Глава 10. Моронго Ута - город подоблачных развалин

Подоблачные развалины

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, за высокими горами стоит золотой замок. Так говорит сказка. Но кто верит сегодня в сказки? Мы верили, когда перевалили через высокую гору и увидели перед собой Моронго Ута.

Кругом во все концы простирался океан, бескрайний океан, который мы пересекли на нашем суденышке, выйдя с другого конца земли. Внизу раскинулись глубокие зеленые долины, обрамляя зеркально гладкий пустынный залив с маленьким корабликом, доставившим нас сюда с острова Пасхи. А впереди, на соседней вершине, рукой подать, стоял замок из сказки. Заколдованный, безжизненный, укрывший свои стены и башни под зеленым ковром, он стоял такой же, каким был, когда король со всей свитой покинул его. А было это тогда, когда мир еще верил в сказки...

Мы стали взбираться вверх по последнему гребню к подножию сказочного замка, и у меня защекотало под ложечкой от волнения. Могучий, величественный, высился он перед нами на нереальном фоне: плывущие облака, голубые пики и шпили... И, хотя замок вольно раскинулся под самыми небесами, он словно вышел из подземного царства - древнее сооружение, не успевшее еще как следует стряхнуть с себя дерн, окутанное косматым зеленым руном густых девственных зарослей.

Синяя птица с криком взлетела со склона. Мы подошли поближе; три белые дикие козы вынырнули из покрывающей стены замка зелени, прыгнули в ров и исчезли.

Если учесть, что остров Пасхи самый уединенный из всех островов на свете, то не так уж странно прозвучат слова, что мы находились на одном из его ближайших соседей, хоть их и разделяет такое же расстояние, как Испанию от восточного побережья Канады. В этих зеленых горах мы чувствовали себя дальше чем когда-либо от мирской суеты. Должно быть, это самый забытый уголок Тихого океана.

Кто слышал о Рапаити? Маленький островок почти разрезан надвое окружающим его огромным океаном. С гребня, на котором мы стояли, в обе стороны обрывались крутые - негде ногой стать - стены. А у подножия скал плескались заливы, поочередно, в зависимости от ветра, служившие зеркалом волшебному замку. Окинув взором окрестности, можно было насчитать целых двенадцать столь же удивительных замков на других зеленых вершинах. И нигде ни малейшего признака жизни. Только на берегу того из двух заливов, где стояло наше суденышко, поднимался дымок над маленькой деревушкой: горстка белёных домиков и крытые камышом бамбуковые хижины. В них обитало все население Рапаити - двести семьдесят восемь коренных полинезийцев.

Но кем же созданы волшебный замок перед нами и остальные, на других вершинах? И каково было в действительности назначение этих сооружений? Никто не мог нам этого сказать. Когда капитан Ванкувер случайно обнаружил этот уединенный островок в 1791 году, ему показалось, что на одной из вершин копошатся люди. Он разглядел на склоне горы блокгауз, а ниже - частоколы в несколько рядов, и заключил, что это искусственное укрепление. Правда, проверять он не стал. А прибывший туда несколько лет спустя знаменитый миссионер Эллис заявил, что Ванкувер ошибся: то, что он принял за форт в горах, - чисто природное образование. После Эллиса здесь побывал известный путешественник Меренхаут. Он восхищался своеобразной природой Рапаити, где горные вершины напоминают башни, замки и укрепленные индейские поселения. Однако он тоже не поднялся поглядеть поближе на удивительное явление природы.

Двадцать пять лет назад Кайо написал об этом заброшенном гористом острове книгу. Он, а за ним и другие путешественники взбирались на горы и убедились, что из-под зелени выглядывают искусственные сооружения. Большинство пришло к заключению, что речь идет о загадочных старинных укреплениях; другие полагали, что это следы террасного земледелия. Из этнологов на острове побывал один лишь Стокс. Он изучил жизнь местного населения, но его труд до сих пор не издан и хранится в рукописном виде в музее Бишоп.

Ни один археолог не ступал до нас на землю Рапаити. Никто не поднимался по скалам с топором и лопатой, чтобы проверить, о чем могут рассказать сами горы. Глядя сверху на холмы и долины, мы знали, что находимся в девственном краю и можно приступать к работам где угодно - здесь еще никто не занимался раскопками. И никто не мог предугадать, что мы найдем.

Среди островитян жило некогда старинное предание, повествующее о первоначальном заселении острова. В этом предании, записанном почти сто лет назад, говорится, что Рапаити был открыт женщинами, которые приплыли на нехитром судне с острова Пасхи. Многие женщины были беременны, от них-то и произошло население Рапаити.

Сверху, от стен сказочного замка, открывался вид на многие мили вокруг. Далеко на юге небо над океаном выглядело мрачным, угрюмым. В той стороне вдоль дрейфующих льдов Антарктиды шли на восток холодные океанские течения. Опасная область, с частыми штормами и густыми туманами, пустынная и необитаемая:.. Зато на севере небо было чистое, голубое, украшенное маленькими, легкими как перышко пассатными облачками, которые скользили на запад, - и туда же стремилось могучее теплое течение Гумбольдта, омывающее на своем пути множество островов, в том числе одинокий островок Рапаити. Сама природа подсказала судам с Рапануи путь сюда. Вот почему и мы прибыли на Рапаити тем же маршрутом.

