Глава II. Австралия между мировыми войнами

Австралия встретила Версальский мирный договор в условиях значительного обострения внутриполитической обстановки.

Коммунистическая партия Австралии, возникшая в 1920 г., несмотря на все внутрипартийные разногласия и трудности, способствовала распространению марксистского учения в австралийском рабочем движении. В этой ситуации, для того чтобы сохранить в своих руках власть над профсоюзами, лейбористское руководство вынуждено было начать политическое маневрирование.

В начале 1921 г. федеральный исполком Австралийской лейбористской партии (АЛП) принял решение о проведении Общеавстралийского конгресса профсоюзов для выработки новой программы рабочего движения в Австралии.

Конгресс, на котором были представлены профсоюзы, объединявшие 700 тыс. австралийских рабочих, состоялся в Мельбурне в июне 1921 г. Открывая заседание, Э. Холлоуэй, являвшийся в то время председателем исполкома АЛП, заявил, что основная задача конгресса заключается в определении целей рабочего движения в Австралии, создании новой программы, поскольку существующая не соответствует изменившейся политической обстановке [125, с. 79].

В ходе дискуссии, развернувшейся на конгрессе, представители ряда профсоюзов весьма резко критиковали существовавшие политические институты и требовали коренного изменения программы лейбористской партии.

Так, представитель шахтеров М. Консидайн назвал федеральный парламент "инструментом, с помощью которого господствующее капиталистическое меньшинство держит в руках несведущее и апатичное большинство" [125, с. 79].

Представитель профсоюзов Виктории Э. Расселл предложил зафиксировать в программе, что "социализация промышленного производства, распределения и обмена является конечной целью лейбористской партии". После оживленного обсуждения это предложение было принято, и председательствующий заявил, что оно будет представлено на рассмотрение предстоящей конференции лейбористской партии [125, с. 79].

На конгрессе обсуждались также вопросы национализации банков, отмены обязательной военной подготовки, создания одного большого союза и др. Работа конгресса закончилась, как говорилось в официальном отчете, исполнением песни "Красный флаг". 10 октября 1921 г. в Брисбене открылась 9-я Всеавстралийская конференция лейбористских партий. Главной задачей было обсуждение решений Общеавстралийского конгресса профсоюзов прежде всего по вопросу о программе партии.

Следует сказать, что действовавшая программа, принятая на 8-й конференции Австралийской лейбористской партии, состоявшейся в июне 1919 г., так определяла главную ее цель: "Культивирование австралийского чувства, сохранение политики "белой Австралии" и развитие просвещенного и уверенного в себе общества. Освобождение общественного труда от всех форм эксплуатации и получение всеми рабочими полного вознаграждения за их труд путем коллективного владения и демократического контроля коллектива, использующего агентства по производству, распределению и обмену. Сохранение и развитие братских отношений с рабочими организациями всех стран. Предотвращение войны посредством разрешения международных споров трибуналом, облеченным властью, достаточной, чтобы добиться выполнения своего решения" [125, с. 81].

Уже. на второй день работы конференции У. Риордин (из Квинсленда) выдвинул предложение о том, чтобы, как это постановил Общеавстралийский конгресс профсоюзов, "социализация производства, распределения и обмена являлась конечной целью лейбористской партии" [125, с. 82].

Это предложение встретило резкие возражения со стороны одного из лидеров лейборизма - Э. Теодора. Если такая программа будет одобрена, заявил он, лейбористская партия сможет изменить свое название на Коммунистическую партию [90, с. 112]. "Нет и двух делегатов, - сказал Э. Теодор, - которые имели бы одинаковое представление о том, что такое социализация производства. Одни могли бы заявить, что социализация - это, по определению партии, коллективная собственность, другие могли бы придерживаться иного мнения", И тут же он предложил следующую редакцию определения главной цели партии: "Освобождение труда от всех форм капиталистической эксплуатации и получение всеми рабочими и производителями полного вознаграждения за свой труд с помощью: а) национализации тех объединений в области производства, распределения и обмена, которые используются при капитализме для ограбления общества; б) совместных действий в области финансирования производства, продажи и распределения продуктов сельского хозяйства" [125, с. 82]. Но более чем двойным большинством голосов эта поправка Э. Теодора была отвергнута.

В тот же день, 11 октября 1921 г., конференция приняла предложение У. Риордина о "конечной цели" Австралийской лейбористской партии.

Вслед за этим было предложено в соответствии с рекомендациями Общеавстралийского конгресса профсоюзов поставить пункт о "социализации производства, распределения и обмена" на одно из первых мест в программе партии. Но в данном случае Теодору удалось взять реванш. Он добился принятия решения о создании специального подкомитета для рассмотрения указанного предложения и, избрания его самого в состав этого подкомитета.

Теодор убеждал членов подкомитета принять пункт о социализации в качестве "конечной" (читай: практически недостижимой!) цели, но не включать его в программу действий партии. Несмотря на возражения ряда членов подкомитета, Теодору удалось добиться отклонения конференцией (20 голосами против 11) предложения включить пункт о "социализации производства, распределения и обмена" в качестве центрального пункта в программу партии. Пункт о социализации был ослаблен еще и принятием ряда оговорок оппортунистического характера. Так, по предложению Теодора в программе было подчеркнуто, "что для достижения поставленной цели должны быть использованы конституционные методы экономических и парламентских действий". По предложению другого лидера лейборизма, который впоследствии занял поет премьер-министра Австралии, Д. Скеллина, в программу в качестве одного из главных принципов деятельности партии была включена o старая формула о "культивировании австралийского чувства, сохранении политики "белой Австралии" и развитии просвещенного и уверенного в себе общества" [125, с. 83].

Не было достигнуто соглашения и о создании единого профсоюзного центра - Одного большого союза. В последующие годы, правда, был учрежден Австралийский совет профсоюзов, но он имел довольно расплывчатую организационную форму и ограниченную компетенцию. Так, все выносимые советом рекомендации до их принятия должны были получить одобрение профсоюзов большинства штатов.

На 10-й (1924 г.) и 11-й (1927 г.) конференциях АЛП основным вопросом было рассмотрение ее конституции. При этом вновь обсуждались формулировки, определяющие цели партии.

В окончательной редакции, принятой на 11-й Всеавстралийской конференции лейбористской партии, которая состоялась в Канберре в мае 1927 г., цель партии и методы ее достижения были определены следующим образом: "Цель: социализация производства, распределения и обмена.

Методы: а) конституционное использование федерального парламента, парламентов штатов, муниципальных органов и всей административной системы; б) расширение компетенции федерального банка до такой степени, пока полный контроль над банками страны не будет в руках народа; в) организация кооперативной деятельности, которая позволит рабочим и другим производителям получить опыт управления, ответственности и контроля над производством; г) культивирование идей и принципов лейборизма, а также развитие духа социальной полезности; д) создание лейбористских исследовательских и информационных бюро; е) осуществление прогрессивных реформ, определенных лейбористской платформой" [125, с. 90-91].

Принятие такой формулировки означало, что буржуазно-оппортунистическим силам в Австралийской лейбористской партии в конце концов удалось пресечь попытки прогрессивной ее части вытащить партию из трясины реформизма.

Сложное положение складывалось и в правительственной коалиции. Национальная партия, созданная Хьюзом в период войны, разваливалась под давлением внутренних противоречий. Сильным ударом по Национальной партии оказалось создание в 1919 г. Аграрной партии, объединившей сельскохозяйственную буржуазию страны. Новая партия, возглавляемая Э. Пейджем, в короткий срок смогла добиться многого. Уже на федеральных выборах 1922 г. Аграрная партия получила 14 мест в парламенте. Теперь от нее зависело, останется ли у власти Национальная партия.

Пейдж заявил, что его партия поддержит националистов при условии, что Хьюз уйдет с поста премьер-министра. Переговоры продолжались несколько недель, в течение которых Хьюз продолжал выполнять обязанности главы государства. Наконец он сдался и, 2 февраля 1923 г. подав в отставку, рекомендовал генерал-губернатору Австралии на пост федерального премьер-министра С. Бруса, занимавшего в его правительстве пост министра финансов. Во вновь созданном правительстве Аграрная партия была представлена, по существу, на равных правах с либералами (5 министерских постов из 11). В состав правительства вошел и лидер аграриев Э. Пейдж. В истории этот кабинет известен под названием правительство Бруса - Пейджа.

Правительство Бруса - Пейджа находилось у власти 6 лет. На выборах в федеральный парламент в октябре 1929 г. либерально-аграрная коалиция потерпела серьезное поражение, потеряв в общей сложности 18 депутатских мандатов. В то же время лейбористы увеличили свое представительство в федеральном парламенте до 47 мест (из 66). Лейбористская партия опять пришла к власти. Вновь сформированное правительство возглавил Д. Скеллин, а Э. Теодор стал министром финансов.

Это было трудное для страны время. Экономический бум первой половины 20-х годов стал сменяться депрессией. Над Австралией уже распростерлась гигантская тень невиданного в истории капитализма мирового экономического кризиса.

20-е годы начались для Австралии весьма благоприятно. Цены на основные экспортные товары стремительно росли. Так, в 1925 г. экспортные цены на шерсть, зерно, масло и мясо по сравнению с ценами 1913 г. увеличились соответственно на 163, 50, 60 и 60% [192, с. 290-292].

В страну хлынул широкий поток людей и капиталов. За 1921-1927 гг. в Австралию прибыло 263 тыс. иммигрантов, а за 20 предшествующих лет - 248 тыс. К началу 30-х годов общая численность населения страны достигла 6,5 млн. человек. К этому времени объем иностранного капитала, ввезенного в страну, оценивался в 1188 млн. ф. ст., из которых британские инвестиции составляли 554 млн. ф. ст. [127, с. 109].

Выгодная экономическая конъюнктура способствовала развитию главных отраслей австралийской экономики. Производство шерсти выросло за 1920-1929 гг. с 625 млн. до 968 млн. фунтов, а поголовье овец - с 86,1 млн. до 106,2 млн. [192, с. 50].

