Послесловие (Каллистов Д.П.)

Автор "Богов и гигантов" называет свое произведение романом о Пергамском алтаре. Если уж пользоваться этим литературоведческим термином, то в книге Г. А. Штоля не один, а три романа, связанных очень широко понимаемым сюжетным единством. Они объединены не одной общей эпохой, ибо относятся к эпохам разным, и не духовным родством выведенных в них героев, ибо родства этого между ними нет, а исторической судьбой Пергамского алтаря-одного из самых замечательных сохранившихся произведений античного искусства, по счастливому стечению исторических обстоятельств дошедшего до нашего времени в относительно неповрежденном состоянии. "Бога и гиганты", таким образом, если и роман, то роман совсем особый: ни структурой, ни содержанием он не совпадает с обычными типами этого литературного жанра.

В "Послесловии" автор более точно определяет избранную им для своей работы литературную форму, относя ее к жанру так называемой biographie romancee - "беллетризированной биографии". Да, эта книга, конечно, биография, но не человека, а памятника. Не столько люди - и создавшие Пергамский алтарь, и через много веков исторического забвения вернувшие его снова человечеству - занимают в книге Г. А. Штоля центральное место, сколько сам памятник. Читать "Богов и гигантов" по сравнению со многими другими более или менее популярными книгами о Пергамском алтаре, написанными в обычных для этого вида литературы повествовательных приемах, и легче и интереснее, хотя в научном отношении книга Г. А. Штоля, безусловно, нисколько им не уступает.

Можно с полным основанием сказать, что автор "Богов и гигантов", пожелавший познакомить широкий круг читателей с историей Пергамского алтаря, как произведения искусства, прожившего многовековую жизнь, в полной мере достиг своей цели. Тем самым оказался оправданным и избранный им для своей книги жанр. Жанр этот, к сожалению, еще не получил у нас достаточно широкого распространения. К сожалению потому, что исторически неизбежный процесс дифференциации научного знания, начавшийся еще со времен Аристотеля, в наше время привел к такому обособлению отдельных его отраслей, что для всех неспециалистов они оказались за труднопреодолимыми барьерами. Даже тогда, когда высоко эрудированные в своей области представители различных специальностей снисходят к простым смертным с высот науки и пишут для них научно-популярные работы, это получается не всегда удачно. Не так уж редко можно встретить научно-популярные книги, содержащие ценные и полезные сведения, но написаны они таким изобилующим шаблонами тяжеловесным языком, что не всякому под силу прочитать их с начала и до конца. Не спасает положения и другая крайность: когда авторы скатываются к популярничанию.

Проблема полного взаимопонимания между тем, кто пишет книги на научно-популярные темы, и теми, кто их читает, проблема подлинной доходчивости таких книг для достаточно широкого круга читателей - иными словами, не только проблема содержания этих книг, но и их литературной формы - не может быть недооценена. Иначе возникает вполне реальная угроза изоляции отдельных отраслей научного знания от общественной жизни, прекращения притока в такие отрасли новых сил, отрыв их от питательной среды, что не может не сказаться на дальнейшем ходе их развития. С этой точки зрения книги, написанные в том литературном жанре, какой в данном случае представлен "Богами и гигантами" Г. А. Штоля, являют собой один из возможных вариантов решения серьезной и большой проблемы и потому заслуживают особого внимания.

Если иметь в виду не литературную форму, а только содержание популярной книги о Пергамском алтаре, то его можно было бы свести к рассказу о сюжете этого памятника, истории его возникновения, художественных особенностях и втором рождении для человечества. Для того чтобы обстоятельно осветить все эти вопросы, нужно затратить немало кропотливого труда, ибо далеко не все, касающееся Пергамского алтаря, может считаться достаточно выясненным и по многим вопросам существуют значительные расхождения между специалистами. Но если эта работа уже проделана, то было бы довольно просто облечь ее результаты в форму трех взаимосвязанных очерков обычного для научно-популярной литературы типа. Г. А. Штоль предпочел пойти по более трудному пути, требующему не только хорошего знания предмета, но и овладения такими приемами художественного повествования, какие могут увлечь читателя, соединить для него пользу с удовольствием.

