделения штаба Иркутского военного округа, брошенный в панике его автором. В докладе говорилось о допросах А. Бойкова и В. Букатого: "В Александре видна выдержка, положительность и твердость характера... При допросе Букатый держал себя с очень большой выдержкой и заявлял, что оп хотя и уверен, что ему грозит смертная казнь, но даже для замены ее каторгой не желает давать каких-либо разъяснений или пояснений"^*.

^* (См. "Борьба за власть Советов в Иркутской губернии (1918-1920 гг.)". Сборник документов. Иркутск, 1960, стр. 36.)

Это была неплохая аттестация для тех, кто встал во главе восстания иркутских рабочих.

По поводу Колчака и золота спорили много. Решили главное, а именно: не дать чехам увезти золотой запас, для чего избегать конфликтов с последними, особенно в Иркутске, где их силы были значительны. Нужно, прикрываясь Политцентром как ширмой, активно собирать силы и продолжить формирование и вооружение рабоче-крестьянских дружин. Бить сначала отступающих колчаковцев, а уж затем и интервентов, если они не уйдут к тому времени. Совещание единодушно приняло предложенное А. А. Ширямовым решение.

"Выступление при неосведомленности о силах, - говорилось в нем, - является политической авантюрой и преступлением перед рабочими массами, которые мы втягиваем в борьбу. До выяснения положения с золотым запасом, которое покажет действительную силу чехов, необходимо отклонить вопрос о выступлении. Вся борьба должна быть сосредоточена на золотом запасе, вокруг которого мы должны концентрировать все силы свои и политического центра и развивать эту борьбу в целях захвата власти"^*.

^* (См. "Годы огневые, годы боевые", стр. 34.)

Принятое решение, как показали дальнейшие события, было единственно верным и принесло полный успех иркутским коммунистам. Всюду формировались новые рабочие дружины, в город входили партизаны. По указанию Иркутского губкома РКП(б) партийные организации Зимы, Черемхова, Иннокентьевской внимательно следили за продвижением "золотого эшелона" и поезда с Колчаком, предъявив решительные требования чехословацкому командованию об их выдаче.

Такое же категорическое требование белочехи получили от Реввоенсовета 5-й армии. Им было предложено разоружиться, выдать Колчака и золото...

После получения в Иркутске телеграммы из Черемхова о неудаче с остановкой поездов с Колчаком и золотом генералу Жанену был вручен ультиматум; в нем иркутские большевики от имени всего советского народа требовали немедленной выдачи Колчака и золота, угрожая в противном случае прекратить снабжение углем эшелонов с войсками интервентов, а в качестве крайней меры - взорвать мосты и тоннели.

"Де-юре, - говорилось в ультиматуме, - вы спасаете Колчака от неминуемого позорного плена, а де-факто захватываете русский золотой запас, ибо последний для вас гораздо интереснее и дороже Александра Колчака..."

Решительное поведение вооруженных рабочих в городе подтверждало, что за этим ультиматумом стоят серьезные силы восставших рабочих и крестьян, готовых выполнить свою угрозу. Белочехи с согласия Жанена известили Политцентр, что они готовы передать ему Колчака и золото. Это был хорошо рассчитанный жест, направленный на укрепление власти Политцентра и обеспечивавший им проезд на восток.

Но не так-то просто было теперь распоряжаться судьбой Колчака и золота...

Иркутские большевики, зная о последних аферах с золотом представителей колчаковского правительства, сделали все возможное, чтобы усилить охрану прибывших эшелонов. У вагонов вместе с ротой чехословаков стояли проверенные бойцы из рабочих Черемхова, Иннокентьевской и Глазкова. У выходов со станции были выставлены заслоны из партизан и железнодорожников, руководимых большевиками.

Члены Иркутского губкома РКП(б) большое внимание уделяли сбору документов о золотом запасе, выяснению фактического наличия оставшихся драгоценностей. В этом, в частности, им. не замедлили помочь финансовые работники, сопровождавшие золото.

- Прошу взять вот эти документы для пущей сохранности, - обратился Н. П. Кулябко к большевику М. Багаеву, которому был поручен отбор рабочих для несения охраны "золотого поезда".

