Войско

Польско-шведская интервенция начала XVII в. нанесла громадный урон русскому войску. Производство оружия и боеприпасов почти прекратилось, наличные их запасы были разграблены. Так, в Москве отряды гетмана Жолкевского захватили весь "наряд" (пушки, стоявшие на городских стенах) "и в казне (арсенале Кремля. - Я. Е.). наряд же и зелье (порох) и свинец и ядра и всякие пушечные запасы", а в Великом Новгороде, Ивангороде, Пскове и других крепостях командир шведских войск Делагарди "поймал" всю артиллерию и вместе с другим награбленным добром "в Свею отослал". Интервенты, по словам современника, всюду действовали "жгучи и воюючи и людей Б полон емлючи". Так поступали и их пособники, например И. Заруцкий в 1613 г.: "Дедилов высек, Епифань взял и людей всех побил... ". В грамоте "всяких чинов" из Москвы о выборах депутатов на Земский собор 1613 г. сказано: "а людей в Московском государстве многое бесчисленное множество без числа погибло убойством и пленением" (См.: Шафиров П. П. Разсуждение какие законные причины е. в. Петр Великий... к начатию войны против короля Карола 12 шведского 1700 году имел.. Спб., 1722. Приложение "С". Список с грамоты французскому королю 1614 г.; Дворцовые разряды, т. I. Спб., 1850, стб. 11, 1126.).

Народное ополчение К. Минина и Д. Пожарского в патриотическом порыве спасло Родину от национального порабощения. Однако внешнеполитическое положение государства резко ухудшилось. По Столбовскому миру 1617 г. Швеция отняла у России земли на побережье Финского залива от крепости Орешек на р. Неве до Иван-города на р. Нарве, отбросив ее от выхода в Балтийское море на сто лет (до Ништадского мира 1721 г.). По Деулинскому перемирию 1618 г. Россия уступила Польше Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский и другие важные крепости на юго-западе. В стратегическом отношении граница Русского государства стала более уязвимой, чем в начале XVI в., когда был приобретен "ключ к Москве" - Смоленск. Последствия интервенции "совершенно разрушили систему западных крепостей XVI столетия и привели к тому, что линии крепостей, ограждавших северо-западные рубежи страны, отодвинутые от моря, "как бы повисли в воздухе" (Смирнов П. Города Московского государства в первой половине XVII в., т. I, вып. 2. Киев, 1919, с. 139.).

Деревянные крепости, возведенные еще в XV-XVI вв. на юго-востоке, были сожжены и остались без гарнизонов, а засечная черта запустела и разрушилась. Это позволило крымским ханам в союзе с Ногайской ордой совершать опустошительные набеги в пределы Русского государства. Нападая на Русь "изгоном" (внезапно), они "людей побивали и в полон имали, и села и деревни многие пожгли и до конца разорили", ратные же люди в южных уездах также "от такия великия войны оскудели и учинилися безлюдны и безлошадны и безоружейны" (См.: Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М. - Л., 1948; ААЭ, т. III, № 268.).

В таких трудных условиях возобновлялась расстроенная за годы интервенции военная организация государства. Вновь начали свою деятельность созданные еще впервые при Иване IV Грозном Разрядный, Стрелецкий, Пушкарский и другие военные приказы в Москве. В 1614-1615 гг. в 120 городов (включая Поволжье и Сибирь) были назначены новые воеводы, осадные и стрелецкие головы с письменными наказами об осмотре и ремонте крепостей, переписи военного имущества и ратных людей всех разрядов (дворян, стрельцов, пушкарей и др.), разбежавшихся из городов "в разоренье", которых предписывалось собрать и записать в особые "книги", "по имяном и с прозвищи", "росписать в сотни и учинить у них голов". В "осадное время" воеводы должны были привлекать для защиты крепости, от неприятеля посадских людей (горожан) и крестьян. И хотя из многих городов шли вести о том, что крестьяне "все сбегли в лес", жители "вызжены и высечены и разорены без остатка", "а дворяне и дети боярские живут по домам", на службу "сами не едут и крестьянам своим ехать не велят", старая военная система постепенно восстанавливалась (Дворцовые разряды, т. I, стб. 144-154; 188-196; ААЭ, т. III, № 13, 34, 87, 88, 94, 97, 99; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Владимирского стола, № 58.).

