Из истории рескрипта 20 ноября 1857 года (Н. Н. Улащик)

I

Рескрипт 20 ноября 1857 г. на имя виленского генерал-губернатора Назимова в истории крестьянской реформы 1861 г. является документом первостепенного значения: он дает основные установки при выработке проектов освобождения крестьян и определяет организационные формы дворянских губернских комитетов и комиссий, вырабатывавших эти проекты. Вместе с тем опубликование рескрипта означало переход к гласному обсуждению вопроса об освобождении крестьян.

Первые наметки условий освобождения крестьян были выработаны параллельно летом 1857 г. в Секретном комитете по крестьянскому делу и в губернских дворянских комитетах губерний Виленской, Гродненской и Ковенской.

В обоих случаях эти наметки вырабатывались помещиками и в интересах помещиков, но тем не менее между проектами, выработанными в центре и на местах, оказалась очень большая разница. Сущность разногласия заключалась в том, что помещики на местах (за очень небольшим исключением) требовали безземельного освобождения и передачи всего крестьянского недвижимого имущества в полное распоряжение помещиков, в то время как правительство понимало невозможность такого "освобождения", так как это неизбежно привело бы к массовому крестьянскому восстанию. Кроме того, обезземеленные крестьяне были бы неаккуратными плательщиками налогов, не говоря о том, что правительство очень боялось "язвы пролетариата". Поэтому в центре, т. е. в Секретном комитете по крестьянскому делу, было решено произвести освобождение с землей, максимально обеспечив при этом интересы помещиков.

В этой борьбе победила правительственная точка зрения. Проекты дворян Виленского генерал-губернаторства дали лишь формальный толчок делу освобождения крестьян, но в основу рескрипта 20 ноября был положен проект Секретного комитета. Уверения польских буржуазных историков, что рескрипт создан на базе условий, выдвинутых польским дворянством Виленского генерал-губернаторства, является вымыслом.

II

Рескрипт 20 ноября 1857 г. был направлен на имя виленского генерал-губернатора Назимова потому, что дворяне этого генерал-губернаторства задолго до реформы несколько раз заявляли правительству о своем желании произвести освобождение крестьян.

Впервые предложение уничтожить у себя в области крепостное право высказала белостокская шляхта в 1807 г^*.

^* (Н. Mościcki. Sprawa wloiśiańska nа Litwie w pierwszej ćwierci XIX st. Warszawa, 1908, str. 7.)

Второй раз вопрос об освобождении крестьян дворяне Виленской губернии подняли в 1817 г. (в тогдашнюю Виленскую губ. входили позднейшие губернии Виленская и Ковенская). Дворяне Браславского (позднее Ново-Александровского), Завилейского (позднее Свенцянского) и Вилькомирского уездов на своих уездных выборах приняли решение об освобождении крестьян и дали наказ своим депутатам поднять этот вопрос в Вильно, на губернских выборах.

Дворяне трех уездов требовали личного освобождения крестьян, а вместе с тем помещики должны были освободиться от ответственности за лежавшие на крестьянах повинности^*.

^*(А. Станкевич. Первые шаги крестьянской реформы в Северо-западном крае. Вильно, 1911, стр. 7.)

В Вильно, на губернских выборах руководящая роль в этом деле перешла к дворянам западных уездов губернии. Прения по вопросу о необходимости освобождения крестьян открыл делегат Упитского (позднее Поневежского) уезда Завиша, который в резкой форме потребовал уничтожения крепостного права в губернии. Против него, в защиту крепостничества, выступил делегат Ошмянского уезда Пашковский. Этот вопрос, поднятый на дворянских выборах, вызвал в Вильно сильнейшее возбуждение. Публика, переполнявшая хоры Дворянского собрания (преимущественно студенты Виленского университета), приняла в событиях самое живое участие, поддерживая сторонников освобождения. Пашковскому была приколота к спине бумажка с надписью "виселица", и раздались крики, что его следует выбросить вон из зала. Под Шиканье и крики Пашковский ушел с заседания. Обстановка на съезде настолько обострилась, что многие из делегатов, "потеряв терпение и мужество", разъехались по домам, не дождавшись конца заседаний.

После случая с Пашковским заседания перестали быть публичными, и все дело повели одни делегаты, которые вынесли решение просить у императора разрешения утвердить в Вильно комитет для составления проекта об улучшении состояния крестьянства. Весной 1818 г. император разрешил собрать мнения дворян губернии о необходимости созыва комитета, объявив перед тем выговор губернскому предводителю дворянства и гражданскому губернатору за допущение "беспорядков". Опрошенные дворяне губернии огромным большинством (1 469 против 77) высказались за созыв комитета^*. Однако комитет никогда не был созван, и дело на этом остановилось. Аналогичные выступления дворян за освобождение крестьян в 1818 г. происходили в губерниях Гродненской и Минской^**.

^* (Станкевич. Указ. соч., стр. 8-11; Дакумэнты i матэрыялы па пicторыi Беларуci, т. 2, Мiнск, 1940, стр. 64-68.)

^** (Н. Моśсiсki. Op. cit, str. 32. )

Следующее выступление произошло в 1848 г., когда в Сенат было подано коллективное заявление ряда помещиков "Северо-западного края", т. е. Белоруссии и Литвы, о признании их крепостных людьми лично свободными. Сенат отказал, мотивируя тем, что он не вправе рассматривать коллективные просьбы^*.

^* (H. Колмаков. Вопрос о почине крестьянского дела. "Русская Старина", 1885, июль, стр. 133.)

В 1854 г. Гродненский инвентарный комитет, вырабатывая по пред-ложению правительства проект новых инвентарных правил, одновременно выдвинул проект освобождения крестьян своей губернии. Комитет сформулировал свой проект освобождения следующим образом: "Гродненский губернский комитет в журнале своем изложил, что помещики, как из отзывов уездных предводителей видно, искренно желают улучшения быта своих крестьян, твердого и справедливого основания взаимных их соотношений и определения таковых на добровольных договорах, и единственным к тому средством находят увольнение крестьян из крепостного состояния на следующем основании: 1) Чтобы права собственности помещиков на все земли и угодья оставались ненарушимыми в полной силе, согласно существующим узаконениям. 2) Чтобы крепостные права на крестьян, подвергающие их личность зависимости от помещиков, были прекращены навсегда, с устранением всех сопряженных с тем отношений. 3) Чтобы повинности крестьян за предоставленные земли и угодия ограничивались только взаимным договором, условия коего не должны превышать ныне существующих повинностей на первый срок. 4) Чтобы право перехода крестьян в другие помещичьи имения ограничено было чертою первоначального стана, потом уезда, и наконец, губернии, в имевшие определиться на то сроки. 5) Что к заключению договоров непременно обязаны все без изъятия крестьяне в течение одного года со дня утверждения такого предположения. 6) Чтобы для расправы и заведывания крестьянами, равно явки договоров и проверки хозяйственных инвентарей учреждено было соответственное управление"^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу. Д. 216, л. 129-130. Цит. не по оригиналу документа, который не обнаружен, а по изложению, сделанному в министерстве внутренних дел.)

