Примите искреннюю мою благодарность за радость, которую доставили мне присылкою автографа Федора Михайловича, да еще из последнего его произведения. Весьма порадовало меня также Ваше письмо и приглашение, которым непременно воспользуюсь, когда буду в Петербурге. Напечатать эту лекцию1 о Федоре Михайловиче мне предлагает журнал "Мир божий", но я отказываюсь вот по каким соображениям. Уже давно, с первых курсов университета, я занимаюсь произведениями Вашего мужа и льщу себя мыслью, что результаты этой моей работы не будут вполне безынтересны: в творчестве Достоевского есть такие элементы, такая огромная, ни с чем не сравнимая глубина, что, конечно, для целых поколений критиков хватило бы (и хватит) работы, когда наша культура настолько повысится, что мы начнем ценить по достоинству наших гениев. Но прямые задачи моей научной специальности (всеобщей истории) и другие причины вряд ли позволят мне в скором времени опубликовать что бы то ни было относящееся к Федору Михайловичу: а черновиков, так сказать, своей работы я печатать не нахожу возможным. Думаю, что через несколько лет, если обстоятельства сложатся благоприятно, я напишу книгу о творчестве Достоевского, но, к сожалению для себя, не могу ручаться, что это будет скоро. Я коснусь главным образом не той стороны его деятельности, которой касались Страхов, Орест Миллер, Аверкиев и т. п., не политических и религиозных его воззрений, но его художественного, психологического, изобразительного гения. Эти люди писали о Достоевском, как могли бы писать о всяком талантливом публицисте их лагеря, они, так сказать, партийно, небескорыстно интересовались им. Они не понимали (или не хотели понимать), что, будь Достоевский либерал, или консерватор, или социалист, или ретроград, или славянофил, или западник, это все ничуть не препятствовало бы ему оставаться тем великим и затмившим Шекспира психологическим гением, каким он явился во всемирной литературе. Они видели в нем главным образом сторонника своих взглядов, и за это выражали ему хвалу; люди противного лагеря видели в нем антагониста и выражали ему порицание. Но и хвалители, и порицатели не усмотрели, как они мелки со своими порицаниями или похвалами, как они смешны, равняя или ставя на одну доску Федора Михайловича с публицистами, убеждения которых он разделял. Богатство, которое он оставил человечеству, ведь, в сущности, тогда только начало находить себе достодолжную оценку у нас, когда оно приковало к себе взоры Западной Европы (где и вызвало таких подражателей, как Гауптман, Бурже etc.). Этому богатству еще и опись внимательная не сделана, и вот почему я думаю, что и моя работа при общей скудости разработки предмета не будет излишнею. Психиатры и криминалисты гораздо лучше поняли многое у Достоевского, нежели литературные критики, но нужно же надеяться, что и они когда-нибудь возьмутся за этот благодарный труд.
Судить о Достоевском на основании его политических и иных воззрений - это все равно, что судить на подобном же основании Рентгена: Рентген открыл способ проникать взором в твердые тела - Достоевский открыл в человеческой душе такие пропасти и бездны, которые и для Шекспира, и для Толстого остались закрытыми. Если кто захочет судить и порицать Рентгена, великого физика, за то, что он консерватор, а другие будут его за это же хвалить, всякий поймет, чего стоят и много ли понимают в значении Рентгена эти хвалители и порицатели. Но когда критика начинает Достоевского, великого художника и психопатолога, осуждать или венчать лаврами за то, что он держался таких-то мнений Каткова или не держался таких-то мнений Михайловского, многим почему-то это не кажется смешным и нелепым. Только тогда, когда поймут, что при всей своей публицистической последовательности Катковы и михайловские - карлики в сравнении с непоследовательным Достоевским, когда раз и навсегда отрешатся от публицистического взгляда на него, придут к заключению, что публицистика Достоевского есть только биографическая подробность, а его великий гений есть один из немногих светочей всемирной литературы, - тогда, и только тогда изучение Достоевского станет на правильную дорогу. Если кто, говоря о Моцарте, будет главным образом подчеркивать, что Моцарт был монархист, а не республиканец, и хвалить или порицать за это Моцарта, - я всегда пойму, что этот человек в музыке и Моцарте ровно ничего не понимает. От души желаю, чтобы и читающее общество, встречая в критической статье о Достоевском длинные пояснения и разговоры о его политических взглядах, научилось бы сразу понимать, что такая критическая статья ничего ей не даст и дать не может.
