Поляризация классовых сил в армии

Ленин глубоко оценил в 1917 г. политический опыт первой русской революции, говоря, что без нее и последовавшей за нею контрреволюционной эпохи (1907-1914 гг.) "невозможно было бы такое точное "самоопределение" всех классов русского народа и народов, населяющих Россию, определение отношения этих классов друг к другу и к царской монархии, которое проявило себя в 8 дней февральско-мартовской революции 1917 года"^*. Вместе с самоопределением классов и их партий происходило и решительное закрепление за армией роли главной силы в борьбе против народа. Военщина, как никогда раньше, осознала себя не только как главную опору царизма, но и как силу, решающую исход войны на внутреннем фронте и потому имеющую право стоять над гражданской администрацией, приобретающую в условиях гражданской войны значение диктаторской силы. В вооруженной борьбе в годы революции были опробованы и усовершенствованы принципиальные основы карательной политики, взаимоотношения и взаимодействие военного командования с гражданской администрацией, завершились, наконец, отбор и воспитание офицерских кадров для войны против народа, внутри которых выделилось ведущее ядро военной контрреволюции - командные верхи армии, офицеры и генералы Генерального штаба.

^* (Ленин В. И. Полн. coбp. соч. Т. 31. С. 12.)

Но в то же время были сделаны попытки образования и ядра революционной армии, которые открыли небывалые перспективы привлечения солдатской массы на сторону революции. "Упорная борьба рабочих, постоянные стачки, демонстрации, частичные восстания, все эти пробные, так сказать, сражения и схватки,- отмечал Ленин,- неизбежно втягивают войско в политическую жизнь, а следовательно, и в круг революционных вопросов". Ленин обратил внимание на то, что, несмотря на окончание русско-японской войны и заключение мира, царское правительство не прекращало мобилизацию, и становилось все более очевидным, что армия нужна всецело и исключительно против революции. Но это вело в то же время к вовлечению в борьбу все новых частей армии, все большее количество войск приучалось к гражданской войне, неизбежно расширялось поле борьбы, и сама она обострялась. Ленин установил серьезное явление в развитии революции: "Позорная роль палачей свободы, роль прислужников полиции не могла не открывать постепенно глаза и самой царской армии", и она стала колебаться. Оценивая восстание в Одессе и переход на сторону революции броненосца "Потемкин" как "новый и крупный шаг вперед в развитии революционного движения против самодержавия", Ленин уже в июле 1905 г. выявлял такую последовательность в революционизировании солдатской массы: "Сначала отдельные случаи неповиновения, вспышки запасных, протесты офицеров, агитация среди солдат, отказ отдельных рот или полков стрелять в своих братьев - рабочих. Затем - переход части армии на сторону восстания"^*.

^* (Там же. Т. 10. С. 336.)

Эти выводы обобщали массу солдатских выступлений, происшедших во время первой русской революции. Об их массовости говорят прежде всего количественные данные. В течение 1905 и 1906 гг. было 437 выступлений, причем нарастание их шло в ногу с революционным движением в стране и происходило в течение 1905 г. скачкообразно: если в первой половине года было 34 выступления, в следующем квартале (середина июня - сентябрь)- 42, то на период высшего подъема революции (октябрь - декабрь) падает 195 выступлений^*. Подсчеты показывают, что свыше 90 % из них (179 из 195)- это выступления целых гарнизонов, нескольких воинских частей и отдельных подразделений. В числе их В. А. Петров выделяет 45 выступлений гарнизонов в полном составе или нескольких частей, они отличались большей организованностью и сплоченностью между отдельными частями. В 106 выступлениях участвовали целые воинские части: пехотные и резервные полки и батальоны, драгунские и казачьи полки, отдельные батальоны специального назначения, артиллерийские, кавалерийские и железнодорожные бригады, военные флотилии и экипажи.

^* (Петров В. А. Очерки по истории... С. 383.)

Однако характер восстаний и их особенности, отмечает В. А. Петров, зависели не столько от величины воинских частей или подразделений, участвовавших в них, сколько от более важных причин: руководства революционных, в первую очередь большевистских, организаций, связи с пролетариатом, наличия среди солдат пролетарской прослойки и работы в частях революционных групп, влияния выступлений других воинских частей, способствовавших росту чувства солидарности у солдат^*.

^* (Там же. С. 374-375.)

