В то время, когда Ленин развивал в Петербурге свою "идейную пропаганду" ("терпеливо разъясняя", по его словам, свою программу), на внешнем боевом фронте стал ощущаться несколько иной нажим со стороны непрiятеля, заинтересованнаго при ухудшающемся положенiи не столько в отдаленной гениальной революцiи в Россiи, сколько в возможности достигнуть сепаратнаго мира. Неоформленное "братанiе" солдат в передовых окопах пытаются заменить частичными переговорами с местным командным составом через посредство офицiальных делегацiй, выступающих под белыми флагами. Наиболее известно подобное выступление на фронте 5-ой армiи у ген. Драгомирова, подробно разсказанное в газетах теx дней (*). Конечно, рука об руку с легальными парламентерами продолжали действовать и секретные агенты, целью которых являлась подготовка почвы в русской армiи для воспрiятiя идеи сепаратнаго мира и по прежнему разложенiе боеспособности противника. В такой обстановке на территорiи 6-ой армiи произошло маленькое, быть может, довольно обычное по своему масштабу, событiе, которому суждено было, однако, иметь довольно значительныя последствiя. Немцами был переброшен на русскiй рубеж пленный офицер Ермоленко, который явился в штаб и 28-го апреля показал, что ему предложено было работать в качестве агента Германiи. "Taкie прiемы - разсказывает Деникин - практиковались и до революцiи: наше командованiе обратило вниманie на слишком частое появленiе "бежавших из плена". Многie из них, предавшись врагам, проходили определенный курс разведывательной службы и, получив солидное вознагражденie и "явки", пропускались к нам через линiи окопов. Не имея никакой возможности определить, где доблесть и где измена, мы почти всегда отправляли всех бежавших из плена с европейских фронтов на кавказскiй". В данном случае, очевидно, была некоторая специфичность: Ермоленко не бежал, а был переброшен самими немцами - едва ли не на аэроплане - на русскiй фронт. В своих показанiях он назвал имя Ленина. Об этом начальник штаба Ставки счел необходимым довести до сведенiя военнаго министра. В донесенiи 16-го мая он сообщал: "Ермоленко был переброшен нам в тыл на фронте 6-ой армiи для агитацiи в пользу скорейшаго заключенiя сепаратнаго мира с Германieй. Порученiе это Ермоленко принял по настоянiю товарищей. Офицеры германскаго ген.-штаба Шидицкiй и Любер (**) ему сообщили, что такого же рода агитацiю ведет в Pocciи агент герм. ген. штаба, председатель секцiи "Союза Освобожденiя Украины" А. Скоропись-Iолтуховскiй и Ленин. Ленину поручено всеми силами стремиться к подорванiю доверiя русскаго народа к Временному Правительству. Деньги на операцiю получаются через некоего Свенсона, служащаго в Стокгольме при германском посольстве".
*) (См. Милюков. "Исторiя революцiи" (вып. I).)
**) (Очевидно, Люберс, который, судя по воспоминанiям Скоропись-Iолтуховскаго, был главным вдохновителем украинской акцiи.)