Таков, глубокоуважаемая Анна Григорьевна, мой взгляд на задачу критики Достоевского. Если мой тон (я перечитал свое письмо) покажется Вам слишком резким, то в объяснение могу сказать одно: я люблю Достоевского наравне с очень немногими любимыми мною живыми людьми и не могу о том, о чем я писал тут, писать вполне спокойно. Творец "Вечного мужа", "Преступления и наказания", картины убийства Шатова, картины эпилептического припадка князя Мышкина, трех свиданий Ивана Карамазова со Смердяковым, разговоров Порфирия Петровича с Раскольниковым, художник, нарисовавший Степана Трофимовича Верховенского, старика Карамазова, Версилова, необозримую массу других картин и типов, дал мне слишком много волнений, наслаждений, страданий и восторгов, слишком обширное место занял в моей душе, чтобы я мог вполне спокойно говорить о весьма многих и хвалителях его, и порицателях.
Еще раз благодарю Вас от всей души за Ваше письмо и присылку автографа. О многом хотелось бы мне спросить Вас, самого близкого человека к Федору Михайловичу, но я слишком понимаю нескромность своего желания; и так уже простите за слишком длинное письмо.
Искренне Вам преданный Евгений Тарле
Варшава, Садовая, д. 6
15. Лучицкому И.В. 7 марта 1901 г.
Среда, 7 марта 1901 г.
Варшава, Садовая, 6, кв. 20.
Дорогой Иван Васильевич!
Я страшно рад, что не ошибся, написавши Вам письмо, но, согласитесь, что значит для культурного человека бояться быть навязчивым, - и я боялся, не получая от Вас писем, продолжать писать Вам. Наконец, ведь и то примите во внимание: бывает иногда пустейшая нелепость, чистый и безусловный вздор, который при личном свидании рассеивается за 3 секунды, а при географической разлуке способен держаться. Я рад, что даже и этого не оказалось, что просто Вы продолжаете не давать почте торговать (как Вы это, впрочем, и всегда делали). Так что подвергать меня шлепанцам, как Вы пишете, неосновательно и ретроградно.
Прошение ректору о высылке мне свидетельства* об экзамене и о лекциях я напишу на днях же. Интересно знать, не будет ли задержки в исполнении моей просьбы. А я бы хотел даже судить об этом до посылки прошения.
*(Прошение ректору о высылке мне свидетельства... - Речь идет о документе, удостоверяющем сдачу Е. В. Тарле магистерского экзамена и прочтения пробных лекций, на основании чего Совет историко-филологического факультета Киевского университета присвоил ему 15 февраля 1900 г. звание приват-доцента.)
Защищать в Киеве* мне самому хотелось бы больше, чем где бы то ни было, по причинам моральным (ведь Вы там), а не иным (на свою деятельность в Киевск[ом] университете] я смотрю как на невозможность, вполне почти безнадежную). Но вряд ли удастся это. Если мне удастся получить степень, я буду хлопотать о заграничном паспорте и - на свой счет, конечно, - поеду в Париж (с женой), хоть на несколько месяцев, во-первых, я нуждаюсь в серьезном (как мне сказали) отдыхе, ибо с весны 1900 г. нервы у меня не успокаиваются, а во-вторых, думаю собрать кое-какие материалы для докторской диссертации. Я хочу взять из указанной Вами области, но одну всего сторону - о промышленном законодательстве во Франции в XVIII в., в точности еще не обдумал.
*(Защищать в Киеве... - Речь идет о магистерской диссертации. См. прим. к письму 12.)
Но все это более или менее мыслимо будет лишь после защиты этой диссертации о Т. Море, почему мне и хочется поскорее попытаться это сделать. Очень меня беспокоит, вышлет ли ректор просимые документы мне или не вышлет (хотя и не имея никаких основании и права сделать это). Если, паче чаяния, все пойдет, как я хочу, летом мы с женой будем в Париже. Хорошо бы увидеться!
Здесь нам живется хорошо и пока спокойно. На Фоминой неделе я прочту еще одну публичную лекцию из истории Французской революции в пользу здешнего общества призрения детей.
Вот и все мои планы.
Ваш Е. Тарле
16. Ванновскому П.С. 9 апреля 1901 г.
Ваше Высокопревосходительство!
Во время двух своих поездок в Германию, Францию и Англию в 1898 и 1899 гг. я изучал строй преподавания историко-филологических наук в западных университетах и начал готовить доклад Министерству народного просвещения относительно желательных преобразований в нынешних наших историко-филологических факультетах. Окончивши курс и получивши звание приват-доцента по историко-филологическому факультету (по кафедре всеобщей истории), я имел возможность и теоретически, и практически ознакомиться со многими такими сторонами преподавания на историко-филологическом факультете, которые совершенно независимо от познаний и доброй воли преподавателей - единственно вследствие ненормального, неправильного строя этого факультета - ставят преподавание историко-филологических наук в наших университетах несравненно ниже преподавания западноевропейского. Историко-филологический факультет, главным образом пополняющий кадры работников средней школы, по глубокому убеждению моему, не выполняет этой важной государственной миссии своей так, как было бы желательно: слишком часто он выпускает лиц, либо малосведущих, поверхностных, либо сухих и односторонних педантов и, кроме того, почти всегда не имеющих и отдаленного представления о предстоящей им деятельности, которая ведь должна касаться не только образования, но и воспитания детей, не только интеллектуального, но и морального их развития.