Узнав, что его записи и копии с документов были переданы членам Иркутского ревкома, старик растрогался и, скрывая слезу в затуманившихся глазах, тихо проговорил:

- А теперь вот и помирать можно.

- Что вы, Николай Петрович! - встревожился таким настроением Багаев. - Вы еще в Москву поедете, возвращать золото будете.

Известие об аресте Колчака и передаче его Политцентру, несмотря на тревожную обстановку последних дней, было встречено в его вагоне как разорвавшаяся бомба. До самого последнего момента Колчак рассчитывал на благополучный исход. "На всех главнейших станциях, - пишет генерал Занкевич, - большевики собирались в значительных силах, требуя от чехов выдачи адмирала, большевистские отряды из Тайги угрожали взрывом железнодорожного пути и нападением на эвакуировавшиеся чешские эшелоны, железнодорожники - забастовкой. По мере приближения к Иркутску возбуждение на линии и в самом Иркутске все росло и росло. При таких условиях было ясно, что чехи не повезут нас дальше Иркутска. Но мы знали, что в Иркутске находятся два батальона японцев, и твердо рассчитывали, что дальнейшее конвоирование вагона с адмиралом будет возложено на японцев. Так же думали и чехи, нас сопровождавшие.

Я написал письмо генералу Жанену, в котором благодарил его за оказанные им услуги по охране адмирала и сообщал, что по приезде в Иркутск зайду к нему.

Поздно вечером чехи вернули мне это письмо обратно, сказав, что оно не могло быть передано Жанену, так как он еще на рассвете уехал из Иркутска на восток. Когда я передал об этом адмиралу, он выразил сожаление, что мне не удастся видеть Жанена.

Уже к ночи начальник эшелона прислал ко мне офицера, который сказал, что в данное время происходят какие-то переговоры между генералом Сыровым и Жаненом; переговоры идут об адмирале, но суть их пока неизвестна.

Я отнесся спокойно к этому заявлению, полагая, что переговоры эти связаны с вопросом о передаче вагона адмирала японцам, и спросил чеха, не известно ли им, куда будет направлен вагон с адмиралом - в Харбин или во Владивосток, - вопрос этот очень интересовал как адмирала, так и его окружающих; чех ответил, что, по слухам, во Владивосток, и прибавил: "но мы вообще не знаем, пойдет ли вагон с адмиралом дальше Иркутска".

Спустя короткое время, улучив момент, когда адмирал остался один, я зашел в его купе и передал ему мой разговор с чехом. Адмирал был вполне спокоен.

Уже поздно ночью за мной зашел чешский офицер, с которым мы отправились в штаб эшелона.

Я спросил чехов, кончены ли переговоры между Жаненом и Сыровым. Мне ответили, что переговоры еще не окончены, но что Сыровой обещал тотчас же по их окончании подозвать к прямому проводу начальника эшелона; вызов ожидается с минуты на минуту. Я решил выждать окончания переговоров; чехи обещали мне сейчас же сообщить об их результатах.

Прошел час, два... Я задремал. Когда проснулся, было уже совсем светло; передо мной стоял начальник эшелона, который сказал мне, что Сыровой только что вызывал его к прямому проводу и сообщил, что вопрос об адмирале решен, но в каком смысле - он сообщит по прибытии поезда в Иркутск; начальник эшелона добавил также, что только что со станции Иркутск запросили номер вагона адмирала.

Я спросил, когда мы выезжаем в Иркутск; начальник эшелона ответил, что тотчас же.

Слова начальника эшелона не вызвали во мне беспокойства; мне представлялось, что, если бы было решено выдать адмирала, Сыровой мог бы свободно сообщить об этом начальнику эшелона по прямому проводу, не опасаясь огласки, так как, если бы это решение и стало известным на линии, оно могло бы вызвать только успокоение умов, это было бы именно то, чего так жаждали враги адмирала; наоборот, решение передать адмирала японцам требовало соблюдения строжайшей тайны, во избежание самых острых конфликтов с большевиками и железнодорожниками, номер же вагона адмирала был необходим станции при любом из решений, которые могли быть приняты.

