А. В. Сазанов. Базилика 1987 г. и некоторые проблемы интерпретации памятников христианского Херсонеса

Херсонесские базилики были предметом внимания многих исследователей. Ряд работ по ним можно смело назвать классическими. Это — хорошо известные труды А. Л. Бертье-Делагарда, А. Л. Якобсона, Д. В. Айналова, называть которые нет необходимости. История исследования херсонесских базилик во многом обусловила то, что ключевой вопрос об их датировках до сих пор остается по сути дела нерешенным. Раскопки базилик велись в конце XIX—начале XX в., т. е. в тот период, когда методика археологических исследований только складывалась и важнейшая роль стратиграфии в исследовании христианских памятников еще не была понята. Как следствие, храмы на территории Херсонеса раскапывались как исключительно архитектурные памятники, без увязки со слоями, и рядовой материал, прежде всего датирующая керамика в лучшем случае бралась в фонды выборочно с указанием объекта. Даже позже, в 1930-1950 гг., когда стратиграфический принцип нашел применение при раскопках Херсонеса, публикации храмов, прежде всего «Базилик 1935 и 1932 гг.» осуществлялись также выборочно, а массовый материал не давался с привязкой к конкретным слоям. «Везло» в этом плане, пожалуй, только монетам, которые всегда попадали в опись с соответствующим паспортом. Именно благодаря их привязкам и удавалось делать выводы о хронологии храмов.

В результате на сегодняшний день можно назвать только одну публикацию раскопок четырехапсидного храма, где памятник представлен в должном виде. Хорошо проработанная стратиграфия, увязка слоев с находками, представленными как в графическом виде, так и в фотографиях, корректно выстроенная интерпретация позволяют считать эту статью образцовой (Кутайсов В. А. Четырехапсидный храм Херсонеса // Советская археология. 1982. № 1).

Базиликам повезло значительно меньше. Даже после выхода статьи В. И. Кутайсова по четырехапсидному храму продолжают публиковаться работы по херсонесским базиликам, где полностью отсутствует графическая фиксация не только стратиграфии, но и материала. В результате выводы автора проверить оказывается невозможно, поскольку в отчетах, на которые он ссылается, также отсутствуют как обоснованная стратиграфия, так и датирующие объект находки. Отсюда — абсолютно произвольные даты «базилики на холме» и столь же произвольные исторические построения, не исходящие из материала (Беляев С. А. Новые данные о Западной части Херсонеса // Памятники культуры. Новые открытия 1989 г. М., 1990; Беляев С. А. Вновь найденная ранневизантийская мозаика из Херсонеса //Византийский временник. 1979. Т. 40; Беляев С. А. Базилики Херсонеса (итоги, проблемы и задачи их изучения ) //Византийский временник. 1989. Т. 50. Жесткая, но абсолютно адекватная оценка этих работ С. А. Беляева дана Л. А. Беляевым и И. А. Завадской. См. Беляев Л. А. Христианские древности. Москва, 1998. С. 245; Завадская И. А. Раннесредневековые храмы Западной части Херсонеса //Материалы и исследования по археологии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. VI, с. 334-337, 341. К сожалению, имеющиеся полевые отчеты С. А. Беляева абсолютно неудовлетворительны. Исследователям приходится с огромным трудом извлекать из них нужную информацию). На все это вполне справедливо обратил внимание Л. А. Беляев, оценку которого мы разделяем (Беляев Л. А. Христианские древности. Москва, 1998. С. 245).

Как итог приходится констатировать, что на сегодняшний день в Херсонесе нет ни одной базилики, публикация которой соответствовала бы современным требованиям.

В сезоны 1987-89 гг. при раскопках VII квартала автору посчастливилось обнаружить и исследовать новую базилику в непосредственной близости от кафедрального храма города — «Уваровской базилики». Открытая нами базилика в соответствии с традицией получила наименование «Базилики 1987 года». Полную публикацию этого нового памятника мы и намерены предложить в данной статье.

Общая стратиграфическая ситуация на участке по объектам может быть представлена в виде следующей таблицы:

Как видно из таблицы, выделяются два строительных периода, условно названные нами «период базилики» и «период часовни»

I. Период базилики (рис. 1, 3).

Обнаруженная нами «Базилика 1987 г.» была трехнефной, трехапсидной, с полуциркульными апсидами. Длина ее по оси юзз-свв составляла около 12 м., ширина (ось сзз-ювв) — около 11 м. Приближенность оценки вызвана тем, что с юз стороны ограничивающая ее стена исследована по независящим от нас обстоятельствам только с внутренней стороны. В целом базилика принадлежит к типу базилики с четырьмя свободно стоящими колоннами и устоями, соединяющимися с юго-западной стеной храма. Апсиды полуциркульные, центральная выступает от линии боковых. Соответственно центральный неф шире боковых. Предложенное Ю. Г. Лосицким модульное соотношение C:D составляет 1,02 (Лосицьский Ю. Г. Про вiзантiйскi базилики Херсонеса // Археологiя. 1991. № 2. С. 95).

Пол базилики был вымощен известняковыми плитами, размерами 0.53x0.60x0.12м; 0.58x0.60x0.12; 0.45x0.70x0.12; 0.65x1.10x0.12 м, сохранившимися только в южном нефе.

В центральном нефе пол не сохранился, однако разный уровень подсыпок известняковой крошки (№ 1 и 2), на которых лежали когда-то плиты пола и солеи храма, позволяет судить о границе и уровне возвышения солеи. Перепад отметок составляет в среднем примерно 10 см, что полностью соответствует толщине одного ряда плит. Следовательно, солея была выше пола храма на толщину одной плиты (рис. 1, 1).

От четырех колонн, стоявших на границах между нефами, сохранились три мраморные базы. Колонны 1 и 2 разграничивали центральный и южный нефы. База колонны 1 изготовлена из мрамора, имеет диаметр верхней сохранившейся верхней части 0.53 м, высоту 0.12 м. База 2 при той же высоте имеет чуть меньший диаметр — 0.48 м. В одной из баз видно отверстие для крепления ствола колонн с помощью металлических стержней, во второй сохранился сам стержень, овальный в сечении, диаметром 8—9 см (рис. 1, 4, 6).

Интерколумний составляет 1.30 м. Отметим, что подошва стилобата колонны 2 лежит на 5 см ниже подошвы колонны 1. В отличие от колонны 2, стоящей на подсыпке известняковой крошки, база колонны 1 стоит на плитах пола базилики.

База колонны 3, разграничивающей пространство северного и центрального нефа, имеет размеры, аналогичные колонне 1 (рис. 1, 5). Она стоит на слое 1 известняковой крошки. Различие в размерах баз и в уровне их расположения свидетельствует, что они были принесены сюда из более ранних построек ранневизантийского времени и первоначально не предназначались для установки в одной базилике.

Рис. 1. Общий план и архитектурные детали «Базилики 1987 г.». 1 — План базилики. 2— фрагмент мраморной алтарной преграды. 3 — престол. 4 — база колонны 2. 5— база колонны 3. 6— база колонны 1. 7 — стратиграфический разрез под колонной 1

Престол был обнаружен лежащим в районе алтаря храма. Он представлял собой прямоугольный известняковый столб, высотой 0.72 м, хорошо подтесанный с лицевой части и слегка по бокам. Первоначально престол стоял в алтаре базилики благодаря выступу в основании, который вставлялся в соответствующий пустой паз алтарной вымостки. Место в алтаре, где стоял престол, было оформлено в виде небольшого прямоугольного камня размером 0.70 мХ1 м с выделенными краями. (Рис. 1, 3).

На лицевой стороне престола высечен крест (рис. 1, 3 а). С внутренней же стороны, обращенной к алтарю, были высечены одна под другой две ниши прямоугольной формы, размером 0,18X0,11 м. К моменту обнаружения они были пусты (рис. 1, 3 б). Назначение ниш не совсем ясно. Верхняя могла просто служить пазом для выступа, скреплявшего менсу и столб. Нижняя же могла предназначаться для помещения туда реликвий, т. е. служить местом для реликвария. Примеры размещения реликвариев внутри самого престола существуют, но относятся к ранневизантийскому времени или связаны с коптскими церквами (Reallexicon fur Antike und Christentum. Stuttgart, 1950. Bd. I. S. 341, 342; Reallexikon zur Byzantinischen Kunst. Stuttgart, 1966. Bd. I. S. 115). Но в самом Херсонесе таких случаев нам неизвестно. Известные нам херсонесские реликварии помещались под алтарем храмов (Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес // Материалы и исследования по археологии СССР. 1959. № 63. С. 200-202).

Рассмотрим аналогии престолу «базилики 1987 г.». Наиболее распространенными типами престола византийских церквей, состоящего из столба и верхней доски-менсы, были престол на четырех столпах, на ковчеге и на одном столпе (Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Вениамин. Новая Скрижаль или объяснение о церкви, о литургии и о всех службах и утварях церковных. Москва, 1992. Т. 2. С. 310). Наш престол единостолпный (Там же. Т. 1. С. 13; Reallexikon zur Byzantinischen Kunst. S. 115). О таких престолах пишет Симеон Фессалоникийский: «... и внутри алтаря поставлены киворий и столбики, на которых должна утверждаться священная трапеза или один столб (καλαμος), трость в знаменование единого высшего Иисуса, который и тростию по главе биен был, и тростяной скипетр принял в Свои руки, сокрушая им главы змиев и пиша нам спасение» (Сочинения Блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского. Спб., 1856. С. 152; Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Вениамин. Новая Скрижаль... Т. 2. С. 310 ).

В алтаре базилики был обнаружен мраморный фрагмент алтарной преграды с изображением креста (рис. 1, 2).

По всей видимости, дьяконником базилики служила пристроенная к стене южной апсиды ранне византийская капитель, обнаруженная, однако, уже в комплексе часовни XIV в. (рис. 4, 3).

Время сооружения «базилики 1987 года», точнее «terminus post quaem», определяет материал из заполнения цистерны 2, которая подверглась реконструкции и была засыпана при строительстве базилики. Стратиграфия дает такую последовательность строительства храма. Первоначально на этом участке существовали цистерны, засыпанные в конце VI в. Эта засыпь сохранилась в цистерне 2 а, где представлена слоями коричневого суглинка и ракушки. В первые десятилетия XI в. над цистерной строится базилика. При этом чтобы предотвратить проседание грунта, при сооружении внутренней опорной стены примерно половина засыпи конца VI в. была удалена до уровня кирпичного дна цистерны. Это хорошо видно при сопоставлении профилей двух участков цистерны, когда толстый слой ракушки, лежавший первоначально на дне цистерны, оказался выраженным только в одной ее части, причем он представлен как на дне части цистерны, так и переотложенным слоем, который перекрывал слой первоначальной засыпи цистерны.

После удаления части первоначальной засыпи цистерны на дне был сооружен мощный фундамент внутренней опорной стены храма. Этот фундамент, таким образом, перегородил цистерну примерно пополам, разделив ее на две части, условно названные нами «Цистерна 2» и «Цистерна 2 а». В «цистерне 2 а» сохранилась первоначальная засыпь конца VI в., которая была удалена из «цистерны 2». Далее, после строительства внутренней опорной стены храма, «цистерна 2» засыпается слоем желтовато-коричневого суглинка с камнями, а верхняя часть «цистерны 2 а», кроме этого слоя, засыпается также несколькими слоями нивелировочной засыпи и золы. Последним по относительной хронологии был слой известняковой крошки, на котором лежали плиты пола базилики и были поставлены базы колонн (рис. 1, 7).

Такая стратиграфия позволяет с уверенностью выделить слои строительства храма, материал из которых позволяет установить время его сооружения. Хотя стратиграфия и дает относительную хронологию, однако вне сомнения, что все слои, исключая слои первоначальной засыпи цистерны, образовались в один короткий промежуток времени при строительстве базилики.

Слой желтовато-коричневого суглинка, заполнявший «цистерну 2», таким образом, отражает «terminus post quaem» строительства базилики! Материал из этого слоя представлен достаточно выразительным керамическим комплексом, содержащим собирающиеся сосуды. Данное обстоятельство указывает на то, что перед нами «живой» материал, находившийся в обращении непосредственно перед попаданием в цистерну. Следовательно, дата слоя, основывающаяся на анализе материала из него, может с высокой долей вероятности рассматриваться как время строительства базилики (Подробному анализу этого комплекса будет посвящена отдельная работа. Здесь даются лишь важнейшие хронологические выкладки).