Ленин отмечал такие этапы развития народного восстания, определившиеся к июлю 1905 г.: бунты - демонстрации - уличные сражения - отряды революционной армии. "Теперь мы дошли наконец и до последнего этапа",- писал он, имея в виду восстание на броненосце "Потемкин", однако замечал: "Это не значит, разумеется, что все движение стоит уже в целом на этой новой высшей ступени. Нет, в движении еще много неразвитости, в одесских событиях есть еще явные черты старого бунта"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 337.)

По мере того как на протяжении 1905 г. в стране созревали условия для всенародного вооруженного восстания, единичные, разрозненные выступления в войсках также перерастали в массовое революционное движение солдат. Они массами выступают на борьбу за свои права, предъявляя требования об улучшении их быта. Формой революционной борьбы становилась солдатская забастовка. Стачечное движение в войсках приобретает все большую организованность, в ходе его постепенно изживаются надежды на возможность добиться уступок со стороны начальства мирным путем, оно перерастает затем в вооруженное восстание.

Вооруженные выступления, в свою очередь, развивались от стихийных ко все более организованным; солдаты стали создавать свои органы революционной власти - комитеты или собрания солдатских и матросских депутатов от частей, выбирать своих командиров взамен устраненных офицеров. В период высшего подъема революции для вооруженных выступлений становилась характерной борьба восставших с правительственными войсками (кронштадтское вооруженное восстание в октябре, севастопольское - в ноябре 1905 г.). Революционные войска принимают участие и в вооруженных выступлениях пролетариата и студенчества. Митинг 16 тыс. человек в Киевском политехническом институте под охраной солдат восставшего саперного батальона дал Ленину основание считать, что был сделан "шаг к слиянию революционной армии с революционным пролетариатом и студенчеством"^*. Еще дальше в совместной борьбе с рабочими пошли солдаты в Красноярске (ноябрь-декабрь) и Чите (декабрь 1905 - январь 1906 г.), где во главе революционных выступлений встали городские комитеты РСДРП и возникли объединенные Советы депутатов от рабочих и солдат^**.

^* (Там же. Т. 12. С. 123.)

^** (Петров В. А. Очерки по истории... С. 358-362.)

Характеризуя революционное движение в армии в 1905 г., Ленин обратил внимание на то, что руководителей движения "давали те элементы военного флота и армии, которые рекрутировались главным образом из среды промышленных рабочих и для которых требовалась наибольшая техническая подготовка, например саперы". Однако основную массу войск составляло крестьянство, организованность и политическое сознание которого росли гораздо медленнее, и это накладывало свою печать на революционное движение в армии. В "Докладе о революции 1905 года", сделанном незадолго до Февральской революции (в двенадцатую годовщину "Кровавого воскресенья"), Ленин указывал на те слабые стороны солдатских восстаний, которые вели к поражениям восставших и которые должны были послужить уроком для дальнейшего развития революционного движения. "...Широкие массы,- писал он,- были еще слишком наивны, слишком мирно, слишком благодушно, слишком по-христиански настроены". Волнения "вспыхивали довольно легко, любой случай несправедливости, слишком грубое обращение офицеров, плохое питание и т. п. могло вызвать возмущение. Но не хватало выдержки, отсутствовало ясное сознание задачи: не хватало достаточного понимания того, что только самое энергичное продолжение вооруженной борьбы, только победа над всеми военными и гражданскими властями, только ниспровержение правительства и захват власти во всем государстве является единственной гарантией успеха революции"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 318.)

Контрреволюция, накапливавшая, в свою очередь, опыт подавления революционных выступлений, пользовалась их слабыми сторонами и усиливала расправы с восставшими. В числе уроков 1905 г. Ленин отмечал и способы подавления революции со стороны военного командования. "Широкие массы матросов и солдат легко начинали бунтовать. Но так же легко делали они ту наивную глупость, что освобождали арестованных офицеров; они давали успокоить себя обещаниями и уговорами начальства; таким образом начальство выигрывало драгоценное время, получало подкрепление, разбивало силы восставших и затем следовали самое жестокое подавление и казни вождей"^*.

^* (Там же.)

Через несколько лет, уже после того, как победила Октябрьская революция и пролетариат сумел отстоять ее завоевания в решающих сражениях гражданской войны, когда, следовательно, накопился и значительно больший опыт вооруженной борьбы с контрреволюцией, Ленин выведет как закон и урок на будущее весьма важное положение: "На нашей революции больше, чем на всякой другой, подтвердился закон, что сила революции, сила натиска, энергия, решимость и торжество ее победы усиливают вместе с тем силу сопротивления со стороны буржуазии. Чем мы больше побеждаем, тем больше капиталистические эксплуататоры учатся объединяться и переходят в более решительные наступления"^*.

