По методу Ленина можно было бы построить и такой силлогизм. Парвус политически был связан с Ганецким, Ганецкiй был связан с Лениным. Следовательно Ленин был связан с Парвусом. И такое заключенiе отнюдь не было бы "мошейническим пpieмом". "Гнусной ложью" называл Ленин обвиненiе его в том, что он состоит в сношенiях с Парвусом. "Ничего подобнаго не было и быть не могло"..... "Парвус такой же coцiaл-шовинист на стороне Германiи, как Плеханов coцiaл-шовинист на стороне Pocciи. Как революцiонные интернацiоналисты, мы ни с немецкими, ни с русскими, ни с украинскими соцiал-шовинистами (Союз Освобожденiя Украины) не имели и не могли иметь ничего общаго". Но ведь дело шло даже не о том, что последовательные pуccкie интepнaцioнaлисты заняли позицiю немецких "соцiал-шовинистов", т. е. встали на сторону Германiи, как таковой, в силу признанiя, что победа немецкаго прогресса все же с точки зренiя людей, не желавших иметь отечество, более целесообразна, нежели победа русской реакцiи: "пораженie Россiи меньшее зло" - как известно, утверждал Ленин. Вопрос был только в том: приняли ли pуccкie революцiонные интернацiоналисты большевистскаго пораженческаго лагеря немецкiя деньги для осуществленiя своей циммервальдско-кинтальской позицiи? Теоретически подобная возможность, конечно, отрицалась. Но практически была ли она возможна?
Не одних только большевиков обвиняли в годы войны в использованiи немецких денежных источников для активной пропаганды. Немецкiе агенты должны были пытаться проникнуть во все pуccкiя революцiонныя группы, принявшiя циммервальдскую или верите кинтальскую платформу. Революцiонная проповедь соцiалистов-революцiонеров пораженческаго уклона, шедшая во время войны фактически рука об руку с агнтацiей большевиков, естественно должна была привлекать к себе вниманie тех немецких интернацiоналистов, которые так или иначе работали в контакте с германским военным штабом. Если вы раскроете книгу Никитина, начальника петербургской военной контрразведки в революцiонные месяцы ("Роковые годы"), то вы найдете в этих воспоминанiяx весьма категорическiя, но и совершенно безответственныя сужденiя о той связи, которая установилась в Женеве между собравшейся здесь группой с.-р. и представителями германской власти. В октябре 15 г. Чернов со своими единомышленниками (Натансон, Кац-Камков и др.), "пользуясь германской субсидiей",организуют "Комитет интеллектуальной помощи русским венно-пленным в Германiи и Австро-Венгрiи". Этот Комитет издавал "на немецкiя деньги" журнал "На чужбине", который "безплатно разсылался на немецкiя же средства по лагерям русских военно-пленных". Откуда почерпнул Никитин эти сведенiя? По его словам, из секретнаго справочника англiйской разведки, сообщеннаго ему в мае в англiйской миссiи маiopoм Alloy, и из разсказов "старых эмигрантов". Последнiе передавали Никитину, что Чернов лично "не состоял в непосредственном сношенiи" с немцами - "деньги приносил Камков", получавшiй их от австрiйскаго консула Пельке фон Норденшталя или от германскаго вице-консула в Женеве Гофмана. По Чернов де "знал, чьи это деньги, знал, за что оне даются, и ими пользовался за свои труды, которые отвЬчалн полученным заданiям".