Поливная керамика из рассматриваемого слоя засыпи «цистерны 2» относится к типам 1-4, 13, 14 группы «Glazed White Ware II», «deep cup/beaker» группы «Glazed White Ware III», группам «Glazed White Ware IV» и «Glazed White Ware IV», «Fine sgrafitto Ware» по последней обобщающей типологии Дж. В. Хэйса (Hayes J. W. The Pottery // Excavations at Sarachane in Istanbul. Princeton, 1992. Vol. 2. P. 12-34). Тарная керамика представлена амфорами причерноморского типа, кувшинами с плоскими ручками и воротничковыми амфорами (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age : continuite ou rupture? Le cas de la Mer Noire // La Ceramique medievale en Mediterranee. Actes du VIe Congres de 1'AIECM 2 Aix-en-Provence (13-18 novembre 1995) sous la direction de G. Demians d'Archimbaud. Aix-en-Provence, 1997. Fig. 2, 24, fig. 3, 29, fig. 4, 44, 52). В целом такой набор поливной керамики и преобладание кувшинов с плоскими ручками при единичных экземплярах воротничковых амфор указывает на дату засыпи между началом и серединой XI в., т. е. к первым десятилетиям XI в. Соответственно этим же временем можно датировать строительство базилики. Тем самым перед нами самая поздняя на сегодняшний день базилика Херсонеса, существовавшая, как будет дальше показано, вплоть до XIII в.

Традиция строительства базилик, безусловно доминировавших в ранневизантийский период, сохранялась и в дальнейшем благодаря известному консерватизму и простоте этих сооружений. Речь, конечно, не идет об их широкой распространенности в средне- и поздневизантийский периоды. Базилика сохраняется как один из типов христианского храма при преобладании крестово-купольных построек в XI—XIII вв. Большее распространение в этот период они получают в провинциях и в отдаленных регионах, одним из которых был Крым (Миятев К. Архитектурата в средновековни България. София, 1965. С. 144, 145; Reallexikon zur Byzantinischen Kunst. S. 558-562; Бармина Н. И. Крымская базилика как культурно-исторический феномен // Византия: кумуляция и трансляция культур: Тез. докл. IX науч. Сюзюмовских чтений, г. Екатеринбург, 24-27 авг. 1997). Поэтому открытие херсонесской базилики со столь поздней датой, сколь это ни казалось бы необычным, не противоречит картине провинциально-византийской архитектуры XI-ХIII вв.

Более важно другое — сам тип этой базилики.

Исследователями, в поле зрения которых попадали базилики XI—XIII вв., отмечалось ощутимое влияние на них пропорций и планировки крестово-купольных храмов (Reallexikon zur Byzantinischen Kunst. S. 559, 560). Это проявляется и в «Базилике 1987 года». Такие ее особенности, как небольшие размеры, сочетание четырех несущих колонн с внутренними стенами-устоями, соединяющимися с западной стеной храма, наличие трех апсид — все это вместе взятое сближает нашу базилику с хорошо известным третьим вариантом крестово-купольных храмов Греции, который имел широкое распространение в средне- и поздневизантийский периоды (Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры IX-XV вв. Ленинград, 1987. С. 54, 55, рис. 18, В). Для этого варианта характерна схема четырех свободно стоящих колонн, что в литературе отражено как «четырехколонный» храм (Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. Средние века. Новое время. Москва, 1984. С. 242) (рис. 2, 2, 4).

Ближайшей аналогией нашей базилике среди крестово-купольных храмов является храм № 2 в Преславе на холме Аврадак, относящийся к XI в (Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры IX-XV вв. Рис. 35, В). (рис. 2, 2). В самом Херсонесе такой же аналогией служит т. н. «храмик № 4», расположенный в соседнем с нашим близлежащем квартале. «Храмик № 4», однако, имеет одну важную особенность. Четыре колонны внутри храма усилены столбами, приставленными к ним вплотную, что создает редкое сочетание в одном храме четырех столбов и четырех колонн (рис. 2, 3). Вследствие этого представляется более адекватным выделять не два типа крестово-купольных храмов (четырехстолпный и четырехколонный), а именовать их в целом как храмы с четырьмя опорами (четырехопорные), имеющие в свою очередь три варианта: четырехколонный (рис. 2, 2, 4), четырехстолпный (рис. 2, 5, 6), и смешанный (рис. 2, 3, 8). При таком подходе храмы, именуемые сейчас шестистолпными, также можно именовать шестиопорными с вариантами: шестиколонные, шестистолпные и смешанные. Этой терминологией мы и будем далее пользоваться.

Итак, аналогиями «Базилики 1987 г.» среди крестово-купольных храмов являются четырехколонный храм № 2 в Преславе (рис. 2, 2) и «храмик № 4» в Херсонесе (рис. 2, 3), относящийся к нашему «смешанному» варианту. В итоге мы имеем следующие типы четырехопорных приходских храмов Херсонеса: четырехколонная базилика («Базилика 1987 г.») крестово-купольный смешанного варианта («Храмик № 4»), крестово-купольный четырехстолпный (храмы № 9, 21) (рис. 2, 7—9).

Рис. 2. Сравнительные планы «Базилики 1987 г.» и крестовокупольных четырехопорных храмов. А. Базилика 1987 г. (1) и ее аналогии среди четырехколонных и смешанных купольных храмов: 2 — храм № 2 в Преславе на холме Аврадак (XI в.); 3 — храмик № 4 в Херсонесе (XI в.); 4 — Асоматон Тесеу (XI—XII вв.). Б. Четырехстолпные храмы: 5 — храм № 21 в Херсонесе; 6 — храм № 9 в Херсонесе. В. Предполагаемая эволюционная линия херсонесских храмов: 7 — Базилика 1987 г.; 8 — «храмик № 4»; 9 — храм № 21

Может быть, все эти храмы составляют последовательные звенья одного эволюционного ряда? Если такая, сразу оговоримся, чисто гипотетическая схема допустима, то она дает возможность выстроить относительную хронологию херсонесских приходских храмов четырехопорного типа. Самой ранней тогда будет наша «Базилика 1987 г.», где в качестве опор использованы четыре колонны. Следующим идет «храмик № 4», где четыре колонны дублированы четырьмя столбами. Заключительная же стадия представлена четырехстолпными храмами №№ 9 и 21 (рис. 2, 7-9).

То есть линия развития четырехопорных приходских храмов Херсонеса заключается в смене четырехколонной конструкции четырехстолпной. Аналогично и с шестиопорными крестовокупольными храмами. В Херсонесе известен и шестиколонный и шестистолпный варианты. При соблюдении закономерности, заключающейся в смене колонн столбами, более ранним будет храм № 6, более поздним — храм № 34 (шестистолпный), причем последний является соборным, а не приходским (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес (XII-XIV вв.) // Материалы и исследования по археологии СССР. 1950. № 17. С. 239-242. Рис. 134, 147).

Необходимо иметь в виду, что все эти храмы сооружались, по всей видимости, практически одновременно, после разрушений начала XI в., когда происходит перепланировка значительной части города. Определяя время этой перепланировки, более корректно, видимо, говорить о первых десятилетиях XI в., до середины XI в., учитывая даты засыпи цистерн, в том числе и «цистерны 2», на которой построена «Базилика 1987 г.». Тогда получается, что поиск архитектурной формы для такого нового явления, как приходской храм, в Херсонесе занял минимальное количество времени. Этот процесс, начавшийся с попытки использовать традиционную форму базилики, иллюстрацией чего и стала «Базилика 1987 г.», закончился принятием типа четырехстолпного крестово-купольного храма. Может быть, все эти постройки осуществлялись одной артелью в течение короткого промежутка времени, на что могут указывать общие черты в архитектуре рассматриваемых храмов.

Конечно, все это высказывается нами только в порядке рабочей гипотезы, ибо не может быть должным образом аргументировано из-за еденичности «четырехопорных» храмов в Херсонесе, отсутствия письменных источников и невозможности археологически обоснованной датировки большинства рассматриваемых храмов, раскопанных в начале XX в. К сожалению, документация этих раскопок, с сегодняшней точки зрения неудовлетворительна.

В полу базилики, в северном нефе, обнаружены могилы 2 и 4, отражающие время функционирования храма.

Могила 2 была открыта в западном конце северного нефа базилики. Длина ее составляла около 2 м, ширина — 90 см., глубина — примерно 1,10 м. Стены могилы были обмазаны слоем извести, остатки которой частично сохранились (рис. 3, 1-3).

Особенностью этой могилы является устройство дна. Оно выложено плитами известняка-ракушечника, скрепленными известью. В самих плитах были сделаны сквозные отверстия, м. б. служившие для просушки могилы (рис. 3, 1, 3). Аналогичное устройство могилы зафиксировано в «усыпальнице» в XVIII квартале Херсонеса (Белов Г. Д., Стржелецкий С. Ф., Якобсон А. Л. Квартал ХУ111 // Материалы и исследования по археологии СССР. 1953. № 34. С. 228-230. Рис. 81, могила 2).

В рассматриваемой нами могиле из «Базилики 1987 г.» были выявлены четыре яруса захоронений, содержавшие останки не менее 11 погребенных. Поза погребенных обычна: костяки лежали вытянуто на спине, головой на юзз (лицо на свв). Инвентарь представлен только в погребениях самого нижнего, четвертого яруса захоронений.

Здесь были обнаружены бронзовое колечко, фрагменты трех пуговиц, фрагменты бронзовых поясных накладок, а также стеклянная лампада, стоявшая в ногах одного из погребенных.

Рис. 3. Могилы периода базилики: 1-11 — Могила 2 и инвентарь погребений 4-го яруса: 1 — дно могилы; 2 — погребения 4-го яруса; 3 —- разрез могилы; 4,5 — стеклянная лампада с цепью; 6 — бронзовое кольцо; 7-9 — бронзовые пуговицы; 10, 11 — бронзовые накладки. 12-18 — Могила 4 и инвентарь погребений 4-го яруса (уровня): 13 — план дна могилы; 14 — план погребений 1 уровня (яруса); 15 — разрез могилы; 16 — бронзовое изделие; 17 — дно стеклянного сосуда; 13 — фрагмент стеклянной бусины

Обнаруженные пуговицы имеют длительный цикл бытования — от IX до, по крайней мере, XIV в. (рис. 3, 7-9). Их верхняя граница, судя по позднесредневековым могильникам Крыма, может доходить даже до XVII/XVIII в., хотя там они несколько иные. В целом их можно отнести к типу 3 по С. А. Плетневой — штампованные пуговицы из двух поперечных половинок (Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. Москва, 1989. С. 107. Рис. 56, 3; Баранов И. А. Таврика в эпоху раннего Средневековья. Киев, 1990. Рис. 44, 21; Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики// Материалы и исследования по археологии СССР. 1970. № 168. Рис. 90, 7, 9, 10; Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. Рис. 63; Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тысячелетии нашей эры. Киев, 1985. Рис. 24, 44; Орлов Р. С Из истории сельского населения Керченского полуострова в XIII - XIV вв. // Памятники древних культур Северного Причерноморья. Киев, 1979. Рис. 4, 15; Белый А. В., Белый О. В., Лобода И. И. Позднесредневековые плитовые могильники Юго-Западного Крыма // История и археология Юго-Западного Крыма. Симферополь, 1993. Рис. 3, 6). Отметим то обстоятельство, что данный тип пуговиц встречен в многочисленных погребениях крестоносцев в Коринфе (Williams Ch., Snyder L., Barnes E., Zervos O. Frankish Corinth: 1997 // Hesperia, 1998. Vol. 67. № 3. Pl. 41, С 3; Williams Ch., Barnes E., Snyder L. Frankish Corinth: 1996 // Hesperia, 1997. Vol. 66. № 1. PI. 6, 7. P. 18; Williams Ch., Zervos O. Frankish Corinth: 1991 // Hesperia 1992. Vol. 38. P. 170. Pl. 44).

Бронзовые поясные накладки и простое кольцо не имеют определенной хронологии.

Тип трехручной стеклянной лампады имеет широкую датировку от V/VI до XIV в (Foy D. Les verres du contexte 24 du chantier 002 a Berouth// Bulletin de l'A. F. A. V 1997-1998. P. 9. Fig. 2, 33, 35; Williams Ch., Zervos O. Frankish Corinth: 1992 // Hesperia, 1993. Pl. 8). (рис. 3, 5).