III

30 марта 1856 г. император Александр II, выступая в Москве перед дворянством Московской губернии, сказал: "Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться, когда оно начнет само собою отменяться снизу". Таким образом, впервые было открыто высказано, что реформа необходима.

Причины, по которым правительство вынуждено было произвести реформу, с исчерпывающей полнотой установлены Лениным. Ленин писал: "Какая же сила заставила их (крепостников - Н. У.) взяться за реформу? Сила экономического развития, втягивавшего Россию на путь капитализма. Помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства. Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России. Крестьянские "бунты", возрастая с каждым десятилетием перед освобождением, заставили первого помещика, Александра II, признать, что лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу"^*.

^* (В. И. Ленин. Соч., изд. 3-е, т. XV, стр. 143.)

Однако, решив принципиально вопрос о реформе, ни император, ни его министры не знали, как они будут проводить ее на практике, на каких условиях крестьяне должны быть освобождены. Одно, пожалуй, для них было очевидно с самого начала, - это то, что без земли крестьян освобождать нельзя, потому что это неизбежно вызовет "бунт" освобождаемых^*.

^* (Это, однако, не мешало тому, что среди членов правительства оказалось достаточное количество сторонников безземельного освобождения.)

Заявив о необходимости реформы, правительство действовало в этом вопросе крайне медленно и робко, желая повернуть дело так, будто не оно решило освободить крестьян, а об этом просят сами помещики. Проведение реформы с самого "верха" казалось опасным.

Вскоре после своего московского выступления, в мае 1856 г., император, находясь в Бресте, имел разговор с Назимовым о необходимости освобождения крестьян. В этом разговоре Назимов уверил императора, что дворянство Виленского генерал-губернаторства "не устрашилось бы" реформы, так как оно наглядно видело, что такая реформа в Пруссии и в Прибалтийских губерниях была для дворян не только не разорительна, но выгодна.

Император, выслушав это, поручил Назимову начать негласные переговоры с дворянством генерал-губернаторства о реформе.

Нужно сказать, что для той роли, которая ему была предназначена императором, т. е. для роли руководителя крестьянской реформой в крае, Назимов подходил очень мало. Назимов был типичным николаевским генералом, получившим очень небольшое образование. Его биограф и апологет писал, что Назимов не получил в молодости "академического образования и разных ученых дипломов"^*. В свое время Назимов был военным руководителем наследника престола (впоследствии императора Александра II) и в дальнейшем доверенным лицом императора^**. В то же время Назимов был любимцем дворянства края. Популярность его среди дворян началась с 1840 г., когда, будучи председателем комиссии по делу Конарского, Назимов очень благоприятно относился к арестованным по этому делу. Приезд Назимова в Вильно, в феврале 1856 г., был триумфальным, хотя, повидимому, восторг по поводу приезда Назимова в большой мере усиливался восторгом по поводу отъезда предшественника Назимова - Бибикова, очень нелюбимого дворянством.

^* (А.С.П. В. И. Назимов. "Русская Старина", 1885, май, стр. 337.)

^** (А. Станкевич. Указ. соч., стр. 13.)

Таким образом, при первых переговорах представителя правительства с дворянством о необходимости реформы с одной стороны выступал неопытный администратор, не знавший условий края и не имевший никаких указаний на то, как и на каких условиях должна быть проведена реформа, а с другой - дворяне, очень хорошо знавшие, что им нужно, на каких условиях они хотят провести реформу.

При всех этих оговорках нужно сказать, что Назимов выполнил возложенную на него императором миссию. Он разговаривал с влиятельнейшими помещиками края: К. Оржешко (Гродненская губ.), Любонским и Хоминским (Виленская губ.), И. Огинским и А. Чапским (Ковенская губ.). Все они выразили согласие на проведение реформы и обещали склонить к тому же и других дворян^*. Поднимался ли при переговорах вопрос о том, на каких условиях будет произведено освобождение крестьян, - неизвестно. Во всяком случае, дворяне, с которыми разговаривал Назимов, безусловно считали, что освобождение мыслимо только как освобождение без земли.

^* (А.С.П. В. И. Назимов. "Русская Старина, 1885, март, стр. 577-578.)

Подготовив в какой-то мере почву в одном генерал-губернаторстве, правительство (точнее, министр внутренних дел Ланской и товарищ министра внутренних дел Левшин), получив на это санкцию императора,^* решило начать переговоры о необходимости реформы с представителями всего дворянства империи. Переговоры эти происходили в Москве, в августе 1856 г., во время коронационных торжеств. На коронацию в Москву съехались представители дворянства всей империи.

^* (А. И. Левшин. Достопамятные минуты в моей жизни. "Русский Архив", 3885, № 8, стр. 483.)

Специального вызова (который мог бы вызвать толки) не было, и правительство могло договориться с дворянами, сохраняя все дело в секрете, о чем оно тогда очень заботилось. Специальный съезд дворянства для обсуждения этого вопроса, по мнению Левшина, был "преждевременным, неполитичным и даже опасным, тем более, что хотя правительство определяло цель, но не знало, какими путями пойдет к ней",^* и надеялось узнать мнение помещиков.

^* (А. И. Левшин. Достопамятные минуты в моей жизни. "Русский Архив",. 1885, № 8, стр. 483.)

Министр внутренних дел принимал прибывавших дворян, предупреждал их о намерениях правительства и затем направлял к Левшину для подробных переговоров. Подавляющая масса дворян (были преимущественно губернские предводители дворянства) вовсе не собиралась освобождать своих крестьян и относилась враждебно к этой идее. Поэтому намеки Левшина о необходимости освобождения большинство представителей встретило с удивлением или со страхом. Только предводители и некоторые из дворян губерний Корейской, Гродненской и части Виленской шли навстречу желаниям правительства, т. е. считали, что крепостное право нужно уничтожить.

Удостоверившись в благоприятном отношении к реформе дворян этих губерний, Левшин начал переговоры с Назимовым, во время которых было решено, что министерство внутренних дел поручит Назимову собрать предводителей дворянства края и объявит им, "чтобы они указали необходимые улучшения в устройстве крестьян, не стесняясь прежними постановлениями и инструкциями"^*. Однако министерство внутренних дел не давало Назимову никакой конкретной программы действия в дальнейшем. Пока что правительство желало очень немногого: чтобы дворяне сами сделали первый шаг на пути к реформе, чтобы именно дворяне требовали освобождения. Об условиях освобождения вопрос пока не поднимался.

^* (Там же, стр. 484.)

Эта программа была устно доложена императору и устно одобрена им. Письменный же доклад был написан Левшиным позже, в Петербурге, и представлен Ланским императору 26 октября 1858 г^*.

^* (Там же.)