С другой стороны, для тех молодых людей, которые намерены посвятить свои силы чисто научной работе, которые стремятся к профессорской деятельности, четыре года на факультете дают в среднем чрезвычайно мало: желающий серьезно заняться историей и русской литературой должен убить первые два года на латинский и греческий переводы, на слушание подробностей об источниках римской истории, на греческую эпиграфику, т. е. на предметы, совсем ему не нужные и отнимающие время; желающий заняться славянской филологией должен точно так же употребить много времени на классические предметы, на подробности средневековой западноевропейской истории; посвящающий свои силы всеобщей истории принужден проводить долгие часы на слушании лекций, ни в каком отношении к его предмету не стоящих, и т. д.
В результате получается нежелательный во всех отношениях индифферентизм к университетским знаниям, развивается взгляд на лекции, как на неприятную, ненужную повинность, и, наконец, верхоглядство, зависящее от необходимости преодолеть массу разнороднейших экзаменов, становится понемногу органическим пороком. Таков бросающийся в глаза недостаток постановки этого дела у нас, недостаток далеко не единственный.
Давно уже занявшись сравнительным изучением постановки высшего историко-филологического образования у нас и за границей, я осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Высокопревосходительством о нижеследующем. Для окончательной обработки моей докладной записки о желательных преобразованиях в указанной области мне необходимо еще раз посетить французские университеты, а из немецких - Страсбургский. Если Ваше Высокопревосходительство придете к заключению, что занимающие меня мысли достойны некоторого внимания, что доклад, подготовляемый мною, мог бы хоть в малой степени послужить одним из материалов для разностороннего исследования вопроса о том, чему и как учатся студенты в свои университетские годы по сравнению с их западноевропейскими сверстниками, то, может быть, Ваше Высокопревосходительство, не сочтете неуместною просьбу мою о такой необходимой мне теперь нравственной поддержке: университеты Франции и Германии весьма часто довольно неохотно знакомят иностранца со своим бытом и своими внутренними распорядками; если бы я на этот раз, в предстоящую мою поездку, мог представить в нужных случаях не один только обычный паспорт, как в предыдущие годы, но хоть какую-нибудь бумагу от Министерства народного просвещения, тогда, несомненно, дело ознакомления с иностранными университетами пошло бы гораздо успешнее, ибо учебное начальство во Франции и Германии относятся чрезвычайно предупредительно к предъявителям таких бумаг.
Если бы Ваше Высокопревосходительство соблаговолили не оставить этой просьбы без последствий, моя работа была бы вполне закончена и представлена в министерство через четыре месяца; и просить Ваше Высокопревосходительство об указанном содействии я осмеливаюсь только вследствие твердого убеждения, что начатая мною работа - по крайней мере в основной мысли - небесполезна, и вследствие сознания, что она вызвана искренним желанием хоть в качестве рядового работника, в размерах ограниченных сил своих посодействовать собранию материалов для великого дела преобразования русской высшей школы.
Вашего Высокопревосходительства покорнейший слуга магистрант Императорского университета св. Владимира
Евгений Тарле
Варшава, 9 апреля 1901 г.
17. Лучицкому И.В. 12 апреля 1901 г.
12 апреля 1901 г.
Дорогой Иван Васильевич!
В добавление к уже посланному Вам письму спешу добавить следующую важную новость: дело мое прекращено окончательно* и обвинение с меня снято совершенно. Только что получил об этом известие, идущее прямо от прокурора судебной палаты Арсеньева. Так что под надзором я не нахожусь и могу, по-видимому, ехать куда угодно. Как теперь быть? Мой план таков: осенью защищать диссертацию, после чего хлопотать в СПб. о возобновлении командировки хоть на год. Как Вы полагаете? Если это немыслимо, то хотелось бы читать где-нибудь лекции в качестве прив[ат]-доцента. Теперь, когда вся эта гнусность не удалась ее автору**, вероятно, читать лекции можно будет. Не знаю только, можно ли будет именно в Киеве? Вообще жду Ваших указаний относительно того, куда и как направить мне теперь свои шаги etc. И где защищать диссертацию? Если думаете по-прежнему, что удобно в Киеве, кому именно и сколько экземпляров выслать и кому прошение подать?
*(...дело мое прекращено окончательно... - Хотя решением прокурора Киевской судебной платы Арсеньева дело Е. В. Тарле (см. прим. к письму 11) было прекращено, он по-прежнему оставался под надзором полиции и въезд в Киев был для него запрещен (ЦГАОР СССР, ф. 102, ДП. 00, 1900 г., д. 228, л. 18). Заниматься педагогической деятельностью, несмотря на прекращение дела, министерство народного просвещения разрешило Тарле только 28 августа 1902 г. (КГГА, ф. 16, оп. 338, д. 152, л. 10).)
