Перед войной

1

Ушаков находился в заграничном плавании более года^*. Произведённый затем в капитаны 2 ранга, он провёл несколько месяцев в Петербурге, наблюдая за достройкой фрегата "Проворный", а затем был отправлен на херсонские верфи.

^*(С 9 мая 1781 года по 9 июля 1782 года.)

Ему было поручено доставить на Днепр батальон матросов Балтийского флота и обеспечить постройку двух кораблей...

Херсону шёл пятый год. По приказу Потёмкина генерал-цехмейстер морской артиллерии Иван Ганнибал заложил его в 1778 году в тридцати верстах от Лимана. Действуя весьма решительно, он быстро построил на Днепре крепость и верфи. Несколько полков солдат и двенадцать рот мастеровых справились с этим в месячный срок.

В мае 1779 года на херсонских верфях уже был заложен 66-пушечный корабль "Слава Екатерины". Предполагалось строить по четыре таких корабля в год.

Россия неуклонно стремилась к своему заветному морю, которое еще в древние времена называлось Русским. Но строить большие суда на Дону было невозможно, и в Днепровском устье появилась первая верфь Черноморского флота, хорошо прикрытая островами, облегчавшими действия батарей.

Четыре года спустя Херсон уже вырос в целый город - с адмиралтейством, казармами, арсеналом и литейным двором. На его верфях строились галеры, корабли и фрегаты; крепость защищалась двумястами орудий и десятитысячным гарнизоном; широко раскинулись предместья, заселённые ремесленниками и купечеством, а в гавань стали приходить турецкие и греческие суда...

В год основания Херсона Потёмкин писал Екатерине II: "Крым положением своим разрывает наши границы... Положите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу - вот вдруг положение границ прекрасное..."

Присоединение Крыма к России должно было коренным образом изменить обстановку в районе Чёрного моря. Это хорошо понимали в Стамбуле, и это крайне беспокоило представителей европейских держав. Они ссорились, мирились и объединялись, чтобы сообща воздействовать на Порту и противостоять стремлениям России. Русский посланник в Турции Булгаков доносил обо всём в Петербург.

Он писал о происках прусского агента Гаффрона - о том, что Фридрих II готов заключить союз с турками и что Франция намерена дать Порте 12 линейных кораблей, которые поднимут турецкий флаг.

Несмотря ни на что, 8 апреля 1783 года русское правительство присоединило Крым, и Порте с этим пришлось примириться. Россия получила выход в Чёрное море.

Екатерина немедленно приказала перевести в Ахтиарскую бухту на юго-западном берегу Крыма часть Азовского и Днепровского флота и назвать этот флот Черноморским. 17 мая вице-адмирал Клокачёв ввёл в Ахтиар Азовскую эскадру и основал Севастопольский порт...

В августе 1783 года Ушаков прибыл в Херсон, где поспешно строились гребные суда и корабль "Слава Екатерины". В самый разгар работ город поразила чума.

Она была занесена из Константинополя на турецкой фелуке и быстро распространилась среди рабочего люда, солдат гарнизона и команд строившихся судов...

Ушаков попал в самое пекло, когда зараза уже грозила остановить работы на верфях и от неё умирало по нескольку десятков человек в день. Но он повёл себя мужественно, проявив необычайную твёрдость духа. Своих людей он поставил на постройку корабля № 4 и только приказал им ни с кем не общаться и содержать себя в чистоте.

Он вызвал на единоборство чуму, и несколько сот человек поддержали его во время этого поединка. Как бы уговорившись между собой, люди работали, избегая даже упоминать об опасности, понимая, что, лишь согласовав свою волю с волею командира, можно сохранить жизнь.

И всё же через несколько дней заболел матрос; потом свалилось ещё двое. Но Ушаков заранее принял меры, поселив команду в степи.

Он сам начертил план лагерного расположения команды корабля № 4. Разбив людей на небольшие артели, он выстроил для каждой по камышёвому бараку с окнами, затянутыми промасленной бумагой, и кровлями, шуршащими под ветром жёлтыми метёлками камыша.

Бараки он окружил маленькими землянками, рассчитанными на одного человека. При первом же подозрительном заболевании барак сжигался, а вся артель расселялась по одиночным землянкам. На значительном расстоянии от лагеря была устроена больница и уже совсем далеко в степь выдвинут карантин.

Каждое утро и вечер матросы обмывались уксусом, проветривали свои постели и окуривали дымом белье и одежду. На базар и за водой они ходили в сопровождении офицера, в определённое время, чтобы не соприкасаться с посторонними и с командами других судов.

