Золото в руках контрреволюции

Белогвардейцы, укрепившись в Казани, 7 августа торжественно отмечали свою победу. Это был дикий разгул опьяневших бандитов. Они хватали людей с мозолистыми руками и расстреливали их тут же, у стен домов. Были разгромлены рабочие районы. По Волге плавали "баржи смерти".

На улицах появились объявления новой власти, в которых слово "расстрел" употреблялось особенно часто. Белогвардейцы не замедлили начать сбор с населения разных налогов и недоимок, которые не были уплачены еще за 1916 год. Эсеры и старые чиновники спешили вывернуть карманы трудящихся в своих корыстных целях.

Не случайно было и то, что среди первых "государственных" актов оказалась ревизия банка. Не смея верить в свое счастье, особоуполномоченные Комуча Лебедев и Фортунатов обходили кладовые, перебирая своими жадными руками монеты и слитки из чистого золота.

А из Самары их подстегивали телеграммы Комуча. "10 августа - 15 час. 45 мин. Экстренно. Товарищу управляющему военным ведомством Лебедеву, - говорилось в одной из них. - Комитет предлагает вам принять экстренные меры к немедленной отправке всего золотого запаса в Самару, использовать для этой цели все имеющиеся в вашем ведении перевозочные средства"^*.

^* ("Воля России", 1928, № 8-9, стр. 161.)

Хотя и объявили самарские учредиловцы "поход на Москву", но втайне не надеялись удержать даже в своих руках Казань. Поэтому они и стремились побыстрее использовать народное золото в своих целях. Однако вывезти золотой запас из города было не так-то просто. И в первую очередь это было ясно Лебедеву, которому Комуч поручил осуществить эту операцию.

После захвата Казани белогвардейцы и чехи пытались развить наступление на северо-восток и на Свияжск по левому берегу Волги, но натолкнулись на ожесточенное сопротивление. "Положение устойчивое, - говорилось в донесении штаба Красной Армии Восточного фронта от 9 августа, - попытки противника переходить в атаки отбиты. Активность его исчезла. В свою очередь мы перешли в атаку по обоим берегам Волги"^*.

^* (ЦГАСА, ф. 1, оп. 2, д. 66, л. 100.)

Группа Каппеля, с ходу ворвавшаяся в Свияжск, была выбита из города тут же. Здесь стояли эшелоны с войсками, которых с таким нетерпением ожидал Вацетис. Пять пехотных полков опоздали буквально на сутки.

На другой день левобережная группа советских войск после штыковой атаки заставила белочехов отступить за реку Казанку.

Золотой запас, несмотря на требование Комуча, продолжал лежать в кладовых банка. В ответ на участившиеся требования Лебедев писал в Самару: "Не могу отправлять. Боюсь, что к Волге легко пробьются большевики и в лучшем случае потопят"^*.

^* ("Воля России", 1928, № 8-9, стр. 165.)

Опасения Лебедева были не напрасны. Реввоенсовет Восточного фронта готовил контрнаступление частей Красной Армии. Перед 1-й армией была поставлена задача: энергично атаковать белых у Симбирска. 2-я армия получила приказ организовать ударные группы и штурмовать Казань совместно с частями 5-й армии. Штаб фронта предусматривал специальные меры по перехвату золотого запаса у белых.

"Пароходы противника отходят вниз, - говорилось в оперативном приказе по фронту. - Пробиться к берегу Волги ниже Казани части 5-й армии не могут, и поэтому пароходы противника могут уйти беспрепятственно вниз и увезти из Казани государственные ценности. Поэтому в интересах всего нашего государства прошу командарма Второй самым срочным образом двинуть на судах и баржах вниз по Каме к устью этой реки значительные силы - заслон для прекращения отступления пароходов противника. Командарма Первой прошу такой же заслон выставить где-либо ниже Симбирска"^*.

^* (ЦГАСА, ф. 1, оп. 2, д. 66, л. 140.)

Однако время было упущено. Комуч, мобилизовав все свои силы и возможности, форсировал вывоз золотого запаса. Еще 16 августа в Казань прибыл специальный пароход, на палубе которого за мешками с песком стояли орудия и пулеметы. На берег сошел особый отряд, состоявший сплошь из русских офицеров.