^* (Там же. Т. 40. С. 244.)

Когда Ленин говорил это на IX съезде РКП(б), он учитывал также уроки борьбы зарубежного пролетариата (в Финляндии, Венгрии, Германии), но в этом выводе сконцентрированы уроки и прежних революций: он развивает вывод того же порядка, сделанный Марксом и Энгельсом на опыте классовой борьбы во Франции, и уроки революции 1905 г., к анализу которых Ленин неизменно возвращал внимание пролетариата.

Оценивая историческое значение восстания на броненосце "Потемкин" и событий, происходивших в 1905 г. в Одессе, Ленин писал: "Царское правительство оказалось без флота". Может возникнуть вопрос: насколько отвечал действительности этот вывод? Ведь Ленин тут же указывал, что на сторону революции перешла тогда лишь одна крупная часть военной силы царизма, которому удалось "удержать флот от активного перехода на сторону революции", восстание же на броненосце "Потемкин" означало лишь попытку образования "ядра революционной армии"^*. Но восстание на "Потемкине" не исчерпывало для Ленина оснований для его вывода - оно наиболее, может быть, ярко символизировало и позволяло вождю пролетарской революции реально оценивать тогдашнее состояние морской силы царизма. Проницательная мысль Ленина не была ни преувеличением в сравнении с действительным положением, ни только мечтой революционера.

^* (Там же. Т. 10. С. 336-337.)

Сохранились не вызывающие сомнений в своей достоверности документальные данные, которые означали признание высшими чинами империи того, что к концу 1905 г. царизм оказался "без флота". Одесса (подразумевается не только восстание одесского пролетариата, но и революционные действия потемкинцев в Одессе), Либава, Кронштадт, Владивосток, наконец, Севастополь (где в ноябре произошло новое восстание)- вот те удары революции, которые вызвали в ноябре 1905 г. тревогу в правящей верхушке царской России и заставили ее размышлять о способах воссоздания флота. Названия этих баз флота и сама формулировка вставшей перед царизмом задачи в отношении флота фигурируют, и именно в этой связи, в "Журнале совещания по вопросу о современном состоянии флота" от 15 и 16 ноября 1905 г.^*

^* (ЦГВИА СССР. Ф. 830. Оп. 1. Д. 161. Л. 1-11.)

Оба заседания проводились под председательством генерал-адъютанта великого князя Н. Н. Романова. На первом заседании, 15 ноября, он объявил приглашенным высшим военным чинам империи, что "вопрос о мероприятиях по установлению во флоте должного порядка", царь намерен рассмотреть в Особом совещании "под личным своим председательством", но предварительно поручил обсудить его в совещании под председательством великого князя, в составе чинов только военного ведомства, избранных по указанию царя, а затем - с участием представителей и морского ведомства, также назначенных царем.

"В настоящее время флот,- сказал на первом же заседании военный министр генерал-лейтенант А. Ф. Редигер,- представляет не элемент силы, а элемент государственной опасности. Требования государственной безопасности вынуждают флот раскассировать, оставив из его состава лишь совершенно здоровую и небольшую ячейку, состоящую из отборных элементов, для будущего воссоздания нового флота". Исходя из этого, министр заявил, что "в данную минуту наиболее важное практическое значение имеет вопрос: как раскассировать большую часть личного состава флота". Н. Н. Романов высказал мнение, что события, происшедшие за последнее время в Одессе, Либаве, Кронштадте, Владивостоке и Севастополе, "не дают права относиться с доверием к кому бы то ни было из состава флота". Государственная безопасность требует, по его словам, "создать из малочисленных, но наиболее надежных элементов флота небольшое, но прочное ядро для воссоздания будущего флота".

Уже здесь можно заметить признак уникального, вероятно, в истории, парадоксального на первый взгляд явления. Одновременно в одной и той же обстановке революция, еще не успевшая создать своих военных сил, видит свой первый успех в попытке образования во флоте "ядра революционной армии"; для противоположной стороны, располагающей, казалось бы, и сухопутной армией, и флотом, оказывается насущной забота о создании всего только "прочного ядра" будущего флота или хотя бы "небольшой ячейки, состоящей из отборных элементов", как свидетельствуют сами столпы монархии. Это ли не собственноручная их расписка в реальности большевистской оценки состояния военной силы абсолютистской контрреволюции, фактически оказавшейся "без флота"?

