Итоги проведенных исследований и выводы, полученные в результате рассмотрения материалов палеолитических памятников бассейна Томи, свидетельствуют о существовании достаточно однородных комплексов каменных индустрий, объединяющихся в единую культуру (бедаревскую), существовавшую в эпоху верхнего палеолита, по крайней мере, во времена сартанского оледенения. Системообразующую функцию выделяемой культуры выполняют каменные артефакты - единственный пока компонент, который может выступать в качестве критерия этнической специфики [Любин, 1977, с. 203]. Это, однако, не значит, что по мере расширения источниковедческой, фактологической базы не будут выявлены жилища, бытовые комплексы, различные подразделения культурного слоя. Составляющие ее памятники подразделены по хозяйственному профилю (мастерские, клады, охотничьи лагеря и кратковременные стойбища) и по технико-типологическим характеристикам, позволяющим говорить об изменении бедаревской культуры. Первый ее этап представленный местонахождением Бедарево II (сл. 2), основан на существовании техники параллельного плоского нуклеуса, позволяющей получать пластину, являющуюся основной заготовкой для орудий. Второй этап (Ильинка II, Шорохово I, а также многочисленные памятники с подъемными сборами) знаменует собой появление новых, ранее неизвестных технических свойств и навыков, заключающихся в технике торцового нуклеуса, позволяющей мастеру получать правильные, прямоостные, хорошего огранения заготовки, которые чаще всего без вторичной отделки употреблялись в работе. Как писал А. П. Окладников: "Появление торцовой техники обработки камня и таких нуклеусов говорит об определенном прогрессивном сдвиге в культуре и жизни палеолитических племен" [Окладников, 1981]. Новые приемы расщепления получили развитие и распространение не только в Сибири, но и в Монголии, Японии, Америке [Окладников, 19746; Nelson, 1937; Morlan, 1968; Hayashi, 1968; Smith, 1974]. Техника же параллельного нуклеуса продолжает существовать и представляет подлинную основу индустрий второго этапа. Местонахождение Шумиха I, а также пока не исследованный памятник Шумиха II представляют, по всей вероятности, своеобразный локальный вариант (шумихинский), являющийся территориально близким и обладающий не только различием, но и сходством. Для бедаревской культуры в целом характерны единая сырьевая база с преобладанием кремнистых пород, общая техника первичного раскалывания, основанная на принципе параллельного снятия, сходные приемы вторичной отделки (преобладание лицевой ретуши, редкое применение подтески), наконец, сходный набор орудий как по категориям, так и на уровне типов.
О происхождении бедаревской культуры бассейна Томи, равно как и о первоначальном заселении этой территории, пока можно говорить лишь предварительно. Памятники мустье здесь еще неизвестны, хотя наличие их в сопредельных территориях: Алтай, Кузнецкий Алатау и, видимо, Тува [Абрамова, 1981; Окладников, Муратов и др., 1973; Руденко, 1960; Астахов, Семенов, 1980] - позволяет предполагать, что при специальном, целенаправленном поиске они будут найдены. Особенно перспективным в этом отношении является Горная Шорня с ее пещерами - район, сходный в географическом отношении с Алтаем. При современном состоянии изученности мы лишены возможности говорить о местном компоненте ее сложения, ибо он еще неизвестен. Определенные аналогии, свидетельствующие, безусловно, о генетических корнях, обнаруживают материалы бедаревской культуры с мустье Алтая. Так, например, в пещере Страшной, содержащей, правда, переотложенные культурные и фаунистические остатки, известны одно- и двухплощадочные односторонние нуклеусы, представляющие основу техники первичного расщепления бедаревской культуры на Томи. Отсюда же происходят крупные и средние пластины с фасетированными площадками, на которых изготавливались скребла и остроконечники. Интересно, что в полученной индустрии присутствуют два резца: угловой и двугранный [Окладников, Оводов, 1972; Окладников, Муратов и др., 1973]. Еще большее