День за днем мы шли по бескрайнему океану на запад, обгоняя морские течения и летящие облака. День за днем стояли мы на мостике, на баке, у поручней, всматриваясь в бездонную синеву. Удивительно, сколько наблюдателей толпилось на корме, за которой по голубому полю протянулся кудрявый зеленый кильватер, указывая направление на оставшийся за горизонтом остров Пасхи... Многих явно влекло обратно - кого вахины, кого нерешенные загадки и неведомые тропы. Так или иначе, лишь единицы выходили на нос траулера, предвкушая встречу с легендарными пальмовыми островками.

Среди тех, кто толпился на корме, стоял у самого гакаборта Рапу, верный друг Билля, бригадир островитян, работавших на раскопках в Винапу. Билль обучил способного островитянина и попросил разрешения взять его с собой в качестве помощника по топографическим съемкам. Рапу отправился в путь в большой мир, улыбаясь, точно киногерой. Но сердце привязывало его к Пупу Вселенной, и, когда тот скрылся в море позади нас, Рапу основательно приуныл. Его привычный мир исчез, кругом во все стороны простиралось лишь море и небо, и резвого весельчака было не узнать...

Рапу не отличался особенным суеверием. Он был "дитя своего времени", как говорят на острове Пасхи. Но на всякий случай он, ложась спать, накрывался одеялом с головой - так было принято на острове. Арне спросил Рапу, для чего это делают. Рапу ответил: чтобы не видеть всякую нечисть, которая выходит на землю по ночам. У кого повернулся бы язык осудить осторожного островитянина? Вряд ли среди земляков Рапу нашелся хоть один, который чувствовал бы себя смелее его, отправившись в пустынный вселенский простор на корабле, груженном сотнями пещерных реликвий, "ключей", черепов, костей. "Летучий голландец" был ничто по сравнению с нами. Мы шли через океан на судне, битком набитом аку-аку!

И вот впереди прямо по курсу показался Питкерн, остров мятежников с "Баунти".^* Небо за ним пламенело в лучах солнца, точно еще горел сжигаемый безрассудными беглецами корабль.

^* (О мятеже на "Баунти" можно прочитать в книге В. Ровинского "Мятежный корабль", Географгиз, 1957.)

Рапу оживился. Теперь он тоже стоял на носу. Он считал кокосовые пальмы: одна, две, три... столько нет на всем острове Пасхи! Да еще дикие козы в горах. Бананы... Апельсины. .. И всевозможные южные фрукты, каких он вообще никогда не видел. Настоящий райский сад! Рапу немедленно решил, что переселится сюда со своей женой, как только вернется на остров Пасхи и построит себе лодку.

Дикие утесы покрывала пышная тропическая растительность, в гуще которой проглядывали красные крыши. Шесть пар весел замелькали в лад на солнце: из узкой расселины за мысом вышел длинный швертбот. Нас встречали потомки легендарных мятежников. Дюжие босые островитяне вскарабкались к нам на борт, и среди них живописные типы, каких обычно увидишь только в исторических фильмах Голливуда. Первым на палубу ступил седой великан - Перкинс Крисчен, прапраправнук Флетчера Крисчена, того самого, который возглавил знаменитый мятеж на "Баунти" и посадил капитана Блая в шлюпку, доплывшую затем почти до Азии. Сам же Флетчер Крисчен повел "Баунти" против ветра и посадил на мель возле пустынного клочка земли в океане. Ни души не было на острове, когда здесь поселились мятежники с красавицами вахинами с Таити. Однако они нашли старые, покинутые культовые платформы с человеческими черепами и несколькими небольшими статуями, отдаленно напоминающими великанов острова Пасхи. Кто побывал здесь до них? Этого никто не знал. До нас ни один археолог не провел на острове Питкерн больше нескольких часов.

Перкинс Крисчен предложил мне поселиться с семьей в выстроенном им самим доме. Остальных пригласили в другие домики. Маленькая британская община приняла нас исключительно радушно; правда, местные жители говорили по-английски примерно так, как говорили их предки, когда сошли на берег в 1790 году, если не считать своеобразного произношения и употребления отдельных таитянских слов. Несколько дней мы жили точно в обетованной земле.

Пока археологи бродили по острову, роясь в земле, моряки побывали в пещере Крисчена и у могилы Адама, а водолаз нырнул в залив осмотреть останки "Баунти". Следуя указаниям островитян, мы нашли в расселине на дне Баунти Бэй балласт парусника - груду обросших ржавчиной железных чушек.

Жители острова часто обнаруживают в земле каменные рубила, а у подножия высокой кручи на северном берегу можно видеть наскальные рисунки, но вообще Питкерн беден археологическим материалом. Потомки мятежников, добрые христиане, разрушили культовые стены, разбили и выбросили в море скульптуры, чтобы очистить свой остров от чужих богов. На дне головокружительной пропасти Арне и Гонсало с помощью местных жителей открыли пещеру, где, судя по всему, некогда высекались красные статуи. До наших дней пролежали здесь использованные рубила.

На берег острова Питкерн редко ступает нога чужеземца. Прибой с громом разбивается о грозные утесы возле маленького причала. Однако совсем близко проходит пароходная линия Новая Зеландия - Панама, и островитяне отправляются на лодках в море, навстречу рейсовым пароходам, чтобы продать туристам летучих рыб и черепах из дерева или модели гордого парусника предков. Спрос на эти изделия настолько велик, что на Питкерне совсем не осталось дерева миру, служащего сырьем для жизненно важного промысла.

В благодарность за гостеприимство мы посадили на свое судно все мужское население Питкерна и добрую часть женского и отвезли на необитаемый остров Гендерсон. Здесь наши шестьдесят пассажиров за один день срубили двадцать пять тонн дерева миру.

