Для вавилонян мир был наполнен духами и демонами. Среди них были и добрые, но большинство были злыми, неприятными существами, внушавшими страх и ужас. Некоторые из злых демонов считались низшими божествами, сыновьями и дочерьми высшего божества Ану; другие же, будучи душами мертвецов, поднимались из подземного мира и бродили по земле. Все они приносили болезни, смерть, беспорядок и беспокойство и обрекали на неудачу любое предприятие. Самых опасных демонов называли "семеро злых". Они наводили ужас на людей, но каждый из них делал это по-своему. Так, "злой Утукку" поражал человека в шею, другой демон метил в голову, третий проникал в дома и своей возней лишал людей сна. Про них говорится в одном тексте: "Семеро их, семеро их, дважды семеро их. На горе Запада они родились, на горе Востока выросли. В расселинах сидят они повсюду, в пустынях встают. Присутствие их ощущается на небе и на земле... но среди мудрых богов не известны они, имя их не существует ни на небе, ни на земле"*. Очень опасными были демоны вроде Ламашту, которые распространяли детскую лихорадку и набрасывались на матерей с младенцами, а также демоны, являвшиеся причиной лихорадки и изнурительных болезней. О демоне бури Пазузу существовало мнение, что он, нападая на человека, насылает сильную головную боль и тошноту.
* (В. Meissner. Babylonien und Assyrien. Bd 2, c. 199.)
Глиняная фигура женщины- демона Ламашту часто использовалась при заклинаниях. XIII - XII вв. до н. э. Высота 10,6 см
Не только демоны могли причинить зло; были также и люди, обладавшие тайной силой и способные околдовать других людей. Достаточно было их "дурного взгляда", чтобы в дом пришло несчастье, напали болезни на людей и скот. Их "дурная слюна" и даже малейшее прикосновение могли повлечь самые скверные последствия. Каким образом они творили свои бесчинства, рассказывает следующий текст: "Колдунья, которая ходит по улицам, забирается в дома, бегает по переулкам, скачет по площадям, озирается по сторонам, вдруг останавливается на улице, идет в другую сторону, путается под ногами людей. Она отнимает силы у прекрасного мужчины, прекрасную девушку лишает плода, взглядом своим убивает ее красоту... Увидела меня колдунья, пошла за мной, ядом своим помешала мне идти, колдовством своим замедлила мой шаг, отдалила от меня моего бога и мою богиню"*. Итак, если кто- либо хотел причинить зло своему соседу, то ему требовалось только произвести колдовское действие, заколдовать вылепленную из глины фигурку, изображающую этого человека, и вложить ей в руки его волос или что-нибудь из его вещей - и на того сразу же обрушится несчастье, и он заболеет.
* (G. Meier. Die assyrische Beschworungssammlung Maqlu.- "Archiv fur Orientforschung". 2 (Beiheft). В., 1937, с. 22.)
Тайные действия такого рода были, разумеется, строго запрещены, ибо они мешали совместной жизни людей. Но, конечно же, часто случалось, что люди обвиняли друг друга в чародействе, если в их доме произошло что-нибудь плохое. Параграф 2 Кодекса Хаммурапи предусматривает строгое наказание за чародейство. "Если человек бросит на человека обвинение в чародействе и не докажет этого, то тот, на кого брошено обвинение в чародействе, должен пойти к реке и броситься в нее. Если река овладеет им, то обличавший его может забрать его дом; а если река этого человека очистит, и он останется невредим, то того, кто бросил на него обвинение в чародействе, должно убить; бросавшийся в реку получает дом обличавшего его".
Можно себе представить, что вавилонянин жил в постоянном беспокойстве, коль скоро он верил всем рассказам и историям про злых духов, ибо не существовало ни одной области жизни, на которую они не могли бы оказать своего влияния. Единственное спасение заключалось в том, чтобы обратиться за помощью к жрецу-заклинателю, просить его унять демонов или прогнать их. В каждом храме имелось поэтому множество таких жрецов, чье вмешательство представлялось вавилонянам обязательным. Только при их посредничестве можно было обратиться к великим богам, чтобы благодаря им избавиться от всех зол. Мудрый бог Эа считался лучшим помощником, так как ему были известны все дела, происходящие на земле и в воде. Он научил своего сына Мардука искусству заклинания, так что тот, особенно в Вавилоне, занял его место. И все же Мардук обычно обращался сначала за советом к своему отцу, который отвечал ему: "Сын мой, чего ты не знаешь, что я могу тебе еще сказать?", но тем не менее давал ему точные указания, которые Мардук, в свою очередь, сообщал ищущему совета. В качестве средства против колдовства обычно рекомендовались заклинания, с помощью которых, а также огня и воды, снимали чары с заколдованного. Можно было привлечь и бога огня Гирру или Нуску, который сжигал злых демонов. Наряду с этим защитником всех больных и заколдованных был бог Солнца.
И эта глиняная чаша служила когда-то для заклинаний, так как на ее внутренней поверхности написан арамейский магический текст. II в. до н. э. Диаметр 18,2 см
Злых духов вавилоняне представляли себе зримо и придавали им часто вид полулюдей, полузверей, изображали с искаженными гримасами лицами. Изображение угрожающего демона считалось эффективным средством защиты, ибо его можно было использовать при заклинании или носить при себе в качестве амулета.
Так, Ламашту изображалась в виде старухи с обнаженной грудью, лапами хищной птицы и гримасничающей головой льва. По большей части она стоит во весь рост или на коленях на после и кормит грудью свинью и собаку, т. е. животных, которые издавна считались в Вавилоне нечистыми. В руках она держит гребень и веретено, как символы женских занятий. Фигура Ламашту изготовлялась в виде каменного амулета и носилась женщинами на шее. Маленькие статуэтки Ламашту делались также из глины, они служили для защиты от колдовства. Демон бури Пазузу тоже имел устрашающий облик. У него почти человеческое тело, но вместо ног - лапы хищной птицы, голова, похожая на львиную, с огромными глазами и большими рогами. Его руки заканчивались звериными лапами, а на спине росли распростертые крылья - символ бури.
Таким образом, задачей жрецов-заклинателёй было освободить людей от злых духов и вернуть им здоровье с помощью изваяний демонов и других средств. Занимавшиеся этим жрецы получали основательную подготовку, чтобы суметь выбрать правильные заклинания и ритуалы, необходимые в каждом отдельном случае. Существовало бесчисленное множество соответствующих текстов, которые либо относились еще к шумерским временам, либо возникли в течение II тысячелетия, но находили применение и во времена Навуходоносора. Такого рода тексты хранились обычно в храмах. В Вавилоне, в главном храме Мардука, были собраны многие магические тексты. Конечно, сюда сходились самые знаменитые и опытные заклинатели. Чтобы иметь возможность обозреть огромное множество заклинаний, прибегали к составлению каталогов, с помощью которых жрецы могли разыскать подходящий текст. В каталогах тексты были расположены или по начальным строкам, или в соответствии с их назначением; это выглядело примерно так: "Злые Утукку", "Избавить от злых духов с помощью мучной воды", "Головная боль", "Болезнь горла", "Болезни всякого рода", "Избавить от чар", "Злое колдовство", "Злое проклятие" и т. д.*.
* (В. Meissner. Babylonien und Assyrien. Bd 2, c. 212.)
Жрец давал наставления страждущим, говорил о том, что им самим надо сделать, чтобы приготовиться к заклинанию, а затем произносил от их имени молитву вроде следующей: "Я воззвал к вам, боги ночи. С вами позвал я ночь, невесту под покрывалом. Я позвал вечерние сумерки, полночь и утреннюю мглу, ибо колдунья заколдовала меня, кошмар сковал меня. Моего бога и мою богиню отдалили они от меня, тому, кто видит меня, я стал в тягость, нет мне покоя ни днем, ни ночью. Полон нарывами мой рот, и я не могу утолить жажду. Мое веселье - плач, моя радость - печаль. Подойдите ко мне, великие боги, выслушайте мои жалобы! Поступите со мной по справедливости, узнайте, каково мое поведение. Я сделал изваяния моего колдуна и моей колдуньи, околдовавшего меня и околдовавшей меня. Я положил эти изваяния к вашим ногам и обращаюсь к вам за справедливостью: поскольку они сотворили зло, задумали плохое, пусть они умрут, я же пусть останусь жить! Освободите меня от их чар, от нечистой слюны, от колдовства!"* Затем жрец произносил другие молитвы, разбрызгивал воду, а также совершал обряд очищения места заклинания - бросая в огонь фигурки колдуна и колдуньи и тем самым как бы сжигая подлинных врагов.
* (G. Meier. Die assyrische Beschworungssammlung, c. 7 и сл.)
Если же после этих действий в доме обратившегося за помощью все оставалось без изменений, следовало искать причины такой неудачи. Либо были не полностью проделаны все процедуры и допущены какие- нибудь ошибки, либо были другие виновники несчастья. Если человек, который просил о помощи, был все еще болен, следовало заклясть демонов болезней, чтобы освободить пострадавшего от их чар. С этой целью нужно было проделать очень сложные манипуляции, что стоило клиенту больших денег, ибо требовались различные жертвы: "Возьми белого козленка (бога) Думузи и положи его рядом с больным! Вырви сердце и положи его в руки того человека! Соверши заклинание города Эриду! С помощью козленка, чье сердце ты вырвал, с помощью мучного блюда освободи этого человека от греха! Вынеси курильницу и факел, поставь их на улице, вылепи этого человека из мучной каши и соверши заклинание города Эриду!"*. Наставление содержит далее поименное перечисление всех злых демонов, которые могут быть причиной болезни. От имени пострадавшего приносилось в жертву животное, куски его тела клались к месту, где находился заболевший, в надежде освободить его таким образом от демонов болезни. Часто с этой целью убивали кроме коз также поросят и свиней, которые считались особенно любимым кушаньем демонов.
* (В. Meissner. Babylonien und Assyrien. Bd 2, c. 221.)
Жрецы сами прибегали к колдовству, пытаясь выгнать злых духов из тела больного и загнать их в глиняные изображения этих духов, как это делалось, например, при изгнании демона лихорадки Ламашту: фигурку, изображавшую Ламашту, они клали рядом с больным, ежедневно переодевая куклу и вкладывая ей в рот сердце поросенка. Сверх того, женщины должны были дарить Ламашту пряжу и украшения. В предписаниях о порядке проведения дальнейших магических действий говорится: "Ты должен наполнить огнем жаровню и воткнуть в нее меч. Три дня должно стоять изображение Ламашту у изголовья больного; вечером на третий день ты должен взять его и разбить мечом и закопать в углу у стены, обмазать (то место) мучной кашей. Оборачиваться ты не должен"*. Часто жрецы совершали обряд заклинания в доме больного или околдованного; излюбленными местами действий служили также берег реки или пустыня. Можно было посадить фигурку демона в маленький кораблик и пустить его плыть по течению либо закопать ее в пустыне, вдали от людей, чтобы демон не мог больше причинять вред. Кроме фигурки демона заклинателям для магических действий требовались многочисленные предметы и материалы, например кедровый жезл, факел и курильница; при символическом очищении людей или домов применялись асфальт, гипс, мука, разведенная в воде, или различные краски. Кроме того, жрецы-заклинатели надеялись изгнать демонов из дома или тела больного и околдованного с помощью различных магических действий. Они снимали, например, кожицу с лука или кидали по ветру мякину, произнося при этом соответствующие магические формулы.
