В одно бурное десятилетие построил Александр свою мировую империю. Он сокрушил могущественное великое царство персов, которым принадлежала половина Азии и которые держали под своим контролем все восточное побережье Европы и всю Северо-Восточную Африку. Он подчинил себе Азию вплоть до плодородной равнины Инда и обширных скифских степей, он искал и нашел морской путь через Индийский океан и завоевал Египет. Он эллинизировал обширнейшие области и страны, населенные людьми с коричневой, черной и белой кожей, которых раньше презрительно называли варварами.
И, можно сказать, за один день, стоило ему лишь закрыть навеки глаза, вся его империя распалась на части.
Плач и вопли наполнили просторный дворец; царские мальчики бросились в город к тем, кто командовал отдельными подразделениями армии, чтобы известить о смерти властителя. Эта весть моментально распространилась среди населения Вавилона. Казалось, что город, властвовавший над миром, на некоторое время задержал дыхание. На одну чашу весов легло горе, вызванное внезапной смертью царя, на другую - тяжелая забота о будущем. Греки и македонцы вспоминали своего самого смелого и победоносного полководца, вавилоняне - самого мягкого и справедливого властителя, которого когда-либо знала их длинная история. Но все они оплакивали не только его, но и себя. Никто из них не представлял, что станет с империей, потерявшей хозяина, что будет теперь с ними самими. Не поднимутся ли все как один азиаты и не нападут ли на армию? Не утолит ли армия свою ненависть к Азии в кровавой бане? И те и другие сидели всю ночь в своих домах с погашенными огнями, ожидая утра. Всех их терзал страх перед тем, что вот-вот могло произойти и все еще не происходило.
С утренней зарей по городу разнесся слух, будто бы царь незадолго до смерти снял с пальца свой перстень с печатью и, положив его на одеяло, сказал: "Сильнейшему".
По другим слухам этот перстень он передал Пердикке, старейшему из семи наиболее приближенных соматофилаков.
Говорили еще, что Пердикка положил перстень рядом с царским венцом на опустевший трон и пригласил шестерых соматофилаков на совещание, чтобы не подумали о нем, как о человеке надменном.
Этих семерых звали: Пердикка, Леоннат, Птолемей, Лисимах, Пифон, Аристон и Арридей. Они были самыми близкими друзьями царя, стояли к нему ближе, чем его жена Роксана, дочь бактрийского царя, и Статейра, дочь побежденного великого царя, которую он взял в качестве второй жены. Только эти семеро и знали, что царь ушел, не сказав ни единого слова о том, кого он назначает своим преемником, не поделившись с ними своими планами на будущее. Они были так же мало осведомлены, как и самый последний обозный солдат в армии, как и прокаженный нищий, что стоит у моста через Евфрат.
У царя есть сын - Геракл. Родила его Барзина - вдова персидского военачальника Мемнона, уроженца Родоса. Но она никогда не была законной женой царя. Законные его жены - Роксана и Статейра. Роксана была беременна, к концу лета ей предстояли роды. Но, хотя покойный царь надеялся с помощью этого брака примирить подвластные ему народы и племена, его друзья не очень верили в такую возможность. Они считали, что сын бактрийки, если вообще у нее родится мальчик, никогда не сможет стать наследником македонского престола. Но есть еще один подлинный потомок царского дома - и он здесь, в Вавилоне. Это сводный брат Александра, которого зовут Арридей, как и одного из семи собравшихся. Но, во-первых, Арридей родился не от законного брака царя Филиппа, его мать была всего лишь фессалийской танцовщицей; во-вторых, он слабоумный, и об этом знает каждый и в армии, и во флоте, и в городе. Призвать его на престол просто невозможно.
Пердикка говорит о необходимости сохранить единство империи. Птолемей, сын Лага, предлагает создать нечто вроде регентства в виде совета главных полководцев. Наконец, решение принято: на первых порах империей будет управлять совет регентов; если же Роксана родит сына, то он будет объявлен царем, правящим при помощи опекунов. Сразу же назначили и опекунов: для Европы - полководцев Антипатра и Кратера, а для Азии - Пердикку и Леонната.
Теперь единство империи как будто бы обеспечено, во всяком случае сегодняшний и завтрашний день гарантированы. Но могут ли вообще соматофилаки принимать столь важные решения, хотя они и близко стояли к покойному царю? Не считал ли Александр, даже в последние дни, когда его сознание помутилось, что все важные вопросы должны быть представлены для окончательного решения народному собранию воинов? Конники не имели ничего против решения семерки, так как оно освобождало их от самостоятельных утомительных размышлений. Однако пехота - аргираспиды и пецгетайры* - реагировала иначе: она восстала в первый же день после смерти царя и пошла на штурм дворца. Ожесточенное сражение разгорелось буквально у самого тела всеми любимого царя. Лишь с большим трудом Селевку и царским мальчикам удалось обеспечить выход из дворца соматофилакам. Соединившись с конницей у стен города, они узнали, что пехота вывела из дворца Арридея и провозгласила его наследником Александра под именем Филиппа.
