Противостояние

Итак, наш полк - маленькая частица Советской Армии - стоял на восточных рубежах страны. Его вместе с другими соединениями и частями командованию приходилось держать здесь в то тяжелое для Родины время потому, что в нескольких десятках километров, за рубежом, изготовившись к прыжку, стояла вооруженная до зубов, обученная и получившая в Китае боевой опыт Квантунская армия. После Хасана и Халхин-Гола японцы как будто взяли курс на нормализацию отношений с Советским Союзом. 13 апреля 1941 года был подписан пакт о нейтралитете между обеими странами.

Однако противостояние двух огромных армий, вооруженных и принявших, как сегодня говорят, "готовность № 1", продолжалось, даже нарастало. Оно длилось год, два, три... Японское правительство, несмотря на заключенный с Советским Союзом пакт о нейтралитете, усиленно готовилось к "походу на север". Для "разрешения северной проблемы" был разработан специальный план войны против СССР - "Кантокуэн". Этот план предусматривал захват советской территории Дальнего Востока и Забайкалья. Численность Квантунской армии к 1 января 1942 года была доведена до 1 миллиона 100 тысяч человек. Японская военщина затрудняла советское судоходство, производила в нарушение международных норм проверку и досмотр советских судов. Японские власти задержали 178 советских пароходов, а три пиратски потопили. Япония "делилась" с фашистской Германией, воевавшей против СССР, важной разведывательной информацией о Советском Союзе, готовила бактериологическую войну.

"Отряд 731" -так назывался секретный "исследовательский" центр Квантунской армии, действовавший на оккупированной китайской территории в двадцати километрах от Харбина. Этот "отряд" разрабатывал бактериологическое оружие массового уничтожения. Палачи в белых халатах производили опыты на живых людях. За десять с лишним лет существования "отряда" в его лабораториях были уничтожены тысячи китайцев, корейцев, монголов, русских, американцев, англичан.

О деятельности этого "отряда" рассказывают мировой общественности неопровержимые документы и показания свидетелей. Кстати говоря, Соединенные Штаты не предали военному трибуналу большинство руководителей и "специалистов" из "отряда 731" в знак "благодарности" за полученные от них сведения об эффективности бактериологического оружия, и палачи остались совершенно безнаказанными. Руководил центром генерал-лейтенант Сиро Исии - сын крупного землевладельца из префектуры Тиба. В его распоряжении находился лагерь, занимающий площадь 36 квадратных километров, новейшее оборудование для "опытов" и "исследований", полигон для бомбометания.

После войны преступники жили припеваючи, ни от кого не скрывались. А их было около 3 тысяч, в том числе три генерал-лейтенанта, пять генерал-майоров, 16 полковников, 20 подполковников, сотни так называемых военных врачей. Под свою защиту взяли американцы и генерал-лейтенанта С. Исии.

Вся деятельность "отряда 731" подчинялась одной цели: найти наиболее эффективные пути и способы уничтожения живой силы противника. Для этого, выясняя степень поражения в тех или иных условиях, в толпы беззащитных людей бросали ручные гранаты, живых людей замораживали, а затем переводили в жаркое помещение, чтобы узнать, как это сказывается на организме человека. Людей расчленяли, чтобы увидеть, как протекает та или иная болезнь.

Многочисленные филиалы "отряда № 731" были расположены вдоль всей советско-маньчжурской границы. Они регулярно получали из Харбина ящики с маркировкой "731/Исии Сиро". В ящиках были вирусы и микробы дизентерии, холеры, брюшного тифа, сапа, сибирской язвы.

Такие "центры" и "отряды" имелись и в других местах на оккупированной японцами территории. Известны факты о действовавшем во многих районах Китая вплоть до разгрома советскими войсками японских оккупантов сверхсекретном "подразделении 1855", которое разрабатывало методы ведения бактериологической войны и проводило испытания на китайцах. Под вывеской "карантинного отряда по обеспечению водой японской армии" действовало еще одно "подразделение" со штабом в Пекине и филиалами в других крупных китайских городах.

Они тесно координировали свою деятельность с "отрядом 731".

В конце войны, перед тем как взорвать лаборатории и бараки, японцы отравили находившихся там военнопленных, а затем их трупы сожгли.

О том страшном времени напоминают развалины крематория, где уничтожали людей, ставших подопытными кроликами в варварских экспериментах садистов и убийц в белых халатах.