Показательны способы, придуманные генералами, чтобы сначала расправиться с флотом, а потом уж "воссоздать" его. Мнения подавались начиная с младшего по чину. Дежурный генерал Главного штаба генерал-майор А. 3. Мышлаевский, автор многих военно-научных и военно-исторических трудов, признал, что "современные события во флоте указывают на его нравственное разложение". "Следствие и суд,- как он считал,- не могут быть признаны в данном случае единственным средством для водворения во флоте порядка, так как невозможно присудить к наказанию всех замешанных в беспорядках". И он рекомендовал образовать "из ненадежных элементов" флота "особые безоружные военно-рабочие роты для работ в отдаленных пунктах с организацией по типу дисциплинарных батальонов".

Товарищ генерал-инспектора по инженерной части генерал-лейтенант А. II. Вернандер решил, что одной из главнейших причин "беспорядков" является избыток во флоте нижних чинов сверх потребности в них для укомплектования судовых команд и нехватка офицеров, вследствие чего "нижние чины на берегу не имеют определенного дела и находятся без должного надзора". Чтобы исправить такое положение, первою мерою ему представлялось "уменьшение численности нижних чинов", а для сего из частей, "которые не принимали участия в беспорядках, следует уволить немедленно старшие сроки службы в запас", виновных же "изъять из состава флота". С большим, очевидно, знанием дела, чем Мышлаевский, инженерный генерал разъяснил, что если рабочие роты, сформированные "из ненадежных элементов", располагать в отдаленных местах, то там для них трудно будет найти работу, поэтому "правильнее было бы не задаваться целью извлечения из этих частей какой-либо пользы, а организовать их в виде строевых батальонов, разместить в пунктах, где их можно расквартировать в казармах, и подчинить их суровой строевой дисциплине". Вернандер предостерегал от того, чтобы собирать в некоторых из таких батальонов "наиболее распущенных нижних чинов, каковыми, например, представляются машинные команды, так как опасно образовать такое сосредоточение наиболее зараженных элементов", а лучше формировать каждый батальон "из людей разных специальностей и разной степени неблагонадежности".

Генерал-лейтенант М. А. Газенкампф, помощник главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, поделился собственными наблюдениями "во время своего пребывания в Кронштадте при подавлении беспорядков". Из этого опыта он вывел заключение, что наибольшее внимание нужно обратить на нижних чинов, обучающихся в школе машинистов. При их большой по сравнению с другими специальностями численности они должны вызвать опасения еще и потому, что "это бывшие механики и машинисты на заводах", получившие лишь 6-неделыюе строевое обучение в экипажах, и по существу "это те же мастеровые, но только одетые в форму". Плюс ко всему, по характеру своей службы эти нижние чины, находясь в нарядах на различных портовых работах, остаются "без офицерского надзора", да к тому же общаются "с вольнонаемными рабочими, в числе которых имеются и политические агитаторы". Газенкампф, как и Вернандер, указал на опасность, связанную с формированием военно-рабочих рот: оно "приведет к скоплению лиц хотя и безоружных, но политически ненадежных и недовольных своим положением". Поэтому он предлагал "из элементов, исключенных из состава флота, сформировать строевые сухопутные батальоны".

У Газенкампфа вызвала сомнение надежность самих офицеров флота. Он пришел к убеждению, что "морское начальство давно притерпелось" к отсутствию порядка в службе и взгляды его "весьма своеобразны". В подтверждение своего впечатления генерал привел пример: "На рапорте одного из морских офицеров, в котором доносится, что имеются сведения о подготовке к новому возмущению и бунту, причем предлагается принять предупредительные меры, морским начальством положена резолюция, требующая доказательств изложенного, а меры предосторожности не принимаются". В другом случае командир экипажа ходатайствовал "об освобождении из-под ареста 50-60 нижних чинов его экипажа, арестованных за участие в беспорядках, так как на основании произведенного им дознания он считает их невиновными". Эти факты позволили Газенкампфу сделать заключение, что "при таких служебных взглядах морское начальство не будет в силах справиться с задачей установления во флоте должного порядка и дисциплины". Он предложил "произвести официальное следствие над действиями всех начальствующих лиц, виновных в нарушении служебного долга, и вместе с тем выяснить, кто из морских чинов во время беспорядков оказался вполне на высоте своего положения и своими действиями способствовал водворению порядка"; это важно, по его мнению, потому что "послужит указанием на тех офицеров, на которых можно с уверенностью опереться при будущей реорганизации флота", ее же он считал необходимым произвести "немедленно".

