Государственная канцелярия (диван-и инша, диван-и тугра)
В средние века в различных регионах Халифата написана немало работ, посвященных диван-и инша, популярности профессии мунши (и катибов), системе их подготовки /4, с. 5; 14; 28; 29/.
Диван-и инша, согласно утверждению средневековых авторов, был одним из первых официальных органов, учрежденных при исламе. Ал-Калкашанди, описывая историю возникновения и развития этого ведомства, сообщает, что оно появилось при Мухаммаде, когда он приступил к переписке с асхабами, эмирами и окрестными правителями, призывая последних к исламу /39, т. I, с. 91/.
К началу VIII в. сложилась пишущая каста (удаба ал-куттаб), и для управления огромным полиэтническим государством омейядские халифы стали привлекать на службу в быстро разраставшуюся государственную администрацию представителей покоренных народов /109, с. 35/. Одним из самых крупных катибов был Абд ал-Хамид ал-Катиб (ум. 750), секретарь халифа Марвана II, положивший начало арабскому эпистолярному стилю /109, с. 36/.
Как отмечает М. Бойс, арабский язык вскоре стал и языком изящной словесности; на него был переведен ряд среднеперсидских сочинений /73, с. 181-182/. На арабский переводились также труды античных авторов. Этим занимались катибы и представители различных административных служб. Наиболее известным переводчиком на арабский был Розбах или Ибн ал-Мукаффа’, служивший в диване по сбору налогов в Басре, происходивший из образованной персидской семьи /73, с. 182/. Д. Сурдель, видимо, не случайно замечает, что влияние иранских идеалов в управлении на катибов было значительным благодаря тому, что они пользовались только литературой, переведенной с среднеперсидского /155, с. 720/. Уже в IX в. появляются сочинения ал-Джахиза, Ибн Кутайбы и других авторов, которые дают свои оценки и рекомендации катибам.
Эти катибы (или мунши) и составляли штат государственной канцелярии. В государствах, предшествовавших Сельджукской империи, государственная канцелярия именовалась "диван-и расаил" или "диван-и мактубат". А. Мец отмечает, что "канцелярия оформления документов на востоке называлась диван ар-расаил, а в фатимидском Египте - диван ал-инша" /101а, с. 71/. При Великих Сельджукидах это ведомство было основательно реорганизовано и наряду со старым его названием появилось новое - диван-и тугра.
Тугра представляла собой эмблему (или монограмму) сельджукского правителя, которой утверждались царские грамоты. Она состояла из изображения лука и стрелы и символизировала суверенитет туркмен-огузов /137, с. 170/. От Сельджукидов тугра перешла к атабекам, Сельджукидам Рума, хорезмшахам, монголам и османам.
По данным ал-Бундари, диван-и инша и диван-и тугра иногда разделялись, но чаще объединялись и получали одно из двух наименований /16, с. 59-62/. По тексту указа из "Атабат ал-катаба", согласно которому Зийа ад-Даула ва-д-дин Муаййид ал-Ислам назначался наибом везира и главой диван-и тугра, можно предположить, что основным названием государственной канцелярии при Сельджукидах было диван-и тугра, а диван-и инша представлял собой главное его подразделение. В грамоте говорится следующее: "...мы передали на его /попечение/ диван-и тугра и должность наиба диван-и визарат... дабы он занялся этими делами в соответствии с тем, что характерно для него и свойственно его натуре... И пусть он также должным образом займется устройством диван-и инша, который /выполняет/ деликатную службу при диване..." /44, с. 49/.
Основная задача султанской канцелярии состояла в подготовке царских грамот, обмене официальными посланиями как внутри страны, так и с другими государствами, а также в составлении разного рода документов.
В структуре бюрократического аппарата Сельджукской державы фигура главного мунши султанской канцелярии, который стал называться "туграи" или "мунши-йи мамалик", была одной из самых значительных. По мере возрастания роли везирата при султанах Алп-Арслане и Малик-шахе расширились и функции диван-и инша: за обладание должностью мунши-йи мамалик, как и за обладание другими высокими государственными постами (позднее и везира), шла ожесточенная борьба между различными представителями крупного чиновничества.
Прочность позиций любого государственного деятеля, в том числе и султанского мунши, зависела от поддержки придворных группировок.