**(... автору... - Речь идет о генерале В. Д. Новицком. См. прим. к письму 11.)
Теперь я почти не сомневаюсь, что за границу меня пустят: ведь ровно никаких препятствий с окончанием дела нет. Мы с женой поедем в Берлин, а оттуда через несколько дней - в Париж. Приходите, когда будете в Париже, мы ведь с Вами вечность не виделись. Итак, жду с нетерпением ответа на это письмо. Мой поклон Вашим.
Ваш Евгений Тарле Варшава. Садовая, д. 6, кв. 20
P. S. Несколько месяцев тому назад писал я Василенко, но ответа нет. Решительно в этом году в Киеве произошло вздорожание чернильного орешка.
18. Лучицкому И.В. 13 апреля 1901 г.
13 апреля 1901 г.
Дорогой Иван Васильевич!
Только что отослал по Вашему совету экземпляр диссертации Фортинскому и два экземпляра в факультет (на имя Флорин-ского) и одновременно прошение о допущении к защите на имя Фортинского. Защищать буду (если допустят) в Киеве, как Вы советуете.
Как я уже писал Вам, мое дело окончательно прекращено без последствий, так что я ни под надзором не нахожусь, ни вообще каких бы то ни было неприятностей не предвижу уже. Очень благодарен Вам и факультету (действ[овали], конечно, из-за Вас) за желание облегчить мне приезд в Киев: теперь это, кажется, будет совсем уже легко. Нет и не может быть препятствий ни с чьей стороны (хотя в конце концов все-таки не знаю, как на практике мне приехать без всяких усилий: ведь Драгомировское воспрещение* не снято формально, хотя по существу оно падает, раз я окончательно от всей этой передряги свободен).
*(... Драгомировское воспрещение... - Е. В. Тарле имеет в виду распоряжение киевского генерал-губернатора, запрещающее ему проживание в Киеве в связи с его арестом и установлением гласного надзора полиции. По ходатайству И. В. Лучицкого 6 октября 1901 г. Драгомиров разрешил Тарле приехать на несколько дней в Киев для защиты магистерской диссертации, учредив при этом контроль за тем, чтобы он своевременно после защиты покинул город (ГАКО, ф. 2, оп. 217, д. 319, л. 257).)
Буду, вероятно, 3 мая еще в Варшаве, на всякий случай телеграфируйте при выезде, я Вас встречу на вокзале, и проведем день. Если, паче чаяния, мы бы уехали уже, то дали бы Вам знать раньше, т. е. до 3 мая.
Надежда побывать за границей в это лето у меня есть: здешнее начальство чрезвычайно хорошее. Да и "дело" кончено! (кстати, послал я Вам программу лекции, которую прочту в Варшаве 20 апреля). Что осенью, после защиты, мне предпринять, не знаю совсем: за границу отпроситься хоть на год или в Киеве оставаться - обо всем этом мы поговорим и решим вместе.
Очень, очень благодарен Вам за хлопоты и пр. Соскучился по Вас очень! Хотелось бы Вас 3 мая увидеть. Может так случиться: если уедем до 3 мая, то уже, наверное, остановимся в Берлине и оттуда Вам напишем в Киев (с указанием адреса). Вы к нам с вокзала и приедете. С большим интересом жду сведений о факультетском заседании 20 апреля и решения по моему поводу.
Ваш Е. Тарле
Варшава, Садовая, д. 6, кв. 20
P. S. Всем Вашим поклон. Жена Вам и Марье Викторовне кланяется.
P. P. S. Вы можете факультету (если нужно) сообщить официально встречное известие о прекращении моего дела и пр.; Арсеньев сказал моему брату* следующее: "Передайте вашему брату, что дело о нем прекращено, обвинение снято и оставлено без последствии". Это дословно. Только что вспомнил: я забыл приклеить гербовые марки на прошение о допущении к диспуту. Не воспрепятствует ли это ходу дела?
*(... брату... - Александру Викторовичу Тарле.)
19. Лучицкому И.В. 29 мая 1901 г.
29 мая 1901 г.
Дорогой Иван Васильевич,
В СПб. заседает теперь комиссия по преобразованию средней школы, состоящая из 11 человек, во главе с Ванновским и Мещаниновым. В комиссию назначен также и Пыпин (из "Вести[ика] Евр[опы]"*). Если находите удобным, черканите ему обо мне, я скоро думаю быть в Петербурге и, право, если есть хоть маленький шанс относительно командировки**, так это если Мещанинову мое прошение, докладная записка о деле и мои книги - если все это будет передано не мною, а хоть бы, например, Пыпиньтм. Я хочу ему [Пыпину] представиться, и рассказать все, и просить содействия, по неловко так, с улицы, прийти. Черканите, находите ли Вы возможным написать Пыпину, чтобы визит мой не был для него пеожиданностью. Где проведем лето, еще не знаем. Очень может быть, что весьма скоро поеду в Петербург. Итак, Иван Васильевич, черканите Пыпину теперь же, по получении этого письма. И меня известите. Хорошо?