Могила 4, расположенная в северном нефе базилики, имела подпрямоугольную в плане форму с уступом в северо-восточной стенке. Длина ее составляла 2,45 м, ширина 0,95 м, глубина 90 см. Дно могилы было выложено черепицами (керамидами), размером 0,43x0,34 м, 0,32x0,30 м, 0,34x0,25 м с обколотыми бортиками (рис. 3, 13, 15). В верхней части могилы в более поздний период, определенный нами как период часовни или второй строительный период, была сооружена хозяйственная яма, перекрывшая погребения, лежавшие ниже (рис. 3, 15).

В восточной стене могилы, на уровне ее верхнего края, обнаружен камень известняка-ракушечника треугольной формы, лежащий основанием к могиле. В верхней его части было отверстие со следами стержня. На лицевой стороне камня высечено изображение креста с расширяющимися концами. Между ветвей креста высечены буквы: Ф, X (над ветвями), Ф, П (под ветвями) (рис. 3, 12). Аналогичные буквы с идентичным расположением на кресте были обнаружены на мраморной колонне, обнаруженной при раскопках 1878 года В. Н. Юргевича в Херсонесе. В. В. Латышев обнаружил эти же буквы и на других христианских памятниках. Он расшифровал их как φωσ Χριστου φωτιζει παντασ, отметив, что эти слова провозглашаются священником во время литургии преждеосвященных даров после «Господи, воззвах» и чтения Ветхого Завета (Латышев В. В. Сборник греческих надписей христианских времен из Южной России. Спб., 1896. С. 20, 21).

Итак, погребения, отражающие время функционирования «Базилики 1987 г.» находятся под ямой 5. Всего насчитывается 5 ярусов таких захоронений, составлявших в общей сложности останки примерно 27 погребенных. Ориентация и поза погребенных та же, что и в могиле 2 (рис. 3, 14). Хронологически невыразительный инвентарь присутствовал только в погребениях 2 и 5 ярусов: донце стеклянного сосуда и фрагмент стеклянной бусины (2 ярус) (рис. 3, 17, 18) и фрагмент бронзового кольца (?) (рис. 3, 16) (5 ярус).

Характеризуя особенности погребального обряда в целом, отметим, что могилы были заполнены ярусами погребений, лежавшими друг над другом. При этом по расположению костяков хорошо видно, что при подзахоронениях лежавшие здесь ранее останки погребенных сдвигались к боковым стенкам могилы. Это обусловило значительную перемешанность костей, однако расположение костяков все-таки удается установить. Инвентарь незначителен или вообще отсутствует. Ориентация костяков стандартна — головой на юзз, лицом на свв, столь же стандартна и вытянутая поза погребенных. Такой погребальный обряд типичен для церковных погребений XI-XIV вв. христианского Херсонеса. Идентичные погребения обнаружены внутри практически каждого храма, функционировавшего в этот период. Возникает вопрос о трактовке этих погребений, и в связи с этим о характере самих храмов.

Обратимся к православной канонической традиции, которая представлена толкованиями Феодора Валсамона (38 вопрос) на правила святых соборов (173 правило Номоканона) и сведениями Симеона Фессалоникийского. Рассмотрим их подробно.

Согласно 173 правилу Номоканона, запрещалось хоронить умерших в церквах, кроме священнослужителей. В виде исключения по разрешению архиерея допускалось погребение внутри церкви ктиторов и лиц, оказавших церкви особые услуги. Толкованию этого положения посвящен ответ Валсамона на тридцать восьмой вопрос «о погребении мертвых тел в освященной церкви». Приведем его полностью.

«Вопрос: "По древнему местному обыкновению тела умерших православных погребаются в церквах, которые находятся в стране нашей. Хочу знать, не предосудительно ли это?" — Ответ: "Великое различие церквей, освященных обновлениями, отверстиями, воспрестолием, помазанием святого мира и положением святых мученических мощей от тех молитвенных храмов, которые не имеют сего основания. Посему в тех церквах, в которые положено сокровище мученических мощей и которые запечатлены печатью помазания святых миром, не должно погребать какие-либо человеческие трупы, по смыслу второй главы первого титла пятой книги Царских законов, в которой прямо сказано: никто не должен погребать мертвого в церкви; и по другому древнему гражданскому закону, который гласит: неприлично погребать кого-либо в церкви, если совершенно известно, что в ней лежит тело мученика. Но в других, не так освященных молитвенных домах, хотя они и называются святыми, без смущения можно и должно погребать тела усопших» (Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Вениамин. Новая Скрижаль... Т. 2. С. 414). Из текста видно, что погребение мирян в церквях, освященных мощами св. мучеников было невозможным с канонической точки зрения. Однако 10 Правило Пятого Карфагенского Собора гласит, что ни одна церковь не должна строиться не на мощах святых. В определении Седьмого Вселенского Собора указывалось, что в тех храмах, которые были освящены без мощей, должно быть совершено положение мощей. Если же какой-либо епископ освятит без мощей новый храм, то он подлежит отлучению как преступивший церковные предания (Живов В. М. Святость. Краткий словарь агиографических терминов. Москва, 1994. С. 51).

Итак, запрещение погребать мирян в освященной мощами церкви было правилом. Погребение мирян дозволялось в молитвенных домах. В чем было их отличие от храмов? Симеон Фессалоникийский достаточно определенно пишет об этом: «Так для всего этого (литургии. — А. С.) требуется жертвенник, который и есть храм; на жертвеннике совершаются и священнодействие, и рукоположения, и освящение мира. Итак, необходимо сказать об освящении храма; ибо — в самом храме водружается жертвенник и через жертвенник храм становится святым. Без жертвенника он не храм, но только дом молитвы, получающий освящение только от молитв; — не место славы Божьей, не обитель Божия и не имеет божественной силы, чтобы по причине присущей в нем благодати, возносить к Богу воссылаемые в нем молитвы; нельзя в нем и приносить на трапезе божественные дары, и через священноначальственные молитвы и знамение креста прелагать их Духом Святым в тело и кровь Христову; нет в нем Даже и трапезы...» (Сочинения Блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского. С. 149).

Итак, молитвенный дом освящался не мощами мучеников, а молитвой. С археологической точки зрения наиболее важным является то обстоятельство, что молитвенный дом не имел престола. То есть с большой долей вероятности мы может относить к молитвенным домам храмовые постройки без престола. Однако большинство храмов в Херсонесе, включая и нашу базилику, а также т. н. часовни имеют престол и, следовательно, не могут быть отнесены к молитвенным домам.

Вторая группа храмов, в которых дозволялось совершать погребение, в источниках имеет название усыпальниц (кимитириев). Их можно выделить в два типа: обычные и т. н. «костницы».

При анализе захоронений в т. н. «позднесредневековых» храмах Херсонеса исследователи сразу обращали внимание на многоярусность захоронений и перемешанность костяков. Эти особенности захоронений привели А. Л. Якобсона, а затем и Г. Д. Белова к выводу о том, что эти погребения не были обычными захоронениями, а представляли собой т. н. костницы, заполненные костями, перенесенными сюда из функционировавших ранее усыпальниц. При описании т. н. шестистолпного храма (№ 34) А. Л. Якобсон заметил: «Сохранившиеся стены здания никаких проемов (ни оконных, ни дверных) не имеют, ибо нижняя часть церкви, как с полным основанием предполагают Р. X. Лепер и Н. И. Брунов, являлась костницей, т. е. местом, куда складывали кости погребенных, ранее похороненных в отдельных могилах, что отражало обычную практику в восточной церкви и что наблюдается в некоторых известных средневековых памятниках Болгарии» (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 233). Много позже Г. Д. Белов, исследовавший один из приходских квартальных храмов XIII в., написал: «Храм являлся лишь усыпальницей, костехранилищем, в него переносили время от времени кости с кладбища после того, как трупы истлевали. Этот обычай, — заключает Г. Д. Белов, — был широко распространен в Херсонесе в период после X в., что объясняет большое количество храмов-усыпальниц, существовавших в позднесредневековое время в городе» (Белов Г. Д. Раскопки в Северном районе Херсонеса в 1968 году // Херсонес Таврический. Ремесло и культура. Киев, 1974. С. 89). Эти объяснения со ссылками на мнение археологов приводятся антропологами (Зиневич Г. П. Антропологические материалы средневековых могильников Юго-Западного Крыма. Киев, 1973. С. 143, 220, 221).

Итак, исследователями была предложена концепция «костниц» как «храмов-усыпальниц» Херсонеса XI-XIV вв. для объяснения многоярусности захоронений и перемешанности костяков. Насколько это соответствует восточногреческой погребальной практике?

Костницы — славянский термин (Беляев Л. А. Христианские древности. С. 306). Они являются вариантом усыпальниц, поскольку в приводимых далее источниках они, так же как и обычные усыпальницы, названы кимитириями. Что же следует понимать под «костницей»?

В приведенной выше цитате А. Л. Якобсона содержится утверждение о том, что погребение в «костницах» — обычная практика в восточной церкви, что зафиксировано на ряде болгарских памятников, связанная с перезахоронением останков из могил в специальное здание. Этот вывод базировался на известном предположении А. Грабара — Н. И. Брунова, которые называли ими погребальные, обычно монастырские церкви, где хранили останки, извлеченные при эксгумации. Такие двухэтажные церкви действительно существовали, но вопреки утверждению А. Грабара, Н. И. Брунова и А. Л. Якобсона, они не были типичны ни для византийской, ни для болгарской архитектуры; их примеры единичны (Там же; Коваленко В. П., Раппопорт П. А Неизвестный памятник зодчества на Руси // Византийский временник. 1991. Т. 51. С. 200).

Точка же зрения о том, что костницы характерны именно для византийских погребений была высказана в начале XX в. крупнейшим русским специалистом в области церковной археологии проф. Е. Е. Голубинским в его классическом труде по истории русской церкви. Об ошибочности этого представления говорилось выше. Сейчас нам важно само описание погребений в костницах. «У нас (у русских. — А. С.) зарывают покойников в землю и в ней оставляют навсегда. В Греции не так: сначала зарывают покойников в землю, а потом через три года или через другой определенный, немного меньший, немного больший срок, кости их выкапываются из земли и кладут в особом помещении-кимитирии (κοιμητηριον) или усыпальнице», — писал Е. Е. Голубинский. По его мнению, этот обычай стал более или менее общим у греков «когда-то до второй половины XI в., что явствует из вопросов афонских монахов к патриарху Николаю Грамматику (1084—1111 гг.). «Относительно возникновения обычая афонцы дают знать, что у них на кладбище выкопано (приготовлено) известное число могил, что когда наполнятся все могилы, они переносят останки из них в кимитирии, чтобы освободить могилы для новых покойников, т. е. указывают на побуждения практические», — заключает Е. Е. Голубинский (Голубинский Е. История русской церкви. Москва, 1997. Том I. Период первый киевский и домонгольский. Вторая половина тома. С. 454).

Итак, Е. Е. Голубинский в качестве обоснования ссылается на практику погребений на Афоне. Такой погребальный обряд афонских иноков известен и описан очевидцами в XIX в. «Тогда тело (инока — А. С.) выносится из храма на кладбище и зарывается в землю. В могиле обыкновенно обкладывают место для головы почившего с боков камнями, и тело сверху накрывают каменной плитой. ... По истечении трех лет кости почившего открывают, омывают церковным вином и складывают в общую усыпальницу, а на черепе делают надпись, кому он принадлежит, целуют его и полагают в усыпальнице, в ряду с другими черепами» (Орлов Г. Заупокойное Богослужение. Объяснение обрядов, предшествующих погребению, чина погребения и обрядов, последующих за погребением. Москва, 1994. С. 66).

Аналогичный обряд известен и в монастырях Синая, где он также подробно описан путешественником: «На Синайской горе иноки на другой день после смерти опускают почившего в землю, как на Афоне, без гробов, засыпают землю и даже нередко поливают землю водою, чтобы тело от сырости скорей предалось тлению. Через два или три года они открывают могилу, при возженных свечах, с погребальным пением, отделяют кости от персти и переносят их с пением в особое здание, устроенное на кладбище. В этом здании одно отделение предназначенно для посмертных останков простых иноков, а другое для архиереев, игуменов, иеромонахов и иеродиаконов, а также для отшельников, отличившихся строгостью жизни. Здесь кости усопших сортируются и у одной стены слагаются в порядке, в несколько ярусов, одни черепа, обращенные лицом к востоку, у другой стены — руки с руками, и ноги с ногами, также в порядке, а в углу, уже в беспорядке, ребра и прочие кости. Над этими грудами посмертных останков — вдоль стены еще устроено несколько открытых ящиков; куда слагаются черепа и кости лиц, особенно прославившихся святостью жизни» (Там же. С. 67).