Соответственно расширились экспортные возможности Австралии. Так, экспорт шерсти за 1920-1929 гг. увеличился с 542 млн. до 763 млн. фунтов, а его стоимость - с 42,1 млн. до 55,9 млн. ф. ст. Экспорт мороженого мяса к середине 20-х годов по количеству более чем вдвое превысил довоенный уровень (284 млн. фунтов против 130 млн.), а по стоимости - в 3 раза (4140 тыс. ф. ст. против 1460 тыс.) [192, с. 290-291].

Хотя Великобритания по-прежнему являлась основным торговым партнером Австралии, ее доля в австралийском внешнем товарообороте сократилась. Зато заметно выросла доля США и Японии. Если к началу первой мировой войны доля Англии в экспорте Австралии составляла 45,1%, то к 1929 г. она снизилась до 38%, а в импорте - с 59,7 до 39,7%. В то же время доля США увеличилась соответственно с 2,7 до 4% и с 1,3 до 3,4%, а Японии - с 1,6 до 7,9% и с 1,2 до 3,3% [192, с. 303-304].

Особенно заметно изменилось направление грузопотока главного австралийского экспортного товара - шерсти. За период 1921-1931 гг. доля Великобритании в экспорте австралийской шерсти снизилась с 47,5 до 29,7%, в то время как доля стран континентальной Европы и Японии возросла соответственно с 38,1 до 47,7% и с 7,1 до 19,7% [192, с. 54].

Все изменилось после печально знаменитого дня 24 октября 1929 г., когда на нью-йоркской бирже начали стремительно падать курсы акций. В течение месяца они упали в среднем на 40% ниже их прежней стоимости. Гигантская волна невиданного кризиса захлестнула прежде всего Соединенные Штаты. Тысячи промышленных, торговых и финансовых предприятий обанкротились. Миллионы людей остались без работы. В этих условиях слова, незадолго до этого сказанные президентом США Гувером: "Мы в Америке стали ближе к окончательному триумфу над бедностью, чем когда-либо в истории этой страны" [127, с. 109-110], воспринимались как ирония.

Очень быстро экономический кризис распространился на страны Европы и Японию. В 1932 г. общее число безработных в США, Японии и странах Западной Европы составило 30 млн. человек.

Мировой экономический кризис тяжело ударил и по Австралии. Цены на ее главные экспортные товары резко упали. Если в 1928 г. фунт шерсти стоил 15 пенсов, а бушель пшеницы - 5 шилл., то к концу 1930 г. - соответственно 8 пенсов и 2 шилл. 6 пенсов [127, с. 109-110]. Стоимость австралийского экспорта в 1930 г. равнялась лишь половине его стоимости в 1928 г. Национальный доход страны в 1930/31 г. уменьшился на ¹/₃. К 1933 г. почти третья часть австралийских трудящихся не имела работы. Заработная плата работавших сократилась на 20% [192, с. 8].

В 1930 г., в разгар экономического кризиса, когда десятки тысяч австралийских трудящихся дошли до полного обнищания, лейбористская партия провела свою 12-ю конференцию, на которой было подтверждено отрицательное отношение АЛП к коммунистическому движению в Австралии. "Ни коммунистическая партия, ни ее отделения, - отмечалось в документах конференции, - не могут объединиться с Австралийской лейбористской партией. Ни один член коммунистической партии не может стать членом Австралийской лейбористской партии; членам АЛП запрещается защищать политику коммунистической партии" [125, с. 97].

В то же время лейбористская партия оказалась неспособной решать сложные вопросы руководства страной в условиях экономического кризиса. В рядах партии начался разброд. Лидер лейбористов Нового Южного Уэльса Д. Лэнг в отсутствие премьер-министра Д. Скеллина, который находился в Англии на Имперской конференции, выдвинул свой план "спасения" страны, заключавшийся, по сути дела, в том, чтобы отказаться платить налоги Великобритании. Когда же его план не был поддержан АЛП, Лэнг вышел из нее, создав свою группу. Другой лейбористский деятель, Д. Лайнс, в конце 1931 г., в преддверии федеральных выборов, организовал группу, получившую название Объединенная австралийская партия. На выборах, состоявшихся Б декабре 1931 г., эта партия завоевала большинство и в федеральном парламенте, и во всех парламентах штатов, кроме Квинсленда. Ее лидер Д. Лайнс сформировал новое правительство Австралийского Союза, главой которого он являлся до своей смерти в апреле 1939 г. Но созданная им Объединенная австралийская партия оставалась у власти. Ее лидером и премьер-министром страны стал Р. Мензис.

С 1934 г. экономическое положение Австралии начало улучшаться. Кризис отступил, но его последствия продолжали ощущаться еще долго. Развитие экономики страны существенно замедлилось (табл. 8).

Таблица 8. Стоимость продукции основных отраслей австралийской экономики^*, тыс. ф. ст

^* (Department of Overseas Trade. Report on Economic and Commercial Conditions in Australia, с 29.)

Поголовье скота в эти годы было следующим (в тыс. голов) [29, с. 35]:

Производство шерсти, составлявшее в 1931 г. 1007 455 фунтов, несколько увеличилось и в 1941 г. равнялось 1167158 фунтам. Количество овец за это время увеличилось со 110618893 до 125189129 голов [70, с. 430].

Производство масла характеризовалось следующими данными: в 1933/34 г. - 450936 тыс. фунтов, в 1934/35 г. - 469079 тыс., в 1935/36 г. - 433722 тыс. фунтов, а сыра - соответственно 38476 тыс., 39975 тыс., 38599 тыс. фунтов [29, с. 45].

Не лучше было положение с производством пшеницы [29, с. 49]:

Изменения в производстве сахарного тростника характеризуют следующие данные [29, с. 53]:

Австралийское хлопководство в этот период развивалось довольно неравномерно, о чем свидетельствуют приведенные ниже цифры [29, с. 61]:

Производство риса было незначительным [29, с. 62]:

Промышленность Австралии развивалась по сравнению с сельским хозяйством несколько более быстрыми темпами, занимая, правда, по-прежнему подчиненное положение в экономике страны.

Стоимость продукции горнорудной промышленности увеличилась с 1933 по 1936 г. с 17608 тыс. до 27562 тыс. ф. ст. Добыча золота за тот же период выросла с 714135 до 1169301 унции, серебра - с 10817 тыс. до 12288 тыс. унций, меди - с 14413 тыс. до 18561 тыс. т, свинца - с 222 тыс. до 224 тыс. т, цинка - со 124 тыс. до 172 тыс. т, чугуна - с 336 тыс. до 783 тыс. т, стали - с 393 тыс. до 820 тыс. т, угля - с 9092 тыс. до 11370 тыс. т [29, с. 68-71].

Общее число предприятий обрабатывающей промышленности увеличилось за 1934-1936 гг. с 23297 до 24894, а число работавших на них рабочих - с 405909 до 492775. Стоимость выпускавшейся продукции увеличилась за тот же период с 330132 тыс. до 414688 тыс. ф. ст. [29, с. 73].

Объем внешней торговли Австралии в этот период увеличивался медленно, о чем свидетельствуют общие данные австралийского экспорта и импорта за 1933/34-1936/37 гг. (в тыс. ф. ст.) [29, с. 73]:

Австралийский внешний товарооборот в конце второй половины 30-х годов оставался ниже уровня конца 20-х годов, когда стоимость экспорта достигала 141633 тыс. ф. ст., а импорта - 143648 тыс. ф. ст. (1928/29 г.) [29, с. 73].

Главными экспортными товарами по-прежнему были шерсть" зерно, мясо, масло. Основными покупателями австралийских товаров, как и прежде, являлись Великобритания, США и Япония. На долю Великобритании приходилось почти 50% всего австралийского экспорта, на долю США - более 10%, а Японии - более 6%. Эти же страны занимали ведущее место в австралийском импорте - соответственно 42, 14 и 4,3% [29, с. 84-88].

В Австралии в 30-е годы получили развитие новые отрасли: промышленности, такие, как производство электроэнергии, автомобиле и самолетостроение; стал развиваться автомобильный и авиационный транспорт. Если в 1922 г. в стране было всего 136 848 автомобилей, то в 1939 г. - 899533. Крупнейшие в мире автомобильные компании открывали свои филиалы в Австралии (в 1925 г. - "Форд", в 1931 г. - "Дженерал моторе", в 1939 г. - "Крайслер"). В 1923 г. начало свою деятельность крупнейшее в стране автомобильное предприятие - "Холден". Подавляющее большинство автомашин изготовлялось непосредственно в Австралии. Так, уже в. 1928/29 г. в стране было выпущено более 72 тыс. автомобилей, а импортировано - менее 14 тыс. [127, с. 124-125].

Первый воздушный перелет из Европы в Австралию был совершен еще в 1919 г. братьями Россом и Кейтом Смитами, которые за 28 дней пролетели расстояние от Лондона до Дарвина. Несколько подобных перелетов состоялось затем во второй половине 20-х годов (в 1926 г. - А. Кобхэм, в 1928 г. - Б. Хинклер). Следует отметить, что Б. Хинклер покрыл расстояние между Англией и Австралией уже за 16 дней, а австралийский авиатор К. Смит в 1929 г. - за 12 дней и 18 часов. В 1934 г., когда отмечалось столетие со дня основания Мельбурна, туда из Англии прилетели британские авиаторы К. Скотт и К. Блек, затратив на это 71 час.

В 20-е годы появились первые австралийские коммерческие авиакомпании, крупнейшими из которых стали "Квинсленд энд Нортерн территори айр сервис" ("Квонтас") и "Острэйлиен нэшнл эйруэйз" (ОНЭ).

Вследствие ухудшения экономического положения Австралии. в 30-х годах заметно уменьшился прирост населения: снизилась. рождаемость, сократилась иммиграция. Если в 1921-1930 гг. население страны возросло с 5411297 до 6500751 человека, т. е. ежегодно увеличивалось в среднем на 1,65%, в том числе за счет иммиграции - на 0,56%, то в 1931-1940 гг. оно увеличивалось ежегодно менее чем на 0,85%, в том числе за счет иммиграции - лишь на 0,05%. К 1941 г. население Австралии составило 7077586 человек [70, с. 428].

Внешняя политика Австралии в годы, предшествовавшие второй мировой войне, характеризовалась верноподданнической поддержкой внешнеполитических акций Великобритании.