Было уже почти темно, когда поезд пришел на станцию Иркутск.

Начальник эшелона почти бегом направился к Сыровому. Спустя короткое время он вернулся и с видимым волнением сообщил мне, что адмирала решено передать Иркутскому революционному правительству; сдача назначена на 7 часов вечера. Я настойчиво просил начальника эшелона сейчас же предупредить об этом адмирала и его окружающих. Он ответил, что это им уже сделано, немедленно по выходе от Сырового он послал в вагон адмирала своего адъютанта"^*.

^* (ЦГАОР СССР, ф. 7030, оп. 2, д. 140, л. 12-15.)

В первый же вечер пребывания в Иркутске рабочие из охраны "золотого эшелона" оказались редкими свидетелями перевода "верховного правителя" со станции в одиночную камеру губернской тюрьмы. Адмирал, ссутулившись, закутавшись в меховую шубу, устало вышел из вагона и медленно направился в город по льду Ангары. Следом шел Пепеляев, потерявший осанку бравого генерала. Их сопровождали 20 человек глазковской железнодорожной дружины во главе с коммунистами Якубицким и Закаблуновским, 10 партизан смоленского крестьянского отряда и особая чехословацкая инструкторская рота.

Над Ангарой висела луна. Ее бледный свет заливал заснеженные просторы реки, по льду которой проходила узенькая тропинка, по ней длинной цепочкой растянулась вся процессия с пленником Колчаком. На снежном фоне долго выделялась высокая фигура "верховного правителя", пока наконец не слилась с темным массивом городских построек на том берегу.

- А ведь грозился покончить с большевиками, - прервал общее молчание рабочий Спирин, стоявший с винтовкой у вагонов с золотом.

- Ан случилось-то наоборот.

- С Колчаком решили, с чехами скоро тоже решим. Вот бы теперь с золотом решить окончательно - и порядок, - ответил за всех молодой, еще безусый парень в длинном, не по росту тулупе.

Наутро в один из вагонов поезда перенесли около 6 пудов серебра, 7 миллионов рублей бумажных денег и целый мешок разных золотых и бриллиантовых вещей - все это было отобрано у Колчака и его любовницы княгини Темировой. Крупная сумма денег поступила и от Пепеляева - последнего председателя "совета министров" колчаковского правительства, также препровожденного в губернскую тюрьму.

Политцентр, стремясь завоевать авторитет среди населения, поднял шумную кампанию вокруг ареста Колчака и золотого запаса.

"Наконец-то золото в руках народа", - уверял от имени Политцентра вновь испеченный "уполномоченный" по ведомству финансов А. Погребецкий. И в подтверждение этому в газете "Народная мысль" было напечатано его послание консульствам иностранных держав об отмене распоряжений колчаковского министра финансов П. А. Бурышкина и прекращении за границей всех валютных операций на основе золотого запаса.

Но как ни пытались деятели Политцентра выдать себя за новых хозяев золота, так и не сумели. Эшелон с золотом по-прежнему охранялся смешанной командой рабочих и чехословацких солдат. Чехословацкие власти официально заявили, что они будут охранять золотой запас вплоть до того времени, когда из Иркутска благополучно отойдет последний эшелон с их войсками.

Рабочие Иркутска терпеливо отнеслись к таким заявлениям. Это объяснялось тем, что они полностью контролировали все действия чехословацкой части охраны поезда и постепенно становились хозяевами положения.

По указанию губкома большевиков на другой день после прибытия эшелона с золотом в Иркутск в вагонных мастерских состоялось экстренное собрание железнодорожников. Сюда пришли также рабочие депо, мастеровые ремонтного цеха, стрелочники, телеграфисты. Перед ними выступил Я. Шумяцкий - известный сибирский большевик, член Иркутского губкома. "Надо бдительно охранять железнодорожные пути" - с таким решением разошлись собравшиеся по своим рабочим местам. Вокруг железнодорожной станции в помощь рабочим и охране поезда было организовано круглосуточное дежурство вооруженных дружинников, готовых в любую минуту пресечь провокации и защитить вагоны с золотом. Рабочие-дружинники из охраны бдительно следили за тем, чтобы ни одно распоряжение относительно золотого запаса не могло быть осуществлено без санкции на то Иркутского губкома или Военно-революционного комитета.