Как видно из этих отрывков, костницы представляют собой вторичные погребения, и в этом их отличие от обычных усыпальниц. При переносе и перезахоронении останков из могил в костницу анатомический порядок не соблюдался.

Теперь обратим внимание на положение костяков в могилах «Базилики 1987 г.» и других т. н. «храмах-усыпальницах» Херсонеса. Перемешанность останков действительно есть, но центральный костяк в ярусе, представляющий наиболее позднее погребение, лежит в относительном анатомическом порядке. Более того, перемешанность появляется в основном у краев могилы, причем хорошо заметно, что костяки, первоначально лежавшие в анатомическом порядке, были просто сдвинуты к краям при подзахоронениях. Тем самым представляется достаточно очевидным, что в храмовые захоронения помещались тела умерших, а не части их костяков, перенесенные из других церквей. Мы имеем дело не с традицией костниц, а с обычными многоярусными погребениями в православном храме, когда одна могила использовалась на протяжении значительного промежутка времени. Последовательность захоронений хорошо читается по ярусам погребений.

Это обстоятельство не дает оснований для трактовки многоярусных могил в храмах и часовнях Херсонеса как костниц.

Обратимся к обычным усыпальницам. Сведения о них приводит Симеон Фессалоникийский. «Сколь древен этот чин (места поставления умерших в храме. — А. С.), показывают так называемые усыпальницы: ибо еще во времена Константина архиереи, равно как и останки Святых, полагаемы были сперва внутри алтаря, в великом храме святых Апостолов. И многие пишут, повествуя об останках святительских, что это было так. Цари погребаемы были в храме или у стен храма, что показывают самые их могилы. В монастырях же отведены усыпальницы, особые для помещения гробов монахов имевших священный сан, помещавшиеся под алтарем, и особые для монахов простых. И здесь надобно делать так, чтобы архиереи полагаемы были ближе к жертвеннику, а за ними иереи и все прочие клирики, миряне же около врат храма. Что строго еще соблюдается и в обителях. Усопших, настоятельствовавших и освященных отпевают внутри храма, а монахов простых, или мирян, — в притворе, что мы еще видим в некоторых святых обителях. Но ныне, по нерадению, все это приличие презрено и сей чин оставлен: все смешивается...» (Сочинения Блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского. С. 525, 526). Из этого отрывка видно, что храм св. Апостолов был усыпальницей императоров и архиереев, но помимо его в монастырях существовали отдельные храмы-усыпальницы, предназначавшиеся для погребения клира. Что особенно важно, в усыпальнице был жертвенник-трапеза и там погребались тела усопших, а не осуществлялось перезахоронение их останков, что отличает усыпальницы от афонских и синайских костниц. Эти особенности усыпальниц полностью соответствуют херсонесским храмам с захоронениями внутри, которые, следовательно, со значительной степенью вероятности можно называть усыпальницами.

Более сложен вопрос о том, кто был погребен в храме. По мнению Г. Д. Белова, для позднесредневекового Херсонеса были характерны не только кладбища, расположенные на месте разрушенных базилик, но и небольшие усыпальницы, в которых хоронили умерших отдельные семьи или группы семей, жившие в одном квартале (Зиневич Г. П. Антропологические материалы... С. 221). То есть, согласно мнению исследователя, в усыпальницах хоронили жителей квартала. Однако во всех приведенных выше текстах речь идет исключительно о погребении клира в храме-усыпальнице. Более того, как было показано выше, каноническая традиция прямо запрещала погребение мирян внутри храма. В таком случае перед нами встает следующая дилемма: либо признать погребения внутри храма погребениями клира, либо допустить возможность принадлежности захоронений как клиру, так и мирянам, что противоречит канонической традиции.

Трактовать все захоронения внутри храма как погребения клира явно ошибочно. Дело в том, что погребения внутри херсонесских храмов, в том числе и в нашей базилике, принадлежат как мужчинам, так и женщинам и даже детям. Причем антропологический анализ дает примерно одинаковое количество мужских и женских костяков в одной могиле (Там же. С. 18-23, 142, 143, 221. Табл. 1, 17).

Такой состав погребений свидетельствует, что речь может идти о семейных захоронениях, где погребались не только, а может быть, и не столько, священники и причетники. С другой стороны, несомненно, что некоторые погребения, прежде всего погребения с книжной застежкой и лампадой, принадлежат священникам. Иными словами, в храме-усыпальнице погребались как клирики, так и миряне. Но как тогда быть с канонической традицией, прямо запрещавшей погребать мирян внутри храма?

Действительно, в ранневизантийское время погребения в базиликах редки и немногочисленны и, несомненно, принадлежат клиру храмов. Не составляет исключение и Причерноморье (Хрушкова Л. Г. Цандрипш: материалы по раннехристианскому строительству в Абхазии. Сухуми, 1986. С. 36-41). Первоначально, вплоть до VI в., этот запрет жестко соблюдался. Но уже в VI в. было позволено погребать мирян в городах и при храмах, хотя и не внутри их. В IX в. хотя канонический запрет не был отменен, но ни соборы, ни императоры не запрещали погребать мирян внутри храмов. Как раз в это время в храмах появляются наследственные места для погребения умерших, принадлежащие в том числе и мирянам (Орлов Г. Заупокойное Богослужение. Объяснение... С. 79, 80). Тем самым погребение мирян внутри храма стало фактом.

Итак, «Базилику 1987 г.» можно трактовать как приходской храм-усыпальницу, что в целом подтверждает с серьезной корректировкой высказывавшиеся ранее атрибуции квартальных храмов этого времени.

Оговорим еще один момент, связанный с возможными палеодемографическими реконструкциями. Число погребенных в приходском храме может косвенно отражать число прихожан. Весьма заманчиво, посчитав число погребенных, делать выкладки о средней численности населения квартала. Однако для этого необходима твердая уверенность, что все прихожане квартала погребались внутри и около приходского храма. К сожалению, полной уверенности в этом нет, поскольку в Херсонесе известны т. н. коллективные усыпальницы-склепы, располагавшиеся у Западной оборонительной стены (Белов Г. Д. Западная оборонительная стена и некрополь возле нее // Материалы и исследования по археологии СССР. 1953. № 34; Зиневич Г. П. Антропологические материалы... С. 142, 143, 154). Чисто гипотетически нам представляется, что все-таки подавляющее большинство прихожан квартала погребались в приходском храме и около него. Слишком далек район склепов-усыпальниц у Западной стены. В любом случае число погребений в таком храме дает минимальную цифру прихожан на период его функционирования. Это создает некоторую перспективу для дальнейших палеодемографических исследований средневекового Херсонеса.

Перед характеристикой построек периода часовни остановимся на высказанной А. И. Романчук точке зрения о том, что в VI и VII кварталах не было приходских храмов, усыпальниц, поскольку близость к центральной площади с расположенными на ней храмами, немногочисленность живших в кварталах исключали необходимость в них (Романчук А. И. Херсонес в XII-XIV вв.: Историческая топография. Красноярск, 1986. С. 118). Уже сам факт обнаружения нами приходского храма «Базилика 1987 г.» в VII квартале опровергает построение А. И. Романчук. Вывод о немногочисленности населения VII квартала также произволен. Кроме того, А. И. Романчук допускает ошибку, ставя в один ряд приходские и общегородские соборные храмы. Отличием последних были ежедневные службы, чего не было в приходских церквах. Приходской же священник был обязан служить ежедневно только утреню и вечерню, по воскресным дням и праздникам - Божественную литургию. Именно в обязанности приходского священника входило крестить, исповедывать, венчать и погребать (Голубинский Е. История русской церкви Том I. Вторая половина тома. С.488-490, 497-499; Протоиерей Цыпин В. А. Церковное право. М., 1994, с. 302, 303).

II. Период часовни (рис. 4—10).

После прекращения существования Базилики на месте ее южного нефа возникают часовня и прилегающее к ней помещение XIV. Весь этот строительный комплекс мы определяем как сооружения и объекты второго строительного периода.

Часовня, представляющая собой однонефную одноапсидную постройку, имеет длину с учетом толщины стен 7.60 м, ширину — 3.20, плечики апсиды не выделены. Толщина стен обычная — примерно 60 см. Пол был покрыт плитами известняка, сохранившимися от вымостки пола южного нефа «Базилики 1987 г.» (рис. 4, 1). Отметим, что алтарь не имеет возвышения, в отличие от ряда херсонесских однотипных херсонесских квартальных храмов (Белов Г. Д. Раскопки в Северном районе Херсонеса в 1968 году. С. 85. Рис. 1, разрез II—II. Алтарь возвышен почти на метр!).

При исследовании алтаря в апсиде часовни были обнаружены престол и дьяконник (рис. 4, 2-4). Престол был составным, обе его части: менса и столп лежали рядом. Столп подпрямоугольной в сечении формы, толщиной 25 см, высота составляла 78 см. На лицевой его стороне был высечен крест (рис. 4, 2). Менсу престола составляла импостная ранневизантийская капитель с греческим крестом, высеченным на боковой грани. Верхняя плоскость менсы составляла 50X80 см (рис. 4, 4). Аналогичное вторичное использование импостной капители как менсы престола зафиксировано в часовне над «Базиликой 1932 г.» (Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. // Материалы и исследования по археологии СССР. 1941. № 4. С. 31. Рис. 66).

Дьяконник, пристроенный к южной стене часовни, также был составным: импостная ранневизантийская капитель была поставлена на прямоугольный известняковый камень. При этом необходимо отметить, что эта капитель, в отличие от остальных, была изготовлена из мраморовидного известняка. Верхняя плоскость капители имела размеры 50X84 см. На одной из ее граней был высечен крест с расширяющимися к краям ветвями (рис. 4, 3).

Рис. 4. План строительных остатков и архитектурные детали периода часовни. 1 — Общий план строительных остатков периода часовни; 2, 4 — части престола часовни: 2 — столп, 4 — менса (ранневизантийская импостная капитель); 3 —- дьяконник (ранневизантийская импостная капитель)

Входов в часовню было два, оба боковых. Южный вход в часовню размещался на расстоянии примерно 1 м от стыка южной и западной стен. При этом проход в часовню был сделан с уступом в одной из боковых стен. И если снаружи ширина входа составляла примерно 60 см, то далее проход расширялся примерно на 20 см за счет уступа в западной стенке. Восточную же границу прохода фланкировала обработанная плита прямоугольной формы, размером 20X45 см, поставленная на ребро.

Порог лежал достаточно высоко — 50 см от уровня пола. Сход с порога внутрь часовни осуществлялся по ступеням, роль которых выполняли две плиты, положенные внутри храма.

Второй вход в часовню был с противоположной, северной стороны. Там его фланкировали две колонны, базы которых сохранились еще от «Базилики 1987 г.» (рис. 4,1).

Аналогии таким однонефным храмам хорошо известны на малоазийских памятниках VI, но в основном X—XIV вв (Canbilen H., Lebouteiller P., Sodini J.-P. La basilique de l'acropole haute de Xanthos // Anatolia Antiqua. 1996. IV. fig. 3. Fig. 48; Ramsay W. W., Bell G. L. The Thousand and one churches. London, 1909. P. 116, 117, 268, 271-273). На территории Греции, они настолько многочисленны, что по мнению исследователя представляют собой «народную школу» в культовом зодчестве. Поздние варианты этих однонефных храмов датируются XIII-XV вв. (церковь св. Афанасия в Кастории, св. Василия в Арте, храмы в Мистре и др.) (Полевой В. М. Искусство Греции. С. 290, 291). К XIV в. относятся и аналогичные храмы в Червене (Димова В. Градоустройство и архитектура на цитаделита на Червен през XIII-XIV вв. // Средновековният Червен. София, 1985. Том I. С. 117-119. Обр. 77, 79). В Крыму рассматриваемый тип храма также широко представлен: Малый Ай-Тодор, Верхняя Ореанда, Чертов Исар, Форос, Ильяс-Кая, Хачла-Каясы, Мангуп, Бакла, Кыз-Кермен, Золотое и др. Подавляющие большинство из них также относится к XIII-XIV вв (Мыц В. Л. Укрепления Таврики X-XV вв. Киев, 1991. Рис. 14, 4-7, 9, 10; Фирсов Л. В. Исары. Очерки истории средневековых крепостей Южного берега Крыма. Новосибирск, 1990. Рис. 25, 72, 137, 144, 148; Орлов Р. С. Из истории сельского населения Керченского полуострова в XIII—XIV вв. // Памятники древних культур Северного Причерноморья. Киев, 1979. Рис.6, 6-10; Рудаков В. Е. Христианские памятники Баклы. Храмовый комплекс Х-ХШ вв. // Античная и средневековая идеология. Свердловск, 1984, рис. 5; Белый А. В. Новый христианский памятник в районе Кыз-Кермена // Проблемы истории «пещерных городов» в Крыму. Симферополь, 1992. С. 149. Рис. 9).