В своей книге Никитин не обмолвился даже о том, что этот эпизод революцiонной деятельности эпохи войны вызвал уже в iюле 17 г. шумную полемику в газетах, временный выход Чернова из состава правительства и общественное разследованiе достоверности сообщенных печатью сведенiй, преподанных, однако, в то время далеко не в таком сконцентрированном виде, как в тексте полковника Никитина. В свое время в "Речи" вопрос лично в отношенiи Чернова поставлен был иначе. В чем "сущность обвиненiй?" - спрашивала газета 22 iюля. Чернову "вменяются в вину деянiя , не имеющiя заведомо преступнаго характера и влекущiя за собой не уголовную, а политическую ответственность. Уже один факт его сотрудничества в журнальчике "На чужбине" делает его положенie затруднительным. В. М. Чернов должен будет доказать,что он мог и не знать что журнал распространяется в лагерях для военнопленных с coглaciя и при содействiи германских властей. Он обязан был заинтересоваться вопросом, откуда берутся средства для изданiя этого органа. Он - литератор с именем и партiйный вождь - не имел никакого права не обращать внимайiя на подозрительныя махинацiи, которыя творились в Швейцарiи в ближайшем соседстве от него".
Оставим в стороне этическую оценку, как позицiи Чернова, так и "похода против Чернова" в 17 г. - "постыдной, позорной эпопеи", по мненiю органа Ц. К. партiи с.-р. "Застрельщиком" этого похода, несомненно, явилась "Речь", и цель дискредитировать политическаго противника была ясна. Кадетскiй офицiоз в сущности и не скрывал своих мыслей, когда писал: "Неужели же г. Чернов не понимает... что ведь министром он все равно оставаться нe может, не говоря уже об интересах родины, циммервальдцу чуждых, а ради iив которой вызывает "глубокое волненiе" и "законные протесты" (*). Чернову давно следовало бы уйти вообще и сойти хоть на время с политической сцены". Согласимся заранее, что Временное Правительство с полным основанiем в заседанiи 24 iюля, выслушав доклад министра юстицiи Ефремова и заключенiе министра председателя Керенскаго, "с удовлетворенiем убедилось в злостности тех слухов, которые распространялись... в печати и обществе по поводу деятельности В. М. Чернова, в бытность его за границей". Согласимся и с позднейшим утвержденiем редактора эмигрантских "Современных Записок" (Руднева), что "повторять голословныя и не подтвердившiяся обвиненiя - вещь с точки зренiя добрых литературных нравов явно недопустимая". Слова эти относятся к разоблаченiям автора книги "Роковые Годы". Неуменiем критически разобраться в используемом матерiaлe Никитин, однако, не столько нарушал постулаты литературной этики (**), сколько дискредитировал методы своей работы даже в теx случаях, когда, по мненiю Руднева, его сообщенiя "оставляли впечатленiе полной достоверности и подкрепляют тезу о предательстве большевиков".
*) (Имеются в виду открытыя выступленiя против Чернова членов самой партiи.)
**) (По какой то скорее уже традицiнной партiйной prudеrie Руднев не называет имени Чернова и говорит только по поводу обвиненiй, "пущенных по адресу другого лица", упрекая Никитина в том, что он полностью называет это лицо и "сохраняет анонимат" (публицист К.) в отношенiи "вполне изобличеннаго германскаго агента Колышко". Очевидно, Никитин сохранил лишь терминологiю публикацiи 17 года, когда Колышко почти всегда фигурировал в газетных сообщенiях под титлом "журналист К". Юридически в 17-м году не была доказана и вина Колышки, хотя он и был арестован.)
По существу дело вовсе не в том, что знал и чего не знал лидер партiи с.-р., а в том: пользовалось ли изданie "На чужбине", с № 29 выходившее с напечатанной этикеткой "для безплатной раздачи", особым "покровительством" немцев? (*)
*) (Надо сказать, что популярный журнальчик "На Чужбине" не был органом грубаго пораженчества - того типа, к которому принадлежала ленинская литература. Он говорил о необходимости кончить войну, и в первом же номере цензура вырезала из него две страницы, на которых излагались по циммервальдской программе задачи других соцiалистов - цензура охотно допускала только изложенiе задач русских социалистов.)