Подобно Вернандеру, начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Ф. Ф. Палицын настаивал на уменьшении численности нижних чинов флота и оставлении на службе только благонадежных, из которых можно было бы "сформировать небольшое число экипажей с судовой организацией". Находя, вслед за Газенкампфом, что "современный состав морского начальственного персонала, судя по его деятельности, не в состоянии произвести коренные реформы для нравственного оздоровления флота", Палицын тем не менее считал, что "будущее воссоздание флота должно быть делом самих моряков", но для этого нужно "из состава флота найти пригодных людей". Все находящиеся на берегу морские части он предложил "подчинить в отношении порядка наружной и внутренней службы начальникам гарнизонов". Высказываясь за уменьшение численности новобранцев, он полагал, что обучать и воспитывать их надо если во флоте, то "в особых командах под руководством отборных офицеров и учителей", а еще лучше "с целью изолирования новобранцев флота от вредного на них влияния современной атмосферы во флоте... обучать их в строевых пехотных частях".

Требуя раскассировать флот, военный министр Редигер возразил против оставления во флоте чинов в количестве, достаточном для комплектации имевшихся судов. Такое соображение, заявил он, "в основе своей неправильно", ибо "честь и достоинство России не позволяет выпускать в плавание суда, в благонадежности экипажа которых нет полной уверенности". Эту мысль он заключил еще более определенно: "До воссоздания флота на совершенно новых началах не следует и подымать флага". Но прежде чем заниматься воссозданием флота, Редигер признавал необходимой мерой удаление из флота "всего излишествующего и ненадежного" с оставлением "только тех, на кого можно вполне положиться". Что касается новобранцев, военный министр требовал обучение их "производить в пехоте, дабы дать им правильное воинское воспитание", и заверял, что хотя для этого военному ведомству и придется "оторвать от своего прямого дела значительное число офицеров и унтер-офицеров", оно сочтет своим долгом "способствовать всеми силами и средствами к восстановлению во флоте порядка и дисциплины".

Председательствующий Н. Н. Романов, согласившись с мнениями генералов, сделал вывод: "С целью установления во флоте правильных основных понятий о служебных отношениях необходимо во главе флота на время предстоящих коренных преобразований поставить лицо, по взглядам своим совершенно расходящееся с установившимися среди высших морских начальствующих лиц понятиями о порядке службы. Такого лица во флоте не имеется... Поэтому во главе Морского министерства на период крупных в нем преобразований нужно поставить не адмирала, а генерала, обладающего твердыми взглядами на требования службы и сильною волею". Видимо, такой полет мысли великого князя изумил видавших всякие виды генералов. Во всяком случае Палицын осторожно высказался о желательности "поставить во главе морского ведомства моряка, хотя бы даже для этого пришлось назначить капитана 1-го ранга, за неимением подходящего адмирала".

На следующий день, 16 ноября, генералам предстояло выслушать мнения высших чинов морского ведомства. Вопрос о замещении должности морского министра в присутствии моряков не должен был обсуждаться. Но этих чинов не приходилось уговаривать - они только униженно хлопотали о том, чтобы при проведении предписываемых мер были учтены некоторые особенности обучения моряков и службы во флоте. Начальник Главного морского штаба контр-адмирал А. А. Вирениус доложил даже, что "проект обучения новобранцев в отдельных командах, при особых начальниках и инструкторах" уже разрабатывается в морском ведомстве, однако признал предпочтительным обучение их "при пехоте". Генерал-адъютант пояснил, что в целях изоляции от элементов, "произведших во флоте ряд взрывов", в пехоте они должны обучаться в течение целого года, тогда они прибудут во флот "настоящими солдатами", за год "из флота будут удалены все не вполне надежные чины и в нем успеют образоваться сплоченные войсковые части из отборных элементов", в такой "вполне пригодный кадр... вольются дисциплинированные молодые солдаты". А то, что в предстоящую навигацию в судовых командах не будет новобранцев, не должно смущать моряков, так как "вообще вопрос о возможности плавания судов в предстоящую кампанию не имеет большого значения и находится под большим сомнением, тем более что трудно определить, сколько во флоте может к лету остаться вполне благонадежных чинов..."