Ранние однонефные храмы были исследованы в Кордон-Обе и ус. Поворотное. В первом случае они датируются VIII—X вв., во втором, видимо, — второй половиной IX в (Баранов И. А. Таврика в эпоху раннего Средневековья. С. 133-139. Рис. 52, 55. Термин И. А. Баранова «салтовские церкви» или «салтовские храмы» (с. 133 и др.), по меньшей мере, некорректен. Точка зрения И.А.Баранова о том, что этот тип храма (однонефные церкви) мог попасть с иммигрантами-иконопочитателями в Таврику, совершенно произвольна, тем более что сам факт массовой миграции иконопочитателей в Таврику не подтверждается никакими источниками. См. Герцен А. Г., Могаричев Ю. М. Иконоборческая Таврика // Византия и средневековый Крым. Барнаул, 1992).

В Херсонесе и его ближайшей округе однонефные храмы датируются периодом от XI до XIV вв., причем надежно к XI в. относится только один, исследованный Т. Ю. Яшаевой в районе мыса Феолент (Важно отметить, что XI в. дает именно слой разрушения храма. Автор благодарит за информацию Т. Ю. Яшаеву). Подавляющее большинство датируется XIII-XIV вв. Это храмы в кварталах XIII—XVIII (Романчук А. И. Херсонес XII-XIV вв. рис. 2), XXII (Там же. Рис. 6), XXV (Там же. Рис. 8), XXVIII (Там же. Рис. 10), I (Там же. Рис. 23), II (Там же. Рис. 24), III (Там же. Рис. 25), Портовых кварталах I и II (Там же. Рис. 31, 32), а также в районе Восточной базилики и храма № 19 (Там же. Рис. 49, 52). Приведенные примеры показывают, что такие храмы были практически в каждом квартале, по крайней мере в большинстве из исследованных. Отметим, что, как правило, уверенно можно говорить только о времени гибели того или иного храма, время возведения определить трудно. Во всяком случае, имеющаяся документация позволяет определить время их сооружения не ранее чем первые десятилетия XI в. Показательный пример — стратиграфическая ситуация в районе Базилик 1932 и 1935 гг., когда однонефные храмики, представлявший собой кладбищенские часовни, были возведены на месте базилик, прекративших свое существование в начале XI в (Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. // Материалы и исследования по археологии СССР. 1941. № 4. С. 240-242. Рис. 41, 43, 66; Белов Г. Д. Отчет о раскопках в Херсонесе за 1935-1936 гг. Севастополь, 1938. С. 129, 130; Завадская И. А. Проблемы стратиграфии и хронологии архитектурного комплекса «Базилика 1935 г.» в Херсонесе // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1996. Вып. V. С. 103).

Время функционирования часовни отражают могилы 1, 3, 5, 6 и яма 5.

В полу часовни была устроена могила, получившая при раскопках порядковый номер 3.

Могила 3, размером по верхней части 0.60X1.80 см была перекрыта прямоугольными плитами известняка-ракушечника размерами 0.60X0.65X0.08 м, 0.45X0.65X0.08 м, 0.59X0.80X0.08 м. Края одной из плит перекрытия, частично перекрывавшей другую, были скреплены известью. Стенки могилы сделаны из известняковых камней и плит. Общая глубина могилы составляла примерно 80 см. Дно было выложено плинфой и обколотой черепицей размерами 0.30X0.30 м, 0.45X0.45 м (рис. 5, 1, 1 а).

В могиле выявлено 7 ярусов захоронений (последовательность нумерации сверху вниз). В общей сложности обнаружены останки 26 погребенных. Погребальный обряд однообразен: все костяки лежат вытянуто на спине, головой на юзз. Ярусы погребений образовывались в результате постоянных подзахоронений. При каждом последующем таком подзахоронении кости предшествующих сдвигались в сторону. При этом особо отметим, что костяки лежали в анатомическом порядке.

Рис. 5. Могила 3 и инвентарь погребений: 1 — план погребений 1-го уровня (яруса); 1 а — разрез могилы; 2,3 — 1 ярус захоронений: 2 — кручёный стеклянный браслет, 3 — стенка белоглиняной миски с «бесконтурной» росписью; 4-12 — 2-й ярус захоронений: 7 — стеклянныу бусы; 8 — фрагмент кручёного браслета; 9 — костяное изделие; 10-12 — венчики стеклянных сосудов; 13-21 — 6-й ярус захоронений: 13-18 — стеклянные браслеты; 19 — пряжка; 20 — фрагмент бронзового браслета; 21 — венчик белоглиняной поливной миски начала XI в.; 22-29 — 1-й ярус захоронений: 22 — стенка белоглиняной поливной миски начала XI в.; 23 - бронзовое кольцо; 24 — бронзовая книжная застежка; 25-27 — ножки стеклянных сосудов; 28 — фрагмент стеклянного браслета; 29 — венчик стеклянного сосуда

Далее рассмотрим инвентарь погребений по ярусам.

Инвентарь первого яруса погребений включает крученый браслет из синего стекла и стенку белоглиняной поливной миски с бесконтурной росписью. Крученый браслет (рис. 5, 2) датируется по многочисленным аналогиям концом IX-XIII-XIV в (Сазанов А. В. Хронология слоев средневековой Керчи // Проблемы истории, филологии, культуры. Межвузовский сборник. Москва-Магнитогорск, 1998. Вып. V. С. 63. Рис. V, 46, признак 46; Бусятская Н. Н. Стеклянные изделия городов Поволжья (XIII - XIV вв.) // Средневековые памятники Поволжья. М., 1976. С. 46. Табл. III, 14).

Белоглиняные миски с бесконтурной росписью или «Glazed White Ware IV» по общепринятой терминологии Дж. В. Хэйса имеют общую датировку в пределах середины XII — начала XIII-XIV вв. (рис. 5, 3). Верхняя дата в пределах конца XIV в. подтверждается херсонесскими комплексами Портового района (Hayes J. W. The Pottery. P. 30, 31. Pl. 7, a, b, e; Романчук А. И. Материалы к истории Херсонеса XIV-XV вв. // Византия и ее провинции. Свердловск, 1982. С. 99. Рис. 8-12, 15). Вместе с тем нельзя не отметить, что в целом эта группа поливной керамики характерна все-таки для XIII в. На это указывает ее подавляющие количество находок в комплексах XIII в (Hayes J. W. The Pottery. P. 30, 31; Stevenson R. The Great Palace of the Byzantine Emperors. Oxf., 1947, pl. 24, 1. Pl. 23, 4, 5; Francois V. Les ateliers de ceramique byzantine de Nicee/Iznik et leur production (X-debut XIV siecle) // Bulletin de correspondance hellenique. 1997. 121 № 1. P. 416. Fig. 2, 13, 15; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 220 и cл. Тип II, группы 2 и 3; Византийский Херсон. Москва, 1991. № 247).

Материалы из второго яруса хронологически также маловыразительны (рис. 5, 7-12). Браслет того же типа, что и в первом ярусе (рис. 5, 8). Остальной инвентарь яруса представлен бусами, венчиками стеклянных сосудов, фрагментом костяного изделия и пуговицами. Из них только пуговицы имеют хронологический репер. Они принадлежат к двум типам. Первый тип — литая пуговица с выделенной большой петлей (рис. 5, 4).

Они встречаются в комплексах от второй половины VII—VIII вв. до по крайней мере XIII в (Айбабин А. И., Веймарн Е. В. Скалистинский могильник. Киев, 1993. Рис. 8, 35. С. 188; Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931—1933 гг. Рис. 63; Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье... С. 107. Рис. 56, 1). Второй тип — штампованные из двух поперечных половинок пуговицы (рис. 5, 5, 6). Соответствуют типу 3 С. А. Плетневой. Их датировка также очень широка — от IX до по крайней мере XIV в (Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье... С. 107. Рис. 56, 3; Якобсон A. Л. Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики. Рис. 90, 7-11; Орлов Р. С. Из истории сельского населения Керченского полуострова... Рис. 4, 15).

Ярусы с 3 по 5 не дали каких-либо вещей. В 6 ярусе захоронений были обнаружены шесть стеклянных браслетов, один бронзовый, одна пряжка и венчик поливной миски. Все стеклянные браслеты относятся к одному погребению. С точки зрения типологии браслеты относятся к следующим типам: плосковыпуклый вдвое, круглый, крученый, треугольный (рис. 5, 13-18).

Крученый браслет относится, как уже говорилось выше, к концу IX-XIII/XIV в. (рис. 5, 18). Плосковыпуклый вдвое имеет общую датировку конец IX—XIII в. (рис. 5, 13) (Сазанов А. В. Хронология слоев средневековой Керчи. Рис. V, 53, признак 53; Sazanov A. Les niveaux de la premiere moitie du XI e siecle a Kerch (Crimee)// Anatolia Antiqua. 1996. IV. PL. 3, 16). Круглые браслеты относятся к первой половине X-XIV вв. (рис. 5, 14-16) (Сазанов А В. Хронология слоев средневековой Керчи. Рис. V, 47, признак 47. С. 63; Бусятская Н. П. Стеклянные изделия городов Поволжья. С. 45. Рис. 111,1). Треугольные в сечении браслеты встречены в комплексах от первой половины X до по крайней мере XIII в. (рис. 5, 17) (Сазанов А. В. Хронология слоев средневековой Керчи. Рис. V, 50, признак 50. С. 63; Щапова Ю. Л. Стеклянные изделия средневековой Тмутаракани//Керамика и стекло древней Тмутаракани. Москва, 1963. С. 111. Табл. 1).

С другим погребением связаны пряжка и бронзовый браслет, концы которого заканчиваются головками змей (рис. 5, 19, 20). Аналогий им найти не удалось. Наконец отметим венчик поливной миски группы типа 1 а группы Glazed White Ware II, датирующейся 925-950 гг. — второй половиной XI в (Hayes J. W. The Pottery. Fig. 7, 3, fig. 61,2, fig. 67, 2, fig. 69, 9, fig. 79, 83; Сазанов А. В. К хронологии цитадели Баклинского городища IX—XI вв. // Проблемы истории и археологии Крыма. Симферополь, 1994. С. 50). (рис. 5, 21). Ясно, что этот фрагмент — примесь раннего материала.

Последний ярус, имеющий порядковый номер 7, также содержал разновременный материал. Оттуда происходят книжная застежка (рис. 5, 24), бронзовое кольцо (рис. 5, 23), три ножки и один венчик стеклянных сосудов (рис. 5, 25—27, 29), а также один стеклянный браслет (рис. 5, 28) и одна стенка поливной миски группы Glazed White Ware II (рис. 5, 22). Стенка поливной миски является, как уже отмечалось выше, примесью раннего материала.

Стеклянный браслет уплощенного типа имеет аналогии в комплексах первой половины X — первой половины XII в. (рис. 5, 28) (Сазанов А. В. Хронология слоев средневековой Керчи. Рис. V, 48, признак 48. С. 63). Ножки стеклянных сосудов относятся к типу В ножек рюмкообразных сосудов по Н. П. Сорокиной (рис. 5, 25-27). Исследовательница считает эти ножки характерными для средневекового стекла. Приведенные ею аналогии указывают на комплексы VI-IX-X вв (орокина Н. П. Позднеантичное и раннесредневековое стекло с Таманского полуострова // Керамика и стекло древней Тмутаракани. Москва, 1963. С. 151, 152. Рис. 5, 12). Книжные застежки типичны для крымских комплексов XIII—XIV в. (рис. 5, 24). По крайней мере, их нижняя дата, предложенная Ханенко, — XI—XII вв (Тиханова М. А. Базилика // Археологические памятники юго-западного Крыма// Материалы и исследования по археологии СССР. 1953. № 34. С. 374. Рис. 44 г). Отметим, что в публикации А. Л. Монгайта по Старой Рязани приводится рисунок близкой застежки XIII в., обнаруженной в западном притворе Борисоглебского собора (Монгайт А. Л. Старая Рязань // Материалы и исследования по археологии СССР. 1955. № 49. Рис. 139, 7. С. 176. Застежка ошибочно названа амулетом).