Поскольку обнаружилось, что в царской казне денег и в житницах хлеба мет, а "всякие ратные люди без жалования Спужити не хотят", правительство приняло экстренные меры для сбора обычных податей (стрелецкие, ямские, сошные "деньги") и чрезвычайных налогов, например "пятая деньга" с доходов и "животов" (имущества) посадского населения, а также ржи, овса или "хлебных денег" взамен их с крестьян (ААЭ, т. III, № 3, 4, 31, 32, 68, 79, 131 и др. Ослушников ставили "на правеж" и били "батогами нещадно", вконец же разоренные люди иногда "звонили в набат" и убивали царских сборщиков (там же, № 43, 48).). Много усилий потребовало упорядочение поместных окладов и дач дворянства, которые были увеличены "прибавками" за "смутное время" царем Василием Шуйским, Лжедмитрием и "тушинским вором", стремившимися такими подачками переманить служилых людей на свою сторону в борьбе за власть. До "большого сыска", проведенного на территории всей страны в 1622 г., правительство ограничило размеры поместных дач наиболее состоятельным дворянам, заново проверяло права помещиков на земли, отбирало у некоторых из них незаконно приобретенные вотчины и раздавало другим помещикам (См.: Готье Ю. В. Десятни по Владимиру и Мещере 1590 и 1615 гг. - ЧОИДР, 1911, кн. I; 3ерцалов А. Н. О сыскных поместных и денежных четвертных и городовых окладах с 1614 по 1619 гг. и большом сыске окладов 1622 г. - ЧОИДР 1900, кн. II.).

Большие потери понесла русская пехота. По свидетельству С. Мас-кевича, польский комендат в Москве Гонсевский "разослал по городам 18000 стрельцов... под предлогом охранения городов от Понтуса (Делагарди. - П. Е.) в самом же деле для нашей (польских захватчиков. - П. Е.) собственной безопасности" (Сказания современников о Димитрии самозванце, ч. 2. Спб., 1859, с. 47.). Действительно, в 1616 г. в столице оставалось всего 2000 стрельцов, а из разосланных - лишь несколько сотен, "что были московские", остались служить в Туле, Крапивне, Калуге и Михайлове, остальные же рассеялись, "разбрелись розно", лишенные постоянного жалованья и боеприпасов. Сильно сократилась численность городовых стрельцов и казаков, а также пушкарей, затинщиков, воротников и других служилых людей "по прибору" (Книги разрядные, т. 2. Спб., 1855, стб. 5-7; Смирнов П. Указ. соч., с. 140, 141, 143, 144 и др.). Поэтому воеводам предписывалось прибирать "на выбылые места" в стрелецкую службу "вольных охочих людей, от отцов детей и от братьи братью, и от дядь племянников, добрых и резвых, из пищалей бы стрелять горазды; а худых и молодых недорослей и крепостных всяких людей, и посадских черных людей, и с пашнь крестьян в стрельцы не имать". В стрельцы зачисляли "гулящих людей", не обложенных государевым тяглом (налогами); им были назначены новые оклады денежного жалованья "перед прежним с прибавкою, чего... до смутных времен не было": сотникам - по 10 руб. в год, пятидесятникам - по 3 руб. с полтиной, десятникам - по 3 руб. 25 коп., рядовым - по 3 руб., а "хлеб" (рожь и овес) "по прежнему", т. е. по 6-7 четей (36-42 пуда) в год. Кроме того, стрельцы получали за службу пахотные, огородные и усадебные участки, сукна "на кафтаны" и по рублю человеку "на дворы" (ААЭ, т. III, № 34, 148, 167; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 540; кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 241, 337; Столбцы Белгородского стола, № 292.).