Флигель-адъютант капитан 1-го ранга Дабич заметил, что будет "крайне затруднительно определить, в особенности в тех экипажах, которые не принимали активного участия в беспорядках, кто именно из нижних чинов представляется ненадежным и потому подлежащим исключению из флота", потому что "крайне трудно делить их на надежных и ненадежных". Такую трудность усмотрели в практическом исполнении этой меры и Вирениус и контрадмирал Петров. Но генерал-адъютант решил этот вопрос неожиданно просто: "При распределении нижних чинов на надежных и ненадежных надлежит всех сомнительных считать в числе ненадежных и исключить из флота, оставив в нем только лишь тех чинов, в которых можно безусловно быть уверенным". Он потребовал тут же от представителей морского ведомства данных о примерной численности нижних чипов, подлежащих переводу в армию, в строевые батальоны с суровым режимом. "Совещание признало,- записано в журнале,- что из ненадежных нижних чинов флота придется сформировать до 20 батальонов 4-ротного состава, по 125 нижних чинов в роте. Батальоны эти надлежит распределить по военным округам при условии расквартирования их в казармах. Эти батальоны потребуют назначения в их состав до 20 штаб-офицеров, 400 обер-офицеров и весьма большого числа сверхсрочных унтер-офицеров... Содержание как офицерам, так и сверхсрочным унтер-офицерам должно быть повышенное".

Так в течение двух дней царские генералы по "высочайшему" указанию довершили разгром русского флота, начатый в Цусимском проливе.

"Его величество изволили читать,- сделал отметку на журнале этого совещания генерал-адъютант великий князь Н. Н. Романов.- Царское Село, 28 февраля 1906 г."^* Николай II поставил синим карандашом свой обычный знак, говорящий об отсутствии с его стороны возражений.

^* (Там же. Л. 6.)

В документах можно найти следы применения тех мер, которые выработало совещание 15-16 ноября 1905 г. Вице-адмирал А. А. Ливен в предисловии к своей книжке в феврале 1908 г. писал: "После разгрома минувшей войны и полного крушения даже внешних признаков дисциплины во время бунтов мы теперь, наконец, дожили до того, что наши экипажи охраняются сухопутными войсками, что наши суда обезоруживаются перед роспуском Государственной думы... К ним приставили часовых... Как мы можем образовать эскадры, пока нет личного состава?"^*. И есть в этой книжке еще одно замечательное признание: "Что же у нас произошло? Нижние чины вернулись с войны не в духе. Произвели беспорядки, отчасти даже бунты. И вот мы их испугались. Скорее всех в запас в деревню. Некоторым судам не дали даже высадиться в порту. Прямо с корабля - на железную дорогу и по домам! - и сейчас же заместили их серенькими мужичками. Между тем вовсе не все бунтовали... Куда спокойнее с безгласными, тихими новобранцами... Они покорно повинуются всякому начальству..."^** И начальник морского Генерального штаба наставлял офицеров: "Надо тщательно охранять корабли от возможности постороннего вмешательства помимо их хозяина - командира, а затем требовать строгого ответа от всей части за поведение каждого их члена. Это главное"^***. А может быть, одновременно с этими заботами военно-морского начальства матрос из гвардейского экипажа сообщал о "безгласных, сереньких мужичках": "Теперь с приходом новобранцев 1906 года прибавилось в экипаже людей сознательных. Они пришли с родины, видели и испытали насилия и уже знают, что,"добро" и что "зло". У многих на глазах были кровавые расправы, совершаемые казаками и войском; так как большая часть из них - люди мастеровые, и они, еще будучи дома, видели гнусные преступления правительства против народа"^****.

^* (Ливен А. А. Дух и дисциплина нашего флота. 2-е изд. СПб., 1914. С. 67.)

^** (Там же. С. 50.)

^*** (Там же. С. 58.)

^**** (Казарма 1906. 8 мая.)

В предисловии к посмертному изданию книги Ливена издатели подтверждают, что она писалась "в тот чрезвычайно тяжелый для нашего флота период, когда под влиянием испытанных поражений и ряда других неблагоприятных обстоятельств дисциплина во флоте была подорвана в корне и казалось, что дело воссоздания нашей военно-морской силы погибло окончательно... С тех пор,- это писалось уже в 1914г., - прошло уже довольно много времени и многое, конечно, изменилось. Наши экипажи, слава богу, больше не приходится охранять войсками, а суда обезоруживать"^*.