От Питкерна мы вышли курсом на Мангареву и бросили якорь в окаймленной горами чудесной лагуне, в обществе тысяч рыб и перламутровых раковин. В тропическом раю среди пальм мы увидели лишь одну статую, да и то на картине в церкви: она лежала, расколотая надвое, у ног торжествующего миссионера. Французский администратор был в отъезде, но его деятельная супруга созвала островитян, и они устроили большой приветственный праздник с плясками в честь легендарного короля Тупы. Его величество появился перед своими воинами в гротескной маске из выдолбленного ствола кокосовой пальмы. Согласно местным преданиям, он приплыл на остров с востока во главе целой флотилии больших бревенчатых плотов. Прогостив здесь несколько месяцев, Тупа вернулся на восток, в свое обширное государство, и больше уже не показывался на Мангареве.

Поражают совпадения между этими преданиями и легендами инков об их великом владыке Тупаке, который приказал построить огромную флотилию парусных бальзовых плотов и почти целый год плавал в Тихом океане. Целью его путешествия были два далеких обитаемых острова; о них Тупак слышал от своих мореходов-торговцев.

Следующим нашим этапом был Рапаити. Он вынырнул, окруженный облаками, из-за горизонта на юго-западе - словно сказочная земля всплыла из пучины. Еще издали, глядя в бинокль, мы обратили внимание на необычный вид некоторых из наиболее высоких вершин острова. Они напоминали заросшие пирамиды Мексики или покинутые инкские крепости в диких горах Перу. Да, тут есть что исследовать!

Мы стояли на мостике и затаив дыхание следили, как шкипер искусно ведет судно через извилистые трещины в коралловом рифе, преграждающем вход в широкий залив. Во внутренней части острова раскинулась тихая лагуна, окаймленный зазубренными вершинами кратерный водоем. Аннета не сводила восхищенного взора с капитана, а он то и дело передвигал ручку машинного телеграфа: "стоп", "малый вперед", "назад". Судно медленно ползло между кораллами; вдруг Аннета приподнялась на цыпочки и, решительно схватив ручку телеграфа, дернула ее вниз на "полный вперед". "Полный вперед" - отозвались из машинного отделения, и в следующий миг мы врезались бы в риф, если бы капитан мгновенно не перевел ручку в противоположную сторону.

Мы облегченно вздохнули, став на якорь перед живописной деревушкой, обитатели которой не замедлили выйти в крохотных пирогах, чтобы обозреть нас.

... И вот мы на самом высоком гребне хребта. Кончился тяжелый подъем по крутым ущельям и выступам.

- Моронго Ута, - произнес островитянин, показывавший

нам дорогу.

- Кто это строил? Он пожал плечами:

- Может быть, король какой-нибудь, кто знает...

Мы подошли поближе к зеленому ковру и стали изучать его; тут и там проглядывали тщательно выложенные стены. С дальнего края террасы донесся крик Эда. Здесь один из углов обрушился, и обнажилась земля, перемешанная с ракушками и рыбьими костями. А среди мусора торчала ступка в форме колокола - стройная, изящная, искусно вытесанная в твердом, как кремень, базальте и тщательно отполированная. Я еще никогда не видел такой прекрасной работы во всей Полинезии.

Билль тоже поднялся с нами на гребень.

- Вот это да! - произнес он, глядя как завороженный на могучее сооружение. - Здесь надо раскапывать!

Мы устроили военный совет на судне. Запасы экспедиции подходили к концу. Большое количество рабочих и ночные вылазки на острове Пасхи вынудили нас израсходовать все наши обменные товары и большую часть провианта, рассчитанного еще не на один месяц работ. Оставалось только поднять якорь и отправляться за продовольствием на Таити, с тем чтобы оттуда идти прямиком сюда и штурмовать горный замок.

В сильный шторм мы пробивались на северо-запад; наконец показались знакомые очертания Таити, Моего названого отца, старого вождя Терииероо, уже не было в живых. Дом его стоял пустой между пальмами. Но у меня оставалось еще много друзей на Таити. Скучать было некогда, и мы не заметили, как пролетело время и настала пора плыть к ожидавшему нас на краю туманного пояса острову в тридевятом царстве, в тридесятом государстве.

Снова мы вошли в коварный пролив в рифе, но на этот раз с нами не было Арне и Гонсало. По пути мы проходили остров Раиваэваэ и высадили их там для изучения развалин культовых сооружений в лесу, среди которых стояли небольшие каменные статуи. Зато мы везли пассажиров с Таити. Один из них был мой старый друг Анри Жакье, председатель общества океанических исследований и заведующий музеем в Папеете. Я пригласил его принять участие в экспедиции. Кроме того, власти Таити попросили меня доставить домой одну рапаитянскую семью.

Жакье пришел на борт с небольшим чемоданом, но для рапаитян нам пришлось пустить в ход грузовую стрелу. Они везли с собой ящики и сундуки, свертки, мешки, стулья, столы, комоды, шкафы, две двуспальные кровати, доски и балки, кровельное железо, домашних животных и огромные гроздья бананов. На палубе негде было пройти из-за вещей. Немало пришлось нам повозиться, чтобы сгрузить все это, когда мы неделю спустя бросили якорь у Рапаити. Так как мы перевезли все бесплатно, хозяин счел, что нас не стоит даже благодарить, и преспокойно отправился с семьей на берег на своей лодке, предоставив нам заняться разгрузкой. Впоследствии мы еще столкнулись с этим человеком...

Разумеется, не все островитяне были такими; в первый же день мы познакомились с замечательной парой. Супругу звали Леа, это была пылкая веселая вахина, наполовину таитянка, наполовину корсиканка. Ее прислали на остров учить грамоте больших и маленьких рапаитян. Муж Леа, Мани, вечно улыбающийся жизнелюбец, родился на Таити, но из уголков его глаз на вас поглядывал китаец. На Таити он водил автобус, потом последовал за женой на Рапаити, где ровным счетом ничего не делал.