Японская военщина использовала бактериологическое оружие при нападении на Монгольскую Народную Республику, в Маньчжурии и других районах Китая.

"У Квантунской армии нет другого оружия, кроме бактериологического, чтобы победить Советский Союз,- заявил летом 1945 года на секретном совещании командного состава "отряда 731" генерал Исии.- Мы должны вести войну этим оружием".

Когда сегодня перелистываешь страницы хабаровского судебного процесса, который проходил с 25 по 30 декабря 1949 года, рассматриваешь дела главной базы управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии (так цинично именовался у японцев "отряд 731"), ужас охватывает: неужели можно докатиться до таких варварских действий. А ведь отряд состоял из научно-исследовательских работников и ученых, окончивших высшие медицинские учебные заведения, и официальный их статус именовался вольнонаемные "японской армии" и "ученые специалисты". Командовали отделами или группами отряда генералы.

Одной из заметнейших фигур среди них был Киёси Кавасима - генерал-майор медицинской службы, начальник отдела № 4 по производству бактерий. Вот ответы Кавасимы на вопросы государственного обвинителя Смирнова в Хабаровске.

Вопрос. Вследствие каких причин подготовка бактериологической войны велась в Маньчжурии, а не в Японии?

Ответ. Маньчжурия является страной, сопредельной с Советским Союзом, и в случае начала войны оттуда легче и удобнее всего использовать бактериологические средства

Кроме того, Маньчжурия очень удобна для экспериментов по изучению средств бактериологической войны.

Вопрос. В чем, собственно, заключалось это "удобство" для проведения экспериментов в Маньчжурии?

Ответ. Маньчжурия являлась очень удобной потому, что там было достаточно подопытного материала.

Вопрос. Что значит "подопытного материала"? Людей, которые доставлялись в отряд для опытов?

Ответ. Именно так.

Вопрос. Как условно называли в отряде жертвы экспериментов?

Ответ. Они назывались "бревнами".

Вопрос. Эти люди содержались во внутренней тюрьме под их именами?

Ответ. Нет, они имели номера.

Вопрос. И все эти люди должны были умереть?

Ответ. Именно так.

Вопрос. Как специалист-бактериолог, вы понимали, что распространение смертельных инфекций как средство войны грозит страшными бедствиями?

Ответ. Да, я представлял себе.

Вопрос. Вы понимали, что страшные бедствия, вызванные распространением чумы и других эпидемий, могли обрушиться на нейтральные государства?

Ответ. Да, понимал.

"Бревнами" являлись китайцы, русские, монголы, корейцы, схваченные спецслужбами или жандармерией Квантунской армии, в том числе советские граждане, оказавшиеся на территории Маньчжоу-Го, командиры и бойцы 8-й Народно-освободительной армии Китая, китайские ученые, журналисты, рабочие, студенты, принимавшие участие в антияпонском движении. Вот фамилии некоторых из них. Сунь Чаошань - железнодорожник, У Дяньсин - плотник, Чжу Чжиминь - слесарь, Чжун Миньцы - служащий торговой фирмы в Дальнем, Цю Дэсы - член Компартии Китая, Демченко - боец Красной Армии. Известно, что красноармеец Демченко под жестокими пытками категорически отказался дать какие-либо сведения о Советском Союзе. И тогда, как выяснилось на процессе, его отправили в "отряд 731" на верную смерть. Коммуниста Цю Дэсы отправили в "отряд" и зверски умертвили там, потому что, "претерпев пытки в японской жандармерии, он остался до конца верен своему народу и не стал предателем".

Японский писатель Сэйити Моримура рассказывает, что были случаи ареста и отправки в камеры "экспериментаторов" даже жен и детей заключенных, которые приходили узнать в полицию о судьбе своих арестованных мужей и отцов. Схваченные, они становились "материалом", на котором испытывались последствия заражения венерическими болезнями. Моримура пишет далее, что многие врачи, занимавшиеся этим в "отряде 731", сегодня живы и благоденствуют.

По показанию генерал-майора Киёси Кавасима на процессе в Хабаровске, в "отряде" постоянно находилось от 200 до 300 "бревен". Они содержались в отдельных или общих камерах. На процессе зарегистрировано, что с 1940 по 1945 год "отрядом 731" "потреблено" не менее 3 тысяч человек. Людям прививались бактерии чумы, холеры, тифа, дизентерии, спирохеты сифилиса, велись эксперименты "по обмораживанию", газовой гангрене, расстрелы "в опытных целях". У выживших брали кровь и внутренние органы для последующих экспериментов. Практиковались вскрытия живых людей. Индустрия смерти работала на полную мощность. Зараженные умирали в страшных муках. Отсюда никто никогда не возвращался живым.

