Б.3342, Б.3346, Н.72.887

К рассмотренным выше фрагментам аттических рыбных блюд из закрытых комплексов могут быть присоединены еще три фрагмента (также неопубликованные), которые поступили в Эрмитаж как находки или покупки. Их внешние признаки также указывают на аттическое происхождение.

Б.3342. Фрагмент блюда с остатками центрального углубления и частью кольцевой ножки. Куплен в Керчи в 1889 г. Дл. 20,8; диам. центрального углубления около 7,8. Центральное углубление покрыто лаком; окружено врезной линией в цвете глины и полосой примыкающих к ней ов. Поверхность блюда повреждена. Основание заметно профилированной снаружи ножки и двойная врезная кольцевая линия на нижней поверхности блюда - в цвете глины; остальная часть нижней поверхности покрыта лаком, за исключением средней части оборотной стороны блюда, оставленной в цвете глины и украшенной полосами лака.

Верхняя часть тела сидящей верхом на животном женской фигуры, безусловно, Европы на быке; верхняя часть фигуры с крыльями (Эрот); за ними - сидящий Зевс со скипетром; находящиеся за ним части одежды, как и голова и поднятая рука, принадлежат еще одной женской фигуре. Возможно, это нереида, едущая на гиппокампе.

Б.3346. Фрагмент блюда, соприкасающийся с краем и с основанием ножки. Куплен в 1888 г. в Керчи. Дл. 15,6. Без верхнего края. Внешний край целиком отломан. Детали выполнены рельефными линиями лака, а также разжиженным лаком. Остатки пяти сравнительно больших однотипных рыб.

Н.72.887. Фрагмент блюда с остатками центрального углубления и основанием ножки. Найден в 1972 г. Н. Л. Грач при раскопках Нимфея в Крыму. Дл. 9,7. Центральное углубление покрыто лаком; окружено врезной линией в цвете глины и полосой примыкающих к ней ов. Остатки мужской головы, повернутой влево, и конца стержня, очевидно, принадлежащих фигуре Зевса со скипетром.

Описанные фрагменты аттических рыбных блюд из собрания Эрмитажа очень заметно расширяют материальную базу для изучения расписных экземпляров этой категории керамики. При сравнении фрагментов с точки зрения размеров и толщины блюд, высоты, формы и декорации внешних краев, распределения и выбора сюжетов декора на поверхности блюд, уступов, полос, покрытых лаком и оставленных в цвете глины на оборотной стороне, высоты и профиля кольцевых ножек, вплоть до манеры росписи и употребления разжиженного лака, выясняется, что даже два фрагмента не могут быть с уверенностью отнесены к одному блюду (см. примеч. 28). Приведенные ясные отличительные признаки показывают, что ленинградские фрагменты представляют остатки около 75 новых аттических рыбных блюд; по сравнению с подборкой Фреля материал тем самым увеличился более, чем вдвое. Фрагментарная сохранность блюд, безусловно, ограничивает возможности их оценки, тем не менее существующие представления об аттических рыбных блюдах в целом подтверждаются и обобщаются.

Таблица XIV. Фрагменты рыбных блюд: 1а, б - Б. 3342; 2 - Б. 3346; 3 а, б - Н. 72. 887

Следуя указанной вначале грубой схеме деления расписных аттических рыбных блюд, и публикуемые фрагменты - если исходить из сохранившейся на них росписи - могут быть распределены по тем же трем категориям: большинство их принадлежит "чистым" рыбным блюдам, среди них должна быть особо выделена небольшая группа, у которой даже центральное углубление, покрытое, как обычно, лаком, украшено изображениями морских животных (П.1867/68, 211, 212, 222; П.1875. 137); другие фрагменты представляют "мифологические" рыбные блюда с изображениями эпизодов мифа о Европе (Т.1872, 1-16, 18-21; Б.3342; Н.72.887); и, наконец, третья группа фрагментов принадлежит рыбным блюдам, разделенным на два фриза (Т.1872, 17; П.1867/68, 220/223, 224; П.1875, 145). Вопрос об отнесении некоторых фрагментов (П.1867/68, 218, 219; П.1875, 136, 138, 154, 155) к одной из перечисленных групп остается открытым.