сходство обнаруживается с Усть-Канской пещерой, инвентарь которой представляется более развитым за счет верхнепалеолитических свойств. Индустрия памятника определяется как мустьерская леваллуазской фации с обилием скребел, среди которых преобладают простые боковые с выпуклым лезвием и поперечные [Анисюткин, Астахов, 1970, с. 31]. Техника первичного раскалывания представлена леваллуазскими, дисковидными, многоплощадочными и грубопризматическими нуклеусами. Примечательно то, что из восьми леваллуазских нуклеусов, определенных Н. К. Анисюткиным и С. Н. Астаховым, лишь один черепаховидный для скалывания одного овального отщепа, остальные - двух- и одноплощадочные [Анисюткин, Астахов, 1970, с. 29], т. е. это нуклеусы параллельного принципа снятия [Руденко, 1960, с. 118, рис. 14, фиг. 5], обнаруживающие полное сходство с нуклеусами Томи. Значительный процент (30,7) представляют леваллуазские сколы - отщепы и пластины с подправленными, главным образом фасетированными, площадками, в орудийном наборе они составляют большинство (59,1%), [Анисюткин, Астахов, 1970, с. 31, табл. 3]. Кроме них представлены остроконечники, скребла, типичные и атипичные скребки, проколки, резцы (1 - угловой, 1 - плоский и 2 - атипичных) и, что интересно, зубчато-выемчатые орудия. В целом доля их невелика - 5,5%; из них выемчатых - 3 (одно поперечное) и зубчатых тоже 3. Но остальные категории, кроме леваллуазских сколов и скребел, тоже имеют весьма незначительный процент (например, остроконечники - 2,7%, резцы - 3,6%). Таким образом, алтайский компонент, имеющий, в свою очередь, тесные связи с мустье Средней Азии и Казахстана, в сложении томского палеолита устанавливается достаточно хорошо.
Примечательно то, что традиции Усть-Канской пещеры прослеживаются и в кокоревских индустриях Енисея, в частности Кокорево I [Абрамова, 19796, с. 191], что позволило исследователям в определении алтайского компонента в сложении енисейского палеолита [Астахов, 19666; Абрамова, 19796]. Пока мы не можем говорить о распространении леваллуа - мустьерских индустрий на территории Северной Азии, сыгравших определенную роль в становлении ряда верхнепалеолитических культур Южной Сибири (Томь, Енисей), но вполне вероятно, что они занимали не только территорию Алтая, о чем свидетельствует открытие пещеры Двуглазка в восточных отрогах Кузнецкого Алатау, инвентарь которой сходен с инвентарем пещеры Страшной [Абрамова, 19796, с. 191 ]. В сопредельных территориях Северной Азин леваллуа-мустьерские комплексы выявлены в Средней Азии, Монголии [Ранов, 1971; Окладников, 1973]. Что касается других компонентов, если они и были в сложении томского палеолита, то они во многом еще не ясны. Так, например, непонятна роль "галечных культур", элементы которых в томском палеолите прослеживаются крайне слабо.
Бедаревская палеолитическая культура существовала в окружении хронологически одновременных (сартанское оледенение) ей индустрий сопредельных территорий, с которыми прослеживаются некоторые связи. Так, некоторые аналогии в материальной культуре устанавливаются с верхним палеолитом Алтая, в частности с местонахождением у с. Сростки. Для алтайских Сросток и томских местонахождений, в том числе и для мастерской Шумиха I, отмечаются одинаковые тенденции в развитии техники, а именно в существовании торцовых и клиновидных нуклеусов, что, правда, в Сростках к доминированию пластины как заготовки для орудий так и не привело. Связи палеолита Томи и Алтая подтверждаются наличием определенных аналогий между алтайскими и енисейскими, в частности кокоревскими, индустриями, ведь должны же были контакты проходить через промежуточную территорию, которой является бассейн Томи. Так, еще Г. П. Сосновский отмечал, что "сросткинские" скребла представлены в Кокорево I и IV. В Кокорево I присутствуют также широкие пластины с продольной ретушной отделкой, ножевидные пластинки, концевые скребки, известные на Алтае [Сосновский, 1935]. В дальнейшем это положение было подтверждено З. А. Абрамовой [Абрамова, 19796, с. 191].