Один из служащих отряда рассказывал впоследствии: "Мы считали, что "бревна" не люди, что они даже ниже скотов. Среди работавших здесь ученых и исследователей не было никого, кто хотя бы сколько-нибудь им сочувствовал. Все: и военнослужащие, и вольнонаемные отряда считали, что истребление "бревен" - дело совершенно естественное". Но сами "подопытные" так не считали. С. Моримура в своей книге "Кухня дьявола" рассказывает, что даже в таких жестоких условиях было несколько попыток восстаний заключенных. Об одном подобном случае он сообщает подробности. Вероятно, руководителем восстания был русский, шатен, лет сорока. Он напал в камере на охранника, отобрал у него ключи и выпустил всех заключенных корпуса №7.

Однако внешняя массивная дверь оказалась закрытой, и выйти из тюрьмы восставшие не смогли. Русский кричал, схватившись за решетку: "Вот вы на нас винтовки навели, а нам все равно не страшно..."

Его застрелили. Писатель приводит слова одного служащего из "отряда 731": "...Протест этого русского, то, как он до последнего вздоха стоял, широко расправив плечи, произвело на нас сильное впечатление. Мы заставили его замолчать пулей, но он, безоружный и лишенный свободы, несомненно, был сильнее нас. Тогда мы все в душе почувствовали: правда не на нашей стороне. Когда я вспоминаю все, что произошло тогда, я не могу спать по ночам".

Сэйити Моримура утверждает, что и летом 1945 года Квантунская армия считала себя, несмотря на все поражения в войне островной метрополии, "непобедимой на материке" и готовилась к войне с СССР. Командир "отряда 731" генерал Сиро Исии дал тогда распоряжение... в короткий срок увеличить производ-ство бактерий, блох и крыс". Считалось, что стадия экспериментов закончилась, что начнется бактериологическая война и необходимо в преддверии ее наращивать "производство". Была разработана технология сушки бактерий чумы, выпускался штамм чумы, в 60 раз превосходящий по вирулентности обычную. Дождевое облако и специальная керамическая бомба должны были распрыскивать бактерии. Ставилась экстренная задача довести число крыс, которых предстояло заразить и выпустить, до 3 миллионов, число зараженных блох - до миллиарда. Моримура приводит слова одного из бывших сотрудников отряда: "Если бы заразить всех этих блох чумой и разом применить против советских войск, а также обрушить на города - последствия были бы весьма значительными. Это мы все понимали".

Дьявольским планам не суждено было сбыться. Наступление советских войск, развернувшееся 9 августа 1945 года, сорвало их. Чтобы избежать ответственности и сохранить тайну "отряда 731", в ночь с 10 на 11 августа в его филиалы в Хайларе, Линькоу, Суньу, Муданьцзяне послали связных с приказом все материалы и вещественные доказательства уничтожить, подопытных всех до одного ликвидировать, сооружения взорвать и сровнять с землей. На трех эшелонах, загруженных материалами по производству биологического оружия, данными экспериментов и выведенными штаммами бактерий, спецгруппа, которой, кстати говоря, руководили братья генерала Исии, 11 августа отправились со станции Аньда под Харбином. Заключенных уничтожили ядовитым газом. Трупы стащили в ямы, облили бензином и подожгли. Все это делалось в большой спешке.

Однако Моримура подчеркивает, что паника паникой, а кто-то под шумок украл из лаборатории платиновые чашки Петри и эксикаторы, из кассы "отряда" банкноты на сотни тысяч иен перекочевали в набедренные пояса сотрудников.

Эшелоны пришли в корейский порт Пусан, а оттуда поредевшая спецгруппа вернулась в Японию. По прибытии все члены "отряда 731" получили приказ: "Всему личному составу без исключения надлежит строго соблюдать следующие три условия: 1) по прибытии на родину скрывать свою службу в армии и факт пребывания в "отряде 731"; 2) не занимать официальных и общественных постов; 3) личному составу отряда строго запрещается всякая связь между собой".

Большинство сотрудников так и поступили - они как в воду канули. Часть их, как выяснилось позже, оказалась в Соединенных Штатах Америки.