Наглядное представление о восстановлении и составе ратных сил Русского государства после "смутного времени" дают росписи войск, посылавшихся для защиты южных границ от крымских татар и несших "осадную службу" в крепостях (Книги разрядные, т. 2, стб. 1-99, 166-207, 833-935.).

Таким образом, численность ратных людей старых служб возросла с 1627 по 1636 г. в полтора раза, дворянской конницы - в два раза, пушкарей - почти в два раза. Такой рост вооруженных сил после тяжкой годины "смуты" явился свидетельством жизненности военной системы, сложившейся в результате военных реформ Ивана IV.

Однако Разрядные книги не учитывали вооруженных людей, которых, по Уложению 1556 г., дворяне обязаны были приводить с собой в полки по одному человеку с каждых принадлежащих им 100 четей (50 десятин) "доброй угожей земли". Буржуазные военные историки отрицали тот факт, что "дворянские люди" входили в боевой состав русской конницы XVI-XVII вв., и отводили им роль слабо вооруженной обозной прислуги (См.: Масловский Д. Ф. Записки по истории военного искусства в России, вып. I. Спб., 1891, с. 8-9, 14.). Источники опровергают эту тенденциозную версию, имевшую целью преувеличить военные заслуги дворянства и оставить в тени огромную роль в обороне государства народных масс.

С ростом дворянского землевладения увеличивалась и численность выставляемых дворянами в боевой состав конницы "людей". По указу 1643 г. дворяне обязаны были вооружить служивших с ними "в полкех" людей своих, владеющих "лучною стрельбой", саадаками, а остальных "пищалями долгими или карабинами добрыми", служивших же "в кошу" также долгими пищалями и лишь в крайнем случае, "за скудностью", обозным разрешалось иметь "по рогатине да по топору" (ААЭ, т. III, № 319.). По свидетельству Г. Котошихина, дворяне на смотрах перед началом военных действий обязаны были выставлять, "смотря по их животом и по вотчинам, кроме тех людей, которые с иими бывают за возами", "к бою людей их со всею службою" (т. е. в полном вооружении и снаряжении). "А как прилучится бой, и тех их людей к бою от них не отлучают; и бывают с ними вместе под одним знаменем" (Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. Изд. 2. Спб., 1859, с. 108. Бежавших из полков холопов, пограбивших "животы" своих господ, предписывалось "вешать", а остальных ловить и возвращать на службу (ААЭ, т. IV, № 70).). В Чигиринском походе 1679 г. против турецких войск воеводам было предписано всех конных дворян и детей боярских "росписать в сотни, да с ними ж росписать людей их, которых писали они в сказках своих в полковую службу с боем", проверив при этом, чтобы "лошеди и ружье у тех их людей у всех были добрые". (Книги разрядные, т. 2, стб. 1166.) Следовательно, дворянские "люди" не только несли боевую службу, но составляли значительно большую часть русской конницы XVII в. (Этим обстоятельством, вероятно, объясняется большой разнобой в определении численности русской конницы в русских и иностранных источниках XVII в. - от 100 до 300 и более тыс. человек (см.: Середонин С. М. Поместное войско русской армии XVII в. - "Военный сборник", 1890, № 9; Он же. Известия иностранцев о вооруженных силах Московского государства в конце XVI в. Спб., 1891).).