* (Там же, с. 224.)
Но человека могли одолеть не только болезни; злые демоны насылали на него ярость, так что он с налитыми кровью глазами и растрепанными волосами бросался на ближнего своего. В таком случае жрецы в качестве эффективного средства рекомендовали среди прочего: "Возьми пук соломы из стены, произнеси трижды это заклинание, положи его себе в рот! Если он злобно говорит с тобой, брось солому изо рта своего ему на грудь, гневное сердце человека успокоится"*. Естественно, что к помощи магии прибегали и в делах любви, и нередко мужчины или женщины, желавшие добиться ответной любви от предмета своей страсти, обращались к жрецам-магам. Часто при этом совершались достаточно сложные процедуры. Так, обратившемуся за помощью предлагалось сделать следующее: "Если та женщина не приходит, ты должен взять мукй, бросить ее Эа, царю, в реку, ты должен взять глину с обоих берегов реки, вылепить из нее изображение той женщины, написать ее имя на левом бедре. При этом надо прочитать перед Шамашем заклинание "Красивая женщина", затем закопать изображение у главных ворот, у ворот Запада. Входящий ранним утром, в полдень и вечером пройдет по нему. Ты должен произнести заклинание "Красивая женщина" трижды; ту женщину, когда она придет, будешь ты любить"**. Чтобы вернуть половую силу, рекомендовались удивительные, обычно неаппетитные средства; к ним относились различные травы, определенные части птицы, слюна быка - все это смешивалось с пивом или же с растительным маслом, в последнем случае средство употреблялось в виде мази для втираний.
* (E. Ebeling. Aus dem Tagewerk eines assyrischen Zauberpriesters.- "Mitteilungen der Altorientaiischen Gesellschaft". V, 3. Lpz., 1931, c. 19.)
** (E. Ebeling. Liebeszauber im Alten Orient.- "Mitteilungen der Altorientaiischen Gesellschaft". I, 1. Lpz., 1925, c. 13.)
Если после многократных попыток заклинаний жрецам не удавалось отыскать причины болезни, слабости или несчастья, оставалось лишь обращаться ко всем демонам и сверхъестественным силам, которые обозначались общим понятием "чары", и молитвами заклинать их.
Можно было, разумеется, предотвратить нашествие злых духов; для этого в доме имелись фигурки, изображающие добрые, защищающие человека силы. Среди них главную роль играли "семеро мудрых", изображавшихся в виде человеческих фигур с птичьими головами и крыльями или в виде мужчин, покрытых рыбьей чешуей. Их зарывали возле входа в дом, в четырех углах главного помещения, а также посреди комнаты, в которой находилась кровать хозяина дома или его стул. Обычно их лепили из глины - в виде скульптур или в виде рельефа, но изготовляли также из дерева, металла, теста или асфальта. Часто при строительстве нового дома проделывалась такая церемония: чтобы заранее обеспечить защиту добрых духов, их фигурки зарывали под полом, обкладывая кирпичом. Жрецы во время ритуала, связанного с постройкой нового здания, приносили жертвы богам и мазали фигурки демонов гипсом и краской: Они производили ритуальное очищение жилища, чтобы его обитатели могли чувствовать себя защищенными от любого воздействия злых сил.
Подобные ритуалы играли, конечно, особую роль в царском дворце, так как персона царя должна была во всех случаях быть защищена от страданий. Поэтому уже у ворот дворца и в проходах стояли огромные сказочные существа с человеческими головами и крыльями, в фундаменты закладывались ценные предметы в качестве жертвоприношения по поводу постройки здания, слуги и жрецы постоянно следили за культовой чистотой царя. В случае, если эта чистота хоть на миг нарушалась вследствие каких-либо действий царя, его соприкосновения с нечистым человеком, даже в результате взгляда служанки, чьи руки не были вымыты, требовалось немедленное тщательное и продолжительное очищение как дворца, так и прилегающей части города. Многочисленные жертвоприношения животными, пивом, вином, маслом и медом были необходимы, чтобы вновь дать царю искупление и при этом предоставить жрецам возможность получить внушительный доход.
Так магия сопровождала вавилонян, бедных и богатых, старых и молодых, всю их жизнь; ибо, по их представлениям, за людьми постоянно следили злые недоброжелательные духи и над ними всегда висела опасность попасть в руки этих злых духов. Большое влияние магии, предпосылками которого были невежество людей и низкое развитие естественных наук, сделало искусство заклинания важной "наукой".
На таких маленьких глиняных табличках начинали писать шумеры' Рисунки обозначают предметы и понятия, углубления внизу - цифры. Начало III тысячелетия до н. э. Высота 3,8 см
Что касается образования населения, то круг детей, которые могли попасть в школу, в Вавилонии был весьма ограничен. Экономическое положение большинства семей - мелких ремесленников, торговцев, земледельцев и наемных работников - было слишком тяжелым, чтобы тратить средства на оплату обучения в школе. Даже маленькие дети должны были помогать родителям и не могли поэтому надолго отлучаться из дому. Мальчики обучались, если им это удавалось, профессии отца и наследовали в конце концов его маленькую мастерскую или лавку. В большинстве случаев их отдавали "в люди", чтобы они где-нибудь в другом месте зарабатывали деньги. Посещать школу могли, следовательно, только сыновья богатых - крупных торговцев, крупных землевладельцев, жрецов и аристократии. Однако многие из них не слишком ценили высокое образование им было достаточно элементарных знаний, чтобы вести свои дела. Кроме того, для ведения дел они могли нанять писцов или служащих. Таким образом, посещение школы оставалось привилегией, которая часто основывалась на длившейся десятилетиями и столетиями традиции*.
* (По-видимому, грамотность была распространена в Вавилонии гораздо шире, чем обычно считают.)
Школы, которые в шумерские времена были тесно* связаны с храмом, обособились уже в течение III тысячелетия. Ко времени Хаммурапи они превратились в частные учреждения, работавшие с разрешения и благословения государства. В каждом более или менее крупном городе существовал, видимо, по меньшей мере один "дом табличек". Города же вроде Вавилона располагали, несомненно, несколькими школами. Школы управлялись образованными писцами, которые обладали специальными познаниями в одной или нескольких областях. Руководитель школы, именовавшийся обычно "отец дома табличек", был ответственным за всю организацию дела. Школы помещались, вероятно, в больших частных домах, а также в царском дворце - там, по- видимому, готовили придворных чиновников, или на территории храмов - здесь обучались будущие жрецы. Классные комнаты были очень простыми и скромно обставленными. Урок проходил по строгим правилам; нередко учитель наказывал учеников палкой. Так как школы были в основном частными, за обучение нужно было платить, а кроме того, отец ученика должен был к определенному времени посылать учителю крупный подарок. Непомерная дороговизна обучения вела к тому, что круг учащихся был не слишком широким. Вероятно, немногие особо одаренные ученики могли при этом рассчитывать на поддержку храма или дворца, которые надеялись позже использовать с выгодой для себя знания молодого человека. В школах обучались только мальчики; девочки, представлявшие для общества меньшую ценность, оставались вне стен школы. Это не означает, однако, что все они были необразованными. Существовали возможности домашнего обучения, благодаря чему девочки учились по крайней мере чтению и письму. Некоторые из них получали разнообразные познания, так что даже становились писцами.
Первыми учебными предметами в школе было чтение и письмо. Клинопись со многими ее значками, нередко имевшими к тому же многообразные значения, требовала ума и настойчивости; ее приходилось изучать долго и прилежно. Письменные знаки, которые наносились деревянной или тростниковой палочкой на влажную, обычно квадратную глиняную табличку, были изобретены еще шумерами. Творческий гений шумерского народа, сделавшего это изобретение, трудно переоценить. Благодаря ему шумеры намного опередили другие народы и вышли из безвестной предыстории на дорогу исторического развития. Первые памятники письменности были весьма скромными, они не содержали описания исторических событий. Это были хозяйственные документы, списки доходов и расходов крупных храмов, составленные для того, чтобы представители все более разраставшегося управленческого аппарата могли их запомнить. Речь шла еще не о письменности в собственном смысле этого слова, а о сильно стилизованных рисунках предметов, людей и животных. Выдавленные на глине палочкой, различные по размеру и по форме, они давали представление о количестве изображенных предметов.
Следовательно, сначала люди обладали весьма ограниченными возможностями выразить что-либо при помощи письма, так как требовалось изобразить это в виде рисунка. Однако вскоре был сделан следующий шаг. Научились путем небольшого изменения рисунков и их многозначности передавать также абстрактные понятия. Например, нарисованная звезда могла означать также "небо" и "бог", нога - "идти" и "стоять", рот - "говорить". При сопоставлении знаков создавались дальнейшие возможности передачи понятий. Например, стоящие рядом значки "рот" и "хлеб" читались как "есть", а "рот" и "вода" - "пить". Внешний вид рисунков и знаков постоянно изменялся. Из простых картинок развились сложные знаки, абстрактно нарисованные предметы начали заменять выдавленными на глине комбинациями клиньев. Довольно произвольное поначалу размещение знаков на поверхности таблички сменилось расположением их друг под другом, а затем, путем поворота знака на 90 градусов, - направлением письма слева направо. Письмо было упорядочено, знаки располагались в строки, что стало определяющим для всего будущего развития письма.
Однако все еще не был сделан важный шаг, который превратил бы письмо в средство выражения сложных понятий, ибо оно оставалось пригодным лишь для простых заметок. Переворот осуществился лишь тогда, когда знаки стали использоваться не только для передачи значения слова, но и для воспроизведения слогов. Рисунок руки (по-шумерски "шу") стал означать теперь просто слог "шу", который изображался в любом словосочетании, рисунок солнца ("уту") - слог "ут", а рисунок неба ("ан") - слог "ан". Благодаря такому расширению значений стало возможным составлять любые слова из соответствующих слогов. Большинство знаков в результате этого не утратило своего значения как слова, так что в зависимости от контекста их можно было читать, как и прежде, - "небо" или "солнце".
Большая сложность клинописи заключалась в многозначности клинописных знаков, и, чтобы несколько уменьшить ее, прибегали к так называемым детерминативам - определяющим знакам, которые обозначали группы понятий. Так, все имена богов сопровождались знаком "дингир" - "бог", мужские имена - вертикальным клинообразным знаком, а женские - знаком "саль" - "женщина". Перед названием города всегда ставили знак "уру" - "город", а перед названием страны - "кур" - "страна"; для того чтобы обозначить предмет из дерева, а также любое дерево или куст, ставили перед словом знак "гиш" - "дерево". Таким образом можно было различить одинаково написанные знаки и слова и в каждом случае определить их значение.