Сам Исии в специальном помещении, которое ему в Токио выделили американцы, приводил в порядок вывезенные из Маньчжурии материалы. А в районе бывшей дислокации отряда в Китае в это же время вспыхнула эпидемия чумы. Ее распространили блохи и грызуны, рассеявшиеся во время разрушения сооружений бактериологов-преступников.

США долгое время скрывали от мировой общественности попавшие к ним документы, свидетельствующие об использовании японской военщиной химического оружия во время войны в Китае. Как сообщает агентство Киодо Цусин, к моменту проведения Международного военного трибунала в Токио американская прокуратура располагала документами тогдашней гоминьдановской армии о широком применении японскими войсками с конца 30-х годов отравляющих веществ на территории Китая. Однако они не были предоставлены американской стороной Международному трибуналу.

Данные о массовом применении японской военщиной отравляющих веществ в Китае подтверждают и сверхсекретные японские материалы, обнаруженные в хранилищах американского управления по национальным архивам и официальным документам. Об этом сообщала газета "Асахи". Двум японским ученым удалось разыскать в этих хранилищах изданный в 1942 году академией японской императорской армии сборник, в котором зафиксированы "наиболее показательные" операции с применением химического оружия в Китае. В обнаруженном учеными "сборнике примеров боевого применения химического оружия" имеются описания 56 "образцовых" операций японской армии, в ходе которых сброшены десятки тысяч химических бомб и выстрелено не меньше снарядов со смертельно ядовитыми газами. Так, в боях за город Ичан (провинция Хубэй) было выпущено две с половиной тысячи снарядов, начиненных ипритом и другими ядовитыми газами. "Тактика" японских войск, свидетельствуют ученые, сводилась к полному уничтожению всего живого. В брошюре приводятся подробные описания применения иприта и других отравляющих веществ в боях по всему фронту военных действий с севера до юга Китая.

С 1937 года химическое оружие применялось японской военщиной в 1312 боевых операциях и крупных сражениях в Китае. По подсчетам специалистов, в результате этих операций погибли десятки тысяч людей.

...Вернемся к событиям 1942-1943 годов. На государственной границе, проходившей по реке Аргунь, не проходило дня без чрезвычайного происшествия. Диверсионные группы врага то и дело просачивались на нашу сторону, убивали часовых, прерывали связь. Японцы без предупреждения стреляли в советских военнослужащих, которые входили в воду Аргуни у нашего берега, хотя граница проходила по середине реки. Сами же плавали по всему руслу реки да еще кричали: "Рюс, бьет тебя герман!"

Безусловно, все это происходило потому, что японцы были в то время на гребне военных удач. Они захватили Северный и Северо-Восточный Китай, разгромили американский флот в Пирл-Харборе. К середине 1942 года Япония оккупировала Бирму, Индонезию, Индокитай, Филиппины, Малайю. Тысячи и тысячи военнопленных, захваченных японской армией, страдая от голода и болезней, тянули через джунгли, болота и горы дороги. На этой "стройке" погибло более 100 тысяч англичан, американцев, китайцев, голландцев, бирманцев, индонезийцев, малайцев,

Время было тяжелым. Пятидесятиградусные морозы и ежедневно 10-12 часов боевой подготовки в поле. Стылая и обмерзшая землянка с нарами и одна-две тревоги в ночь. А через день - в наряд. А через неделю - марш на 100 километров. А потом окопы в мерзлой, звенящей, как металл, земле. Их нужно было отрыть для себя, для лошадей, для оружия, для боеприпасов. Не хватало бензина, и, чтобы двигатели были в боевой готовности, мы постоянно подогревали их кострами. Не хватало продовольствия, нового обмундирования...

И так всю зиму. Только и скрашивали жизнь песни. Мы пели "Катюшу", "Бьется в тесной печурке огонь", "Ермака" и "Варяга", пели "Белоруссия родная, Украина золотая" (и Белоруссия, и Украина были тогда оккупированы фашистами). Пели и свои дальневосточные: "На сопках Маньчжурии", "Подружились в Забайкалье офицер и рядовой". Может быть, несколько странно выглядела наша "самодеятельность". Ничего подобного я не видел ни до войны, ни после. Собирались группами, стояли или лежали тесно, один к одному. И пели. Пели истово, сурово, серьезно. Вспоминались далекий дом, родные тропки, лес, друзья. Матери и отцы, подруги. Особый, тревожный колорит песне придавала опасность, которая была где-то здесь, рядом, нависла над каждым из нас, над советским народом, страной. У многих уже погибли отцы, братья. Те, кто призывался из западных областей, ничего не знали о своих семьях. Свидетельства Чрезвычайной комиссии о расследовании зверств фашистов на оккупированной территории, о массовых расстрелах, об издевательствах гитлеровцев над нашими людьми читались и перечитывались с тревогой и болью.