До второй мировой войны Австралия не имела даже своих дипломатических представительств за границей, хотя по Вестминстерскому статусу 1931 г. получила, как и другие британские доминионы, право на осуществление самостоятельной внешней политики.

Министерство иностранных дел формально существовало в Австралии с 1901 г. Оно поддерживало контакты между Австралией и Великобританией, вело дела, связанные с интересами Австралии в районе Тихого океана, включая управление территорией Папуа, а также иммиграционные дела. В 1916 г. это министерство было ликвидировано. Его функции были переданы сначала канцелярии премьер-министра, а затем министру территорий. Восстановление министерства иностранных дел как самостоятельного государственного ведомства произошло лишь в середине 30-х годов. В это время австралийское правительство начало осуществлять так называемую службу связи: австралийские представители направлялись в британские посольства и миссии в странах, где Австралия имела особые интересы.

В разгар мюнхенского кризиса, в октябре 1938 г., Р. Мензис, выступая на заседании парламента, отверг саму возможность для британских доминионов проводить независимый внешнеполитический курс: "Принять такую линию поведения было бы самоубийством... Австралия не может остаться нейтральной в войне, которую ведет Британия" [28, 1938, т. 157, с. 429-431].

Все основные интересы, надежды и тревоги австралийцев были связаны в те годы с развитием событий в далекой Европе. Тем не менее Австралия не могла не чувствовать растущую опасность со стороны Японии, которая уже откровенно приступила к реализации своих империалистических замыслов в бассейне Тихого океана. Еще в конце первой мировой войны в Австралии были известны японские материалы, свидетельствовавшие о вынашиваемых в Японии планах мирового господства. Так, в парламенте Южной Австралии на заседании 31 июля 1918 г. приводились отрывки из опубликованной в Японии работы "Третья империя". В ней, в частности, говорилось: "Мы должны ясно сказать нашему народу, что его великой миссией является создание мировой империи. Наша национальная политика должна быть обращена на юг, но юг означает не крошечные острова Южных морей... Сфера экспансии Японии лежит за экватором - в Австралии, Новой Зеландии и Тасмании... Австралия, конечно, предназначена богом для японцев, но украдена англичанами многие годы тому назад. Не должно быть никаких колебаний в нашем стремлении идти в Австралию. То, что туда не пускают японцев, - верх несправедливости. В интересах и Японии, и мировой экономики - дать Японии львиную долю при разделе Британской империи великими державами" [33, с. 51].

Не могло пройти в Австралии незамеченным и заявление воженного министра Японии генерала Араки о том, что "миссией Японии является установление господства в Азии, Южных морях и в конце концов во всех четырех сторонах мира" [129, с. 15].

В австралийской прессе говорилось о "японской угрозе", о том, что Япония не простит австралийцам проведение политики "белой Австралии" и т. п.

Отношения с Японией осложнились еще и тем, что в конце мая 1936 г. австралийское правительство изменило в угоду Великобритании свою тарифную и лицензионную систему, упростив ее для последней, чтобы еще больше стимулировать англо-австралийскую торговлю, и введя ограничения в торговле с Японией.

Надо сказать, что к середине 30-х годов Япония занимала уже важное место во внешнеторговых отношениях Австралии. Она была вторым после Великобритании покупателем австралийской шерсти. В то же время Австралия закупала значительное количество японского текстиля. В 1935 г. состоялись даже австралийско-японские переговоры о расширении торгово-экономических отношений. После дискриминационных тарифных мер, принятых правительством Австралии, доля Японии в австралийском экспорте снизилась в 1936/37 г. до 4,3% против 6,3% в 1932/33 г. [29, с. 88].

Чтобы как-то "задобрить" Японию, австралийское правительство решило занять благожелательную позицию в отношении японского нападения на Китай в июле 1937 г. и "критиковать Японию не больше, чем это строго необходимо" [167, с. 102]. Более того, австралийское правительство постаралось быстро пресечь забастовку докеров, отказавшихся грузить металлолом на корабли, отправлявшиеся в Японию. "Вопрос не в том, правильны или неправильны взгляды докеров на то, какова должна быть международная политика Австралии, - заявил от имени правительства Р. Мензис, являвшийся тогда генеральным прокурором Австралии, - а в том, определяется ли эта политика конституционным правительством или какой-либо производственной группой" [167, с. 103]. Корабли, груженные металлоломом, направились в Японию, а австралийское правительство продолжало проводить политику попустительства в отношении японской агрессии в Китае.

Интересно в этой связи сообщение американского генерального консула в Сиднее Д. Моффета своему правительству. Так, в. письме государственному секретарю Хеллу от 12 октября 1935 г. он писал: "Я до сих пор не встретил ни одного австралийца, который был бы против политики Японии в Маньчжурии и желал бы ухода Японии из Маньчжурии" [111, с. 11]. В феврале 1936 г. Д. Моффет сообщал Хеллу, что Дж. Пирс, занимавший в то время пост министра иностранных дел, сказал ему, что хотя Австралия и относится с подозрением к политике Японии, но сократившаяся: мощь британского флота и отсутствие надежды на получение помощи от США не оставляют Австралии никакой другой возможности, кроме проведения дружественной по отношению к Японии политики, чтобы не дать последней оснований осуществить агрессию против Австралии [111, с. 11].

Австралийское правительство осознавало, конечно, реальность угрозы со стороны Японии. Об этом свидетельствует заявление премьер-министра Д. Лайнса, сделанное в декабре 1938 г.: "Впервые за всю историю Австралия может оказаться в зоне войны... Надо отчетливо понять, что в любое время в течение ближайших нескольких недель мы, австралийцы, можем быть поставлены перед необходимостью отразить нападение на нашу страну" [175, с. 115]. Тем не менее Австралия по-прежнему отказывалась применить какие-либо санкции против Японии [28, 1938, т. 157, с. 151, 470]. Более того, она продолжала переговоры с Японией о возобновлении австралийско-японского торгового договора [92, с. 292]. 9 мая 1939 г. министр иностранных дел Г. Голлет сделал заявление, в котором стремился подчеркнуть дружественное отношение Австралии к Японии: "Почему Япония в случае войны или даже в те дни, когда мы живем под тенью войны, предпочтет новых друзей по антикоминтерновскому пакту своим старым друзьям в Британской империи?" [28, 1939, т. 159, с. 197].

Австралийское правительство в деле защиты страны от внешнего нападения, несмотря на наличие некоторого скепсиса в отношении возможностей британского флота, все-таки продолжало полностью полагаться на мощь Великобритании. Дж. Пирс, бывший тогда министром обороны, выступая в Сиднее в сентябре 1933 г., подчеркнул: "Первоочередной задачей Австралии должно быть создание отряда кораблей, способного эффективно кооперироваться с королевским военно-морским флотом". Как Пирс, так и его преемник на посту министра обороны А. Паркхилл считали, что действия Австралии в будущей войне должны сводиться только к участию в морских сражениях, осуществляемых совместно с британским флотом и имеющих цель не допустить морской блокады страны. "Если морские коммуникации Австралии будут прерваны, - заявил Дж. Пирс, - а ее импорт и экспорт остановлены действиями врага, страна может быть принуждена к поискам мира до того, как хоть один вражеский солдат появится у ее берегов" [167, с. 100].

Правда, в Австралии звучали голоса, возражавшие против официального курса в вопросе об обороне страны. В качестве примера можно привести статью полковника Г. Уинтера, опубликованную в британском военном журнале "Арми квотерли", в которой автор, соглашаясь с тем, что "важнейшей ролью австралийского военно-морского флота является кооперация с британским флотом, а не выполнение задач местной обороны", в то же время настаивал на том, что главными средствами местной обороны Австралии, учитывая условия, которые существуют, и несмотря на географическое положение Австралии, которое, казалось бы, требует другого решения, являются сухопутная армия и военно-воздушный флот. Полковник Уинтер подчеркивал важность этих родов войск и необходимость их развития [139, с. 19-20].

Такую же позицию занимал полковник Л. Бивс, выступавший с аналогичными заявлениями. Следует сказать, что оба этих офицера имели неприятности по службе за свои высказывания. Они были понижены в должности. Лишь после того, как министр обороны Паркхилл в апреле 1937 г. покинул свой пост, Уинтер и Бивс вновь заняли ответственные должности в австралийской армии [139, с. 19-20].

События в Европе приобретали угрожающий характер, неотвратимо надвигалась война, чему в немалой степени способствовала политика "умиротворения" фашистских агрессоров, проводимая британским правительством. Эта политика получила полное одобрение и поддержку со стороны правительства Австралии. Так, заместитель премьер-министра и лидер Аграрной партии Э. Пейдж, выступая 5 октября 1938 г. в парламенте, от имени австралийского правительства восторженно заявил: "Весь мир приветствует с облегчением завершение переговоров в Мюнхене, которые устранили реальную угрозу всеобщей войны, породили глубокое чувство признательности к тем, кто сделал возможным успех переговоров... можно надеяться, что Мюнхенское соглашение... откроет новую эру в международных отношениях, когда противоречия, неизбежно возникающие время от времени между нациями, будут разрешаться путем мирных переговоров на основе разума и справедливости" [28, 1938, г. 157, с. 388, 391].

Вступив на пост премьер-министра, Р. Мензис в первом обращении к австралийскому народу 26 апреля 1939 г. поспешил подчеркнуть, что в своей внешней политике возглавляемое им правительство будет по-прежнему целиком ориентироваться на Великобританию. При этом он отметил "особую роль" Австралии на Тихом океане (что несколько лет спустя, после второй мировой войны, стало одним из главных принципов австралийской внешней политики). "Это правда, что мы немногочисленны, - говорил Мензис, - но у нас есть энергия, знания и ресурсы, и я не вижу причины, по которой мы не могли бы играть не только самостоятельную, но и эффективную роль в делах на Тихом океане". Мензис вновь повторил уже известные положения о том, что Австралия не будет нейтральной в войне, в которой примет участие Великобритания: "Ее мир - наш мир; если она воюет, то воюем и мы..." [187, с. 24].