Семь дней подряд шли переговоры, вернее, торговля властью и влиянием, а мертвый повелитель вселенной незамеченным лежал на своем последнем ложе, всеми забытый, кроме врача, который в тишине бальзамировал его тело. Наконец было достигнуто соглашение, которое выглядело следующим образом: гетерия и конники согласились признать Арридея царем, но пехота в свою очередь обязалась признать царем сына Роксаны. Пердикка станет хилиархом, великим визирем империи, как наследник Гефестия. Кратер - простатом* царства. Антипатр-стратегом** в Европе. Арридей (соматофилак, а не новый царь) перевезет тело Александра в храм Амона в Египте.
*(Простат - доел, "начальник", здесь нечто вроде лорда-протектора.- Прим. авт.)
Теперь как будто бы все было в порядке, но на самом деле началась борьба всех против всех. Один мятеж следует за другим, одну интригу сменяет другая, одно коварное убийство порождает новое.
Пердикка, устранив со своего пути самых опасных противников, остается служить новому царю. Он становится главнокомандующим всех войск, хранит царскую печать в качестве единовластного царского наместника и от имени царя отдает приказы как полководцам, так и сатрапам. Хилиархом вместо него становится Селевк, до того возглавлявший Корпус царских мальчиков. Его место занимает Кассандр, сын Антипатра. Сатрапию Египет вместе с Ливией и Аравией получает Птолемей, в Сирию направляют Лаомедона, в Великую Фригию - Антигона, наместником Киликии становится Филот, Пафлагонии, Каппадокии и Понта - Эвмен из Кардии, бывший тайный советник и писарь Александра. В Геллеспонтскую Фригию назначают Леонната, во Фракию - Лисимаха, в Македонию и Грецию - Антипатра и Кратера. Во всех восточных провинциях остаются на своих прежних должностях главным образом персидские сатрапы. Итак, всех приближенных Александра удалили и от нового царя и от армии, но с честью и не без выгоды для них самих. Только теперь Пердикка решается открыть войскам планы покойного царя: грандиозные походы на север, на юг и на запад. Он рисует им страшные опасности, но сулит и громадные сокровища, сотворенные на огне Гефеста, счастливое и разумное упорядочение их жизни. Войска уже готовы осуществить предначертания Александра, но разложение армии растет, а эпидемия убийств распространяется даже на дом царя. Роксана просит Статейру переселиться вместе с сестрой Дрипети, которая пользовалась доверием Гефестия, из Суз в Вавилон, чтобы они могли обрести тут покой и безопасность. Последние наследники последнего персидского царя, ничего не подозревая, выезжают в Вавилон. А здесь, с согласия Пердикки, Роксана приказывает убить их в час прибытия и трупы бросить в колодец. Колодец потом забрасывают камнями. Наконец Роксана разрешается мальчиком, которого войска приветствуют как царя и как нового Александра.
В последний раз новые сановники и сатрапы собираются в Вавилоне на скромные похороны мертвого властителя мира.
Потом они разъезжаются, каждый в свою провинцию. Это был конец. Империя Александра окончательно распадается. И если поборники и полководцы этой великой державы встретятся снова, то только на бесчисленных полях сражений, где они сами и их воины будут проламывать друг другу головы. Долгие десятилетия в мире нет мира. Дымятся сожженные города и деревни, течет кровь, неистовствуют кинжалы и яд.
Уже через год после смерти Александра Леоннат пал в бою с восставшими греками; на третий год пребывания у власти Пердикки, когда он воевал в Египте против Птолемея, его убивают на поле боя Селевк и македонцы. Еще два года спустя умирает в восьмидесятилетнем возрасте естественной смертью, что теперь уже стало редкостью, Антипатр, наследник полномочий Пердикки. Проходит два года, и в Македонию возвращается Олимпиада, мать Александра. Она полна готовности отомстить наконец за все оскорбления и несправедливости, которые претерпела. Олимпиада люто ненавидит сына царя Филиппа, родившегося от незаконного брака. Его провозгласили царем, а жена его - Эвридика - сумела отлично заменить своего слабоумного мужа. Олимпиада повелевает поймать обоих, замуровать в подземелье и держать их впроголодь, чтобы она могла долго "наслаждаться" страданиями узников. Но в это время спешно возвращается Кассандр, готовый отомстить убийце новым убийством: Олимпиаду, мать Александра, побивают камнями.