Нам было стыдно, что мы в такое тяжелое время не воюем с фашистами. По нескольку раз почти каждый из нас писал заявление с просьбой отправить на Запад (так у нас называли советско-германский фронт). Нам отвечали стандартно: "Понадобится - отправят".

Состояние у нас было тревожное. Все чего- то ждали. А на той стороне - как стало известно позднее - командующий Квантунской армией генерал Умедзу интенсивно готовился к "великому наступлению" на Советский Союз. В штабе он организовал пятый отдел, который разрабатывал план этого наступления и установления оккупационного режима на советской территории. Отдел готовил диверсантов, кадры переводчиков русского языка, подразделения для управления захваченными областями. Умедзу планировал переселение японцев в Маньчжурию. Согласно плану, земли у местных жителей или отбирались, или отдавались японцам за мизерную компенсацию. В 1944 году Умедзу назначили начальником генерального штаба и он отбыл в метрополию.

За каждым нашим полком, дивизионом, батальоном, расквартированным на различных приграничных разъездах Забайкальской железной дороги, был закреплен свой участок обороны. Был такой участок и у нас. Он простирался на несколько километров. Здесь в твердой, как цемент, земле мы отрыли глубокие окопы и ходы сообщения, заготовили основные, ложные и запасные наблюдательные пункты и огневые позиции, провели линии связи - словом, обосновались как дома. Наизусть знали каждый овражек, каждую сопку, каждый бугорок с той и другой стороны. Нет, на ту сторону мы не ходили, но все было сто и двести раз вымерено через оптические приборы и по карте.

Мне почему-то нравилось глядеть через стереотрубу на улицы чужого города. Они казались совсем рядом. Вот семенит в черной одежде с коромыслом через плечо китаец, вот выходят из магазинчика, оживленно обсуждая какую-то новость, две хорошо одетые женщины, вероятно жены офицеров, вот отделение японских солдат занимается строевой подготовкой. Поодаль какие-то изможденные люди под конвоем, скорее всего заключенные китайцы, разгружают автомашины. Выбрасывая вверх белые клубы, подползает маленький паровозик. Он тянет несколько вагончиков. Военные эшелоны - вот все, что пропускала сюда тогда КВЖД. Конечным пунктом, куда они следовали из глубинного Китая, была станция Маньчжурия. А от нее до советского Отпора вообще никакого движения - рельсы пожелтели, полотно дороги заросло травой. Только редко-редко, с длительными проверками проталкивались по этому участку один-два вагона. Ехали, вероятно, какие-то дипломаты.

Свое место на границе мы занимали по боевой тревоге. И было это делом обычным. На аллюре мы проносились на своих монгольских лошадках, к тому времени привыкших к седлам, повозкам, овсу и даже освоившим команды, к знакомым окопам, ходам сообщения и забирались на ночь в свои норы. Все было знакомо, привычно и даже по-своему уютно.

Минул трудный 1942 год, начался 1943-й...

После разгрома немецко-фашйстскйх войск под Сталинградом у нас на границе стало меньше диверсий и провокаций. После Курской битвы "зона" для купания японских солдат в Аргуни сама собой сократилась до узенькой полоски у "своего" берега. Японцы уже больше не стреляли, если кто-нибудь из наших солдат входил в воду.

Шло время. Вот и 1945-й. Война кончается, а мы все сидим в Забайкалье. Сопки осточертели.

На пути с зимней на летнюю квартиру - из казарм на свой участок обороны - 9 мая услышали великую весть. Победа!

"Мы у станции Мациевская,- записал я в те дни в своем дневнике.- Глубокая долина. По колонне передают: "Стой!", "Стройся!" Скачут командир дивизиона и парторг: "Поздравляем вас с успешным завершением Великой Отечественной войны, с победой!" Солдатское "ура" такое, что задрожали сопки. А потом салют из автоматов, пистолетов, винтовок.

Митинг. Запыленные люди выступают не слезая с лошадей. Все внимательно, как никогда, слушают".

Японцы прекратили купаться. Только иногда кто-либо из солдат, оглянувшись, нет ли поблизости офицера, кричал, обращаясь к нам:

- Рюс, германа побил, скоро нас бить будешь?