Где же разграничительная линия?

Анализируя ход Февральской революции, большевики оценивали классовые позиции тех сил, которые ее совершили, и участие в ней различных слоев армии. "В Петербурге,- писала "Правда",- революционные войска победили без офицеров... и только после победы офицерство стало присоединяться к революции". Отмечая наблюдавшееся уже к 10 марта "повсеместное присоединение офицерства к революции", большевистская газета обращала внимание на то, что об этом "особенно хлопочут буржуазные слои общества", и раскрывала цель таких хлопот: буржуазия хочет "взять дальнейшее направление революции в свои руки"^*.

^* (Революционная армия и офицерство // Правда. 1917. 10 марта.)

Показательна в этом отношении борьба за солдатские массы между буржуазией и пролетариатом, развернувшаяся в первые же дни марта в Московском гарнизоне. В течение 3-4 марта в Москве вслед за Советом рабочих депутатов был образован Совет солдатских депутатов, поставивший вопрос о слиянии в ближайшее время этих двух организаций ввиду общности их интересов в единый Совет рабочих и солдатских депутатов. Тогда командование военного округа^* созывает в кинотеатре "Арс" (ныне "Художественный") двухтысячное собрание офицеров и солдат гарнизона и предлагает создать Совет офицерских и солдатских депутатов. С делегацией от Совета солдатских депутатов пришел сюда и большевик В. А. Обух (член военной комиссии Совета рабочих депутатов). Он решительно возразил против объединения офицеров и солдат в одном Совете и выступил за сохранение самостоятельности Совета солдатских депутатов^**. Командованию удалось добиться принятия собранием резолюции, призывавшей "к полному единению между офицерами и солдатами", но объединение тех и других в одной организации не состоялось. А на другой день после собрания в кинотеатре "Арс" Совет солдатских депутатов постановил не объединяться с офицерской организацией и существовать отдельно.

^* (1 марта 1917 г. генерал И. И. Мрозовский был отстранен от должности командующего войсками Московского военного округа и на его место назначен председатель Московской уездной земской управы подполковник в отставке А. Е. Грузинов.)

^** (Летопись героических дней. М., 1973. С. 24-29.)

После провала попытки создать объединенный Совет Грузинов вызвал в Москву представителей солдат и офицеров из всего военного округа, чтобы создать организацию, стоящую над солдатским Советом гарнизона. Большевики, развернувшие активную работу среди солдат, убедили их покинуть это собрание. II Совет солдатских депутатов отозвал солдат, разъяснив им, что впредь они должны приезжать на собрания и совещания только по вызову Совета солдатских депутатов. 8 марта снова в кинотеатре "Арс" собрание офицеров гарнизона постановило создать Совет офицерских депутатов и приняло резолюцию, определявшую их политическую позицию: подчинение Временному правительству, доведение войны "до победного конца", восстановление "строгой дисциплины как в строю, так и вне его". Казалось бы: нужна офицерам своя профессиональная организация - они ее получили. Однако штаб округа не успокаивался. В противовес Совету солдатских депутатов он вместе с контрреволюционным Комитетом общественных организаций сорганизовал при штабе военный совет ("Совет 33-х"), в который эсеро-меньшевистский исполком Совета солдатских депутатов делегировал своих представителей. Большевики настояли на том, чтобы всех представителей солдат отозвать и оттуда^*.

^* (Васин И. Армия и революция. М., 1973. С. 122-124. )

^** (Игнатов Е. Московский Совет рабочих депутатов в 1917 году. М., 1925. С. 16-18, 22-34, 45-47.)

С самого начала своего существования Совет солдатских депутатов заявил, что будет работать в полном контакте с Советом рабочих депутатов, при поддержке которого он и образовался, и отбивал посягательства контрреволюционного офицерства на его самостоятельность 160. А это как раз и вызывало тревогу у буржуазии. Если уж не удалось предотвратить самоорганизацию солдат, то нельзя было допустить, чтобы они полностью выпадали из подчинения офицерам и оказывались под влиянием пролетариев, большевиков. Грузинов предписал солдатскому Совету переместиться в Кремль, чтобы быть ближе к обосновавшемуся там Совету офицерских депутатов. 17 марта объединенное заседание президиумов Советов рабочих и солдатских депутатов ответило отказом на том основании, что "Совет рабочих и солдатских депутатов есть единая организация, [поэтому] решено и в дальнейшем помещаться под единой крышей, т. о. в одном здании". Правда, организационно оба этих Совета так до Октябрьской революции (точнее - до 14 ноября 1917 г.) и не объединились, но контакт между собой поддерживали.

Грузинов не прекращал попыток либо объединить в одном Совете представительство солдат и офицеров, либо каким-нибудь иным путем подчинить солдатский Совет офицерскому. Наконец 24 апреля объединенный пленум Советов рабочих и солдатских депутатов сформулировал их общую позицию предельно ясно: "Совет офицерских депутатов в большинстве представляет собой организацию привилегированных классов, а потому предложение о слиянии Совета солдатских депутатов и Совета офицерских депутатов совершенно неприемлемо, но общее собрание считает, что солдаты имеют право выбирать в ССД офицеров, достойных их доверия и отстаивающих интересы солдат, крестьян и рабочих"^*. А Советы рабочих и солдатских депутатов были той же резолюцией провозглашены "единой пролетарски-крестьянской организацией, стоящей на стороне завоеванных революционным народом прав"^**. Таким образом, в деятельности солдатской демократической организации в Москве в первые же недели после свержения самодержавия восторжествовала тактическая линия, выработанная большевиками на опыте первой русской революции и последовательно ими отстаивавшаяся.

^* (Грунт А. Я. Москва, 1917-й: Революция и контрреволюция. М., 1976. С. 85; Музылева Л. Залог победы революции. М., 1980. С. 19.)

^** (Васин И. Указ. соч. С. 124-125.)

Но не так было тогда в большинстве гарнизонов в тылу и в большинстве частей на фронте. В крупных гарнизонах, например, в Николаеве, Одессе, Самаре, Саратове, Вятке, Уфе, Ачинске, Томске, Владивостоке, в запасных частях Туркестана^*, образовались, как и в Петрограде, объединенные солдатско-офицерские Советы и комитеты. Процессу создания солдатских, а потом смешанных (сол-датско-офицерских) комитетов в действующей армии в первые месяцы после февраля посвящена специальная работа В. И. Миллера^**, в которой на большом фактическом материале показано, как сначала в виде комитетов возникли подлинно солдатские организации, как затем, осознав свое бессилие остановить процесс демократизации армии, командные верхи берут курс на подчинение солдатских организаций офицерам и генералам, что при низкой политической сознательности солдатской массы облегчалось оппортунистической тактикой соглашателей, засевших в комитетах.

^* (Минц И. И. История Великого Октября. 2-е изд. М., 1977. Т. 1. С. 600-612.)

^** (Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: Возникновение и начальный период деятельности. М., 1974. Дальнейший ход демократизации армии прослежен в кн.: Гаврилов Л. М. Солдатские комитеты в Октябрьской революции: Действующая армия. М., 1983; Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975; Кузьмина Т. Ф. Революционное движение солдатских масс Центра России накануне Октября: По материалам Московского военного округа. М., 1978; Протасов Л. Г. Солдаты гарнизонов Центральной РОССИИ В борьбе за власть Советов. Воронеж, 1978; Хесин С. С. Октябрьская революция и флот. М., 1971; и др.)

Однако по мере развития революции, вызывавшего обострение классовых противоречий и в армии, комитеты постепенно приобретали облик солдатских демократичесских организаций, все более выражавших интересы солдат вопреки контрреволюционному натиску со стороны командного состава. Переизбрание комитетов низшего звена (ротных, полковых и им равных) вело к вытеснению из них сначала офицеров, а затем и соглашательских элементов. Это, в свою очередь, приводило в ярость контрреволюцию, и она в лице военных верхов обрушивала на солдатские комитеты репрессии, добиваясь их ликвидации или, по крайней мере, низведения к роли безгласных прислужников командного состава. Корниловщина, вызвавшая резкое усиление политической борьбы в армии, привела уже к форменному изгнанию офицеров, меньшевиков и эсеров из солдатских комитетов. Но лишь после победы Октября на протяжении ноября - декабря 1917 г. этот процесс смог охватить "всю массу армии" снизу доверху, "выражаясь прежде всего в смещении и перевыборах старых верхушечных организаций" (армейских комитетов), в пересоздании их руководящих органов, давая преобладание в них партии большевиков^*.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 163-164.)

Здесь закономерно может встать вопрос: насколько отвечала действительности 1917 г. бескомпромиссная тактика большевиков, в данном случае по отношению к офицерству, пережившему со времени первой русской революции не одно потрясение под влиянием военных неудач царизма и роста классовых противоречий в стране, к тому же претерпевшему известную деформацию в своем социальном составе, оказавшемуся после свержения самодержавия уже в новых условиях и в какой-то своей части как будто лояльно встретившему февральский переворот?

В исторической литературе, в той или иной мере касающейся революционного движения в русской армии в 1917 г., существуют различные мнения о политической позиции офицеров, как противоречащие одно другому, так и взаимно дополняющие друг друга. Стимулом к изучению этого вопроса послужила также потребность в теоретическом осмыслении процесса привлечения офицеров старой армии на службу в вооруженные силы Советской Республики. В решении этих вопросов часто используется положение Ленина, высказанное в начале марта 1917 г., о том, что тяжелые поражения, нанесенные в мировой войне России и ее союзникам, "ожесточили армию, истребили в громадных размерах ее старый командующий состав, заскорузло-дворянского и особенно гнилого чиновничьего характера, заменили его молодым, свежим, преимущественно буржуазным, разночинским, мелкобуржуазным"^*. Привлекая обширный фактический материал, в частности статистические подсчеты, историки раскрыли отмеченное Лениным явление в его более или менее реальном, конкретном виде и проанализировали степень влияния изменений в социальном составе офицеров и генералов па политическое состояние как армии в целом, так и на политические позиции разных слоев офицерства.

^* (Там же. Т. 31. С. 15.)