Шумерское письмо в течение III тысячелетия достигло большого совершенства. К началу II тысячелетия из примерно 2000 знаков осталось только около 500, а развитый шрифт новоассирийского и нововавилонского времени использовал лишь 350-400 клинописных знаков. В качестве слогового письма клинопись предоставляла возможность не только передавать обособленно стоящий среди всех языков шумерский язык, но и писать на языках совершенно другого типа. Уже в III тысячелетии аккадцы переняли у шумеров их шрифт и приспособили его к своему языку. Аккадцы произносили написанное слово "рука" уже не "шу", а "кату"; знак "небо" вместо "ан" читался ими "шаму". Они изменили, следовательно, произношение знаков, а не их значение. С шумерскими слоговыми знаками у них не возникло никаких затруднений, ибо с их помощью можно было писать как семитские, так и шумерские слова. Только многозначность знаков постепенно возросла, так что некоторые клинописные знаки имели свыше 20 слоговых значений и около 10 словесных, которые могли быть поняты лишь в контексте. Вслед за аккадцами в Месопотамии утвердили свое господство другие семитские племена, но все они пользовались клинописью. Эта письменность распространилась и дальше - ее переняли эламиты на востоке, сирийцы и финикийцы на западе, а также и индоевропейский народ хетты в Малой Азии, так что клинопись завоевала вскоре всю Переднюю Азию.
Первый чиновник держит в руках палочку для писания клинописью, второй пишет арамейским шрифтом при помощи пера на папирусе. 1-я половина IX в. до н. э. (Гипсовая копия в Переднеазиатском музее. Берлин.)
Знаки, которые во времена Хаммурапи еще были очень сложными, в ходе развития стали проще, и вавилоняне ко времени Навуходоносора употребляли совсем иные формы письма, чем ранее. Правда, как раз Навуходоносор придавал большое значение традициям и требовал, чтобы в его надписях, выполненных на нарядном кирпиче, покрытом цветной глазурью, или на каменных плитах, применялись те клинописные знаки, которые были в ходу при Хаммурапи, хотя ко времени Навуходоносора они уже полностью вышли из употребления.
В Вавилоне VI столетия наряду с клинописью вводилась письменность совсем другого типа, не требовавшая от пользующихся ею слишком много средств и знаний. Это было так называемое арамейское алфавитное письмо, возникшее уже в конце II тысячелетия. Вместо большого числа трудных клинообразных знаков в нем было лишь 20 однозначных знаков, передающих звуки. Этот алфавит состоял только из согласных, а гласные не писались. В качестве материала для письма служили либо глиняные таблички, на которых вырезались знаки, либо свитки папируса. Часто случалось, что на одной глиняной табличке писали и тем и другим письмом; кто не умел читать клинопись, мог прочесть короткий арамейский пересказ написанного. Арамейский язык был уже издавна распространен в Вавилоне и, видимо, вытеснял вавилонский в повседневном обиходе.
Освоить сложную клинопись можно было лишь путем постоянных упражнений. Учитель писал знак, а ученики пытались списать его и запомнить. Затем писались диктанты и копировались обширные тексты. Приходилось учить и шумерский язык, который, хотя и стал мертвым вследствие постепенного исчезновения его носителей, оставался обязательным языком культа и многих областей знания у семитских народов. Шумерский язык преподавался специальными учителями, которые в совершенстве владели древним языком.
Исследования и разработка накапливавшегося в течение тысячелетий научного материала происходили, разумеется, не в обычных школах, а в особых центрах, в которых собирались самые знаменитые ученые и их наиболее одаренные ученики. Эти очаги науки можно с известным основанием назвать "научными академиями", так как в них создавались основы всей науки. Такие центры имелись в нескольких крупных городах - например, в Уре, Ниппуре и Вавилоне. Если они существовали при храмах, то главное внимание в них уделялось, видимо, религиозным проблемам, и они занимались теологией, астрономией, астрологией, но прежде всего магией и искусством заклинания. Если же эти научные учреждения были независимыми или существовали при дворце, то ученые посвящали себя другим областям знания, например математике, геологии или медицине. Однако за весь древневосточный период ни в одной из областей науки не удалось выработать общую теорию, которой увенчались бы отдельные исследования. Полученные данные трактовались чисто эмпирически и применялись на практике; их собирали, составляли перечень сведений, чтобы передать эти сведения потомкам, не обращая серьезного внимания на внутренние закономерности.
Основой большинства отраслей знания следует считать филологию, ибо только благодаря ее достижениям стало возможно использовать наследие шумерской культуры и развить его дальше. Уже шумерские ученые стремились собрать духовное богатство своего времени в различных сводах в соответствии со своим представлением о мире. С помощью этих сводов их наследники- семиты сумели изучить грамматику и словарный запас шумерского языка. Своды были составлены по предметному принципу, причем порой трудно понять, что служило основанием для группировки предметов. Они содержат, например, классы людей с обозначением их профессий, имена богов, названия стран, городов и рек. Большие серии трудов, написанных на многих таблицах, посвящены всем известным в то время животным, растениям, камням и тем продуктам, которые из них получаются. Вавилоняне переписали большую часть этих сводов, разделив тексты на множество столбцов, так что шумерские слова сопровождались соответствующими аккадскими словами и часто примечанием о том, как следует произносить шумерское слово. Они делали это главным образом из практических соображений, так как им также не был понятен шумерский принцип расположения во всех его частностях.
Эти своды не могут дать правильное представление о шумерской грамматике; поэтому уже в древневавилонское время начали составлять словари шумерских и аккадских выражений, часто встречающихся прежде всего в юридической и хозяйственной практике. Чтобы облегчить писцам составление важных обширных документов, создавались также списки синонимов, которые помогали добиться при написании документа известного лексического разнообразия. Составление словарей в учебных центрах продолжалось во второй половине II тысячелетия и в I тысячелетии. Ко времени касситского господства над Вавилонией писцы пользовались обновленными сводами слов, с помощью которых они толковали попадавшие в тексты касситские слова и собственные имена и делали их понятными для вавилонян. Кроме того, они придавали канонизированную форму спискам слов, относящихся к древневавилонскому времени, чтобы передать грядущим поколениям самое, по их мнению, важное и достойное знания. Еще в нововавилонское время списки слов переписывались и использовались в такой канонизированной форме. В это время филологические исследования состояли в меньшей мере из изучения шумерского языка и в большей - из толкования и сопоставления трудных и вышедших из употребления аккадских слов, которые встречались в обширных текстах и сериях таблиц. К часто использовавшимся таблицам ученые составляли комментарии, располагая в них слова в той последовательности, в какой они встречались в тексте. Филология для вавилонских ученых была не наукой о сущности языка, а вспомогательным практическим средством для овладения языком и передачи его потомкам.
Такое же наблюдение можно сделать, знакомясь с развитием в Вавилоне исторических знаний. В древности не было создано ни одного произведения, в котором предпринималась бы попытка изложить последовательно ход истории и выявить ее внутренние движущие силы. Шумеры писали свою историю главным образом в виде списков, в которых они перечисляли во временной последовательности имена отдельных царей и правителей, а также названия доминировавших в то или иное время городов. Эта шумерская хронология содержит имена царей, правивших до и после потопа. Правители и герои, действовавшие до потопа (который считался поворотным пунктом лишь в религиозных преданиях и мифологии, а на самом деле он не играл такой важной роли), являются скорее мифическими персонажами, так как о сроках их правления сообщались сведения, преувеличенные в три-пять раз. Только приблизительно с середины III тысячелетия начали указываться реальные даты правлений. Для шумеров в истории легенда и действительность сливались в некое прочное единство, представлявшееся им правдоподобным. Ученые древневавилонского периода переняли многие из шумерских царских списков и продолжали их составление. Они придерживались - по крайней мере, когда речь шла о более близких к ним временах, - фактических дат правления. Позднее историки составили также синхронистические таблицы царей Вавилонии и Ассирии, однако полностью доверять им нельзя, так как в этих таблицах цари, правившие одновременно в различных областях, были записаны один вслед за другим, и позднее стали считать, что они правили один после другого.
Записи об исторических событиях делались еще в раннешумерское время. Они касались главным образом военных столкновений и побед над другими народами или рассказывали о важных деяниях царей и походах в страны, которые раньше были неизвестны, в частности в Сирию или Малую Азию. В конце III тысячелетия ученые уделяли особое внимание великим аккадским царям; в их сообщениях о таких правителях, как, например, Саргон или Нарамсин, также переплетались легенда и действительность.
Вавилонские авторы переписывали эти сказания, но сообщить что-либо подобное о своих царях они не могли. Хаммурапи очень мало сообщал о своих военных предприятиях, ибо он выдвигал на первый план свои мирные деяния. Его наследники придерживались такой же традиции. Они оставили обширные записи о строительстве храмов, городских стен и дворцов, они рассказывали о том, что проложили оросительные каналы и правили своим народом с особой заботой. О своих, не столь уж редких, военных походах они едва обмолвились. Навуходоносор и другие цари его династии оставили множество текстов, рассказывающих о строительных работах, тогда как их исторические описания очень скудны. Правда, ученые в нововавилонское время составили многочисленные хроники, содержавшие краткий обзор хода истории. Они начинали при этом с событий, далеко отстоявших от них по времени, событий, о которых они не имели ясного представления и в рассказе о которых, естественно, допускали различные ошибки. Такого рода описания противоречили фактам, зафиксированным в соседней стране. Ассирийские писцы записывали на глиняных табличках, каменных стелах и рельефах сообщения о военных успехах своих царей. Ассирийские правители считали даже необходимым давать своим богам в форме письма подробнейшие отчеты о своих деяниях. Но и они описывали лишь отдельные события, не позволяющие получить связного представления о ходе истории в целом.
География для вавилонян всегда была не более чем вспомогательной наукой, не имевшей самостоятельного значения. Основные географические сведения, видимо, изучали в школах: они были связаны прежде всего с религиозными представлениями шумеров и вавилонян об устройстве мира. Как учила теология и подтверждала география, земля была точным зеркальным отражением неба. Ее представляли в виде круглого диска, окруженного океаном; у берегов земли были расположены восемь мрачных необитаемых островов. Из гор вытекал Евфрат, спускаясь с севера на юг; указывались также некоторые города. Сам Вавилон помещался в центре диска земли. Кроме этой, практически не пригодной к употреблению карты еще у шумеров существовали списки городов, рек и гор. Они предназначались не для того, чтобы с их помощью ориентироваться, а для того, чтобы сгруппировать реки и горы в определенном порядке. Вавилоняне начали уже составлять примитивные географические карты, но они всегда воспроизводили весьма небольшую территорию - города или общины; что же касается общих карт, то здесь теологическая картина мира побеждала практический опыт. Торговые путешествия купцов и военные походы царей знакомили со все более далекими странами, и полученные знания откладывались в так называемых путеводителях. Из них можно было узнать о том, каково расстояние между отдельными пунктами и где проходят дороги. Крупные города описывались при этом весьма подробно, а при описании Вавилона перечислялись стены, ворота, храмы и часовни, а иногда даже указывалось их расположение.
На высоком ложе лежит больной, над которым произносят заклинания два жреца; левый наряжен рыбой. 1-я половина I тысячелетия до н. э. Высота 4,9 см
Отрасли знания, которые принято относить к естественным наукам, были развиты в Вавилоне в различной степени. В области зоологии, ботаники и минералогии ученые ограничились составлением многочисленных перечней, в которые были включены названия животных, растений и камней. Вместе с тем вавилоняне имели довольно точные представления относительно строения внутренних органов различных животных; эти знания они приобрели в результате жертвоприношений и разделки животных, а также при гаданиях на печени и желчном пузыре, которые считались чрезвычайно важными. При этом вполне ясного понятия о функциях органов они не имели и довольствовались тем, что сообщали, как расположены отдельные органы по отношению друг к другу. В ботанике дело обстояло сходным образом. Растения рассматривались прежде всего с точки зрения их использования в медицине, магии или в повседневной жизни. Минералогия важной роли не играла; в списки камней включались главным образом лишь те из них, которые можно было обрабатывать.
