Введение

В применении правящими классами военных сил для защиты старого порядка К. Маркс в Ф. Энгельс видели постоянного спутника всех европейских революций XIX в. Историческое развитие может оставаться мирным лишь до тех пор, указывал Маркс, пока те, кто в данном обществе обладает властью, не станут путем насилия препятствовать этому развитию. Однако в такие моменты обвинения в приверженности к насилию сами власть имущие выдвигают обычно против революционеров. Маркс и Энгельс учили распознавать за этими обвинениями "боевой клич насильственной контрреволюции против ,"мирного" развития", который предвещает настоящий каннибализм контрреволюции, "кровожадную агонию старого общества"^*.

^* (Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 5. С. 494; Т. 45. С. 142-143.)

Такую же "кровожадную агонию" эксплуататоров В. И. Ленин выявил и в классовой борьбе в России в первой четверти следующего, уже нашего века. Самодержавие, писал он в июле 1905 г., все сделало для подготовки народного восстания, оно "годами толкало народ на вооруженную борьбу с войском". Объективное положение указывало, что в такой обстановке "только силой могут быть решены великие исторические вопросы, а организация силы в современной борьбе есть военная организация"^*. Отсюда само собой вытекало создание в противовес военным силам царизма революционной армии пролетариата.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 338.)

Весь ход истории показал, что в любом случае: и когда мирное движение еще только сталкивается "с сопротивлением заинтересованных в старом порядке", и когда они, уже оказавшись побежденными, восстают против победившего рабочего класса,- против них существует лишь одно средство - революционное насилие^*.

^* (См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 45. С. 142 - 143; Т. 5. С. 494.)

Давно минуло и может даже показаться вряд ли действительно существовавшим то время, когда в Англии и Америке еще не было столь опасных для общества сил, какими стали потом военщина и бюрократизм, когда старый, домонополистический капитализм еще отличался в этих странах "наибольшим сравнительно миролюбием и свободолюбием", позволявшим считать возможным мирный переход к социализму. Так писал Ленин о 70-х годах прошлого века. Но уже к 1918 г., когда им были написаны эти строки, т. е. менее чем за полвека, все изменилось: созревший империализм в силу своих коренных экономических свойств стал отличаться "наименьшим миролюбием и свободолюбием, наибольшим и повсеместным развитием военщины"^*, что особенно наглядно проявилось в годы первой мировой войны.

^* (См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 304-305; Т. 37. С. 240 - 248.)

Преступнейшая и реакционнейшая, как ее оценил Ленин, та война "воспитала во всех странах и выдвинула на авансцену политики во всех, даже самых демократических республиках... десятки и десятки тысяч реакционных офицеров, готовящих террор и осуществляющих террор в пользу буржуазии, в пользу капитала против пролетариата"^*. В России царизм заблаговременно позаботился о воспитании таких военных кадров. Они прошли первоначальную школу террора в гражданской войне против пролетариата и крестьянства в 1905 - 1907 гг. и в карательных экспедициях последующих лет. И когда в стране встал в порядок дня лозунг превращения империалистической войны в гражданскую, реакционное офицерство оказалось подготовленным к тому, чтобы выдвинуться на авансцену политики. А потом уже - по логике истории - оно составило боевое ядро контрреволюции в гражданской войне 1917-1922 гг. и в борьбе против победившей пролетарской революции сомкнулось в одном строю с иностранной военщиной, посланной империалистами всего света на удушение Республики Советов.

^* (Там же. Т. 40. С. 57-58.)

Давно уже было и это. Контрреволюция в России не выдержала исторического состязания с народом, сумевшим защитить свой Октябрь. Исчезли с лица советской земли ее боевые кадры. Последние из воспитанных царизмом контрреволюционных офицеров - генералы Краснов, Шкуро и им подобные - разделили судьбу военных преступников, осужденных в Нюрнберге.

Однако анализ самой контрреволюции и опыта борьбы с ней, содержащийся в трудах родоначальников марксизма, продолженный и углубленный Лениным, не получил сколько-нибудь полного отражения и дальнейшей разработки в исторической литературе. Такое положение явилось следствием того, что в нашей литературе долгое время господствовала тенденция одностороннего освещения истории революции и гражданской войны, когда научные задачи вытеснялись пропагандой всего преимущественно героического в действиях революционных сил; противник же если изображался и не в карикатурном виде, то во всяком случае недооценивался и всерьез не исследовался. Предавалось, таким образом, забвению важнейшее положение марксистско-ленинской теории об изучении соотношения сил - "гвоздя" марксизма и марксистской тактики^*, как оценивал его великий теоретик и практик революции В. И. Ленин.

^* (См.: Там же. Т. 36. С. 288.)