Доклад Левшина поражает своей уклончивостью, неопределенностью, нежеланием прямо ставить вопросы и открыто на них отвечать. Желая, чтобы дворянство Виленского генерал-губернаторства официально высказалось за освобождение крестьян, Левшин избегает даже употреблять такие слова, как "освобождение", "реформа". Величайшая нерешительность и боязнь характерны для первых шагов правительства в начале этого дела.

В своем докладе Левшин предлагал вернуть на места инвентарные правила губерний Виленской, Гродненской и Ковенской, находившиеся в министерстве внутренних дел и не утвержденные, и заняться там вновь их обсуждением, "не стесняясь прежними постановлениями, и откровенно представить министерству внутренних дел свои соображения, к прочному устройству крестьян клонящиеся". При этом Левшин считал, что "нет надобности прямо (подчеркнуто автором - Н. У.) говорить, для чего это делается. Можно надеяться, что предводители сами поймут цели сего распоряжения, а ближайшие наставления и разрешения может дать им изустно и с должной осторожностью генерал-губернатор Назимов". О том, на каких условиях правительству желательно освободить крестьян, в докладе нет ни слова. По мнению Левшина, помещики при обсуждении сами должны "придумать предположения, которые могли бы послужить к новому и прочному устройству крестьян, без чувствительных потерь и для помещиков".

Реформу Левшин предлагал провести только в Виленском генерал-губернаторстве^* и по тем соображениям, что "идея освобождения крестьян в западных губерниях и особенно в местностях пограничных и соседних с Остзейскими губерниями гораздо более развита в умах помещиков и гораздо более доступнее крестьянам, нежели во внутренности (!) России"^**.

^* (В губерниях Минской, Могилевской и Витебской Левшин предлагал пока оставить существовавшие инвентарн.)

^** (А. И. Левшин. Достопамятные минуты в моей жизни. "Русский Архив", 1885, № 8, -стр. 484-486.)

26 октября 1856 г. император утвердил доклад, а 3 ноября копия доклада вместе с секретным отношением министра внутренних дел были отправлены Назимову^*. Отношение министра внутренних дел^** ничего не прибавляло к докладу Левшина: это обычная препроводительная бумага, в которой министр высказал уверенность, что Назимов хорошо выполнит возложенное на него поручение.

^* (Там же, стр. 486.)

^** (ЦГИАЛ, ф. СГК, д. 8, л. 209-210.)

IV

Назимов, видимо, получил отношение министра внутренних дел и копию доклада Левшина в первой половине ноября 1856 г., но около четырех месяцев не предпринимал никаких официальных шагов. Что им было сделано за это время негласно, сказать трудно. Во всяком случае переговоры с дворянством Назимов вел, и вел успешно. По его сообщению, он разговаривал с дворянами о "необходимости улучшения и упрочения быта помещичьих крестьян и не только не встретил ни одного противоречивого мнения, но, напротив, нашел во всех полное сознание в необходимости этого в нынешнее время"^*. 12 марта 1857 г. Назимов разослал предводителям дворянства письма с предложением обсудить этот вопрос в комитетах. Комитеты, однако, собрались нескоро: Гродненский - 25 мая, Ковенский - 30 мая,^** Виленский - 15 июля^***. Правительство желало, чтобы этот вопрос обсуждал очень узкий круг лиц: кроме предводителей дворянства, предполагалось пригласить только несколько дворян. В действительности же, летом 1857 г. в комитетах каждой из губерний участвовало около 25-30 человек, а обсуждало вопрос значительно больше.

^* (Из донесения Назимова Ланскому 21 марта 1857 г. ГЦИА Литовской ССР, ф. Канцелярии генерал-губернатора, 1857, д. 1266, л. 10.)

^** (I ЦИА Литовской ССР, ф. КГГ, 1857, д. 1266, л. 17, 18.)

^*** (ЦГИАЛ, ф. Земского отдела МВД. 1856, д. 2, л. 35.)

Представители дворян, собравшиеся летом 1857 г. в свои губернские города, знали уже, для какой цели их созвали, но не имели никаких указаний от правительства. Как известно, правительство решило, что дворяне "сами поймут", как нужно решать. Для большинства собравшихся дворян освобождение крестьян было желательным, но все же часть была против освобождения.

Единогласное решение об освобождении крестьян (без земли) было принято в губерниях Гродненской и Ковенской, но в Виленской настроение части дворян и в особенности губернского предводителя дворянства Домейко оказалось иным.

В Ковенской губернии, когда был поднят вопрос об уничтожении крепостного права, то все крикнули: "Свобода, уничтожение крепостничества" (poddaństwa). Даже вилькомирский предводитель дворянства Коссак, известный угнетатель крестьян, не решился итги против^*. В дальнейшем, однако, когда был поднят вопрос о земле, мнения разделились. Большинство комитета считало неоспоримой истиной, что вся земля, без какого бы то ни было ограничения, должна принадлежать дворянству, а крестьяне после освобождения будут по желанию или арендовать ее у помещиков, или покупать в собственность^**.

^* (J. Giejsztor. Pamietniki z lat 1857-1863, Wilno, 1913, t. I, str. 61.)

^** (ГЦИА Литовской ССР, ф. KIT, 1857, д. 1266, л. 39)

Иной взгляд на этот вопрос выразил мелкий помещик Ковенского уезда депутат Гейштор. Гейштор раньше тоже считал, что сущность вопроса заключается в личном освобождении крестьян. Однако пример Короны, т. е. Польши, показал, что помещики после освобождения увеличивали фольварковые земли, а крестьян при этом сгоняли с их участков. Справедливо опасаясь, что литовская шляхта может оказаться не лучше польской, Гейштор предложил кое-чем поступиться в пользу крестьян, считая, что этого требуют "совесть и ум"^*.

^* (J. Giejsztor. Op. cit., str. 56-57.)

Гейштор выдвинул следующий проект освобождения: ковенская шляхта отрекается от всех своих прав на крестьян. Вся земля остается собственностью дворянства, но само дворянство, "руководимое глубоким убеждением об обязанности обеспечить быт того сельского населения, с которым было связано целые века", оставляет в распоряжении крестьян ту часть земли, которой они пользовались ранее, на условиях, основанных на добровольных договорах. Все движимое имущество крестьян остается в их распоряжении. Дворянство прощает все долги крестьянам, числившиеся на них до 23 мая 1857 г., и просит правительство сделать то же в отношении государственных долгов. Право покупать землю в губернии предоставляется только уроженцам губернии (это предлагалось для того, чтобы земли не скупали немцы). Просить правительство, чтобы при рассмотрении этого проекта в центре присутствовали представители края, как знакомые с экономическими условиями края и нуждами населения^*.

^* (Там же, стр. 264, 268-270.)

Нужно пояснить, что этот проект предвидел необходимость предоставления дворянам при проведении реформы права ликвидации чересполосицы и вообще права проведения землеустройства, а следовательно, и права широкой перетасовки крестьянских участков (без уменьшения, однако, общего количества крестьянской земли). Следовательно, проект предвидел передачу в пользование крестьян не той именно земли, которой они владели до реформы, а равного по размерам количества^*. На практике это неизбежно означало бы, что многие крестьяне получили бы участки хуже, чем они имели раньше.