Верфи продолжали работать. Матросы отправлялись туда спозаранку и возвращались в бараки, когда багровое от дыма костров солнце уже опускалось за широкой рекою. Ушаков ежедневно навещал лагерь. Приезжая домой, он раздевался, выливал на себя ведро уксуса и ел чеснок.

Бесстрашный человек гнал чуму, и она перед ним отступала. Поветрие вскоре среди его людей прекратилось. Примеру Ушакова последовали многие командиры, начав переселять свои команды в степь.

2

Весной 1784 года за успешную борьбу с чумой в Херсоне Ушаков был произведён в капитаны 1 ранга и "пожалован" орденом Владимира 4-й степени. Этим орденом награждались лица, проявившие "особое усердие и способность сверх того, к чему их обязывали служебный долг, присяга и честь".

Осенью состоялся указ о переводе новопостроенных кораблей в Севастополь. Начальствовать этой эскадрой был назначен капитан 1 ранга граф Войнович, человек завистливый, крайне нерешительный, моряк - по одному лишь названию. К матросам он относился свысока и ничуть о них не заботился; когда ему докладывали о больных, он отвечал, что "морской человек лечиться не должен". Марко Иванович Войнович был полной противоположностью Ушакову, который прежде всего заботился об обеспечении своих людей всем необходимым. Фёдор Фёдорович, часто сталкиваясь с Войновичем, с трудом подавлял в себе возмущение и гнев...

Пробыв в крейсерстве до начала осенних штормов, херсонская эскадра вошла в Севастопольский порт.

Вторая база Черноморского флота, названная Севастополем - "городом славы", - была еще неустроенным и пустынным местом. Мелкий лес и кустарник росли на диких холмах, сторожа покой деревушки Ахтиара, и татарские овцы паслись по берегам бухт.

"Св. Павел" долго не мог войти на рейд. Ушаков изрядно погорячился, пока стали у мыска в просторной бухте. На другой её стороне стоял корабль. "Слава Екатерины" - Войнович пришёл намного раньше. Там уже были построены казармы и пристань, а на мыске еще не было ничего.

"Св. Павел" ошвартовался, и команду отпустили на берег.

Потом начали строить пристань для выгрузки корабля...

Четыре бухты, закрытые отовсюду горами, были глубоки, вместительны и удобны для стоянки большого флота. Огромная пятая бухта выводила на бескрайный простор моря, представляя собой великолепный рейд.

Новый порт должен был затмить Херсонский. Угрожать ему неприятельским кораблям было трудно. Херсон же мог легко оказаться закрытым и турецкой эскадрой, и очаковскими батареями, запиравшими Днепровский лиман.

Первые севастопольские постройки походили на обычные новороссийские хаты. Их строили просто: делали плетень, обмазывали глиной, крыли камышом - и дом был готов. Такие мазанки всюду теснились по береговым кручам. Но начальник порта - контр-адмирал Мекензи - уже выжигал известь, заготовлял кирпич и возводил каменные дома.

Работы в Севастополе шли полным ходом. Мекензи подводил от горных ключей воду, строил каменную пристань и напротив неё - дом для себя.

Летом 1785 года были утверждены штаты Черноморского флота: 12 кораблей, 20 фрегатов, 23 транспортных судна и 13 500 матросов, солдат и артиллеристов. Флот со всеми адмиралтействами и портами Азовского и Чёрного морей был отдан в полное ведение Потёмкина, и ему был пожалован кайзер-флаг^*.

^*(Кайзер-флаг - флаг генерал-адмирала, главнокомандующего флотом; право поднимать кайзер-флаг присваивалось в виде особого пожалования - для придания чрезвычайных полномочий.)

Он решил немедленно укреплять Севастополь.

"Сие место, - писал он в докладной записке, - должно, быть столь сильно укреплено, что хотя б неприятель облёг крепость с земли и с моря, она могла бы его нападению противиться, доколе из других пределов России не прибудут на помощь войска".

Он приказал составить план обороны города. Фортификатор, начертавший его, остался неизвестным. Пояс оборонительных сооружений по этому плану должен был охватить не только Севастополь, но и весь Херсонесский полуостров и обойтись казне в шесть миллионов рублей.

Таких средств не нашлось, и план оказался несбыточной затеей. Новый порт был оставлен под защитой укреплений, возведённых еще до основания Севастополя - в 1778 году.