Для автора "Богов и гигантов" путь этот не нов. Из-под его пера уже вышел ряд известных книг на большие историко-научные темы, написанных в том же литературном жанре. Однако для того чтобы должным образом оценить его труд, посвященный Пергамскому алтарю, нужно выяснить соотношение между научными и литературно-художественными сторонами, присущее этой книге.

Тому, кто занимается изучением исторической жизни древних эпох и древнего искусства, хорошо известно, с какими трудностями приходится сталкиваться исследователю. От обширной литературы античного времени до нас дошло лишь немногое. Целые периоды античной эпохи не нашли почти никакого отражения в письменных источниках, потому что время не пощадило ни надписи, ни рукописи на папирусах - лишь очень незначительная часть их сохранилась. Погибло и подавляющее число памятников античного искусства и архитектуры, в лучшем случае известных нам только по описаниям, позднейшим копиям, изображениям на монетах, геммах и т. д. Труд историка, изучающего древние эпохи, при таких печальных для него обстоятельствах напоминает работу реставратора древней мозаики. Многие части се навсегда утрачены, другие сильно повреждены и лишь с большим трудом поддаются очень приблизительному восстановлению. Между тем потребность представить то, чего уже нет, таким, каким оно было во всем его красочном многообразии, неистребимо живет почти в каждом из нас.

Могут ли Труды ученых-Историков, полные всякого рода оговорок о степени достоверности сообщаемых ими сведений, почерпнутых из различных источников, удовлетворить эту потребность? Все преимущества тут целиком на стороне авторов, работающих в жанрах художественной литературы. За ними неоспоримое право воспроизводить образы, мысли, чувства, отношения людей минувших эпох и в тех случаях, когда они не нашли прямого отражения в источниках. У писателя, таким образом, больше прав, чем у ученого, но ответственность у них равная. Свобода, предоставленная авторам обращенных и в близкое и в более далекое прошлое романов или беллетризированных биографий, не снимает с них обязанности равнения на историческую правду. Соответствие между изображаемым посредством приема художественного творчества и тем, что было в реальной исторической действительности, представляемой на основании всей совокупности имеющихся о ней данных, сохраняет значение основного критерия и при оценке художественных произведений, посвященных историческим сюжетам. Безудержной фантазии тут не должно быть места.

Выдержать это соотношение, не поступаясь художественными сторонами повествования, но не умаляя и исторической истины, в книге о Пергамском алтаре было не так-то легко и просто. Особенно если иметь в виду первую ее часть - "Создатели - Атталиды", повествующую о Пергамском царстве и его соседях, историческая жизнь которых относится к так называемому эллинистическому периоду античной истории. Это было время почти беспрерывных бурных и острых столкновений между государствами, образовавшимися на развалинах империи Александра Македонского, время нарастающих и внешних и внутренних противоречий, обусловленных в конечном счете историческими особенностями рабовладельческого строя. Соотношение между борющимися силами и международная обстановка постоянно изменялись. Каждое из эллинистических государств претендовало если не на власть над всем тогдашним цивилизованным миром, то по меньшей мере - над своими соседями. Сравнительно небольшое Пергамское царство, конечно, не могло играть в этих столкновениях ведущей роли, хотя временами оно и оказывалось в центре происходивших тогда военных и политических событий.

В конечном счете история Пергама времени Атталидов известна нам лишь в самых общих чертах и полна пробелов, так что сведения об отдельных событиях приходится собирать буквально по крупицам из разных источников, при этом не во всех случаях достаточно надежных. Пергамский алтарь, к сожалению, не представляет собой счастливого исключения. Мы не знаем даже года, когда он был воздвигнут, как и числа лет, затраченных на его строительство. Эти данные устанавливаются лишь весьма предположительно, исходя из того, что в 181 году до н. э. в Пергаме при Эвмене II были проведены первые Никефории. Нельзя, однако, поручиться, что к этому времени алтарь уже полностью был закончен.