Здесь начинаются наши затрудненiя. В своей "Жизни" Троцкiй, цитируя "дословный текст" показанiй Ермоленко, категорически говорит: "они ныне напечатаны", но не указывает, где эту публикацiю можно найти. Сам автор большевистской исторiи революцiи фактически цитирует "дословный текст" из вторых рук - по выдержкам, приведенным в работе историческаго семинара Института красных профессоров и в статье бывшаго руководителя последних - Покровскаго. Большевики не опубликовали еще показанiй Ермоленко, а выдержки, перемешанныя толкованiями, догадками, насмешками (между прочим разныя хронологически показанiя перепутаны между собой), не дают яснаго представленiя о том "невообразимом вздоре", который "молол" Ермоленко, инструктированный и "слегка обученный" агентами военной разведки. Троцкiй с торжеством устанавливает, что Ермоленко, не считаясь с разностью новаго и стараго стиля, за две недели до прибытiя Ленина посадил его во дворец Кшесинской. (Троцкiй в своем открытiи в действительности повторяет лишь заключенie молодых "красных профессоров"). Но это не будет уже столь абсолютным "вздором", если принять во вниманiе, что "дворец Кшесинской" появляется, как видно из текста Покровскаго, только во втором показанiи Ермоленко, данном 10 iюля, когда он съ фронта был вызван в Петербург. В такой же мере неувязка может быть объяснена неудачной формулировкой протокола, зафиксировавшаго слова допрашиваемаго, что ему еще в Берлине (3 апреля нов. стиля) говорили, что Ленин работает во дворце Кшесинской. Но это все-таки мелочь, хотя и выдвинутая большевистской критикой на первое место. Первоначально у большевиков была тенденцiя даже отрицать реальность самого существованiя прапорщика Ермоленко. В IV т. известных "Записок о революцiи" Суханова, помеченном 1922 г., прямо говорится: "Никому неизвестно, существовала ли когда нибудь в действительности темная личность по имени Ермоленко, согласившаяся быть агентом германскаго штаба. Неизвестно и то, был ли такого рода документ, действительно, переслан от Начальника штаба верховнаго главнокомандующего в штаб военнаго министра Керенскаго. Может быть, он был целиком сфабрикован на Дворцовой площади, где около Керенскаго кишмя кишело черносотенное офицерство". Постренiе простое и легкое, но, очевидно, никуда негодное. Послужной список пр. Ермоленко, кстати сказать бывшаго в плену вместе с автором известных очерков "Плен" В. Корсаком, был приложен к делу, при деле находится и документ, посланный ген. Деникиным. Работающiе в семинаре Института красной профессуры (1927 г.) предпочли выдвинуть другую версiю - о пр. Ермоленко, "будто бы" переброшенном немцами с целью агитацiи, и о показанiях его, состряпанных в штабе. Покровскiй вводил новый нюанс - надо дискредитировать показанiя Ермоленко безграмотностью и специфичностью его "филерскаго" донесенiя, которое почистили при втором допросе в Петербурге. У Ермоленко назван Iолтуховскiй потому, что он наторел в слежке эа украинскими нацiоналистами в плену, а Ленин, как самый популярный, - другого имени Ермоленко назвать не мог. Последнiй не сразу "понял", что от него требуется донос на Ленина, поэтому он все напирал на то, что все дело связано с "украинской секцiей" германской разведки, что его послали "для отделенiя Украины и что он должен состоять в распоряженiи Скоропись-Iолтуховскаго". "Послужной список" Ермоленко, действительно, не может вызвать к себе большого доверiя. "Бывшiй канцелярскiй служитель" владивостокскаго полицейскаго управленiя, участник в качестве "добровольца" русско-японской войны, произведенный в 1913 г. " в изъятiе из закона" в зауряд прапорщики, никогда не состоявшiй "на действительной военной службе", может быть отнесен к числу рядовых агентов военной контр-разведки, - вероятно, очень храбрый, так как заслужил солдатcкiй Георгiй.