Считать, что "разследованiе", произведенное в 17-м г. (органы революцiонной демократiи потребовали "трехдневнаго" срока), что либо опровергло из "голословных" обвиненiй, нет никакого основанiя. С обычной для себя вульгаризацiей Ленин подвел итоги тогдашняго разследованiя: к. д. и с. р. "помирились". "И - о чудо, "дело" Чернова исчезло. В несколько дней, без суда, без разбора, без оглашенiя документов, без опроса свидетелей, без заключенiя экспертов". Возраженiя в печати далеко не всегда в те дни обладали достоинством убедительности, хотя партiйная с. р. печать называла все "темными инсинуацiями", "вздором и грязной клеветой, для полнаго разоблаченiя которых не требуется много усилiй". Негодованiе вызвало главным образом то, что "Речь" привела выдержки из донесенiй (конца 15-го и начала 16-го г.г.) начальника русской тайной полицiи в Париже Красильникова о той, по выраженiю газеты, "мистерiи", которая совершалась в Женеве при участiи австрiйскаго консула Пельке фон Норденшталя. "Речь" заимствовала матерiал у одного из стаи славных "фабрикантов провокацiи и полицейских шпiонских дел мастеров, которому было бы место в Петропавловской крепости, если бы он находился в Россiи" -утверждал Чернов "Речь" глядит на просветительную работу среди военно-пленных "под тем же углом зренiя,как бывшiй Департамент полицiи"; матеpiaлoм для "Речи" оказался "из всех мыслимых грязных источников" "самый грязный" - доносы Красильникова (из статьи Святицкаго в "Деле Народа"); о "содружестве" с охранным отделенiем, которое сама "Речь" так часто обвиняла в "лживости, подлости и iезуитском использованiи всех средств в самых глубококорыстных целях" - говорила горьковская "Новая Жизнь" (статья Керженцева).
Это была демагогiя. Фальсификацiя и провокацiя пышным цветом распускались в деятельности департамента полицiи, но мы также хорошо знаем и то, что подчас Д. Полицiи имел прекрасных осведомителей. В 1917 г. никто не заподозрил подложности этих документов. Не без основанiя как будто бы "Речь" замечала, что "преждевременное торжество крайне неуместно". Раз имеются официальные документы, "то они подлежат внимательному разсмотренiю": "мы не желаем предупреждать оценки. Почему же "Дело Народа" упоминает только и спецiально Красильникова, если в действительности документы исходят и от военных агентов и от дипломатических представителей и от русских и от иностранных". Самому Чернову эти документы казались "чудовищно-неправдоподобными" (по внутреннему своему содержанiю). Почему? Русская революцiонная практика былых времен знавала случаи использованiя денежных рессурсов вражеской страны. Революцiонная этика осудила такiе прецеденты. Но разве эпизоды не могли повторяться? Разве так уже разборчивы были всегда в средствах отдельныя группы или даже скорее лица? Разве "авантюристы" или "аферисты", о которых упоминала редакцiя "Украинской Жизни" в связи с деятельностью "Союза Освобожденiя Украины", не могли проползать в революцiонныя группы без ведома даже их идейных руководителей? Разве с задняго крыльца не могли приходить немецкiе агенты, обряженные к тому же в соцiалистическiе и пацифистскiе мундиры и заинтересованные в революцiонной пропаганде даже среди военно-пленных? Возможное - конечно, не есть сущее. Однако, насколько даже в кадрах партiи соц.-рев. не все всегда было благополучно с морально-общественной стороны, показывают те записи, которыя занесла Гиппiус в свой дневник в 1917 г. Там прямо со слов членов группы "Призыв" значится: "у нас многie - просто германскiе агенты, получающiе большiя деньги". "Ручаюсь честью - добавляет автор напечатаннаго дневника - что не прибавила ни одного слова своего, все это точнейшая сводка подлинных слов" (*). Характеристики импульсивных людей в частных разговорах не могут быть отнесены к источникам историческаго познанiя - это довольно ясно, но они рисуют тот общiй фон, на котором "чудовищно неправдоподобное" могло прiобретать вполне реалистическiе контуры.