Так как Леа умела писать и говорить по-французски, она стала правой рукой старика вождя. Как только возникало какое-нибудь осложнение, учительница энергично вмешивалась и наводила порядок. Она была душой маленькой островной общины.

Леа встретила нас на берегу - настоящий гренадер, несмотря на торчащие косички, - и немедленно доложила о своей готовности во всем помочь экспедиции. Толстый Мани скромно стоял позади и улыбался до ушей. Я попросил Леа подобрать двадцать крепких мужчин для раскопок в горах.

- Когда они должны явиться к тебе? - спросила Леа.

- Завтра, в семь утра, - ответил я, ожидая, что в течение ближайшей недели человек двенадцать раскачаются и действительно придут предложить свои услуги.

На следующее утро, выйдя на палубу потянуться в первых лучах солнца, я увидел на берегу Леа и с ней... двадцать островитян! Я мигом проглотил стакан фруктового сока, схватил кусок хлеба и отправился на берег.

Мы договорились, что продолжительность рабочего дня и его оплата будут соответствовать принятому на Таити, и, когда солнце очутилось в центре неба, мы были уже высоко в горах. Мани и двадцать дюжих рапаитян вырубали на крутом склоне уступы и ступеньки, чтобы члены экспедиции могли подниматься на Моронго Ута, не подвергая ежедневно опасности свою жизнь и конечности.

Мани шел впереди; его широкая улыбка заражала всю бригаду веселым настроением. Они пели, гикали и работали с настоящим огоньком. Это было для них нечто совершенно новое: они просто не привыкли систематически работать. Да и чего ради утруждать себя? Нужды семьи этого не требовали. Жены выращивали таро на полях, жены приносили таро домой и измельчали, превращая в кисловатое тесто попои, повседневную пищу семьи. Раз в неделю, когда это тесто приедалось мужчинам, они отправлялись в лагуну за рыбой. Запас сырой рыбы и попои позволяли им еще неделю без особых забот предаваться сну и любви... Раз в год с Таити приходила шхуна купца-полинезийца. Тогда часть мужского населения на день-два отправлялась в лес, чтобы собрать на земле опавшие плоды кофейного дерева, на которые они выменивали себе кое-какие товары у купца.

Во всей нашей жизнерадостной бригаде только один человек постоянно плелся позади, работал кое-как и уговаривал остальных не спешить. Когда Мани стал ругать его, он удивился и спросил: чего, дескать, ты тревожишься - не ты за работу платишь. Это был тот самый бесплатный пассажир, которого мы доставили с семьей и вещами с Таити.

На остром водораздельном гребне было седловидное углубление; сюда по противоположному склону взобрался лесок. Мы расчистили в этом месте площадку - в самый раз для двухместной палатки, обитатели которой могли, сидя у входа, сплевывать апельсиновые косточки каждый на свою сторону острова. Палатка стала базой Билля: ему было поручено руководить раскопками Моронго Ута.

А на следующий день, когда настал час выходить в горы, ни один из наших веселых рабочих не явился. Мани один стоял на берегу, пытаясь изобразить мрачность и сжимая губы, по привычке растягивавшиеся в улыбку.

Из большой бамбуковой хижины выскочила Леа, хмурая, как грозовая туча.

- Мне бы пулемет! - воскликнула она разъяренно и нацелила вытянутую руку на хижину, поднеся к глазу согнутый указательный палец другой руки.

- Что случилось? - спросил я в ужасе, благодаря судьбу за то, что эта разгневанная женщина не вооружена.

- Они устроили там военный совет, - объяснила Леа. - Этот тип, которого вы привезли с Таити, говорит, что несправедливо было отбирать на работы двадцать человек. Отныне они сами будут решать, сколько человек посылать на работу. Пусть, мол, работают все, кто захочет, чтобы не было диктатуры. И, если ты не позволишь им определять самим, кому работать, они вообще не пойдут больше в горы с тобой. Они прогонят вас с острова. Пятьдесят мужчин заявили, что хотят работать.

Возмущенная Леа передала, что островитяне торжественно приглашают нас на совещание в большой хижине после захода солнца. До тех пор нам остается лишь возвращаться на корабль.

В шесть часов солнце зашло, и сразу стало темно из-за высоченных гор, окружающих древний кратерный водоем, в котором стоял наш корабль, запертый рифом. Шкипер высадил на берег меня и Жакье; с фонариком в руках мы зашагали в деревушку. Трое островитян вынырнули из мрака и, не говоря ни слова, бесшумно последовали за нами.

В деревушке не было видно никаких признаков жизни. Лишь кое-где в крытых соломой овальных бамбуковых хижинах тлели угли открытого очага. Свет керосиновой лампы позволил нам легко найти место собрания. Мы вошли, пригнувшись, в большую хижину и ступили на мягкие циновки, сплетенные из листьев пандануса. На полу вдоль трех стен сидели на корточках тридцать островитян, хмурые, точно воины перед битвой. В самом центре восседала в величественном уединении могучая, толстая женщина, разложив карту между широко расставленными босыми ногами.

Войдя, мы приветствовали собравшихся бодрым "иа-о-рана"; в ответ послышалось неразборчивое бормотание. Леа и священник-рапаитянин стояли у четвертой стены. Леа по-прежнему сохраняла грозный вид, но при виде нас улыбнулась. Мани отсутствовал. Леа показала на четыре стула, предназначенных для нее, священника и нас двоих. Затем она предоставила первое слово Жакье, как представителю французских властей.