Учитывая потери и пополнение офицерского корпуса за время войны, Л. М. Спирин приходит к заключению: "Поскольку в генералы и штаб-офицеры производились только офицеры довоенного времени, т. е. прошедшие полный курс военно-учебных заведений, то к концу войны социальный состав генералов очень мало изменился, а среди штаб-офицеров только возросло число представителей буржуазии. Значит, к концу войны верхушка офицерского корпуса по-прежнему оставалась дворянской". Что касается низшего слоя офицерского состава, то здесь произошли большие изменения: основная масса прапорщиков (за время войны их влилось в армию около 130 тыс в числе примерно 220 тыс. офицеров военного времени) "происходила из средней, мелкой буржуазии, учителей, служащих. Среди них имелись крестьяне и даже рабочие, но последних было мало. В значительной части прапорщики к концу войны стали подпоручиками, поручиками и даже штабс-капитанами". Раскол, происшедший в среде офицеров в связи с Февральской революцией, Л. М. Спирин характеризует следующим образом: "Большинство генералов и штаб-офицеров враждебно отнеслось к свержению царя. За ними шли многие кадровые (довоенного времени) обер-офицеры. Подавляющая часть офицеров военного времени, прежде всего прапорщики, поддерживала Временное буржуазное правительство"^*.

^* (Спирин Л. В. И. Ленин и создание советских командных кадров // Воен.-ист. журн. 1965. № 4. С. 11. Л. Г. Протасов уточняет сведения о пополнении офицерского состава за время войны (до 1 мая 1917 г.) по сводке Военного министерства. Подтверждая общее количество 219 513 человек, эти сведения показывают, что школы прапорщиков выпустили 118 414 человек, училища - 74 418 человек, произведено солдат в прапорщики 22 084, призвано из других ведомств 4489 человек и 108 человек явилось "из бегов и бывших под судом" (Протасов Л. Г. Солдаты гарнизонов Центральной России в борьбе за власть Советов. С. 28).)

С таким заключением совпадает мнение Д. А. Гаркавенко, исследовавшего данный вопрос также, что называется, "с цифрами в руках". Его вывод таков: "Перемены в командном составе ослабили самую надежную опору царизма в армии, но не изменили политической сущности и главных ее функций как орудия защиты самодержавия, господства помещиков и ведения империалистической войны. Офицеры военного времени занимали лишь должности младших офицеров, командиров рот, реже командиров батальонов. Верхние этажи военно-иерархической лестницы занимали дворяне"^*.

^* (Гаркавенко Д. А. Партия, армия и флот в Февральской революции. Л., 1972. С. 53. Этот вывод (с несущественными изменениями чисто редакционного характера) повторен в статье того же автора "Социальный состав вооруженных сил России в эпоху империализма" в сборнике статей "Революционное движение в русской армии в 1917 году". (М., 1981. С. 33).)

Возникает вопрос: ввиду изменившегося за годы войны социального состава офицеров (по их происхождению) нуждалось ли в пересмотре отношение революционеров к ним по сравнению с тем, какое было выработано большевиками на опыте первой русской революции?

В оценке последствий происшедшего во время мировой войны изменения в социальном составе офицерства есть, однако, и другая точка зрения. Наиболее четко она изложена в книге А. М. Иовлева, посвященной формированию командных кадров Красной Армии. Используя фактические данные Л. М. Спирина, а именно те, которые характеризуют офицеров по социальному происхождению (генералы остались на 85 %, штаб-офицеры - на 71 % и обер-офицеры - на 50 % из дворян, тогда как прапорщики стали примерно на 80 % выходцами из разночинцев, т. е. из средней и мелкой буржуазии, интеллигенции, а отчасти из крестьян и рабочих), в изменении соотношения менаду офицерами-дворянами и выходцами из разночинцев (в пользу последних) автор видит основу "расслоения" офицерства и "полевения" части его. Цитируя ленинское положение об изменении социального состава офицерства, А. М. Иовлев считает, что "под влиянием мировой войны и активной работы партии большевиков произошло также "полевение" взглядов части офицеров".

Февральская революция, пишет А. М. Иовлев, "углубила расслоение внутри офицерского корпуса", и оно стало выглядеть так: "Большинство генералов и штаб-офицеров враждебно отнеслось к свержению самодержавия. Они оставались монархистами. За ними шла значительная часть кадровых обер-офицеров. Подавляющая же часть офицеров военного времени и прогрессивно настроенные кадровые офицеры встретили переворот восторженно. Наиболее сознательная, но численно небольшая прослойка офицеров, вышедших из демократических слоев, пошла за партией большевиков, а некоторые из них вступили даже в ее ряды (например, подполковник Н. Г. Крапивянский, подпоручик И. П. Уборевич, прапорщик В. К. Путна, прапорщик Г. И. Благонравов и другие)"^*.

^* (Иовлев А. М. Деятельность КПСС по подготовке военных кадров. М., 1976. С. 35-37. Прослеживая дальнейшее расслоение офицеров, автор указывает, что Октябрьская революция "внесла еще более глубокий раскол в офицерскую среду. Большинство генералов, адмиралов, штаб-офицеров отнеслось к Советской власти враждебно и в развернувшейся затем гражданской войне оказалось в стане интервентов и белогвардейцев. Самая многочисленная часть офицерства - главным образом выходцы из мелкобуржуазных слоев - колебалась, занимала выжидательную позицию. Что касается офицеров, подготовленных в годы войны из среды интеллигентов, крестьян и рабочих, то многие из них встали на сторону Советской власти, были избраны на солдатских собраниях командирами подразделений, частей и начальниками штабов".)

В историографических работах сопоставляются разные точки зрения по затрагиваемому вопросу - "полярные" и "промежуточные"^*. Противопоставляются точки зрения, с одной стороны, Д. А. Гаркавенко, хотя, нужно сказать, она варьирует ранее высказанную Л. М. Спириным, с другой стороны - А. П. Стеклова^**, развитием которой можно считать изложенное выше мнение A. М. Иовлева.

^* (Миллер В. И., Протасов Л. Г. Солдатские массы в Февральской революции // Советская историография Февральской буржуазно-демократической революции. М., 1979. С. 103-104; Метелица Д. А. Борьба партии большевиков за солдатские массы в трех революциях: Историография вопроса. Харьков, 1984. С. 64-65.)

^** ("Значительная часть офицеров-разночинцев, в том числе и кадрового состава, приняла активное участие в революции 1917 года, многие стали преданными членами большевистской партии" (Стеклов А. П. Революционная деятельность большевистских организаций на Кавказском фронте, 1914-1917 гг. Тбилиси, 1969. С. 45). )

Д. А. Метелица подводит известный итог освещению этой проблемы в литературе. Хотя он и констатирует, что выводы цитируемых авторов "не всегда совпадают", все же в отличие от В. И. Миллера и Л. Г. Протасова не усматривает их "полярного характера". При этом, очевидно, не учитывается мнение Л. Г. Протасова, высказанное в 1982 г.: "Утверждая, что офицерство в массе своей демократично и революционно, что только единение солдат и офицеров может спасти армию и страну от военного разгрома, идеологи эсеро-меньшевизма недальновидно отождествляли подчинение войск командованию с их боеспособностью"^*. Но уже само "несовпадение" суждений дает основание Д. А. Метелице подтвердить высказанную B. И. Миллером и Л. Г. Протасовым мысль о необходимости проанализировать "политические и психологические последствия демократизации офицерского корпуса в ходе войны". Раскрывая содержание этой проблемы, Д. А. Метелица находит необходимым "показать участие офицеров в революции, деятельность партии большевиков в формировании революционных настроений в офицерской среде, особенности и трудности этой работы". При этом "социально-политические сдвиги в офицерском составе и их последствия" автор рассматривает "как один из объективных факторов, способствующих демократизации и революционизированию армии", а работу большевиков среди офицеров - как борьбу "за вовлечение демократических и патриотических слоев армии в революционный процесс на стороне народных масс".

^* (Протасов Л. Г. Армия в политических концепциях меньшевиков и эсеров в 1917 г. // Непролетарские партии России в годы буржуазно-демократических революций и в период назревания социалистической революции: Материалы конф. М., 1982. С. 213.)

При изучении этих вопросов следует также учитывать, что в литературе признана почти не исследованной деятельность Советов офицерских депутатов и союзов офицеров-республиканцев^*, которая тоже относится к последствиям демократизации офицерства.

^* (Андреев А. М. Указ. соч. С. 54.)

Не будем ограничиваться отдельными фактами, отдельными лицами. Перед нами стенографический отчет весьма представительного съезда офицеров русской армии, проходившего в мае 1917 г. в Петрограде.

Открывая съезд, председатель исполнительного комитета Петроградского Совета офицерских депутатов^* подполковник Генерального штаба А. Ф. Гущин поведал о вполне демократических началах, определявших созыв и работу съезда. "Вы собраны,- сказал он,- не инициативой отдельных лиц и не по усмотрению начальства, а собраны на основании - решения общего собрания Совета офицерских депутатов Петрограда"^**. Разъясняя политическую позицию этого Совета, Гущин сообщил, что уже 1 марта, т. е. до отречения Николая II, около 5 тыс. офицеров, собравшись в помещении Собрания армии и флота, вынесли "резко революционную резолюцию" о признании впредь до созыва Учредительного собрания власти исполнительного комитета Государственной думы; Совет же офицерских депутатов сорганизовался "с единой мыслью полного союза с солдатами". Делегаты "из действующей армии и со всей территории Российского государства" приглашены теперь на съезд "для того, чтобы сговориться по всем наболевшим политическим вопросам и по всем специально нашим, военным..."

^* (Полное название, под которым выступал этот Совет, было: "Совет офицерских депутатов петроградского гарнизона, его окрестностей, Балтийского флота и отдельного пограничного корпуса пограничной стражи" (Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов: Протоколы заседаний исполнительного комитета и бюро ИК. М.; Л., 1925. С. 43, 305).)

^** (Гущин почему-то не сказал, что и исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов на заседании 26 апреля, признав созыв съезда офицеров "крайне желательным, своевременным", заявил, что он "всячески поддерживает этот съезд" и примет в работах его активное участие (Известия Петроградского Совета р. и с. д. 1917. 27 апр.).)