На "чистых" рыбных блюдах так же, как и на "мифологических" и на разделенных на фризы, изображается многообразная картина морской фауны, которую вазописцы без сомнения хорошо знали. Однако, несмотря на наличие многочисленных деталей, именно типы рыб лишь в отдельных случаях охарактеризованы настолько точно, что возможна попытка их видового определения. Если изображена рыба вообще (класс Osteichthyes), то почти на каждом фрагменте выступает тот тип, который обозначен более или менее крутым профилем головы, глазом, расположенным на различной высоте, жабрами в двойном обрамлении, колючим спинным плавником с отчетливо отмеченными лучами и раздвоенным хвостовым плавником. Некоторые варианты рисунка отчасти могут быть объяснены его беглостью или принадлежностью блюд различным художникам. Они выражаются в изображении спинного плавника с мягкими лучами и нераздвоенного хвостового, в отсутствии обозначения жабер или дополнительной росписи туловищ разжиженным лаком. Если даже привлечь целые рыбные блюда южнорусского происхождения из Херсонеса (Frel, 45) или из Ленинграда, инв. 13989 (Frel, 4) и инв. 13839 (Б.2948, Frel, 11), то при идентификации этого, столь обще охарактеризованного, типа рыбы можно назвать лишь большую группу окунеобразных (отряд Perciformes). Все более узкие определения обильно предлагавшихся на рынке и пользовавшихся славой хороших столовых рыб - спаридовых, или лещей (семейство Sparidae; возможно, морской карась - Diplodus sargus L., пагрус - Pagrus pagrus L., лещ морской золотой, или дорада - Sparus auratus L., или зубан - Dentex dentex L.), богатой видами группы окуневых (семейство Serranidae) или имевших меньшее значение в хозяйстве губанов (семейство Labridae) - остаются предположительными. Столь же недоказанным является определение стоящего особняком типа рыбы на фрагменте П.1867/68, 217. Лишь изображенные на фрагментах П.1867/68, 220/223 виды позволяют, при сравнении с также разделенным на два фриза, но целиком сохранившимся блюдом из Ленинграда, инв. 17175 (Б.3207, Frel, 35), назвать себя довольно точно: это морской карась (семейство Sparidae, возможно, ласкирь, или карась морской кольчатый - Diplodus annularis L.) слева, губан (семейство Labridae) справа и барабулька, или султанка (семейство Mullidae, возможно, барабулька полосатая - Mullus surmuletus L.), посередине.

На аттических рыбных блюдах и их фрагментах рыбы обычно помещены брюшной частью наружу, т. е. к внешнему краю блюда. Однако рыбы, изображенные больше для заполнения пространства, могут занимать и другое положение (Т.1872, 12; П.1875, 137, 144). Эта ориентация брюшных частей рыб в сторону края блюда³⁰ является существенным признаком, отличающим аттические рыбные блюда от южноиталийских, на которых изображения рыб представлены в противоположной ориентировке. Обычно рыбы показаны в чистом профиле, однако на фрагменте П.1875, 129 рыба смотрится наискось сверху. Подлинный вид рыбы представляет лишь ленинградское блюдо, инв. 13839 (Б.2948, Frel, 11); очень редки пересечения рыбных тел (П.1867/68, 220/223).

³⁰ (Единственное исключение составляет фрагмент рыбного блюда, хранящийся в Москве (см. примеч. 10, 2), на котором спины рыб обращены к краю)

Значительно лучше обстоит дело с определением типов каракатиц (класс Cephalopoda), которые выступают преимущественно³¹ на "чистых" рыбных блюдах и соответствующих фрагментах; они всегда изображены сверху. Десятирукие каракатицы (отряд Decabrachia) с восемью короткими и двумя выброшенными из ловушки для добычи длинными, расширенными на концах и снабженными присосками-щупальцами представлены фрагментом П.1875, 141. Остальные (П.1867/68, 200, 202, 204, 215; П.1875, 128, 131, 142,150) принадлежат, скорее, каракатицам с восемью щупальцами (отряд Octobrachia). На фрагменте П.1875, 128 два ряда присосков без стебельков на щупальцах приданы для отчетливости, хотя они, собственно говоря, и не видимы. Там, где на фрагментах сохранились остатки мешкообразного тела без плавников (П.1867/68, 200; П.1875, 128, 131, 150), можно с высшей степенью вероятности говорить о спруте (Octopus vulgaris Lamarck), каким он изображен и на ленинградских рыбных блюдах, инв. 13859 (Б. 2948, Frel, И) и инв. 13989 (Frel, 4). Для заполнения промежутков между фигурами служат другие моллюски, показанные чаще всего лишь кляксообразно и поэтому определяемые только как раковины (класс Bivalvia Т.1872, 21; 10 - раковина или улитка?; 16 и 20 - раковина или заполнительный орнамент?) или улитки (класс Gastropoda; П.1875, 136, 138), которые на фрагментах Т.1872, 12 и П.1867/68, 219 определяются как башенки (семейство Turritelidae). В центральном углублении фрагмента П.1867/68, 222 изображен, наконец, рак (класс Crustacea, вероятно, отряд Decapoda).