Жакье встал и спокойно, размеренно произнес по-французски целую речь. Некоторые из присутствовавших, видимо, понимали его, потому что кивали с удовлетворенным видом. Остальные тоже слушали очень внимательно, не сводя с нас пристального взора, однако явно не понимали ни слова.

Жакье сообщил, что руководит Обществом океанических исследований; при этих словах толстая женщина с явным почтением кивнула и указала на карту. Далее он рассказал, что сам губернатор прислал его сюда помогать экспедиции. Ради этого он оставил семью, музей и свою аптеку на Таити. Что же касается руководителя экспедиции (он указал на меня), то это не какой-нибудь турист. Это - тот человек, который приплыл на Рароиа со своими друзьями на пае-пае. Теперь он приехал сюда с учеными людьми специально за тем, чтобы исследовать постройки предков местных жителей. Люди из многих стран собрались на Рапаити и хотят мирно трудиться совместно с рапаитянами. Из Норвегии, Америки, Чили, с острова Пасхи, из Франции... Они прибыли изучать жизнь предков нынешних рапаитян. Прибыли с Рапануи - острова Пасхи. Так пусть же их встретят здесь, на Рапаити - Малой Рапе, так же хорошо, как встречали на Рапануи - Большой Рапе!

Леа перевела речь на таитянский диалект, добавив от себя кое-что, что подсказало ей собственное сердце. Она говорила вежливо, почти изысканно, но в то же время взволнованно и призывно. Неподвижно сидящие на корточках слушатели глотали каждое слово; похоже было, что они искренне готовы взвесить ее доводы.

Сам я был занят тем, что внимательно рассматривал озаренные живой мыслью лица, окружавшие меня со всех сторон. У меня было такое чувство, словно я перенесся в эпоху великих открытий. Сколько поколений минуло с тех пор, но здесь, на Рапаити, как будто прошло всего несколько месяцев или лет. В устремленных на нас взорах читалась чистая душа ничем не испорченных детей природы, заставляя забыть о надетых на островитянах драных штанах и рубахах. Набедренные повязки были бы им больше к лицу. Мы видели чуткие, смышленые глаза: никакого намека на вырождение, которое влечет за собой полу цивилизация. Зато в этих глазах горела и дикая искорка, какую я до сих пор наблюдал только у жителей глухих тропических дебрей.

Когда Леа кончила переводить, поднялся старый вождь. Он говорил очень тихо, но явно с сочувствием к нам. Его сменил другой старик, который долго с большим пафосом ораторствовал на рапаитянском диалекте и произвел на нас впечатление опытного трибуна.

В заключение я взял слово и сказал, что у предков нынешних островитян, вероятно, были все основания подниматься на защиту своих укреплений в горах, когда к острову приближались чужие суда. Но с тех пор многое изменилось. Мы прибыли, чтобы вместе с островитянами пойти в горы и расчистить лес и дерн, сделать старые укрепления такими, какими они были во времена предков. Я охотно приму на работу Всех желающих. Но с одним условием: что я сохраняю право отправить обратно тех, кто не будет своим трудом оправдывать дневную ставку.

Островитяне вскочили на ноги и бросились к нам; каждый хотел пожать руку Жакье и мне. А на следующее утро Леа привела пятьдесят шесть человек - все мужское население деревни, не считая двоих стариков, неспособных влезть на гору. Мани стоял тут же рядом, радостно улыбаясь.

Вместе с Мани я повел нашу армию на приступ, и Билль, ночевавший на гребне, от неожиданности чуть не свалился в смежную долину, когда из-за выступа с криком и гиканьем потянулась нескончаемая шеренга людей, размахивающих топорами и длинными тесаками.

У стен Моронго Ута развернулось великое сражение. Гибискусы, панданусы, гигантские древовидные папоротники не могли устоять против такого натиска, и тяжелые стволы с грохотом катились вниз, унося с собой в бездну траву и листья.

Под вечер штурмовой отряд спустился вниз без единого раненого. Рабочие плясали и веселились, как дети, хотя трудились весь день без передышки, если не считать короткого перерыва на обед, во время которого развернули принесенные с собой мешочки из больших зеленых листьев, содержащие кислое тесто попои, и двумя пальцами стали отправлять сероватую кашицу в рот. А Мани в перерыве спустился в долину и вернулся наверх вдвое толще обычного: он набил пазуху и карманы дикими апельсинами, которые раздавал всем желающим.

Итак, вечером бригада разошлась - кто в деревню, кто на судно; лишь второй штурман остался в палатке с Биллем. У нас были условлены с ними часы радиосеансов, однако задолго до условленного времени сквозь мрак полетели с седловины световые сигналы. Второй штурман слал "SOS": на лагерь напал миллион крыс.

- Уж этот Ларсен, всегда-то он преувеличивает, - сказал капитан. - Если он сообщает "миллион", значит, никак не больше тысячи...

Утром наша армия снова выступила на штурм, вооружившись кирками, лопатами, проволочными ситами и прочим снаряжением. На седле мы выяснили, что обе крысы, посетившие лагерь Билля, объелись там попои и ретировались в долину к апельсиновым деревьям...

Несколько дней раскопки шли полным ходом. Но затем все наши пятьдесят шесть рабочих вдруг точно сквозь землю провалились. Выйдя утром на палубу, мы увидели в бинокль только Билля и Ларсена на горе; на берегу стояла, махая нам, Леа. Опять осложнения... Я сел на катер.

- Они бастуют, - встретила меня Леа.

- Почему? - спросил я оторопело.