С приветствием к съезду от имени исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов выступил участник революционного движения социал-демократ Ю. М. Стеклов: "Я должен констатировать, к чести офицерской массы, что в глубине ее заложены здоровые инстинкты, что активного сопротивления наша революция не встретила, правда, не встретила и поддержки, но из нашей среды не раздается упрека по адресу массы офицерства, потому что мы знаем, в каком растерянном положении очутилось оно во время революции". Высказав уверенность, что "никогда не вернется то ужасное положение", при котором царизм использовал офицерскую массу "для подавления свободы русского народа", Стеклов под аплодисменты зала заявил: "1905-1906 годы не вернутся никогда", и через вырытую самодержавием "пропасть между офицерством и народом, с одной стороны, и с другой - между офицерством и солдатской массой... теперь перекидывается мост и вы можете говорить с солдатом на общем языке... Мы можем сказать смело, что этот язык почти найден. В массе русский офицер такой же угнетенный демократ по своему положению и происхождению". Призывно прозвучали обращенные к офицерам слова члена исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов: "Я убежден, что потомки декабристов найдут достаточно сил и энергии для того, чтобы стать на путь демократического развития России"^*.

^* (Стенографический отчет заседаний Всероссийского съезда офицерских депутатов армии и флота в г. Петрограде с 8 по 27 мая 1917 г. Пг., 1917. С. 3-4, 7-9. )

Аудитория, которая восторженно внимала этим словам, была разнообразна по своему месту на иерархической лестнице русской армии, но с огромным, подавляющим преимуществом обер-офицеров. Было всего 8 генералов и 140 штаб-офицеров (полковников и подполковников), что составляло пятую часть приехавших на съезд делегатов. Остальные же четыре пятых - 516 делегатов - обер-офицеры, т. е. те самые офицеры военного времени, которые фигурируют в подсчетах, характеризующих изменения в социальном составе офицерства, но и из них лишь 79 - капитаны (15 %), остальные же 437, т. е. 85 %,- штабс-капитаны, поручики, подпоручики и прапорщики, причем 151 (29 % от всего количества обер-офицеров) - прапорщики^*. Действующую армию представляли 456 делегатов, действующий флот - 19 и тыловые гарнизоны - 273 делегата.

^* (Там же. С. 526-528. Кроме офицеров среди делегатов съезда было 72 военных чиновника, 1 священник и 12 солдат. Всего приехало 749 делегатов.)

Стенограмма этого съезда предоставляет исключительно благоприятную возможность для изучения политических позиций разных категорий офицерства и глубины его расслоения: этому способствует и представительность съезда, и время, когда он проходил,- тел третий месяц революции, улеглись вспыхнувшие в первые ее дни страсти, все политические течения и организации имели достаточный срок, чтобы разобраться в обстановке и в перспективах общественных отношений. Срок настолько в революционные времена большой, что успело смениться первое, буржуазное, Временное правительство и приступило к делу коалиционное, в котором министры-капиталисты заседали вместе с министрами-социалистами.

На съезде выступали десятки ораторов - от прапорщика до генерала, но не раздалось ни одного голоса, не то чтобы осуждавшего революцию или солдат, принявших в ней участие, но с уст выступавших не сорвалось хотя бы только в какой-то мере не лояльного по отношению к ней слова. С восторгом говорил прапорщик М. А. Майкапар (Союз офицеров-республиканцев) о том, что "разразилась великая русская революция, которая смела старый строй, старый режим"^*. Иные не скрывали, насколько лестно слышать в этом зале признание их причастности к революции. "Мы согласны с тем, что нам сказали,- подтверждал поручик И. П. Смирнов (14-я пехотная дивизия),- что наше офицерство есть офицерство революционной армии"^**. Член исполкома Совета офицерских депутатов прапорщик Г. Г. Шахвердов призывал: "Мы должны показать, что мы есть убежденные революционеры"^***. От группы делегатов, "объединившихся на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов", военный чиновник Г. Синани, с университетской скамьи отправившийся добровольцем на фронт, объяснял, что эта платформа включает такие требования, как "освобождение народностей", отказ от контрибуций и аннексий, означающие "продолжение того революционного порыва, который охватил действительно могущественную сильную часть русского народа... Мы стремимся вызвать мятеж среди всех народов мира, требуя от них свержения империализма, требуя поражения его, как у нас, призываем к освобождению народов... Это первый акт русской революции, давший ей силу и возможность свергнуть гнет, давший возможность поднять могущественный призыв к демократиям всего мира..."^****.

^* (Там же. С. 319.)

^** (Там же. С. 81.)

^*** (Там же. С. 177.)

^**** (Там же. С. 382-383.)

В начале работы съезда при выработке повестки дня было высказано соображение о том, что в первую очередь следовало бы обсудить чисто военные вопросы, по которым не предвидится расхождений в точках зрения делегатов, иначе, если ставить на первое место вопросы политические - "о войне, о мире, о революции, об армии",- мнения могут разойтись, поскольку "есть две разные платформы по этим вопросам", и тогда может случиться, что съезд не сможет решить тех вопросов, которые офицеров непосредственно касаются и мнения по которым страна, армия и революция "от нас ждут". Но на это возразил прапорщик Майкапар: "Вы как будто бы хотите решать чисто военные вопросы раньше, чем решить те вопросы, которые сейчас так волнуют, которые стоят перед всей страной и мимо которых пройти нельзя". Он заявил, что главным для текущего момента является вопрос о боеспособности армии, "но задача эта может быть решена только в связи с общими политическими вопросами... Только тогда, товарищи офицеры, за нами пойдут солдаты... Мы обязаны разобрать политические вопросы, выявить свое политическое лицо"^*. Его поддержал прапорщик А. Г. Щербаков (21-й армейский корпус): "Я вам прямо скажу, что 12-я армия в лице своих делегатов думает так, что вопросы политические - вопросы жизни и смерти армии"^**. С еще большей революционной решительностью предложил подойти к этим вопросам штабс-капитан П. К. Мармузов (177-я пехотная дивизия). "Недоразумение тут или ошибка?- задал он вопрос.- Ведь говорят: мы - революционное офицерство, а о политике говорить боимся. Если вы революционное офицерство, говорите о политике, а если вы не революционное офицерство - молчите"^***. И съезд принял реальное в той атмосфере направление работы, не позволявшее уклоняться от обсуждения политических вопросов, и в естественной связи с ними стал рассматривать военные. Высказанные же опасения - о возможном расхождении во мнениях - оказались напрасными: делегаты продемонстрировали редкое в те времена единодушие.

^* (Там же. С. 85. )

^** (Там же. С. 86.)

^*** (Там же. С. 87.)

Таким единодушием было отмечено, в частности, обсуждение одного из коренных политических вопросов - о положении рабочего класса, доклад по которому исполкомом Совета офицерских депутатов был поручен прапорщику Г. Г. Шахвердову. Раскрыв условия существования пролетариата в царской России, докладчик с глубоким сочувствием говорил о его борьбе за лучшую долю, как об этом мог говорить человек, пожалуй только находящийся с ним по одну сторону фронта классовой борьбы. "Резюмируя все вышеизложенное,- продолжал офицер,- мы можем сказать: крайне несовершенное, вынужденное, скудное фабричное законодательство и самая беспощадная эксплуатация трудящихся при малочисленности и чрезмерной стесненности их организаций создавали невыносимые условия жизни и труда для рабочих; старая государственная власть, всемерно покровительствуя хозяевам, жестоко преследовала рабочих и лишала их всякой возможности организовываться и отстаивать свои права эксплуатируемых от жадности эксплуататоров; под гнетом административно-полицейского режима рабочее движение было почти совершенно парализовано; из "патриотических" соображений рабочие были прикреплены к заводам и фабрикам, работающим на оборону, и тем превращены в беспрекословных рабов хозяев и администрации. Под влиянием государственной разрухи и предательства власти, с одной стороны, продовольственного кризиса и растущей дороговизны - с другой, положение становилось еще более невыносимым. Так жить дольше было невозможно".

Естественным после этого представляется тот пафос, с которым говорил докладчик о завоеванной свободе: "Грянула Великая Русская Революция, в корне изменившая положение вещей. Старый режим был разрушен до основания и сметен народным гневом. Во всей России утвердился новый революционный порядок на основе свободы слова, собраний, союзов, печати и т. д. Завоевания рабочих оказались громадными. Помимо неограниченной свободы коалиций, рабочие добились 8-часового рабочего дня, повышения заработной платы, введения в жизнь фабрично-заводских комитетов, примирительных камер и т. д."

В резолюции, принятой по докладу, съезд призывал новое правительство к энергичной охране интересов рабочего класса, насколько это позволяет обстановка войны и революции. Резолюция была принята единогласно при 9 воздержавшихся^*.

^* (Там же. С. 458-459, 475.)

С тем же единодушием (при отсутствии на этот раз даже воздержавшихся) была принята резолюция по докладу об Учредительном собрании, сделанному членом исполкома Совета офицерских депутатов прапорщиком Л. Р. Окрентом. "Съезд уверен,- говорилось в ней,- что избирательный закон воплотит в себе полностью демократический принцип всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. И убежден, что в избирательной кампании примет активное участие вся армия и флот"^*.

^* (Там же. С. 458-459, 475.)

Доклад о землепользовании делал член исполкома Совета офицерских депутатов военный чиновник В. Г. Левшиц. В принятой резолюции съезд признал, "что историческим ходом нашего государственного развития крестьянство было приведено в состояние крайнего малоземелья и экономического рабства, что развитие благосостояния государства и справедливость по отношению к трудовому крестьянству может быть осуществлена при полной передаче земель в руки трудящихся, причем основания и детали таковой передачи должны быть разрешены Учредительным собранием". Съезд выражал далее непреклонную волю офицерства, заявляя, что оно "всеми разумными средствами... будет отстаивать настоящее свое решение, ибо в вопросах защиты трудящихся масс офицерство будет идти лишь с народом и за народ..."^*. Голосованием, как мы видим, выражалось уже мнение не только докладчика и не только исполкома Петроградского Совета офицерских депутатов, пославшего своего члена с докладом, но и всей массы делегатов всероссийского и всеармейского съезда, и тем не менее расхождений, которых в начале работы съезда опасались, не возникало. Это даже создает впечатление некой монолитности, сплоченности офицерства на единой политической платформе.

^* (Там же. С. 422-435.)