³¹ (Единственное известное исключение составляет до сих пор не иллюстрированное «мифологическое» рыбное блюдо из Эрмитажа, инв. 14784 (Б.2392, Frel, 46), на котором каракатица, кажется, иного типа, чем на других фрагментах (отряд Decabrachia, вероятно, кальмар — Loligo vulgaris Lamarck))

На "мифологических" рыбных блюдах и большинстве фрагментов, происходящих от таковых (Т.1872, 4, 6-12, 16?, 18-20?), морской конь (гиппокамп) является сказочным животным с головой, шеей с гривой и передними ногами коня и рыбьим туловищем, чаще всего снабженным знакомым колючим спинным плавником, который может доходить до гривы, похожими на брюшные плавники отростками и оканчивающимся раздвоенным хвостовым плавником или двумя клешнями рака. Выступают ли и на "чистых" рыбных блюдах гиппокампы или тритоны в виде сказочных животных, знакомых по "мифологическим" экземплярам, трудно сказать, так как фрагменты с соответствующими остатками (П.1867/68, 218; П.1875, 138, 154, 155) слишком невыразительны. Во всяком случае (если имеются в виду не тритоны)³² отсутствие частей фигур нереид, которые обычно едут верхом на гиппокампах и частично перекрывают их рыбьи хвосты, говорит против причисления этих блюд к "мифологическим".

³² (На фрагменте П.1867/68, 218 отчетливо видны шея коня и его грива, что исключает мысль об изображении на нем Тритона)

По сравнению с южноиталийскими соответствиями можно заключить, что на "чистых" аттических рыбных блюдах выступает большее количество морской фауны и она гуще размещена на одном блюде, но при этом различается меньше типов, может быть потому, что не используются дополнительные краски, которые обычно служат в Южной Италии существенным дополнением для их характеристики.

В системе декора рыбных блюд узкие орнаментальные полосы, встречающиеся на определенных местах, играют в общем важную роль - чаще всего обрамления, а иногда и расчленения.

На примере рассмотренного выше комплекса фрагментов Т.1872, 1-21 орнаментальная схема, единая для "мифологических" блюд (в определенной мере в зависимости от степени сохранности и положения фрагмента на блюде), может быть описана следующим образом: центральное углубление покрыто лаком (3, 4-с оставленным в цвете глины верхним краем), на поверхности блюда оно окружено врезными линиями и поясами ов в полосе цвета глины (№ 3, 4); верхний край блюда повторяет в перевернутом изображении овы и врезные линии в полосах, оставленных в цвете глины (№ 1, 13, 18, 20, 21; у № 9-11, 16, 19 сохранились только части пояса ов; у № 15 оба элемента разделены линией лака); переход к внешнему краю, обычно оставленный в цвете глины, покрыт лаком (№ 1); этот край также украшает пояс ов (№ 15, 18, 29, 21). Приведенная схема полностью соответствует схеме восстановленных и опубликованных блюд из Керчи (Frel, 41) и из Ленинграда, инв. ББ.90 (St. 1915, Frel, 42) и находит соответствие в других публикуемых здесь фрагментах (Б.3342, Н.72.887 - окаймление центрального углубления), также относящихся к данной группе.

Лишь фрагмент Т.1872, 17 выпадает из комплекса находок, происходящего с Таманского полуострова, и относится вместе с фрагментами П.1867/68, 220/223, 224; П.1875, 145 к небольшой группе блюд, у которых орнаментальная полоса делит поверхность на два фриза. Вместе с другими подобными фрагментами из Москвы (Frel, 37, а также примеч. 10, 2) и Дельф (Frel, 38) ленинградское блюдо, инв. Б.3207 (Frel, 35), представляет собой единственный целый образец этой группы. Из-за фрагментарной сохранности обломков сейчас невозможно решить, не относились ли некоторые из них с "чистым" рыбным декором первоначально также к подобным блюдам с двумя фризами.