*) (На возраженiе Бунакова Гиппiус в письме в "Дни" (23 мая 28 г.) оговаривала, что слова ея приведены "не буквально, не стенографически, а в общей сводке".)
"Документы", которые хотели дискредитировать одним именем Департамента Полицiи, ничего невероятнаго в себе не заключали, но, как всегда, правдоподобное разбавлялось "эмигрантскими сплетнями" и не столь уже достоверными филерскими наблюденiями; документы разсказывали нечто, находящееся в полном соответствiи с другими известными нам аналогичными фактами. Так письмом от 24 февраля 15 г. Красильников сообщает о переговорах русских эмигрантов в Монтре через швейцарскаго соцiалиста с неким "соцiалистом с востока", оказавшимся уполномоченным австрiйскаго военнаго агента в Лозанне (так и хочется здесь поставить имена Грейлиха и Парвуса). Австрiйцы предлагали русским революцiонерам крупныя субсидiи. Русскie отказались. Агентура добавляет, что вслед за прiездом австрiйскаго эмиссара в рядах "левых соцiалистов резко обозначилась странная активность: в Женеву прiехали Натансон, Чернов и др., происходят совещанiя. Утверждать, что кто-нибудь из этих лиц взял у австрiйцев деньги у агентуры никаких данных не имеется" (*)
*) (Ковычки относятся к тексту "Речи"; курсив мой.)
Вывод, как видно, даже довольно объективный. 5-го октября Красильников передает о деятельности "Комитета революцiонной пропаганды" среди русских военно-пленных в Германiи, организованнаго в Гааге совместно с голландскими соцiалистами:"Революцiонныя брошюры и литературу германскiя власти пропускают вообще охотно, а Комитету революцiонной пропаганды удалось заручиться обещанiем, что вся литература с печатью комитета будет пропускаться в Германiю без всякой цензуры. Комитет обратился к делегацiи партiи с.-р. с просьбой высылать народническую революцiонную литературу, а еще лучше, если возможно, издать для этой цели перiодическiй революцiонный журнал" (*). "Документы" выясняют и наличность посредника в той женевской группе, "вожаками" которой являются "Кац с Черновым". Это некто "Зайонц, Марк Мендель Хаимов, мещанин города Седлеца", вошедшiй в сношенiя с Пельке и ездившiй с соответствующими порученiями в Вену (сведенiе военнаго агента и посланника в Берне). Зайонц будто бы утверждал, что "может доставлять в Pocciю все, что нужно, для покушенiй, воззванiя и средства облегчить переход лиц через границу с Румынiей".
*) (Очевидно, в соответствiи с этим пожеланiем и появилась "На Чужбине".)
"Зайонц" и вызвал наибольшее возмущенiе со стороны тогдашних неумеренных защитников "доброго имени" Чернова. Письмом в редакцiю "Речь" бывш. тов. председателя общества интеллектуальной помощи русским военно-пленным, доктор медицины, ассистент по кафедре бактерiологiи и гигiены женевскаго университета, член партiи с.-р. Вноровскiй (все эти титулы для авторитета опроверженiя перечисляются) категорически заявлял, что "никакого Зайонца в числе членов общества за все время существованiя его не было и самое имя это я в первый раз слышу". "Карты на стол!" - негодующе восклицал Святицкiй. "Довольно играть в прятки. Публицист попросту обвинял "Речь" в том, что она, вдохновленная изысканiями! Департамента Полицiи ("трогательная кооперацiя"), "примыслила" и от себя, "взяв какого то неведомая Зайонца, о котором даже нет упоминанiя в документах Департамента Полицiи". Святицкiй слишком спешил. В документах, приведенных в "Речи" и напечатанных за день до появленiя в "Деле Народа" статьи Святицкаго, Зайонц не только назван en toutes lettrеs, но и фигурирует в сообщенiи посланника в Берне, в рапорте военнаго агента в Швейцарiи и в полицейском донесенiи Красильникова.