Однако несмотря на то, что австралийское правительство занимало верноподданническую позицию в отношении Англии, оно предпринимало некоторые шаги, имевшие целью приобрести в лице Соединенных Штатов дополнительного гаранта безопасности Австралии. Но, делая их, австралийское правительство все время оглядывалось на своего британского патрона и потому часто сбивалось с пути и возвращалось на исходную позицию.

В начале 30-х годов австралийско-американские отношения приобрели даже довольно натянутый характер. Оснований к тому было несколько. В июле 1931 г. американская пароходная "Мэтсон навигейшн компани", обслуживавшая линию Сан-Франциско - Сидней, продолжила ее до Окленда. Британской компании "Юнион ройял мейл", которая и раньше сильно страдала от конкуренции американцев, был нанесен дополнительный удар. Британскую компанию поддержали профсоюзы моряков и докеров Австралии и Новой Зеландии, потребовавшие, чтобы правительства этих стран запретили американской компании осуществлять морские перевозки между двумя доминионами. Австралийское общественное мнение было отражено в статье, опубликованной в мельбурнской газете "Эйдж". В ней, в частности, говорилось: "Тщательно организованное американское вмешательство в морские перевозки между доминионами вызывает необходимость немедленных совместных оборонительных действий Австралии и Новой Зеландии... Поскольку американцев бесполезно уговаривать, главной обязанностью страны является защита своего собственного благополучия. Благосостояние Австралии и Новой Зеландии, конечно, не будет поднято смиренной передачей американцам монополии на осуществление пароходного движения в Тихом океане" (цит. по [111, с. 9]).

Под нажимом Великобритании австралийское правительство несколько лет откладывало принятие решения по этому делу. Не возымел действия даже вызов торгового консула британского посольства в Вашингтоне Г. Чокли в государственный департамент, где ему было заявлено, что действия Англии и ее доминионов против "Мэтсон навигейшн компани" могут заставить американское правительство внести на рассмотрение конгресса ограничительный закон в отношении британских пароходных компаний [31 т 1, с. 708-710].

Более того, в июне 1937 г. в государственный департамент США был передан меморандум австралийского правительства, подтвердивший его отрицательную позицию в отношении деятельности "Мэтсон навигейшн компани". Но теперь реакция американского правительства была вялой, ибо, как сообщил Хеллу председатель морской комиссии конгресса Д. Кеннеди, по новому закону о торговом мореходстве 1936 г. субсидирование "Мэтсон навигейшн компани" прекратилось 30 июня 1937 г. и не будет возобновлено. Спор, длившийся 7 лет, сам по себе угас [31, т. 2, с. 106].

Другим фактором, омрачавшим австралийско-американские отношения, был постоянный дефицит в торговле Австралии с США. Так, за 1921/22-1929/30 гг. Австралия экспортировала в США товаров на сумму 85 756 тыс. ф. ст., а импортировала - на 296 215 тыс. ф. ст. [192, с. 306].

Торговые связи Австралии с США затрудняло отсутствие торгового договора. Дело в том, что торговые отношения Британской империи с США основывались на торговом соглашении 1815 г., где говорилось о том, что его действие распространяется лишь на территорию Британских островов. Из-за отсутствия австралийско-американского торгового договора австралийские дельцы не имели права находиться на территории Соединенных Штатов и вести там коммерческие операции. Когда в 1924 г. США ввели у себя законодательство, ограничившее иммиграцию, австралийские бизнесмены могли въезжать в страну только в пределах квоты, установленной для всех австралийских иммигрантов (121 человек в год), или как временные посетители. Использование последней возможности, понятно, крайне затрудняло деятельность австралийских деловых людей в США.

Время от времени между Австралией и США начинались переговоры о заключении торгового договора, но всякий раз заканчивались неудачей. Это объяснялось тем, что американцы требовали от австралийского правительства отмены высоких тарифных барьеров для американских товаров в обмен на улучшение условий деятельности австралийских бизнесменов в США. Так, например, помощник государственного секретаря США Дж. Коттон в меморандуме от 12 января 1930 г. указывал на то, что статус австралийских бизнесменов в Соединенных Штатах "не так неудовлетворителен, как нынешний статус американских бизнесменов в Австралии, чьи торговые операции являются предметом едва ли не самой жесткой тарифной дискриминации" [111, с. 8-9].

Третьим обстоятельством, ухудшавшим австралийско-американские отношения, было принятие в США в 1932 г. закона о предоставлении Филиппинам независимости в течение десяти лет, вызвавшее в Австралии сильное раздражение. Австралийское правительство усмотрело в этом желание Соединенных Штатов вообще уйти из западной части Тихого океана и тем значительно усложнить военно-стратегическое положение Австралии в этом районе. В одном из сообщений государственному секретарю Хеллу, относящемуся к февралю 1936 г., американский генеральный консул в Сиднее Д. Моффет писал о "растущем возмущении нашей политикой ухода с Филиппин" [111, с. 11].

Решение США было тем более неприятно австралийцам, что за два года до этого, в 1930 г., на Лондонской конференции, посвященной программам военно-морского строительства, Соединенные Штаты отказались дать согласие на значительное увеличение численности легких крейсеров британского флота. Австралийское правительство считало, что эти действия США наносят серьезный, ущерб интересам обороны пятого континента.

Во второй половине 30-х годов австралийско-американские торгово-экономические отношения продолжали ухудшаться. Правда, в феврале 1938 г. была сделана попытка их улучшить - начались прямые австралийско-американские переговоры о заключении торгового договора между двумя странами. Но после весьма длительного и часто открыто неприязненного обмена мнениями они были практически прерваны в июне 1939 г. В сентябре началась вторая мировая война, а государственный департамент США все еще ожидал ответа из Канберры на свое июньское послание австралийскому правительству по поводу дальнейшего хода переговоров.

В годы, предшествовавшие второй мировой войне, еще более вяло развивались австралийско-американские политические отношения. Несмотря на весьма недвусмысленные намеки американского правительства еще в 1938 г. о готовности установить прямые дипломатические отношения с Австралией, австралийское правительство направило в Вашингтон своего посланника лишь спустя полгода после начала второй мировой войны. Хотя правительство Австралии испытывало некоторые сомнения относительно мощи. Великобритании и ее готовности оказать Австралии эффективную военную помощь, оно все-таки связывало судьбу страны с судьбой Альбиона. Поэтому, когда Великобритания объявила войну Германии, Мензис поступил в полном соответствии с программой, обнародованной 26 апреля 1939 г. В заявлении по радио, сделанном 3 сентября 1939 г., он сообщил австралийцам, что "Англия объявила войну Германии и следствием этого явилось то, что Австралия тоже вступила в войну" [124, с. 152].

Система австралийского колониального управления Папуа D. 20-30-х годах не претерпела практически никаких изменений. Законодательный и Исполнительный советы продолжали по-прежнему существовать в качестве декорума. Произошли лишь количественные изменения. В 1924 г. состав Исполнительного совета увеличился с 6 до 9 членов (один из них - неофициальный - выбирался из числа неофициальных членов Законодательного совета). Тогда же был расширен Законодательный совет, состоявший раньше из 6 официальных и 3 назначенных неофициальных членов. После 1924 г. в него вошли 8 официальных и 5 неофициальных членов, один из которых представлял христианские миссии, действующие в колонии. Практически же вся полнота власти безраздельно принадлежала губернатору.

В системе колониального управления существовало несколько департаментов: земельный, сельскохозяйственный, горнодобывающий, здравоохранения и др. Координировал их работу секретариат губернатора.

В деревнях были созданы деревенские советы, которые должны были выражать чаяния коренного населения и действовать, по выражению Муррея, "постоянно оглядываясь на туземные обычаи и традиции". Но в действительности эти советы использовались властями как дополнительный рычаг колониального администрирования.

Необходимо подчеркнуть, что колониальное управление по-прежнему распространялось фактически лишь на небольшую часть колонии. Правда, время от времени в глубь острова отправлялись экспедиции. Так, в 1907 г. Монктон пересек территорию от реки Уариа до Лейкекаму. В 1913 г. в западной части колонии было открыто озеро, названное озером Муррея. В 1928 г. два патрульных офицера, Кэриус и Чемпион, прошли от реки Флай до реки Сепик. В 1935 г. Хейдс и О'Молли во время экспедиции в горные районы западной части колонии обнаружили плато, которое было названо Большим Папуасским. Двумя годами раньше подобное плато нашли в горах западной части бывшей германской территории Новая Гвинея. Открытые районы были объявлены "неконтролируемыми областями", доступ в которые без особого разрешения был запрещен до 1939 г.

В 1906 г. был опубликован новый закон о порядке приобретения земли европейскими колонистами в Папуа. Согласно закону монопольное право на приобретение земельных участков у коренного населения сохранялось за австралийским правительством. Последнее передавало их колонистам не в собственность, а в аренду за незначительную плату на срок до 99 лет. Для стимулирования притока европейских поселенцев колониальные власти существенно изменили порядок уплаты ренты в первые годы пользования землей. Так, за обрабатываемые земли была установлена плата в размере 5% ее первоначальной стоимости. В тех случаях, когда земля предоставлялась в пользование на срок более 30 лет, за первые 10 лет не взималось никакой платы, а в течение последующих 10 лет арендаторы уплачивали не более 6 пенсов за акр. Для пастбищных земель была установлена иная плата - 2,5% ее первоначальной стоимости с аналогичными скидками для долгосрочной аренды. Известные льготы предоставлялись лицам, арендовавшим землю и на более короткие сроки. Не взималось, например, никакой платы за межевание земли, которую предполагалось продать.

Заявки на приобретение земельных участков рассматривались сначала земельной комиссией в составе трех членов, назначавшихся губернатором, а затем направлялись ему для окончательного решения. Для предотвращения спекуляции, к которой могли бы привести столь благоприятные условия аренды, были выработаны специальные положения, в соответствии с которыми земельная комиссия в случае злоупотреблений имела право выносить рекомендации об отмене льготных условий землепользования. В то же время при возникновении трудностей у арендатора комиссия могла предоставлять ему дополнительные льготы. Результатом введения закона 1906 г. было заметное оживление в приобретении земельных участков в Папуа европейскими колонистами. Если в середине 1906 г. в аренде находилось лишь 2089 акров, то в 1907 г. - 45913, в 1908 г. - 194393, а в 1911 г. - уже 364088 акров; в последующие годы темпы приобретения земельных участков снизились.