На внутреннем, более узком, фризе (если роспись может быть идентифицирована)³³ (П.1867/68, 220/223; Frel, 35, 38) изображены пантера, нападающая на зайца, гусь, петух, а также заполнительный орнамент; более широкий внешний пояс сохранен для обычной морской фауны. Поскольку только на одном ленинградском целом блюде сохранилось орнаментальное украшение над покрытым лаком центральным углублением (врезная линия и пояс ов, разделенные линиями лака в полосе цвета глины), а также украшение внешнего края с оставленными в цвете глины и свисающими перемежающимися лентами и цветками, обрамленными сверху и снизу линиями, то вопрос, была ли эта декорационная схема обязательна для всех блюд группы, приходится оставить открытым. Это, однако, кажется невероятным, так как орнамент на других подобных блюдах разнообразен, а иногда это всего лишь линия в цвете глины (П.1867/68, 220/223; Frel, 38), или обычные овы в полосе цвета глины (Frel, 35, 37), или же, соответственно, нанесенная лаком волна, направленная вправо, с линией лака над ней (Т.1872, 17; П.1867/68, 224; П.1875, 145). У верхнего края также встречается наряду с врезной линией в цвете глины (П.1867/68, 220/223; Frel, 35, 37) пояс ов в комбинации с врезной линией в поясе цвета глины (П.1867/68, 224); на фрагменте из Москвы (примеч. 10) сохранились только овы.

³³ (Незначительные остатки изображений фигур на внутренних фризах фрагментов из ГМИИ (Frel, 37 и примеч. 10, 2) не могут быть определены)

Как уже отмечено выше, центральное углубление ряда фрагментов украшено изображением морского животного (П.1867/68, 211, 212, 222; П.1875, 137), причем его окружение остается неукрашенным; лишь на фрагменте П.1867/68, 222 на поверхности блюда имеется окаймляющая углубление врезная линия в цвете глины. У фрагментов, на которых центральное углубление целиком покрыто лаком, полосы в цвете глины и врезные линии у перехода от углубления к поверхности блюда, напротив, обычны (П.1867/68, 217; П.1875, 146).

Среди рассматриваемых фрагментов имеется много обломков краев, принадлежащих блюдам без обозначенного верхнего края, а также отдельные экземпляры таких, переход покрытого лаком внешнего края которых к поверхности блюда обозначен узкой полосой (П.1867/68, 203). Но больше всего таких блюд, на которых эта полоса дополнительно снабжена врезной линией и отделена от поверхности блюда посредством более или менее отчетливой или, соответственно, хорошо сохранившейся линией лака П.1867/68, 202, 294; П.1875, 126, 130, 132-134, 140, 147, 149, 151, 152, 154, 155). Разновидность указанной формы представляют фрагменты, где непосредственно у оставленного в цвете глины верхнего края имеется профилированный желобок, выделенный окаймляющими его с обеих сторон врезными линиями (П.1867/68, 200; П.1875, 128, 131?, 142). Наконец, среди фрагментов имеется два обломка краев с овами по верхнему краю (П.1867/68, 219, с примыкающей врезной линией; П.1875, 138). Вопрос об отнесении этих спорных фрагментов к одной из трех названных основных групп рыбных блюд приходится пока оставить открытым, так как "чистые" рыбные блюда с овами по краю не известны, а при двухфризовой или мифологической композиции рядом с овами уже должны были бы быть видны фигурные изображения.

Судя по имеющемуся материалу, внешний край блюд, оставленный в цвете глины и иногда отделенный от плоскости блюда полоской лака, чаще всего украшен овами. На некоторых фрагментах выступает направленная вправо лента волны (П.1867/68, 219; П.1875, 139, 140), которая, однако, с таким же успехом может быть выделена на целиком покрытом лаком внешнем крае (П.1867/68, 202, 204?; П.1875, 134, 147, 152, 154?). Фрагмент П.1875, 127, наконец, удивляет необычным случаем, когда лента волны, частично нанесенная лаком, бежит влево, а частично, в цвете глины - вправо, т. е. этот предпочитаемый на южноиталийских рыбных блюдах орнамент выступает на одном из их аттических соответствий в обоих возможных вариантах.

При оценке рассматриваемых эрмитажных фрагментов аттических рыбных блюд с точки зрения их орнаментального и фигурного декора уже удалось дать характеристику отдельных фрагментов, выходящую за пределы грубой схемы классификации блюд, указанной вначале. Остается выяснить, в какой мере эти группы фрагментов могут быть отнесены к предложенным Фрелем мастерским или, соответственно, вазописцам.