^* (Tам же, стр. 268.)

Проект этот уже в редакционном комитете Губернского комитета был поддержан только одним делегатом. Большинством шести против двух он был провален^*. Комитет же принял следующее постановление: 1. Крестьяне делаются лично свободными. 2. У крестьян остается их движимое имущество и им прощаются долги, сделанные до 23 апреля 1857 г. 3. Вся земля остается в полном распоряжении помещиков. 4. Крестьяне получают все юридические права. 5. В основу будущего положения ложится Курляндское положение 1817 г. 6. Переустройство производится в течение 8 лет^**.

^* (Там же, стр. 57, 58, 62.)

^** (ЦГИАЛ, ф. 30 МВЦ, 1856, д. 2, л. 47-48.)

Таким образом, в Ковенском комитете борьба вокруг главного вопроса реформы - вопроса о том, будут ли помещики после реформы распоряжаться всей землей имений или должны уступить часть ее в пользование крестьянам, началась с первых дней работы этого комитета. В комитетах Гродненском и Виленском этот вопрос, видимо, не поднимался.

Гродненский комитет, заслушав ряд проектов, представленных разными лицами, единогласно признал необходимым уничтожить крепостное право: комитет считал это выгодным и для помещиков и для крестьян. Комитет решил дать крестьянам личную свободу, оставив всю землю, все богатства недр, леса и прочее целиком в руках помещиков^*. Следовательно, решение Гродненского комитета, вынесенное летом 1857 г., ничем не отличалось от решения Гродненского инвентарного комитета, принятого в 1854 г.

^* (ГЦИА Литовской ССР, ф. KIT, 1857, д. 1266, л. 47.)

По-иному шло дело в губернии Виленской. В Вильно для обсуждения крестьянского вопроса прибыли все уездные предводители дворянства и более 20 человек помещиков, "опытных в сельском хозяйстве"^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 35.)

Вначале были заслушаны разные проекты, присланные со стороны, затем начались прения. С первого же момента деятельности комитета в нем начался раскол. Шесть из семи уездных предводителей дворянства, поддержанные большинством помещиков, высказались за безземельное освобождение крестьян. Губернский предводитель дворянства Домейко, лидский уездный предводитель и часть помещиков были против освобождения^*.

^* (По сообщению Гелинга, 16 членов комитета сочувствовали реформе, 8 были положительно против, 6 "сами не знали, чего хотели, склонились и в ту и в другую сторону", а гр. Тизенгауз стоял особняком, "приняв роль ожидательную" (К. Гелинг. К вопросу о начале крестьинского дела. "Русская Старина", 1886, декабрь, стр. 549).)

Мнение большинства было следующее: 1) Никакое усовершенствование инвентарных правил не решает крестьянского вопроса; необходимо уничтожение крепостного права, с сохранением для помещиков прав собственности на всю землю. 2) Освобожденные крестьяне должны стать арендаторами помещичьих земель, по возможности заключая договоры на самые длительные сроки. 3) Окончательные условия освобождения должны выработать дворянские комитеты. 4) Для уточнения будущих взаимоотношений необходимо произвести люстрацию имений. 5) До окончательного разрешения вопроса остаются в силе существующие инвентари, а помещикам предлагается (курсив мой - Н. У.) простить крестьянам долги^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 47.)

Итак, большинство Виленского комитета приняло решение, очень похожее на решения комитетов Ковенского и Гродненского, но затем оно (большинство) не настаивало на представлении своего решения правительству, а послушно пошло за своим председателем, противником реформы, Домейко. Высказавшись за необходимость отмены крепостного права, большинство (совместно с меньшинством) занялось выработкой новых инвентарных правил, т. е. вопросом не уничтожения, а "исправления" крепостного права. Такая непоследовательность была возможна только потому, что и большинство комитета не очень твердо было уверено в необходимости реформы.

Домейко не послал решения большинства Назимову. Пользуясь властью председателя комитета, он всячески затягивал дело, ссылаясь на то, что такой важный вопрос должен быть решен всем дворянством губернии. Тем временем комитет занялся вопросом об инвентарях. Было решено несколько облегчить повинности крестьян (отменить данины и урочные работы, "не основанные на практике"). Затем комитет очень долго вырабатывал новые инвентарные правила, предпослав им грандиозное введение. В сентябре труды комитета были доставлены Назимову^*.

^* (ГЦИА Литовской ССР, ф. КГГ, 1857, д. 1266, л. 134.)

Введение к новому проекту инвентарных правил, или же объяснительная записка к нему, было составлено совершенно в духе Домейко. Оно предшествовало реакционным статьям и должно было убедить читателей, что все это делается для пользы крестьян и что крестьяне такого положения только и ждут. Из введения следовало, что, собственно, и обязательные инвентари не нужно было вводить, так как сами крестьяне были против них ("Крестьяне Лидского уезда просили не вводить обязательных инвентарей")^*.

^* (Там же, л. 57-59.)

Получив эти протоколы комитета, т. е. проект инвентарных правил, Назимов сильно рассердился. Он послал Домейко гневное письмо, укоряя его в уклончивости и представлении "совершенно неуместного мнения". Назимов возвратил Домейко протоколы и потребовал все мнения, высказанные в комитете. Домейко прислал необходимые материалы, среди них свое мнение, мнение Гелинга и решение большинства. Сам Домейко, продолжая тактику саботажа, прислал краткую записку, в которой изложил свои соображения о необходимых изменениях в быту крестьян. Он считал, что необходимы люстрация имений, снижение процентов по займам и предоставление рассрочки в выплате займов. Это было все, что предлагал Домейко^*.

^* (Там же, л. 146.)

Назимов решение большинства признал мнением Виленского комитета^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 44.)

Решения всех трех комитетов летом 1857 г. имели в общем одинаковый характер: было признано необходимым бесплатное личное освобождение; вся земля и все недвижимое крестьянское имущество должны были перейти в собственность помещиков. Крестьяне же после такого "освобождения" должны были превратиться в кабальных арендаторов или батраков.

Заключение Назимова к губернским проектам было кратко. Он был совершенно согласен с тем, что реформа для края давно назрела ("преобразование в устройстве помещичьих крестьян для спокойствия и благосостояния целого края необходимо. Потребность в этом в западных губерниях давно уже ощутительна").

Далее он отмечал, что работа с инвентарями приготовила крестьян к мысли о близком освобождении и что они ждут освобождения с напряженным нетерпением. Затем Назимов очень неясно высказал мнение, что крестьян, по примеру эстляндских, надо как-то обеспечить оседлостью. Но это было высказано в крайне неопределенной форме.

В отношении организационном он предложил, чтобы проекты, выработанные губернскими комитетами, поступили в общую для трех губерний комиссию, составленную частично из дворян, частично из чиновников. Проект, выработанный этой комиссией, поступает на утверждение императора, а затем идет обратно в край "для составления полного и окончательного положения"^*. Неясно, как Назимов предполагал, что правительство разрешит выработать окончательную редакцию нового положения на месте, без утверждения его правительством.