Еще большие аналогии устанавливаются с палеолитом Енисея, в частности с кокоревскими памятниками. Причем эти общие черты свидетельствуют, видимо, и об общем компоненте в сложении этих культур, и об определенных связях между ними. Наибольшие черты сходства устанавливаются в технике первичного раскалывания памятников. В обоих случаях имеются одно- и двухплощадочные нуклеусы различных вариантов, служивших основанием для получения пластины - основы орудийного набора. Как на Томи, так и на Енисее известна техника торцового расщепления, позволяющая получать небольших размеров пластинки и микропластинки. В кокоревских памятниках данная техника получила воплощение в клиновидных нуклеусах и торцовых, встречающихся совместно. На Томи же прослеживается картина несколько иная, а именно для одних памятников эти нуклеусы почти неизвестны (Шорохово, Ильинка), а в других - они присутствуют (Шумиха I и Шумиха II), хотя общая основа, выражающаяся в технике параллельного нуклеуса, остается прежней. Наличие данной техники и послужило в какой-то степени основанием для выделения локального (Шумиха I и II) варианта культуры. Орудийный набор обеих культур также обнаруживает некоторое сходство (ретушированные пластины, скребки) при имеющихся и довольно значительных отличиях.
Кроме перечисленных памятников Алтая и Енисея, бедаревская культура обнаруживает некоторые сходные черты и с поздним палеолитом Чулыма, в частности с Ачинской стоянкой. Это в большей степени касается орудийного набора, чем техники раскалывания, хотя в Ачинской стоянке есть единичные одно- и двухплощадочные формы. Наиболее близкие аналогии обнаруживаются в группе зубчато-выемчатых орудий, практически отсутствующих на Алтае и Енисее. Имеется общее среди ретушированных пластин и скребков. Все это отражает, видимо, все же определенные контакты, чем некое генетическое родство. Примечательно то, что Ачинская стоянка относится в пределы экзотической мальтинско-буретской культуры, представленной Мальтой и Буретью, - пожалуй, самыми яркими памятниками палеолита Сибири [Герасимов, 1935, 1958; Окладников, 1940]. Некоторые традиции Мальты обнаруживаются в материалах верхнего комплекса Красного Яра [Абрамова, 1978], Федяево [Астахов, 1963], енисейской Тарачихи [Абрамова, 19796, с. 194]. Следует отметить, что Ачинская стоянка значительно отстоит от времени Мальты и Бурети. Кроме хорошо устанавливаемых сходных черт, существует и отличие. Это касается меньшего распространения резцовой техники в Ачинской стоянке, в Мальте, напротив, отсутствуют ретушированные микропластинки, через которые устанавливается связь чулымской стоянки с верхним горизонтом Красного Яра; нет в Ачинском памятнике и мальтинских дисковидных орудий [Аникевич, 1976, с. 168]. Все эти отличия могут объясняться либо хронологически, либо тем, что Ачинская стоянка представляет на Чулыме локальный вариант Мальты и Бурети.
Таким образом, бедаревская палеолитическая культура бассейна Гоми обнаруживает определенные связи с Алтаем, Енисеем и Чулымом, т. е. с памятниками сопредельных территорий. В настоящий момент пока трудно однозначно решить, что отражают эти связи: либо сходные черты развивались автохтонно на какой-то единой более древней основе - компоненте, либо они отражают определенные контакты древнего населения. Что касается Алтая, Томи и Енисея, то здесь, видимо, кроме культурных связей, существовала какая-то общая основа, если и не вся, то, очевидно, ее компонент. Об этом свидетельствуют определенные черты Алтайского мустье, отразившиеся в памятниках верхнего палеолита, чего нельзя сказать по поводу Ачинской стоянки. Если сравнивать, скажем, Бедарево II с Мальтой и Буретью, а именно их каменный инвентарь, то разница в памятниках будет очевидна, хотя определенные орудия, например выемчатые, видимо, и найдут аналогии. По всей вероятности, Ачинская стоянка и палеолит Томи отражают какие-то культурные связи.