Возможно, эти и многие другие места стенограммы съезда прольют тот или иной свет на "социально-политические сдвиги в офицерском составе и их последствия", или, что, по-видимому, одно и то же,- на "политические и психологические последствия демократизации офицерского корпуса в ходе [первой мировой] войны", и тем самым помогут в решении, хотя бы отчасти, проблемы, выдвинутой в историографических очерках последнего времени.

Во-первых, стенограмма прямо опровергает рассуждения о мнимой аполитичности или хотя бы политической наивности офицерства, об их неспособности вести политическое воспитание солдат, в чем пытался убедить задним числом своих читателей генерал Деникин^*. В материалах съезда мы видим, наоборот, свидетельство того, что офицеры, начиная с их низшего звена, получившего ускоренную подготовку в военное время, достаточно разбирались в современной политике, чтобы уметь делать из нее выводы и определять собственную политическую позицию и общую "платформу". В их речах и в реакции на эти речи, в форме ли резолюций, возгласов одобрения или протеста, пунктуально зафиксированных в стенограмме, не просто бездумные восторги или минутные увлечения красивыми фразами, романтикой "медового месяца" революции - здесь если не всегда вполне осознанное понимание, то во всяком случае инстинктивное, "психологическое" восприятие классовых интересов и стимулов действий.

^* ("Недостаточная осведомленность в области политических течений и особенно социальных вопросов русского офицерства,- писал Деникин,- сказалась уже в дни первой революции... А в годы второй революции большинство офицерства оказалось безоружным и беспомощным перед безудержной революционной пропагандой, спасовав даже перед солдатской пол у интеллигенцией, натасканной в революционном подполье" (Деникин А. И. Путь русского офицера. Нью-Йорк, 1953. С. 68).)

Во-вторых, следует, видимо, уточнить некоторые критерии. Ведь подчас авторы, сообщая о восторженном отношении офицеров к революции, в особенности когда речь идет о кадровых офицерах, остерегаются говорить об их революционности и говорят лишь о "прогрессивности", каковой, в свою очередь, объясняют ту или иную степень участия их в революции или нейтралитета. Уже приведенные высказывания делегатов офицерского съезда проливают некоторый свет на эту сторону дела. Но возможности для решения и этого вопроса стенографический отчет предоставляет гораздо большие.

Такие критерии были выработаны марксистской теоретической мыслью в практике революционной борьбы. Еще летом 1905 г., когда часто можно было слышать слова "победоносная революция", Ленин привлекал внимание к значению этих слов и, выясняя его, писал: "Нельзя обоготворять понятия "революция" (это будут делать неизбежно буржуазные революционеры и делают уже). Нельзя делать иллюзий, создавать себе мифы - материалистическое понимание истории и классовая точка зрения безусловно враждебны этому". Указывая, что "у нас перед глазами идет борьба двух сил"- революции и контрреволюции, задачу марксиста Ленин видел в том, чтобы "дать себе точный отчет в том, каково (1) классовое содержание этих социальных сил; (2) каково содержание реальное, экономическое, их борьбы теперь, в данное время"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 221.)

На основе анализа Февральской революции и последующих событий 1917 г. Ленин развивал эту идею в новых условиях противоборства революции и контрреволюции. Он напомнил ее на Апрельской конференции большевистской партии, предшествовавшей офицерскому съезду, в связи с обсуждением большевиками именно тех вопросов, которые вскоре же оказались в центре внимания офицеров на съезде. Когда рассуждают о революции, о правительственной власти, "надо выяснить,- говорил Ленин,- о какой революции мы говорим"^*. Разработка этого положения была продолжена Лениным в статье "Классовый сдвиг" (июнь 1917 г.), в которой обобщался ход революции за четыре месяца после 27 февраля, т. е. за тот период., к какому относится и работа съезда офицеров. В другой статье, "За деревьями не видят леса" (август 1917 г.), были учтены уже и более поздние события, подтвердившие выводы, сделанные до июльского кризиса. Большое теоретическое значение для понимания рассматриваемой проблемы имеет также работа Ленина "Политические партии в России и задачи пролетариата", написанная в начале апреля, но печатавшаяся в гельсингфорсской большевистской "Волне" 6, 9 и 10 мая 1917 г., т. е. как раз в дни, когда начинал работу съезд офицеров. В дальнейшем, в октябре 1918 г., при переиздании брошюры, Ленин отметил, что правильность данной в апреле, до образования коалиционного Временного правительства, характеристики главных партий и их классовых основ подтвердилась на всех последующих этапах революции, а рост революции в Западной Европе показал, что и там "основное соотношение главных партий то же самое"^**.

^* (Там же. Т. 31. С. 344.)

^** (Там же. С. 193.)

Вернемся к стенограмме майского съезда офицеров в Петрограде. Резолюция по рабочему вопросу хотя и призывала рабочий класс и предпринимателей, считаясь с обстановкой войны и революции, "к необходимой осторожности в осуществлении своих классовых стремлений", все же оставляла впечатление общей направленности на закрепление завоеваний пролетариата, перечисленных в докладе Шахвердова. Но доклад содержит и более обширный комментарий к резолюции. Вот что можно прочитать в нем, кроме цитированных уже слов, наполненных пафосом революции: "Требования рабочих должны быть удовлетворены, но лишь в таких пределах, чтобы это не грозило разрушением основам современной промышленности и не устраняло бы совершенно минимальную законную прибыль капиталистов... Сознательным рабочим необходимо всеми разумными мерами удерживать своих малосознательных товарищей от предъявления неосуществимых требований капиталистам... Нельзя в наше время совершенно игнорировать интересы капитала". Приведя далее компетентное мнение Г. В. Плеханова: "Кто вполне порывает на деле со всеми интересами капитала, тот совершает социалистическую революцию", докладчик заявляет: "Для социалистической революции меньше всего имеется оснований в экономически отсталой России. Только одни фантазеры, утописты и враги рабочих могут призывать рабочих совершить сейчас социалистическую революцию".

Докладчик разъяснил далее смысл "строгого согласования" мероприятий в защиту труда "с обстановкой войны и революции", о чем сказано в резолюции: "Все силы, все помыслы революционной демократии, и в частности рабочих, должны быть направлены к тому, чтобы довести войну до такого конца, когда будет достигнута возможность для России продиктовать свою революционную волю полуабсолютистской Германии... А чтобы побеждать нам на фронте, надо всем усиленно работать в тылу. И кто будет тормозить эту работу на оборону, на победу, тот враг революции, враг отечества"^*.

^* (Стенографический отчет... С. 469-471.)

Этот комментарий проливает свет на вопрос о том, по какую сторону фронта классовой борьбы находится докладчик, а вместе с ним и уполномочивший его Совет офицерских депутатов и, более того, Всероссийский съезд офицеров армии и флота, единодушно, без единого возражения проголосовавший за резолюцию, сформулированную на основе доклада. Одного уже такого "решения" рабочего вопроса достаточно, чтобы выяснить, "о какой революции" офицеры говорили. Они порицают самодержавие, которого уже нет, у власти стоит либеральная буржуазия, увидевшая, что революция пошла дальше цензовой конституционной монархии, к созданию Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, и буржуазия стала "сплошь контрреволюционной"^*. И когда офицеры с такой решительностью выступают именно против пролетарской, социалистической революции, против рабочего класса, который заведомо готовы объявить и "врагом революции" (их революции), и "врагом отечества", это ясно говорит о том, что офицерство, защищая буржуазию, отчетливо чувствует, откуда надвигается угроза, видит в пролетариате главного классового врага. По отношению ни к какой другой социальной категории, ни к какому другому социальному слою не раздалось на съезде таких угроз, не заявлено такой вражды, как именно к рабочему классу.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 384-385.)

Этого, вероятно, опять-таки достаточно для того, чтобы получить представление о классовой позиции офицерства, но в стенограмме съезда запечатлены признаки не всегда сдерживаемой агрессивности офицерства, ставшего, как и вся буржуазия, таким же контрреволюционным. Это особенно проявилось при обсуждении вопроса об отношении к Временному правительству. "Когда меня послали сюда офицеры,- докладывал с трибуны съезда капитан В. С. Хитрово (2-я гвардейская кавалерийская дивизия),- то они мне сказали: скажи там, в Петрограде, что мы жаждем, мы молим, чтобы нам дали единую, твердую власть". Услышав его заявление о том, что приказ № 1 Петроградского Совета "есть корень зла в нашей армии", аудитория разразилась аплодисментами. Этим заявлением капитан Хитрово, по его же словам, "хотел подчеркнуть тот вред, и вред сознанный, который принесло двоевластие". "Пусть Временное правительство,- продолжал он,- в чем-либо даже отступит от своей программы, ему будет нужно это отступление простить во имя единения власти, потому что сейчас наша первая задача - это спасение армии, и какие благие порывы и как бы строго ни проводило Временное правительство, если оно не восстановит дисциплины, порядка, боевой мощи армии, то все эти благие начинания погибнут; поэтому на первом плане мы должны ставить единение власти твердой, определенной и решительной... Когда до нас, товарищи, после революции стали доходить известия о двоевластии, когда мы на местах стали видеть весь пагубный вред этого, мы сказали: это двоевластие приведет нас к гибели. Почему же теперь мы не смеем сказать правду, что если это двоевластие не будет вырвано с корнем, то мы дойдем до края гибели, мы уже подошли к пропасти и свалимся в эту пропасть". И снова - аплодисменты зала^*.

^* (Стенографический отчет... С. 166-168.)

Ту же тему развил с трибуны съезда прапорщик П. М. Виридарский (делегат от съезда офицеров Особой армии): "Временное правительство не нуждается, чтобы говорили о доверии, так как оно есть всеобщее... Мы должны сказать не о доверии, а о повиновении, необходимом Временному правительству",- и здесь тоже взрыв аплодисментов. Когда же оратор произнес следующую фразу: "Повиновение должно быть со всех сторон, и первый должен показать пример Совет рабочих и солдатских депутатов", раздались возгласы: "Ура!", "Браво!"- и новая волна аплодисментов. "Да подчинится он Временному правительству и окажет самую энергичную помощь в деле воссоздания боевой мощи армии",- в стенограмме здесь уже отмечены "бурные аплодисменты". "Вы помните,- обращался Виридарский к чутко внимающему залу,- был такой лозунг: "признаем постольку, поскольку"... Нужно отбросить этот лозунг, нужно определенно сказать, что мы верим Временному правительству, что всю энергию нужно сконцентрировать у Временного правительства... Как орган государственной власти, Совет рабочих и солдатских депутатов признан быть не может". Подкупленный новой волной аплодисментов, прапорщик поставил точку над "i": "В нашей резолюции мы должны усилить элемент потенциальный Временного правительства, затем сказать, что не признаем Совета рабочих и солдатских депутатов органом государственной власти"^*.