Химия была развита очень слабо. Знали рецепты, которые хранили и записывали, чтобы передать потомкам получаемые знания об определенных процессах. С помощью этих рецептов умели изготовлять лекарства, благовония, ароматические вещества, мази, а также стекло, искусственные камни и пасты, цветные глазури и металлические сплавы. В этих рецептах находил отражение опыт столетий, более или менее удачных экспериментов многочисленных поколений.
Медицина была более, чем все другие отрасли науки, связана с магией. У постели больного часто встречались врач и заклинатель, а иногда эти функции исполнял один человек. Врачей было, конечно, во всей стране очень немного; при царском дворе жил обычно особо знаменитый исцелитель, за чьей помощью время от времени обращались даже из-за границы. Врачи возводили свое искусство к мудрому богу Эа и богине-исцелительнице Гуле, которая могла оживлять мертвых. Символом шумерского бога-исцелителя Нингишзида служили сплетающиеся змеи, о чем, вероятно, напоминает сохранившийся и ныне знак врачебной профессии.
О происхождении болезней лекари знали относительно мало; они диагностировали и обозначали большинство болезней по их внешним симптомам. О внутренних органах имели весьма различные познания. Сердце, печень, желчный пузырь и почки животных наблюдали при жертвоприношениях и делали определенные заключения относительно их строения у людей. Так как врачи никогда не вскрывали мертвых, у них не было связного представления о человеческом организме. Они наблюдали, однако, многие симптомы болезней весьма основательно и описали их в обширных сводах. Так, например, были перечислены все признаки желтухи и даже понята ее связь с желчным пузырем и печенью, но болезнь эту считали неизлечимой. Очень часто описывались болезни глаз и ушей, были известны многочисленные опухолевые заболевания. Весьма распространены были, по-видимому, душевные болезни, которые пытались победить в первую очередь с помощью магии. Глубокие причины болезней оставались врачам непонятны. Возбудителями болезней они всегда считали исключительно демонов и сверхъестественные силы; объяснение причин болезни они искали в области магии и мифологии. Так, вавилоняне рассказывали о происхождении одного червяка, который вызывал зубную боль, следующую историю: "Когда Ану создал (небо), небо создало (землю), земля создала реки, реки создали каналы, каналы создали болота, болото создало червяка, тогда червяк, плача, пошел к Шамашу, лил слезы перед Эа. (Червяк): "Что ты дашь мне поесть? Что дашь мне сосать?" (Бог): "Я дам тебе зрелые фиги и абрикос". (Червяк): "Зачем мне зрелые фиги и абрикос? Подними меня и позволь мне жить между зубами и челюстью! Кровь зубов хочу я сосать, корни зубов в челюсти хочу я есть""*.
* (J. Pritchard. Ancient Near Eastern Texts. Princeton, 1955, c. 100 - 101.)
Рецепты лекарств против различных болезней были записаны в обширных сборниках. В качестве составляющих лекарства ингредиентов чаще всего упоминаются растения, которые нужно было высушить, растереть или сварить. Для приготовления лекарств употреблялись и разные мясные продукты или части животных, использовавшиеся также в размельченном виде. В зависимости от способа приготовления или от назначения медикаменты применялись в качестве наружных или внутренних средств. Некоторые из них приготовлялись в виде кашицы или густой массы и прикладывались в течение продолжительного времени к больному месту. Другие, обычно смешанные с пивом, принимались или вводились внутрь. Врачи пользовались различными инструментами, например металлическими трубками или сифонами, с помощью которых целебные вещества вводились в организм. Часто они были не уверены в том, какое средство лучше применить, и пробовали на больном различные лекарства. Об этом свидетельствуют собрания рецептов, в которых для лечения одной-единственной болезни предлагалось свыше семидесяти различных, иногда весьма неаппетитных снадобий.
При неудаче врач звал на помощь заклинателя или сам пытался добиться успеха, прибегая к магическим средствам. Руководствами по магическим действам предусматривались определенные случаи, когда с самого начала врачам и заклинателям рекомендовалось не браться за лечение больного, ибо это было бесцельно, так как больной обречен на смерть.
Разумеется, врачи делали и операции, но тогда их рассматривали как ремесленников и редко сообщали об их успехах. Только из нескольких параграфов Кодекса Хаммурапи видно, что производились частые операции, с помощью которых врачи пытались излечить глазные болезни или переломы костей. В случае если операция оказывалась неудачной, врачу грозило строгое телесное наказание, даже смерть.
Математика была той наукой, в которой уже шумеры достигли поразительных успехов. Эти достижения были развиты и превзойдены их семитскими наследниками. Как и в других областях знания, они не смогли свести отдельные открытия в имеющие общее значение теоремы и формулы. Они довольствовались практическими результатами, к которым приходили в известной мере на основании ныне хорошо известных теорем. Это были, конечно, практические задачи, связанные с измерением полей, - у шумеров они составляли основу математики; определенные вычисления надо было производить при установлении размеров налогов и исчислении процентов на имущество и долги. Поскольку часто приходилось иметь дело со сходными или одинаковыми расчетами, то составлялись таблицы, которые должны были облегчить работу чиновникам.
Применялись два различных способа исчисления, для одних целей - шестидесятеричная, для других - десятеричная системы. Так, числа от 1 до 10 в обеих системах считались одинаково, но затем составлялись ряды 60, 600, 3600 или 100, 1000, 10 000. Так как в клинописи числа передавались при помощи клиньев или уголков и не существовало знака, изображающего нуль, знаки, обозначающие цифры, читались в зависимости от того, на каком месте в ряду чисел они находились. Так, вертикальный клин мог означать цифру 1, а также - в шестидесятеричной системе - 60. Особые знаки имелись для обозначения мер объема жидких и сыпучих тел и мер площадей, а также для обозначения дробей. Несмотря на эти трудности систем исчисления, уже шумеры умели производить различные виды счета: они знали сложение и вычитание, умножение и деление, умели возводить в степень и извлекать квадратные и кубические корни.
Как для школьного обучения, так и для практических целей имелись собрания задач - на больших глиняных таблицах. Пользовались математическими текстами различного рода: во-первых, содержавшими только задачи; во-вторых, такими, в которых были и задачи и их решения; в-третьих, содержавшими весьма подробные примеры, разъяснявшими задачу и способ ее решения.
Вавилонские математики достигли многого в вычислении площадей и объемов. Для этой цели существовали как учебные пособия и сборники задач, так и специальные таблицы, из которых видно, что круг делили на шесть секторов, а их, в свою очередь, - на 60 градусов; что число "пи" для вычисления длины окружности было определено вавилонскими математиками почти верно - 31/8. Они знали, что вписанный в окружность угол, опирающийся на диаметр, является прямым, - как это сформулировал позднее греческий математик Фалес. Вавилоняне практически предвосхитили теорему Пифагора - "квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов".
С особым вниманием наблюдали вавилоняне звездное небо. Связанные с этим науки - астрономия и астрология - изучались главным образом в храмах и были делом жрецов. Вероятно, сохранившиеся еще с шумерских времен высокие башни храмов предоставляли идеальную возможность для наблюдения за звездами; они возвышались над пылью и испарениями равнин и городов, и с них хорошо было видно неправдоподобно ясное южное небо. Уже шумеры дали названия многим небесным телам и различали неподвижные звезды и планеты. Систематическое вычисление их местоположения и движения производилось шумерами прежде всего для составления календаря. Для вавилонян же изучение звездного неба было особенно важно с точки зрения игравшей большую роль науки предсказаний. Именно эта наука давала толчок для систематических занятий астрономией, добившейся за столетия выдающихся результатов. Благодаря познаниям в математике вавилоняне смогли к середине II тысячелетия наблюдать и вычислять время восхода и захода планет. Они умели уже во времена Навуходоносора весьма точно судить о периодических лунных и солнечных затмениях*, а также о движении планет. По положению неподвижных звезд, из которых каждая получила свое название, могли ориентироваться путешественники, отправлявшиеся в далекий путь. Записи наблюдений за звездами доказывают, что вавилонские астрономы проводили систематические исследования в различных местах, однако они не сумели сделать выводов, имевших общее значение, и не сформулировали каких-либо важных закономерностей.
* (Предсказывать солнечные затмения они, скорее всего, не умели.)
Все эти исследования велись с помощью сравнительно примитивных средств: простого визира, водяных и солнечных часов, а также полого полушария с нанесенными на нем делениями, на которые падала тень от укрепленной посредине стрелки. Астрономические знания имели практическое значение прежде всего для создания календаря, который мог быть вычислен лишь с их помощью. Год делился на 12 месяцев, начинавшихся с появления молодой луны и насчитывавших 291/2 или 30 дней. Из-за несовпадения между лунным и солнечным годом к каждому шестому году добавлялся тринадцатый месяц. Если же в результате неточного наблюдения или вследствие войн и беспорядков оказывалось невозможным придерживаться этого правила, то царь должен был специальным указом объявить дополнительный месяц.
На астрономической глиняной таблице написаны названия знаков Зодиака. Изображены обозначения созвездий Гидры, Льва и слева- планеты Юпитер. III в. до н. э. Высота 9,5 см
Сколь тесно астрономия была связана с религией, доказывает тот факт, что небо делили с помощью параллельных окружностей на три большие части, которые считались сферами владения богов - Ану, Энлиля и Эа. На небо переносили и земные области, называя их Аккад, Элам и Амурру. Одно из созвездий идентифицировалось даже с городом Вавилоном.
Такое толкование вело уже в область спекуляций, откуда было недалеко до астрологии и науки прорицаний. Она собственно и стимулировала многие наблюдения за небом; считалось, что счастье или успех человека или какого-либо предприятия в значительной степени зависели от того, был ли день благоприятен и находилась ли на небе счастливая звезда. Необычайные явления в природе или на небе вавилоняне регистрировали очень тщательно. Чтобы правильно оценить их, они должны были, разумеется, разбираться в обычных явлениях. Так, лунные и солнечные затмения представляли интерес, поскольку они, как верили, предвещали несчастье, к которому приговаривали разгневанные боги. В обширных астрологических трудах ученые занимались изучением различных фаз луны, которые они наблюдали самым тщательным образом; имело значение и то, в какой месяц и в какую ночь наступило затмение, как об этом свидетельствует следующий пример: "Происходит затмение в месяц нисану (март/апрель) во время первой ночной стражи - наступит разруха и будет брат убивать брата. Случится это в месяц айяр (апрель/май) - умрет царь, и сыновья царя не займут трона своего отца. Случится это в месяц аб (июль/август) - Адад учинит в стране наводнение..."*. Появление ореола вокруг луны и сверкающей в нем звезды также рассматривалось как зловещее предзнаменование для страны и правителя.
* (B. Meissner. Babylonien und Assyrien. Bd 2, c. 249.)
Отдельным планетам вавилоняне приписывали различное действие. Так, Марс, например, считался приносящим несчастье, а Юпитер и Сатурн - счастливыми и справедливыми. В зависимости от того, как ярко они светили, насколько и в какое время они были хорошо видны, появлялись и исчезали, преобладало добро или перевешивало зло. Большая часть этих астрологических примет была собрана в обширном, состоявшем из 70 таблиц труде "Когда Ану, Энлиль..." Заглянув в него, предсказатель мог справиться, как следует истолковывать те или иные астрономические наблюдения, и дать соответствующую справку царю или другому обратившемуся за советом.