Широкие размеры аренды земли в Папуа не повлекли соответствующего увеличения культивируемой площади в колонии, хотя некоторый рост наблюдался. Так, если в 1907 г. обрабатывалось 1467 акров, то к 1915 г. - 44447 акров. Во время "земельного бума" многие арендаторы приобрели значительно больше земли, чем могли обработать. Колониальные власти вынуждены были отобрать часть предоставленных в аренду земель. Только в 1913/14 г. было конфисковано 78457 акров.

Основу экономики колонии составляло сельское хозяйство, специализировавшееся на производстве копры и каучука, которые 6ыли главными статьями экспорта Папуа. Поскольку цены на них на мировом рынке постоянно колебались, то и размер выручки от экспортной торговли колонии резко менялся.

Что касается добычи золота, продажа которого ранее давала наибольший доход, то в годы, предшествовавшие первой мировой войне, она сократилась до минимума. Общее числе рабочих, занятых на золотых приисках, не превышало 200 человек.

Незадолго до начала первой мировой войны в Папуа были открыты новые месторождения золота, а также обнаружены запасы меди и нефти, что дало повод колониальной администрации вновь рекламировать Папуа как выгодное место для помещения капиталов.

Первая мировая война не коснулась непосредственно Папуа: на ее территории не происходило никаких военных действий, но она оказала отрицательное влияние на экономику колонии. Из-за войны закрылись многие рынки сбыта. Цены на местные товары резко упали, а транспортные расходы возросли. В первые послевоенные годы положение еще более ухудшилось. Если в 1919/20 г. было экспортировано 4080 т копры на сумму 124035 ф. ст., то в 1921/22 г. - 5063 т на сумму 87377 ф. ст. Аналогичное положение наблюдалось с экспортом каучука. В 1919/20 г. от его продажи было получено 41 542 ф. ст., а в 1922/23 г. - 5907 ф. ст.

Подобное явление объяснялось не только падением цен на эти товары, но и распространением на колонию в 1921 г. действия Навигационного акта. Согласно акту, перевозить товары, производимые в колонии, могли только корабли, находившиеся в собственности австралийцев. Товары из Папуа доставлялись сначала в Сидней, а затем уже попадали на внешние рынки, что значительно увеличивало стоимость транспортировки. То же самое происходило и с товарами, ввозимыми в колонию. Хотя Папуа в основном торговала с Австралией, тем не менее ряд товаров поступал из других стран; в частности, рис колония получала из азиатских государств. Поэтому корабли сначала заходили в Сидней, а затем совершали обратный путь на север. Товары, вывозившиеся из Папуа в Англию, также доставлялись в Сидней, а лишь потом к берегам Великобритании.

После принятия Навигационного акта положение Папуа настолько ухудшилось, что туда была направлена специальная комиссия, которая сделала вывод, что применение акта к Папуа ошибочно. Комиссия также отметила: "Повсеместно наблюдается сильное негодование по поводу действий австралийского правительства... направленных на то, чтобы положить деньги в карманы, сиднейских судовладельцев и торговцев" [71, с. 40]. В 1925 г. действие Навигационного акта в отношении Папуа было прекращено.

Но вскоре на колонию надвинулось новое бедствие: мировой экономический кризис, начавшийся в 1929 г., сильно ударил и по ее экономике. Если в 1927/28 г. колония экспортировала каучука на 102158 ф. ст., то в 1928/29 г. - только на 46 816 ф. ст. Подобное положение сохранялось до середины 30-х годов. Лишь в 1936 г. стоимость экспорта каучука достигла 124174 ф. ст. В 1930 г. копры было вывезено на 176485 ф. ст., в 1931 г. - на 93710 ф. ст. Положение с экспортом копры не улучшилось и во второй половине 30-х годов.

Большие надежды, которые колониальная администрация связывала с развитием добывающей промышленности, в общем-то не оправдались. Не удалось организовать не только промышленной добычи, но даже серьезного геологического изучения запасов нефти, открытых еще в 1911 г. Некоторое развитие получила добыча меди. В 1924 г. недалеко от Порт-Морсби началась довольно интенсивная разработка медных месторождений. Через два года на добыче меди было занято около 1 тыс. коренных жителей и 100 европейцев. Экспорт меди в то время составлял треть общего вывоза колонии. В 30-х годах ведущее место в экспорте Папуа вновь заняло золото.

Развитие плантационного хозяйства и добывающей промышленности в колонии значительно обострило проблему рабочей силы, потребовало пересмотра существовавшего трудового законодательства. Еще в 1907 г. был принят Закон № 1, вводивший новые положения о труде в Папуа. В этом законе, действовавшем до 1942 г., сохранялись многие черты старого законодательства, в частности лицензионная форма найма рабочих, которые привлекались к работе лишь с разрешения колониальных властей, выдававших в этих случаях специальные лицензии работодателям. Последним позволялось самостоятельно нанимать только слуг. Работодатели могли нанять рабочих и до получения лицензии, но власти имели право аннулировать заключенные контракты.

Контракты должны были составляться только в письменной форме; в них содержалось обязательство работодателя после истечения срока контракта бесплатно доставлять нанятых им рабочих домой. Коренные жители колонии могли привлекаться на работы на срок до трех месяцев. Исключения из этого положения оговаривались в контракте.

Закон 1907 г., направленный на защиту интересов европейских колонистов, давал работодателям возможность заключать долгосрочные контракты, а также усиливал санкции, применявшиеся в отношении рабочих из коренного населения колонии. За невыход на работу нанятого рабочего подвергали тюремному заключению на срок до 14 дней или штрафу в размере двухнедельного заработка, за бегство заключали в тюрьму на срок до трех месяцев или направляли на принудительные работы на такой же срок. В 1910 г. по найму работало 5585 коренных жителей колонии - вдвое больше, чем в 1905 г., в 1919 г. - 8610 человек. В дальнейшем эта цифра снизилась вследствие экономической депрессии.

Несмотря на то что было принято трудовое законодательство, а также учреждены департамент по делам туземного населения и организация по наблюдению за выполнением этого законодательства, на плантациях царил произвол. Единственное положение из трудового законодательства, к которому охотно прибегали плантаторы, - это санкции в отношении рабочих. Труд рабочих на плантациях напоминал рабский. Интересно в этой связи привести рассуждения губернатора Папуа Д. Муррея. "Конечно, рабство есть явление, относящееся к прошлому, - заявил он, выступая в 1921 г. на заседании Австралийской ассоциации содействия развитию науки. - Но оно во многом остается в системе трудовых контрактов. И я не думаю, что будет преувеличением сказать, что в запрете этой системы больше лицемерия, чем в ее поддержке. К несчастью, система трудовых контрактов является необходимостью в ряде мест, в том числе на Новой Гвинее, но этот институт не следует считать постоянным" [71, с. 41-45].

В 1926 г. была принята поправка к трудовому законодательству, предоставлявшая возможность нанимать рабочих из коренного населения без контрактов и на неопределенный срок. Но плантаторы предпочитали пользоваться системой контрактов для найма рабочей силы.

Тяжелые условия труда пугали коренных жителей колонии, и они неохотно шли на заключение контрактов. Поэтому плантаторы испытывали постоянный недостаток в рабочей силе. Чтобы вынудить коренных жителей Папуа пойти на плантации, колониальная власть приняла в 1918 г. Закон о подушном налоге, согласно которому все мужчины из местного населения в возрасте от 16 до 36 лет должны были ежегодно уплачивать налог в размере 1 ф. ст. Колониальная администрация полагала, что, поскольку денег у коренных жителей нет, они будут наниматься к европейским плантаторам. Действительно, введение закона привело к некоторому увеличению рабочих на плантациях: если в 1917 г. их насчитывалось 7059 человек, то в 1918 г. - 8610. Но и этого было недостаточно. В начале второй мировой войны, в 1940 г., общая численность рабочих в плантационных хозяйствах фактически не превышала 10 тыс. человек (общее население колонии в то время составляло 200 тыс. человек).

Не полагаясь на введение подушного налога, колониальная администрация приняла в 1918 г. закон о туземных плантациях, который обязывал жителей деревень отводить часть земельной площади (из расчета один акр на одного жителя) для создания плантационных хозяйств, производящих сельскохозяйственные культуры на экспорт. Колониальные власти предписывали, какие именно культуры должны выращиваться в той или иной деревне, в том или ином районе. Устанавливались санкции за отказ выполнять такие предписания. Часть урожая, размер которой определялся властями, являлась собственностью соответствующей деревни, остальное принадлежало колониальной администрации. Последняя реализовала весь урожай. Деньги, полученные от продажи доли урожая, принадлежавшей жителям деревни, после вычета подушного налога шли в деревенскую казну. Таким образом администрация рассчитывала расширить плантационное хозяйство для увеличения экспортных возможностей колонии и одновременно получить реальную основу для взимания подушного налога.

В течение всего периода между мировыми войнами колониальные власти настойчиво стремились провести в жизнь закон о туземных плантациях. Но результаты были плачевны. О производстве копры и каучука говорилось выше. Что касается кофе, то его в 1939 г. было продано всего 70 т, что дало коренным жителям выручку 1,9 тыс. ф. ст. Незначительным было и производство риса, несмотря на то что власти пытались создавать рисовые плантации в различных частях колонии.

Плантации продолжали существовать только вследствие того, что колониальные власти принуждали коренных жителей работать в этих хозяйствах. Это признавали и представители администрации. "Плантации выжили, - говорил один из чиновников. - только, как мне кажется, из-за страха туземцев перед тюремным заключением, которое грозило им в случае неповиновения" [71, с. 47].

Таким образом, почти за 4 десятилетия австралийского управления экономическая жизнь Папуа не претерпела почти никаких изменений. Колониальная администрация продолжала существовать за счет субсидий австралийского правительства. Если ко времени вступления Муррея на пост губернатора колонии эта субсидия ежегодно составляла 40 тыс. ф. ст., то в конце его деятельности, в 1940 г., - 85 тыс. ф. ст.