^* (Там же. С. 179.)

На съезде много говорилось об "анархии", которую породила якобы революция и которую надо было теперь искоренить. И тут опять взоры обращались к Петроградскому Совету. "Не самая революция, национальная в своей глубине, национальная по своему существу, произвела анархию, анархию производит проповедь классовой борьбы",- давал объяснение этому явлению поручик И. П. Смирнов, ранее согласившийся с признанием офицерства революционным, и пытался теперь раскрыть истоки классовой борьбы в армии: "Господа, кроме самой революции, которая дала толчок, нарушила душевное равновесие войск, кроме общей моральной и физической усталости войск, кроме этих общих причин, я, как офицер, нахожу, что значительную долю разрухи в армии следует отнести на дезорганизующую роль Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов". Эти слова тоже были покрыты аплодисментами, но единодушие было нарушено одновременно свистом^*. Это уже был некий симптом расслоения в среде делегатов. Оно дало себя знать и в речах. В чем же оно состояло, это "расслоение"?

^* (Там же. С. 197.)

В то время как ряд представителей Совета офицерских депутатов и разделявшие ту же позицию офицеры с армейской периферии требовали ликвидации двоевластия и перехода к единовластию буржуазии в лице Временного правительства, представители Совета рабочих и солдатских депутатов всячески изощрялись, чтобы оправдать существование представляемого ими Совета. Военный чиновник Г. Синани сетовал на то, что кое-кто из выступавших принижал Совет, обращая против него "целый ряд упреков", среди которых самый главный - "упрек в двоевластии, причем некоторые ссылались на приказ № 1". Синани отводил этот упрек напоминанием о том, что приказ № 1 "вышел в тот момент (1 марта.- В. П.), когда Временного правительства еще не было", следовательно, не было и двоевластия, и потом в приказе ведь в ряде мест шла речь о дисциплине^*.

^* (Там же. С. 184-185.)

Член исполнительной комиссии Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов солдат Звеняцкий даже обиделся на то, что Совет расценивается как антипод Временного правительства, тогда как на самом деле он и не думал соперничать с правительством. "Совет рабочих и солдатских депутатов,- успокаивал он офицеров,- потому и не взял на себя, в свои руки власти, чтобы власть была у тех, кто был привычен к ее ношению, у тех общественных деятелей... которых общество привыкло в известных частях считать выразителями своих мнений, своими водителями в предшествующий брожению период, чтобы они взяли на себя ближайшие бразды правления. Вот почему Совет рабочих и солдатских депутатов в первые же дни революции на себя власти не взял"^*. И уж прямо-таки на защиту Совета встал подполковник К. И. Рыбалко (188-я пехотная дивизия), сказав: "Здесь был брошен упрек Совету рабочих и солдатских депутатов в двоевластии, тогда как он могучей волей остановил гражданскую войну 20-21 апреля и когда не побоялся весь авторитет власти поставить на весы судьбы, чтобы спасти Россию от гражданской войны... То, что Совет не допустил гражданской войны в Петрограде, спасло Россию от гражданской войны и от гибели"^**.

^* (Там же. С. 170.)

^** (Там же. С. 177.)

Итак, по какой же линии пошло "расслоение" офицеров на съезде? В стенограмме различаются "группы, стоящие на платформе Временного правительства", с одной стороны, и "объединенные группы, стоящие на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов, группы "Единство" (в стенограмме -"Единение".- В. П.) и ИК Петроградского Совета офицерских депутатов" - с другой. Если перевести эти формальные обозначения на теоретически более точный язык, то за ними окажутся: первые группы - буржуазные, разделяющие позиции кадетов; вторые - мелкобуржуазные, эсеро-меньшевистские, соглашательские. Соответственно этому в стенографическом отчете зафиксировано разделение делегатов при голосовании 13 мая резолюций по докладу о Временном правительстве и соотношении его с Советом рабочих и солдатских депутатов: за резолюцию, предложенную от имени первых фракцией партии народной свободы (кадетов), было подано 246 голосов, за резолюцию "объединенных групп"- 265, и кроме того, 77 человек воздержались^*. Большинство делегатов отдали, таким образом, голоса за резолюцию обоих Советов и группы "Единство", и это показывает, что блок, противостоявший кадетскому, оказался на съезде сильнее. Здесь видимо, и следует искать разграничительную линию между политическими группировками внутри офицерства.

^* (Всего здесь учтено 588 присутствовавших при голосовании. Разница между этой суммой и количеством всех делегатов (748) объясняется, по-видимому, тем, что к 13 мая приехали не все делегаты, зарегистрированные к концу съезда. Не все из них приехали и к 16 мая (мандатная комиссия докладывала тогда о прибытии 717 человек). Кроме того, председательствующий отмечал 16 мая, что и из прибывших не все делегаты участвуют в заседаниях, так что иногда встает "очень серьезный вопрос о кворуме" (Стенографический отчет... С. 265-267, 291, 305). 13 мая, судя по количеству голосовавших, вопрос этот не вставал.)

Если мы вернемся к тем страницам стенограммы съезда, где запечатлено полное единодушие всего его состава по рабочему вопросу, впечатление такого "расслоения" рассеивается. Может быть, это не тот вопрос, решение которого рельефно выявляет политическую позицию того или иного класса или хотя бы разных его слоев? Но ведь в условиях капитализма - это вопрос о перспективах общественного развития, о социализме как цели рабочего движения и о судьбе самого капитализма.

Как относились в то время разные политические партии к социализму? Кадеты и все те, кто стоял правее их,-"безусловно враждебно"; меньшевики и эсеры -"за социализм, но думать о нем и немедленно делать практические шаги к его осуществлению рано"^*. Наставляя делегатов съезда, П. Н. Милюков провозгласил партию народной свободы "первым застрельщиком в деле великой русской революции", но "великая русская революция сделала свое дело", и задача ее - "показать нашим врагам и друзьям, что русская революция не ослабила способности русского народа в борьбе против врага". Под аплодисменты зала кадетский лидер обратился к офицерам: "Я и мои политические товарищи питаем глубокую, твердую уверенность, что перед русской новорожденной свободой и перед русским народом российская армия в единении солдат и офицеров исполнит свой долг"^**. В другой же аудитории, в клубе кадетской партии, тот же оратор вскоре выразил полное удовлетворение взаимопониманием кадетов с "социалистами": "Если мы сравним те планы и намерения программы, с которыми пришли теперь социалистические партии, с тем, что было 10 лет назад, в 905 г., мы увидим, что социалистические партии теперешнего времени гораздо разумнее смотрят на ближайшие задачи русской жизни". Они, по мнению Милюкова, усвоили многие уроки прошлого и "принимают как исходную аксиому то положение, что русская революция, как и все другие современные и прошлые революции, не может быть победой социализма и социалистического строя, что эта революция есть по преимуществу революция политическая и революция, применяясь к их терминологии, буржуазная, произведенная известными буржуазными клас-

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 195.)

^** (Стенографический отчет... С. 46, 48.)

сами, открывшими большие перспективы массам, по вовсе не направленная к немедленной победе социализма". Поскольку, как считал Милюков, "социалистические" партии за 10 лет своего существования усвоили эту аксиому, то можно не опасаться, "что они вовлекут Россию в утопические опыты и неосновательные политические и социальные эксперименты"^*. Это говорилось в лекции 14 июля 1917 г. Кадеты могли быть спокойны за поведение соглашателей, поскольку их лидеры, засвидетельствовав свое единомыслие с кадетами, в июльские дни связали себя с ними еще и участием в расправах с революционным народом.

^* (ЦГАОР СССР. Ф. 579. Оп. 1. Д. 854-4. Л. 3-4.)

Только большевики, борясь за социализм, считали, что Советы рабочих депутатов должны "тотчас" делать "практические возможные шаги к осуществлению социализма" и прежде всего шаги, ведущие к национализации, к передаче в собственность народа банков и синдикатов капиталистов^*.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 195, 202.)

Единодушно одобренная съездом офицеров позиция исполнительного комитета Совета офицерских депутатов ясно и недвусмысленно разрешала основной вопрос революции так: 1) в экономически отсталой России нет оснований для социалистической революции, к ней могут призывать сейчас только "фантазеры, утописты и враги рабочих"; 2) предъявляя свои требования капиталистам, рабочие не должны выходить за пределы их осуществимости, дабы не подрывать основ современной промышленности и не игнорировать интересы капиталистов.

Во всех этих материалах мы находим ясный ответ на тот вопрос, без выяснения которого невозможно серьезное исследование проблем классовой борьбы,- это вопрос о том, "о какой революции мы говорим", каково классовое содержание сил революции и контрреволюции, каково реальное экономическое содержание их борьбы в рассматриваемое время. Офицерство в целом, а на съезде и без всякого исключения показало, что оно выступает за революцию буржуазную, против революции социалистической, оставаясь кадетским элементом в армии и обществе. Единодушным решением одного уже этого вопроса и кадетами, и эсеро-меньшевистскими лидерами Советов, и съездом офицерских депутатов стирается та мнимая разграничительная линия, механически разделявшая якобы по признаку формальной принадлежности к буржуазно-демократическим и соглашательским организациям две основные группировки в составе съезда. В действительности она проходила не между этими группировками, а по водоразделу между всеми ими вместе взятыми, с одной стороны, и большевиками - с другой, в конечном счете - между двумя основными противоборствующими классами капиталистического общества - буржуазией и пролетариатом.