"Это ужасно, - пишет Дройзен, - что один правитель убивает другого, что из-за дикой страсти нещадно уничтожают последних великих людей великого времени, уничтожают с бешенством виновных и невиновных, пуская в ход коварство под видом благоразумия, а их преемники, исполнив божью волю, делят их добычу и щеголяют в их украшениях. Тогда кажется, что судьба издевается над их величием и над их свержением".
Как началось, так и пошло дальше. Возникали союзы и против них другие союзы, заговоры, расколы, войны. Сначала сатрапы выступили против Пердикки и его союзников, затем против царского дома. Потом стали расти армии, а с ними произвол и попрание прав. Но теперь сатрапы уже не выступают против полководцев, а полководцы против сатрапов - постепенно формирующиеся государства диадохов стараются уничтожить друг друга.
На востоке утверждается господство одноглазого Антигона, бывшего стратега царской армии. И тогда все, кто еще стремился возродить империю Александра, заключают против него союз. Против Антигона объединяются даже те, у кого раньше отношения складывались как у кошки с собакой: повелители Македонии, Фракии, Малой Азии, Египта. К ним примыкает Селевк, бывший сатрап, изгнанный из Вавилонии. Пять лет продолжается эта война, в которой каждая из борющихся сторон только проигрывает. Кассандр, занимавший должность стратега в Европе, убийца матери Александра, который в начале войны был официально объявлен вне закона, сейчас вновь восстановлен в прежнем звании, и ему доверено воспитание двенадцатилетнего царя Александра, сына Александра и Роксаны, до его совершеннолетия. Этот Александр - Четвертый, - принявший имя великого царя, был красив и умен, вылитый отец. Но не прошло и года после заключения мира, как Кассандр повелевает убить мальчика и его мать кинжалом и зарыть их трупы в неизвестном никому месте. А еще через год Полиперхон, очередной властитель и враг Кассандра, приглашает в Грецию другого сына царя, молодого Геракла (который вместе со своей матерью, Барзиной, тихо и незаметно жил в глухом горном углу Пергама), требуя, чтобы его провозгласили царем. Но Кассандр подкупил Полиперхона, и всего лишь за жалкие сто талантов тот повелевает удушить мальчика, последнего потомка македонского царского дома, во время пира. Этот случай почти не привлекает внимания. Александр давно уже забыт. Каждый отстаивает лишь свои интересы. Жадное стремление к власти господствует над диадохами и всем этим временем.
Деметрий, сын Антигона, победил Птолемея в морской битве у острова Саламина, уничтожив его флот. Возвестивший о победе гонец приветствовал Антигона как царя. Антигон в свои семьдесят лет - даже ближе к восьмидесяти - первым из диадохов достиг этой цели. Но, несмотря на свой титул, он не был законным преемником Александра. Народ приветствовал его только потому, что он победил. Ну, что ж, это приятно, и в то же время это месть Птолемею, который присвоил себе тот же титул.
Тогда же царскую диадему возложил на свою голову и третий царь - Селевк. Четвертым носителем этого титула стал Лисимах во Фракии, пятым - Кассандр в Македонии. Другие сатрапы, ранее равные в правах с этими пятью, не пытались подобным образом оформлять свою власть. Они понимали, в какую пропасть это может их завлечь, отдавали себе отчет в том, что не имеют суверенных прав и могут лишь рассчитывать на должности высших сановников при новых монархах. Однако некоторые сатрапы, "варвары", обзаводились звучными титулами - Митридат из Понта, Атробат из Мидии. К ним можно прибавить еще и некоторых греков из дальних областей: Агафокл из Сиракуз, Дионис из Гераклеи.
Никто из них не имел никаких официальных прав на титулы, но, опираясь на реальную власть в своих областях, они могли претендовать на то, чтобы подвластное население оказывало им такие же почести, как олимпийским богам.