Эта табличка служила учебным и наглядным пособием при изучении различий в строении печени и, видимо, использовалась при гаданиях на печени. XII - XI вв. до н. э. Высота 20,6 см
Наука предсказаний была такой многосторонней и обширной, что давала заключения относительно всех случаев жизни и всех явлений природы. Бурю, дождь, молнию и гром, подъем воды и движения самых различных животных - все рассматривали как знак того или иного приближающегося события, которое могло оказать влияние на личную жизнь человека или на жизнь общества. Некоторые предсказания, по-видимому, сбывались; ибо сильный дождь в определенное время года, конечно же, влиял на плодородие земли в данной местности. Большинство же примет было так искусственно и невероятно, что они не могли иметь никакого отношения к реальной действительности. Так, считалось, например, важным, с какой стороны появится и пролетит птица - слева или справа от наблюдателя. Предсказания делались на основании блеяния овец и появления змей и вредных насекомых. Особенно большое значение придавалось предзнаменованиям, связанным с уродствами у людей и животных. Различные явления этого типа также отмечались и соответственно истолковывались. "Если овца родит трех барашков, страна будет вкушать свое счастье, дела у хозяина овцы пойдут хорошо, дом его расширится. Если овца родит четырех барашков, на страну нападут враги, заберут весь урожай. Восстанет мятежный царь, в стране будет переворот..."*. Или: "Если овца родит газель, то будут дни князя в согласии с богами или будут у князя храбрые воины". Или о человеке: "Если женщина родит и (у ребенка) будет львиная голова, будет в стране сильный царь. Если женщина родит и (у ребенка) будет голова свиньи, будет скот плодовит и дом мужа ее расширится"**. Были написаны обширные труды, в которых перечислялись телесные уродства у людей; в их числе, например, значились более ста отклонений от нормы в строении ушей. Среди примет не были, разумеется, упущены и сны, так как в снах видели послания богов; но понять сны можно было только с помощью соответствующего жреца или толкователя. Нередко боги объявляли царям во время сна о своем желании иметь новый храм или предсказывали успех предстоявшему военному походу.
* (Там же, с. 263.)
** (Там же, с. 264.)
Наряду с этими, независимо от людей происходившими явлениями, которые истолковывались как приметы при предсказаниях, существовало большое число искусственно создаваемых примет; из них наиболее важными были приметы, связанные с гаданием на печени.
Так как считалось, что бог Солнца "написал пророчество в утробе жертвенного животного", задача обладавшего соответствующей подготовкой жреца и гадателя по жертвам заключалась в том, чтобы понять это пророчество и разъяснить его людям. В помощь жрецам были составлены многочисленные таблицы, в которых были зафиксированы и истолкованы наблюдения, сделанные многими поколениями. Однако даже просто разыскать правильные указания в этих таблицах было для жреца делом нелегким. Поэтому жрецы часто делились на созерцателей жертв, которые только отмечали те или иные знаки, и жрецов-предсказателей, которые эти знаки истолковывали на основании письменных материалов и собственных познаний. Чтобы ввести посвященных в сложное искусство прорицания, изготовлялись из глины модели печени. Рассматривая печень, можно было сделать много разных наблюдений, поэтому в итоге подсчитывали благоприятные и неблагоприятные знаки; сумма указывала на тот или иной исход гадания. Какие особенности при этом учитывались, свидетельствует один древневавилонский текст, в котором называются различные формы желчного пузыря и истолковывается их значение для будущего: "Если желчный проток набух (?) сверху: созерцающий жертву приобретет добрую славу. Если левая сторона желчного пузыря набухла снизу: у врага твоего будут заботы на сердце. Если желчный пузырь тонкий, как игла: пленный сбежит. Если левая сторона желчного пузыря набухла сверху: падет дворец врага. Если желчный пузырь набух и слева и справа: доверенный твой выдаст государственную тайну... Если оказалось три желчных пузыря и один взгромоздился на другой: сыновья при жизни отца промотают добро своего отца"* и т. д. На основании гадания по печени делались, таким образом, выводы, касающиеся как повседневной жизни, так и большой политики.
* ("Zeitschrift fur Assyriologie". NF. В., 1956, с. 129 и сл.)
Если приметы выпадали неблагоприятные для вопрошавшего, жрецы нередко просто повторяли гадание во второй, а то и в третий раз, чтобы проверить волю богов и исключить возможные ошибки. Разумеется, они придавали большое значение тому, чтобы их клиенты, особенно если они были из дворца, остались довольны и старались сообщать им приятные известия. Очевидно, что прорицатель многое мог толковать по собственному усмотрению, и хорошие предсказания должны были, конечно, превалировать над плохими.
На этом рельефе из Сам'аля изображен царский писарь, выслушивающий приказ своего господина. Под мышкой у писаря, вероятно, деревянный или из слоновой кости футляр для восковых табличек. VIII в. до н. э. Высота 1,11 м, ширина 1,15 м
Другим излюбленным способом предсказать будущие события было гадание на чаше, производившееся с помощью масла и воды. Жрец наливал несколько капель растительного масла в чашу, наполненную водой (или наоборот), и изучал затем, какую форму примет масло на поверхности воды: растечется ли оно или останется в виде сплошной массы. Пособия для гадания давали истолкование бесчисленных вариантов, о чем можно судить по следующему краткому примеру: "Если масло вспенится: больной умрет. Если масло разделится на четыре части: враг мой завладеет крепостями моего войска. Если после восхода солнца из масла вытечет капля воды и затем скатится по поверхности до края масла: для больного - он выздоровеет; для похода: я разобью врага"*.
* (G. Pettinato. Die Olwahrsagung bei den Babyloniern. Bd 2. Rom, 1966 ("Study Semitici", 22), c. 27.)
Если прорицатель возвестил о доброй примете, то нужно было еще определить, какой момент окажется благоприятным для предстоящего события. Это можно было сделать также с помощью гадания, например на печени или на чаше. Но проще было обратиться к специальным таблицам, в которых были перечислены все благоприятные и неблагоприятные дни. Учитывались не только дни, но и месяцы; не всякий благоприятный день подходил для любого предприятия. Следовали установить, какой день более подходящий для решения общественных дел, а какой - для личных.
Помимо профессиональных предсказателей будущего, состоявших преимущественно при храмах, имелось, конечно, и большое число самодеятельных прорицателей, которые пытались заглянуть в будущее при помощи, вероятно, довольно примитивных средств. Они считали себя избранниками богов, а некоторые из них якобы получали от богов откровения при непосредственном с ними общении, не прибегая к каким-либо вспомогательным средствам. Вавилонянин мог, таким образом, всегда тем или иным путем получать сведения о предстоящих событиях и убеждаться в правильности своих действий. Какой вид гадания он при этом избирал, было его собственным делом. Вероятно, в различные периоды и в разных городах определенные формы гадания ценились особенно высоко. Так, в течение всего I тысячелетия до н. э. главную роль играло, видимо, гадание по печени, и к нему часто прибегали при царском дворе.
В вавилонских школах учащиеся получали в первую очередь основные познания в чтении и письме, в математике и геометрии, вероятно также в астрономии. Дальнейшее обучение зависело от того, какую профессию избрал ученик. Часто он имел возможность учиться у знаменитого преподавателя, который мог дать ему хорошие познания в астрономии, математике или медицине. Для профессии писца нужны были прежде всего отличное владение письмом и языком, но также хорошее знание шумерского языка. После окончания обычной школы ученик, обучавшийся этой профессии, должен был продолжительное время проходить учебную практику, во время которой он уделял особое внимание переписке текстов, приобретая квалификацию. Только проявив хорошие способности, он мог работать в качестве писца.
Многие писцы поступали на службу к купцам и занимались по преимуществу составлением договоров и деловой корреспонденции; другие же, в основном из уважаемых жреческих семей, служили в храмах и переписывали религиозные трактаты, а также занимались собиранием религиозных произведений и их творческой переработкой. Особенно ценилась служба при царском?
Дворе, дававшая возможность сделать карьеру: из простого писаря в дворцовой администрации можно было стать писарем принцессы или даже старшим писарем царя. В последнем случае речь шла об очень влиятельном положении, ибо через руки этого чиновника проходила практически вся политическая корреспонденция страны.
Некоторые цари, например Навуходоносор, умели, вероятно, читать и писать. Другие же правители либо не обладали такими познаниями, либо не утруждали себя чтением документов. Поэтому письма, направленные царю или придворным, начинались обычно со следующего обращения: "Скажи тому-то и тому-то"*. Это была просьба к писцу, который будет читать письмо, передать царю его содержание. Ответ правителя или высокого чиновника, конечно же, не был написан им самим; обычно он был либо продиктован, либо составлен писцом на основании указаний царя или вельможи.
* (Так начинались все письма, независимо от того, кто был их автор и кто адресат.)
Писцы часто проявляли удивительное искусство, выражавшееся в тщательности письма и тонкости исполнения. Они составляли огромные таблицы с царскими указами или религиозными текстами, величина которых достигала почти полуметра в длину и до 30 сантиметров в ширину. Даже просто держать в руках такие таблицы было тяжелой работой. К тому же все время существовала опасность смазать уже написанное, ибо глина до самого последнего момента должна была оставаться достаточно мягкой, чтобы на ней можно было писать. Другие же таблицы бывали величиной с обычную почтовую марку и содержали при этом свыше 30 строк текста. Такая работа вряд ли мыслима без применения хотя бы примитивного увеличительного приспособления.
Цех писцов постоянно оставался довольно замкнутым, большинство их наследовало свою профессию от отцов, и во многих семьях придерживались этой традиции на протяжении столетий. Такие писцы обладали солидным образованием и претендовали на самые высокие посты. Их нельзя было сравнить с мелкими писцами, которые сидели на улицах и площадях, готовые исполнить желание любого прохожего и написать простое прошение или другой документ. Писцы имели даже право поставить свою подпись под составленным ими документом, что являлось знаком известной профессиональной гордости и вместе с тем должно было служить гарантией правильного составления документа. Таким образом, в отличие от большинства ремесленников и художников Вавилонии, они не остались анонимными.
Многие писцы всю жизнь работали, чтобы пополнить архивы храмов, и писали тексты лишь одного определенного характера. Храмы часто составляли обширные собрания религиозных текстов, происходивших из древних времен. Гордостью храмов было иметь сохранившиеся шумерские оригиналы, которые считались священными и особо почитались. Если же оригиналов не было, то брали на время важнейшие тексты из других храмов и собраний и переписывали их. Таким путем была сохранена и передана потомству большая часть шумерского духовного наследия, прежде всего мифы и эпос. Даже если оригинальные документы давно исчезли, то их содержание оставалось известным людям благодаря многочисленным копиям.