Некоторое сходство локальных культур эпохи верхнего палеолита привело к выделению более высокого таксономического понятия, нежели чем культура. Так, З. А. Абрамова, рассматривая культуры Алтая, Енисея и Забайкалья, выделяет единую культурную область, названную южно-сибирской [Абрамова, 19756]. При всем своеобразии культур данных территорий прослеживается и сходство как в технике первичного расщепления, так и в орудийном наборе. Так, отмечаются связи между Алтаем и Енисеем [Сосновский, 1935], в частности между выделенными сросткинской и кокоревской культурами [Абрамова, 19796, с. 191]. Общие черты, несмотря на различия, свойственны кокоревским и афонтовским индустриям Енисея [Абрамова, 19756, с. 23]. Отмечается близость ошурковской культуры Забайкалья, представленной стоянками типа Няньги и Ошурково [Окладников, 1959], с палеолитом бассейна Енисея как по типам нуклеусов и орудий, так и по технике обработки камня [Абрамова, 1970, с. 16]. Нужно отметить, что большее сходство обнаруживается с афонтовской культурой. "Общим для них является наличие чопперов и различного типа скребел и скребловидных орудий, часто совпадающих до деталей. Интересно наличие овальных скребел небольших размеров с двухсторонней обработкой. Общим является наличие значительного количества долотовидных орудий и скребков, часто микролитических, а также почти полное отсутствие резцов" [Абрамова, 19796, с. 192].
Материалы бедаревской палеолитической культуры, обнаруживающие определенные связи и аналогии с палеолитом Алтая и Енисея, позволяют включить ее в южно-сибирскую культурную область как территориально, так и на основании сходных черт каменного инвентаря. В последнюю также входят сросткинская культура на Алтае, кокоревская и афонтовская на Енисее, ошурковская на Селенге. Выделяя южносибирскую область, З. А. Абрамова писала, что памятники, входящие в нее, являются объединением во времени и относятся к заключительной фазе палеолита - второй половине сартанского оледенения [Абрамова, 19796, с. 192].
Мальтинско-буретскую культуру, являющуюся, пожалуй, самой специфической и отличной от всех других культур Сибири, З. А. Абрамова вместе с ее предполагаемыми локальными вариантами объединяет в другую культурную область, для которой предлагается наименование среднесибирская [Абрамова, 19756, с. 26-27]. Сюда, кроме известных Мальты и Бурети на Ангаре, входят Ачинская стоянка, Тарачиха на Енисее. Традиции мальтинской культуры прослеживаются в верхнем комплексе Красного Яра и стоянке Федяево [Абрамова, 19756, с. 26-27]. Материалы данных памятников во многом отличны от индустрий южно- сибирской культурной области. Так, для Мальты и Бурети характерны призматические и конические ядрища, типичных клиновидных форм нет, орудия преимущественно изготовлены из пластин, их представляют острия, проколки, формы с выделенным жальцем, разнообразные резцы (срединные, многофасеточные, угловые, боковые), скребки высокой формы из округлых отщепов, а также концевые; галечных изделий, скребел - единицы. Особыми чертами данных памятников, придающими им своеобразный феномен, являются долговременные жилища и развитое искусство, выраженное в скульптуре и орнаменте. Индустрия стоянки Тарачиха включает "...мелкие призматические нуклеусы и орудия, изготовленные из пластинок и отщепов небольших размеров: резцы, в том числе многофасеточные; скребки, в том числе двойные, и, что особенно интересно, мелкие пластинки неправильных очертаний с крутой ретушью по краю. Следует отметить также находку двусторонне-обработанного наконечника копья с закругленным и уплощенным основанием - орудие, по форме и технике обработки не имеющее аналогий в палеолите Енисея. Вместе с тем здесь нет сколько-нибудь характерных для енисейского палеолита скребел и чопперов, нет и типичных клиновидных нуклеусов" [Абрамова, 19756, с. 25 ]. Аналогичный объем индустрии вроде бы встречен еще на одном памятнике Енисея - Афанасьевой Горе [Лисицын, 1980, с. 10]. В верхнем комплексе Красного Яра основной заготовкой служила пластинка неправильных очертаний с продольной и концевой ретушной отделкой. Скребки по сравнению с Мальтой эволюционизируются. По-прежнему единичны "архаические" изделия. Больше становится долотовидных форм. Наряду с коническими нуклеусами присутствуют уже и клиновидные вместе с правильно-ограненными микропластинками [Абрамова, 1962, 1978]. Индустрия стоянки Федяево немногочисленна [Астахов, 19631, но и здесь "...прослеживаются черты дальнейшего развития той же (мальтинской, - С. М.) культуры" [Астахов, 1963].