"Мещанин города Седлеца" - миф это или действительность? Я не знаю и не имею никакой возможности разобраться в революцiонной конспирацiи всех этих обильных псевдонимов, с чужими паспортами с удивительной легкостью бродивших (на катiя деньги?) в то время по Европе от Женевы до Копенгагена, заглядывавших и в Америку - и почти всегда оказывавшихся в каких то сомнительных связях с группой интернацiоналистов, помогавших осуществлять планы германскаго генеральнаго штаба. Среди этих путешественников встречается много знакомых имен, так или иначе имеющих отношенiе к ленинской фаланге.
В свое время "Речь" делала, между прочим, одно, заслуживающее вниманiя сопоставленiе. Секретарем "На Чужбине", популярнаго с.-р. органа, распространяемая среди военно-пленных наряду с другой партiйной и непартiйной литературой, начиная с азбуки, состоял некто Прош-Прошянц. В Гельсингфорсе в 1917 г. был арестован и привлечен по обвиненiю в мятеже 3-5 iюля также некто Прош-Прошянц, соц.-революцiонер, примыкавшiй к интернацiоналистам и работавшiй в редакцiи газеты "Волна" вместе с гельсингфорскими большевиками.
* * *
Я должен был остановиться на эпизоде, связанном в 1917 г. с именем Чернова и с журналом "На Чужбине", отчасти потому, что здесь перед нами проходили единственные пока официальные документы стараго дореволюцiоннаго правительства, которые имеются в нашем распоряженiи и которые говорят о той или иной связи русских революцiонеров с немецкой агентурой. Не буду, однако, осложнять своего изложенiя дальнейшим отвлеченiем эпизодом, относящимся к деятельности тех революцiонных групп циммервальдскаго объединенiя, в которых должен был произойти психологическiй сдвиг в момент, когда реакцiонную "царскую" Pocciю сменила Pocciя "революцiонная". Если не "символ веры" интернацiонализма, то методы борьбы делались иными. Ocтpie проповеди "пацифизма" теперь надлежало направить в сторону уже германскаго импеpiaлизма, превратившего передовую страну по отзыву независимая с.-д. Гаазе в "наиболее реакцiонную". Только у "революцiонных иитернацiоналистов", последователей Ленина, психологiя в сущности не изменилась. Еще в 1915 г. ими было заявлено, что они в перiод имперiалистической войны не будут защищать своего отечества даже, если в Россiи произойдет республиканскiй переворот. В своей фанатичной слепоте, не считаясь с конкретной действительностью, они продолжали приносить жертвы Молоху германскаго имперiализма, ибо выбрали линiю наименьшая сопротивленiя и во имя "победоносной революцiи" разлагали по традицiонному "завету" Маркса и Энгельса "старую" армiю, которая должна была служить "самым закостенелым инструментом" поддержки низвергнутаго строя. Слишком хорошо известно, что вождь этих утопистов соцiальной революцiи - человек морально примитивный - отнюдь не склонен был проявлять излишнюю разборчивость и щепетильность в изысканiи средств и методов борьбы. Едва ли Ленин мог бы повторить ответ, который дала - по крайней мере в своих воспоминанiях - Анжелика Балабанова от имени итальянской партiи Грейлиху. Ленину гораздо более свойственно было достаточно прославившееся заявленiе, сделанное им в ЦК партiи в перiод брестских переговоров: "прошу присоединить мой голос за взятie картошки и оружiя у разбойников англо-французскаго имперiализма". Неужели какiе то отвлеченные принципы могли бы остановить Ленина перед решенiем брать деньги у "разбойников" центральных держав для выполненiя своей общечеловеческой миссiи? Здесь мог возникнуть только вопрос тактики, т. е. реальнаго учета подходящих условiй: по мненiю Дейча, "Ленин всегда держался того мненiя, что деньги не имеют запаха".