^* (Ливен А. А. Указ. соч. С. 3.)

Кроме тех мер, о которых повествовал Ливен и применению которых он учил офицеров, были и другие, о которых он умолчал, но которые, очевидно, играли не последнюю роль в наведении нужного самодержавию "порядка" на флоте. Большевистская "Казарма" напечатала в № 13 в марте 1907 г. речь, которую произнес в школе Балтийского флота вновь прибывший генерал-губернатор Кронштадта генерал Н. И. Иванов. Это был как раз один из тех сухопутных начальников, на "воспитание" которым царские генералы предложили отдать флот. "Это был седовласый старик с длинной бородой,- рассказывает о нем А. И. Верховский,- он был маленького роста, выглядел простачком, но его бесцветные, усталые глазки смотрели хитро. Иванов выдвинулся во время русско-японской войны. Командуя 3-м Сибирским корпусом, он умел среди общих неудач этой войны ловко и вовремя выводить свои части из-под ударов и тем избежал тяжких поражений, преследовавших генералов, более твердых в исполнении своего долга. Это принесло Иванову известную популярность в армии. Но главное заключалось, конечно, не в этом. Он был подчеркнуто богомолен и с благоговением относился к своему императору, которого в знак обожания целовал по старому русскому обычаю в плечико. Зная о его преданности, царь выдвигал Николая Иудовича (в армии его прозвали просто Иудушкой) на высшие командные должности"^*.

^* (Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959. С. 63.)

Иванов не был ни генштабистом, ни из какой-нибудь знати, но описанные Верховским свойства обеспечили ему место на верхней ступени военной иерархии. Впоследствии тот же император в момент крушения монархии пошлет его во главе карательной экспедиции в мятежный Петроград, наделив его полномочиями военного диктатора, но, как известно, из этого ничего не получилось: Иванову, оставшемуся без войск, пришлось повернуть назад, а монархия таки пала.

В Кронштадте он бывал не раз и раньше: в 1890 г. - командующим кронштадтской артиллерией, потом в 1897 - 1899 гг. - врид. коменданта крепости^*. В ноябре 1906 г. царь послал его туда временным военным генерал-губернатором. Приступая к наведению там "порядков", он рекомендовал офицерам вести "задушевные нравственные беседы с матросами" и неоднократно выступал перед ними и сам. Одну из его речей и обнародовала "Казарма". "Я, ребята, хочу сказать вам маленькую речь,- заявил он матросам.- Из вас, здесь находящихся, народ большей частью мастеровой. А вы сами знаете, что мастеровые у нас самые мерзавцы и бунтовщики. А так как вы теперь на службе и носите военно-флотский мундир, то вы должны забыть, кем вы были раньше. Я знаю, что среди вас есть здесь такие, которые до службы участвовали в стачках, но это делают только подлецы и бунтовщики. Теперь вы должны забыть все это. У нас флот баловали с самого его основания, и вот это привело к бунту в Кронштадте прошлой осенью и нынешним летом. Знайте, что теперь прощения не будет. Бы сами знаете, что в зимнее время пуля пробивает четверых, а в летнее время пробьет семь, а то и восемь. Вы сами знаете, что пуля шутить не любит. А теперь за бунт будем расстреливать не по пять да по десять, а прямо целую сотню. Так вот, ребята, я вам советую, если вы увидите или услышите, что какой-нибудь вольный будет вам говорить крамольные речи, то вы его прямо за глотку. Бей его по чему попало, по лицу, по глазу, а самое лучшее, так по переносице! Будет рваться, ломай ему ребра, а то тащи его к начальству, а уж начальство с ним расправится.

^* (ЦГВИА СССР. Ф. 409. Оп. 1. Д. 28587, 28840. Послужные списки Н. И. Иванова (1909 г.).)

А между вас есть тоже мерзавцы! Во время бунта их убито мало, они еще остались. А вот если такой мерзавец будет вам что врать, то вы его за глотку. Но одному-то его не взять, потому что он будет говорить, что если его тронешь, то другие его товарищи тебя убьют или зарежут. Ну, а вы человек двадцать или тридцать вместе, он ничего не сделает, и бейте его прямо до смерти. За это ничего не будет, а то прямо его к начальству, а начальство уже с ним расправится по-своему".