Весьма плачевным было положение и в области просвещения и здравоохранения. Школьное образование в колонии оставалось в руках христианских миссий. Муррей пытался создать систему правительственных школ. В 1908 г. он предложил организовать в каждом административном районе по одной правительственной школе, для преподавания в которых предполагалось привлекать австралийских учителей. Эти школы, по мысли Муррея, должны были готовить учителей для деревенских школ. Но этот план так и не был реализован.

В миссионерских школах преподавали учителя из коренного населения, которые сами, по сути дела, было малограмотными. Но даже и таких школ в колонии было недостаточно. К 1939 г. в Папуа действовало всего 45 школьных центров.

Медицинское обслуживание было крайне ограниченным. Имелось всего 3 больницы, в которых лечились главным образом европейцы. После первой мировой войны в деревнях время от времени стали появляться так называемые объездные доктора. В 1933 г. впервые группа коренных жителей была послана в Сидней для обучения начаткам медицинских знаний. Медицинскую помощь населению оказывали также христианские миссии, причем половину связанных с этим расходов несли колониальные власти.

Часть Новой Гвинеи, принадлежавшую Германии, Австралия захватила в начале первой мировой войны. До мая 1921 г. она управлялась австралийской военной администрацией. В сентябре 1914 г. в Рабауле была опубликована прокламация, в которой командующий австралийскими войсками полковник У. Холмс заявил, что "жизнь и имущество мирных европейских колонистов будут защищены, законы и обычаи колонии оставлены в силе, если они не будут противоречить условиям военного времени" [169, с. 3].

Принципы управления территорией были сформулированы в "условиях капитуляции", которые 17 сентября 1914 г. подписали Холмс и исполнявший обязанности губернатора "германской" Новой Гвинеи Хабер. Согласно этому документу, австралийская военная администрация получала абсолютную власть над территорией на весь период оккупации, до решения вопроса о дальнейшей ее судьбе в соответствующем мирном договоре.

В "условиях капитуляции" отмечалось, что все германские служащие становятся военнопленными, но те из них, "чьи обычные занятия имеют гражданский характер, после того как они дадут клятву о сохранении нейтралитета на весь период войны, освобождаются и им разрешается вернуться к исполнению обычных обязанностей" [169, с. 4]. Включение такого положения в "условия капитуляции" объяснялось не мягкостью У. Холмса, а его стремлением получить определенную выгоду от этого гуманного акта. Дело в том, что обстановка на острове была очень сложной. Война прервала обычные пути снабжения колонии продовольствием. Остро ощущалась нехватка риса и консервированного мяса. У коренного населения накопилось немало обид на колонизаторов. Мобилизация чиновников и бизнесменов в армию привела к ослаблению колониального режима и усилила волнения среди коренных жителей, рабочие начали покидать плантации.

Остановить надвигавшийся хаос и сохранить колониальный режим можно было лишь срочным возвращением немецких служащих и бизнесменов на их посты. В том, что они будут вести себя лояльно по отношению к австралийским властям, можно было не сомневаться, ибо немцы боялись коренных жителей и искать защиты и покровительства могли только у австралийской армии.

Германские колониальные чиновники вернулись на свои должности, плантаторы - на плантации, а христианские миссионеры - в свои миссии. На территории продолжали действовать германские законы. Сохранились также назначенные еще германской колониальной администрацией местные власти - лулуаи и тултулы. Австралийцы оставили в неприкосновенности и германскую систему налогообложения.

В результате всех этих действий экономика колонии не пострадала. Было даже достигнуто некоторое увеличение производимой там продукции. Например, экспорт копры с 1915/16 по 1920/21 г. возрос с 11 тыс. до 23,7 тыс. т.

В бывшей "германской" Новой Гвинее, как и в Папуа, проблема обеспечения плантаций европейцев рабочей силой стояла весьма остро. В 1915 г. австралийская военная администрация ввела в действие Закон о труде, основанный на положениях законопроекта, который до первой мировой войны подготовили германские колониальные власти, но из-за начавшихся военных действий не успели утвердить. Закон предусматривал наказания за отказ работать, за небрежное выполнение обязанностей, за бегство с плантаций. Единственное положение, которое было опущено, - это существовавшее при немцах право плантаторов на телесные наказания рабочих из коренного населения. В 1919 г. австралийское правительство даже "абсолютно запретило телесные наказания", но плантаторы не придавали сколько-нибудь серьезного значения этим предписаниям и продолжали "воспитывать" туземцев кнутом. В отдельных случаях они выражали свое несогласие с решением колониальных властей. Так, группа плантаторов в письме австралийскому правительству писала: "Туземцы этих островов представляют собой человеческие создания, находящиеся на самом низком в мире уровне развития, и их воспитание поэтому равно нулю. Даже туземцы, живущие вокруг Рабаула, хоть и находятся в постоянном контакте с белым населением уже почти тридцать лет, являются не более чем детьми, и они должны подвергаться порке так же... как невоспитанные мальчики в цивилизованных странах" [84, с. 90].

Не возражали против телесных наказаний коренных жителей и христианские миссии. Так, лютеранские миссионеры советовали капитану корабля, принадлежавшего миссии, послать членов экипажа из коренных жителей к лулуаи находившейся вблизи миссии деревни, для того чтобы их "положили на ящик", т. е. высекли (в деревнях обычно секли людей на ящиках).

Австралийской военной администрации удалось несколько увеличить численность коренных жителей, работавших на плантациях. Если в 1914 г. их было 20 тыс., то к 1921 г. - около 28 тыс. человек.

Правительству Австралии очень хотелось "оставить за собой" бывшую германскую колонию в Новой Гвинее. Поэтому сразу же после захвата территории в австралийском парламенте начались дебаты о его юридическом оформлении. В речи лидера оппозиции Д. Кука, произнесенной в палате представителей в апреле 1915 г., подчеркивалось, что судьба захваченных в Тихом океане германских колоний должна быть решена на общеимперской конференции еще до окончания войны. "Мы были бы рады взять на себя любую ответственность, вытекающую из факта обладания тихоокеанскими островами, - говорил Д. Кук, - хотя, по моему суждению, они вообще не должны были бы принадлежать какой-либо другой стране, кроме Австралии" [169, с. 11]. Англо-германский договор о разделе Новой Гвинеи, результатом которого явилось образование германской колонии на острове, лидер либералов назвал "идиотским решением".

Тогдашний премьер-министр А. Фишер, лидер лейбористов, указав на то, что британское правительство не хотело бы созывать общеимперскую конференцию в 1915 г., заявил: "Если решение короля не совпадает с нашими желаниями, мы не должны на них настаивать... Это является политической линией нынешнего правительства не только в отношении созыва конференции, но и в отношении любого другого дела". Он попросил членов парламента воздержаться от дальнейшей дискуссии по территориальным проблемам и высказал уверенность, что британское правительство отнесется с пониманием к стремлению Австралии после войны "получить право на участие в выработке решений по политическим вопросам" [169, с. 12].

Во время войны австралийское правительство не имело ясного представления о том, какова позиция Великобритании в отношении дальнейшей судьбы бывшей германской колонии на Новой Гвинее. Дело в том, что Англия стремилась укрепить столь нужные ей связи с Японией. Зная большую заинтересованность последней в захвате германских колоний в Тихом океане, она вела с Японией политическую игру, пытаясь, с одной стороны, удовлетворить ее колониальные аппетиты, а с другой - не упустить своего на Тихом океане. В феврале 1917 г. Великобритания заключила с Японией секретное соглашение, в котором обязалась поддерживать претензии Токио на германские тихоокеанские колонии, расположенные севернее экватора, в обмен на согласие японцев поддержать британскую аннексию германских тихоокеанских колоний южнее экватора. О передаче этих колоний (речь шла о "германской" Новой Гвинее и острове Науру) Австралии в соглашении ничего не говорилось.

У. Хьюз, занимавший в то время пост премьер-министра Австралии, был поставлен в известность о заключенном соглашении, но не возражал против него, ибо дело происходило в разгар развернутой немцами смертоносной "подводной войны".

После вступления в войну Соединенных Штатов положение Австралии как будущей наследницы германских тихоокеанских территорий стало еще более неопределенным. США, не заинтересованные в захвате германских колоний в Тихом океане другими державами, начали развивать идею о предоставлении им самоуправления. Эта позиция США нашла свое официальное выражение в послании американского президента В. Вильсона 8 января 1918 г., в пункте 5 которого, в частности, говорилось: "Абсолютно беспристрастное урегулирование всех колониальных притязаний должно происходить с учетом интересов туземного населения, имеющих такой же вес, как и обоснованные требования правительств, чьи права должны быть определены" [181, с. 9].

Реакция стран Антанты на этот пункт послания В. Вильсона была разная. В британском правительстве на этот счет не было единого мнения. Так, министр колоний В. Лонг выступил за аннексию германских колоний, а премьер-министр Д. Ллойд Джордж поддержал идею В. Вильсона.

В Австралии предложение американского президента не встретило сочувствия. Д. Кук, вошедший в австралийское правительство в качестве морского министра, заявил в парламенте: "Австралия была первой страной, захватившей германскую колонию, и мы будем продолжать ее удерживать. Я глубоко убежден, что мы имеем на это право". Сенатор М. Рейд, выступая на заседании сената, сказал: "Новая Гвинея является страной, которую мы должны удерживать как составную часть Австралии. Мы в долгу перед папуасской расой. Они попали в наши руки, и мы должны заботиться о них, как о детях, подготавливать их к самостоятельной жизни. Они верят нам... Мы не согласны с политикой, отрицающей аннексию. Мы должны удерживать Новую Гвинею ради ее народа и в интересах нашей будущей безопасности" (цит. по [169, с. 273]). Правда, некоторые парламентарии утверждали, что обладание колониями создаст дополнительные трудности для Австралии. Делались заявления в духе В. Вильсона и Д. Ллойд Джорджа. Но в австралийских "верхах" все-таки преобладала точка зрения, которую выразил сенатор Т. Бэкхэп. "Современные австралийцы, - заявил он, - не хуже любого народа на земле могут справедливо обращаться с цветным населением, и потому, при всем уважении к В. Вильсону, нам не следует присоединяться к провозглашенному им политическому курсу, допускающему, чтобы туземцы различных колоний, которые были захвачены нами у врага, сами решали вопрос: перейти им под наш флаг или вернуться под флаг нашего врага. Воображаю каннибалов Новой Гвинеи, советующихся по поводу дела, которое представляет жизненно важный интерес для нашего потомства" (цит. по [169, с. 275]).