Теперь остановимся на датировках ярусов могилы 3. Для этого прежде всего надо учитывать, что некоторые фрагменты керамики и стекла не связаны непосредственно с погребальным обрядом. Это случайно попавшие туда фрагменты, а не целые сосуды, поставленные в могилу. Однако их обнаружение в закрытом комплексе позволяет учитывать эти фрагменты как хронологические индикаторы. В результате мы получаем следующую картину. Первый ярус по сочетанию циклов может датироваться промежутком между XII и XIV в., второй — концом IX-XIII/XIV вв., шестой — XIII в., седьмой — также XIII в. Учитывая последовательность ярусов, захоронения в могиле 3 можно отнести к XIII—XIV вв. Нижние два яруса относятся, по всей видимости, к XIII в., верхние два — к XIV в. Более точные датировки пока невозможны. Находка книжной застежки в ярусе 7 может косвенно указывать на известный в чине христианского погребения обряд погребения архиерея или иерея с Евангелием в руках (Сочинения Блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского. С. 523; Протоиерей Дебольский Г. С. Православная церковь в ее таинствах, богослужении, обрядах и требах. Москва, 1994. С. 524).

Остальные могилы располагались вне часовни.

Могила 1 помещалась недалеко от часовни, в юго-западной части бывшего центрального нефа базилики, примыкая к столбу. Длина могилы составляет 1.90 м, ширина — 0.50 м, глубина — около 0.50 м. Дно — слой известняковой крошки, а стенки могилы обмазаны слоем извести толщиной около 15 см. Специфической чертой этой могилы является уступ в восточной стенке, ниша, имеющая овальную форму, размером 15X40 см, глубиной примерно 20 см. Она, по-видимому, могла предназначаться для установки сосудов (стеклянных лампад?) в ногах погребенных (рис. 6, 1,3,4).

К моменту обнаружения плиты перекрытия отсутствовали, а верхний слой костяков лежал насыпеобразно, что свидетельствует о вскрытии (разграблении?) могилы после прекращения функционирования часовни.

Всего в могиле выявлено 4 яруса захоронений, содержащие в общей сложности останки примерно 16 погребенных. Положение и ориентировка костяков обычные для погребений христианского Херсонеса.

Рис. 6. Могила 1 и инвентарь погребений: 1 — план могилы; 2 — план захоронений 2-го уровня (яруса); 3,4 — разрезы могилы; 5-9 — 1-й ярус захоронений: 5, 6 — венчик и ручка белоглиняного поливного кувшина; 7 — стенка белоглиняной поливной миски; 8 — стенка красноглиняной амфоры с дуговидными ручками; 9 — стенка стеклянной лампады; 10,11 — 2-й ярус захоронений: 10 — стенка красноглиняной поливной миски с подглазурной росписью ангобом; 11 — костяное изделие; 12 — 3-й ярус захоронений. Стенка белоглиняной поливной миски; 13,14 — 4-й ярус захоронений. Стенка красноглиняных поливных мисок с подглазурной росписью ангобом

В верхнем (первом) потревоженном ярусе были обнаружены венчик и ручка белоглиняного поливного сосуда, стенка поливной миски Х-XI вв., стенка амфоры с дуговидными ручками, фрагмент стеклянной лампады. Венчик и ручка принадлежат белоглиняному поливному кувшину (рис. 6, 6, 7). Точных аналогий найти не удалось. Отметим лишь то, что профилировка ручки с одним ребром находит аналогию на кувшинах группы «Unglazed White Ware V» Дж. Хэйса, а также на херсонесских кувшинах из комплекса конца XIII в (Hayes J. W. The Pottery. Fig 12,5; Романчук А. И. К вопросу о методике датировки меток на черепице Херсона // Византия и средневековый Крым. Симферополь, 1995. Рис. 2, 5). Аналогии нашей лампаде известны в комплексе Коринфа (Williams Ch., Zervos О. Frankish Corinth: 1992 // Hesperia. 1993. Pl. 8, 20, a, b) (рис. 6, 10). Амфоры с дуговидными ручками, как уже отмечалось, относятся к XII-XIV вв. (рис. 6, 9) (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98. Fig. 4, 55. Type 55).

Во втором ярусе были обнаружены плохо датируемая плоская металлическая пуговица (?) (рис. 6, 12) и стенка поливного сосуда с подглазурной росписью ангобом (рис. 6, 11).

Красноглиняные поливные сосуды с подглазурной росписью ангобом соответствуют группе 9 типа 1 по типологии А. Л. Якобсона 1950 г. или группе 8 по его же классификации 1979 г. (рис. 6, 11, 14 а, 15 а). Исследователь относит наиболее ранние образцы этой посуды к XI-X1I вв., наиболее поздние — к XIV в (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 194. Табл. XXV, 95, 96, 98. Табл. XXVI, 97; Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство средневековой Таврики. Москва-Ленинград, 1979. С. 144). Однако анализ комплексов позволяет существенно скорректировать эту дату. Дело в том, что нижняя дата в пределах XI—XII в. основывается на «коринфской» дате Моргана. Однако его хронология сейчас омоложена (Hayes J. W. The Pottery. P. 4). Кроме того, сам фрагмент, на который ссылается А. Л. Якобсон, приведен Морганом без увязки с каким-либо комплексом и непонятно на основании чего датирован (Morgan Ch. The byzantine Pottery // Corinth. 1942. Vol. XI. P. 95. Fig. XX, b). Наиболее ранние фрагменты красноглиняных сосудов с подглазурной росписью ангобом происходят из контекстов начала — первой половины XIII в (Francois V. Les ateliers de ceramique byzantine de Nicee... Fig. 7, 69. P. 426, 427; Φεοφιλου Г., Μιξαηλιδου М. Βυζαντινα Πινακια απο το φορτο Ναυαγισμενου πλοιου κοντα στο Καστελλορισο//Αρχαιολογικον Δελτιον. Τομος 41 (1986). Αθηνα, 1991. Εικ. 16, 382, 387, 17, 384, 385, 18, 386). Они обычны в комплексах последней трети XIII в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировки... Рис. 4,1; Византийский Херсон. С. 195. № 208; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. № 95, 96; Francois V. Les ateliers de ceramique byzantine de Nicee... Fig. 7, 69. P. 426, 427; Armstrong P. Some byzantine and later settlements in eastern Phokis // The Annual of the British School at Athens. 1989. Volume 84. P. 16, pl. 7, 3, 4). В меньшем количестве они известны в комплексах второй половины XIV в (Романчук А. И., Перевозчиков В. И. Глазурованная керамика из Азова (Херсоно-азакские параллели в орнаментике) // Античная древность и Средние века. Византия и сопредельный мир. Свердловск, 1990. Рис. 10, 85; Кравченко А. А. Средневековый Белгород на Днестре (конец XIII—XIV вв.). Киев, 1986. Рис. 25, 1; Сазанов А. В., Иващенко Ю. Ф. Исследования средневековой Каффы в 1991-1992 гг. // Боспорский сборник. Москва, 1994. Вып. 4. Рис. 1, 3; Абызова Е. П., Бырня П. П., Нудельман А. А. Древности Старого Орхея (золотоордынский период). Кишинев, 1982. Рис. 18; Макарова Т. И. Поливная керамика Таманского городища // Керамика и стекло древней Тмутаракани. Москва, 1963. С. 92. Рис. 6, 3).

Значительное количество мисок с подглазурной росписью ангобом происходит из золотоордынских комплексов того же времени (Булатов Н. М. Классификация красноглиняной поливной керамики золотоордынских городов // Средневековые памятники Поволжья. Москва, 1976. Табл. II, 1, 3, 5).

На сегодняшний день самая поздняя миска с подглазурной росписью ангобом была обнаружена в комплексе дворца Мангупа 1425-1475 гг (Мыц В. Л. Укрепления Таврики... Рис. 44). Тем самым общая дата рассматриваемых мисок — начало ХIII-третья четверть XV в. Аналогии орнаменту на рассматриваемом фрагменте происходят из комплексов последней трети XIII в. и конца XIV в (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Табл. XXV, 95, 96; Табл. XXVI, 97; Византийский Херсон. С. 195. № 208; Романчук А. И., Перевозчиков В. И. Глазурованная керамика из Азова. Рис. 10, 85; Романчук А. И. К вопросу о методике датировки... Рис 4, 1). Вопрос же о дате кораблекрушения в Кастеллоризо, где были обнаружены близкие миски с аналогичным орнаментом остается открытым, поскольку нумизматический и иной узко датируемый материал там отсутствует.

Две аналогичные миски с подглазурной росписью ангобом происходят и с последнего, четвертого, самого раннего яруса погребений (рис. 6, 14, 15). Аналогии им, как уже отмечалось, происходят из датированных комплексов последней трети XIII и конца XIV в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировки... Рис. 4, 1; Романчук А. И., Перевозчиков В. И. Глазурованная керамика из Азова. Рис. 10, 85; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Табл. XXV, 95). Если принимать дату Кастеллоризо в пределах начала XIII в. и даты Мигау для комплекса терм Зевксиппа, столь же стратиграфически малообоснованные, то нижнюю границу придется опустить до начала — первой половины XIII в (Francois V. Les ateliers de ceramique byzantine de Nicee. Fig. 8, 87, 88. P. 426, 427).

Для датировки времени захоронений в могиле 1 существенное значение имеет также монета с монограммой «ро», обнаруженная в третьем ярусе погребений. Обычно такие монеты датируются XI—XIII вв., но они обнаружены и в комплексах XIV в ( Романчук А. И. К вопросу о методике датировки... С. 110). Отметим также, что Н. А. Алексеенко относит эти монеты к середине XIII в (Алексеенко Н. А. Из истории денежного обращения Херсона в XIII в. // История и культура Западного Крыма и Херсонеса в античную и средневековую эпоху. Севастополь, 1987). В любом случае они надежно зафиксированы в комплексах XIII и XIV вв.

В целом даты мисок с подглазурной росписью ангобом, отражающих время захоронений от самого раннего, четвертого, до второго яруса, определяют период использования могилы в пределах XIII (скорее всего, второй половины ) - XIV вв. Более точная датировка пока невозможна.

Могила 6 помещалась в юго-западной части центрального нефа бывшей базилики 1987 года. Длина ее составляет 1.90 м, ширина — 0.53—0.60 м, глубина около 70 см. На стенках могилы сохранились следы известковой обмазки толщиной около 3 см. Дно также обмазано известью (рис. 7, 1—3).

Могила вскрывалась, на что указывают отсутствие ее плитового перекрытия и перемешанность верхнего (первого ) яруса погребений.

В могиле обнаружено 4 яруса захоронений, содержащие в общей сложности останки не менее 15 погребенных. Верхний (первый ярус) дал находки двух браслетов (рис. 7, 4, 5). Один из них принадлежит к типу профилированного двумя валиками браслета, который встречается в комплексах первой половины X — первой половины XII в. ( Рис. 7, 4) (Сазанов А. В. Хронология слоев средневековой Керчи. Рис. V, 49. С. 63, признак 49). Второй, уплощенный браслет имеет аналогии в синхронных комплексах (рис. 7, 5) (Там же. Рис. V, 48. С. 63, признак 48). Погребение 8 четвертого яруса костяков было одним из немногих, сохранивших анатомический порядок. Это дало возможность судить о деталях погребального обряда. Погребенный, длина костяка которого составляла 1.65 м, лежал вытянуто на спине, головой ориентирован на юзз, лицо обращено на свв. Правая рука согнута в локте и лежит чуть ниже груди, левая, видимо, также была согнута в локте. Кости ног лежат параллельно (рис. 7, 3). В районе черепа обнаружено бронзовое кольцо (рис. 7, 6), в районе шейных позвонков-небольшое бронзовое колечко (рис. 7, 7), в ногах — остатки двух пуговиц (рис. 7, 8, 9). Кольца на сегодняшний день не имеют хронологии. Хронология пуговиц, как уже отмечалась, весьма широкая. Они относятся к типу 3-штампованных пуговиц из двух поперечных половинок по типологии С. А. Плетневой (Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье... С. 107. Рис. 56, 3). Они известны в комплексах от первой половины IX в. и вплоть до XVII-XVIII вв (Айбабин А. И. Могильники VIII — начала X в. в Крыму // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1993. Вып. III. Рис. 2, 35; Флеров В. С. Погребальные обряды на севере хазарского каганата. Волгоград, 1993. С. 61. Рис. 55, 7; Макарова Т. И. Археологические раскопки около церкви Иоанна Предтечи // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. VI. Рис. 17, 6-9, 22, 25, 27, 51; рис. 18, 3, 15, 16. С. 32; Артамонова О. А., Плетнева С. А. Стратиграфические исследования Саркела-Белой Вежи (по материалам работ в цитадели) // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. VI. Рис. 27, 798; Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. Рис. 63; Белый А. В., Белый О. В., Лобова И. И. Позднесредневековые плитовые могильники Юго-Западного Крыма. Рис. 3, 6, 7).