"Мифологические" блюда (по Фрелю - Les plats figures) образуют замкнутую и притом, что касается их орнаментального декора, довольно единую группу. К опубликованным ранее блюдам (Frel, 41, 42) присоединяются публикуемые здесь фрагменты Т.1872,1-16, 18-21 (Frel, 43, охвачены частично), Б.3342, Н.72.887, а также и до сих пор никогда не публиковавшиеся с иллюстрациями более или менее фрагментированные блюда из Эрмитажа, инв. 14784 (Б.2392, Frel, 46), ББ.110 (St. 1800) и ББ.111 (St. 1799). Показательно, что все известные до сего времени "мифологические" рыбные блюда были найдены в Северном Причерноморье. Насколько можно судить по более точным данным о месте находки, все эти предметы, за исключением фрагмента Н.72.887, найденного при раскопках Нимфея, происходят с Таманского полуострова. Следовательно, в отношении этой группы речь должна идти о целенаправленном экспорте совершенно определенной аттической мастерской заказчику из Боспорского царства. При далеко идущем сходстве этих блюд и их фрагментов, вплоть до деталей, трудно различить в этой аттической мастерской почерк рук различных мастеров. В таком случае почти все образцы принадлежали бы предложенному Фрелем мастеру Европы, идентичному введенному К. Шефольдом³⁴ раннекерченскому мастеру с тем же прозвищем, работавшему в 370-х гг. до н. э., которого Бизли, впрочем, не упоминает, а поэтому лучше пока говорить о мастерской "мифологических" блюд.

³⁴ (Schefold К. Kertscher Vasen — «Bilder griechischer Vasen», Berlin, Bd. 3, 1930, S. 9, 12; Schefold, UKV, S. 90—91)

Среди фрагментов, принадлежащих рыбным блюдам с двумя фризами фигурных изображений, фрагмент П.1867/68, 220/223 может и стилистически быть прямо связан с единственным целым блюдом этой группы, хранящимся в Эрмитаже, инв. 17175 (Б.3207, Frel, 35). Оба они принадлежат, даже при том, что делящий обе изобразительные зоны орнамент не совпадает, безусловно, одному вазописцу. Фрель называет его по другому, найденному на Кипре, фрагменту "чистого" рыбного блюда (Frel, 36) мастером Пиеридом³⁵, точный рисунок которого и обильное применение разжиженного лака как средства росписи представляют возможность точного определения изображенных морских животных. Но эти характеристики относятся и к блюдам, найденным в Олинфе, а также к части блюд, найденных при раскопках Спины, и, соответственно, фрагментов, которые Фрель относит к серии "расписных" рыбных блюд (Frel, 20-38 - Laserie peinte) и противопоставляет серии "разрисованных" (Frel, 3-19 - Laserie dessinee). Дальнейшая дифференциация материала, сколь она ни желательна, должна, особенно когда речь идет, как здесь, о фрагментах, остаться лишь проблематичной попыткой, тем более, что выступающие стилистические отличия могут объясняться и хронологическими различиями. Некоторые "мастера" Фреля оказываются, скорее, группами находок, чем выделенными на основании стилистического анализа личностями художников. Необходима, следовательно, осторожность. Это относится также и к двум фрагментам разделенных на фризы рыбных блюд (Frel, 37, 38), которые Фрель тоже приписывает мастеру Пиериду. Безусловно, другой руке (и из-за отличий в манере росписи не одной) принадлежат три фрагмента разделенных на две зоны рыбных блюд, хранящиеся в Эрмитаже (П.1867/68, 224; Т.1872, 17; П.1875, 145), на которых роль разделительного орнамента выполняет нанесенная лаком лента волны.

³⁵ (В согласии с Maffre J.-J. Op. cit., p. 674)

Такими же отличиями отмечено и большинство эрмитажных фрагментов "чистых" рыбных блюд. Поэтому лишь в единичных случаях возможна более чем общая их классификация, а именно: отнесение к "расписанным" или "разрисованным" блюдам. Так, фрагменты П.1867/68, 202, и 204, не принадлежащие одному блюду (см. примеч. 27), безусловно, принадлежат одной руке, поскольку манера изображения шупалец каракатиц, как и украшения верхнего и, соответственно, внешнего краев, на них очень схожи и соответствуют друг другу. К одной мастерской можно отнести и фрагменты П.1867/68, 200; П.1875, 128, 131, 142, которые следовало объединить в одну группу уже по одинаковому желобкообразному оформлению верхних краев и которые все имеют сходный орнамент на внешних краях и остатки изображений каракатиц. Из этой же мастерской могло происходить и целое эрмитажное блюдо, инв. 13989 (Frel, 4). При этом фрагменты П.1867/68, 200 и П.1875, 145 расписаны совершенно одинаково, так что возможна попытка различать в этой мастерской руки разных мастеров. Наконец, фрагменты П.1867/68, 211, 212, 222; П.1875, 137 с изображением морского животного в обычно покрытом лаком центральном углублении могут быть поставлены в один ряд с целыми блюдами из Ленинграда, инв. 13839 (Б.2948, Frel, 11) и Лиссабона (Frel, 7), украшенными на этом месте таким же образом, причем фрагменты П.1867/68, 211 и 212 и, соответственно, фрагмент П.1875, 137 и блюдо из Ленинграда, инв. 13839, кажутся на основании манеры росписи более тесно связанными.