Это проявляется еще и в том, что в полном согласии с кадетами, в политической деятельности которых борьба с большевиками закономерно занимала главное место, делегаты съезда, принадлежавшие к обеим группировкам, дружно травили большевиков. Среди них и докладчик по вопросу о Временном правительстве член исполкома Совета офицерских депутатов штабс-капитан С. К. Вржосек, участник судебных расправ с революционерами при царизме (о чем, не находя в том цинизма, рассказал публично), а в февральские дни 1917 г. подвизавшийся в Таврическом дворце в качестве посредника между Советом рабочих депутатов, Временным комитетом Государственной думы и офицерами воинских частей; и член Союза офицеров-республиканцев прапорщик М. А. Майкапар; и подполковник К. И. Рыбалко (188-я пехотная дивизия); и штабс-капитаны С. К. Лобачевский (1-я гвардейская пехотная дивизия) и А. И. Савич (7-я Сибирская стрелковая дивизия); и, по собственной аттестации, "социалист по убеждениям" член исполкома Совета офицерских депутатов, товарищ председателя съезда корнет И. С. Сакс.

В стенограмме значатся прямые выпады этих лиц против В. И. Ленина, "Правды", большевиков^*. А сколько таких отравленных стрел было пущено с трибуны съезда без конкретного адреса в прениях, касающихся Советов, двоевластия, землепользования и всех остальных стоявших в повестке дня вопросов, в которых фигурировали безвестные "анархисты"! Единодушие в этой травле было столь полное, что не было нарушено ни единым голосом, раздавшимся в защиту большевиков, против разнузданной клеветы по их адресу.

^* (Стенографический отчет... С. 117, 319, 348, 351, 368, 400.)

Характеризуя в 1917 г. политические партии в России, Ленин разобрал их позиции по главным, актуальным тогда вопросам. Среди них ряд вопросов затрагивал самую жгучую проблему того времени - о войне и мире. Естественно, что на офицерском съезде она заняла центральное место. Кадеты и все стоящие правее их, указывал Ленин, безусловно стоят за войну, потому что она ведется в интересах капиталистов, неся им неслыханно большие прибыли и упрочивая их господство. Меньшевики и эсеры с готовностью идут на обман народа по кадетским рецептам, выдавая войну за оборонительную и пропагандируя "революционное оборончество". Одни большевики "безусловно против империалистической войны вообще", против ведущих ее буржуазных правительств и "безусловно против "революционного оборончества" в России"^*. Они еще и этой позицией вызывали бешеную злобу у кадетов и их приспешников из мелкобуржуазных партий. Съезд офицеров в дебатах по этому вопросу наглядно продемонстрировал не то что размежевание, а глубокую пропасть опять-таки именно между офицерами и большевиками, незримо, как противная сторона, как бы присутствовавшими на съезде.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 199.)

При голосований резолюций о войне и мире произошло некоторое расхождение уже между фракциями, объединявшимися на общей платформе при обсуждении рабочего вопроса, докладов о Временном правительстве и об Учредительном собрании. Там, как мы видели, было полное единодушие на кадетской, буржуазной платформе. Теперь же, 16 и 17 мая, проблема войны и мира нарушила это единодушие. Если раньше соглашатели вместе с офицерами (с кадетами) демонстрировали свою полную солидарность, когда шла речь о защите буржуазной революции против социалистической, то теперь Совету офицерских депутатов оказалось не совсем по пути с Советом рабочих и солдатских депутатов, и первый из них стал брать верх. Резолюция, предложенная Советом рабочих и солдатских депутатов, была провалена (за нее проголосовал только 71 человек, а против - 209)^*. Защищая оборонческую позицию и третируя солдат за братание на фронте, расценивая его как "позорное явление", как "предательство интересов народной демократии" и "измену делу революции", она выражала протест против "стремления затянуть войну" и слишком напирала на проведение в жизнь "возвещенной Советом рабочих и солдатских депутатов и принятой Временным правительством политики, направленной к скорейшему заключению мира без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов"^**, которую соглашатели сочли за чистую монету, тогда как только что, 28 апреля, военный министр Гучков приказом по военному ведомству объявил проповедь "необходимости окончить войну возможно скорее" происками лиц, состоящих "на службе наших врагов"^***.

^* (Стенографический отчет... С. 406.)

^** (Там же. С. 368-369. Здесь имеются в виду декларации Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от 27 марта и коалиционного Временного правительства от 5 мая 1917 г., в которых наряду с демагогическими фразами, подобными цитированной, подтверждалось "полное соблюдение обязательств, принятых в отношении наших союзников", и "все вопросы, связанные с мировою войной и ее окончанием", предоставлялось разрешать "воле народа", однако "в тесном единении с нашими союзниками". Правительство, требуя, при одобрении соглашателей, "полного и безусловного к нему доверия всего революционного народа", заявляло, что оно будет "на деле" осуществлять "всю полноту власти", и угрожало "самыми энергичными мерами против всяких контрреволюционных попыток", причем в попытки такого рода зачислялись "анархические, неправомерные и насильственные действия, дезорганизующие страну". Так, подминая не сопротивлявшийся ему Совет, Временное правительство устремляло всю свою решительность и категоричность на обеспечение задач империалистической политики. См.: Революционное движение в России после свержения самодержавия. С. 444-445; Революционное движение в России в мае - июне 1917 г. Июньская демонстрация. М., 1959. С. 229-230.)

^*** (Революционное движение в русской армии, 27 февраля - 24 октября 1917 г. М., 1968. С. 75.)

Съезд принял резолюцию, предложенную исполкомом Совета офицерских депутатов от имени фракций, объединившихся на платформе декларации Временного правительства, "Единства" и представителей флота. Повторяя ту же демагогическую формулу, ее составили в более "энергичных" тонах: она предостерегала от "всякого промедления в воссоздании боеспособности армии и флота", подхлестывала - "время слов прошло и необходимо действие"- и, взывая "к гордости свободного народа", объявляла, что "ныне на фронте необходимо немедленное и решительное наступление, в коем жизнь и залог победы". Группировка голосов по этой резолюции количественно оказалась та же самая, только как бы в перевернутом виде: те же самые 209 голосов (здесь - 210, на один голос больше), которые были поданы против резолюции, предложенной Советом рабочих и солдатских депутатов, выступили за вторую резолюцию; и наоборот, только 69 делегатов (от 71 голоса, поданного за вторую резолюцию, отпало 2) голосовало против резолюции фракций, объединившихся на платформе Временного правительства^*.

^* (Стенографический отчет... С. 404-406.)

Таким образом, при голосовании обеих резолюций о войне и мире участники съезда офицеров продемонстрировали стабильность своей политической позиции. Покинув своих мелкобуржуазных попутчиков, составивших для них "демократическую" ширму при решении вопроса о том, о какой революции идет речь, представители Совета офицерских депутатов еще раз утвердились на кадетской позиции.

До понимания этого не требуется добираться сложным логическим путем. На съезде сами представители исполкома Совета офицерских депутатов, сообщая, что предлагаемые ими резолюции исходят из фракции кадетов, проявляли беспокойство о том, как они будут восприняты солдатами. Совершенно отчетливо этот мотив прозвучал в выступлении члена исполкома подпоручика М. М. Карпова. Он увидел "величайшую трагедию русской общественной жизни" в том, что "партия народной свободы оказалась без народа" и что "эту же самую трагедию пережило и Временное правительство, когда оно 20 апреля оказалось без народа". Сделав далее закономерный выпад против большевиков и "Правды", подпоручик высказал опасение: "Если солдат прочтет вашу резолюцию, резолюцию партии народной свободы, он скажет: да, хорошо написано, но офицеры не за нас. И вот когда они скажут: офицеры не за нас, это у них прямо и определенно будет значить: значит, офицеры против нас". И он предложил выход из этого положения: "Если вы хотите, чтобы действительно вся полнота власти была в руках Временного правительства, чего и мы хотим, то создайте такую власть, которая была бы ответственна перед организованным представительством большинства демократии". А пока, он усматривал в резолюции, внесенной "от имени фракции народной свободы", желание офицеров "быть вне факта, вые реальной жизни", и предостерегал: "Я скажу, товарищи офицеры, что всякий, кто подпишется под той резолюцией, то кроме стены, которая была между солдатом и офицером, выроет еще пропасть, и вы с солдатами не объединитесь"^*.

^* (Там же. С. 250-253.)

Кадетская резолюция о войне, принятая съездом, полностью отвечала общей направленности как доклада, сделанного подполковником Генерального штаба Гущиным, так и развернувшихся вокруг него прений. "Россия может безусловно погибнуть,- говорил Гущин,- если промедлить... Оборона для данного положения является неприемлемой, мы должны переходить в наступление"^*. "Наша война,- под аплодисменты провозглашал поручик В. Д. Воскресенский (47-я пехотная дивизия),- есть только война оборонческая... Мы только должны обороняться, но обороняться, наступая"^**. Отрекомендовавшийся "простым строевым офицером, не принадлежавшим ни к какой партии", штабс-капитан Лобачевский бросил в зал: "Мы должны, конечно, наступать, наступать и наступать... Призываю вас к наступлению, наступлению и только наступлению"^***. "Свобода должна быть отстаиваема, - рассуждал полковник М. Е. Аленич (16-я кавдивизия),- непременно ударом вперед, переходом нашим в наступление"^****. Дело, однако, не ограничивалось такими призывами. Некоторые из выступавших, как, например, штабс-капитан А. И. Савич, предлагали подумать: "Как заставить армию наступать? - вот в чем кроется задача наша. Можно ли заставить армию наступать, рассылая в эту же армию газеты "Правда", "Солдат"?"^***** Ответом на подобные сомнения были речи других делегатов. "Какие цели этой войны, какие цели этой победы - это не наше дело...- урезонивал братьев по оружию подполковник К. И. Рыбалко.- Мы должны победить врага, а аннексия, контрибуция, самоопределение народа - это дело дипломатов, дело министра иностранных дел, дело правительства. Мы - солдаты и, как солдаты, должны сказать, что нам нужна победа"^******.

^* (Там же. С. 301.)

^** (Там же. С. 311. )

^*** (Там же. С. 353.)

^**** (Там же. С. 376.)

^***** (Там же. С. 368.)

^****** (Там же. С. 350.)