Рис. 7.1-9. Могила 6 и инвентарь погребений: 1 — план могилы; 2 — разрез могилы; 3 — план погребений 4-го яруса; 4,5 — верхний ярус, фрагменты стеклянных браслетов; 6-9 — 4-й ярус: 6 — бронзовое кольцо; 7 — бронзовое колечко; 8,9 — бронзовые пуговицы. 10-12. Могила 5: 10 — план могилы; 11 — план захоронения; 12 — разрез могилы

Рассмотренные материалы имеют широкую датировку, а верхняя дата браслетов не совсем ясна. Во всяком случае вряд ли их существование можно четко обрывать серединой XII в. Уплощенные или «плосковыпуклые», по терминологии Ю. Л. Щаповой, браслеты второй группы в Тмутаракани встречены в слоях не только XII, но XIII и XIV в. (Щапова Ю. Л. Стеклянные изделия средневековой Тмутаракани. С. 112. Табл. 2), а плосковыпуклые усложненные, по Ю. Л. Щаповой, соответствующие браслетам с двумя валиками, по нашей терминологии, известны в слоях XIII в (Там же. С. 111. Табл. 1). Это не позволяет датировать погребения в могиле 6 более или менее определенно. Приходится ограничиваться общей датой в пределах XII-XIV вв.

Могила 5 расположена в северном нефе Базилики 1987 г. Отличается от остальных тем, что содержала одиночное захоронение. Глубина могилы составляет примерно 30 см. Дно выложено черепицами-керамидами размером 0.31X0.40 м; 0.39X0.30 м; 0.32X0.41 м, положенными бортиками вниз, плоской поверхностью вверх. В могиле было обнаружено одно погребение, ориентация которого совпадает с погребениями в других могилах. Инвентарь отсутствует (рис. 7, 10—12).

Яма 5 отражает время ремонта часовни (рис. 3, 15).

Она занимала верхнюю часть могилы 4. Стратиграфия могилы хорошо показывает, что яма была сооружена после прекращения погребений в могиле 4 «Базилики 1987 г.». Тем самым она отражает время функционирования часовни и прилегающего к ней помещения XIV, возникших на месте южного нефа базилики. Стратиграфия ямы дает два слоя: нижний, слой ракушки, толщиной примерно 5-10 см и верхний слой серо-коричневого суглинка с камнями и керамикой, толщина которого составляла 40-50 см. Все описываемые далее находки происходят из этого верхнего слоя (рис. 3, 15).

Всего было обнаружено 250 фрагментов, которые включали 247 единиц керамики, 2 стеклянных изделия и один железный наконечник. Керамика представлена черепицей и сосудами, с абсолютным преобладанием черепицы (83,4%) (рис. 8).

Черепица (рис. 8, 1—24).

Обнаруженные фрагменты черепицы принадлежали соленам (рис. 8, 1-20) (184 фрагм. =89,3% ) и калиптерам (рис. 8, 21-23) (22 фрагм. = 10,7 % ).

На ряде черепиц были обнаружены метки, на которых надо остановиться подробно.

Главная заслуга в разработке хронологии и типологии меток на херсонесских черепицах, без сомнения, принадлежит А. Л. Якобсону, опубликовавшему свою картотеку черепичных меток в МИА 17 (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 117-153). Эта картотека стала базовой для последующих исследователей и таковой остается по сегодняшний день. Вместе с тем обращают на себя внимание два обстоятельства. Первое заключается в том, что базовая картотека была составлена в основном на базе материалов дореволюционных раскопок. Хорошо известна плохая паспортизация этого времени, не говоря уже об отсутствии надежной привязки вещей к стратиграфии, даже в тех редких случаях, когда сам стратиграфический принцип соблюдался исследователями. В результате основная часть картотеки осталась фактически депаспортизованной. Второе обстоятельство, по всей видимости, производив от первого. Имея небольшое количество меток из комплексов, А. Л. Якобсон сделал попытку их датировки по стилистическим признакам, таким как высота рельефа метки или характер проработки изображения. Последующие исследования комплексов показали, что эти искусствоведческие критерии были ошибочными. Оказалось, что метки, стилистически датированные А. Л. Якобсоном IX—X и XIII—XIV вв., сосуществуют на одной кровле. Число таких сочетаний все более увеличивается (Симонова Т. И. Метки на черепице кровли дома XIII-X1V вв. // Античные традиции и византийские реалии. Свердловск, 1980; Романчук А. И. К вопросу о методике датировки меток на черепице Херсонеса). Это заставляет нас отказаться от предложенных А. Л. Якобсоном стилистическо-хронологических критериев и рассматривать аналогии каждой метке отдельно, опираясь только на хорошо стратифицированные комплексы. Вместе с тем, считаем нужным оставить саму нумерацию меток, предложенную А. Л. Якобсоном.

Рис. 8. Яма 5. Материал заполнения. 1-24 — черепица; 25 — фрагменты поливной красноглиняной миски; 26 — фрагмент стеклянного сосуда; 27 — стеклянный браслет IX-X вв.; 28 — фрагмент круглого оконного стекла; 29 — железный втульчатый наконечник

Итак, из ямы 5 происходят черепицы с метками Якобсон № 25, 41 а-320, 62-65, 109, 122-126-128, 145, Романчук 14, 3. Глина черепиц может быть разделена на два типа. Для первого характерна глина со включениями известняка и карбонатов. Керамиды, изготовленные из этой глины, имели метки Якобсон 1979 № 3, 41 а-320, Якобсон 1950 № 126—128, 109, Романчук 1995, рис. 14, 3.

Керамида с изображением всадника в головном уборе (рис. 8, 3). Аналогичные метки относятся к № 25 по А. Л. Якобсону. В 1950 г. он определял их как «позднесредневековые» (Якобсон A. Л. Средневековый Херсонес. С. 125, 126. Табл. 3, 25). На это, по его мнению, указывала как их частая находка исключительно в позднесредневековом слое, так и морфология и стилистика самих меток. В книге 1979 г. автор уже более определенно отнес эту метку к XIII в (Якобсон A. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 96, 25). В комплексах Портового района эта метка была обнаружена на кровлях как XIII, так и XIV в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. I, 25). Все это дает основания для датировки этой метки XIII-XIV вв.

На двух керамидах обнаружены метки, изображающие лошадь (рис. 8, 1, 2). Полных аналогий нам найти не удалось. Однако очень близки метки № 41 а, 320 (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 96, 320, 41 а; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Табл. 18, 320). Пока эти метки известны в комплексах последней трети XIII в (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 96, 320, 41 а; Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. Рис. 18, 1).

Одна метка в виде буквы «пи» с дополнительной вертикальной линией абсолютно идентична метке из Портового района из комплексов XIII—XIV вв (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Рис. 14, 3). (рис. 8, 4).

Одна метка в виде буквы В имеет достаточно много аналогий (рис. 8, 5). В книге 1950 г. А. Л. Якобсон выделил идентичные метки в № 122. Приведя аналогию из раскопок базилики в Партенитах, которую он отнес к VIII в., А. Л. Якобсон тем не менее заметил, что высокий рельеф метки позволяет несколько отодвинуть дату в период XI-XII вв ( Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 131. Табл. 9, 122). В последней обобщающей книге А. Л. Якобсон отнес их к № 126-128 и датировал XIII в (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 97, 126-128). Отметим также аналогичные знаки на черепицах Эски-Кермена XIII в., Мангупа и с Биюк-Исара XIII-XIV в (Якобсон А. Л. Там же. Рис. 98, 1; рис. 99, 3; рис. 100, 1, 2). Отметим также то обстоятельство, что А. Л. Якобсон в книге 1979 г. приводит аналогичные метки из Херсонеса, Баклы и Мангупа, которые по стилистике относит к IX—X вв (Там же. Рис. 58, 122; рис. 61, 1, 2; рис. 63, 8, 9). Но эти даты не имеют стратиграфического обоснования. IX—Х вв. для этой метки подтверждаются комплексами Тепсеня (Бабенчиков В. П. Итоги исследования средневекового поселения на холме Тепсень // История и археология средневекового Крыма. Москва, 1958. С. 128. Рис. 19, 5-7). Далее эти метки надежно зафиксированы в комплексах XIII в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. 2, 126, 127; Белов Г. Д. Раскопки в Северной части Херсонеса в 1931-1933 гг. Рис. 98, 5). Все сказанное позволяет датировать метку в пределах IX-XIII/XIV вв.

Синхронна ей метка с буквой Е (рис. 8, 24). Аналогии этой метке известны на черепицах из комплексов IX—X и XIII—XIV вв (Бабенчиков В. П. Итоги исследования средневекового поселения на холме Тепсень. С. 128. Рис. 19, 2; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Табл. 8, 109; Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 98, 3, 5).

Глина второго типа, соответствующая второй группе А. И. Романчук, характеризуется коричневым оттенком. Она пористая, со включениями шамота и железистых минералов (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... С. 113). На черепицах этой глины зафиксированы три метки. Первая метка — широко распространенная буква «пи», номера 62-65 по А. Л. Якобсону (рис. 8, 11). Такие метки происходят из комплексов Херсонеса XIII-XIV вв (Там же. Рис. 16, 4).

Вторая метка находит аналогии на черепицах из комплексов XIII-XIV вв (Там же. Рис. 18, 3). (рис. 8, 14). Кроме того, А. Л. Якобсон приводит аналогичные метки из раскопок Мангупа, которые стилистически относит к IX-X вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 63, 56-58). Вместе с тем эта дата не опирается на стратиграфию. Таким образом, можно констатировать только их существование в комплексах XIII—XIV вв.

Третья метка обломана, поэтому ее атрибуция до определенной степени предположительна (рис. 8, 13). По всей видимости, это фрагмент метки № 145, датирующейся по одному комплексу в Портовом районе XIV в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Рис. 19, 145. Табл. 2). Предложенная А. Л. Якобсоном дата IX—X вв. основывалась на том, что один фрагмент керамиды с такой меткой был обнаружен при раскопках К. Э. Гриневича близ башни Зенона, где «позднесредневековый слой отсутствовал» (Якобсон А. Л. Средневековый ХерсоНес. С. 131, 132. Табл. 10, 145). Однако документация этих раскопок не позволяет делать столь однозначного вывода.

Поливная керамика представлена венчиком и стенкой. Структура теста и цвет глазури позволяют допустить предположение, что они относились к одному сосуду (рис. 8, 25, 25 а). Венчик изготовлен из красной, желтовато-коричневого оттенка плотной глины, со включениями порядка 5 % железистых минералов и карбонатов при абсолютном преобладании первых. Сосуд покрыт желтой непрозрачной глазурью. По бортику с внутренней стороны — две параллельные полоски коричневой глазури (рис. 8, 25). Такой же коричневой глазурью покрыт графический орнамент на фрагменте стенки (рис. 8, 25 а). Этот можно отнести к I группе по типологии азовской керамики (Романчук А. И., Перевозчиков В. И. Глазурованная керамика из Азова. Рис. 1, 1, 2; рис. 2, 1; рис. 3, 11). Если они все-таки от разных сосудов, то венчик близок монохромным мискам с конгцентрическими окружностями XIV в. (Там же. С. 101. Рис. 1, 1, 2; рис. 2, 1), а стенка — сосудам этой же группы с радиальным орнаментом (Там же. Рис. 3, 11).

Стеклянный браслет относится к IX—X вв., и здесь явно «примесь снизу» (рис. 8, 27) (консультация Л. А. Голофаст), второй стеклянный сосуд пока не находит аналогий (рис. 8, 26). Один стеклянный фрагмент принадлежит круглым оконным стеклам, которые использовались в церквах (атрибуция Н. В. Чуркановой) (рис. 8, 28).