Много раз Бурцев (*) высказывал твердую уверенность, что еще в конце 16 г. Ленин договорился с немцами и что в этих целях он тайно посещал германское консульство в Берне - так, между прочим, свидетельствовали и агенты заграничнаго розыска русской политической охраны, о которых мы знаем, к сожаленiю, только из чужих рук (**). Часто, очень часто предвиденie и чувство реальной действительности не обманывали Бурцева, но бывали и ошибки. Никаких конкретных доказательств наш историк революцiоннаго движенiя и политическаго сыска до сих пор в своих многочисленных статьях не привел, хотя и ссылался на "офицiальные документы", находившiеся в его руках и устанавливавшiе "сношенiя Ленина и Троцкаго с представителями немецкой и австрiйской полицiи и военной разведки". В политическом увлеченiи Бурцев неосмотрительно мог даже написать в 21 г.: "нам были показаны(?!) подлинныя письма Ленина к видным деятелям немецкаго генеральнаго штаба". Бурцев, систематизировав свои обвиненiя в изданной по немецки брошюре "Я обвиняю" (некоторыя данныя Бурцевым были получены непосредственно от одного "виднаго государственнаго деятеля Германiи"), пытался проникнуть в немецкiе архивы и сам впоследствiи разсказывал, что ему показали только папки, в которых будто бы заключались криминальные документы. Эти общiя утвержденiя о факте договоренности во время войны вдохновителя "левых" циммервальдцев с германским генеральным штабом легко и без критики усваивались общественным мненiем и переходили на страницы воспоминанiй - у Керенскаго, и работ, носивших характер изследовательскiй, - у Милюкова (***). Генерал же Спиридович, автор небезызвестных офицiальных очерков по исторiи революцiонных партiй в Pocciи, смело идет дальше и рисует цельную картину последовательных этапов ленинского предательства. Он утверждает, что еще в iюне 1913 г. Ленин "сделал личное предложенiе германскому министерству иностранных дел работать для него в целях разложенiя русской армiи". Министерство первоначально отвергло предложенiе Ленина. Но вмешался служившiй в Германiи "политическим агентом" Парвус и убедил германское правительство. В iюле Ленин "был вызван в Берлин, где им совместно с представителями германскаго правительства был выработан план действiй тыловой войны против Pocciи и Францiи. Немедленно после объявленiя войны Ленину должны были выплатить 70 мил. марок, после чего дальнейшiя суммы должны были поступать в его распоряженiе по мере надобности". Откуда получил все эти детали ген. Спиридович? Если в исторических очерках жандармскаго генерала имеется ценный матерiал, посколько автор пользуется документами Департамента Полицiи, то обработка этого матерiала в тексте не сопровождается соответствующим критическим аппаратом. Сам автор говорит о моменте, им описываемом, что "русская государственная полицiя, утратив только что в лице Малиновскаго (известнаго провокатора, члена Гос. Думы) своего единственнаго осведомителя, освещавшаго ей самый мозг большевизма - Ленина и его интимный кружок, оказалась совершенно слепой и неосведомленной об его намеренiяx, планах и действiях". И вот свои домыслы, внушенные Бурцевым, ген. Спиридович преподносит уже в качестве установленных будто бы документами фактов.
*) (Напр. "То, о чем я говорил в бытность в Берлине". "Общее Дело" № 83 и др.; статьи в "За Свободу" (1927 г.) - "Ленин под покровительством Деп. Полицiи и немцев".)
**) (Рапорт Bint'а на имя Красильнинова от 30 декабря 16 г., полученный Сватиковым в бытность его особым комиссаром Вр. Пр. по ликвидацiи заграничной политической полицiи. Донесенiе напечатано у Алексинскаго "Du Tzarisme au communisme"(Paris 1919). Сам Бурцев в свое время (в покаванiях Чрезв. След. Ком. 17-го года - так называемой Муравьевской) весьма скептически отозвался о деятельности Красильнинова, которая "сводилась к нулю": "совсем безполезный человек", "даром хлеб ел". "Пустое место" охарактеризовал Красильникова в той же Комиссiи другой представитель полицейскаго ведомства - Климович.)