Малая Азия, расположенная между молодыми царствами диадохов, осталась главной ареной битв в последующие годы. На нее претендовали Лисимах, Антигон, Селевк, Кассандр. Решающая битва, в которой участвовали сотни тысяч конников и пехотинцев, множество колесниц и боевых слонов, произошла при Ипсе. Антигон пал, и царство его осталось без правителя, а сын его, Деметрий, был вынужден спасаться бегством. Снова начался дележ трофеев. Словно шакалы и гиены, бросились недавние союзники в борьбу за никому теперь не принадлежавшую территорию. Кассандр принял на себя всю тяжесть военных действий, Лисимах сыграл главную роль в самом сражении, Селевк нанес решительный удар, Птолемей же участвовал в сражении только номинально. Кассандр потом получил всю Грецию, а, по всей вероятности, еще и Эфес, его брат - Киликию. Селевку достался Восток, включая и половину Малой Азии, Лисимаху - основная территория Малой Азии. Птолемей остался в старых границах и не получил желанной Финикии и Кэлесирии*, которые добавил к своей добыче Селевк. Маленькие промежуточные царства попали под власть разных правителей: Армения - Оронта, Каппадокия - Ариарафа, Понт - Митридата; остальные неподеленные территории остались, так сказать, на положении нейтральных зон.
*(Кэлесирия - в Южной Сирии между Ливаном и Антиливаном. - Прим. авт.)
Казалось, борьба была окончена, но она продолжалась. Сразу же после нового раздела было посажено еще одно зернышко, из которого потом возникло царство. Конечно, это была не мировая империя, но оно оказалось единственным из всех государств диадохов и эпигонов, в котором дольше всего жил дух Александра. Дух молодого Александра - Александра того времени, когда он, еще не сделавшись повелителем мира, стремился утвердить власть эллинской культуры. Сам того не сознавая, это царство сотворил Лисимах - последний из полководцев великого царя, уже после битвы при Ипсе, стариком пришедший к большой власти.
Всю жизнь Лисимах считался только храбрым воином, не более. Думать было не его делом, и все, что не касалось войны, было ему безразлично. Стремление к власти и власть превратили его, как это часто бывает в жизни, в человека, который был достойным уважения в своей области, был искренним и верным, но отнюдь не претендовал на гениальность. А верность в те времена зависела от политической обстановки, и, если нужно было, не гнушались идти на двурушничество. Пользовались каждым подходящим случаем, чтобы добыть любимые денежки, которые всегда могут понадобиться и которые ни в коем случае не следует растрачивать на произведения искусства, как это делал безрассудный Птолемей. Тот, кто раньше был прямодушен, сейчас изворачивался, как змея, и если уж занял место, то его оттуда не скинешь. Даже любовь не могла противостоять новым требованиям и целям. Лисимах изгнал персианку Амастрию, чтобы жениться на Арсиное, дочери Птолемея I, которая была на пятьдесят лет моложе его. Он обрек свою дочь на пожизненное заключение, стоило ей лишь попросить отца восстановить царство зятя Лисимаха - Антипатра - в Македонии. А чтобы наверняка удержать за собой это царство, он приказал в конце концов убить Антипатра. Жадность и бессилие одолевали старика и вертели им как игрушкой.
Но в отдельные моменты он мыслил разумно и ясно. Овладев Малой Азией, он стал подбирать наместников для управления ее городами. Нашелся здесь один городок с крепостью, который не играл никакой особой роли, но мог стать очень важным, так как занимал выгодное стратегическое положение. Он был расположен высоко над равниной Каика, господствуя над местностью между Адрамитским заливом и Гермом. Пергам - вот как называлось это гнездышко; тот самый Пергам, где вырос сын Александра - Геракл. Укрепленный город был неприступен и поэтому оказался самым подходящим из всех, принадлежавших Лисимаху, где можно было спрятать награбленные сокровища: девять тысяч талантов, почти столько, сколько было у Александра в его лучшие времена, и намного больше того, что имел кто-либо из диадохов. У себя хранить такие огромные деньги Лисимах больше не мог: ведь он уже старик и должен еще воевать. Военное же счастье, как известно, непрочно. Оставить сокровище на прежнем месте было невозможно еще и потому, что наступили такие времена, когда нельзя было верить даже собственным детям. Кому вообще можно теперь доверять, кроме как самому себе? Доверие, которое стоит девять тысяч и один талант? Попробуйте-ка доказать, кто будет всегда верен, всегда надежен, всегда готов служить царю. Да вроде бы таких и нет. Одного за другим проверяет Лисимах своих приближенных и каждого отвергает. Остается только один: Филетер, сын Аттала. Филетер станет фрурархом, комендантом Пергамского замка. Одновременно, о чем будут знать лишь очень немногие, он станет тезаурофилаксом- хранителем тайных и огромных сокровищ, принадлежащих Лисимаху.