Большинство собраний глиняных таблиц содержало не литературные произведения, а представляло собой хозяйственные архивы, в которых хранились обширная деловая переписка и административные документы храмов. Многие торговцы также обладали собственными архивами, в которых хранились оправдательные документы их фирм. Тысячи глиняных табличек с текстами административного содержания, с записями налоговых поступлений, доходов и расходов скопились в царском дворце. В особом архиве собирались важные политические документы; переписка царей с правителями других стран, государственные договоры и другие документы могли быть при необходимости извлечены и прочитаны. Некоторые цари, интересовавшиеся прошлым страны, наукой и религиозными проблемами, собрали в своих дворцах собственные коллекции текстов; вероятно, к числу таких царей принадлежал Навуходоносор. Об ассирийском царе Ашшурбанапале известно, что он был страстным собирателем древних и новых, прежде всего литературных и религиозных, текстов, которые он приказал свозить со всех концов страны. Ашшурбанапал основал при своем дворце настоящую библиотеку, которая дает представление об уровне тогдашних знаний. Здесь хранились примерно 25 тысяч глиняных табличек, более или менее классифицированных по областям знания. Чтобы облегчить поиск определенных произведений, к тяжелым таблицам прикреплялись небольшие глиняные этикетки с кратким наименованием произведения. В каталогах фиксировалась прежде всего серия произведений; в них можно было также делать краткие заметки об отсутствии определенных документов. В подобных больших библиотеках работало много писцов и чиновников, обязанностью которых было постоянно заботиться о расширении библиотек и о сохранности табличек.
Литература в древней Месопотамии достигла высокого уровня развития; многочисленные произведения дают представление о духовном мире народов, живших на берегах Евфрата и Тигра. Большинство известных мифов и эпических произведений имеет шумерское происхождение и первоначально передавалась устно. Только примерно в конце III тысячелетия и главным образом в старовавилонское время жрецы и ученые начали собирать и записывать сказания. Это потребовало десятилетий и столетий упорного труда, мифы записывались в различных центрах учености, прежде всего в храмах. Над многими из крупных произведений работа продолжалась в течение длительного времени, они перерабатывались, унифицировалась последовательность эпизодов. Во второй половине II тысячелетия большинство крупных эпических произведений получило свою каноническую форму, в которой они передавались вплоть до поздневавилонского периода. Основные идеи шумеров оставались при этом неизменными, а в большинстве литературных произведений изменялись только частности*. Глубокое содержание произведений шумерской литературы не устарело и для последующих поколений, так как в них трактовались вечно живые проблемы человечества - рождение и смерть, любовь и борьба. Большую роль играл также миф о сотворении мира, установлении в нем порядка, появлении человеческих навыков.
* (Это утверждение ошибочно. В Вавилонии многие шумерские мифы и эпические поэмы подверглись существенной переработке, например эпос о Гильгамеше.)
Настенный рельеф из разноцветного кирпича украшал дворец Дария I в Сузах. Изображены телохранители царя, 'бессмертные'. Около 500 г. до н. э. Высота 1,83
Мышление того времени было связано с религией и во многом ограничено ее рамками. Именно поэтому в большинстве историй события разворачивались в мире богов и героев. Так как боги были сотворены по образу и подобию людей, часто их волновали те же проблемы, которые занимают жителей земли. У вавилонян пользовались успехом многие шумерские мифы. Сами вавилоняне в течение древнего периода их истории создали несколько мифологических сказаний, ядро которых также восходит, вероятно, еще к шумерским временам. Язык мифологических произведений отличался от обыденной речи использованием таких средств художественной выразительности, как повторы, сравнения и т. п. Некоторые произведения имели стихотворную форму. Как раз в области литературы и поэтического творчества особенно трудно разграничить шумерские и вавилонские произведения: более поздние были построены на более ранних.
Сохранились различные мифы о сотворении мира, в которых рассказывается о возникновении земли, неба и людей. В шумерских мифах особенно большую роль играет мудрый бог Энки, соответствующий вавилонскому Эа. К началу II тысячелетия вавилоняне создали, несомненно базируясь на некоторых более древних сказаниях, собственную песнь о сотворении мира. По своим первым словам она получила название "Энума элиш" и начиналась с описания хаоса*: "Когда наверху небо не было названо, а внизу у тверди не было имени, Апсу (т. е. пресноводный океан), Первоначальный, их создатель, и Мумму-Тиамат (т. е. океан соленых вод), родившая их всех, смешали свои воды, когда не были еще связаны друг с другом кустарники, когда еще не было страны болот, когда еще не существовало богов, их имена не были названы и их судьба не определена, тогда в центре всего были сотворены боги".
* (H. Gressmann. Altorientalische Texte zum Alten Testament, c. 109 и сл.)
Речь шла о первых божествах, обитавших еще в водной стихии, за которыми последовало второе поколение богов, живших уже на земле и в подземном мире. Благодаря им появился властитель неба Ану, который стал отцом следующего поколения богов. Юные боги были озорными и так много шумели, что это мешало Апсу и Тиамат, и Апсу горько жаловался: "Днем нет мне покоя, ночи я не сплю. Я хочу погубить их, разогнать их в разные стороны. Пусть наступит тишина, мы хотим спать!" Хотя Тиамат не была согласна с этим, Апсу задумал уничтожить всех других богов. Его планы были столь устрашающими, что боги пришли в ужас и обратились за помощью к мудрому Эа. Тот, как всегда, знал, что делать, и применил сильнодействующее заклинание, благодаря чему Апсу и Мумму погрузились в глубокий сон. Теперь Эа было легко справиться с ними обоими. Апсу был убит, Мумму же связана и вынуждена покориться. Затем Эа спокойно построил на поверженном Апсу свой дом и в "Покоях судьбы" со своей супругой произвел на свет будущего властителя мира Мардука.
С самого начала Мардук был любимым сыном бога: "Он сосал грудь богинь, за ним ухаживала нянька, наполнила его животворной силой. Пышен стан его, ярко сверкают его глаза, величественна поступь, он повелевает с давних пор!" Эа, счастливый отец, украсил его, дав ему возвышенный образ: "Невероятно прекрасен он в соразмерности своих членов, постичь которую невозможно, а взирать на нее трудно. Четыре глаза у него, четыре уха, если он пошевелит губами, возгорится пламя"*.
* (Этот, несколько странный с нашей точки зрения, образ означает всеведение Мардука. Иногда боги изображались также с огромными глазами и ушами.)
Однако праматерь Тиамат жаждала мести, она была разгневана из-за убийства Апсу. Тиамат сотворила одиннадцать сказочных существ, "свирепых морских драконов", которые должны были начать борьбу с остальными богами. Кроме того, она заручилась поддержкой некоторых из богов, в том числе Кингу, которого сделала своим мужем; Кингу стал хранителем таблиц судеб.
Снова над богами нависла угроза ужасной войны, в которой они должны были бороться за свое существование. Сначала попытал счастья Ану, вслед за ним Эа. Однако оба они должны были отступить ни с чем. Попав в беду, боги обратились к Мардуку, который сразу же согласился вступить в борьбу с Тиамат. Он выдвинул лишь одно условие: "Созовите собрание, сделайте великой мою судьбу и объявите об этом! Мой приговор, а не ваш пусть определяет судьбы, неодолим и неотменяем пусть будет приказ уст моих!" Боги охотно подчинились желаниям Мардука. Они даровали ему несравненные качества и вручили знаки власти. Проделав некоторые символические действия, Мардук доказал тем самым свою силу и власть. Боги вручили ему оружие, которому невозможно было противостоять, дали стрелу и лук, палицу и молнию; кроме того, у него была сеть, чтобы поймать в нее Тиамат.
Жарким пламенем наполнился Мардук, его сопровождали ветры, которые должны были помочь ему в битве. Вооруженный таким образом, взошел Мардук на колесницу, запряженную четырьмя сказочными ядовитыми существами, и помчался, видом своим вселяя ужас, навстречу Тиамат и ее помощникам. Ужас овладел его противниками, лишь одна Тиамат выступила навстречу ему и приняла бой. "Тиамат вскричала, свирепо, громко, сотряслись ее члены, она произнесла заклинание, проговорила его формулу, а в это время боги битвы точили ее оружие. Они сошлись, Тиамат и мудрейший бог Мардук, вступили в битву, которой нет равных, сближаясь для поединка. Развернул господин (т. е. Мардук) свою сеть, чтобы поймать Тиамат; злой ветер, что следовал за ним, пустил в лицо ей. Когда Тиамат открыла рот, чтобы проглотить Мардука, он пустил туда бурю, так что она не могла сомкнуть губы. Яростные ветры заполнили ее тело, тело раздулось, сердце ее остановилось, рот широко раскрылся. Мардук пустил в нее стрелу, распорол ей живот, ее внутренности разрубил, разорвал сердце. Когда он одолел ее, он лишил ее жизни. Он швырнул ее труп наземь и ступил на него ногами..." После этого Мардук убил союзников Тиамат и забрал себе таблицы судеб.
Под ликование спасенных богов Мардук приступил к сотворению мира. Он разрубил Тиамат на две половины и сделал из них небо и землю. После этого он смог приступить к наведению порядка в мире, установил, как должны двигаться звезды и какое должны они занимать место на небе, и распределил обязанности между богами. Мардук создал растения и животных, а в качестве венца творения вылепил людей из глины и из крови убитого тем временем Кингу. Только после этих дел Мардук позволил себе немного отдохнуть; благодарные боги предложили ему соорудить в любимом Мардуком городе Вавилоне огромную башню-храм и красиво убрать его покои. В обширном храмовом квартале устроили себе жилища многие боги, так что они могли постоянно находиться вблизи от Мардука, ставшего теперь верховным правителем. Был устроен большой радостный праздник в честь победы над Тиамат и счастливого сотворения мира. Боги сошлись вместе, чтобы в хвалебной песне прославить пятьдесят имен Мардука и его выдающиеся качества. Впредь эта хвала и эти имена должны и дальше передаваться из рода в род: "Мудрый (и) всеведущий, вы должны все это постигнуть. Отец, расскажи о них, научи сына! Пусть радуется он Мардуку, повелителю богов, дабы земля его была плодородна, а сам он жил в благополучии".
Исполнение песни о сотворении мира принадлежало к важнейшим церемониям новогоднего праздника. И так продолжалось на протяжении всей истории вавилонского государства. Снова и снова люди должны были вспомнить, что Мардук был подлинным творцом и спасителем мира. В период возникновения этот миф служил средством утверждения возрастающей политической роли Вавилона - места культа Мардука, а также господствующего положения Мардука по отношению к древним богам. Песнь о сотворении мира получила широкое распространение; она исполнялась также в храмах Ассирии. Там, однако, в роли Мардука выступал местный бог Ашшур.
Этого человека, который душит льва, следует, видимо, считать мифическим героем Гильгамешем. (Более вероятно, что это изображение Энкиду.- Прим. ред.). Рельеф из ассирийского царского дворца в Дур-Шаррукине. 2-я половина VIII в. до н. э. Высота 4,7 м. (Гипсовая копия в Переднеазиатском музее. Берлин.)
Если миф о сотворении мира посвящен истории создания мира и людей, то в центре другого великого эпического произведения Вавилонии, эпоса о Гильгамеше, образ вечно ищущего и полного стремлений человека, который пытается осуществить заветное желание людей- обрести бессмертие. По художественным достоинствам эпос о Гильгамеше - единственное в своем роде среди произведений Месопотамии. Он обладал огромной силой воздействия как внутри страны, так и за ее пределами; он был переведен на различные языки.