*("Вестник Европы" - ежемесячный журнал буржуазно-либерального направления, издававшийся в Петербурге в 1866-1918 гг.)
*(... относительно командировки... - Речь идет о поездке за границу. См. письма 16-18.)
Ваш Евг. Тарле
P. S. Как путешествуется? Напишите. Варшава, Садовая, д. 6, кв. 20
P. P. S. Письмо к Пыпину вложите в ответ мне на это письмо (в конверте), и я лично передам или, если знаете точный адрес, - прямо ему, или в ред[акцию] "Вестн[ика] Европы" (СПб., Галерная, 20).
20. Лучицкому И.В. 14 июля 1901 г.
СПб., 14 июля 1901 г.
Дорогой Иван Васильевич,
Получили ли Вы мое письмо, посланное Вам несколько недель назад? Мы - в Петербурге, где я думаю по крайней мере хоть на один сезон остаться. Буду пытаться здесь (если останусь на этот год) прочесть в университете частный курс. Решил я это под влиянием твердого убеждения, что в Киев я смогу приехать лишь после просьб, а я решил П. пи о чем не просить*, никогда и ни с чем к нему не обращаться. Так что и насчет защиты диссертации подожду. Когда оформлено будет мое "оправдание", аллах ведает, а до тех пор ждать в Варшаве скучно и бесполезно. Насчет командировки тоже я ничего не сделал и ни к кому не обращался вследствие убеждения в бесполезности сего (по крайней мере теперь, до формального окончания дела). А потом у меня есть некоторая надежда[...].
*(... а я решил Я. ни о чем не просить... - В тексте зачеркнуто: "Н. - киевский мерзавец". Е. В. Тарле имеет в виду генерала Новицкого. См. прим. к письму 11.)
Во всяком случае, пока, может быть, попытаюсь подать в здешний историко-филологический факультет о желании читать курс. На Киевский университет - пока там сидит этот лысый Иуда Фортинский - смотрю как на пропащее дело (по крайней мере, в течение еще одного года). Напишите, Иван Васильевич, пришел ли уже ответ министерства о моей диссертации и какой именно. Как Вам ездилось и работалось? Мой поклон Марье Викторовне и всем Вашим. Пишите.
Ваш Е. Т.
Адр[ес]: Петербург, Пушкинская, д. 1
Меблированные комнаты Пименова
Евг. Тарле
Напишите о своем путешествии все.
Напишите Ваше мнение о моих планах. Жду ответа.
21. Кивлицкому Е.А. 28 сентября 1901 г.
28 сентября 1901 г.
Дорогой Евгений Александрович,
Хотя Вы не стоите ввиду безграничной Вашей лени скорых ответов, но я мщу Вам благородством ("Вот как мстит Фома Опискин!"*) и пишу немедленно.
*(Фома Опискин - персонаж произведения Ф. М. Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели".)
Относительно того, что Вы писали в "Киев[ской] старине", это пустяки, тем более что с тех пор, кажется, ведь вышли новые тома. На днях окончательно решится вопрос, теперь ли нужна эта статья*, и тотчас после редакционного заседания я Вам напишу, нужна ли она и на когда. Нужна легкая читательная штучка страничек около 10-11 (наиболее пикантные в общеизвестном смысле эпизоды из истории университета, бытовые черточки из жизни профессоров и т. д.). Ваше согласие я уже передал "М[иру] б[ожье]му".
*(... теперь ли нужна эта статья... - Речь идет о статье Е. А. Кивлицкого "Киевский университет в 60-е годы", которая первоначально предназначалась для "Мира божьего", но не была там опубликована.)
Петрушион прислал мне своего Уота Тайлера* и известил, что защищать он будет в Москве у Виноградова**; сообщил, что теперь боится подвергнуться опале и гонению со стороны президешки*** (за то, что бежал от президешкиного лица, пообещавши было защищаться в Киеве). А как сошел диспут Кавеля?**** У Чехова маленькая девочка говорит на уроке закона божия: "У Адама были сыновья: Авель и Кавель" (кажется, Кавель нагадил что-то о Чехии в каком-то веке. Или я ошибаюсь. Тогда, что именно нагадил Кавель?). Президент написал мне уже, что мой диспут состоится в середине октября. Как-то плохо мне в сие верится. Думаю, что перед самым решительным моментом произойдет неожиданный пашквиль, и я не смогу приехать, или диспут снимут, или что-нибудь в этом духе будет. Так оно мне представляется из прекрасного далека. Очень буду Вам благодарен, если черкнете, как обстоит дело в смысле возможности нашквиля (симптомы etc).