Как то странно, что такого агента выбрали в Берлине в уполномоченные по ответственному порученiю, сообщили доверительныя сведенiя и т. д. (*). Во втором своем показанiи Ермоленко разсказывал, как он выехал 3 апреля с обер-лейтенантом в Берлин. Был отвезен в Главный штаб и имел беседу с упомянутыми Шидницким и Люберсом. Заключил с ними "договор" о работе в Россiи в пользу немцев, получил жалованье 800 р. в месяц и 30% с суммы причиненнаго Россiи ущерба (**) от взырва складов, мостов и пр. Когда Ермоленко поставил вопрос: "что же я один буду работать в этом направленiи и потому от такой работы много пользы ждать нельзя, на это мне сказали, что напрасно я так думаю, что у Германiи достаточное количество работает в Россiи агентов-шпiонов... при чем упомянули фамилiю Ленина, как лица, работающего от Германiи и для Германiи и что дела у него идут великолепно". Ермоленко показал, "что на дорогу ему дали 1.500 руб., а 17 мая в Могилеве к нему подошли два незнакомых лица и вручили конверт со словами, что в нем жалованье вперед за два месяца и остальное на расходы. В конверте оказалось 50 т. руб. русскими деньгами". Деньги "по распоряженiю верховнаго главнокомандующаго" оставлены были в пользу Ермоленко. Отсюда вывод: вся эта исторiя вымышлена - деньги Ермоленко дал русскiй генеральный штаб за донос на Ленина. Если бы деньги были выданы германской контрразведкой, то их отняли бы у Ермоленки; наконец, не стали бы немцы выдавать авансы человеку, который явился в русскiй штаб и ежедневно в этот штаб ходил. Пожалуй, другой вывод был бы более естественен: переброшенному на фронт с определенной целью скорее бы дали деньги, если бы он сумел внушить веру в себя - ведь все значенiе всякой провокацiи основывается только на доверiи, которым пользуется провокатор у противной стороны. Наличность 50 т. не отрицают и большевики. Совершенно невероятно, чтобы русская контр-разведка могла заплатить Ермоленко такiя деньги - она ими не располагала в революцiонное время. Надо допустить, что сама Ставка выдала такую сумму. Но не будем фантазировать. Пределы для необоснованных догадок неограниченны. Большевистскie изследователи сами совершенно запутались в сплетенной паутине - отчасти в силу неразборчиваго использованiя матерiала, находящагося только в их распоряженiи (***).
*) (По словам Корсака, Ермоленко свое "украинство" в плену проявлял лишь тем, что ставил в лагере театральный малороссiйскiя сцены.)
**) (Надо ли подчеркивать, что это показанiе я излагаю по выдержкам, приведенным у большевистских изследователей.)
***) (Например, то Ермоленко показывает, что, кроме Iолтуховскаго и Ленина, имена других лиц, работающих в пользу Германiи, ему не были названы (припомним вывод, который из этого делал Покровскiй), а то оказывается, что Ермоленко сообщил имена и адреса лиц, с которыми стокгольмскiй агент имел связи в Россiи...)
Не стоит уделять место для уловленiя этих явных противоречiй - не стоит отчасти потому, что показанiя Ермоленко многим, и не большевикам, в то время показались малоценными. Так для разсмотренiя секретных матерiалов о немецкой пропаганде в Ставку был приглашен Бурцев. На него ни личность Ермоленки, ни его показанiя не произвели должнаго впечатленiя. Он допускал возможность, что показанiя Ермоленко были до некоторой степени подсказаны контр-разведкой или частично подверглись соответственной обработке. "Отмежевывается" от Ермоленко и нач. воен. контр-разведки в Петербурге Никитин, так как, кроме "голословных заявленiй", он не дал ничего, все его показанiе осталось "неубедительным". "Больше того, - утверждает Никитин - у нас даже не было досье Ермоленко. До польскаго возстанiя его фамилiю я слышал только раз от Переверзева, а подробныя показанiя, данныя им в штабе 6-й армiи, я узнал от самого Ермоленко только после возстанiя, когда 8 iюля мне его прислала Ставка". "Почему нам не сообщили раньше его показанiя? Как использовала Ставка самого Ермоленко? Мне неизвестно". "Я увидел - разсказывает Никитин - до смерти испуганнаго человека, который умолял его спрятать и отпустить. П. А. Александров (следователь) записал показанiя, а я его спрятал на несколько часов и отпустил. Пробыв в Петрограде не больше суток, он уехал в Сибирь". "Воспоминанiя" Никитина не всегда точны - он явно в данном случае впадает в противоpечie с тем фактом, что в деле имеются помеченныя 10-м iюля более подробныя показанiя, нежели данныя Ермоленко в штабе 6-й армiи, где зауряд-прапорщик из бывших полицейских, может быть, действительно набавлял cебе цену, преувеличивая роль, которую надлежало ему сыграть, и сведенiя, которыми он располагал в апреле месяце. Во всяком случае до тех пор, пока целиком не будут опубликованы показанiя Ермоленко, приходится воздержаться от их окончательной оценки и с чрезмерной уверенностью и категоричностью отделять фантазiи от действительности: как мы увидим, могут оказаться только кажущимися таковыми некоторыя противоречiя в показанiях Ермоленки, когда, например, он помещает, по словам Покровскаго, одно и то же лицо одновременно и в Берлине и в Кiеве.