С наступлением темноты вокруг поезда с золотом зажигались прожекторы, выставлялся усиленный наряд часовых и удваивались рабочие патрули в районе железнодорожной станции. Смена караулов производилась через каждый час: больше на морозе не выдерживали часовые.

17 января 1920 года в Иркутский губком РКП(б) поступили первые известия о появлении у Нижнеудинска группы генерала Каппеля. Эта группа численностью 10-15 тысяч человек двигалась по старому Сибирскому тракту вдоль железной дороги. С каждым часом сведения о движении этой группы, состоящей из недобитых остатков трех колчаковских армий, становились все более угрожающими. Уничтожив мелкие заслоны партизан, каппелевцы прорвались к Нижнеудинску и покатились на Черемхово и Иркутск... В группу входили отборные колчаковские части, зарекомендовавшие себя кровавыми злодеяниями как на фронте, так и в тылу и потому не ждавшие пощады от Советской власти. Охваченные отчаянием, они шли напролом, все сметая на своем пути.

Над Иркутском нависла новая угроза...

Политцентр не принимал никаких мер для защиты города.

Военные миссии во главе с Жаненом бежали во Владивосток. Белочехи охранять город не собирались. Более того, как выяснилось впоследствии, они готовы были объединить свои силы с наступавшими белогвардейцами против революционных сил Иркутска. В эти тревожные дни только коммунисты возглавили оборону города.

20 января 1920 года на объединенном совещании представителей Иркутского губкома РКП(б), Центрального штаба рабоче-крестьянских дружин, а также присоединившихся к ним левых эсеров было принято решение, в котором говорилось:

"Принимая во внимание, что

а) до созыва Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов осталось несколько дней, в течение которых могут быть существенные изменения как в военном, так и во внутреннем положении края,

б) Политический центр даже в течение этого короткого времени не может поручиться массе, что от стоит территорию и население от нашествия белогвардейских банд,

в) противник, пользуясь неопределенностью положения и бессилием Политического центра, пытается занять важные в военном отношении пункты для наступления на город, а также увезти народные ценности и

г) медлительность передачи власти во всех отношениях вредна для массы,

- постановили: предложить Политическому центру передать власть... Военно-революционному комитету"^*.

^* ("Колчаковщина", стр. 193.)

21 января Политцентр, окончательно потеряв доверие трудящихся, все свои полномочия вынужден был передать Иркутскому военно-революционному комитету. Одновременно руководители Политцентра отказались от ведения переговоров с командованием Красной Армии, которые они начали в надежде договориться об организации своего, "буферного" государства.

При передаче власти присутствовал и чехословацкий политический уполномоченный в Иркутске Й. Благож, которому ревком подтвердил гарантии о беспрепятственном проезде чехословацких войск на восток. В свою очередь Й. Благож от имени командования заверил ревком, что чехословаки не будут вмешиваться в русские дела и передадут последнему золотой запас. Члены ревкома выслушали это заявление настороженно. Через чешских коммунистов, работающих в глубоком подполье, к ним проникали отдельные сведения о белочехах. В частности, ревкому было известно о распоряжении члена филиала Чехословацкого национального совета в России В. Гирса, находящегося во Владивостоке, "попытаться вывезти золото на восток, а в случае неудачи задержать его в качестве залога до тех пор, пока последний эшелон с чехословацкими войсками не покинет Иркутска"; были получены сигналы и о подозрительных передвижениях белочехов в "нейтральной полосе" железной дороги.

В эти напряженные дни иркутские коммунисты, несмотря на сравнительно большое расстояние, отделявшее их от передовых частей Красной Армии, чувствовали поддержку всего советского народа. Председатель Иркутского ревкома А. А. Ширямов ежедневно информировал Сибревком о происходящих событиях, зная, что эти сведения с нетерпением ждут в Красноярске, Томске и Москве.