Не знаем мы, и при каких конкретных исторических обстоятельствах и по чьей инициативе было решено соорудить этот памятник: то ли Эвмен II задумал воздвигнуть алтарь, то ли эта мысль возникла еще у его предшественников и Эвмен только завершил начатое до него дело. Не знаем мы, и кто - какие архитекторы и скульпторы - непосредственно участвовали в создании алтаря.

Хотя алтарь создавался руками и талантом не одного, а многих скульпторов, в нем безусловно нашел воплощение единый художественный замысел. Для того чтобы раскрыть этот замысел и правильно его понять, нужно ясно представить себе творческую жизнь современной Пергамскому алтарю эпохи в целом. Однако и тут возникают немалые трудности. Эллинистическое искусство занимает особое место в истории мирового искусства: оно не порвало живых связей с предшествующим классическим периодом, но в то же время в нем в большей или меньшей мере проступают черты синкретизма в сочетании со стремлением ответить на новые запросы. В поисках объяснения всех этих особенностей творческой жизни эллинистического времени, сказавшихся и на Пергамском алтаре, снова и снова приходится обращаться к тому, что может быть названо своеобразием эллинизма, как особого периода античной истории. Не следует, между тем, упускать из виду, что в дошедшей до нашего времени античной традиции этот период отражен менее полно и ясно, чем предшествующий ему классический.

Как выходит из всех этих многочисленных затруднений автор "Богов и гигантов"? Стремясь к воссозданию эпохи, непосредственно предшествующей и современной Пергамскому алтарю, он, конечно, не может не воспользоваться своим правом восполнять недостающие сведения путем творческого воображения. Нельзя, однако, не отдать должного его такту, раскрывающему в нем не только автора исторического романа, но и ученого. Иногда даже в ущерб художественным сторонам повествования воссоздаваемая Г. А. Штолем историческая обстановка, бытовые подробности, события, образы деятелей никогда не вступают в противоречие с фактами, устанавливаемыми на основании источников или утвердившимися в науке и в достаточной мере обоснованными представлениями и предположениями. Достигается это умелой выборкой из очень обширной литературы вопроса именно таких трудов и исследований, за которыми утвердилась репутация надежности и авторы которых заслуженно пользуются наибольшим научным авторитетом.

Кропотливому труду этих ученых автор "Богов и гигантов" в первую очередь обязан тем, что из разбросанных по ряду источников отрывочных сведений об относительно непродолжительном периоде самостоятельного существования Пергамского царства ему удалось составить цельное впечатление об историческом лице этого государства и особенностях его культурной жизни. Если Пергамский алтарь воспринимается нашим временем как своего рода кульминационный пункт в развитии всего эллинистического искусства, то весьма важным было показать и объяснить, почему именно Пергам в большей мере, чем все другие эллинистические государства, оказался наследником духовных и художественных ценностей непреходящего значения, созданных в период наивысшего расцвета эллинистической культуры.

Эта задача удачно разрешена в первом разделе книги и - что следует подчеркнуть - разрешена без всяких натяжек, в полном соответствии с теми фактическими данными, какими располагает современная наука. Тем самым находят себе оправдание и выведенные автором живые и яркие образы Атталидов. Если они и несколько идеализированы, то во всяком случае в пределах дозволенного. Нельзя не признать вполне обоснованной и мысль автора о Пергамском алтаре как детище всех Атталидов. Да, строительство его было завершено в правление Эвмена II. Но разве могли бы появиться на свет монументальные художественные произведения такой значимости, если бы для них не была подготовлена соответствующая почва усилиями не одного, а нескольких поколений? Памятники такого рода не возникают изолированно, вне связи с другими проявлениями той же культуры и в области искусства и архитектуры, и в других сферах общественной жизни. В книге Г. А. Штоля, отводящей должное место и Пергамской библиотеке и тому, что может быть названо историей пергамского архитектурного ансамбля, это хорошо показано. Кстати сказать, сложившиеся у нас представления об этом ансамбле - тоже плод упорного труда нескольких поколений археологов, успешно использовавших ретроспективные приемы исследования.