^* (Там же. л. 49-51.)

25 сентября 1857 г. Назимов отослал все эти документы министру внутренних дел, а вскоре и сам уехал в Петербург.

V

3 января 1857 г. в Петербурге был создан Секретный комитет по крестьянскому делу. Этому комитету было поручено ведение начинавшейся реформы. Члены комитета были в большинстве противниками реформы. Комитет не имел ни определенного плана работ, ни какой-либо даже установки. Члены комитета плохо разбирались в крестьянском вопросе. Практически Литвы не знал ни один из них, а с Белоруссией был знаком только М. Муравьев, бывший раньше, губернатором в Могилеве, а затем в Гродно.

Комитет действовал чрезвычайно вяло. Крепостники, заседавшие в нем, надеялись, что по примеру всех прежних многочисленных комитетов и этот закончит свою работу ничем. Даже в министерстве внутренних дел, на котором лежала прямая обязанность подготавливать реформу, не делалось ничего. Деятельность его в этом направлении выражалась в составлении ответов на мнения и записки по крестьянскому делу, получаемые от разных лиц. Эта работа тоже давала кое-какие результаты, заставляя намечать положения для реформы, но при таких темпах дело должно было затянуться, по крайней мере, на столетие.

В июне 1857 г. член Секретного комитета Гагарин подал в комитет свое мнение, в котором требовал, чтобы помещикам было дано право освобождать крестьян целыми селениями, без условий и без земли^*. Таким образом, Гагарин поставил на обсуждение самый важный вопрос реформы. 26 июля 1857 г. Ланской внес в комитет записку, составленную Левшиным, в которой обсуждались вопросы: будет ли оставлена после освобождения крестьян вся земля в распоряжении помещиков, т. е. "может ли помещик безусловно удалить с своей земли освобожденных поселян, или должен подчиняться законным ограничениям" (подчеркнуто автором. - Н. У.) и получат ли помещики вознаграждение от правительства за личность крестьянина^**. Отвечая на эти вопросы, автор склонялся к мысли, что за помещиками надо сохранить право собственности на всю землю, а за крестьянами право пользования землею "под непременным условием платы за нее деньгами или работой"^*** (записка не указывала, какое количество земли предполагалось оставить в пользовании крестьян). Автор считал, что для начала такое положение вполне удовлетворит обе стороны: "Оградит освобожденных крестьян от выбрасывания из их жилищ, а вместе с тем сохранит для помещика рабочие руки и предотвратит (крестьян) от бродяжничества". На второй вопрос, т. е. следует ли выкупать личность крестьянина, Левшин отвечал категорическим отказом^****. Однако здесь он делал только маневр, так как сейчас же пояснил, что крестьянину при освобождении нужно оставить усадьбу и хотя бы небольшой выгон для пастьбы мелкого скота. Выкуп этой усадьбы в собственность и должен был стать платой помещику за личность крестьянина. Реформу Левшин предлагал вводить постепенно, начав с западных губерний^*****.

^* (А. И. Левшин. Достопамятные минуты в моей жизни. "Русский Архив", 1885, № 8, стр. 499.)

^** (Там же, стр. 503. )

^*** (Там же, стр. 604.)

^**** (Там же, стр. 505-506.)

^***** (Там же, стр. 509.)

Таким образом, в записке от 26 июля 1857 г. были намечены основные положения, изложенные в дальнейшем в рескрипте 20 ноября 1857 г., т. е. необходимость продажи крестьянам в собственность усадеб, оставление в их пользовании земельных участков, постепенность реформы. Следовательно, в столице и на местах почти одновременно были выдвинуты противоположные принципы реформы.

Левшин предлагал обеспечить крестьян в какой-то мере землей по тем соображениям, что крестьяне не примут безземельного освобождения. Он понимал, что "освободить" крестьян без земли - это значило дать право помещикам не только обезземелить крестьян, но и право выбросить их из хат. По мнению Левшина, "крестьяне не приняли бы свободы без оседлости или, лучше сказать, приняв свободу, не уступили бы своих жилищ и стали бы защищать их силою. Тогда поневоле пришлось бы помещикам от них отказаться"^*.

^* (Там же, стр. 504, 513.)

Кроме того, безземельное освобождение привело бы к массовой пролетаризации крестьян, что тоже считалось очень опасным для государства.

Но вместе с тем Левшин считал, что крестьянам после освобождения следует отдать не всю ту землю, которой они пользовались до реформы, потому что это будет вредно для страны (!)^*. Из записки 26 июля комитет принял как бесспорное положение идею об оседлости^**.

^* (Там же, стр. 511.)

^** (Там же, стр. 524.)

Секретный комитет, продолжая действовать также не спеша, 18 августа 1857 г. выдвинул план проведения реформы, утвержденный затем императором. По этому плану освобождение крестьян должно было произойти в три периода: в первом периоде правительство смягчает крепостное право и собирает сведения, необходимые для проведения реформы. Во втором периоде происходит постепенное освобождение крестьян. В третьем - произойдет полное освобождение^*.

^* (Там же, стр. 522-523.)

Это решение целиком удовлетворяло крепостников, так как никаких сроков ни для одного периода указано не было, и они были вполне уверены, что первый период будет тянуться бесконечно и, следовательно, реформа умрет естественной смертью.

При такой обстановке министр внутренних дел получил решение комитетов трех губерний и отзыв на них Назимова. Как известно, комитеты решили вопрос об освобождении крестьян положительно.

18 октября 1857 г. министр внутренних дел доложил об этих решениях императору. Министр считал постановления комитетов "неопределительными", но тем не менее выражающими желание освободить крестьян. Предложение Назимова о необходимости создания общей для трех губерний комиссии Ланской считал ненужным, так как в Петербурге уже существовал общий для всей России Секретный комитет. Ланской предложил создать губернские комитеты и не делать промежуточной инстанции. Так же как и Левшин, Ланской выразил предположение, что освободить крестьян нужно сначала на западе, и затем было бы "очень удобно подвигаться мерными и обдуманными шагами к востоку". Император одобрил предположение министра и приказал передать все дело в Секретный комитет^*.

^* (ЦГИАЛ. ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 52-55.)