В апреле 1918 г. У. Хьюз и Д. Кук выехали в Лондон и оставались там до подписания Версальского мирного договора. Чтобы укрепить позиции своего премьер-министра, австралийский парламент 14 ноября 1918 г., сразу же после заключения перемирия, на совместном заседании обеих палат принял резолюцию, в которой говорилось: "Для будущей безопасности и благосостояния Австралии весьма существенно, чтобы германские владения в Тихом океане, которые сейчас оккупированы австралийскими и новозеландскими войсками, ни при каких обстоятельствах не были возвращены Германии и чтобы при решении вопросов относительно этих островов были бы проведены консультации с Австралией" [169, с. 280].

Вопрос о судьбе бывших колониальных владений Германии решался на мирной конференции в Версале в 1919 г. По Версальскому договору Австралии был передан мандат на управление "германской" Новой Гвинеей. Сразу же после подписания договора У. Хьюз отправился на родину. Выступая в парламенте 19 сентября 1919 г. по поводу мандатной системы, Хьюз сказал: "Мы старались получить прямой контроль... но "четырнадцать пунктов" президента Вильсона запретили это и... был принят принцип мандата. Таким образом, существо спора изменилось, и, после того как нам был объяснен принцип мандата, мы увидели, что эта форма согласуется с интересами не только нашей национальной безопасности, но и нашего благосостояния" (цит. по [169, с. 48]). Парламент одобрил действия У. Хьюза и принятие мандатной системы. Получив мандат на управление "германской" Новой Гвинеей, австралийское правительство прежде всего решило экспроприировать всю находившуюся там германскую собственность. Немецкие плантаторы и бизнесмены были высланы в Германию. Компенсацию за потерянное имущество им выплачивало германское правительство в счет военных репараций союзникам. Покинутые плантации были проданы австралийцам, в основном бывшим военнослужащим. Большинство из них не имели представления о ведении тропического земледелия и быстро обанкротились. В результате экономическое положение территории значительно ухудшилось, и австралийские власти пожалели о своем скором решении. Правительство Австралии рассматривало также вопрос о высылке с острова германских христианских миссионеров, опасаясь, что последние будут настраивать коренных жителей против австралийцев и сеять среди них смуту. Но в конце концов они были оставлены на острове.

Следующим шагом Австралии было решение вопроса об организации совместного управления Папуа и Новой Гвинеей (так стала называться территория, ранее являвшаяся колонией Германии). Королевская комиссия из трех членов, в числе которых был Д. Муррей, после ознакомления на месте с положением дел пришла к выводу о том, что целесообразно сохранить раздельное управление каждой из них, поскольку трудно управлять столь большой территорией из одного центра. Против этого решения в комиссии был лишь Муррей, рассчитывавший стать губернатором обоих владений.

Актом о Новой Гвинее, принятым австралийским парламентом в 1920 г., на территории было создано отдельное управление. Этот акт вошел в силу в мае 1921 г. Военная администрация передала функции управления гражданской власти. Согласно Акту 1920 г., верховную власть в Новой Гвинее осуществлял генерал-губернатор Австралии, который назначал членов администрации территории. Ее глава - администратор - находился в Рабауле. Не было предусмотрено ни Законодательного, ни Исполнительного совета. Их создали позднее, в 1932 г.

В последующие годы, вплоть до второй мировой войны, Папуа и Новая Гвинея были отделены друг от друга не только юридически, но и по существу. Не разрешалось свободного перемещения из одной территории в другую не только для коренных жителей, но и для европейцев. Существовало даже два разных языка межгруппового общения коренного населения территорий: в Папуа - полицейский моту, а в Новой Гвинее - пиджин-инглиш.

Что касается системы управления, то и колония Папуа, и подмандатная территория Новая Гвинея управлялись совершенно одинаково - на старый колонизаторский манер, хотя Австралия дала торжественное обещание Лиге Наций готовить подмандатную территорию к получению самоуправления.

В соответствии с мандатом Австралия управляла Новой Гвинеей как составной частью своей территории. Германские законы: были отменены. Вместо них стали действовать австралийские федеральные законы, законы штата Квинсленд, а также обычное право коренных жителей территории в отношении землевладения, охоты и рыболовства.

Но условия мандата требовали от Австралии еще и выполнения "священной миссии": развития населения территории. Потому-то в Акте о Новой Гвинее 1920 г. указывалось, что австралийское правительство будет делать все возможное для материального и морального благополучия коренных жителей и их социального прогресса.

В течение двадцатилетнего пребывания Новой Гвинеи под австралийским мандатом в политическом положении территории не произошло никаких прогрессивных изменений. В первые 12 лет не существовало даже самого эфемерного декорума представительных органов, таких хотя бы, как в Папуа.

По Акту 1932 г. о Новой Гвинее, на территории взамен совещательного органа при администраторе был образован Исполнительный совет, который состоял из чиновников колониальной администрации и одного назначенного неофициального члена. Был создан и Законодательный совет, в который наряду с колониальными чиновниками входили 7 неофициальных членов. Все неофициальные члены обоих советов являлись европейцами.

Местное управление в Новой Гвинее осталось без изменений. В деревнях сохранялись лулуаи и тултулы. В некоторых местах лулуаи назначались начальниками над несколькими деревнями, в этом случае власти выдавали им палки с серебряными набалдашниками. Австралийская администрация платила лулуаям маленькое жалованье. Они получали указания от патрульных офицеров, время от времени наезжавших в деревни.

Административно Новая Гвинея делилась на районы. Накануне японского вторжения в период второй мировой войны существовало 7 таких районов: 3 на самой Новой Гвинее, 4 - на сопредельных островах.

Делались робкие попытки создать деревенские советы. Они были образованы после 1935 г. в нескольких деревнях, но в дальнейшем этот процесс не получил никакого развития.

Не произошло сколько-нибудь существенных изменений и в экономике подмандатной территории. Как и немецкие хозяева Новой Гвинеи, австралийцы очень мало знали об управляемой ими территории. Фактически под их контролем находились небольшие районы вокруг Рабаула и Кокопо на Новой Британии, Маданга и Аитапы - на Новой Гвинее, часть острова Бугенвиль, остров Манус. В 1921 г. австралийцы имели представление лишь об ¹/₄ части своей подмандатной территории. Европейское влияние распространялось не более чем на 15-20 км от побережья в глубь острова.

Главным объектом внимания европейцев по-прежнему являлась копра. Австралийские власти пытались наладить производство других видов сельскохозяйственных культур, имевших экспортное значение. С этой целью в 1923 г. была введена должность директора сельскохозяйственного производства. Спустя несколько лет в различных районах подмандатной территории появились плантации хлопка, кофе и оливковых деревьев, но это не изменило положения. Накануне японского вторжения на Новую Гвинею в период второй мировой войны плантации кокосовых пальм занимали 233 тыс. акров (общая площадь европейских плантаций составляла тогда 243 тыс. акров). В период между двумя мировыми войнами объем экспорта копры, так же как и ее стоимость, претерпевал значительные изменения. Но если экспорт копры в основном имел тенденцию к повышению, то ее стоимость, напротив, к понижению. Так, в 1921 г. было экспортировано 23,7 тыс. т копры и получено 1,3 млн. долл., в 1928 г. - соответственно 62,3 тыс. т и 2,4 млн. долл., в 1938 г. - 73,7 тыс. т и 1,7 млн. долл.

В 1921 г. контроль за производством и экспортом копры на подмандатной территории перешел в ведение специально созданного для этой цели бюро. В 1923 г. через бюро было экспортировано 25 тыс. т копры (общий экспорт этой продукции составил 32.6 тыс. т). После 1926 г. плантации опять перешли в руки частных компаний и отдельных лиц.

В первой половине 20-х годов экспорт копры составлял 96% общего вывоза с подмандатной территории. Со второй половины 20-х годов положение коренным образом изменилось, несмотря на то что копра продолжала оставаться важным экспортным сельскохозяйственным продуктом. В 1938 г. экспорт копры составил лишь 7з всего экспорта Новой Гвинеи.

Ведущим экспортным товаром стало золото. В период германского господства золотоносных месторождений на территории Новой Гвинеи найти не удавалось. Немцы говорили, что все золото на острове досталось англичанам, а затем австралийцам, захватившим Папуа.

После получения мандата на Новую Гвинею австралийцы в 1922 г. впервые обнаружили золото в районе рек Уариа и Булоло. Но "золотая лихорадка" началась в 1926 г., когда золото нашли в районе Эди-Крик, притока Булоло. Туда хлынули сотни людей. Места были труднодоступные. Снабжение шло через селение Саламауа, от которого до приисков добирались 8 дней. Золотодобыча никем не регулировалась, поэтому между золотоискателями происходили острые споры и столкновения. Вследствие антисанитарных условий на приисках вскоре началась эпидемия дизентерии. Австралийское правительство вынуждено было назначить в марте 1927 г. специальную комиссию. В том же году началось строительство двух дорог до приисков, но положение не улучшилось. Тогда австралийские власти решили использовать авиатранспорт для: связи районов золотодобычи с внешним миром. По воздуху доставлялись оборудование, строительные материалы, продовольствие и необходимые товары для населения приисков, среди которого в начале 30-х годов было 700 европейцев и 6 тыс. коренных жителей. К этому времени вся золотодобыча перешла в руки нескольких крупных компаний, ведущими среди них были две: "Булоло голд дреджинг" и "Нью Гвини голдфилдс".

Через некоторое время золото было найдено в районе реки Пурари, а в 1937 г. - в районе реки Сепик. Размеры золотодобычи, естественно, быстро увеличивались. Если в 1926 г. было добыто 10,6 тыс. унций золота на сумму 50,3 тыс. долл., то в 1928 г. - 113,9 тыс. на сумму 512,4 тыс., в 1936 г. - 302,6 тыс. на сумму 3,7 млн., а в 1938 г. - 410,1 тыс. унций на сумму 4,1 млн. долл.

