Глава седьмая

В Управлении по формированию интернациональных частей Гавро сказали, что его вызывает член Реввоенсовета 12-й армии С. И. Аралов на станцию Боярка, под Киевом. Там должно состояться совещание командного состава.

Гавро сразу же выехал, но опоздал к началу совещания. Когда он вошел, разговор шел о том, что армия должна временно оставить Киев. Положение было очень серьезное. Гавро получил приказ выдвинуться со своим полком к реке Тетерев и занять там оборону.

"Когда заседание окончилось, - рассказывал он впоследствии, - и все стали расходиться, меня задержал Семен Иванович Аралов. Положил мне руку на плечо и сообщил, что Венгерская Советская республика пала. Я не мог сразу сказать это своим бойцам. Уже на марше, когда мы подошли к реке Тетерев и остановились в большом украинском селе, я сообщил эту печальную весть своим товарищам. Выстроил полк и обратился к бойцам:

- Товарищи красноармейцы! Я не буду вас утешать. Нет у меня таких слов, чтобы утешать вас. Есть такие Слом только у ваших винтовок, которые вы сжимаете в своих руках. Пока вы вместе, пока у вас есть оружие - вы сила, перед которой трепещут наши враги. Вырвали они у нас братскую Венгрию. Но есть еще Советская Россия, которую им не сломить. А будет жива она - победит рабочий народ и в других странах..."^*.

^* (На митинге была принята резолюция, в которой говорилось: "Российская революция по существу своему есть революция рабочих и крестьян, она является борьбой народов против гнета капитала, борьбой за освобождение от заклятого врага, поэтому мы будем защищать ее до конца. Мы будем защищать ее, ибо с гибелью русской революции погибло бы навсегда дело освобождения человечества".)

Сбылись эти слова.

Нашлись силы у венгерских интернационалистов пережить крушение заветных надежд. Они не могли вернуться на родину, но бесстрашно сражались в рядах защитников русской революции.

Военный талант Лайоша Гавро по-настоящему раскрылся в боях за Киев и был по достоинству оценен высшим командованием Красной Армии. В Центральном музее Вооруженных Сил СССР хранится приказ Реввоенсовета Республики. В нем сказано, что командир 3-го интернационального полка Л. М. Гавро "постоянно находился в самых опасных местах боя и своей личной храбростью неоднократно спасал положение".

Лайош Гавро, командир интернациональных отрядов Красной Армии

А вот что писал об этих боях сам Лайош Гавро:

"...Я оказался отрезанным от всех частей Красной Армии. Принимаю решение: сосредоточиться в районе Бородянка - Коростень - Радомышль и попытаться захватить железную дорогу, чтобы погрузить в вагоны наше тяжелое вооружение и спасти от белых. Но для этого сил у меня было мало. Надо было собрать отступающие мелкие отряды и группы красноармейцев, отбившиеся от своих частей, слить их воедино и держаться изо всех сил, не дать возможности Деникину соединиться с белополяками...

Я со своим интернациональным полком двинулся к линии железной дороги и в течение пяти-шести дней, пока в Киеве оставались деникинцы и шла драка между ними и петлюровцами за власть, укрепил так называемый Северный участок фронта, который теперь уже стало оборонять около десяти тысяч человек. Удалось слить отступающие части и отдельные группы красноармейцев. Так под Киевом появился новый фронт. Мы решили самостоятельно продолжать борьбу с деникинцами до прихода Красной Армии.

Большую работу вели в частях коммунисты, сплачивая вокруг себя красноармейские массы, вселяя уверенность в победе нашего дела. Полтора месяца, отрезанные от Красной Армии, боролись мы с деникинцами, по отдавая им наш район и не допуская их к белополякам. Белогвардейцы решили в начале сентября ликвидировать во что бы то ни стало наш Северный участок фронта...

Бои были частые, одна схватка перерастала в другую. Очень хорошо помогали нам киевские товарищи, оставшиеся в городе для подпольной работы, они своевременно предупреждали нас о намерениях противника. Мы всегда знали, когда и откуда именно грозит нам опасность, кто и с какими силами пойдет на нас. Население снабжало нас транспортом, продуктами питания. Но главным образом кормили наши части сами деникинцы, боеприпасами снабжали тоже они. Были случаи, когда их обозы попадали к нам, иной раз даже по желанию самих же ездовых, которые не хотели служить белым и выжидали удобный момент, чтобы перейти на сторону Красной Армии.