Вот и на этот раз, закончив очередное заседание ревкома, А. Ширямов, усталый, с воспаленными от бессонницы глазами, пришел в полночь к прямому проводу.

- Колчак и Пепеляев со штабом, - диктовал он телеграфисту, - несколько дней тому назад приняты от чехов и находятся в иркутской тюрьме. Вчера перевезено с вокзала в кладовые Государственного банка серебро в количестве семи вагонов. Относительно передачи золотого запаса принципиальное согласие чехов получено. Задержка вызывается распоряжением Гирса из Владивостока, который полагает, что нахождение золота в руках чехов может служить им гарантией свободного проезда на восток. Имеются данные, что завтра этот вопрос будет разрешен в благоприятном для нас смысле. Остатки колчаковской армии в количестве двух отрядов двигаются по Московскому тракту...^*

^* (ЦГАСА, ф. 185, оп. 1, д. 42, л. 313-317.)

Пока продолжался разговор по прямому проводу, наступило утро, утро нового дня, который был до предела заполнен работой по укреплению революционного порядка в городе.

Взяв власть в свои руки, ревком принял дополнительные меры по усилению охраны эшелона с золотом. Члены ревкома во главе с председателем А. А. Ширямовым прибыли на вокзал и внимательно осмотрели эшелон. По распоряжению ВРК охрана эшелона была усилена за счет лучших партизан, отличившихся в боях с колчаковцами. В поезд прибыл официально назначенный ВРК специальный комиссар по охране золотого запаса большевик М. Багаев. Тогда же при-Иркутском ВРК был создан "комиссариат по охране государственных ценностей и золотого запаса" в составе девяти опытных работников. Комиссариат должен был провести учет золотого запаса. На него была возложена также ревизия сейфов имущих лиц и реквизиция слитков драгоценных металлов и всех золотых и серебряных русских и иностранных монет. Членам комиссариата была поручена первоочередная задача - охрана золотого запаса, а также охрана пушнины и культурных ценностей^*.

^* (ГАИО, ф. 42 р, оп. 1, д. 7, л. 27.)

Комиссариат заменил русскую охрану "золотого эшелона". В частности, солдаты, прибывшие из Омска и жившие поблизости в восьми теплушках, были отправлены по домам. Получив увольнительную, ту самую, что так жадно ждали в дни колчаковщины, А. Семенов, С. Жуков и их товарищи неохотно расставались со службой. Уж больно им хотелось до конца охранять народное золото, до возвращения его "в кладовые Советской власти", как выразился на прощание один из солдат.

Охрану поезда приняла 5-я рота 10-го партизанского полка во главе с бывалым партизаном Царегородцевым^*. Однако и эта охрана не удовлетворила членов губкома РКП(б). Придирчиво проверив посты и убедившись в том, что бывшие партизаны слабо разбираются в караульной службе, они начали формировать специальный отряд по охране государственных ценностей. Начальником отряда был назначен Н. И. Токарев, испытанный в подполье иркутский коммунист.

^* (ГАИО, ф. 42 р, оп. 1, д. 7, л. 43.)

На железнодорожных путях рядом с вагонами "золотого эшелона" появились два бронепоезда и усиленная пулеметная команда. Это еще раз подтверждает, что иркутские большевики основательно готовились дать отпор двигавшимся к городу каппелевцам.

Иркутские большевики руководили всем делом обороны города. Спешно формировались новые добровольческие дружины. На улицах появились завалы из бревен и баррикады из камня и ледяных валов. Вся линия первых домов по берегу Ангары была занята вооруженными рабочими и солдатами. Удобные подходы к городу пришлось заминировать.