* * *
Для того, чтобы вставить показанiя Ермоленко в правильныя рамки, как будто бы надо, действительно, обратиться к "Союзу Освобожденiя Украины". Выдержка из чрезвычайно ценнаго документа в свое время была приведена Милюковым в первом выпуске его "Исторiи революцiи" - это показанiя, данныя военным властям в августе 17 г. украинским эмигрантом Вл. Степанковским, близко стоявшим к деятельности Союза и возвратившимся в Pocciю (*). Степанковскiй разсказал, как австрiйское правительство постепенно к Союзу охладело и как последнiй перенес свою деятельность в Берлин и попал на полное иждивенiе Германiи. Германiя, по примеру Австрiи, стала выделять пленных украинцев в особые лагери и пустила туда деятелей Союза для пропаганды отделенiя Украины от Россiи в самостоятельное государство, входящее в систему центральных держав. Эту позицiю поддерживала в Германiи группа, представленная генеральным штабом. Пленные были сосредоточены в лагере "Раштадт", где в 16 г. сформирован был "1-й сечевой Тараса Шевченки полк", одетый в нацiональные жупаны и к началу 17 г. насчитывавшiй 1.500 человек из наиболее распропагандированных (**). Отсюда иногда и делались диверciи в Pocciю, те самыя, о которых разсказывал Деникин, когда под видом инвалидов стали выпускаться здоровые украинскiе солдаты или перебрасываться на фронт под видом беглецов.
*) (Степанковскiй, секретарь швейцарскаго украинскаго бюро, возглавляемаго гр. Тышкевичем, был арестован контр-разведкой на границе. Он находился в заключенiи в Петербургских "Крестах" одновременно с Раскольниковым и другими кронштадскими большевиками. По воспоминанiям Раскольникова в камере Степанковскiй "восторженно отзывался" о Скоропись-Iолтуховском". Показанiя носят другой характер. Они частично были опубликованы еще в 17 г. - на них ссылается быв. нач. петербургскаго ген.-штаба Ю. Д. Романовскiй в своей брошюре "Украинскiй сепаратизм и Германiя" (Toкio, 1920 г.).)
**) (3000 в лагере значились "курсистами", сочувствующими пропаганде; 5000 были "противниками и подвергались суровому режиму; остальные числились в "преклонниках", сохранявших нейтралитет.)
Достаточно ясно, что центральной кухней всех этих планов были Копенгаген и Стокгольм. Сюда "поближе к Россiи" перебрались и вожди СОУ Iолтуховcкiй и Меленевскiй, связанные с Парвусом еще деятельностью на Балканах. К ним примыкал и Ганецкiй. "Нужно думать - заключал Степанковскiй - что все они работают вместе". Все дороги ведут в Рим. Тут уже недалеко и до мостика к Ленину, имя котораго неожиданно назвал предназначаемый, быть может, только на роль скромнаго агента Iолтуховскаго, зауряд-прапорщик Ермоленко. Он мог случайно услышать это имя и от сопровождавшего его обер-лейтенанта. "Глупости" способны были делать и хорошо внешне дисциплинированные немецкiе обер-лейтенанты.
Но вот что особо интересно. Iолтуховскiй и Меленевскiй оба обратились после революцiи к Временному Правительству с ходатайством разрешить вернуться на Украину, так как с момента революцiи и паденiя царизма СОУ решил прекратить самостоятельную деятельность за границей, признавая, что правомочна говорить теперь от имени украинскаго народа единственно Центральная Рада. Революцiонная Pocciя не будет держать "далi в кайданах неволi Украiну", и поэтому, по словам Iолтуховскаго, Союз занял нейтральную позицiю в борьбе центральных держав с Poccieй. Все же эта нейтральная позицiя, если верить показанiям Степанковскаго, была весьма своеобразна. Получил ли Iолтуховскiй право вернуться в Россiю - я не знаю: по его словам, он прiехал на Украину в конце 18 г. Но вот что передавал Степанковскiй: от самого Iолтуховскаго, а позже, в iюле, от чиновника мин. иностр. дел фон-Бергена он слышал, что Iолтуховскiй создавал в Полтаве тайную организацiю, которая должна была соперничать с Центральной Радой. Организацiя эта действовала или должна была действовать с ведома германскаго штаба. Примыкавшiе к ней украинцы, по признанiю Винниченко, склонны были "оголить фронт". Разве так уже не прав был Ермоленко, давний двойной адрес Iолтуховскаго?