Точные сведения об обстоятельствах находок фрагментов ленинградских рыбных блюд, а вместе с тем и о сопровождавших их находках, которые могли бы подкрепить их датировку, отсутствуют. Другие фрагменты и целые рыбные блюда также не дают оснований для этого ввиду того, что обстоятельства их находок известны (или о них сообщается) в очень редких случаях. Если такие обстоятельства известны, то они указывают на рубеж V-IV и первую половину IV в. до н. э. - период, который общепринят для датировки аттических рыбных блюд³⁶. Керамика этого периода хронологически фиксируется двумя абсолютно точными датами - разрушение Мотии в 397 г. и Олинфа в 349/348 г. до н. э. Поскольку в указанных местах были найдены и рыбные блюда, приведенные даты имеют важное значение и для нас. При этом, как кажется, дата разрушения Олинфа является и конечной датой изготовления расписных аттических рыбных блюд, поскольку их образцы, которые могли бы быть датированы временем позднее середины IV в. до н. э., не известны; неукрашенные же образцы простых рыбных блюд известны вплоть до эллинистического времени. Напротив, начальная дата этой категории керамики устанавливается менее уверенно. Финикийская колония Мотия, расположенная на маленьком островке, лежащем перед западной оконечностью Сицилии, была в 397 г. до н. э. разрушена и навсегда прекратила свое существование. Следовательно, найденная там керамика должна была поступить туда во всяком случае незадолго до этой даты. Фрагмент с рыбным декором, происходящий из Мотии³⁷, был привлечен для датировки рыбных блюд³⁸, однако его аттическое происхождение представляется сомнительным. На этом фрагменте, относящемся к поверхности блюда около его центра, но положение которого³⁹ в границах всего блюда не определимо более точно, изображена сильно изогнутая рыба с маленьким спинным плавником, детали ее показаны белой краской, т. е. выполнены совсем в манере росписи южноиталийских рыбных блюд. Другой фрагмент из Мотии⁴⁰ (может быть, аттический и, вероятно, принадлежащий чернолаковому рыбному блюду типа "proto-fish-plates") (см. примеч. 18) имеет у верхнего края, в полосе цвета глины, два ряда точек, окаймленных линиями лака, - орнамент, отсутствующий на аттических, но сплошь и рядом встречающийся на южноиталийских рыбных блюдах⁴¹. Наконец, указание, что из Мотии происходит по крайней мере одно целое, несомненно, южноиталийское рыбное блюдо⁴², а также и непосредственное соседство Великой Греции, позволяют рассматривать и тот, вышеназванный фрагмент из Мотии как изделие южно-италийского происхождения. Для датировки южноиталийских рыбных блюд Мотня, без сомнения, дает в высшей степени важный terminus ante quem, но при хронологической классификации их аттических соответствий следовало бы лучше отказаться от использования тех находок. Вместо них имеются другие указания, позволяющие заключить, что появление расписанных фигурами аттических рыбных блюд относится к самому концу V в. до н. э. Так, было высказано мнение⁴³, что разжиженный лак применялся для моделировки фигур, которая появляется в это время в монументальной живописи. Рыбные блюда, на которых это новое достижение было охотно перенято как средство для возможности пластичной передачи рыбьих тел, поэтому относятся к рубежу века. Из ленинградских фрагментов этим временем можно датировать прежде всего фрагменты П.1867/68, 220/223 мастера Пиерида и Т. 1872, 17. В том же стиле выполнены фрагменты "мифологических" рыбных блюд (Т.1872, 1-16, 18-21; Б.3342; Н.72.887), как и немногие целиком сохранившиеся образцы, которые характеризуют "роскошный стиль" десятилетий около 400 г. до н. э. В пользу того, что расписные аттические рыбные блюда появляются в конце V в. до н. э., свидетельствует и одновременное появление нерасписных блюд этого типа, а именно "stemless plates" и "proto-fish-plates"⁴⁴, развивавшихся в течение V в. до н. э. из "stemmed plates". В этом отношении в новой литературе (см примеч. 36) постоянно оспаривалось предложение К. Шефольда⁴⁵ относить древнейшие образцы рыбных блюд ко времени около 430 г. Даже единичный фрагмент чернофигурного рыбного блюда из Олинфа⁴⁶, который был отнесен исследователем к началу V в. до н. э., был тем временем интерпретирован как местное изделие также первой половины IV в. до н. э.⁴⁷ Среди аттических мастерских одна, очевидно, перешла в последнем десятилетии V в. до н. э. к украшению блюд этой характерной формы росписью на сюжет мифа о бегстве Европы через море, которое символизируют изображения рыб. Другие, как мастер Пиерид или мастерская фрагментов П.1867/68, 200; П.1875, 128, 131, 142, начинают примерно в то же время расписывать блюда изображениями одних лишь морских животных. И именно последние - "чистые" рыбные блюда - должно быть, быстро распространились, так как в Южной Италии уже скоро вызвали подражания.