Комитет долго тянул, не желая выносить какое-либо решение по этому вопросу, когда в Петербург прибыл Назимов, который не привез ничего нового, но требовал, чтобы ему были даны наставления, как действовать, объясняя, что без точных указаний ему "неприлично" возвращаться в свои губернии^*. Комитет продолжал тянуть дело. Тогда император приказал закончить рассмотрение этого вопроса в 8 дней. Комитет, получив этот приказ, от себя перепоручил министру внутренних дел С. Ланскому и министру государственных имуществ М. Муравьеву составить на имя Назимова проект рескрипта уже в три дня, а Ланской от себя перепоручил дело Левшину. Началась бешеная работа. Автор "Материалов для изучения истории упразднения крепостного права" иронически писал об этом: "Комитет и министр внутренних дел принялись сочинять общими силами, кажется, сами хорошенько не зная, чего хотят. Писали, доделывали, опять сочиняли; сосчитано, что работали до 18 человек"^**. Но основную работу проделали Левшин с помощниками в течение 48 часов, и 6 ноября 1857 г. в Секретный комитет были представлены два проекта: 1) "Общее начало для устройства быта помещичьих крестьян в губерниях Ковенской, Виленской, Гродненской". 2) "Предположение о порядке работ в означенных трех губерниях по сим началам, когда они будут утверждены"^***.

^* (А. И. Левшин. Достопамятные минуты в моей жизни. "Русский Архив", 1885, № 8, стр. 527.)

^** (Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России. Берлин, 1860, т. I, стр. 138.)

^*** (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 78)

Секретный комитет рассматривал проекты двух министров на своих заседаниях 9, 16 и 18 ноября 1857 г. На заседаниях присутствовал и Назимов. Комитет остался совершенно удовлетворенным проектами, считая, что "главное начало безобидно и выгодно для обеих сторон и что главное начало двух министров не противоречит главным началам Секретного комитета 18 августа", и поэтому решил представленные проекты утвердить и сделать их руководящими документами при выработке проектов положений об изменении и улучшении быта помещичьих крестьян^*.

^* (Tам же, л. 80.)

Комитет, однако, несколько изменил текст проектов, представленных двумя министрами. Прежде всего, в комитете была произведена необходимая редакционная работа: сделаны перестановки параграфов так, чтобы они шли последовательно; два параграфа (14 и 15-й) - о порядке уплаты крестьянами повинностей - были совершенно выброшены; были исправлены шероховатости стиля. Вместе с тем Секретный комитет сделал и целый ряд более существенных поправок.

Так, в "записке" двух министров параграф 1-й, как определяющий, гласил: "Вся земля признается неприкосновенной собственностью помещиков".

В проекте Секретного комитета это положение сильно изменено: оно включено в параграф 2-й и гласит, что помещик, являясь владельцем всей земли, обязан выделить в пользование крестьян часть ее. В записке переходный период намечался от 8 до 12 лет, а в проекте комитета уже сказано не свыше 12. Секретный комитет заменил всюду слова "барщина" словами "натуральная повинность". Значительно был дополнен параграф 19-й записки, говорящий о необходимости развития школьного образования в деревне, распространения полезных ремесл, призрения престарелых и увечных.

В общем, все эти изменения были благоприятны для крестьян, но в отдельных случаях Секретный комитет исправил записку двух министров к невыгоде для крестьян: параграф 6-й записки говорил, что земля, выделяемая крестьянам, должна быть по возможности нарезываема в местах, близких к усадьбам, и быть удобной для хлебопашества. Это положение Секретный комитет выбросил, дав больше возможностей для произвола помещикам. Также в худшую для крестьян сторону изменился срок переходного периода.

Очень существенным был вопрос о том, как преподнести эти документы дворянам. В отношении этого комитет решил, что основные положения нужно изложить в рескрипте на имя Назимова. Положения, изложенные в рескрипте, должны были быть неизменяемыми и не подлежать обсуждению. Положения же второстепенные, подлежащие обсуждению в комитетах, должны были быть изложены в отдельном отношении министра внутренних дел на имя генерал-губернатора не в виде правил, а в виде предположений. Комитет считал нужным опубликовать рескрипт в официальной части журнала министерства внутренних дел "для успокоения встревоженного начальства, что правительство не собирается лишать помещиков земли"^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 84-86.)

20 ноября 1857 г. император подписал рескрипт и одобрил проект отношения министра внутренних дел.

Рескрипт устанавливал организационные формы и давал общие установки при выработке проектов "об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян". Рескрипт установил, что первоначальные проекты должны выработать губернские комитеты. Комитеты должны состоять из лиц, выбранных дворянами по одному на уезд, и из двух помещиков, по назначению начальника губернии. Председателями комитетов назначались губернские предводители дворянства. Проекты, выработанные губернскими комитетами, представлялись в общую для всех трех губерний комиссию. Комиссия составлялась из членов - выборных от каждого губернского комитета (по два человека от комитета) и из членов по назначению (по одному помещику от каждой губернии по назначению генерал-губернатора и одного члена на всю комиссию по назначению министерства внутренних дел). Председателя комиссии назначал генерал-губернатор. Проект, выработанный общей комиссией, представлялся в министерство внутренних дел.

Установки при выработке проекта рескрипт давал следующие: реформа должна была проводиться "не иначе как постепенно, дабы не нарушить существующего ныне хозяйственного устройства помещичьих имений". За помещиками сохранялось право на всю землю, но у крестьян должны были быть оставлены их усадьбы, которые они должны были выкупить, а также такое количество земли, которое обеспечило бы крестьянам возможность отправлять повинности как в пользу помещиков, так и в пользу государства^*.

^* (Сборник постановлений по устройству быта помещичьих крестьян, СПб., 1859, выл. 1, стр. 1-5.)

В важнейшей своей части рескрипт был противоречив, чем не преминули воспользоваться помещики при выработке проектов реформы. Противоречие заключалось в том, что земля вся признавалась помещичьей собственностью, но в то же время часть этой земли (усадьбы) помещик должен был продать крестьянам, а еще часть (участки) предоставить им в пользование, т. е. помещик становился все же неполным собственником всей своей земли.

Правительство в значительной мере удовлетворило просьбу дворян о предоставлении возможности им самим выработать условия реформы, но, установив рескриптом положения, которые не подлежали обсуждению, оно поставило деятельность комитетов в очень определенные рамки.

На другой день после подписания рескрипта министр внутренних дел послал Назимову секретное отношение, в котором конкретизировал задачи, поставленные перед комитетами и комиссией. Проект двух министров предусматривал, что в послании министра внутренних дел Назимову будут даны указания, которые на местах можно будет принять, но можно и отвергнуть. Но отношение Ланского от 21 ноября 1857 г. имело характер уже не совета, а приказания ("в дополнение к правилам, изложенным в рескрипте... государь император высочайше соизволил повелеть"), т. е. оно давало более пространную редакцию рескрипта, которую надо было не обсуждать, а выполнять.

Основные положения отношения министра внутренних дел сводились к тому, что реформа должна происходить постепенно; между крепостничеством и полным освобождением устанавливался переходный период сроком не свыше 12 лет. Еще раз подтверждалось положение, что помещики остаются владельцами всей земли, но что они обязаны продать крестьянам усадьбу и выделить в их пользование необходимое количество земли, которое не должно быть отчуждаемо. При упорно повторявшемся положении, что помещик сохраняет право на всю землю, было совершенно очевидно, что это только фраза правительства. Смысл же рескрипта и отношения министра внутренних дел был совершенно ясен: правительство не соглашалось на безземельное освобождение огромной массы помещичьих крестьян.