Запомнился мне один сентябрьский день 1919 года.

Деникинцы наседают превосходящими силами, наши части измотаны непрерывными боями, у нас патроны кончаются и снарядов почти нет. Только бы не дать дрогнуть передовым частям - сейчас они в очень тяжелом положении. Посылаю туда единственный взвод, находящийся еще в моем личном резерве, и прошу командира передать, что через несколько минут прибуду сам.

Немедленно поскакать туда не могу: подошел бронепоезд белых. Мы его давно ждем. Наш стоит замаскированный на путях. Он встречает беляков прицельным огнем... Снаряды рвутся прямо под колесами паровоза белогвардейского бронепоезда. Он попятился назад, отстреливаясь изо всех орудий и пулеметов. Успеют ли мои разведчики подложить под рельсы толовые шашки? Как мне кажется, очень уж быстро побежал беляк, а разведчикам к линии железной дороги надо пробиться сквозь фланговый огонь наступающих деникинцев. Там голая степь - продвигаться они смогут лишь по-пластунски... Почти одновременно со взрывом на линии железной дороги я услышал на левом фланге в тылу у деникинцев яростную стрельбу и крики. Что это может значить? Там нет и не может быть наших частей...

Иштван подвел коней, я вскочил в седло и увидел красное знамя за позициями белогвардейцев.

- За мной! - командую ординарцу и мчусь туда, где развевается на ветру знамя.

На позициях у белых все смешалось. Я отчетливо вижу знаменосца на белом коне. Его охраняют человек десять - двенадцать. К ним во весь опор мчатся наши разведчики. До меня долетают радостные крики:

- Ура-а! Ура-а! Наши-и...

Да откуда же здесь нашим взяться? Скачу, пришпоривая коня, а на глазах у меня слезы. Чуть приотстав, летит за мной Иштван. Он что-то кричит мне, но я не могу разобрать. Там, впереди, где вьется знамя, бойцы обнимаются, целуются, бросают вверх фуражки, вскинули винтовки над головами...

Так под Бородянкой в тылу у отступающих деникинцев мы встретились с Южной группой наших войск, прорвавшихся из-под Одессы через весь тыл белых и часть фронта петлюровцев. Возглавляли эту группу товарищи И. Якир, И. Федько, Я. Гамарник, В. Затонский, Л. Картвелишвили - видные командиры и комиссары Красной Армии".

3-й интернациональный стрелковый полк влился в 58-ю стрелковую дивизию, которой командовал герой гражданской войны И. Ф. Федько. Гавро был рад, что попал в подчинение к такому опытному полководцу, каким был Иван Федорович.

Начались затяжные бои за Киев. Деникинцы то и дело бросались в контратаки. Полк Гавро по нескольку суток не выходил из боя.

Собирая материалы о моем друге Л. М. Гавро, я нашел немало документов, подтверждающих его личную храбрость, самоотверженность.

"...Командир 519-го (бывшего 3-го) интернационального полка тов. Гавро Людвиг Матвеевич, командуя 3-м интернациональным полком, 18 октября 1919 года во время спешного оставления нашими войсками г. Киева, будучи окружен противником со всех сторон в районе пригорода Куреневка и Приорка, умелым маневром и храбростью, без потерь прорвался из кольца".

"...15 октября 1919 года на Куреневке умелым маневром и храбростью захватил у противника одно орудие... 14 октября 1919 года под с. Вышгородом, несмотря на ураганный огонь противника, воодушевляя вверенный ему полк, захватил у противника два орудия - одно трехдюймовое и одно шестидюймовое.

Подтверждая все вышеизложенное, командир и комиссар 2-й бригады находят необходимым за описанные подвиги представить тов. Гавро к награждению орденом Красного Знамени, что своими подписями удостоверяем.

Командир 2-й бригады 58-й стрелковой дивизии Васильев".

Орден Красного Знамени был тогда высшей боевой наградой.