Командир отряда разыскал Лебедева и вручил ему пакет. В нем был категорический приказ Комуча:

"Комитет членов Учредительного собрания просит в срочном порядке погрузить весь металлический запас и разменные денежные знаки на пароходы и отправить в Самару, оставив себе 3 миллиона рублей разменными денежными знаками. Если вам необходимо иметь большее количество сумм, одновременно войдите с ходатайством в Комитет".

Золотой запас был перевезен и погружен на два парохода. В дополнение к особому отряду для охраны золота были выделены офицеры Академии генерального штаба - участники военного заговора в Казани. 22 августа в самарском "Вестнике Комуча" было опубликовано сообщение: "В. Лебедев телеграфировал Комучу, что им закончена отправка из г. Казани в г. Самару российского золотого запаса. Весь золотой запас исчисляется в нарицательной сумме 657 млн. руб., а по теперешней стоимости 6,5 млрд. руб., кроме того, отправлено на 100 млн. руб. кредитными знаками, запасы платины и серебра и иные ценности"^*.

^* (Есть все основания считать, что стоимость золота, захваченного в Казани, значительно преуменьшена в официальном сообщении Комуча. Последний не был заинтересован в разглашении истинной стоимости золота. Первая проверка золотого запаса была проведена в апреле 1919 года колчаковским правительством, но проверкой было установлено только наличие золота, привезенного в Омск. Все учетные документы на золотой запас (часть их пропала еще при Комуче) были вывезены колчаковским правительством во Владивосток и в руки Советской власти не попали, в связи с чем точная стоимость золотого запаса, вывезенного из Казани, до сих пор не установлена. Следует заметить, что управляющий ведомством финансов Комуча Н. М. Брушвит (по свидетельству белочехов) заявил, что банковские чиновники оценили стоимость золотого запаса, привезенного из Казани, в 1 миллиард 100 миллионов рублей (см. "Белый архив" (Париж), 1928, № 2-3, стр. 229).)

Захват золотого запаса не принес успеха самарской учредиловке ни в политике, ни на театре военных действий. Казанская операция была последней победой Поволжской армии белых.

Оборона Свияжска показала, что меры, принятые ЦК РКП(б) и Советским правительством по укреплению Восточного фронта, способствовали быстрому укреплению боевой мощи войск и упрочению тыла. Тысячи коммунистов промышленных городов были отправлены на этот фронт. Прибыли подкрепления и с других фронтов. Все это позволило советским войскам в сентябре начать решительные наступательные операции. Разгром белогвардейских отрядов Каппеля послужил началом успешного наступления советских войск.

После освобождения Красной Армией Казани 10 сентября 1918 года земля буквально горела под ногами белогвардейцев и учредиловцев. Выражая панику и смятение бегущих белогвардейцев, самарская газета "Волжский день" писала в те дни: "Теперь опасность грозит Самаре с востока, если только советские войска, прельщенные громадными запасами и золотым фондом, находившимся в Самаре, захотят ее обойти с тыла и тем отрезать путь на Сибирь"^*.

^* ("Воля России", 1928, № 10-11, стр. 151.)

Скоро самарские учредиловцы поняли, что у них нет сил сдержать наступление Красной Армии. Тогда было решено объединить все силы контрреволюции Поволжья, Урала и Сибири, создать "всероссийское правительство". В этом "правительстве", поддерживаемом интервентами, эсеры надеялись получить большинство.

И вот в один из погожих сентябрьских дней 1918 года в Уфе под колокольный звон торжественным молебствием открылось совещание, на которое съехались представители многочисленных местных "правительств": Комуча (самарского), сибирского (омского), уральского (екатеринбургского), уральского войскового (оренбургского) и других, образовавшихся в дни мятежа белочехов.

Готовые перегрызть друг другу горло в борьбе за власть, все они степенно подходили под благословение уфимского архиепископа Андрея. Вместе с кадетами эсеровские вожди Авксентьев, Аргунов и другие целовали крест и терпеливо слушали речь церковника, призывавшего к единству во имя монархии.