"Подвиги" Иванова в Кронштадте описаны в литературе^*, Одна из его забот того времени запечатлена в секретном письме петербургскому градоначальнику, которое он послал 23 декабря 1906 г. Вот текст этого письма: "На Лисьем Носу, под Сестрорецком, производится казнь политических преступников, для чего туда доставлена от крепости складная виселица. При каждой экзекуции виселицу приходится собирать, а затем разбирать... Находя работу эту несовместимою с воинским званием, прошу ваше превосходительство распоряжения о том, чтобы каждый раз, когда предполагается экзекуция, были высылаемы особые обученные вольные рабочие для сборки и разборки виселицы... Сверх того прошу место казни несколько удалить от караула, производя ее в леску, дабы экзекуция не была бы видна часовым при пороховых погребах"^**.

^* (Найда С. Ф. Указ. соч.; Кораблев Ю. Революционные восстания на Балтике в 1905-1906 гг. Л., 1956.)

^** (Царизм в борьбе с революцией 1905-1907 гг. С. 88.)

Однако та поляризация классовых сил в армии и во флоте, которая усилилась в ходе революции 1905 - 1907 гг., была уже явлением необратимым. Расправы контрреволюции с восставшим народом, с солдатами и матросами не могли погасить их волю к свержению деспотического режима. Царскому правительству, его военным верхам лишь казалось, что путем подавления революционного движения им удалось "умиротворить" солдатскую и матросскую массу и оградить обновившийся личный состав от влияния революционных идей. После полосы жесточайшей реакции революционное движение стало снова набирать силу, и перед царскими сатрапами снова и снова вставали те же проблемы, какие им пришлось решать в разного рода Особых совещаниях. Что касается Балтийского флота, где при подавлении революции свирепствовали Ивановы и адлерберги, то о его состоянии на новом историческом этапе убедительно говорит письмо последнего крондштадского генерал-губернатора Вирена помощнику начальника Главного морского штаба контрадмиралу графу Гейдену, посланное 16 сентября 1916 г. "Я не остановлюсь перед крайними крутыми мерами,- писал Вирен,- если потребуется, введу вместо розги плеть, вместо одиночного строгого заключения - голодный недельный арест, но, должен сознаться, опускаются руки... положение принимает характер катастрофы.

Вы, граф, играющий столь видную роль в Морском министерстве и в кругу близких государю лиц, обязаны знать всю правду. Под моим началом находится сейчас армия в 80 тысяч человек всех родов оружия... Однако я по совести говорю, что достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе со всеми судами, находящимися сейчас в кронштадтском порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите.

Крепость - форменный пороховой погреб, в котором догорает фитиль,- через минуту раздастся взрыв...

Внезапные поиски выяснили наличие сети сильной подпольной организации, арестовать ядро ее не удается.

Так всюду в Кронштадте. Мы судим уличенных, ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели: 80 тысяч под суд не отдашь. Мое убеждение в следующем: необходимо большинство сухопутных воинских частей немедленно разослать во все концы России, заменить их надежными войсками из старослужащих полков; технические команды должно сплошь раскассировать, задавив малейший протест суровыми дисциплинарными наказаниями..."^*

^* (Сивков П. Моряки Балтийского флота в борьбе за власть Советов в 1917 году. М., 1946. С. 5-6.)

Зная этот пахнущий кровью документ, читатель не удивится, что восставшие матросы и солдаты в первый же день Февральской революции позаботились об устранении из политической борьбы прежде всего мрачной, опасной для дела свободы фигуры кронштадтского генерал-губернатора.

Изучая революцию 1905-1907 гг., историки делают обоснованный вывод о том, что как она ни расшатывала армию, как ни страшился царизм потерять в лице ее свою военную опору, ему все же удалось удержать большую часть вооруженных сил от перехода на сторону народа; революция не захватила армию настолько, чтобы она перестала быть опорой самодержавия. Подавляющая часть армии, крестьянской по своему составу, оставалась верной царизму, и в этом состояла одна из причин поражения революции^*. Можно добавить, что не последним по значению способом удержания царизмом армии на своей стороне был классовый отбор и политическое воспитание офицерского состава, обеспечивавшие сохранение за самодержавием и удержание в узде солдатской массы. В ходе первой революции вместе с эксплуататорскими классами в целом, пережившими пору политического самоопределения и организации, получили проверку, опыт и реакционное воспитание генералы и офицеры царской армии, выявили себя те командные кадры, которые теперь уже были связаны с царизмом кровавыми расправами над народом - произошло самоопределение военной контрреволюции.

^* (Революция 1905-1907 годов в России. М., 1975. С. 369, 376)