*(... Петрушион прислал мне своего Уота Тайлера... - Имеется В виду вторая часть магистерской диссертации Д. М. Петпушевского "Восстание Уота Тайлера" (М., 1901). Е. В. Тарле написал на нее обстоятельную рецензию, опубликованную в журнале "Мир божий" (1902, № 5).)
**(... в Москве у Виноградова... - Речь идет о защите диссертации Д. М. Петрушевским в Московском университете и П. Г. Виноградове.)
***(президешка - шутливое прозвище И. В. Лучицкого.)
****(А как сошел диспут у Кавеля? - Е. В. Тарле подразумевает ученика Ф. Я. Фортинского М. В. Бречкевича, который занимался не изучением средневековой Чехии, а историей поморских славян.)
Мы в Петербурге себя чувствуем, по пылкому выражению корпусного немца, "как рыба в раю". Жена целые дни проводит в Публичной библиотеке (буквально с утра до вечера), а я пачкаю бумагу для "Вестн[ика] Евр[опы] и "Мира божия" (в "Мир бож[ий]" я приглашен еще в августе в редакцию, где и состою). Приехавши в СПб., страшно хотелось мне познакомиться с Михайловским[...], но первого шага я не делал, не желал навязываться в знакомые. К моему величайшему удовольствию, он меня первый пригласил через общих знакомых, и я, конечно, на другой же день был у пего. Знаете, с первых слов, с первых же фраз производит впечатление значительного, крупного человека. Он звал меня в сотрудники, но я мог дать ему только одну давно написанную маленькую статью о "Бюхере и Мейере"*, исторические древности, остальное обещаю "М[иру] б[ожьему]". Вообще же знакомство с ним оставило сильное впечатление[...].
*(... статью о Бюхере и Мейере... - Эта работа Е. В. Тарле не была опубликована в "Русском богатстве".)
Знакомых у нас тут мало; у жены некоторые ее подруги по гимназии, живущие здесь, у меня - литературные больше. Познакомился, между прочим, с некою г-жею Икскуль - очень симпатичной особой и знающей Киев (с жаром отзывалась мне о Влад[имире] Павловиче Науменко).
Очень, очень, хотелось бы увидеться с Вами, Ив[аном] Вас[ильевичем], Ник[олаем] Прок[офьевичем] и немногими другими. Хорошо бы (если я приеду в Киев) вечерком после диспута где-нибудь учинить en petite societe* некоторое пьянство! Как Вы об этом мыслите? Я твердо решил это устроить.
*(в узком кругу (франц.).)
Ольга Григорьевна* кланяется Вам. Очень, очень буду благодарен, если напишите мне все "касаемое" диспута, если узнаете.
*(Ольга Григорьевна - Ольга Григорьевна Тарле (1874-1955) - урожденная Михайлова, жена и друг Е. В. Тарле.)
Ваш. Е. Т.
22. Кивлицкому Е.А. 17 октября 1901 г.
17 октября 1901 г.
Голубчик мой, со мной творится нечто скверное: с того момента, как я сел в поезд, я не съел ни кусочка пищи и не заснул ни на одну секунду. В настоящую минуту я сижу один-одинешенек в огромном вагоне 2-го класса и чувствую себя в полном изнеможении. Самые дикие мысли кажутся вполне натуральными, когда я подумаю, что я печатно назван в Киеве обманщиком*, и это не смыто. Я пришел к твердому убеждению, что для моей реабилитации нужны 4 вещи: 1) большая статья в "Киевской газете"**, 2) перепечатка ее или еще лучше телеграмма о ней в "России"***, 3) (это сделаю я лично) перепечатка ее в "Мире бож[ьем] ", 4) статья в "Русских ведомостях"****.