Усадьбу крестьяне должны были выкупить в переходное время, т. е. не позднее чем через 12 лет. Выкуп делался независимо от той платы, которую крестьяне должны были вносить помещику за пользование участком. О выкупе участков, как в рескрипте, так и в отношении министра внутренних дел, речи не было. Повинности в пользу помещиков должны были отбывать только те крестьяне, которые пользовались землей. Следовательно, безземельные крестьяне и батраки освобождались сразу ("сии последние не могут быть требуемы на работу иначе как за вознаграждение"). Размер повинностей должен был находиться в зависимости от размера и качества участков, иначе говоря, в соответствии с инвентарями. Помещику оставлялась вотчинная полиция.

С введением нового положения продажа, дарение, обмен крестьян, переселение их без их согласия на другие участки запрещались. "Нерадивых и порочных" крестьян помещик еще мог сдавать в рекруты, но уже с согласия крестьянского общества^*.

^* (Сборник постановлений по устройству быта помещичьих крестьян, СПб., 1859, вып. 1, стр. 28-34.)

В отношении министра внутренних дел много неясного и, прежде всего, неясно положение крестьян после окончания переходного периода. Из смысла отношения следует, что крестьяне должны стать свободными, но прямо это нигде не сказано. Также не сказано, можно ли будет крестьянам покупать землю, кроме усадеб; как быть с теми крестьянами, которые не захотят или не смогут выкупить усадьбу, - удалять их с участков или заставлять уплачивать стоимость и т. д.

VI

23 ноября 1857 г. министр внутренних дел отослал 75 печатных экземпляров рескрипта и свое секретное отношение виленскому генерал-губернатору. Назимов, получив их, вызвал к себе начальников губерний и предводителей дворянства, которые прибыли к 15 декабря. По уверению Назимова, предводители дворянства приняли рескрипт "с благоговением и чувством глубокой признательности" за доверие, оказанное императором дворянству края, и затем выразили полную готовность приступить при содействии дворян к составлению проектов освобождения крестьян на указанных в рескрипте основаниях, однако же "с применением оных к местным обстоятельствам и особенностям"^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. 30 МВД, 1856, д. 2, л. 121-122.)

В эту оговорку предводители вкладывали большое содержание. По их мнению, "местные обстоятельства" делали совершенно невозможным продажу усадеб и выделение в пользование участков, т. е. ссылаясь на "местные обстоятельства", предводители фактически высказались против основных положений рескрипта.

Отношение к рескрипту части неофициальных лиц из дворян было благожелательно. 1 января 1858 г. Назимов писал Ланскому, что в губернии есть достаточное число "образованных людей, которые вполне сочувствуют реформе". "Выражение чувств этих, - писал Назимов, - я слышу от многих и получаю даже письменные поздравления". Одновременно Назимов сообщал, что из внутренних губерний к нему поступают письма, выражающие опасение, что начатое дело "может возбудить беспорядки между крестьянами"^*.

^* (Там же, л. 143-144.)

Другое официальное лицо - ковенский гражданский губернатор Хоминский - также уведомлял, что дворянство Ковенской губернии приняло рескрипт с "благоговением", однако тоже предложило сделать к нему очень существенную поправку: выкуп крестьянских усадеб не делать обязательным, так как это мероприятие может оказаться вредным и для крестьян и для помещиков^*.

^* (Ковенская губ. за 1843-1893 гг. Ковно, 1893, стр. 55.)

Но это были официальные версии. На самом деле масса дворянства встретила рескрипт по-иному, так как требование обязательного выкупа усадеб сделало "наихудшее впечатление"^*.

^* (J. Giejsztor, Op., cit., t. I, str. 66, примечание редактора; К. Гелинг. К вопросу о начале крестьянского дела в Виленской губернии. "Русская Старина", 1886, декабрь, стр. 549; Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян, ч. 1, стр. 133.)

Вообще дворянство непрочь было продать часть своей земли крестьянам, так как для переустройства хозяйства на новых началах помещики нуждались в деньгах и получить их могли только путем продажи земли, но сделать это они хотели на добровольных началах, а не в обязательном порядке^*.

^* (В. Zaleski. Zniesienie poddanstwa na Litwie. Rocznik Towarzysrwa Historyczno-Literackiego w Paryzu. Paryz, 1867, str.341, 350.)

VII

Крепостной гнет в последние годы перед реформой достиг предела. Помещики резко увеличивали повинности, не считаясь с инвентарями, отбирали у крестьян их имущество, отбирали у них земельные участки или переводили на худшие, отбирали скот, истязали и забивали насмерть своих крепостных, насиловали женщин и девочек. Перед самой реформой очень часты стали жалобы крестьян на то, что помещики продают общественный хлеб, а их заставляют засыпать заново. Крестьяне на все это отвечали сопротивлением, которое усиливалось сознанием, что крепостное право доживает последние дни. Крестьяне резче стали реагировать на несправедливости, у них выросло сознание собственного достоинства.

При своих выступлениях крестьяне чаще всего требовали перевода их в государственные и замены барщины оброком, но перед реформой главным лозунгом становится освобождение. Правда, до самого опубликования манифеста 19 февраля встречаются требования крестьян перевести их в государственные, но общей причиной их выступлений почти всегда было желание освободиться от крепостного гнета вообще.

Формы движения были разнообразны. Крестьяне отказывались выполнять барщину, убегали и, наконец, оказывали открытое сопротивление помещикам и властям.

Гранью в классовой борьбе перед реформой является рескрипт 20 ноября 1857 г.

Основным отличием борьбы после 20 ноября 1857 г., по сравнению с предыдущим, является массовость. С одной стороны, началась массовая, небывалая раньше экспроприация крестьянского имущества помещиками, с другой - такие же массовые выступления и жалобы крестьян. Кроме того, крестьяне стали значительно упорнее отстаивать свои требования. Классовая борьба в деревне после опубликования рескрипта 20 ноября очень обострилась, но в то же время резко сократились побеги. Видимо, это было следствием того, что крестьяне ждали близкого освобождения.

Обезземеливание крестьянства происходило параллельно с ростом товарности помещичьего хозяйства. Стремясь увеличить количество товарной продукции, помещики, прежде всего, увеличивали площадь собственно помещичьих земель, а такое увеличение легче всего было сделать путем захвата крестьянской земли. Однако до опубликования рескрипта 20 ноября 1857 г. это были относительно редкие случаи по сравнению с тем, что началось после опубликования. Узнав из рескрипта, что крестьянам придется продать усадьбы и, кроме того, выделить для пользования участки, т. е. оставить приблизительно ту землю, которая была у них до освобождения, помещики начали массовый сгон крестьян с земли. В лучшем случае они проводили "землеустройство", т. е. переводили крестьян на худшие участки. При этом, если раньше обезземеленные крестьяне превращались в бобылей и огородников, то с 1858 г. многие помещики предпочитали, отбирая землю, освобождать крестьян, чтобы сразу порвать с ними все отношения.