***) (У Милюкова, между прочим, можно найти утвержденie ("Россiя на переломе"), что в 1913 г. Ленин в Кракове получил "на изданiе своих сочиненiй австрiйскiя деньги" и что в связи с этим "программа большевиков обогатилась нопой сверх-нацiональной поправкой о "праввe самоуправленiя (самоопределенiя?) вплоть до полнаго отделенiя". Историк говорит, что получил эти сведенiя от одного представителя "отделившейся нацiональности", которому в то же время была предложена австрiйская субсидiя. Анонимный источник едва ли заслуживал веры. Между тем другой историк - Одинец, со ссылкой уже на авторитет Милюкова, в 1939 г. в "Совр. Записках" безоговорочно повторяет эти более чем сомнительныя данныя. У Бурцева также имелась тенденцiя установить известную связь Ленина с австрiйским правительством еще до войны (с 1912 г.) при посредстве представителей польских революцiониых партiй.)
По такому пути исторiя итти не может. Тайна, если она есть, - во всяком случае пока остается таковой. Сокрыта ли она в офицiальных немецких архивах? Найдутся ли какiе либо следы в малоразработанных еще хранилищах нашего Департамента Полицiи и военной контр-разведки? К сожаленiю, последиiя значительно пострадали в революцiонную эпоху, когда и самозащита чинов охраны, и неразумный инстинкт революцiонеров и чья то злостная третья рука совместно уничтожили криминальные документы последних дней Царского самодернавiя (*). Также недоступны нам и возможныя проверки по архивам русской заграничной политической разведки с центром ея в Париже. Неизвестно по каким соображенiям она запрятана подлежащим эмигрантским ведомством на долгiе годы в одном из американских хранилищ документов. Приходится утешаться, что это сделано для исторiи, но через полстолетiя тема, к сожаленiю, потеряет свою актуальность. Нам же суждено пока вращаться в области догадок. Мне лично вepciя офицiальной или полуофицiальной "договоренности" Ленина с германским имперiализмом представляется совершенно невероятной. Не правдоподобней ли предположить возможность реального полученiя денег через посредников типа Парвус-Ганецких? - возможность, которую так настойчиво отвергают большевистскiе мемуаристы: преддложенiя были, но они с негодованiем отбрасывались всегда? Тайна "золотого ключа" едва ли будет когда либо внолне разгадана- ведь расписок при совершенiи своего "политическаго фокуса" Ленин, конечно, не давал. И, однако, в прожекторе документальных лучей, пробившихся все же в дни революцiи через окружающiй мрак, можно уловить новыя подтвержденiя гипотез о немецком золоте, сыгравшем фактически такую большую роль в нанравленiи русской трагедiи. Еще много фантастики встретится впереди, но в ней повинны нe только, как то утверждают большевики, "продажные журналисты, дошедшiе до геркулесовых столбов безстыдной гнусности".
*) (В воспоминанiях полк. Никитина приводится, например, разсказ о мартовском разгроме под видом "охранки" петербургской военной контр-разведки. Толпой руководил "выскочившiй на свободу" в дин февральского переворота изобличенный непрiятельскiй агент - Карл Гибсон. Спецефическiй характер погрома в Департаменте Полицiи отмечает и первый революцiонный комиссар этого учрежденiя прис. нов. Кнатц (Катенев) - его воспоминанiя в заграничном "Голосе Минувшаго" кн. 5.)
Эту фантастику породили в значительной степени они сами, никогда не имея смелости, несмотря на весь свой цинизм в политике, разсказать "день за днем.... о своей жизни", как то обещал в публичном заседанiи петербургскаго Совета Р. и С. Д. в присутствiи 1000 человек Троцкiй (Заседанiе 9 сентября 17 г.). Только на словах, как мы увидим, они "каждый днь готовы" были "дать отчет в своих шагах", так как им "нечего скрывать от русскаго народа".