Не менее характерной чертой военной организации Русского государства XVII в. было широкое и постоянное участие в обороне от неприятеля местного тяглого населения. Так, например, в 1636 г. в 130 городах среди других "осадных людей" числилось 11 294 посадских людей и 1635 крестьян и бобылей из окрестных сел и деревень, вооруженных луками, копьями, рогатинами, бердышами и "вогненным боем"; при этом среди первых ружья имели 2172 человека (почти одна пятая часть), а среди вторых - 232, или больше 14%. Двадцать шесть городов вообще не имели воинских гарнизонов, их обороняли воеводы и головы "с посадскими и жилетцкими людьми", само собою разумеется, вооруженными (Книги разрядные, т. 2, стб. 833-935.).

В 1638 г. осадную службу в Москве несло все взрослое население столицы, в том числе 5754 человека были вооружены пищалями (ручными), 2121 - рогатинами, 356 - саблями, 84 - копьями, 52 - бердышами, следовательно, около 50% жителей могло защищать город с огнестрельным оружием в руках. Подьячие всех московских приказов, расписанные в сотни, должны были "держать у себя луки и пищали и рогатины" (Переписная книга города Москвы 1638 г. М., 1881; ААЭ, т. IV, № 12.).

Всех вооруженных горожан, крестьян, монастырских служек и даже церковных причетников воеводы вносили в списки осадных людей и заранее, на случай нападения врага, составляли боевые росписи, "где кому в осадное время быть по башням и стенам", кому помогать на "раскатах" пушкарям и затинщикам или быть "на вылазках".

Такой же порядок сохранился во второй половине века. Например, в 1652 г. посадские люди Путивля были включены в смотренный список наряду с ратными людьми, разбиты на десятки и назначены для обороны определенных в росписи пунктов крепости; все они имели либо холодное, либо огнестрельное оружие. В сметный список города Кашина 1665 г. были внесены "кашинцы посадские люди, хто с каким боем", всего 337 человек. Защищали они крепость и семьями, например "Федька Шульгин с копьем, у него сын Андрюшка с пищалью", "Ивашко Сахарников с пищалью, сын ево Степка с пищалью, Мартышка да Васька с копьи", "Минька Овчинник с копьем, у него сын Исачко с пищалью" и т. д. В 1677 г. в боевую роспись Ельца кроме ратных людей были включены 224 "посацких и всяких жилецких людей" с их родичами: с братьями, зятьями, племянниками, сыновьями и внуками "с пищальми и со всяким боем" (ЦГАДА, ф. Разряда, Севской стол, стб. 84, л. 1-70; там же кн. 5, л. 164-175; Белгородский стол, стб. 1905, л. 20-23; Кункин И. Я. Город Кашин. Материалы для истории. - ЧОИДР, 1905, кн. III. "Жилецкие люди", несшие осадную службу в городах, учитывались в Разрядном и других приказах в Москве по подчиненности (МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 324; Столбцы Владимирского стола, № 90; и др.).).

Именно традиционное умение горожан и крестьян обращаться с холодным и огнестрельным оружием, передаваемое от дедов и отцов к сыновьям и внукам, давало правительству возможность при огромных потерях ратных людей в непрерывных войнах систематически пополнять "убылые места" стрельцов, пушкарей и городовых казаков за счет так называемых "вольных", или "гулящих", людей, находившихся в данный момент вне государева тягла.

По тем же причинам правительство вынуждено было нередко "верстать" в дети боярские (в южных уездах) "охочих людей", стрельцов, казаков, черкас, но так как воеводы иногда зачисляли на службу в дворянские сотни беглых крепостных крестьян, что вызывало протесты помещиков, подобное верстание было сначала ограничено, а затем и вовсе прекращено (Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № 170, 224, 288, 294, 307, 337, 350, 355, 392; кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 503, 599 и др.).