Строителем этих первых севастопольских верков был Суворов. В то время он командовал в Крыму войсками и ведал обороной береговой полосы. В разных местах он создал двадцать девять укреплённых пунктов и провёл по всему побережью линию наблюдательных постов. Наметив стоянки для судов Азовской флотилии, он разработал сигналы для связи сухопутных войск и морских отрядов и - на случай, если турки вздумают злоупотреблять русским флагом, - обучил солдат распознавать турецкие суда.

В его распоряжении имелся резервный корпус, стоявший к северу от Чонгара. Сам же Суворов находился у Ахтиарской бухты, которую только еще начал укреплять.

Войны не было, но она в любой день могла начаться. Суворов имел приказ: ни в коем случае не допускать высадки, но и не прибегать к оружию без крайней нужды.

В начале июня турецкая эскадра подошла к Ахтиару и расположилась во внутренних водах бухты. Стало известно, что ожидается прибытие и капудан-паши^* со всем его флотом. Перед Суворовым стояла задача: удержать неприкосновенными берега Тавриды и в то же время сохранить мир.

^*(Капудан-паша (турецк.) - главнокомандующий турецким флотом.)

Он немедля подтянул к Ахтиару резервы - шесть батальонов с конницей и артиллерией - и ночью, заняв оба берега у входа в бухту, приступил к постройке батарей.

Две из них были начаты на северном мысу, одна - на южном; в тылу их возводились редуты и шанцы.

"Гости" пытались схитрить - просили разрешения сойти на берег, чтобы запастись водою. Им было сказано, что источники иссякли и что на берег их не пустят, так как они могут занести чуму.

Два дня и три ночи велись работы. Укрепления вырастали на глазах у турок. На третий день они поняли, что им грозит быть запертыми в бухте, снялись с якоря и ушли.

Начало севастопольской славе положил Суворов.

Преемником её должен был стать Ушаков...

И он тотчас же, едва ступив с корабля на сушу, объявил аврал на берегу пустынного Ахтиара. Засучив рукава, сам - за мастера, назначив офицеров десятниками, он поставил на работу весь экипаж. Одни забивали колья, другие носили щебень и камень, третьи застилали фашинником ямы и засыпали землёй. Ушаков поторапливал, гневаясь, если кто оказывался непонятливым или нерадивым, и, случалось, даже пускал в ход дубинку. - "Бешеный! - говорили о нём. - А шумит не зря - дело знает..." И пристань кончили быстро.

Вскоре Потёмкин поручил Войновичу и Ушакову организацию флота и обучение экипажей. Ушаков с радостью встретил этот приказ.

Он лично занялся обучением новобранцев: толковал им устав, показывал на учебном судне, как лазать по вантам, крепить снасти, шить паруса и управлять парусами, стараясь, чтобы каждый матрос узнал его близко и поверил ему во всём.

Петровский "Устав Морской" помог ему в этом деле.

Пётр I стремился к тому, чтобы "всякий человек, когда ни спросят, знал свою должность и место".

"Всякий спешит исполнить ему должное", - внушал матросам Ушаков.

И он добивался этого так, как было предписано "Уставом": по всему кораблю развесил "билеты", и на каждом - фамилия человека, назначенного к данному месту. Так воспитывалось чувство ответственности, и не знавший своего дела нёс наказание, "смотря по вине"...

Когда задули ветры, ученье на кораблях прекратилось. В борт "Св. Павла" вставили рамы со стёклами; закрыли ялики брезентом; в каюте Ушакова сложили каменный камелёк и выставили на юте трубу. Зазимовали все на корабле - настоящего жилья еще не было. Матросы и канониры стали заготовлять камень для казарм и корабельных магазинов^*, и место, где обосновался "Св. Павел", назвали Павловский мысок.

^*(Магазин - склад для хранения провианта и вообще всяких корабельных запасов.)

В конце декабря умер контр-адмирал Мекензи, и Войнович стал начальником Севастопольского порта и флота. Ушаков был удручён.

Новое - то, что влекло его и к чему он готовил свои экипажи, - было чуждо Войновичу, ибо требовало мужества, которого он отнюдь не имел. Ушаков предвидел с его стороны козни, подкопы, глухое и явное противодействие и думал о том, во что это выльется в первом же морском бою.

Его тяготила служба под прямым начальством Войновича и тревожила мысль о будущем - о неизбежной новой войне с турками.

А дело шло к разрыву с Турцией. Порта не могла примириться с присоединением к России Крыма и поспешно вооружала армию и флот.