1829 г.

1-го августа 1829 года пришла великая новость: фельдъегерь привез повеление снять с заключенных кандалы. Мы так привыкли к звуку цепей, что я даже с некоторым удовольствием прислушивалась к нему: он меня уведомлял о приближении Сергея при наших встречах^*.

^* (Приказ Николая I о снятии кандалов с декабристов связан с одной из записок А. О. Корниловича, поданной из крепости. Корнилович писал, что с его товарищей в Чите уже давно не снимают цепей ни днем, ни ночью. Царь обратил внимание на эти слова и уполномочил Лепарского снять кандалы с тех декабристов, кто, по его мнению, "этого заслужил". Комендант отвечал, что все достойны. Переписка между Петербургом и Читой затянулась; из-за этого уже после указания царя, данного в сентябре 1828 года, декабристы еще полгода ходили закованными. Это вообще было грубым нарушением закона: по существовавшему тогда положению в кандалы каторжане заковывались, без снятия, лишь после вторичного преступления.)

Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через 5 лет, затем я себе говорила, что будет через 10, потом через 15 лет, но после 25 лет я перестала ждать. Я просила у бога только одного: чтобы он вывел из Сибири моих детей.

В Чите я получила известие о смерти моего бедного Николая, моего первенца, оставленного мною в Петербурге^*. Пушкин прислал мне эпитафию на него:

^* (Умер в феврале 1828 года.)

 В сияньи, в радостном покое,
 У трона Вечного Отца,
 С улыбкой он глядит в изгнание земное,
 Благословляет мать и молит за отца...

Через год я узнала о смерти моего отца. Я так мало этого ожидала, потрясение было до того сильно, что мне показалось, что небо на меня обрушилось; я заболела, комендант разрешил Вольфу, доктору и товарищу моего мужа, навещать меня под конвоем солдат и офицеров^*.

^* (Вольф Фердинанд Богданович (1795 (?) - 1854), из разночинцев, воспитанник Московской медико-хирургической академии, штаб-лекарь при главной квартире 2-й армии в Тульчине, член Южного общества, приговорен к 20 годам каторги. В 1835 году вышел на поселение в с. Урик около Иркутска, где с ним вместе жили Волконские. Впоследствии переведен в Тобольск на должность врача при тюремном замке. Среди населения Сибири Вольф получил широкую известность как врач-гуманист и опытный ученый-медик.)

М. Н. Волконская

В это время прошел слух, что комендант строит в 600 верстах от нас громадную тюрьму с отделениями без окон; это нас очень огорчало. Я забыла сказать вам, что нас встревожило еще более: за год перед тем через Читу прошли каторжники; с ними было трое наших ссыльных: Сухинин, барон Соловьев и Мозгалевский. Все трое принадлежали к Черниговскому полку и были товарищами покойного Сергея Муравьева; они прошли пешком весь путь до Сибири вместе с обыкновенными преступниками. Они нас известили о своем прибытии; муж велел мне к ним пойти, оказать им помощь, постараться успокоить Сухинина, который был очень возбужден, и внушить ему терпение. Острог, где останавливались каторжные, находился за деревней, в трех верстах от моего помещения. Я разбудила Каташу и Ентальцеву на заре, и мы отправились, конечно, пешком, в страшный холод; сделав большой крюк, чтобы избежать часовых, мы дошли до острога. Когда мы приблизились к ограде, эти господа уже стояли там и нас ожидали; было еще довольно темно. Сухинин был в таком возбужденном состоянии, что и слушать нас не хотел; он говорил только о том, что надо поднять каторжных в Нерчинске, вернуться в Читу и освободить государственных преступников. Соловьев, очень спокойного характера, очень терпеливый, сказал мне, что это лишь временное возбуждение, что он успокоится. Наконец я ушла, грустная и встревоженная. К несчастью, мои опасения сбылись. Сухинин, как только прибыл в Нерчинский Завод, стал остерегаться своих товарищей; отстранился от них и отдался в руки местных каторжников; они вооружились чем попало и в числе 200 человек отступили к китайской границе; и тут плохой расчет, так как китайцы всегда выдают русскому правительству беглецов, которые им себя вверяют; но наши несчастные безумцы не подверглись и этому: они все были перехвачены казаками, охранявшими границу, и заперты. Отправлен был курьер к его величеству, привезший повеление судить их в 24 часа и расстрелять наиболее виновных. Наш комендант отправился в рудники и исполнил в точности, что ему было повелено. Сухинин узнал о приговоре над ним накануне дня, назначенного для его казни, и когда вошли в его тюрьму, то нашли его мертвым: он повесился на балке, подпиравшей потолок, и ремень, который поддерживал его кандалы, послужил ему веревкою. Все остальные приговоренные были выведены за деревню и в числе 20 человек преданы смерти, но каким образом! Солдатам скомандовали стрелять, но их ружья были стары и заржавлены, а сами они, не умея целиться, давали промахи или попадали то в руку, то в ногу; словом - это было настоящее истязание. На другой день комендант велел похоронить умерших, и, когда все удалились, он преклонился перед каждой могилой, прося прощения. Мы узнали все эти подробности от Соловьева и Мозгалевского, которых к нам перевели^*. Это навело на нас глубокую тоску. Комендант вернулся мрачный и беспокойный: он видел перед собой только побеги да пожары и спешил с окончанием постройки Петровской тюрьмы.