В те дни, когда работал съезд офицеров, глава коалиционного правительства князь Г. Е. Львов в беседе с корреспондентами разъяснил, в чем состоит его "дело": "Страна должна сказать свое властное слово и послать свою армию в бой". Прочитав это откровение, В. И. Ленин написал: "Вот суть "программы" нового правительства. Наступление, наступление, наступление!"^*. Такова была "программа капиталистов, перенятая Черновыми и Церетели. Это - программа наступления, программа затягивания империалистической войны, затягивание бойни". Ей противостояла другая программа - "программа революционных рабочих всего мира, защищаемая в России нашей партией". Она выдвигала задачи: развить братание, распространить братание и фактическое перимирие на все фронты, облегчить этим хоть временную передышку солдатам всех воюющих стран, "ускорить переход власти в России в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, ускорить этим заключение действительно всеобщего мира в интересах трудящихся, а не в интересах капиталистов".

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 52.)

Как видим, центральным, всепоглощающим пунктом политической программы контрреволюционного правительства Ленин здесь назвал требование продолжения империалистической войны. Противоположная политическая программа - революционного лагеря, наоборот, ставила во главу угла задачу свержения правительства империалистической войны и завоевания "всеобщего мира" революционно-демократическим путем. Третьего пути, третьей программы быть не могло. "Правительство наше с Черновыми и Церетели, с народниками и меньшевиками,- писал Ленин,- за первую программу.

Большинство русского народа и всех народов России (и не только России), т. е. большинство рабочих и беднейших крестьян, несомненно, встает за вторую программу"^*.

^* (Там же. С. 54.)

Между этими программами проходила разграничительная линия, разделявшая все социальные силы в стране на два лагеря. И офицерство в лице его всероссийского съезда заняло позицию на стороне первой программы, в лагере капиталистов, в лагере империалистической войны и наступления. Лишь четвертая часть голосовавших (69 из 279)-"фракция, объединившаяся на платформе Совета рабочих и солдатских депутатов",- по вопросу о войне не решилась встать на ту же позицию, хотя по другим неразрывно связанным с ним и тоже решающим для политической позиции вопросам эта часть делегатов шла в ногу с ротой. Но отсюда не следует, что эта четверть откололась от подавляющего большинства делегатов, от остальных трех четвертей, и что между теми и другими пролегла принципиальная грань. Они, составлявшие эту четверть, просто еще не "дозрели" до полного понимания классовых интересов, классовых задач буржуазии. Они поняли уже, что нельзя разрушать "основ современной промышленности" и предъявлять капиталистам (со стороны рабочих) "неосуществимые требования", что нельзя призывать рабочих "совершить сейчас социалистическую революцию", что "все силы, все помыслы революционной демократии, и в частности рабочих", должны быть направлены к тому, чтобы довести войну до победы над Германией, а для этого "надо всем усиленно работать в тылу", и если кто будет тормозить работу на оборону, "тот враг революции, враг отечества". Но они еще не поняли, что нужно не обороняться, а "наступать, наступать, наступать", и что "время слов прошло" и нужно "дело", причем немедленно.

Увидев разлад с тремя четвертями сидевших в зале, они стали вымаливать у них право на дальнейшее существование своего Совета. Тот же солдат Звеняцкий, заверяя офицеров, что Совет рабочих и солдатских депутатов вовсе не собирался брать на себя бремя власти, отбирая ее у тех, "кто был привычен к ее ношению", убеждал их: "Граждане офицеры! Политическая ваша физиономия... разнообразна, но есть одно, что нас объединяет всех - это момент доведения России до Учредительного собрания и момент доведения войны до ее решительного конца"^*. Все эти мольбы выражают как раз то явление, которое Ленин, обозревая в 1920 г. весь ход революции, сформулировал в словах: "Припомним, что у нас дело началось с соглашательства, что оно привело к корниловщине..."^** На пути соглашательства к корниловщине ясно прослеживаются промежуточные ступени. В мае на офицерском съезде подполковник Рыбалко прощает Совету рабочих и солдатских депутатов его существование за то, что тот "не допустил (в апрельские дни) гражданской войны в Петрограде", прикрыв Временное (тогда еще не коалиционное) правительство своим авторитетом при ликвидации конфликта между министрами-капиталистами и революционными массами и снова отказавшись взять в свои руки власть, на чем настаивали эти массы. России не потребовалось прожить после этого и трех месяцев, чтобы дать соглашателям пройти весь путь измены революционной демократии и опуститься на самое Дно контрреволюции. В июльские дни они, войдя с портфелями министров во Временное правительство, уже прямо помогали ему вызывать против восставших карательные войска. Тем самым они дали новый повод для похвалы по своему адресу, подобной той, какую услышали из уст подполковника Рыбалко, только теперь уже им плюнул в глаза казачий генерал, сказав на Московском совещании: "Ведь вы же сами, министры-социалисты, призвали "нас" 3 июля на помощь!", "а они,- перефразировав эти слова Каледина, писал Ленин,- утерлись и сказали: "божья роса"!"^***

^* (Стенографический отчет... С. 171.)

^** (Ленинский сб. Т. 39. С. 224. )

^*** (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 127. В стенограмме Московского совещания записаны слова Каледина: "Вместе с тем казачество отмечает, что это обвинение в контрреволюционности было брошено именно после того, как казачьи полки, спасая революционное правительство, по призыву министров-социалистов 3 июля вышли решительно, как всегда, с оружием в руках для защиты государства от анархии и предательства" (Государственное совещание. М.; Л., 1930. С. 74).)

Извлекая из опыта русской революции уроки для международного пролетариата, Ленин указывал на важность борьбы против обмана буржуазией трудящихся и эксплуатируемых масс и "самообмана мелкобуржуазных вождей". Он обращал внимание на склонность "плаксивого мелкого буржуа" поддаваться реакционным мещанским иллюзиям о социальном мире и "трусить рубаку-офицера". Рассеять эти иллюзии и преодолеть трусость перед такими "рубаками" особенно важно было потому, что "преступнейшая и реакционнейшая империалистическая война 1914-1918 годов воспитала во всех странах и выдвинула на авансцену политики... десятки и десятки тысяч реакционных офицеров", представлявших собой готовую контрреволюционную силу в руках буржуазии в борьбе против пролетариата^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 56-57.)

Важным звеном в процессе воспитания и выдвижения на авансцену политики реакционных офицеров в 1917 г. были офицерские организации и, в частности, проводившиеся тогда этими организациями съезды офицеров.

Разного рода офицерские организации возникали на всех этапах революционного движения. Известны организации декабристов, народовольцев. Были попытки создания офицерских союзов во время революции 1905- 1907 гг. Все это были "общества", "союзы" либо революционные, либо оппозиционные, либерального толка. Возникавшие в условиях империалистической войны, после Февральской революции, они носили уже определенно реакционный характер. Они создавались по инициативе офицеров Генерального штаба, по прямым указаниям командных верхов армии, которые к этому времени успели выйти на арену политической деятельности, обрели идейного вождя в лице ведущей буржуазной партии - кадетов и теперь заботились о втягивании в политическую борьбу всего офицерского корпуса.

Именно в командной верхушке армии, а не в низах офицерского состава, приученного к безусловному повиновению верхам, возникла и в директивном порядке распространилась идея организации офицеров в целях политической борьбы. 10 марта начальник штаба армий Западного фронта генерал М. Ф. Квецинский телеграфировал в Ставку: "Раз проникновение политики в армию не может быть остановлено, то необходимо, чтобы офицерство взялось за самоорганизацию, дабы иметь соответственное значение в этой новой стороне жизни армии"^*. Ориентируя главнокомандующих армиями фронтов в новой политической обстановке, исполнявший должность главковерха генерал Алексеев на следующий же день, наряду с рекомендацией взять в свои руки солдатские комитеты путем введения в них офицеров, указал также на настоятельную необходимость "сорганизовать офицерский состав"^**. Эти распоряжения падали на подготовленную почву. Офицеры искали способы самоорганизации для борьбы против солдат. Уже вечером 14 марта группа офицеров явилась на заседание исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с приветствием от имени образовавшегося Совета офицерских депутатов под председательством подполковника Генерального штаба Гущина^***.

^* (Миллер В. И. Ставка и солдатские комитеты в марте 1917 г. // Октябрь и гражданская война в СССР. М., 1966. С. 73.)

^** (Войсковые комитеты действующей армии: Март 1917 г.- март 1918 г. М., 1982. С. 30. )

^*** (Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов: Протоколы заседаний исполнительного комитета и бюро ИК. С. 305.)

Бурную деятельность развили офицеры Генерального штаба и в действующей армии. 25 марта собрание генштабистов Особой армии вынесло постановление, которое решено было распространить "среди всех офицеров Генерального штаба". Заявив в самом начале о своей верности "долгу перед родиной и Временным правительством", офицеры решительно выступали за "уничтожение влияния безответственного, анонимного сверхправительства", т. е. Петроградского Совета. "Большинство касающихся армии распоряжений Временного правительства, объявленных "с согласия", а вернее - под давлением анонимного Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов,- говорилось в постановлении,- ведут к разрушению основ организации боевой силы государства... Мероприятия проводятся с вредной поспешностью, не считаясь ни с боевой обстановкой, ни с основами военного дела, ни с мнением действующей армии, ни с поставленной самим правительством целью - довести войну до победного конца". Офицеров возмущало то, что Петроградский Совет через печать "делает свои постановления и проекты достоянием широких войсковых масс, которые в большинстве не могут уяснить себе необязательного характера этих сообщений печати и принимают их за новые узаконения, особенно когда они касаются расширения личных прав солдат. Попытки офицеров выяснить истинный характер и необязательность для действующей армии этих постановлений... возбуждают недоверие к ним и даже враждебные чувства". Генштабисты не могли мириться с тем, что все постановления и проекты Совета имеют "благую цель - демократизацию армии и предоставление солдатам гражданских прав, при умолчании,- подчеркивалось в постановлении,- об обязанностях", вследствие чего "солдатская масса противопоставляется корпусу офицеров" и "все реформы направлены к освобождению солдатских масс от эксплуатации якобы офицерами их бесправного положения". По мнению офицеров, Совет должен был заботиться об уничтожении "главным образом классовой перегородки, существовавшей между офицером и солдатом", а вместо этого между ними "воздвигается глухая стена морального разъединения..."