Кандидатуру главного мунши часто выдвигал везир. Однако эта должность утверждалась верховным правителем, и секретарь султанской канцелярии находился в прямом подчинении Сельджукиду. Туграи являлся, как отмечалось выше, наибом везира и пользовался большим влиянием в государстве. Даже такому могущественному везиру, каким был Низам ал-Мулк, приходилось считаться с мнением главы государственной канцелярии /168, с. 73/. Многие сельджукские везиры, прежде чем они получали пост главы правительства, возглавляли диван-и инша. Сын Низам ал-Мулка - Муаййид ал-Мулк, занимавший должность везира при султанах Беркийаруке и Мухаммаде, во времена Малик-шаха был главой диван-и тугра. Везир султана Санджаре и покровитель автора "Атабат ал-катаба" Насир ад-Дин Абу-л-Касим Махмуд ибн Музаффар ибн Абд ал-Малик ибн Аби Туба ал-Марвази до 521/1127-28 г.х. занимал должность главного мунши государства /16, с. 267-268/*.
* (Следовательно, утверждение К. Клауснер о том, что диван-и тугра был "чисто символическим диваном", не соответствует действительности /141, с. 17/.)
Из материалов введения, написанного Мунтаджаб ад-Дином и помещенного в начале "Атабат ал-катаба", а также из других средневековых сочинений следует, что профессия (хирфат, сина’ат) мунши в большинстве случаев передавалась по наследству. Один из предков катиба султана Санджара был дабиром* Шамс ал-Ма‛али Кабуса ибн Вашмгира и оставил своим потомкам тетрадь, содержавшую образцы писем на арабском языке /44, с. 2/. Каждый, кто стремился освоить ремесло катиба, как правило, обучался при диванах разных мунши, выполнял функции переписчиков и проходил своего рода стажировку в обществе (маджлис) известных адибов и улемов. Д. Сурдель полагает, что в Халифате катибы со временем превратились в достаточно замкнутую касту и их состав регулярно пополнялся за счет их потомства /155, с. 567/.
* (Так в "Атабат ал-катаба" назван катиб.)
Первая глава сочинения Низами Арузи Самарканда "Чахар макале" ("Четыре беседы") охватывает множество вопросов, касающихся принципов и особенностей освоения профессии дабира. Автор этого произведения (написано около 550/1155-56 г.х.) наряду с целым кругом рекомендаций, в основном этического характера, в качестве обязательного учебного пособия предлагает будущему катибу такие сочинения, как "Кабус-наме" Кабуса ибн Вашмгира, письма Исмаила ибн Аббада, макамы ал-Харири и Бади аз-Замана ал-Хамадани, диваны стихов ал-Мутанабби и ал-Абиварди, произведения Рудаки, Фирдоуси, Унсури, Коран, кроме того, образцы указов и печатей государей и т.п. /47, с. 19-37/.
После прохождения курса обучения и подготовки мунши по рекомендации своего наставника поступали на службу. Как говорится, в "Атабат ал-катаба", Шараф ад-Дин Захир Байхаки, учитель Мунтаджаб ад-Дина, представил его "высочайшему Присутствию. И вскоре он был принят в диван-и инша благодаря покровительству великого сипахсалара атабека Илтутмыша. Находясь на службе в диван-и инша, Мунтаджаб ад-Дин отличился при составлении победной грамоты, адресованной везиру халифа ал-Мустаршида, по случаю взятия Санджаром Самарканда и, очевидно, довольно скоро занял пост главного мунши государства /44, с. 4-5/. Будучи главой государственной канцелярии, Мунтаджаб ад-Дин одновременно возглавлял диван-и ишраф /44,с. 31/.
Грамота, согласно которой назначается наиб везира и глава диван-и тугра, знакомит нас с некоторыми правами и обязанностями туграи: "И пусть он... внимательно размышляет над всем тем, что напишут разные катибы, которые являются доверенными и надежными людьми в тайнах и секретных делах государства, /пусть он/ вникает в тонкости /написанных ими/ выражений и их смысл и изучает способности и уровень знаний каждого по его письму, по результатам и плодам его таланта и его писания, ибо писание человека есть показатель его способности и знаний. /Нужно/, чтобы каждый указ, каждое письмо и послание, которые будут составлены, утверждены и дойдут до близких и далеких уголков вселенной, содержали бы пользу, /отвечали бы/ интересам мира и людей, были бы предохранены от вреда и ошибок, способствующих их уничтожению и исчезновению, записывались и /служили бы примерами/ для подражания на протяжении дней, в течение месяцев и годов, украсились и принарядились бы ими вводные части канцелярских книг (дефтеров) и содержание /текста/ их страниц /44, с. 49-50/.