- Тот тип, которого вы привезли с Таити, сказал им, что кто работает, непременно должен бастовать.

Я зашагал в недоумении в деревню, где меня встретили с угрожающим видом некоторые из самых непокладистых. Остальные отсиживались в хижинах, и я видел только выглядывающие из-за дверей глаза.

- Почему вы бастуете? - обратился я к одному из мужчин.

- А я почем знаю, - ответил он, осматриваясь кругом в поисках поддержки.

Однако поддержки он не получил. Ибо, к кому бы я ни обратился со своим вопросом, никто не мог ответить ничего вразумительного, хотя и продолжал изображать недовольство.

- Это все один человек затеял, - крикнула из хижины толстая женщина, - да только его тут нет!

Я попросил разыскать его; несколько мужчин сорвались с места и привели упирающегося мрачного островитянина, одетого в старую зеленую шинель без пуговиц. Во рту у него торчала одна из наших сигарет. Это был наш старый приятель - бесплатный пассажир.

- Почему вы бастуете? - повторил я свой вопрос, когда он с вызывающим видом стал передо мной.

Обитатели хижин, мужчины и женщины, высыпали наружу и с хмурыми лицами окружили нас.

- Мы хотим получать больше жалованья на еду, - ответил он, не вынимая рук из карманов шинели; сигарета прыгала у него в губах.

- Но ведь вы получаете столько, сколько просили сами и сколько платят на Таити!

- Мы хотим получать больше. Нам причитаются полевые и командировочные!

Я посмотрел на висящие позади него на деревьях зеленые свертки с попои. Я знал, сколько платят рабочим во Французской Океании, и понимал, что его требование неоправданно. Если я уступлю теперь, послезавтра он устроит новую забастовку с новыми требованиями. Подумав, я прямо сказал, что собираюсь придерживаться соглашения, к которому мы пришли на собрании. В ответ я услышал, что с настоящей минуты они все отказываются работать.

Рядом со мной стояла широкоплечая женщина с такими мускулами, которые могли хоть на кого страх нагнать. Подруги не уступали ей в телосложении, и меня внезапно осенило.

Я обратился к женской части населения:

- Неужели вы, женщины, готовы мириться с тем, чтобы ваши мужья валялись и спали в хижинах, когда представился случай заработать денег здесь, на Рапаити? Когда в лагуне стоит корабль с полными трюмами продуктов, одежды и других товаров?

Мои слова попали прямо в цель. Могучая рапаитянка принялась честить стоявшего тут же супруга, который не замедлил исчезнуть. Поднялся страшный шум. Внезапно Леа, растолкав ошеломленных мужчин, решительно выступила вперед - настоящая Жанна Д^,Арк! - подбоченилась и крикнула мне:

- А зачем тебе обязательно мужчины? Возьми-ка ты нас на работу!

Гул одобрения покрыл ее слова. Я посмотрел на коренастых островитянок, с волнением окруживших меня, и согласился. В конце концов, на этом острове настоящими работниками всегда были они.

Не успел я опомниться, как Леа уже шагала от хижины к хижине и выкрикивала команду, указывая на Моронго Ута. Теперь уже не до домашних дел! Матери передавали грудных детей дочерям и бабушкам; кто стирал у ручья, бросал тут же мокрое белье и вальки. Поля таро тоже могут подождать - пусть мужчины сами займутся ими, когда проголодаются!

И вот уже Леа, подтянутая, точно солдат, марширует во главе женского отряда в горы. Наполеон был бы горд своей корсиканской кровью, если бы увидел, как четко шагает впереди Леа, распевая "Марсельезу"! Правда, в середине колонны звуки "Марсельезы" перемежались с местными мотивами, а замыкающие пели уже самую настоящую хулу, размахивая руками и игриво вертя бедрами.

Мы с Мани были единственными мужчинами во всем шествии, и если Мани до сих пор улыбался, то теперь он просто помирал со смеху.

Шум заставил Билля и Ларсена выползти из своей палатки, а когда они увидели нашу колонну, то чуть не свалились с гребня.

- Вот вам рабочие! - крикнул я. - Где инструмент?

Опомнившись, Билль схватил кирку и подал одной из самых миловидных рапаитянок. Она пришла в такой восторг, что бросилась ему на шею и наградила звонким поцелуем. Билль еле успел поймать на лету свои очки и шляпу, потом сел на ящик, потирая щеку, и устремил на меня взор, исполненный отчаяния.

- Сколько я занимаюсь археологией, никогда еще на мою долю не выпадало ничего подобного, - произнес он. - Вот уж не думал, что археолога ожидают такие сюрпризы! Что ты преподнесешь мне в следующий раз?

Леа и ее женская бригада достойно представляли свой пол. Ни в США, ни в Норвегии мы не видели еще таких темпов. Комья земли и дерна летели по склону с такой быстротой, что Билль сбился с ног, следя за тем, чтобы раскопки шли правильно. Рапаитянки обнаружили незаурядные способности и под водительством Леа составили первоклассную бригаду. Насколько осторожно они действовали, когда нужно было расчистить что-то маленькой лопаточкой, настолько же энергично орудовали мотыгами и заступами, когда требовалось удалить корни и пласты земли. Постепенно стали обнажаться ржаво-красные и светло-серые башни и стены Моронго Ута. Когда женщины закончили трудовой день, Билль побрел в свою палатку совершенно измотанный. В последующие дни работа шла в таком же темпе.

А в деревне представители сильного пола сидели одни и ели попои. Наконец пришел день получки, женщины принесли домой деньги и товары себе и ребятишкам, и тут мужчины не выдержали: они забили отбой и заявили, что тоже согласны работать по таитянским расценкам.