Нельзя не отметить и того, что некоторые черты сходства присутствуют в памятниках обеих областей. Так, А. П. Окладников указывает на схожие черты мальтинской культуры с Афонтовой Горой [Окладников, 19686, с. 71], а С. Н. Астахов улавливает общее в этих же памятниках в орнаментации костяных изделий - жезлов начальников [Астахов, 19666, с. 67]. Определенные аналогии материалов афонтовской культуры в верхнем комплексе Красного Яра находит З. А. Абрамова [1972а, с. 257]. Некоторое сходство в орудийном наборе имеется между палеолитом Томи и Ачинской стоянкой. С полной публикацией А. П. Окладниковым монгольского Мойлтын Ам(а) появилась возможность наиболее точного сравнения верхнего палеолита Монголии и Северной Азии. Обнаруживается сходство этого памятника прежде всего с материалами южносибирской культурной области. Это касается техники первичного расщепления, которая представлена в Мойлтын Ам(е) многочисленными леваллуазскими и параллельными нуклеусами. Общее прослеживается и в некоторой части орудийного набора, например скребел, представленных, как и параллельные ядрища, практически во всех слоях [Окладников, 1981]. Общие черты с Мойлтын Ам(ом) имеет и палеолит Томи. Это касается не только нуклеусов, но и особенно зубчато-выемчатых орудии. Так, А. П. Окладников отмечал: "Самой яркой и броской ее чертой во всех слоях (Мойлтын Ам. - С. М.), начиная с пятого, является зубчатовыемчатая ретушь, которой отделывались края орудий... Эта ретушь оформляет специфический зубчатый, нередко пильчатый рабочий край инструмента... Зубчато-выемчатой ретушью оформлялись специфические выемчатые инструменты, которые могли использоваться в качестве скребел при изготовлении, например, деревянных стержней, округлых в поперечном сечении. Обилие этих инструментов и разнообразие их форм свидетельствуют о разнообразии их функций, об их важной роли в производственной жизни палеолитического населения Мойлтын Ам. Таким образом, зубчато-выемчатая техника изготовления каменных орудии является столь же важной и фундаментальной чертой этого памятника..." [Окладников, 1981, с. 100]. Но именно это обстоятельство, т. е. наличие зубчато-выемчатых орудий, связывает Мойлтын Ам и Ачинскую стоянк на Чулыме.
Таким образом, выделенные области отнюдь не являются изолированными "организмами" палеолитического мира Северной Азии. Несмотря на то, что они имеют разительные черты отличия, касающиеся практически всех аспектов каменного инвентаря - этого основного комплекса фактов, наблюдается и определенное сходство, свидетельствующее не об их однозначной культурной принадлежности, а скорее о связях, заимствованиях, контактах древнего населения. И в этом, очевидно, права З. А. Абрамова, считающая, что единичные общие моменты отнюдь не должны затушевывать ту степень отличия, которая свойственна памятникам южно-сибирской и среднесибирской культурных областей.
По-иному к выделению более высоких интерпритационных таксонов в палеолите Северной Азии подошел Ю. А. Мочанов. Методически им выделяются общности трех порядков. Общность третьего порядка подразумевает отдельные культурные варианты, второго порядка - локальные культуры и первого - группы родственных, очевидно, культур [Мочанов, 1977, с. 226]. Выделяя на Алдане своеобразную дюктайскую культуру, характерной чертой которой являются двусторонне-обработанные наконечники копий и ножи, обычно треугольных и овальных очертаний, Ю. А. Мочанов определяет на уровне общности первого порядка два крупных этнокультурных региона: западный - мальтинско-афонтовский и восточный - дюктайский [Мочанов, 1973]. Основанием для выделения подобного рода "зон" или регионов явилось наличие или отсутствие двусторонне-обработанных изделий - бифасов [Мочанов, 1977, с. 266], т. е. практически это явилось единственным признаком. Следует отметить, что сам по себе прием, используемый Ю. А. Мочановым, известен. Еще в 50-х гг. А. А. Формозов, районируя двусторонние изделия мустьерского времени, выделяет Кавказ как область концентрации классического мустье, противопоставляя его Русской равнине, где имеются мустьерские индустрии с ашельской традицией [Формозов, 1959], т. е. с бифасами. Позднее отгнечалось, что "...выделение отмеченных культурных областей и разграничение стоянок мустье классического и стоянок мустье с ашельской традицией с помощью одного единственного признака (наличие или отсутствие двусторонне-обработанных орудий) представляется методически недостаточным" [Любин, 1972, с. 251. Недостаточным этот признак представляется все же и для палеолита Северной Азии. В строгом смысле техника двусторонней обработки камня известна на многочисленных памятниках Сибири и Дальнего Востока, где она реализуется на клиновидных нуклеусах. Известно, что до торцового расщепления подобного продукта необходимо получить бифас, посредством двусторонней оббивки оформляется клиновидная проекция торца этих ядрищ. Может быть, правильнее для разделения, на основании этого принципа, северо-азиатских индустрий говорить не о двусторонней технике, а о типологической выраженности двусторонне-обработанных категорий и типов орудийного набора.