Гильгамеша следует рассматривать как историческую личность. В первой половине III тысячелетия он был, вероятно, царем южномесопотамского города Урука. В литературной версии эпоса его родной город играл значительную роль; упоминается, например, такое событие, как постройка в Уруке городских стен. Первоначально существовали различные, не связанные друг с другом рассказы, передававшиеся в устной форме. Только в конце III тысячелетия, в момент наивысшего подъема шумерской культуры, стали записывать многие шумерские поэтические произведения, в том числе были записаны некоторые эпизоды, героем которых был Гильгамеш. Древневавилонские ученые и поэты весьма интенсивно занимались этим произведением, но оно не было еще окончательно собрано в единое целое и обработано. Это сделал, вероятно, гениальный поэт, живший в конце II тысячелетия. Он составил из различных рассказов о легендарном Гильгамеше единое крупное эпическое произведение. В таком виде эпос передавался еще в нововавилонский период, вызывая такой же восторженный интерес, как и за две тысячи лет до этого, когда люди впервые услышали историю Гильгамеша.
Само рождение Гильгамеша, как всех великих героев, было связано с необычайными событиями. Его дед, опасаясь, что внук согласно предсказанию отнимет у него трон, велел сбросить новорожденного с высокой башни. Но маленького Гильгамеша поймал орел, который отнес его одному садовнику, воспитавшему мальчика. Предсказание все же исполнилось, так Как Гиль-гамеш, став взрослым, лишил своего деда власти и провозгласил себя царем Урука. Внешность юного героя была прекрасна:
Боги творили его образ,
Красоту дал ему небесный Шамаш,
Дух героя же получил он от Адада.
Образ Гильгамеша сотворили прекрасным великие боги:
Одиннадцать локтей был он ростом,
Ширина груди его - в девять пядей,
На две трети был он богом - на треть человеком;
Высоко возвышалось его тело.
Гильгамеш был, однако, строгим правителем, и жители Урука жаловались, что он обрекал всех их на подневольный труд, не давая ни минуты покоя. Они должны были положить все силы на строительство городских стен Урука. Их жалобы дошли в конце концов до бога неба Ану, который, чтобы отвлечь Гильгамеша, сотворил с помощью богини Аруру могучего героя по имени Энкиду:
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою*.
* ("О все видавшем", табл. I, стихи I, 36 - 41, с. 167 - 168. )
Этот человек - дитя природы, живший вместе со зверями, лишил охотников добычи, порвав их сети и засыпав вырытые ими западни. Когда один из охотников пожаловался на это Гильгамешу, тот дал ему совет: отправиться в степь с блудницей, чтобы очарованный ею Энкиду забыл ради нее об окружавшей его природе. Так оно в конце концов и получилось. Энкиду сблизился с блудницей и провел с ней шесть дней и семь ночей, после чего дикие звери стали ему чужими и убежали от него. Обескураженному Энкиду блудница дала такой совет:
Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, -
Зачем со зверьем в степи ты бродишь?
Давай введу тебя в Урук огражденный,
К светлому дому, жилищу Ану, где Гильгамеш совершенен силой
И, словно тур, кажет мощь свою людям!*.
* (Там же, табл. I, стихи IV, 34 - 39, с. 170.)
Энкиду решил идти в Урук и померяться там силой с Гильгамешем. Это решение было предопределено судьбой. Гильгамеш еще раньше видел вещие сны, которые ему истолковала его мать, и знал о предстоящем прибытии Энкиду и о будущей дружбе с ним. Но прежде чем дело дошло до этого, блудница должна была превратить звероподобного Энкиду в человека, научить его есть и пить, вымыть и одеть его; только после этого он отправился с ней в Урук. Энкиду предстал перед Гильгамешем, когда тот шел, как обычно, в брачный покой богини, чтобы провести там ночь. Они начали бороться, и Энкиду - дитя природы - оказался сильнее. После этого герои заключили между собой союз о нерушимой дружбе, а Гильгамеш обратился к своей матери с просьбой принять Энкиду как сына.
Оба друга сразу же стали размышлять о новых подвигах, и Гильгамеш предложил выступить против чудовища Хумбабы, охранявшего кедровый лес, и убить его. Энкиду отговаривал друга от опасного предприятия, но Гильгамеш сказал:
Кто, мой друг, вознесся на небо?
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек - сочтены его годы,
Что б он ни делал, - все ветер!
На этом рельефе из терракоты изображена, видимо, борьба героев Гильгамеша и Энкиду с чудовищем Хумбабой. XVIII в. до н. э. Высота 8 см
Ты и сейчас боишься смерти,
Где ж она, сила твоей отваги?
Я пойду перед тобою, а ты кричи мне:
"Иди, не бойся!"
Если паду я - оставлю имя:
"Гильгамеш принял бой со свирепым Хумбабой!"** (Там же, табл. II, стихи IV, 5 - 15, с. 176 - 177.)
Наступило время лихорадочных приготовлений. Ковалось оружие, возносились особые молитвы, обращенные к Шамашу, производились гадания. Старейшины города, заботясь об обоих бойцах, давали им добрые советы. Мать Гильгамеша молила богов о счастливом возвращении сына. Путешествие, которое предприняли герои, было долгим, и день за днем происходило одно и то же:
Через двадцать поприщ отломили ломтик,
Через тридцать поприщ на привал остановились,
Пятьдесят прошли они за день поприщ,
Путь шести недель прошли...** (Там же, табл. IV, стихи а-г, с. 181.)
Наконец достигли они кедрового леса:
Остановились у края леса,
Кедров высоту они видят,
Леса глубину они видят...** (Там же, табл. V, стихи 1 - 3, с. 185.)
Однако они не знают, где им искать Хумбабу. Через различные сны боги сообщили героям об исходе борьбы, и, когда они начали наконец валить кедры, Хумбаба вышел им навстречу. Шамаш, вначале колебавшийся, помог затем героям, так что им удалось одолеть Хумбабу. Тот обратился с просьбой к Гильгамешу:
Гильгамеш, пощади меня!
Ты будешь мне господином, я же слугою твоим.
Я повалю для тебя деревья, взращенные моими горами,
Я построю тебе дома из них.
Но унижения не помогли Хумбабе: Энкиду убил стража леса, и герои смогли беспрепятственно срубить много деревьев.
Воротившись из опасного путешествия, оба друга жили сначала в Уруке, проводя дни в радости и веселье. Богиня Иштар, очарованная мужественной красотой Гильгамеша, сделала ему лестное предложение стать ее мужем. Она обещала ему, что он будет пользоваться всеми теми преимуществами, которые имеют боги, и жить с ней в храме. Гильгамеш, однако, не хотел этого, так как ему была известна судьба всех прежних возлюбленных богини. Он стыдил богиню в самых обидных выражениях и сказал о ней:
Черная дверь, что не держит ветра и бури...
Слон, растоптавший свою попону,
Смола, которой обварен носильщик,
Мех, из которого облит носильщик...
Сандалия, жмущая ногу господина!
Какого супруга ты любила вечно?** (Там же, табл. VI, стихи 34 - 38, 41 - 42, с. 187.)
Естественно, богиня была разгневана отказом Гильгамеша и в ярости обратилась к властителю неба Ану с просьбой послать на землю небесного быка на погибель людей. Ану заколебался, но Иштар пригрозила ему:
Если же ты Быка не дашь мне -
Поражу я Гильгамеша в его жилище,
Проложу я путь в глубину преисподней,
Подниму я мертвых, чтоб живых пожирали, -
Станет меньше тогда живых, чем мертвых!** (Там же, табл. VI, стихи 96 - 100, с. 189.)
После этого бык был послан на землю и страшно свирепствовал там, так что Гильгамеш и Энкиду должны были вмешаться и помочь людям.
Погнал Энкиду, Быка повернул он,
За толщу хвоста его ухватил он,
А Гильгамеш, как увидел дело храброго героя и верного друга,
Между рогами, меж затылком и шеей
Быка поразил кинжалом*.
* (Там же, табл. VI, стихи 143 - 147, с. 190.)
Иштар была вне себя от гнева, к тому же Энкиду, "вырвав у быка корень", бросил его ей, прорычав:
А с тобой - лишь достать бы,- как с ним бы я сделал!** (Там же, табл. VI, стихи 156 - 157, с. 190.)
Позже в одном из снов Энкиду было сообщено, что и другие боги недовольны убийством небесного быка и Хумбабы, что они намереваются строго наказать одного из героев или даже их обоих. Энкиду впал по этому поводу в глубокую тоску, его мучили дурные сны: он видел себя призраком, изгнанным в преисподнюю, затем он снова и снова проклинал блудницу, которая сделала его настоящим человеком, так что теперь он должен будет переносить многие муки. Наконец Энкиду поразила болезнь, и он умер. Гильгамеш, охваченный безмерной печалью, сетует, проводит целые дни у ложа смерти, оплакивая друга, и медлит предать его земле:
Я об Энкиду, моем друге, плачу,
Словно плакальщица, горько рыдаю:
Мощный топор мой, сильный оплот мой,
Верный кинжал мой, надежный щит мой,
Праздничный плащ мой, пышный убор мой, -
Демон злой у меня его отнял!
Младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!
Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!
С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы,
Вместе схвативши, Быка убили, -
Что за сон теперь овладел тобою?
Стал ты темен и меня не слышишь!
А тот головы поднять не может.
Тронул он сердце - оно не бьется*.
* (Там же, табл. VIII, стихи II, 2 - 15, с. 198.)
Гильгамеш приказал сделать из драгоценного материала статую Энкиду и поставить ее на почетное место.
Страх перед смертью охватил Гильгамеша, решившего, что и ему придется последовать за своим другом в темное царство теней. Он отправился в путь искать бессмертия. Это был очень трудный путь, который привел его сначала к человеку-скорпиону, охранявшему вход и выход у ворот Шамаша. Оттуда, после жалоб и просьб получив разрешение пройти и проделав путь в двенадцать "поприщ" в полной темноте, он достиг мрачных гор. Он пришел к дому Сидури - "хозяйки богов, что живет на обрыве у моря", которая сначала затворила перед ним дверь своего дома. Гильгамеш рассказал ей, кто он, и перечислил свои подвиги. Он просил ее указать ему путь к прародителю рода людского Утнапишти. Она послала его сначала к корабельщику, который может отвезти через море к Утнапишти. Миновав множество опасностей, Гильгамеш добрался до желанной цели. Утнапишти принял его без неприязни, а жалоба Гильгамеша:
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?* -
* (Там же, табл. X, стихи V, 21а - 22а, с. 210.)
тронула его. Вняв просьбе героя, он решился рассказать ему историю своего спасения и обретения бессмертия.
Это был рассказ о всемирном потопе, во время которого все человечество было уничтожено, и только Утнапишти и его семья остались живы. После того как Утнапишти, послушавшись мудрого совета Эа, построил ковчег, на который погрузил представителей животного мира и семена растений, продовольствие и ценности, он наглухо засмолил двери ковчега. Разразилась страшная гроза. Молния, гром, буря и дождь день за днем бушевали над землей, так что даже богов охватил страх, и они сетовали и плакали на небе. Наконец, на седьмой день гроза утихла, и Утнапишти решился действовать:
Я открыл отдушину - свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море - тишь настала,
И все человечество стало глиной!** (Там же, табл. XI, стихи 132 - 134, с. 215.)