С присоединением Казанского царства, Астрахани и Сибири население этих областей уже при Иване Грозном участвовало в походах русского войска. В XVII в. ратные люди из нерусских народов делились на две категории. К первой принадлежали "новокрещены" (принявшие христианство) и феодальная верхушка (сибирские, татарские царевичи, мурзы, тарханы, головы, сотники и др.), которые несли службу "все головами своими", как и русские дворяне, "с поместей" или "с земель". Со временем число таких "служилых татар, и чюваши и мордвы" в результате мер правительства, направленных на "размывание" верхушки отсталых народов ("новокрещены" приравнивались к русским помещикам, большинство же мельчало и переводилось на положение ясачных крестьян (История Чувашской АССР, т. I. Чебоксары, 1966, с. 77-78.)), значительно уменьшилось и составляло вместе с астраханскими татарами около 5,5 тыс. человек ( в 60-е годы XVII в.). Почти все они кроме вотчин и поместий получали денежное жалованье, а на время походов "кормовые деньги". Ущемление прав феодальной верхушки нерусских народов выразилось также в переводе многих в низший разряд войска - в казаки. Так, например, в острогах на Саранской черте служило "с земли" около 600 "казаков татар и мордвы" (Книги разрядные, т. 2. стб. 167-168; Веселовский С. Б. Сметы военных сил Московского государства 1661-1663 гг. М., 1911, док. XVIII.).

Более многочисленную группу ратных людей составляли ясачные (т. е. тяглые крестьяне): башкиры, чуваши, татары, мордва, удмурты, мари, - которые обязаны были выставлять в дальние походы по одному человеку с трех дворов, на засечную службу - одного человека с десяти дворов. В 1636 г. таких ратников было около 14 тыс. человек (Книги разрядные, т. 2, стб. 923-931; История Чувашской АССР, т. I, с. 80-81. Во второй половине XVII в. в солдатские полки из Казани и понизовых городов брали "татар и черемису и мордву" со ста дворов по человеку (см.: Котошихин Г. Указ. соч., с. ПО).).

В том ж году среди осадных людей южных крепостей России числилось на службе 1698 "черкас и литвы" (среди последних были и белорусы). Приток черкас (украинцев), литовцев и белорусов увеличивался в связи с происходившими в Поднепровье крестьянско-казацкими восстаниями, а затем национально-освободительной войной украинского и белорусского народов под предводительством Богдана Хмельницкого. В 1639 г. в г. Чугуев вышел "на государево имя" гетман Войска Запорожского Я. Острянин с крупными отрядами запорожских казаков, которые были "устроены землями" и обороняли границу от набегов крымских татар. В 1652-1660 гг. в Ливнах, Воронеже, Чернавске, Талицком поселяли "на вечное житье" "переходцев черкас и белорусцев", на реке Псел поселилось "новоприхожих 1500 черкас" и т. д.

"Днепровские казаки", жители Украины и Белоруссии, переселяясь в южные уезды и города, пополняли там ряды городовых, полковых и сторожевых казаков и "вожей" (проводников, знатоков местности), охранявших русские рубежи от татарских набегов. Остро нуждаясь в притоке ратных людей и стремясь закрепить их на новых местах жительства, русское правительство наделяло "новоприхожих" землями и сенными покосами, освобождало их на время от уплаты торговых пошлин "с продажного хлеба, зверя, лошадей и всякой животины" и предоставляло другие льготы вплоть до права варить мед по праздничным дням и бесплатно молоть рожь на государевых мельницах (Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № 108, 140, 157, 170, 231, 317; кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 1035; и др.).

В то же время выдающийся полководец Б. Хмельницкий создал сильное украинское войско, в состав которого уже в 1649 г. входило около 40 тыс. воинов из 17 полков (Чигиринский, Черкасский, Каневский, Корсунский, Белоцерковокий, Уманский, Киевский, Полтавский, Нежинский и др.) с полковой и войсковой артиллерией. Командовали ими полковники с есаулами и хорунжими (один из них - "гарматный" - ведал артиллерией), полки делились "а сотни во главе с сотниками. Воины были вооружены ружьями и пистолями, саблями и пиками. Все войско возглавлял гетман со своим штабом (войсковые обозный, писарь, судья и др.) (См.: Бодянский О. Реестра всего Войска Запорожского. - ЧОИДР, 1874, кн. II.).