Мы поставили мужчин и женщин в разные концы огромного старинного сооружения, и развернулось подлинное соревнование - кто лучше и быстрее выполнит свою часть работы. И те и другие стремились отстоять честь своего пола; вряд ли когда-либо на раскопках работали такие ревностные землекопы. Снизу, с палубы нашего корабля, казалось, что на зеленые склоны горы напала саранча. Растительный покров Моронго Ута на глазах отступал вниз по склонам; с каждым днем все больше обнажался коричневый камень. Появлялись террасы и стены, и вскоре вся вершина превратилась в шоколадного цвета храм, вздымающийся к голубому небу.

На других вершинах искусственные пирамиды оставались еще зелеными и косматыми, словно замки горных троллей. Впрочем, Моронго Ута неверно было называть замком. Поднявшись на гору, легко также было убедиться, что это вообще не одиночное здание, а заброшенные развалины целой деревни. Ошибались те, которые говорили, что это форт. Ошибались те, которые говорили, что это земледельческие террасы. Все население обитало некогда здесь, на самых высоких вершинах.

Конечно, в долинах для тех, кто первоначально прибыл на остров, было вполне достаточно места. И тем не менее они вскарабкались по крутым обрывам, чтобы обосноваться вокруг острых пиков. Здесь они зацепились и свили себе орлиные гнезда. Вооруженные каменными рубилами, они принялись обрабатывать гору и превратили ее вершину в неприступную башню. А вокруг башни вниз по склонам были созданы большие террасы, на которых тесными рядами выстроились домики. Очаги сохранились до нашего времени, полные золы и древесного угля. Это были каменные печи той самой своеобразной кладки, которую до сих пор во всей Полинезии находили лишь на острове Пасхи. Билль тщательно собирал драгоценные головешки в свои пакеты; радиоактивный анализ поможет определить возраст удивительной горной деревушки.

Каменные рубила различных типов, целые и разбитые, попадались нам на каждом шагу. Но еще чаще встречалась непременная принадлежность домашнего хозяйства - каменные песты, с помощью которых женщины превращали таро в попои.. Некоторые песты были сделаны с таким искусством, изящные линии и гладкая полировка свидетельствовали о таком совершенстве, что наши машинисты отказывались верить в возможность изготовления таких вещей без современного токарного станка. А в одном месте Билль осторожно извлек из земли остатки старой рыболовной сети!

Да, некогда тут располагалась хорошо укрепленная деревня. Громадный ров и высокая стена преграждали путь в нее с южной стороны. Строители терпеливо перенесли из долины наверх сотни тысяч обломков твердого базальта и сложили из них террасы, чтобы бурные ливни не снесли хижины в пропасть. Необтесанные обломки были искусно пригнаны без какого-либо связующего раствора. Кое-где на стене виднелись отверстия дренажных каналов; продолговатые камни своими выступами образовали лестницу. Всего в деревне Моронго Ута было свыше восьмидесяти террас. Общая высота сооружения достигала пятидесяти метров, при поперечнике в четыреста метров; иначе говоря, это величайшее из всех известных нам сооружений в Полинезии. По подсчетам Билля, в одном Моронго Ута жило больше людей, чем на всем острове сегодня.

Прямоугольные очаги, колодцы и ямы для хранения таро - вот и все, что осталось до наших дней от жилищ, не считая отбросов и инструмента. Жили островитяне в напоминающих стог овальных хижинах из воткнутых в землю сучьев, которые связывали вместе вверху и покрывали камышом и сухой травой. И здесь подозрительное сходство с островом Пасхи! Для больших культовых сооружений, игравших ведущую роль в строительном искусстве на других островах, места уже не оставалось. Жители Моронго Ута решили эту задачу особым путем, который неизвестен в других частях Полинезии: в горе за террасами они вырубили куполообразные ниши и в них устроили миниатюрные храмы. На гладком полу они расставляли торчком, как шахматные фигуры, небольшие тонкие камни, так что получались ряды и клетки. А если для какого-нибудь ритуала перед таким карликовым храмом оказывалось слишком тесно, то в распоряжении островитян была верхняя платформа пирамиды, потолком которой служил небосвод.

В то время как Билль и его помощники руководили раскопками Моронго Ута, Эд и Карл вместе с членами судовой команды изучали другие части острова. Все пирамидоподобные вершины оказались развалинами укрепленных деревень такого же типа, как Моронго Ута. Островитяне называли их паре. Вдоль острого водораздельного гребня, протянувшегося наподобие лезвия от вершины к вершине, одно за другим располагались поселения. А внизу, в долинах, действительно сохранились стены земледельческих террас. Местами они поднимались уступами по склонам, и повсюду виднелись остатки сети искусственного орошения. Длинные каналы брали начало в верхней части ручьев и орошали террасы, которые в противном случае остались бы без воды.

Итак, в прошлом рапаитяне жили на самых высоких вершинах и ежедневно спускались вниз по вырубленным в крутой скале тропам, чтобы ухаживать за посевами таро в долинах и ловить в море рыбу и моллюсков. Даже гнезда настоящих орлят располагались не в более головокружительных местах, чем колыбели детей этого горного народа.

Что же загнало островитян на вершины? Может быть, жители одного поселения укрылись в горах в страхе перед своими соседями, занявшими другую вершину? Вряд ли.. . Деревни соединялись между собой вдоль гребня, образуя сплошное оборонительное сооружение, обращенное лицом к бескрайнему океану. Может быть, они бежали наверх, опасаясь погружения морского дна? Вряд ли... Сверху мы могли видеть, что прибрежная линия и сегодня такая же точно, как в те времена; там, где к берегу подходила отмель, дно расчистили от камней, и получились причалы, а также ловушки и садки для рыбы, которыми можно пользоваться хоть сейчас.