Уфимскому "государственному" совещанию потребовалось три недели для образования "всероссийского правительства". Оно вошло в историю контрреволюции под названием Директории.

Прикрываясь именем Учредительного собрания и довольно ловко козыряя в кулуарах совещания наличием у них золотого запаса, эсеры сохранили свое влияние в Директории, но полной власти так и не получили. К тому времени главарям белогвардейцев и представителям интервентов стало ясно, что крестьянские массы отвертываются от эсеров, что они - люди звонкой фразы, не имеющие за собой никакой твердой опоры. Что же касается представителей крупной российской буржуазии, то они еще 7 сентября 1918 года на своем съезде в Уфе прямо выступили за установление военной диктатуры.

Вот почему постепенно, но вполне определенно вся фактическая власть перешла к сибирскому "правительству", явно ориентировавшемуся на реакцию и опиравшемуся на офицеров и казачьи части. Члены и сотрудники Директории, переехавшие в Омск, даже не могли получить в городе помещения и продолжали работать и жить в вагонах эшелона, стоявшего на железнодорожной ветке, в связи с чем получили прозвище "воробьиной директории", живущей на ветке.

Вскоре при Директории был образован "совет министров", в состав которого вошли наиболее реакционные министры сибирского "правительства". Пост военного министра занял недавно прибывший в Омск вице-адмирал Колчак. Дело дошло до того, что члены Директории эсеры Авксентьев и Зензинов без разрешения "своего" министра почт и телеграфа не могли дать телеграмму. Победила неприкрытая реакция, выражавшая интересы крупной буржуазии.

Пока шла эволюция власти Директории, поволжский фронт не получал почти никакой помощи. Армия Комуча таяла с каждым днем. Большие потери несли и белочехи. 3 октября советские войска освободили Сызрань. Через четыре дня белогвардейцы бежали из Самары. Самарская учредиловка перебралась в Уфу. Директория сохранила "совет управляющих ведомствами".

В конце сентября учредиловцы приступили к вывозке золотого запаса из Самары. Подгоняемые тревожными сводками, поступающими с фронта, белогвардейцы по ночам грузили золото в железнодорожные эшелоны. В спешке уже было не до соблюдения банковских правил. Выемка золота производилась без составления точных описей.

Финансовые работники, ведавшие золотым запасом, мобилизованные белогвардейцами в Казани и Самаре, едва-едва успевали на каждую партию золота, погруженную в железнодорожные вагоны, составлять акт, в котором проставляли только общее число мест. Всего, согласно этим актам, из Самары было вывезено 8399 ящиков, 2468 мешков и 18 сумок золота, погруженного в пять эшелонов. Часть золота из-за спешки и отсутствия подходящей тары была зашита в старые солдатские вещевые сумки.

- Ишь ты, куда народные деньги стали заворачивать. Скоро небось и до подштанников дойдут, сволочи, - ворчал контролер Гусев, пытаясь получше за помнить все происходящее.

Неожиданно к старому чиновнику подошел испачканный мазутом железнодорожник.

- Ты, папаша, не ворчи, а действуй. Скажи лучше, куда увозят-то его.

- В Уфу, стало быть, а там, видать, в Омск или еще дальше, за границу, может быть. От этого воронья всего можно ожидать.

- Спасибо, отец. Надо думать, далеко не убегут. Наш брат тоже ухо держит востро.

И, сказав это, рабочий исчез под колесами вагона.

К ночи один за другим эшелоны № 52 и 54 с золотом отбыли со станции в сторону Уфы. В Уфе под личным присмотром руководителей финансового ведомства Комуча началась разгрузка вагонов. Солдаты, подгоняемые офицерами, быстро выносили ящики с золотом и укладывали их на подводы. Но вот золотые монеты вдруг зазвенели по перрону - из поврежденного ящика высыпались золотые рубли. Тут же возникла свалка... И хотя порядок был сравнительно быстро восстановлен, но 410 рублей исчезли бесследно. Этот случай явного расхитительства был замят, так как никто из белогвардейцев не был заинтересован в расследовании. Кража 410 рублей по сравнению с другими крупными хищническими операциями казалась мелочью.