Объясняя происхождение локальных культур обеих традиций: с бифасами и без них, Ю. А. Мочанов пишет, что "...в Казахстане, Средней Азии, Монголии, Северном Китае и, очевидно, в Южной Сибири существовали две отличные одна от другой по технико-типологическим показателям каменного инвентаря среднепалеолитические культурные традиции (или линии развития) - "леваллуа-мустьерская бифасиальная" и "леваллуа- мустьерская" без бифасов. На основе первой из них развивались "бифасиальные" верхнепалеолитические культуры Сибири, а на основе второй - верхнепалеолитические культуры "без бифасов" [Мочанов, 1977, с. 229]. Это положение безусловно заслуживает самого пристального внимания. Время и дальнейшее изучение палеолита Сибири покажет "реальность" гипотезы Ю. А. Мочанова по поводу происхождения верхнепалеолитических культур Северной Азии. Сейчас же, как кажется, у нас, видимо, недостаточно оснований объединять на уровне верхнего палеолита Мальту и Афонтову Гору, Буреть и палеолит Алтая, Ачинскую стоянку и палеолит Селенги, ибо вся сумма технико-типологнческих показателей свидетельствует о достаточно разнородных комплексах двух областей, определенных З. А. Абрамовой.
Исторические судьбы палеолитических племен бассейна р. Томи рисуются пока лишь фрагментарно. К послепалеолитическому времени, видимо мезолитическому, относится слой 1 местонахождения Ильинка II, залегающий в современной почве, явно голоценового происхождения. Инвентарь данного слоя сохраняет черты преемственности с нижележащим палеолитическим комплексом, хотя и появляются новые, правда, достаточно слабо выраженные черты. Нуклеусы, преимущественно, все - торцовые, одноплощадочные односторонние единичны, двухплощадочных форм нет совсем. Основной вид орудий остается прежним - ретушированные пластины, присутствуют многофасеточные резцы, скребки микроформ, практически пропадают зубчато-выемчатые орудия, а присутствующие формы - атипичны. Единичными являются и двусторонне изготовленные изделия, представленные в обломках, а также орудия с подтеской нижней поверхности. Скребла и галечные орудия напрочь отсутствуют. Таким образом, верхний комплекс Ильинки II свидетельствует о дальнейшем развитии техники торцового нуклеуса, которое заключается в увеличении доли торцовых форм (примерно 60-70%), их геометризации, что влечет за собой дальнейшее развитие пластинчатой индустрии. Наконец в слое встречено несколько тесловидных изделий. Все это безусловно свидетельствует о неуклонности прогрессивного развития древнего населения реки Томи.
Оценивая перспективы дальнейших исследований палеолитических памятников бассейна Томи, мы склонны предполагать, что дальнейшее изучение палеолита данного региона будет сочетаться с разработкой геохронологических аспектов индустрии, выяснением палеоэкономических моделей древнего общества, его идеологии, а может быть, и социальной ориентации. Решение данных проблем, которые свойственны советской археологической исторической науке, возможно с широким привлечением разнообразных методов как естественных наук, так и методов, свойственных археологии в целом и находящихся в постоянном развитии.