С главными трудностями автору книги, однако, пришлось столкнуться лишь тогда, когда он дошел до описания самой работы над памятником. Отдельные части огромной композиции Пергамского алтаря, как известно, обладают не одинаковой силой воздействия. Одни из них оставляют более сильное впечатление, при взгляде на другие нельзя не испытать чувства некоторого разочарования. Факты эти общеизвестны. Они служат основанием для вывода о различной одаренности тех, кто работал над созданием памятника. В то же время не приходится сомневаться в том, что работа над памятником возглавлялась неизвестным нам по имени, но безусловно каким-то одним большим мастером, сумевшим обеспечить композиционное и стилистическое его единство.

Для того чтобы составить представление о характере работы автора над этой частью книги, достаточно сравнить соответствующие ее страницы с любым из многочисленных описаний Пергамского алтаря. В этих описаниях те или иные его особенности обычно только констатируются, здесь они и объясняются. Объяснения эти живые и образные. Познакомившись с ними, невольно начинаешь замечать и понимать немало такого, что раньше не бросалось в глаза, проходило мимо. Форма воображаемых диалогов, в которых даются эти объяснения, в данном случае полностью себя оправдала. При этом нельзя не обратить внимания на тот факт, что имена участников этих диалогов не придуманы, а заимствованы из надписей на камнях алтаря, за исключением одного имени - имени Эпигона. Тут автор, как он сам говорит в "Послесловии", "позволил себе некоторую художественную вольность", изобразиз Эпигона душой и руководителем всей работы. Но и эта "вольность" небеспочвенна. Более чем вероятно, что Эпигон - основатель и глава пергамской художественой школы - возглавил такое, требующее огромных и материальных и духовных затрат, дело, как возведение большого алтаря, призванного прославить на весь тогдашний цивилизованный мир Пергамское царство и его архитекторов, скульпторов и художников.

Подытоживая впечатления от первого раздела этой книги, можно с полным правом утверждать, что в ней в той или иной мере затронуты и освещены все основные вопросы, связанные с историей Пергамского алтаря в древности, и раскрыты все его особенности как уникального произведения эллинистического искусства. Избранная автором литературная форма не привела к снижению научной достоверности излагаемого материала и не умалила научно-познавательного значения книги.

Собственно, то же самое можно оказать и о двух других разделах, представляющих собой беллетризированные биографии Карла Хуманна я Теодора Виганда. Фактически это не только биографии выдающегося, прославившегося на весь мир археолога и также широко известного организатора Пергамского музея в Берлине, но и целая галерея портретов и зарисовок видных и не видных ученых, государственных деятелей, чиновников всех рангов, участвовавших в раскопках рабочих, рядовых служителей музея. Взяты они, как говорят археологи, in situ, т. е. не вырваны из окружающей их обстановки, а перенесены на страницы книги вместе с ней.

Перед глазами читателей раскрывается впечатляющая картина. Германия Бисмарка, а потом Вильгельма II с ее безудержно экспансионистскими устремлениями, совершенно определенным образом сказавшимися и на немецком ученом мире и на деятельности научных учреждений; и Османская Турция, экономически и политически уже закабаленная, фактически превратившаяся в полуколонию империалистических держав. Германские императоры и сановные вельможи, оказывающие высокое - впрочем, не такое уже щедрое покровительство - не из интереса или приверженности к науке, а для того, чтобы с ее помощью повысить престиж империи, превратить ее столицу не только в политический, но и в мировой культурный центр; и турецкие невежественные чиновники, готовые торговать национальными сокровищами своей страны. Высокопарные немецкие генералы от науки, преисполненные чувства собственного достоинства, и рядовые труженики науки, бескорыстно ей преданные, наделенные талантом и работоспособностью, - словом, истинные представители народа, который на наших глазах полностью проявил свои силы и талант на территории социалистического государства - Германской Демократической Республики.

Именно таким человеком был и Карл Хуманн. Рядовой инженер, по специальности строитель дорог, в силу случайного стечения обстоятельств попадает в Турцию и здесь до самозабвения увлекается памятниками древности. Через некоторое время из дилетанта-раскопщика он становится опытным и выдающимся археологом. История его раскопок в Пергаме, которые он начал по собственной инициативе и, можно сказать, на свой страх и риск, это не только история замечательного археологического открытия, но и история взаимоотношений пламенного, охваченного всепоглощающим интересом к памятнику энтузиаста с окружающим его чиновным миром, совершенно равнодушным к его делу.