^* (Сухинов (а не Сухинин) Иван Иванович (1797-1828) - поручик Александровского гусарского полка, член Общества соединенных славян, один из наиболее революционно настроенных декабристов. Известный "Алфавит" характеризует Сухинова как "ревностнейшего участника преступных замыслов и всех злодейских действий Сергея Муравьева". Сухинов был приговорен к вечной каторге, которую вместе с еще двумя черниговцами - штабс-капитаном Соловьевым и прапорщиком Мозгалевским - должен был отбывать в Зерентуйском руднике Нерчинского горного округа. В Сибирь их отправили из Киева 5.IX.1826 года, пешком, в цепях, вместе с партией уголовных каторжан. Пройдя свой многострадальный путь в полтора года, они прибыли 12.11.1828 года в Зерентуй, где Сухинов попытался поднять восстание каторжан и освободить декабристов из Читинского острога. Декабристам и их женам было известно о плане Сухинова. В рассказе М. Н. Волконской о неудаче зерентуйского заговора и трагическом конце И. И. Сухинова не упоминается, что замыслы заговорщиков выдал начальнику рудника один из участников заговора ссыльный А. Казаков.)

Александрина, получавшая тайком много денег от свекрови, то через посылаемого к ней слугу, то другим каким-либо путем, выстроила себе дом вблизи этой тюрьмы; постройка эта, при помощи богатого подарка, была произведена тем же инженером, который строил и самую тюрьму. Так как нам с Каташей едва хватало средств на жизнь, то мы и не помышляли о доме; в таком же положении находились и другие дамы.

Чтобы дать вам понятие о простоте нравов того времени и отвлечь на минуту ваше внимание от рассказанного сейчас мною трагического происшествия, опишу вам прогулку, сделанную Нарышкиной и Ентальцевой еще задолго от отъезда последней в Березов.

Они вместе вышли за деревню, и, незаметным образом пройдя большое расстояние, с трудом достигли берега реки, отделявшей их от деревни; но моста на этом месте не было, - как переправиться? Воды было немного, но все же по пояс. Они увидели местного священника, собиравшегося сесть в душегубку, и попросили его перевезти их; невозможно: душегубка так мала, что нельзя в ней поместиться втроем. Ентальцева не хотела оставаться одна; тогда священник предложил им сесть вдвоем, а сам, засучив свое нижнее платье, да так удачно, что напомнил Геркулеса с драпировкой на чреслах, вошел в воду и стал толкать перед собой лодку; все это произошло так быстро, что наши обе дамы едва успели отвести глаза в сторону.

Петровская тюрьма была достроена; комендант приказал заключенным готовиться к отъезду. Это перемещение совершилось пешком в августе месяце; делали по 30 верст в день и на другой день отдыхали то в деревне, то у бурят, в юртах. Александрина и две другие дамы уехали вперед. Нарышкина, Фон-Визина и я ехали следом в нескольких часах расстояния. В 6 верстах от города Верхнеудинска сделали привал. Вблизи этого города баронесса Розен встретила своего мужа. Это была отличная женщина, несколько методичная. Она осталась с нами в Петровске всего год и уехала с мужем на поселение в Тобольскую губернию. В это же время прибыла и Юшневская. Уже пожилая, она ехала от Москвы целых шесть месяцев, повсюду останавливаясь, находя знакомых в каждом городе; в ее честь давались вечера, устраивались катания на лодках; наконец, повеселившись в дороге и узнав, что баронесса Розен уже в Вэрхнеудинске, она наняла почтовую телегу, как молния, пролетела вдоль нашего каравана и остановилась у крестьянской избы, в которой ждал ее муж. Ей было 44 года; совсем седая, она сохранила веселость своей первой молодости^*.

^* (Розен Андрей Евгеньевич - член Северного общества, приговорен к 10 годам каторжных работ, в 1832 году вышел на поселение в г. Курган, а отсюда через 5 лет переведен рядовым на Кавказ; вскоре из-за болезни освобожден от военной службы. Автор мемуаров.

Юшневская Мария Казимировна - жена декабриста, члена Южного общества генерал-интенданта А. П. Юшневского, приговоренного к вечной каторге.)

Мы вновь пустились в дорогу. На последней станции, не доезжая Петровска, мы застали коменданта; он передал нам письма из России и газеты. Здесь мы узнали об Июльской революции. Всю ночь то и дело раздавались среди наших песни и крики "ура"; часовые были в недоумении: как могли они забавляться пением, приближаясь к каземату. Дело в том, что эти люди ничего не понимали в политике^*.

^* (К осени 1830 года было закончено строительство новой тюрьмы при Петровском чугуноплавильном заводе. Переход декабристов из Читы в Петровский Завод происходил в августе - сентябре, в лучшее время года в Забайкалье. Имеется источник, в котором отмечен каждый день этого перехода - "Дневник путешествия нашего из Читы в Петровский Завод", который вел М. А. Бестужев. В путь декабристы выступили 7 августа, и расстояние в 600 километров было пройдено ими в 46 дней с отдыхом через два дня на третий. Их вели окружным путем: через Верхнеудинск, по так называемой "бурятской степи", где были лишь сравнительно редкие бурятские селения и деревни крестьян - семейских. 23.IX переход был закончен. Путешествие оставило прекрасное впечатление у всех авторов декабристских мемуаров. "Оно было для нас приятно и полезно относительно нашего здоровья. Тут мы запаслись новыми силами на долгие годы".)