Начальник контрразведки уфимского штаба белых армий подполковник Солодовников - один из тех, кому была поручена охрана золотого запаса, - украл 8 пудов золота^*. Но это тоже было "мелочью", если иметь в виду, какие крупные суммы попадали в карманы официальных лиц. По требованиям власть имущих только по таким статьям расходов, как "бесспорные", "непредвиденные", "текущие расходы", "неопределенные расходы", "на неотложные надобности", из банка выдавались сотни тысяч рублей. Управляющий ведомством иностранных дел эсер Веденяпин вообще без всякого оформления и решения, используя свое служебное положение, "израсходовал" 5 миллионов рублей^**.

^* (См. "Былое", 1921, № 16, стр. 34.)

^** (См. "Колчаковщина". Сборник воспоминаний. Л., 1930, стр. 39.)

Еще не закончив разгружать первый эшелон, чиновники банка получили распоряжение Комуча грузить золото обратно. Окруженные плотной охраной "золотые эшелоны" простояли на тупиковой ветке около недели.

Все это время между Директорией и уфимским "советом управляющих ведомствами" шли ожесточенные споры о месте хранения золотого запаса. Уфимский "совет управляющих" пытался задержать золото в Уфе, но был вынужден выполнить приказ Директории о вывозе золота в Омск.

6 октября два эшелона с золотом под охраной специального 2-го батальона и в сопровождении офицерского караула были отправлены из Уфы. С большим трудом пробивая себе дорогу через занятые воинскими составами железнодорожные пути, эшелоны 13 октября прибыли в Омск. Золото было размещено в двух кладовых Омского отделения Госбанка.

16 ноября в Омске в здании военно-промышленного комитета открылась конференция партии кадетов. В ее работе приняли участие иностранные генералы, представители омского "Союза возрождения" и ряда других контрреволюционных организаций. Конференция единодушно высказалась за установление военной диктатуры. В ночь на 18 ноября были арестованы члены Директории Авксентьев и Зензинов. Утром глава "совета министров" и член Директории Вологодский собрал совет, который принял заранее подготовленное решение: Директория сливается с "советом министров", последний берет на себя всю полноту власти. Эта власть по настоянию интервентов вскоре была вручена Колчаку.

Свершилось то, о чем еще ранее писал секретный агент французского генерального штаба майор Пишон: "Мы сможем поставить то правительство, какое найдем нужным, без необходимости предварительно загромождать себя и стеснять свои действия присутствием манекена, которому мы же придадим ореол великого человека"^*.

^* ("Союзническая интервенция на Дальнем Востоке и в Сибири". М.-Л., 1925, стр. 17.)

Через два дня в Екатеринбурге белогвардейцы восторженно встречали диктатора Колчака. Колчаковцы тут же разогнали съезд членов Учредительного собрания. Тогда же в Уфе был ликвидирован и оставшийся от Комуча "совет управляющих ведомствами".

Уходя с арены политической борьбы, он предпринял попытку не дать Колчаку овладеть золотым запасом. 23 ноября "совет" направил в Екатеринбург "чехословацкому национальному совету" телеграмму. "При взятии чехословаками и войсками народной армии в августе месяце Казани, - говорилось в ней, - захвачены были находившиеся в Государственном банке золото, платина и серебро, к вывозу которых в Москву большевики приступили за два дня до падения Казани, но успели захватить с собой только несколько десятков пудов золота. Всего в Казани взято было 40000 пудов золота и платины в слитках и монете, т. е. большая часть всего запаса золота, принадлежащего Российскому государству, и 30000 пудов серебра. Чтобы сохранить эти ценности от возможности обратного захвата их большевиками, Комитет членов Учредительного собрания распорядился перевезти их в Самару, а затем в Сибирь с тем, чтобы передать их потом, как всенародное достояние, Временному всероссийскому правительству. Однако эта передача не успела состояться, и с падением Всероссийского правительства возникает опасность, что захваченные от большевиков ценности попадут в руки тех, которые используют их во вред России. Поэтому совет управляющих ведомствами в заседании 28 сего ноября постановил: вверить указанные выше ценности чешскому народу в лице чехо-совета для охраны и затем передачи Учредительному собранию или общепризнанному правительству с тем, чтобы до этой передачи никто этими ценностями распоряжаться не мог"^*.