В Центральном музее Вооруженных Сил СССР хранится отзыв о Лайоше Тавро, написанный Иваном Федоровичем Федько:

"Товарищ Гавро в 1919 году, в мою бытность начальником 58-й стрелковой дивизии, командовал 3-м интернациональным стрелковым полком, входившим в состав 58-й дивизии, одновременно состоял на должности начальника Северного боевого участка. За период своего командования товарищ Гавро проявил себя храбрым, умелым командиром, неоднократно наносил тяжелые поражения белым частям, занимавшим г. Киев. Товарищ Гавро еще в тогдашний период выделялся среди начсостава дивизии своей военной культурностью, опытом и знанием военного дела".

Начальником штаба 58-й стрелковой дивизии был бывший капитан царской армии Владимир Васильевич Попов, служивший в Красной Армии в качестве военного специалиста. Февральская революция застала Попова в Петрограде. Он учился в Академии Генерального штаба, а жил по-прежнему в казармах со своими однополчанами. В феврале 1917 года учебная команда волынцев в полном составе вышла поддержать революционный порядок в столице.

В. В. Попов, начальник штаба 58-й дивизии

К этому времени Владимир Васильевич блестяще закончил академию, и ему предложили поехать в Мадрид военным атташе.

- В такое время я предпочел бы остаться на родине, - заявил Попов.

Вместо Мадрида он поехал на фронт, в Пинские болота. На фронте встретил Октябрьскую революцию. Перешел на сторону большевиков. Гражданскую войну заканчивал на польском фронте - командовал знаменитой 25-й Чапаевской дивизией. Бригада интернационалистов Лайоша Гавро была у него в подчинении.

- Лайоша Гавро мы знали как мыслящего командира, - рассказывал Попов. - Он не терпел шаблона в военном оперативном искусстве. Любил рисковать, но всегда опирался на трезвый расчет.

Горячий, темпераментный, он увлекался и в азарте сам водил передовые цепи в штыковую атаку.

- Ты мне эти гусарские замашки брось! - не один раз строго выговаривал Лайошу Иван Федорович Федька.

- А я ведь и на самом деле гусар, да еще гвардейский! - отшучивался Гавро.

И резковат он был порой, и характер имел крутой, однако бойцы любили Лайоша беззаветно. За прямоту, за храбрость, за душевность, за преданность революции.

Как-то встретившись с Гавро уже после гражданской, Иван Федорович Федько попросил Лайоша рассказать о том, как он деникинские танки в силки ловил.

- Было дело, - отозвался Гавро, - но заслуги в этом, Иван Федорович, моей нет. Бойцы сами придумали. Давил на нас со своей армией деникинский генерал Бредов. Да еще мы у Бредова офицерский полк разбили, так он и вовсе озверел. Пустил на нас танки. У реки Тетерев, неподалеку от Киева, многие наши бойцы первый раз их увидели. Лезет на тебя этакая железная громадина, грохочет, скрежещет, из пулемета бьет. А перед тобой голая степь. Кажется, нет спасения. Одна наша рота бросила позиции и кинулась в степную балку. Только темнота ее и спасла.

Был у меня в разведке один сибиряк - жилистый, верткий. Никто во всем полку побороть его не мог. Он и предложил:

- Товарищ командир, а давайте ловушки на тапки понаставим?

Всю ночь мы ямы копали у наших позиций. Не очень глубокие, метра в полтора. А ширину так рассчитывали, чтобы танк весь туда влетел. Ямы сверху плетнями укрыли и на них аккуратненько дерн настелили.

И вот поутру слышим у противника шум - моторы пробуют.

Началась танковая атака. Прячась за громады машин, бегут пехотинцы. Я велю не стрелять, пусть подойдут поближе...

Наконец первый танк залетел в ловушку и застыл в ней. За ним второй упал в яму, третий... Два уцелевших повернули назад...

Осенью 1919 года интерполк Гавро ворвался в Киев, но удержать его не смог. Не сосчитать, сколько раз отдельные районы города переходили из рук в руки. И все же пришлось отойти. Освобождена была столица Украины уже зимой, в декабре. В своих воспоминаниях Лайош Гавро писал:

"Целый день мы пытались сбить противника с занимаемых позиций в районе Пуще-Водица, но все наши атаки успеха не имели и заканчивались с большими для нас потерями. Деникинцы зарылись в землю, пулеметов у них было много, патронов они не жалели, орудийные расчеты хорошо пристреляли всю местность, по которой нам приходилось наступать. В резерве у меня был один батальон. Боевой батальон, сплоченный. Я вечером перегруппировал свои подразделения, подготовил еще одну атаку. Чувствую, что если и на этот раз не выбьем беляков, то утром и совсем ничего нам с ними не удастся сделать: за ночь подправят окопы и ходы сообщения, наскребут солдат в тылах для пополнения, артиллеристы сменят огневые позиции...