Корабль Утнапишти пристал наконец к горе по названию Ницир. Спустя семь дней Утнапишти выпустил голубя, который вернулся на корабль, не найдя земли; затем он послал ласточку; наконец, пустил в полет ворона, и тот не вернулся, так как нашел сушу. Вне себя от радости, Утнапишти приготовил жертву богам, от которой боги сначала хотели отстранить Энлиля, потому что тот, неразумно вызвав потоп, погубил почти все человечество. Энлиль же признал, что поспешил с потопом, и сказал Утнапишти:
Доселе Утнапишти был человеком,
Отныне ж Утнапишти нам, богам, подобен,
Пусть живет Утнапишти при устье рек, в отдаленье!** (Там же, табл. XI, стихи 193 - 195, с. 217.)
Единственный совет, который смог дать бессмертный Утнапишти ищущему бессмертия Гильгамешу, заключался в том, что тот не должен спать шесть дней и семь ночей, чтобы таким образом добиться вечной жизни. Однако герой почти мгновенно погрузился в сон. При пробуждении он никак не хотел поверить, что проспал семь дней, пока жена Утнапишти не показала ему в качестве доказательства хлебы, которые она пекла ежедневно для него. Из сострадания Утнапишти велел помыть покрытого грязью и одичавшего Гильгамеша и дать ему новые одежды. Наконец, по просьбе своей жены Утнапишти сообщил Гильгамешу следующее:
...Тайну цветка тебе расскажу я:
Этот цветок - как терн на дне моря,
Шипы его, как у розы, твою руку уколют.
Если этот цветок твоя рука достанет, -
Будешь всегда ты молод.** (Там же, табл. XI, стихи 267 - 270а, с. 219.)
Гильгамеш тотчас же нырнул за этим цветком, который рос на дне моря, и действительно извлек его на поверхность. Велика была его радость, и он решил взять этот драгоценный цветок с собой в Урук, чтобы поделиться со своими согражданами теми благами, которые дает цветок.
Цветок тот - цветок знаменитый,
Ибо им человек достигает жизни.
Принесу его я в Урук огражденный,
Накормлю народ мой, цветок испытают:
Если старый от него человек молодеет,
Я поем от него - возвратится моя юность*.
* (Там же, табл. XI, стихи 278 - 282, с. 219.)
На обратном пути, однако:
Увидал Гильгамеш водоем, чьи холодны воды,
Спустился в него, окунулся в воду.
Змея цветочный учуяла запах,
Из норы поднялась, цветок утащила,
Назад возвращаясь, Сбросила кожу*.
* (Там же, табл. XI, стихи 285 - 289, с. 219.)
Так была утрачена последняя надежда на вечную жизнь, и Гильгамеш изрек горестные жалобы по этому поводу. С печалью обращается он к прочным стенам города Урука, единственному, что останется после него. Гильгамеш впал в полное отчаяние. Даже ему, полубогу, не удалось добиться вечной жизни.
Кроме мифа о сотворении мира и эпоса о Гильгамеше вавилоняне создали многие другие, порой весьма обширные мифы и эпосы. В мифе об Адапе - как и в эпосе о Гильгамеше - рассказывалось о поисках вечной жизни. Адапа был сыном бога Эа и обладал всей мудростью, но не знал бессмертия. Когда Адапа навлек на себя неудовольствие бога Ану - сломав крылья Южному ветру - и был вызван за это на небесный суд, он по совету Эа отказался съесть предложенную ему еду. А это была пища жизни, которую ему хотел дать к тому времени уже примирившийся с ним Ану; так Адапа упустил возможность стать бессмертным.
Про легендарного героя Этану рассказывается в истории об его полете на небо. Он поднялся туда, взлетев на крыльях орла, в поисках "травы рождения", которая должна была облегчить его жене роды. Но когда он забрался высоко в небо и встретил там Иштар, он больше не увидел земли; голова у него закружилась, и он рухнул вниз вместе с орлом. Этана, сидящий на крыльях орла, часто изображался на печатях; этот сюжет пользовался, видимо, большой популярностью. Конец поэмы не сохранился; возможно, эта история имела счастливый конец*.
* (Недавно был найден конец этой поэмы. Этана не упал на землю, а добыл "траву рождения* и благополучно вернулся домой.)
Разумеется, рассказывались многочисленные истории и о весьма почитавшейся богине любви Иштар. В них она играла не всегда положительную роль, так как считалась особой неверной и ветреной. Так, в поэме о нисхождении Иштар в загробный мир она оставляет вместо себя в преисподней своего возлюбленного Думузи.
На этом оттиске печати изображен полет Этаны на орле, о чем рассказывается в поэме. Удивленные пастухи со стадами и собаками наблюдают за полетом. Последняя четверть III тысячелетия до н. э. Высота 4,05 см
В одном из мифов повествуется о том, как птица-буревестник Зу похитила у бога Энлиля знаки его власти, которые тот снял с себя во время купания. Тем самым Зу получила во владение таблицы судеб и смогла подняться до положения верховного бога. Напрасно бог войны Нинурта пытался поразить Зу своей стрелой; Зу смогла защититься, произнеся формулу заклинаний. Только когда Нинурта наслал паралич на язык Зу, ему удалось одолеть птицу.
Видимо, в некоторых литературных произведениях нашли отражение исторические события, например в рассказе о губительных деяниях бога болезней Эрры. Этот бог воспользовался переданной ему на время Мардуком верховной властью для того, чтобы принести в Вавилонию войну, смуту, болезни, разрушить города и уничтожить людей. Даже на долю самого Вавилона, славного города, святого города Мардука, должны были | выпасть многие страдания. За беспорядки, которые учинил Эрра в ярости своей, Мардук сурово упрекал его:
Не знавший оружия кинжал обнажает,
Не знавший стрел натягивает лук,
Не знавший сраженья затевает битву.
Не знавший реки прочь плывет, словно птица.
Слабый поспешно прочь уходит,
Бедный одолевает богатого.
Они поносят наместника, надзирающего за храмами,
Ворота Вавилона, Нар-Хегаллишуну, закрыли они своими руками.
В святилище Вавилона, словно захватчики, метали они огонь*.
* (P. F. Gossmann. Das Era-Epos. Wiirzburg, 1955, с. 26.)
Лишь позднее, после того как Эрра был успокоен, можно было снова отстроить город и его святыни.
В основу рассказов о двух великих аккадских правителях положены многочисленные исторические факты, украшенные легендарными подробностями. Сомнительно, например, что все происходило именно так, как рассказывается о походах Саргона в Малую Азию. К области легенд надо отнести также историю о рождении Саргона и завоевании им царского престола. Рассказывается, что, родив сына, мать Саргона положила его в тростниковую корзину, которую пустила плыть по реке. Младенец был найден водоносом Акки и воспитан им. Когда мальчик стал взрослым, он поступил на царскую службу в качестве виночерпия, а впоследствии отнял трон у правителя страны.
От подобных легенд недалеко до придворной поэзии, воспевавшей царей. Появились обширные поэмы, в которых восхвалялись деяния правителей. Эти стихи сочинялись, видимо, придворными поэтами, которые выступали с чтением своих произведений во время различных праздников. Кроме хвалебных песен в честь царей сохранились отдельные тексты сатирического характера, как, например, памфлет, инспирированный, видимо, жрецами храма Мардука и направленный против вавилонского царя Набонида, который обвинялся в этом произведении во всевозможных кощунственных деяниях. Ему ставилось в вину, что он поощрял коррупцию и способствовал беспорядкам в Вавилоне, что он распорядился - а это было тяжелейшим, с точки зрения жречества, преступлением - отменить на несколько лет новогодние праздники в храме Мардука. Этот текст преследовал очевидную политическую цель, и его нельзя рассматривать как поэтическое произведение в собственном смысле слова.
К области литературного творчества следует отнести также различные сентенции, довольно пространные сочинения религиозного, бытового и моралистического характера. Особенно популярны были басни и диалоги-споры. В диалогах-спорах выступали два персонажа, стремившиеся победить друг друга; каждый из них восхвалял свои достоинства и деяния. Таков был, например, диалог между тамариском и финиковой пальмой или спор между лошадью и быком. Басни были порой весьма остроумны. Вавилонянам доставляло, видимо, большое удовольствие уподоблять животных людям. Немало уничижительных характеристик доставалось, например, на долю свиньи, о которой, в частности, говорилось: "Свинья - нечистое животное, ведет себя дурно; то, что она оставляет после себя, грязнит улицы марает дома". В кратких сентенциях формулировались общие человеческие истины, подобно тому, как это делается в наших пословицах. "Ты пошел и захватил поле своего врага, а твой враг в это время завладел твоим полем", - соответствует нашей "Не рой другому яму, сам в нее попадешь"; "Простой горожанин в чужом городе - главный" напоминает об известном изречении, что нет пророка в своем отечестве. О том, что пожилым людям трудно отказаться от своих привычек, говорит в юмористической форме следующая пословица: "Как старую печь, тебя не переделаешь". Всегда хорошо сохранять присутствие духа в трудных ситуациях: "Когда мышь, убегая от мангусты, попала в змеиную нору, она сказала: Меня посла л к тебе заклинатель змей. Мое почтение!"*.
* (E. Ebeling. Die babylonische Fabel, c. 41.)
В одной сатирической сценке* изображается человек, вечно угодливо поддакивающий вышестоящему: "(Господин:) Раб, слушай меня! (Слуга:) Да, господин мой, да. (Господин:) Я хочу поднять мятеж. (Слуга:) Да, сделай это, господин мой, сделай это! Если ты не начнешь мятежа, твой горшок останется пустым. Где ты возьмешь еду, чтобы наполнить живот свой? (Господин:) Нет, раб, я не хочу поднимать мятежа. (Слуга:) Не делай этого, мой господин, не делай этого! Кто учиняет насилие, либо будет убит, либо с ним худо обойдутся, его либо изуродуют, либо схватят и бросят в тюрьму. (Господин:) Раб, слушай меня! (Слуга:) Да, господин мой, да. (Господин:) Я хочу любить женщину. (Слуга:) Люби, господин мой, люби! Мужчина, который любит женщину, забывает все печали и заботы. (Господин:) Нет, раб, я не хочу любить женщину. (Слуга:) Не люби, господин мой, не люби! Женщина - колодец, женщина - железный кинжал, острый нож, перерезающий горло мужчине"**.
* (Это сочинение ("Диалог господина с рабом") не является сатирой. Оно имеет глубокий философский смысл: одинаково убедительно "обосновывая" прямо противоположные желания господина, раб доказывает тем самым тщетность любых желаний и поступков. "Диалог господина с рабом" - далекий предшественник библейского "Экклесиаста".)
** (H. Gressmann. Altorientalische Texte zum Alten Testament, o. 41.)
В вавилонской литературе, к которой принадлежат также в поэтической форме составленные надписи царей и религиозные тексты, отразились мировоззрение и жизненный опыт Двуречья. Однако многое из того, что писалось учеными и жрецами, не становилось достоянием всего населения; в то же время некоторые мифы и легенды, передававшиеся в устной форме в народе, остались незаписанными. Когда царь Навуходоносор вступил на трон Вавилона и превратил город в блистательный центр великой державы, он сознательно опирался на культурное наследие, зарождение которого относилось еще к шумерскому периоду. Его же время прибавило мало нового к этому наследию. Образцом для Навуходоносора была прежде всего эпоха Хаммурапи, когда Вавилон впервые стал играть ведущую роль в истории.