Особенный размах обезземеление приняло в Ковенской губернии. В этой губернии кампанию по ограблению крестьян начал один из крупнейших помещиков губернии, граф Эдуард Чапский. Будучи членом Ковенского губернского комитета 1857 г., он проголосовал за бесплатное освобождение крестьян, а затем поторопился домой и начал освобождать наиболее богатых крестьян за деньги^*. Неизвестно, сколько оказалось у графа последователей, но, во всяком случае, одиноким на этом поприще он не был. Затем, когда был опубликован рескрипт, помещики начали освобождать крестьян и без денег, разумеется, отбирая у них землю, а иногда все движимое и недвижимое имущество. "Освобождение" приняло сразу такой размах, что администрация всполошилась, и уже 21 февраля 1858 г. Назимов сообщил министру внутренних дел, что некоторые помещики приступили к "усиленному увольнению своих людей из крепостного состояния, отпуская их семьями и целыми деревнями без земли". Назимов опасался, что это приведет к росту бродяжничества и что земли останутся без обработки. Не ожидая распоряжения министра, он своею властью запретил отпускать из одного имения много (?) крестьян без земли^**.

^* (J. Giejsztor. Op. sit., t. I, str. 66.)

^** (ЦГИАЛ, ф. МВД, ДЛИ, 1858, д, 531, л. 1-2.)

Вслед за Назимовым аналогичные сообщения прислали министру внутренних дел другие губернаторы, и правительство, обеспокоенное этим, издало распоряжение, запрещающее помещикам переводить крестьян в дворовые и освобождать их без земли без их согласия^*. Это распоряжение правительства имело весьма относительное значение. В отдельных случаях администрация, указывая на "щекотливое положение", рекомендовала помещикам действовать осторожно,^** в редких случаях запрещала отбирать землю у крестьян и заставляла помещиков возвращать крестьян на прежние участки. Но были случаи, когда она помогала помещикам отбирать у крестьян не только землю, но и имущество, свирепо карая крестьян, когда те оказывали сопротивление, т. е. не отдавали имущество и не хотели уходить из усадьбы^***.

^* (ЦГИАЛ, ф. МВД, ДПИ, 1858, д. 531, л. 15, 18, 19.)

^** (ГЦИА Литовской ССР, ф. КГГ, 1858, д. 1138, л. 7.)

^*** (Там же, д. 1144, л. 16-20.)

Архивные документы дают достаточно яркую картину грабежа крестьян перед реформой, но все же это только часть того (и, видимо, не очень значительная), что было на самом деле.

Как относились к этому крестьяне? Вопреки всем утверждениям дворянских публицистов, что крестьяне никогда не были постоянными жильцами на своих землях, а являлись лишь временными арендаторами, крестьяне всегда утверждали, что они коренные, потомственные обитатели, что постройки их сделаны их руками или руками их отцов и поэтому являются их собственностью. Крестьяне упорно не уходили со своих мест, получив свободу, так как они хотели получить не только свободу, но и землю. Массовый сгон крестьян с земли неизбежно вызывал массу конфликтов между помещиками и крестьянами.

Крестьянское движение после опубликования рескрипта приобрело, прежде всего, массовый характер. Главными причинами недовольства крестьян, как и прежде, остается нарушение помещиками инвентарей и жестокое обращение, но сильно выросло число жалоб на отбирание земли, а затем на насильственное освобождение без земли. Освобождение без земли крестьян совершенно не удовлетворяло, так как они ждали освобождения с землей. Количество жалоб, начиная с 1858 г., выросло колоссально. Чиновник особых поручений Назимова - Никотин, хорошо знавший обстановку в крае, писал, что после открытия губернских комитетов в 1858 г. "генерал-губернаторское управление было завалено разными просьбами крестьян и помещиков. В прежнее время просьбы составляли редкое исключение, так как последствия для жалобщиков были весьма плачевные, хотя угнетенное и безвыходное их состояние не составляло ни для кого секрета"^*. Движение сопротивления охватило, в сущности, всех крестьян, и если открытые выступления были не всюду, то скрытый, пассивный протест был всеобщим: крестьяне выходили на барщину, но почти ничего не делали, на работу приходили с опозданием. Помещик Свенцянского уезда Виленской губернии Зейферт в 1859 г., жалуясь Назимову на такое пассивное сопротивление, писал, что в случае побуждения их к более прилежному труду (!) крестьяне отказываются от него "с азартом и угрозами"^**.

^* (Из записок И. А. Никотина. "Русская Старина". 1902, т. 109, стр. 364-365.)

^** (ГЦИА Литовской ССР, ф. КГГ, 1857, д. 475.)

Таким отношением к работе, постоянными жалобами и, наконец, открытым сопротивлением крестьяне дезорганизовывали помещичью власть, делали дальнейшее существование крепостного права невыгодным и просто невозможным. В отдельных случаях крестьяне были уверены, что свобода им уже давно дана царем, но, что паны скрывают это.

Ковенский губернатор в своем отчете за 1859 г. сообщал, что "при малейших поводах и недоразумениях в исполнении инвентарных повинностей крестьяне немедленно утруждают жалобами своими высшее начальство"^*.

^* (ЦГИАЛ, ф. МВД, ДО Д. Отчет Ковенского губернатора за 1859 г., л. 8.)

Значительно полнее изобразил настроение крестьян той же Ковенской губернии в 1860 г. жандармский офицер Скворцов. В своем донесении шефу жандармов Скворцов писал: "Состояние умов помещичьих крестьян в Ковенской губернии нельзя назвать спокойным. По мере возрастания в них нетерпения получить свободу увеличивается недоверие и ненависть их к дворянству. Они совершенно уверены, что замедление в освобождении их от крепостной зависимости происходит единственно от сопротивления дворянства высочайшей воле, и по этому предмету ходят между ними разные толки. Все это значительно изменило отношение крестьян к своим помещикам и ослабило повиновение последних к первым. Барщинная повинность исполняется большей частью небрежно и невполне, а если дворовым управлением причиняются за то наказания, то они возбуждают общий ропот в крестьянах. Всякое же изменение, предпринимаемое помещиками в хозяйстве, возбуждает недоверие и сопротивление. Нетерпение получить свободу все более и более возрастает в них и вместе с тем проявляется уверенность, что они будут наделены землей за определенный выкуп, к которому они добровольно готовятся. Уверенность эта так сильна, повидимому, что если бы освобождение крестьян произошло без надела землей или без права пользоваться ею, то оно не только не обрадовало бы их, но произвело бы между ними ропот и неудовольствие"^*.

^* (3. Ф. Жидкова. Материалы по истории крестьянского движения в 50-х годах (рукопись Института истории АН СССР), стр. 1189-1190.)

Но крестьянское недовольство выражалось не только в определенных настроениях, в пассивной форме. Крестьяне активно выступали против крепостного гнета, оказывая открытое сопротивление не только помещикам, но и властям. В отдельных случаях они прямо требовали свободы.