Важным представляется вопрос о том, что отражает материал из ямы 5. Обращает на себя внимание ряд обстоятельств. Состав комплекса, в частности преобладание черепиц, ряд меток, которые идентичны меткам с кровли часовни, а также наличие оконного храмового стекла, на наш взгляд, свидетельствует о том, что перед нами комплекс, отражающий небольшой ремонт часовни. Еще раз отметим, что яма перекрывает слои захоронений «Базилики 1987 г.». Все это позволяет трактовать комплекс ямы 5 как отражающий время функционирования часовни — единовременный сброс в результате небольшого ремонта.

Анализ материала позволяет относить это событие к XIV в.

Последний период существования часовни, т. е. время прекращения ее функционирования, отражает материал с пола, содержащий фрагменты черепиц кровли, а также амфор.

Черепица (рис. 9, 11-20; рис. 10).

Метки на черепицах глины 1 соответствуют № 7—10,

Четыре метки с изображением лошади (рис. 9, 11-15) идентичны меткам, приведенным А. Л. Якобсоном под номерами 7-10, который рассматривал их как «раннесредневековые» IX-X вв (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Табл. 1, 7-10; Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство.,. Рис. 58, 7-10). Аналогичные метки были обнаружены в комплексе храма в Гончарном, который также был отнесен А. Л. Якобсоном к ранне-средневековому периоду (Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики. С. 160. Табл. III, 1, 2). Казалось бы, дата этих меток достаточно очевидна — IX-X вв. Однако рассмотрение комплексов, содержащих эти метки, дает иную картину. Приведенные А. Л. Якобсоном в книгах 1950 и 1979 гг. метки происходят из дореволюционных раскопок и являются беспаспортными (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... С. 94). Храм в Гончарном имеет длительную строительную историю. Последний этап его функционирования, когда на месте центрального нефа появляется часовня, приходится на XIV в., на что указывает сам А. Л. Якобсон (Там же. С. 126). Черепица же происходит из слоя завала на полу всех нефов храма. Это позволяет высказать предположение, что завалы кровли как раз отражают не более ранний этап функционирования большого храма, а последний — время прекращения существования часовни, т. е. XIV в. Такую позднюю дату подтверждает и наличие этих меток в комплексе помещения в Портовом районе, датирующегося XIII в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. I, 10). Известные нам комплексы IX—XI вв. не дают этих меток. Отметим также близкие, но не тождественные метки из базилики в Эски-Кермене (Паршина Е. А. Эски-Керменская базилика // Архитектурно-археологические исследования в Крыму. Киев, 1988. Рис. 3, 198, 199, 208, 211). Все это позволяет пока относить данные метки к XIII—XIV вв.

Рис. 9. Часовня. Амфоры и черепица с пола: 1-10 — Амфоры: 1, 2 — трёхручная амфора; 3, 4, 4 а — фрагменты амфор с высоко поднятыми ручками; 7,8 — фрагменты амфор с дуговидными ручами; 5,6, 9,10 — фрагменты плоскодонных амфор. 11-20 — Черепица. Все керамиды, кроме № 18, из теста № 2, № 18 — тесто № 1

Метки с буквой «пи» с одной удлиненной ножкой (рис., 17, 20) соответствуют номерам 65, 72 и 86 А. Л. Якобсона (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Рис. 7, 72; Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 59, 72, 86). Однако все они, за исключением № 65, беспаспортные (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... С. 97). № 65 же происходит из комплексов XIII-XIV вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 97, 65; Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. I, 65).

Другая метка с буквой «пи» (рис. 9, 16) соответствует номеру 83 по А. Л. Якобсону (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Рис. 7, 83). Эта метка встречена на экземплярах из комплексов XIII-XIV вв (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок ... Табл. 2, 83). Аналогии третьей метке с «пи» , соответствующей номеру 86 по А. Л. Якобсону, хотя и отнесены к IX-X вв., но являются беспаспортными (рис. 9, 19).

Одна метка с «пи» изготовлена из другой глины — теста № 1 (рис. 9, 18). Палеографически буква имеет неравные по длине ножки, что соответствует уже упоминавшимся номерам 62, 63, 65 по А. Л. Якобсону (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 97, 62, 63, 65). При этом отметим, что номера 62 и 63 фигурируют у исследователя как буква «К». По всей видимости, так метка была прочитана из-за неправильного разворота черепицы. Аналогии этой метке хорошо известны в комплексах XIII-XIV вв (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Рис. 13, 4, 4 а. Рис. 14, 7).

Несколько черепиц, изготовленных из глины 2, имеют уже упоминавшиеся метки с буквой «т» и дополнительными линиями (рис. 10, 1-4). Как уже упоминалось, эти метки, ошибочно отнесенные А. Л. Якобсоном (номера 56, 57 но его списку) к IX—X вв., встречены в контекстах XIII в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Рис. 18, 3. Табл. 1, 56; Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 63, 56, 57). Аналогичные метки происходят из Верхней Ореанды, однако там контекст неясен (Якобсон A. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 65, 133, 134).

Одна метка с изображением быка (рис. 10, 5) идентична № 20 по А. Л. Якобсону (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 58, 20; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. Рис. 2, 20; рис. 84, 20). Исследователь датировал ее IX—X вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... С. 124). Однако паспортизированные фрагменты происходят из храма в Гончарном и связаны, как уже говорилось, с заключительным этапом функционирования часовни, т. е. XIV в (Якобсон А. Л. Раннесредневековые сельские поселения Юго-Западной Таврики. Табл. III, 5-7). Особый интерес представляет то обстоятельство, что аналогичные метки фигурируют в статье Е. А. Паршиной как происходящие из печей Батилимана (Паршина Е. А. Средневековая керамика южной Таврики // Феодальная Таврика. Киев, 1974. Рис. 18, 9; рис. 20, 45).

Рис. 10. Часовня. Черепица с пола: 1-5, 11 — тесто № 2, 7-10 — тесто № 1

Две метки на черепицах глины 1 с фрагментами изображения всадников (рис. 10, 6, 7) соответствуют номеру 32 по А. Л. Якобсону и по аналогиям из датированных херсонесских комплексов могут быть отнесены к XIII-XIV вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 96, 32; Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. 1, 32).

Одна метка на керамиде глины 2 находит аналогии в комплексах XIII-XIV вв (Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 134. Табл. 10, 165). (рис. 10, 8).

Метка «В» идентична аналогичной метке из ямы 5 и соответственно датируется тем же временем — IX-XIII/XIV вв. (рис. 10, 9). Метка «О» на керамиде из глины № 2 (рис. 10) соответствует номерам 115, 119 по А. Л. Якобсону (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 97, 115, 119). Идентичные метки происходят из комплексов XIII в (Белов Г. Д. Раскопки в северной част Херсонеса... Рис. 14; Белов Г. Д. Отчет о раскопках Херсонеса в 1935-1936 гг. Симферополь, 1938. Рис. 130; Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. 1, 115, 119).

Одна метка на керамиде глины 2 расшифровывается как монограмма «Михаил» (рис. 10, 11). Однако А. Л. Якобсон датирует эту метку IX-Х вв. на том основании, что одна такая метка была найдена во 2-м слое, среди находок IX—X вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 59, 213; Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес. С. 136. Табл. 13, 213). Вместе с тем контекст этой находки не совсем ясен.

Одна метка представляет собой букву «пи» с одной укороченной ножкой. Эти метки были также отнесены А. Л. Якобсоном к IX-X вв (Якобсон А. Л. Керамика и керамическое производство... Рис. 58, 94). Однако при этом А. Л. Якобсон приводит аналогичные метки из Эски-Кермена, замечая, что они происходят из верхнего слоя Эски-Кермена (ХIII в.) (Якобсон A Л. Средневековый Херсонес. Табл. 8, 94. С. 130). Соответственно датированные комплексы с этой меткой датируются XIII в (Романчук А. И. К вопросу о методике датировок... Табл. 2, 94).

Амфоры (рис. 9, 1-10).

При пересчете обнаруженных фрагментов в целые сосуды мы получаем четыре амфоры четырех известных типов.

Одна амфора трехручная, относящаяся к классу 51 по классификации Сазанова-Романчук-Седиковой; класс 51 соответствует типу 60 по последней типологии автора статьи (рис. 9, 1, 2) (Сазанов А. В., Романчук А. И., Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Екатеринбург, 1995. Табл. 45, 179; Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... Fig. 4, 60. Type 60). Этот тип датируется в пределах последней трети XIII-XIV вв (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98).

Несколько ручек принадлежат т. н. амфорам с высоко поднятыми ручками; амфоры соответствуют классу 48 Сазанова-Романчук-Седиковой или типу 53 типологии автора (рис. 9, 3, 4, 4 а) (Сазанов А. В., Романчук А. И., Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Класс 48. Табл. 42, 177. Табл. 43, 171, 174; Sazanov А. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... Fig. 4, 53). В целом эти амфоры датируются первой половиной XII — концом XIV в (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98). Аналогичные по профилировке ручке встречены на амфорах из херсонесских комплексов последней трети XIII и XIV в (Сазанов А. В., Романчук А. И., Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Табл. 42, 177. Табл. 43, 171, 174).

Один венчик и ручка относятся к широко распространенному типу амфор с дуговидными ручками (рис. 9, 7, 8). Эти амфоры, ошибочно атрибутированные И. В. Волковым как трапезундские, производились в Ганосе и являются заключительным этапом развития амфор Ганоса, производство которых начинается в последней трети X — начале XI в. Именно в Ганосе, на побережье Мраморного моря, были исследованы мастерские, выпускавшие эти амфоры (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 97, 98. Fig. 4, 45, 55).

Обнаруженное горло относится к классу 45 по Сазанову-Романчук-Седиковой или типу 55 по А. Сазанову (Сазанов А. В., Романчук А. И,, Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Табл. 41, 155, 159, 161; Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98. Fig. 5, 55) (рис. 9, 8). Общая их дата — XII—XIV вв. достаточно очевидна (Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98. Type 55). Форма венчика находит аналогии на амфорах из херсонесских комплексов последней трети XIII и XIV в (Сазанов А. В., Романчук А. И., Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Табл. 39, 155. Табл. 41, 159, 161).

Несколько ручек принадлежат также широко распространенным в Причерноморье плоскодонным амфорам класса 52 по Сазанову-Романчук-Седиковой или типу 56 по А. Сазанову (Сазанов А. В., Романчук А. И., Седикова Л. В. Амфоры из комплексов византийского Херсона. Табл. 47, 194; табл. 50, 197; Sazanov A. Les amphores de l'Antiquite tardive et du Moyen Age... P. 98. Fig. 4, 56). Они датируются последней третью XIII — концом XIV в.

Итак, черепичная кровля и амфоры с пола часовни отражают время прекращения существования здания. Сочетание циклов позволяет относить его к XIII—XIV вв. Возникает вопрос о более точной дате. Дело здесь, однако, в следующем. На сегодняшний день мы не имеем хороших многочисленных комплексов XIV в. для Херсонеса. Поэтому даты ряда меток, ограничивающие их существование XIII в., не являются окончательными. Эти даты — не даты самих типов меток, а даты комплексов, в которых они обнаружены. Вполне возможно, что многие из меток, известные по комплексам XIII в., встретятся при последующих исследованиях и в комплексах XIV в. Иными словами, повторим хорошо известную археологическую аксиому «не найдено — не значит не было».

Вместе с тем материал из ямы 5 определяет время функционирования часовни в пределах XIV в. Кроме того, необходимо учесть еще одно обстоятельство. В примыкающем к часовне помещении XIV, которое имело с ней общую стену, на полу была обнаружена миска, относящаяся к XIV—XV вв. Сам комплекс, отражающий время гибели этого помещения, датируется XIV в (Сазанов А. В. Отчет о раскопках VII квартала Херсонеса в 1988 г. // Архив Института археологии РАН. Москва, 1989. С. 4-12. Комплексы помещений, окружавших базилику и часовню, будут опубликованы отдельно). Соответственно время функционирования и прекращения существования часовни приходится на XIV в.

Таким образом, в целом последовательность храмовых сооружений в VII квартале хорошо прослеживается. Сначала строится базилика, затем, после прекращения ее существования, на месте ее южного нефа возводится кладбищенская часовня. Такая последовательность обычна для Херсонеса и, по всей видимости, отражает закономерность в смене форм приходского храма, с той лишь разницей, что роль такового изначально выполняла базилика, а не крестовокупольный храм.