Задача решается чрезвычайно просто: жители Рапаити боялись могущественного внешнего врага, с которым уже имели дело и военные суда которого в любой момент могли появиться из-за горизонта.

Возможно, они и сами были вытеснены на этот уединенный клочок земли с другого острова, занятого тем же врагом. Уж не с острова ли Пасхи? Не выросло ли местное предание из зернышка истины, подобно преданию о сражении у рва Ико? Воинственные каннибалы, бесчинствовавшие на острове Пасхи в третью эпоху, могли хоть кого загнать в море, даже беременных женщин и маленьких детей. Еще в прошлом столетии семеро островитян благополучно добрались на бревенчатом плоту до Рапаити с острова Мангарева, который мы сами миновали по пути сюда с острова Пасхи.

Правда, на Рапаити нет статуй. Но там их и негде ставить на вершинах. И если основу местной культуры заложили женщины и дети с острова Пасхи, то их мысли, естественно, больше занимали дома, пища и безопасность, нежели чопорные идолы и военные походы. Понятно, что они строили крытые камышом овальные хижины и прямоугольные каменные печи, как на острове Пасхи, а не прямоугольные дома и круглые земляные печи, как на других островах по соседству. Понятно, что надежное укрепление собственных поселков должно было занимать их больше, чем воинственные налеты на чужие деревни. Наконец, если они действительно прибыли с острова Пасхи, то понятна энергия, с которой они преобразили целые горы своими маленькими рубилами. Примечательно, что и по сей день ведущей силой общины на Рапаити является женщина, а мужчин лелеют и балуют, словно мальчиков-переростков.

До сих пор исследователи Тихого океана считали, что на Рапаити нет ни обтесанных каменных блоков, ни фигурок из камня. Мы нашли и то и другое. Островитяне провели нас на уединенную скалу высоко над долиной восточнее Моронго Ута. Они показали нам, где, согласно преданию, покоились после смерти древние короли острова, прежде чем их земные останки отправлялись в последнее путешествие. Мы увидели замечательные образцы работы по камню. Прямо в скале была вырублена напоминающая большой саркофаг усыпальница, после чего вход замуровали четырьмя квадратными глыбами, которые были подогнаны с такой точностью, что каменная стена казалась сплошным природным образованием. А рядом на той же скале высечено рельефное изображение человека, ростом с ребенка. Фигура стоит с угрожающе поднятыми руками и напоминает "короля" в тайнике Лазаря на острове Пасхи.

Предание говорит, что торжественное шествие рапаитян днем доставляло сюда прах умершего короля. Здесь покойник лежал головой на восток, пока за ним ночью не приходили двое из его приближенных. Они тихо переносили его через гребень в долину Анаруа, в потайную пещеру, где помещались останки всех королей.

Мы нашли на Рапаити погребальные пещеры. Самая большая находилась в долине Анапори, за водопадом десятиметровой высоты. В пещеру впадал ручеек, и нам пришлось идти по колено в сырой глине, прежде чем мы вышли на сухое место, где по берегу подземного озера тянулись небольшие каменные курганчики. Чтобы добраться до противоположного берега, надо было плыть семьдесят метров в ледяной воде; тем не менее, даже там лежали в непроглядном мраке остатки человеческих костяков.

В скале ниже Моронго Ута мы обнаружили склеп более позднего происхождения. Он был вырублен в мягкой породе, вход закрывала плита. В пещере лежало трое покойников, но мы поспешили закрыть ее опять, когда к нам вскарабкался островитянин и приветливо сообщил, что здесь захоронена его ближайшая родня. Поблизости находилось еще несколько подобных склепов. Мы не стали их трогать, и в знак признательности островитянин рассказал нам, что в большой потайной пещере по соседству покоится его дед вместе со множеством других покойников, которых относили туда на протяжении столетий.

И по сей день жители Рапаити цепляются за старый обычай. Правда, они хоронят своих покойников в освященной земле около деревни, но самый порядок погребения заключается в том, что мертвых помещают в камеру, вырытую в стенке у дна могилы.

Иссеченные человеком вершины Рапаити одиноко торчат в океане памятником безымянным мореходам далекого прошлого, мореходам, которые покрыли сотни морских миль, прежде чем ступили на берег уединенного островка. Но даже такие расстояния не освобождали их от опасения, что другие мореходы способны прибыть следом. Океан велик, однако даже самое крохотное суденышко может его пересечь - дай только срок. Самое маленькое рубило может заставить гору податься, если прилежные руки колотят достаточно долго. А времени у здешних жителей было вдоволь. Если согласиться, что время - деньги, то обитатели солнечных карнизов в горах располагали большими богатствами, нежели любой современный вельможа. Если время - деньги, то сокровища рапаитян были так же несметны, как несметно количество камней в станах Моронго Ута. Что ж, глядя на озаренные солнцем развалины, словно парящие в воздухе между небом и землей, и в самом деле можно было представить себе, что это сказочный золотой замок в тридевятом царстве, в тридесятом государстве...

Но Королевский склеп в долине Анаруа никто из рапаитян не мог нам показать. Те, кто отнес туда королей, сами давно уже покоились в недрах горы. А на Рапаити не умеют обнаруживать потайные пещеры.

Здесь ни у кого нет аку-аку. И никто не знает, какая сила кроется в курином копчике.

Орёл

БРАТ. Незабытый герой купить книгу на сайте "Читай-город"