*(... я печатно назван в Киеве обманщиком, и это не смыто. - Речь идет о защите Е. В. Тарле магистерской диссертации 14 октября 1901 г. Информация о ходе диспута была напечатана в правых киевских газетах и в "Новом времени", в которых он подвергался резкой и необоснованной критике. Газетные репортеры повторяли выпады против соискателя консервативно настроенных профессоров Г. И. Челпанова и Н. М. Бубнова, к голосу которых по личным мотивам присоединился В. В. Водовозов. Они обвиняли Е. В. Тарле в том, что он якобы использовал не оригинал "Утопии" на латинском языке, а плохой немецкий перевод, сделанный в свою очередь с английского, поставив, таким образом, под сомнение научную добросовестность его диссертации. Кроме того, Тарле был брошен упрек в непонимании юридических взглядов Томаса Мора н в том, что его труд носит ненаучный характер. Свой вклад в травлю молодого ученого внес и генерал Новицкий, который сокрушался, что присуждение Тарле ученой степени "даст ему право на занятие доляшости экстраординарного профессора, что является фактом весьма прискорбным, и было бы очень желательно оградить учащуюся молодежь от вредного влияния, каким он может пользоваться в качестве профессора или преподавателя" (ЦГАОР СССР, ф. 102, ДП. 00, 1900 г., д. 228, л. 5). Однако диссертация Тарле получила весьма лестную оценку прогрессивных профессоров Киевского университета. Очень тепло отозвался о работе своего ученика И. В. Лучицкий, сумевший убедить Совет факультета в том, что он заслуживает присуждения ему ученой степени магистра. Тарле поддержала и либеральная "Киевская газета", где была опубликована 20 октября 1901 г. заметка за подписью "Голос из публики", в которой разоблачались неблаговидные выпады против ученого со стороны Челпанова, Бубнова и Водовозова.)
**("Киевская газета" - ежедневная газета, выходившая с 1897 г. в Киеве.)
***("Россия" - ежедневная газета, выходившая в Петербурге в 1899-1902 гг.)
****("Русские ведомости" - газета, выходившая в 1863-1918 гг. в Москве.)
Я знаю твердо, что если я этого не добьюсь, то прямо не предвижу, что мне делать. Есть ли надежда на первые две вещи? Я хочу писать Григорию Александровичу, чтобы он просил своего брата телеграфировать общий смысл статьи "Киевск[ой] газеты" в "Россию", но не знаю, напишу ли, а может быть, Вы ему сказали бы? Пока в петербургской же газете не будет противовеса нововременской гадости*, до тех пор ничего не сделаю, это я твердо знаю. Для меня все это такое действительно гнусное мучение, что я просил бы Вас (буду уж нахальным до конца) телеграфировать мне, согласен или нет Изм[аил] Александрович пустить телеграмму в "Россию".
*(... нововременской гадости. - ... "Новое время" - газета, выходившая в Петербурге в 1868-1917 гг. С 1876 г. орган реакционных дворянских и чиновно-бюрократических кругов.)
Мой адрес: Петербург, Пушкинская, 1.
Номера Пименова, Тарле
И вышлите мне дубликаты номеров 10-15 "Киевской галеты", где будет статья. Сообщите ташке, пишется ли статья в "Русс[ких] ведомостях]". Ведь я совсем одинок пока. Мне не на что опереться.
Если Вы добьетесь телеграммы в "Россию", Вы меня прямо воскресите; я два часа тому назад уже стоял у кассы, чтобы взять билет в Киев, но вовремя плюнул. До появления того, что я хочу в печати, я буду не жить, а мучиться. Оттого я пишу Вам, что Вы все сделаете, чтобы мне помочь.
Жду известий Ваш Е. Т.
23. Петрушевскому Д.М. 20 октября 1901 г.
20 октября 1901 г.
Пользуясь тем обстоятельством, что мне разрешен был приезд в Киев лишь на 48 часов, одна группа профессоров Киевского университета желала во что бы то ни стало провалить меня на магистерском диспуте. Эти подлые интриги возмутили не только студентов, но и вполне посторонних людей. После диспута группа киевских социал-демократов во главе с редактором их газеты направилась к Водовозову и выразила негодование. А я ни с кем из них даже не знаком* и никакого отношения к партии не имею. О возбуждении можете судить сами, что около 60 студентов стали у кафедры с явно выраженным намерением крикнуть профессорам "подлецы", если бы они меня провалили.
*(А я ни с кем из них даже не знаком... - Е. В. Тарле, видимо, по цензурным соображениям скрыл факт своего знакомства с киевскими социал-демократами. В действительности он принимал участие в работе киевских социал-демократических кружков и выступал там с чтением докладов и рефератов по истории, философии и политэкономии, являясь неизменным оппонентом народников Н. А. Дьякова и М. В. Ратиера, создавших в Киеве впоследствии группу эсеров (см.: Мошинский И. Н. На путях к 1-му съезду РСДРП. 90-е годы в киевском подполье. М., 1928; Тучапский П. Л. Из прошлого. Одесса, 1923).)
24. Достоевской А.Г. 24 октября 1901 г.
24 окт[ября]
Глубокоуважаемая Анна Григорьевна,
Хотел было сегодня явиться к Вам, по не решаюсь ввиду Вашего отъезда и хлопот, с ним связанных.