В эти тревожные дни генерал Сыровой, учитывая рекомендации В. Гирса, наметил коварный план: в случае успешного продвижения каппелевцев на восток нанести со своей стороны удар, захватить Иркутск и железную дорогу на Запад, а власть передать правительству правых земцев^*. В связи с этим были прерваны переговоры о перемирии с командованием Красной Армии и даны соответствующие инструкции командирам чехословацких частей. 25 января белочехи взорвали мост через реку Бирюсу и завязали бои с частями Красной Армии. В ответ на это части знаменитой 30-й стрелковой дивизии, впоследствии награжденной за эти бои орденом Красного Знамени, перешли в энергичное наступление. Под Нижнеудинском 28-29 января советские войска нагнали и разгромили чехословацкий арьергард. Белочехи понесли большие потери убитыми и ранеными, оставили несколько бронепоездов и множество вагонов. "Весь арьергард оставил эшелоны, - доносил Благож Гирсу во Владивосток, - и в сорокаградусный мороз идет пешком, бросив все свое имущество. Паника охватила и все остальные части..."

^* (См. А. Х. Клеванский. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. М., 1965, стр. 360.)

План генерала Сырового полностью рухнул. Как свидетельствует бывший майор Ярослав Кратохвил, находившийся в те дни на станции Иркутск, чехословацкое командование получило в конце января приказ генерала Жанена о передаче золотого запаса японцам. Однако генералу Сыровому было уже не до этого. "Невыдача золота или передача его японцам, - отвечал он в раздражении Жанену, - вызовет такое возмущение против нас всего русского населения, и особенно большевистских элементов, что наша армия от Иркутска до Тайшета очутится в сплошном огне, ибо подвергнется нападению со всех сторон".

В начале февраля каппелевцы двумя колоннами начали наступление на отряды Иркутского ревкома около деревни Пономарево, откуда открывался выход на Якутский тракт, ведущий к городу. После пятичасового жаркого боя белые вынуждены были отступить. Под Олонками и Усть-Кудой бой продолжался три часа при тридцатиградусном морозе. И здесь, понеся большие потери, враг отступил.

6 февраля, когда ожесточенные бои с каппелевцами были в разгаре, на места был разослан приказ Иркутского ВРК. В нем говорилось: "Ни в коем случае не допустить движения по линии Заб[айкальской] ж. д. на восток от Иркутска поезда с золотым запасом России, кто бы его ни сопровождал. Портить путь, взрывать мосты, тоннели. Уничтожать средства передвижения, открытым боем вырвать эти ценности из рук шайки грабителей, кто бы они ни были.

Председатель ВРК - Ширямов"^*.

^* ("Известия Иркутского Военно-революционного комитета", № 13, 7 февраля 1920 г.)

Ревком потребовал от генерала Сырового, чтобы в район станции Иркутск, где стоял эшелон с золотым запасом, не был допущен ни один белогвардеец. В бешенстве генерал разорвал письмо Ширямова, но вынужден был подчиниться. К этому времени пришло донесение о разгроме под Тулуном нового арьергарда интервентов, в который входили на этот раз румынские и югославские части. В такой обстановке генерал думал не о совместных действиях с Войцеховским, вступившим в командование каппелевцами после смерти Каппеля, а о быстрейшем возобновлении переговоров с командованием Красной Армии при посредстве Иркутского ревкома.

В сложной обстановке, чреватой всевозможными неожиданностями, ревком вынужден был прекратить допросы Колчака и приговорить его к расстрелу. Рано утром 7 февраля приговор был приведен в исполнение. Город был объявлен на осадном положении.

В этот день каппелевцы заняли станцию Иннокентьевскую. Но это был их последний успех. Не в силах пробиться вперед, рассеянные и деморализованные, они в поспешном бегстве обошли Иркутск стороной и двинулись на восток, увозя с собой труп Каппеля. 7 февраля в селе Куйтун было подписано соглашение между командующими 5-й армией и белочешским корпусом. Советское командование взяло на себя обязательство: обеспечить условия для завершения эвакуации чехословацких войск. Чехословацкое командование обязалось перестать оказывать помощь белогвардейцам, передать в полной сохранности мосты, депо, станции, тоннели, вернуть все вагоны и локомотивы, не вывозить имущества бывшей колчаковской армии и при отходе последнего чехословацкого эшелона из Иркутска передать золотой запас Иркутскому ревкому.

12 февраля начальник обороны Иркутска член ревкома А. Л. Сноскарев объявил о снятии осадного положения. Город зажил новой жизнью.