Не устраивал авторов постановления и "провозглашенный Советом солдатских и рабочих депутатов принцип "оборонительной войны"", который "понимается солдатской массой в смысле пассивного отстаивания армии на занимаемых позициях", почему нет "настоящей уверенности в том, что войска перейдут в наступление, когда им это прикажут, и даже проявят должную энергию при обороне". Для "спасения армии от разложения и укрепления ее боеспособности" офицеры-генштабисты находили необходимым повернуть все общественные организации в армии на борьбу "со злыми течениями, разрушающими организм армии", и на оказание действующей армией полной живой помощи Временному правительству", от него же требовали "проявить твердость независимой (подчеркнуто в постановлении.- В. П.) правительственной власти, не смущаемой безответственными влияниями"^*.

^* (ЦГВИЛ СССР. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 2723. Л. 267-269.)

Вот эти-то идеи генштабистов Особой армии и привез в Петроград приехавший на съезд офицеров прапорщик Виридарский. Из этого можно также видеть, насколько верно передавали делегаты настроения пославших их офицерских организаций, движимых ненавистью к революционным преобразованиям в стране и армии.

В обращении к офицерам русской армии и флота, выпущенном офицерами Ставки верховного главнокомандующего, была со всей резкостью выражена тревога за "незыблемые основы военной организации", при нарушении которых вооруженные силы рискуют превратиться "в небоеспособную вооруженную толпу, опасную не для врага, а для своей страны". Тревога усиливалась "на почве взаимного недоверия офицеров и солдат и падения дисциплины". Перед глазами генштабистов вставал "ужас чужеземного завоевания и междоусобной войны", и они призывали: "Офицеры! Мы не можем и не должны ждать извне помощи для восстановления сплоченности и порядка в армии... Нам нужно сорганизоваться, чтобы едино мыслить, чтобы одинаково понимать происходящие события, чтобы работать в одном направлении, чтобы иметь одно лицо при общении с солдатами и обществом. Нам нужно создать орган, который мог бы говорить от лица всех офицеров армии и флота". Призывая к созданию "могучего Союза офицеров армии и флота", составители обращения предлагали "политическое credo союза", один из пунктов которого требовал защиты Временного правительства в оригинальной формулировке: "Борьба против попыток узурпировать власть у народа, представленного Временным правительством". Среди задач создававшегося союза были и такие: "Предотвращение возможности разложения армии и флота на почве взаимного недоверия между офицерами и солдатами, падения дисциплины и укрепления в армии и флоте ложных идей, подрывающих в корень силу военной организации"; "Борьба со всякими попытками как отдельных лиц, так и обществ создать рознь между офицерами и солдатами"; "Политическая подготовка офицеров в целях сознательного участия в предстоящих выборах депутатов в Учредительное собрание"; "Защита офицерского корпуса от беспочвенных и злостных выпадов со стороны лиц и групп, ложно понявших свободу слова и печати". Съезд представителей отделов союза, организуемых в войсках, предлагалось созвать 5 мая при Ставке, где уже действовал Временный комитет Союза офицеров армии и флота^*.

^* (Там же. Он. 2. Д. 2646. Л. 417-419, 421-423, 425-427.)

Этот съезд проходил в Могилеве одновременно с офицерским съездом в Петрограде. Причем извещения о созыве обоих съездов появились в газетах одновременно, за месяц до их открытия, и многие части посылали делегатов на оба съезда. В Могилев отправилась делегация от Петроградского Совета офицерских депутатов, чтобы выяснить соотношение задач того и другого съезда. На первом же заседании петроградского съезда возвратившаяся из Могилева делегация объяснила, что в Ставке собирается "не съезд, а учредительное собрание особого офицерского союза". Во Временном комитете союза петроградцам объяснили, что "в Ставке совсем не будут предлагаться на разрешение съезда политические вопросы", а будут обсуждаться "профессиональные" вопросы, "касающиеся боевой подготовки армии". Туда не были допущены, кроме офицеров, ни военные врачи, ни военные чиновники, а если кто из них, делегированный от части, приезжал, то получал разъяснение, что ему "в Могилеве делать нечего" и он может отправляться в Петроград, где в съезде участвуют и военные чиновники. Несмотря на попытки петроградских офицеров координировать задачи и работу обоих съездов, руководители могилевского съезда не пожелали иметь что-либо общее с петроградской затеей и отказались послать на съезд в Петроград своих представителей^*.

^* (Стенографический отчет... С. 66-69.)

Так что дело обстояло совершенно ясно: в Могилеве собирался съезд замкнутой касты, которому предстояло утвердить фактически уже работавший свой руководящий политический орган,- им стал Главный комитет Союза офицеров армии и флота при Ставке, находившийся целиком в руках офицеров Генерального штаба под председательством кадета подполковника Л. Н. Новосильцева.

В Петрограде же на съезд была допущена и "революционная демократия", стоящая "на платформе Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов". Создания какого бы то ни было постоянного органа на петроградском съезде не предусматривалось. Речь шла лишь о том, чтобы сплотить на общей позиции и дать определенные идеологические установки офицерам-делегатам. С этой целью на съезде выступили с агитационными речами лидеры партии кадетов - П. Н. Милюков, А. И. Шинга-рев, Ф. И. Родичев, посол США Д. Фрэнсис, военные представители союзных армий - полковники Лавернь (Франция), Тонелли (Италия), майор Павлович (Сербия), капитан Хасимото (Япония), министры-социалисты Вандервельде, Керенский, Церетели, представители партий эсеров и меньшевиков, группы "Единство", авантюристы из пресловутой черноморской делегации. В их речах соглашательская часть делегатов съезда получила моральную опору и сама в унисон с ними выступала с позиций "революционного шовинизма". В выступлениях представителей мелкобуржуазной демократии на съезде можно различить все основные элементы, характерные для "революционного шовинизма": 1) буржуазный национализм с его лозунгом "защиты отечества", "спасения страны", "самозащиты", "территориальной целостности России" и т. д.; 2) социал-реформизм (соглашательство с буржуазией и приглушение классовой борьбы "в интересах обороны"); 3) мелкобуржуазную революционность с ее восторгами по поводу свержения самодержавия. Объективно же "революционные шовинисты", громя задним числом свергнутое самодержавие, переключали главные усилия на утверждение политического господства буржуазии и на продолжение великодержавной империалистической политики, очищенной лишь от старых "военно-феодальных" элементов^*.

^* (Тютюкин С. В. Война, мир, революция: Идейная борьба в рабочем движении России 1914-1917 гг. М., 1972. С. 202.)

Выступления офицеров и мелкобуржуазных идеологов, стоявших на этой позиции, пронизывает разоблаченная Лениным иллюзия, которую усердно распространяла буржуазия. "Буржуазии выгодно (и для увековечения ее господства необходимо),- писал Ленин,- обманывать народ, изображая дело так, что она представляет будто бы "революцию вообще, а справа, от царя, грозит контрреволюция"". Царистская контрреволюция была уже ничтожна, никакой политической роли не играла, но буржуазии нужно было это пугало, "чтобы отвлекать внимание народа от настоящей серьезной контрреволюции", от "контрреволюционной роли союза всей буржуазии России, называемого партией кадетов". И именно кадетская партия, как главная политическая сила буржуазной контрреволюции, "сплотила вокруг себя всех черносотенцев... в аппарате военного и гражданского управления"^*. Такого сплочения она достигла и на майском съезде офицеров в Петрограде.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 82-83.)

Не говоря об основной массе офицеров, и в лице "революционных шовинистов" она обрела послушно идущих под ее лозунгами "рубак-офицеров", готовых в нужный момент выступить на стороне буржуазии против пролетариата. Факты говорят о том, какой оставалась политическая позиция офицерства и соответственно тактика большевиков по отношению к нему и после съезда. Проходившая в июне Всероссийская конференция фронтовых и тыловых военных организаций РСДРП(б) одну из задач демократизации армии видела в замене "назначенных сверху офицеров" выборными органами, считала основными принципами строения революционной и демократической армии "выборность, самоуправление и предоставление инициативы снизу". Причем необходимость проведения этих принципов в России диктовалась, в частности, тем, что в армии оставался "заведомо в большинстве контрреволюционный подбор командного состава"^*.

^* (КПСС в резолюциях... Т. 1. С. 564-565.)

О том, где проходила разграничительная линия между противоположными политическими силами в армии, говорит, например, воззвание Венденской военной организации РСДРП(б), опубликованное "Окопной правдой" 5 июля. "Граждане офицеры! - говорилось в нем.- Вашими контрреволюционными действиями в отношении к солдатам не убедите нас в правоте вашего дела, не сдвинете нас, солдат, с правильного пути! Мы постоим за наше общенародное революционное дело! Советуем вам, господа офицеры... если вы не в состоянии идти вместе с народом, укротить немножко свои нравы"^*.

^* (Революционное движение в русской армии, 27 февраля - 24 октября 1917 г. С. 180.)

В общем же, если говорить об офицерах военного времени, наиболее демократичного по своему составу поколения, то нельзя отрешиться от факта, что это поколение, вытянутое большей частью из интеллигенции мировой войной и взращенное ею; война отдала его в выучку и под надзор командным верхам армии, генштабистам, сблизила с ними и предопределила их общую судьбу.

Можно назвать также немало революционеров, большевиков, попавших во время войны по мобилизации в армию и получивших боевое крещение и офицерский чин. Таковы прапорщики Н. В. Крыленко, А. Ф. Мясников, А. Ф. Ильин-Женевский, И. П. Павлуновский, подпоручик Р. И. Берзин, штабс-капитан В. М. Турчан и многие другие. Это были профессиональные революционеры, ко времени мобилизации не один год уже работавшие в большевистском подполье. Они были до армии и остались, вступив в нее, за той разграничительной чертой, которая разделяет реакционное офицерство и пролетарских революционеров. Они из тех, о ком Ленин говорил: "Пока была царская власть, нам приходилось идти в армию и работать там"^*. Естественно, что перед ними не стоял вопрос о выборе пути, переходить на сторону революции или не переходить; за их счет незачем наращивать процент офицеров, принявших революцию, перейдя ту разграничительную черту; не по ним судить о политическом облике офицерства старой армии, хотя бы только военного времени. И какой бы ни был большой их список, они не могут поколебать выверенного революционной практикой убеждения большевиков, что из офицерского корпуса лишь одиночки могли прийти на помощь пролетариату в его борьбе за социализм.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 242.)