Прежде всего - в случае, если Вы пожелаете написать что-либо по поводу предложения "Мира божия"*, - благоволите адресовать на Бассейную, 35, в редакцию, а не по моему адресу, ибо мне грозит теперь тяжелая и незаслуженная неприятность: меня хотят выслать из столицы. Еще два года назад я привлекался (в Киеве) к пустейшему, выдуманному жандармской фантазией делу**; конечно, был совершенно от всяких "обвинений" освобожден и с разрешения кн. Святополк-Мирского беспрепятственно жил в столице. Теперь же начальник Киевского жандармского управления послал сюда в департамент полиции донос, что я "самовольно" выехал из Киева в Петербург. Сегодня я подал товарищу министра внутренних дел кн. Святополк-Мирскому просьбу подтвердить за мною право пребывания в столице. Он был весьма любезен, но сказал, что посоветуется с директором департамента полиции Зволяпским. Чем все это окончится, не знаю; знаю лишь, что ничего более вопиющего нельзя себе и представить, если меня отсюда выгонят неизвестно за что. Мне сказали, что на Зволянского имеют огромное влияние два лица - министр юстиции Муравьев и обер-прокурор Победоносцев. Была у меня мысль прямо пойти к кому-нибудь из них и просить справедливости, но потом махнул рукою. Пусть что хотят, то и делают. Интереснее всего, что и "дело"-то, по которому я привлекался и "оправдан", заключалось в присутствии в г. Киеве весною 1900 г. на реферате об Ибсене, каковой реферат был жандармами принят за "сходку"... Все это официально доказано, оправдание мое уже есть в бумагах здесь, в Петербурге, и тем не менее на днях они могут меня совсем разорить и выбросить на улицу неведомо почему и за что.
*(...по поводу предложения "Мира божия"... - С августа 1901 г. Е. В. Тарле входил в редакцию этого журнала. См. письмо 21.)
**(...я привлекался (в Киеве) к пустейшему... делу... - См. прим. к письму 11.)
Во всяком случае, если нам не придется увидеться, примите мое пожелание всего, всего лучшего. Я Вас глубоко уважал, еще не увидевши, за то, что Вы были ангелом-хранителем нашего величайшего гения, а личное знакомство с Вами прибавило к уважению и самую искреннюю любовь и симпатию.
Лишаю себя удовольствия попрощаться с Вами лично, во-первых, оттого, что Вы заняты, во-вторых, оттого, что нервы у меня слишком измотаны ожиданием своей участи, а в таком состоянии в гости не ходят.
Преданный Вам Евгений Тарле
Петербург, Пушкинская, 1, меблиров[анные] комнаты
P. S. Посылаю Вам две статьи из киевских газет о моем диспуте.
25. Лучицкому И.В. 12 декабря 1901 г.
Среда, 12 декабря 1901 г.
Милый и дорогой Иван Васильевич, мы Вас ждем в Петербург. Неужели Вы не сдержите обещания приехать с Ольгой Ивановной (а если можно, и с Марьей Викторовной)?
Право, приезжайте! Мы уже так свыклись с мыслью, что Вы приедете, что слишком неприятно от нее отказываться. Я убежден, что о нескольких днях, проведенных в Петербурге, Вы жалеть не будете.
У меня все по-старому. Решительно думаю здесь обосноваться (тем более что и жене СПб. очень нравится)! Хочу я выписать сюда из Киевского университета свой магистерский диплом. Как это сделать? Т. е. к ректору или к декану обратиться и сколько денег выслать? (Если знаете, черкните мне об этом). На днях выйдет диссертация Ону*. Я решил по ее поводу пространно поговорить о Вашей книге и перевести место из Sagnac'a в "Мире бож[ьем]". Сама диссертация (я знаком с нею по "Ж[урналу] министерства] н[ародного] пр[освещения]") мне не особенно нравится.
*(На днях выйдет диссертация Ону. - Диссертация А. М. Oily "Выборы 1789 г. во Франции и наказы третьего сословия с точки зрения их соответствия истинному настроению страны" частично опубликована в "Журнале министерства народного просвещения" (1898, № 8; 1899, № И; 1900, № 14) и вышла в свет в виде отдельной монографии в 1908 г.)
Пишите немедленно, когда Вас ждать.
Целую Вас искрение и горячо. Мой привет всем Вашим. Жена кланяется сердечно Марии Викторовне и всем Вам и очень просит Вас приехать.
Ваш Е. Тарле
P. S. Здесь был Молчановский у меня, но не застал дома, я сделал ему визит и тоже не застал. Жду Вашего письма и Вас самих. СПб., Пушкинская, 1. Меблированные комнаты Пименова
P. P. S. Иван Васильевич, Кареев хочет дать мне писать историю Гермапии*, но не знает насчет Chuliomu. Напишите мне, пожалуйста, будет ли Chuliomu писать ее? Если нет, я теперь же начну собирать книги etc. для писания ее. Напишите же, пожалуйста.
*(... писать историю Германии... - В серии "История Европы по эпохам и странам в средние века и новое время" Е. В. Тарле опубликовал только книги по истории Италии.)