Поскольку золотодобывающие компании уплачивали австралийским властям в виде налога 5% стоимости всего добытого золота, у администрации подмандатной территории появился источник дохода. В 1939 г., например, доходы подмандатной территории Новая Гвинея составили 1 млн. долл., тогда как колонии Папуа - 290 тыс. долл. После 1926 г. подмандатная территория перешла, так сказать, на самоокупаемость. Но все это лишь в незначительной мере отразилось на положении коренного населения, ибо деньги, полученные администрацией, шли главным образом на выплату жалованья европейским чиновникам и бизнесменам.

Проблема рабочей силы на подмандатной территории была еще острее, чем в Папуа, поскольку в Новой Гвинее золотодобыча требовала большого числа рабочих рук.

Взамен отмененного германского законодательства австралийская управляющая власть ввела на подмандатной территории закон о труде, аналогичный закону, действовавшему в Папуа. Но в нем были и некоторые отличительные черты. Так, срок действия трудового контракта устанавливался, как правило, на три года, а не на один год, как в Папуа. Продолжительность рабочей недели составляла 55 часов, в Папуа - 50. Минимальная зарплата равнялась 1 долл. в месяц, в Папуа не было фиксированного минимума зарплаты. Запрещался наем рабочей силы в деревнях, расположенных на высоте более чем 3 тыс. футов над уровнем моря, для работы на побережье. Объяснялось это тем, что жители горных районов, где не было малярии, попадая в зараженные ею места, в массе своей погибали. Существовало специальное регулирование труда шахтеров и носильщиков: срок действия трудового контракта - 2 года, продолжительность смены - 8 часов, зарплата 1 долл. в месяц, максимальный груз для переноски - 50 фунтов.

Правда, все эти положения так и остались на бумаге. Плантаторы и владельцы золотых приисков остро нуждались в рабочей силе, но создавать сколько-нибудь сносные условия для рабочих не собирались, и поэтому коренные жители не шли к ним. Население заставляли подписывать контракты насильно. В одном районе, например, вербовщикам не удалось уговорить местных жителей добровольно подписать контракты и 400 местных жителей были попросту "реквизированы" патрульными офицерами. Этот факт стал широко известен, и австралийским властям пришлось назначить комиссию по расследованию инцидента. Последняя установила, что подобные действия обычны при вербовке рабочей силы, что вербовщиков очень часто сопровождают представители управляющей власти, применяющие насилие. Было также обнаружено, что переводчики по наущению вербовщиков переводят отрицательные ответы коренных жителей на вопрос представителей властей, согласны ли они заключить контракт, как положительные. Вербовщики получали от владельцев золотых приисков по 40-50 долл. за каждого завербованного рабочего.

Несмотря на формальный запрет, на плантациях и приисках по-прежнему применялись телесные наказания рабочих из коренных жителей, по малейшему поводу их заключали в тюрьму. В 1925 г. департамент здравоохранения организовал проверку условий жизни рабочих на плантациях. Обследование показало, что многие из них умирали от дизентерии и пневмонии, 50% рабочих страдали болезнью бери-бери. Ежегодный уровень смертности составлял, по данным управляющей власти, 3,1%.

В соответствии с законом о труде администрация имела право запрещать вербовку слишком большого числа жителей в деревнях, чтобы не наносить ущерба местному сельскохозяйственному производству, но на практике австралийская администрация не только не препятствовала, а всячески способствовала вербовке в огромных масштабах, не считаясь с нуждами коренных жителей. В колониальной практике европейских государств наем 15% взрослого мужского населения рассматривался как максимум. На Новой Гвинее вербовали до 20% мужского населения, в некоторых областях этот процент был еще выше. В ряде деревень района Сепик, например, ко времени второй мировой войны было взято почти ³/₄ всех взрослых мужчин.

В период между двумя мировыми войнами общее число рабочих на европейских плантациях и приисках Новой Гвинеи увеличилось почти в 1,5 раза: в 1921 г. оно составляло 28 тыс., а в 1940 г. - 41 тыс. Коренные жители использовались также как матросы на кораблях, портовые рабочие, шоферы грузовиков и служащие магазинов. В Рабауле, самом крупном городе подмандатной территории, насчитывалось около 3,5 тыс. рабочих из коренных жителей. Именно здесь в январе 1929 г. произошла первая в истории Новой Гвинеи забастовка. Утром 3 января все рабочие и служащие из коренных жителей, включая полицейских, не вышли на работу. Руководили забастовкой владелец шхуны Самасума и сержант полиции Рами. Они собрали бастующих в католической и методистской миссиях, расположенных в окрестностях Рабаула. Их план заключался в том, чтобы вызвать в миссии европейских работодателей и обсудить с ними вопрос об увеличении зарплаты. Они наивно полагали, что европейцы, умиленные христианским смирением бастующих, немедленно согласятся на это.

Забастовщики напрасно прождали весь день; пищи у них не было, и на следующий день они вернулись на работу. Власти жестоко расправились с ними. 200 полицейских из 217 принимавших участие в забастовке были заключены в тюрьму. Арестовали также Самасуму и Рами. Во время судебного процесса они заявили, что стремились только к тому, чтобы улучшить условия жизни народа. Их приговорили к трем годам тюремного заключения.

Давая объяснения Постоянной мандатной комиссии Лиги Наций по поводу жестокой расправы с забастовщиками, австралийский делегат заявил: "Строгость была необходима... Бастующие вообще не имели никаких оснований для выступления. Они были в значительной степени побуждены к этому несколькими агитаторами. Поэтому жестокие приговоры, вынесенные агитаторам, предотвратят вероятность повторения в будущем подобных выступлений" [84, с. 103].

Но забастовки не прекратились. В 1935 г. бастовали рабочие приисков в районе Эди-Крик, в 1938 и 1941 гг. - в Булоло. Управляющая власть ввела на подмандатной территории закон, в соответствии с которым могла депортировать из Новой Гвинеи тех лиц, чье присутствие рассматривалось как опасное "для мира, порядка и доброго управления".

Отношения между европейским населением и коренными жителями Новой Гвинеи все ухудшались. Многие из тех, кто посещал в то время подмандатную территорию, свидетельствовали об "антитуземной истерии" у европейских колонистов и растущем недоверии и подозрительности у коренных жителей. Европейцы обвиняли христианских миссионеров в том, что они не держат в руках туземцев, а миссионеры ссылались на распущенность своей туземной паствы и безразличие ее к христианству.

Своеобразным выражением недовольства коренных жителей Новой Гвинеи европейским населением было широко распространившееся в 30-х годах движение "культа карго", или "товарного культа". Его проповедники убеждали жителей в том, что, если они будут надлежащим образом готовиться, боги пошлют им множество тех товаров, которыми пользуются белые. Предвестником этого будут либо небесные явления, либо голоса. Чтобы открыть дорогу новым товарам, говорили проповедники, коренным жителям, возможно, придется уничтожить обычные деревенские продукты.

Австралийская администрация боролась с "культом карго" полицейскими методами. Проповедников культа арестовывали и подвергали тюремному заключению. Но движение не только не затихало, а получало все более широкое распространение.

В отношении туземного землевладения и землепользования австралийская администрация следовала германским образцам. Закон о земле 1922 г. повторял, в сущности, соответствующие положения германского колониального законодательства. Приобретать землю у коренного населения имела право только австралийская администрация. Полученные таким образом земельные участки власти сдавали в аренду европейским колонистам на срок до 99 лет. Следует подчеркнуть, что процесс приобретения земельных участков европейскими колонистами в Новой Гвинее шел значительно быстрее, чем в Папуа. К 1939 г. в Новой Гвинее в руках европейцев находилось более 900 тыс. акров земли, в то время как в Папуа - 250 тыс. акров.

Несмотря на то, что вся земельная площадь, принадлежавшая европейцам, составляла лишь 1,5% общей площади подмандатной территории, коренные жители ощущали явную нехватку земли, поскольку европейские колонисты приобретали лучшие участки, к тому же вследствие особенностей рельефа очень небольшая часть всей территории Новой Гвинеи пригодна для обработки.

В ряде районов коренные жители начали копить деньги, чтобы выкупить земельные участки, проданные европейцам. Это движение получило у коренных жителей название "собачьего": они считали, что европейские колонисты относятся к ним, как к собакам. И это движение, совершенно неопасное для управляющей :власти, было запрещено австралийской администрацией, а его руководители арестованы.

Что касается традиционного сельскохозяйственного производства, то оно оставалось таким же патриархальным, как и в период германского господства. Пожалуй, австралийская администрация интересовалась им еще меньше, чем немецкая.

Просвещение на подмандатной территории, так же как и в годы германского управления, почти полностью находилось в руках христианских миссий, и уровень его был столь же низким. Правда, количество миссионерских школ постоянно росло. В 1922 г. их было 616, в них обучалось 22199 человек, а в 1928 г. - 1288 школ с общим числом учащихся 36812. К началу второй мировой войны миссионерские школы посещало около 65 тыс. человек, а правительственные - всего 385 человек. Миссионерские школы давали лишь некоторые начатки грамоты, главное внимание в них уделялось механическому заучиванию библейских текстов. Даже Постоянная мандатная комиссия Лиги Наций, благожелательно настроенная по отношению к державам-мандатариям, неоднократно отмечала, что развитие образования - наиболее уязвимое звено в деятельности австралийской управляющей власти на подмандатной территории. В 1939 г. один из членов Постоянной мандатной комиссии заявил, что не знает другой такой подмандатной территории, где бы развитие системы образования шло так же медленно, как в Новой Гвинее.

Необходимо подчеркнуть, что такое положение не было случайным. Европейское население Новой Гвинеи крайне отрицательно относилось к просвещению коренных жителей. Директор департамента просвещения штата Квинсленд Б. Маккеннан после посещения Новой Гвинеи в своем отчете отмечал "враждебность белых поселенцев к любой системе образования аборигенов". В 1929 г. европейские жители Рабаула воспрепятствовали отправке группы молодых новогвинейцев на учение в Австралию.