^* ("Новости жизни" (Харбин), 21 декабря 1918 г.)

Телеграмма эта никаких последствий не имела. Запоздалая ссылка учредиловцев на то, что золотой запас является всенародным достоянием, после того как они сами его хищнически тратили, выглядела смешно. Расчет же на то, что чехи не дадут Колчаку золотой запас, был наивным.

"Российское отделение чехословацкого национального совета", стоявшее во главе чехословацкого корпуса, действительно охотно поддерживало связи с учредиловцами, так как это помогало им одурачивать своих солдат, настроенных демократически.

Однако, отправляя телеграмму, учредиловцы не знали, что в тот же день в Челябинске, в главной квартире чехословацких войск, состоялось совещание приехавших сюда английского генерала Нокса, главарей белочешских легионеров и представителей белой армии. Это совещание приняло решение о поддержке Колчака. "Английский генерал Нокс, - с горечью писал впоследствии бывший председатель городской думы в Челябинске эсер Ф. Розенгауз, - приложивший руку к омскому перевороту и питавший нежные чувства к Колчаку, приказал Сыровому переменить ориентацию* пригрозив в противном случае лишить чехословаков самого существенного, т. е. англо-французских сребреников"^*.

^* ("Уральская новь", 1926, № 3, стр. 8.)

Правда, такая переориентировка чехов от учредиловки и Директории к Колчаку и реакции должна была быть санкционирована съездом чешской армии, но генералы просто решили съезд не проводить. В ответ на отмену съезда в солдатской массе чехословацкого корпуса произошли волнения, особенно бурные в частях, расположенных в Екатеринбурге. В результате чешские войска были отведены в тыл и заменены на фронте колчаковскими войсками. Чехословакам обещали ускорить отправку домой. Пока же они были поставлены на охрану Сибирской железнодорожной магистрали, что в условиях боевых действий сибирских партизан для Колчака было очень важно. Белочехи охраняли его тыл и коммуникации.

Российская буржуазия и помещики перехватили власть у мелкобуржуазных партий эсеров и меньшевиков, установили диктатуру Колчака. Это произошло при прямой поддержке Антанты и американских империалистов.

В дни колчаковского переворота английские солдаты батальона полковника Уорда охраняли Колчака и были в боевой готовности.

Прибывшие в Омск представители США, Англии, Франции, а затем и Японии поздравили Колчака и заверили в том, что ему будет оказана всяческая помощь. Впоследствии это сделал и ставленник японцев атаман Семенов.

В августе 1918 года войска интервентов получили крупную поддержку: во Владивосток прибыли американские части - более 9 тысяч солдат и офицеров. Обеспечив охрану тыла Колчака, охватывавшего по территории всю Сибирь, интервенты приступили к созданию и вооружению крупных армий белых.

14 декабря 1918 года в Омске, где его ждал английский генерал Нокс - фактический хозяин Колчака, появился со своим штабом французский генерал Жанен. Жанен имел полномочия от Верховного союзного совета Антанты возглавить колчаковскую армию и сделать ее ударной силой похода на Москву. Однако Колчак не хотел расстаться со своим титулом "верховного главнокомандующего", и интервенты, не желавшие афишировать свои действия, согласились с последним. Впрочем, многие офицеры колчаковского штаба жалели об этом. Между собой они говорили, что адмирал, может быть, и знает морскую службу, но в боевых действиях на суше мало разбирается.

В январе 1919 года состоялось соглашение между Колчаком, Жаненом и Ноксом, по которому Колчак остался главнокомандующим белогвардейскими армиями, Жанен - всеми иностранными войсками, в том числе и чехословацкими. Ноксу поручили снабжение армии Колчака оружием и обмундированием.