О, как бы он был потрясен, если бы узнал, что прожил больше, чем нужно, и стал лишним для того, кому подарил так много незаслуженной любви. Капля, как известно, точит камень. И тут Лисимах узнает от Арсинои, что Агафокл пытается совратить его верную жену, с тем чтобы устранить с пути ее мужа и своего отца, поделить с ней империю и престол. "Вздор!" - кричит Лисимах. Вздор? Но ее брат тому свидетель, так как этот негодяй и его пытался уговорить. Царь теперь всему поверил и решил предотвратить готовившееся преступление. Но Агафокл хорошо знал и своего отца, и свою мачеху, и своего шурина. Когда на торжественном пиру ему подали отравленное питье, Агафокл сразу же принял противоядие и спас свою жизнь. Но не свою свободу. Он был брошен в темницу и через несколько дней погиб от руки Птолемея Керавна.
Это было время, когда убийства происходили чуть ли не ежедневно и не производили уже никакого впечатления. Но это был особый случай. Александру, брату убитого, вдове и детям Агафокла удалось бежать к Селевку. У него они просят помощи и отмщения. Подданные царя Лисимаха возмущены: ведь вся их любовь и все надежды принадлежали Агафоклу. А Лисимах не прекращает своих преступлений. Он повелевает хватать и убивать всех, кого он знал как друзей своего сына.
Кому удалось спастись, тот стал врагом Лисимаха. Стал его врагом и Филетер, этот верный среди неверных и неверный среди верных. Верен он был Агафоклу, вместе с которым вырос в Корпусе царских мальчиков, вместе с которым делил горе, радость и палатку на поле битвы. Верен он был и своему брату Эвмену - коменданту египетской Амастрии (на Понте, невдалеке от родного города Тиоса и поблизости от Гераклеи), которого преследовала будущая повелительница Арсиноя, так как Эвмен стоял на стороне Птолемея Филадельфа, а не на ее стороне и не на стороне изгнанного Птолемея Керавна, другого ее брата. Верен он был, наконец, и самому себе. Уже не раз царица интриговала против Филетера и пробовала лишить его доверия, так как он, хотя и жил в столь суровое и жестокое время, чувствовал отвращение к суровости и жестокости. Но сейчас Филетер, ранее так бесконечно преданный Лисимаху, отступает от него, потому что царь оказался столь вероломен по отношению к Агафоклу. Поняв, что это убийство приведет к новой войне, и не желая бороться на стороне несправедливых против справедливых. Филетер сам должен был стать вероломным. Он посылает из Сирии гонца к Селевку и предоставляет себя, свою маленькую армию, замок и сокровище в его распоряжение. Это случилось на второй год 124-й Олимпиады*.
*(283 г. до н. э.)
Снова Малая Азия становится ареной битвы. Армии Лисимаха и Селевка двигаются навстречу друг другу. В битве на Коросском поле Лисимах теряет свое царство и жизнь. Селевк мог бы теперь стать его наследником, но во время битвы взятый в плен Птолемей Керавн (его содержали свободно, не как пленного, а как царского сына) убивает Селевка и провозглашает себя царем Македонии.
Поскольку Филетер открыто перешел на сторону Селевка, ему удалось в течение всей войны сохранить независимость своего города и нейтралитет. Крепость Пергам и сокровища, которые здесь хранились, теперь уже больше не принадлежали ни Лисимаху, ни Селевку. Впервые Филетер как следует запустил руки в эту сокровищницу, когда надо было заплатить убийце за труп Селевка. Труп торжественно предали кремации в Пергаме, а пепел Филетер послал сыну Селевка - Антиоху. Так он приобрел себе друга и в то же время сохранил хорошие отношения с новым царем Македонии. Но Птолемей Керавн недолго радовался незаконно приобретенной короне. Спустя девять месяцев его убивают восставшие галаты.
Среди всеобщей сумятицы и анархии Пергам выглядит маленьким островком мира. Великие властители этого времени смотрят на Филетера с уважением и благосклонностью. Антиоху Филетер оказывал почтение, Филадельф был связан с его братом Эвменом, Антигон, новый царь Македонии, был сыном Деметрия Полиоркета, надежного друга еще по старому доброму времени правления Александра Великого. Они ценили Филетера, но еще больше ценили его неизмеримые сокровища, с помощью которых не составляло особого труда углублять и укреплять дружбу и дипломатические отношения со всеми соседями. А так как его город-крепость, как это знал каждый, неприступен, то было выгоднее попытаться мирным путем отщипнуть себе кусочек от этих богатств. Опасности же для их огромных империй Филетер - комендант маленького Пергама, - конечно, не представлял никакой. Никто поэтому не возражал против того, чтобы Филетер сохранил свою скромную независимость и чтобы с этого времени назывался династом Пергама.
Филетер носил этот титул до самой смерти. Умер он во втором году 129-й Олимпиады, когда ему исполнилось восемьдесят лет.