³⁶ (Ср. Rumpf A. Malerei und Zeichnung. Miinchen, 1953, S. 124—125; Woodhead A. G. — BSA, 1953, vol. 48, p. 192; Corbett P. — BSA, 1955, vol. 50, p. 265; Shefton В. B. Op. cit., p. 259; Frel J. Op. cit., p. 291; Agora, vol. 12, p. 147; Jucker I. Op. cit., S. 57; Maffre J.-J. Op. cit., p. 674; Alexandrescu P. Un groupe de ceramique fabriquee a Istros —«Dacia», 1972, vol. 16, p. 124, note 62 bis)

³⁷ (Мотия, Музей, инв. 157: Coldstream J. N. — "Annual of Leeds University Oriental Society", 1962/3, vol. 4, p. 121 "...shows an ample fish from near the centre of a fishplate; the gills are picked out in added white", pl. 13, 7; Agora, vol. 12, p. 147, note 20; Maffre J.-J. Op. cit., p. 671, note 139; Alexandrescu P. Op. cit)

³⁸ (Cp. Maffre J.-J. Op. cit., p. 674, note 114, 147)

³⁹ (Справа над спинным плавником, насколько можно судить по фотографии, виден, возможно, кусок внешней границы блюда у перехода к внешнему краю. Рыба, таким образом, была бы обращена спиной наружу, что опять-таки типично для южно-нталийских рыбных блюд)

⁴⁰ (Мотия, Музей: Coldstream J. N. — NSc, Ser. 8, 1970, vol. 24, p. 582: «...un piatto con un bordo voltato verso il basso, precursore del «piatto da pesce» del IV sec.», p. 581, tav. 20)

⁴¹ (Например: Lacroix M. L. Op. cit., pl. 21, 23, 25, 27, 31, 32, 34, 37, 38; Zimmermann K. Op. cit., Taf. 126, 2)

⁴² (Мотия, Музей: Whitaker J. I. S. Motya. A Phoenician Colony in Sicily. London, 1921, p. 316, 318, fig. 98)

⁴³ (Cp. Jucker I. Op. cit., S. 57)

⁴⁴ (Ср. выше примеч. 18 и Agora, vol. 12, p. 142—143, note 20. К опубликованному там списку прибавляются: Гейдельберг, Университет, инв. № 63/5: CVA, Heidelberg, Bd. 4, Taf. 179, 1—3; Gropengiesser H. — In: Katalog der Sammlung antiker Kleinkunst des Archaologischen Instituts der Universitat Heidelberg. Bd. 2. Neuerwerbungen 1957—1970. Mainz, 1971, S. 65/6, Nr. 98, Taf. 67; фрагмент из монастераче Марина: Tomasello E., — NSC, Ser. 8, 1972, vol. 26, p. 581, 585, fig. 48)

⁴⁵ (Schefold, UKV, S. 11 (Frel, 3, 4). Ср.: Cook R. M. Greek Painted Pottery². London, 1966, p. 240)

⁴⁶ (Robinson D. M. Op. cit., p. 81—82, No. 64, pi. 55, 64)

⁴⁷ (Frel, str. 291 k N. I)