* * *
Как ни отнестись к показанiям Ермоленко, едва ли их можно признать "решающими" для определенiя отношенiя большевиков к германскому военному командованiю, как это делает в своих воспоминанiях Керенскiй: Ермоленко де "были указаны пути и средства сношенiя, банки (?), через которые будут получаться денежныя средства, а также некоторые другiе виднейшie агенты, среди которых крупные украинцы-самостiйники и.... Ленин". Своей излишней категоричностью, значительно расширявшей сведенiя, полученныя через Ермоленко, Керенскiй дал лишь повод для издевательств со стороны достаточно ловкаго и остраго полемиста Троцкаго (*). "Изслйдовать указанные Ермоленко пути, выследить агентов связи между Лениным и Людендорфом, захватить их с поличным, если это окажется возможным, - продолжает Керенскiй - вот труднейшая эадача, которая встала тогда перед Временным Правительством". "Малейшая огласка, конечно, заставила бы германскiй штаб изменить систему сношенiй с Россiей... Даже в самом правительстве необходимо было в наибольшей степени ограничить круг посвященных в эту государственную тайну чрезвычайной важности. Мы решили с ген. Алексеевым, что работа по разоблаченiю по путям Ермоленко связей непрiятеля с украинцами будет производиться в особо секретном порядке в Ставке (**). Разследованiе же указанiй на Ленина я взял на ответственность Временнаго Правительства. Кроме кн. Львова в правительстве об этом знали, кроме меня, только двое: министр иностранных дел Терещенко и министр путей сообщ. Некрасов ("Tpiумвират"). И в этом узком кругу исполненie задачи было поручено Терещенко, а каждый из нас остальных старался по возможности не интересоваться подробностями начатой работы... А работа была крайне кропотливая, трудная, сложная и долгая".
*) (Большой цены им нет, так как "ловкость" в данном случае оказалась чрезмерной. Вот, например, образец "дословных" цитат Троцкаго. Он повторяет слова Керенскаго: "в апреле явился в Ставку к ген. Алексееву украинскiй офицер по имени Ярмоленко".... "Не мешает тут же отметить - прибавляет полемист - что Керенскiй не умеет быть точным даже тогда, где он даже не заинтересован в неточности. Фамилiя того мелкаго плута, котораго он выводит на сцену, не Ярмоленко, а Ермоленко". В "Совр. Записках" в статье Керенскаго напечатано: "в апреле месяце в Ставку Верховн. Глав. ген. Алексеева явился "бежавшiй из плена" офицер украинскiй Ермоленко". По истине удивителен такой дикiй прiем полемическаго наскока.)
**) (Деникин излагает дело несколько по иному: "все представленiя верховнаго командованiя, рисующiя невыносимое положенiе армiи перед лицом такого грандiознаго предательства, не только оставались безрезультатными, но не вызвали ни разу ответа. "Таким молчанiем Деникин и объясняет решенie обратиться к экспертизе Бурцева и предоставленiе ему для испольэованiя полученнаго матерiала.)
Вот почему матерiалы, полученные из Ставки, даже не были сообщены в петербургскую военную контр-разведку, которая концентрировала у себя разследованiе связи большевиков и немцев; вот почему доклад о Ермоленко в теченiе полутора месяцев "оставался под спудом". Но ни Керенскiй, ни Терещенко, который вел непосредственно разследованiе, ничего не сообщили впоследствiи о своей работе, увенчавшейся исключительным успехом: итог "получился для Ленина убiйственный" - "весь аппарат сношенiй Ленина с Германieй был установлен". И далее несколько неожиданно Керенскiй разсказывает в сущности только то, что было известно в iюльскiе дни по данным, полученным контр-разведкой.