Мунши-йи мамалик часто выполнял дипломатические поручения и был в курсе внутригосударственной и внешнеполитической ориентации своей страны, а также соседних государств. Сведения документов "Атабат ал-катаба" говорят о том, что при чрезвычайных обстоятельствах глава султанской канцелярии наделялся особыми полномочиями и действовал от имени верховного правителя. Выполняя ответственные и деликатные государственные поручения, он вникал в дела различных административных учреждений, принимал участие в устройстве и организации провинциальных и городских органов управления, в частности таких, как диван-и рийасат, диван-и шихнаги, диван-и ‛амал. Он вел переговоры с представителями господствующего класса в захваченных или вышедших из повиновения областях, вникал в вопросы, связанные с материальным обеспечением армии (нан-паре), выделением икта, отчуждением собственности непокорных феодалов в пользу диван-и хасс, и имел прямой доступ к султану.
Султанский указ, изданный в связи с посылкой Мунтаджаб ад-Дина в гурганский вилайат после мавераннахрского похода Санджара, гласит следующее: "Так как вилайат Гурган и все то, что относится и примыкает к нему, находится в ведении и распоряжении нашего дивана /и так как/ периодически до нашего сведения доводили известия о расстроенном положении того вилайата... то мы обеспокоились о том крае и позаботились, чтобы были ликвидированы эти недостатки... устройство этого важного дела... было нами возложено на славного и превосходного улема Мунтаджаб ад-Дина Мухлис ал-Ислама Муаййид ал-Мулка Азиз ал-Мулук ва-с-Салатина Али ибн Ахмада ал-Катиба... положение которого при нашем Присутствии возвышается над положением всех приближенных, знатных и доверенных лиц, а должность его - важнее должностей всех способных, знатных людей и обладателей пера (асхаб-и калам)... с тем чтобы он начал склонять /на нашу сторону/ эмиров, мукта, воинов и предводителей вилайата... обласкал бы их и пообещал им от имени нашего государства любое вознаграждение, увеличение икта и нан-паре. И пусть он должным образом устроит диваны раиса, шихне и ‛амила, передаст и поручит каждое дело способному и достойному человеку в соответствии с тем, что мы повелели, о чем издали указ и что приказали устно... И пусть он наладит дела дивана и раийатов и предупредит в отдельности каждого чиновника... дабы тот следовал по пути справедливости и честности... стремился бы проявлять похвальные результаты, успокоил бы всех раийатов, превратил бы в отдых и спокойствие те горести, которые пришлось им испытать в прошлом... И пусть он предупредит мукта, вали (вулат) и мутасаррифов, чтобы они предельно заботливо относились к ним, не обращались к ним за... продовольствием, не устанавливали бы новых налогов. Мы повелеваем Мунтаджаб ад-Дину проследить, чтобы были закреплены старые икта за каждым, кто имеет икта и нан-паре и находится на /нашей/ службе. И пусть все ленные поместья (махлул), которые были отняты после похода на Мавераннахр, передадут в диван-и хасс и никому не выдают ни одного мана зерна и ни единого золотого динара без нашего приказа (фарман) и печати (тауки‛)" /44, с. 68-69/.
Этот указ, по всей вероятности, был издан после имевших место в Гургане волнений податного населения, доведенного иктадарами и сборщиками налогов до отчаянного состояния. Не случайно в грамоте предписывается Мунтаджаб ад-Дину наставлять землевладельцев и чиновников, чтобы они следовали "по пути справедливости" и не чинили насилия над раийатами и не требовали от них сверх положенного. Очевидно, беззаконие и произвол достигли таких масштабов, что власти, опасаясь роста возмущения и недовольства раийатов, были вынуждены напоминать феодалам и чиновникам о порядке и справедливости. Достаточно ясно, что эти предупреждения носили чисто рекомендательный характер и не всегда принимались во внимание теми, кому они были адресованы.
Последний фрагмент процитированного выше указа свидетельствует о том, что выделение ленных поместий и другие материальные преимущества должны были осуществляться только через распоряжение и печать султана. Начальник государственной канцелярии относил грамоты и документы к султану, который утверждал их наложением печати.