В связи с фрагментами аттических рыбных блюд Эрмитажа необходимо, наконец, остановиться на назначении этих некогда целых экземпляров. Собственно говоря, уже форма сосуда, а у "чистых" рыбных блюд и фигурный декор, определяет их первичное назначение (а именно, что они были предназначены для сервировки, раздела, а возможно даже и употребления в пищу обитателей моря; в соответствии с этим центральное углубление служило для того, чтобы собирать сок, стекавший по скошенной к центру поверхности блюда или же для помещения в нем соуса⁴⁸. Ввиду того, что некоторые южнорусские образцы, бесспорно, происходят из погребений или тризн, было заключено, что эти блюда использовались и на поминках по умершим, а затем, поскольку они теперь рассматривались как оскверненные, их намеренно разбивали и помещали в могилу⁴⁹. С тех пор такому толкованию назначения аттических и южноиталийских рыбных блюд в целом одни следовали⁵⁰, другие же оспаривали его при помощи различных аргументов⁵¹. Еще недавно относительно назначения рыбных блюд было сказано с полным разочарованием: "Использование этих блюд, как чернолаковых, так и украшенных изображениями рыб, остается до сих пор невыясненным"⁵². Но наличие многих неукрашенных рыбных блюд и бесчисленных фрагментов этой простой чернолаковой керамики, которые постоянно находят в жилых комплексах, говорит прежде всего в пользу утилитарного характера этой категории посуды. Этого первичного назначения также и "чистые" рыбные блюда, даже если они, как и чернолаковые образцы и большая часть греческой керамики вообще, во вторичном употреблении обильно поступали в могилы в качестве сопровождающего инвентаря и именно благодаря этому обстоятельству и сохранились более или менее целые ее экземпляры. Поскольку некоторые ленинградские фрагменты (П.1867/68, 220/223; П.1875, 130, 142) имеют отверстия, скорее предназначавшиеся для их подвешивания, чем для починки, кажется, что рыбные блюда не только сопровождали погребенных, но и жертвовались в святилища (конечно, морских божеств) как вотивные приношения⁵³.

⁴⁸ (Cp. Lacroix M. L. Op. cit., p. 31—33; Trendall A. D. Handbook to the Nicholson Museum². Sidney, 1948, p. 333. Так полагал уже JI. Стефани (OAK за 1866—1867 гг., Спб., 1868, с. 83), пытавшийся установить у аттических экземпляров из Эрмитажа, инв. № ББ.90 (St. 1915, Frel, 42), ББ.110 (St. 1800) и ББ.111 (St. 1799), ни в одном случае не доказуемое отверстие, которое вместе с тем одновременно будто бы служило для стока воды, в противоположность южноиталийским рыбным блюдам, где центральное углубление всегда замкнуто. Ср. Watzinger С. Vasenfunde aus Athen. — AM, 1901, Bd. 26, S. 51)

⁴⁹ (Ср. Стефани Л. OAK за 1866 г., Спб., 1868, с. 84. Schefold, UKV, S. 148—149; Metzger H. Op. cit., p. 312, 418)

⁵⁰ (Cp. Mingazzini P.— In: CVA, Capua I, IV Er, tav. 5, 5 nota; Thimme J. Op. cit., S. 156—157: «Ihrer Deutung als Speiseteller — vor allem für ein profanes, aber wohl auch für ein Totenmahl — steht entgegen, daβ viele Fischteller auch mit Bildern ungenieβbarer oder doch wenig schmackhafter Meerestiere geschmück sind».)

⁵¹ (Cp. Robinson D. M. Op. cit. Vol. 13, p. 125—129; Metzger H. Op. cit., p. 418, note 1; p. 424)

⁵² (Gropengiesser H. Op. cit., S. 100. Cp. Pinkwart D. — In: Antiken aus dem Akademischen Kunstmuseum Bonn. Dusseldorf, 1969, S. 197 к № 225: «Назначение этих блюд еще не выяснено: для сервировки или раздела рыбы их круглая форма во всяком случае неудобна»)

⁵³ (Ср. Walters Н. В. History of Ancient Pottery I. London, 1905, p. 487; Robinson D. M., Harcum C. G., Iliffe J. H. A Cataloque of the Greek Vases in the Royal Ontario Museum of Archaeology, Toronto. Toronto, 1930, p. 229 текст к N 465)

Группа аттических рыбных блюд с сюжетами из мифа о Европе, однако, и здесь составляет исключение. Изготовленная, очевидно, одной мастерской специально для экспорта в Боспорское царство, она занимает, благодаря своему орнаменту и схеме декора (прежде всего, связи мифа с морской фауной), особое положение среди рыбных блюд. Этим блюдам можно приписать первичное погребальное назначение, потому что в IV в. до н. э. "путешествие Европы через море - символ путешествия мертвых через воду, отделяющую страну мертвых от страны живых"⁵⁴. Ко всем другим аттическим рыбным блюдам, включая и эрмитажные фрагменты, это определение не подходит; они были, в первую очередь, предметами утилитарного назначения при употреблении рыб и других морских животных. Эти рыбные трапезы, согласно литературным источникам⁵⁵, - и блюда это подтверждают - пользовались особой популярностью именно в IV в. до н. э.

⁵⁴ (Schefold, UKV, S. 149. Ср.: Metzger H. Op. cit., p. 312, 418—419)

⁵⁵ (Rumpf A. Die Meerwesen. Berlin, 1939, S. 96; Rumpfe A. Malerei und Zeichnung. Miinchen, 1953, S. 124)