Карл Хуманн - смелый, энергичный и деятельный человек, совершенно чуждый мелочному тщеславию. Пергамский алтарь был для него неизмеримо дороже всего остального. На пути к своей заветной цели с редким упорством и настойчивостью преодолевал он все чинимые ему препятствия и в конце концов добился полного успеха. Но и тогда, когда имя его прогремело по всему миру, он остался самим собой. Официальные почести, которыми Хуманна нельзя было не удостоить, он воспринимает с легкой, но все же ощутимой иронией.

К совсем другому типу деятелей принадлежал Теодор Виганд. В значительной мере именно ему мы обязаны тем, что Пергамский алтарь был не только открыт, но и стал доступным для обозрения, вошел в сокровищницу мировой культуры. Однако не столько заботы о благе человечества, сколько личное честолюбие руководило Теодором Вигандом. По-своему он очень типичен. Те же черты можно наблюдать и у других представителей германской науки конца XIX и первой половины XX века; не говоря уже о том, что из той же среды испещренных дуэльными шрамами корпорантов вышел не один деятель, стяжавший себе печальную известность во времена Третьего рейха.

Теодор Виганд нашел путь к сердцу Карла Хуманна. Прежде всего потому, что он не был "филологом" в том смысле, в котором Хуманн понимал это слово, то есть существом худосочным, не способным к физическому труду, какого требует полевая археология. Хуманн не переваривал таких "филологов" и относился к ним с величайшим презрением. Поэтому он сразу же отдал предпочтение Виганду, действительно наделенному недюжинной энергией и работоспособностью. Однако впоследствии его энергия нашла себе совсем иное применение. Пергамские раскопки были для Виганда лишь трамплином. В дальнейшем он действует главным образом в Берлине тоже в очень типичной для того времени обстановке - обстановке постоянных академических интриг и политического лавирования.

При всех этих условиях трудно сказать, был ли Пергамский алтарь в руках Виганда только козырной картой, позволившей ему принять участие в большой игре, или он ввязался в эту игру для того, чтобы добыть для Пергамского алтаря достойное его музейное помещение.

Работа автора "Богов и гигантов" над второй и третьей частями книги существенно отличалась от его работы над первой. Там скудость, здесь исключительное изобилие материала. Официальные доклады Хуманна о ходе его работ в Пергаме были опубликованы еще в 80-х годах XIX века. Многотомное монументальное издание под названием "Древности Пергама", насчитывающее уже десять больших фолиантов, продолжает выходить и по сей день. Сохранились (в основном они уже опубликованы) дневники, письма, зарисовки Хуманна. О нем существует большая мемуарная литература. Много книг, исследований и очерков написано и о Пергамском алтаре.

Задача автора "Богов и гигантов", таким образом, сводилась не столько к установлению фактов, как в первой части книги, сколько к их отбору, в соответствии с поставленными целями. Однако нужно было не только отобрать нужные факты, но осветить их и объяснить. Для этого требовалось уже нечто большее, чем овладение материалом, непосредственно связанным с открытием и последующими судьбами Пергамского алтаря. Нужно было хорошо знать историю немецкой науки конца XIX и первой половины XX века, чувствовать и ясно себе представлять обстановку, в которой она развивалась, вообще хорошо знать Германию.

Для всякого, кто прочтет эту книгу, станет понятно, в какой мере автор справился с этими задачами. На страницах его книги Карл Хуманн говорит именно тем языком, каким он, судя по его письмам, действительно говорил в жизни. Характер и его самого и его деятельности, по всем признакам, очерчен очень точно. Не менее колоритен и Теодор Виганд, как и другие большие и малые герои этой книги. Самый ход раскопок и других работ, связанных с перевозкой Пергамского алтаря в Европу и организацией музея, изложен в полном соответствии с имеющимися данными и с большим знанием дела.

Остается один последний и очень важный вопрос: способна ли эта, безусловно, очень полезная книга увлечь читателей? Но на этот вопрос должен ответить уже не автор послесловия, а сами читатели.

Перевод дается с незначительными сокращениями.