Перед атакой выдвинулся я поближе к вражеским позициям, где на поле под реденькими кустиками залегли бойцы, сосредоточившись для решительного броска. Тут на маленьком пятачке огонь был такой плотный, что стоило мне чуть приподняться, как фуражку будто ветром сдуло. Понял я - атака захлебнется. Надо искать обходной маневр. Приказал бойцам отползти в степную балку - она пролегала левее наших позиций. Так мы пробрались в тыл к белым.

Вскочили мы - и вперед... Все ближе окопы. В ход пошли уже гранаты. Деникинцы бегут. На плечах отступающего противника врываемся в Пуще-Водицу...

По той стороне Днепра в районе Дарницы тоже гремел бой. 58-я ворвалась на улицы города.

На другой день по решению Реввоенсовета все войска Киевского гарнизона были выстроены, нашему интернациональному полку вручили почетное Красное знамя. Весь гарнизон продефилировал перед нашим полком, отдавая ему почести за героизм, проявленный в боях. Трудно описать словами радость, охватившую нас".

В связи с этим важным событием в жизни бойцов-интернационалистов командир полка Гавро издал приказ:

"Товарищи красные командиры и красноармейцы 3-го интернационального стрелкового полка!

С чувством глубокой радости и восхищения перед совершенными вами подвигами я поздравляю вас, дорогие товарищи по полку, с торжеством принятия Красного знамени.

Вашей беззаветной храбростью на полях сражений, ценою тяжких лишений и крови вы заслужили для полка эту высокую боевую награду. Непрерывным рядом побед и преданностью революции вы прославили имя 3-го интернационального полка.

Голодные и оборванные, не теряя бодрости, вы крепко держали в руках оружие рабоче-крестьянской власти.

Я уверен, что под Красным знаменем, которое наш славный полк получает ныне, вы и впредь пойдете по славному пути революционной борьбы за власть трудового народа...

Вперед же, товарищи, за правое дело. Мы наше Красное знамя и имя 3-го стрелкового интернационального полка покроем славою новых побед!"

Гавро рассказывал, что в тот вечер боевые друзья-интернационалисты собрались у него, вспоминали земляков, сложивших головы на других фронтах. Не было в живых братьев Енё и Бела Шугар. Один был убит на Кизлярском фронте, другой пал в бою с контрреволюционерами в Астрахани. Погиб Лайош Винерман, командир полка Чапаевской дивизии. С Винерманом Гавро служил в одном полку в Венгрии, затем встречался в Москве. Имя героя-интернационалиста после его смерти стал носить один из полков 25-й Чапаевской дивизии. Погиб Карой Лигети, мечтавший написать, вернувшись на свободную родину, книгу стихов о своих друзьях. В ночь перед расстрелом Карой передал из колчаковской тюрьмы последнее письмо и стихи, посвященные своим товарищам. Их знал каждый венгр в полку Лайоша Гавро:

Вас ждут объятья в красном Будапеште,
Вас ждут улыбки, песни и цветы,
Прославит вас Восток, где шли вы прежде,
Весь мир людской вселенской теплоты.
Мы все, мы все в последней битве будем,
Мы - воины, что живы и мертвы.
Мы гибли, зная, что свободу людям
Сквозь все сраженья пронесете вы!

Вспоминали подробности боев и походов. Покл Гавро особенно отличился при форсировании Днепра, захватив важный плацдарм на его правом берегу. Деникинцы уничтожили все лодки и баржи или угнали их на свой берег. Переправлялись, по выражению военных, на "подручных средствах". В дело пошло все, что может держаться на воде: бревна, снятые с петель ворота, маленькие плотики, связанные в кучу снопы соломы... Под яростным пулеметным, винтовочным и артиллерийским огнем врага вся эта "флотилия" двинулась через Днепр. Гавро был в числе первых, ступивших на занятый деникинцами берег. Когда белые были отброшены, к интернационалистам прискакал на своем гнедом коне, которого знали едва ли не во всех частях армии, командарм Якир. Поблагодарив бойцов и командиров за геройскую переправу, Якир расцеловал Лайоша.