Объединение ратных сил России и Украины после Переяславской рады 1654 г. стало важной вехой в истории войн и военного искусства двух великих братских народов. Совместные действия в войнах второй половины века с Речью Лосполитой, Крымским ханством и Турцией привели к утверждению независимости Левобережной Украины и Киева (по Андрусовскому перемирию 1667 г. и "вечному миру" 1686 г. с Польшей), к успешному отражению крымско-турецкой агрессии в результате Чигиринских (1677-1678) и Азовских (1695-1696) походов. Во время этих войн численность украинского войска значительно возросла. По "Статьям" (договору) с Б. Хмельницким в 1654 г. число "реестровых" (внесенных в список и получающих жалованье) казаков определено в 60 тыс. человек, после этого Украина выставляла в общее войско от 20 до 50 тыс. воинов (конницы и пехоты) (СГГД, т. III, № 170; История Украинской ССР, т. I. Киев, 1953, с. 292-293, 319, 328; Мальцев А. Н. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М. Изд-во Моск. ун-та, 1974, с. 37, 85.). Обладая вековым опытом борьбы за свою независимость, ценными боевыми традициями, русские и украинские воины не только помогали друг другу, но и взаимно обогащали и приумножали свое военное искусство.

Во время русско-польской войны 1654-1667 гг. за Украину и Белоруссию в составе русского войска впервые были сформированы полки и сотни казаков и белорусов, которых русские воеводы "прибирали" также в стрелецкую и солдатскую службу (См.: Мальцев А. Н. Указ. соч., с. 30, 99, 167-168.).

Еще сравнительно немногочисленные в XVI в. донские казаки к середине XVII в. выросли в значительную военную силу численностью до 20 тыс. человек. По словам современника, это были люди "породою москвичи и иных городов, и новокрещеные татаровя, и запорожские казаки, и поляки", крестьяне, которые, "пограбя бояр своих, уходят на Дон". В XVII в. донские казаки образовали свое "Войско" во главе с избираемыми на "кругу" атаманами; время от времени они получали из Москвы денежное и хлебное жалованье, оружие и боеприпасы (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 111-112.).

Крупные отряды донских казаков участвовали в дальних походах русского войска или служили в южных городах России, где атаманы получали поместья, а рядовые казаки - земельные участки и дворовые усадьбы в казачьих слободах. Вместе с конными русскими служилыми людьми донские казаки несли сторожевую службу, посылались в "подъезды" "подсматривать" за крымцами "и неприятельские сторожи скрадывать". В 1637 г. донцы заняли сильную турецкую крепость Азов и, отражая громадные силы крымско-турецкой "рати басурманской", от которой "земля под Азовом погнулась и из Дона-реки вода на берег волны выплеснула", продержались в ней пять лет (Этому героическому эпизоду посвящена "Повесть об Азовском осадном сидении". - В кн.: Русская повесть XVII в. М., 1954, с. 54-73, 215-234.).

Донские "морские" казаки на морских судах действовали против крымцев и турок на Черном море, оказывая помощь войскам Б. Хмельницкого и русских воевод, а также на побережье Балтийского моря против шведов в годы русско-шведской войны (1656-1661) (История Украинской ССР, т. I, с. 285; Мальцев А. Н. Указ. соч., с. 100. "Морские казаки" и конные с Дона входили в состав Новгородской рати Б. А. Репнина (см.: Веселовский С. Б. Указ. соч., с. 9, 11, 14).).

Кроме яицких и волжских казаков в XVII в. впервые появились отряды "терских и гребенских атаманов и казаков"; они получали денежное жалованье по окладам и кормовые деньги во время походов, "как бывает им служба". В походах участвовали также отряды из народов Северного Кавказа: и калмыцкий тайша Аюка с "калмыцкими ратными людьми" (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., с. 43; Книги разрядные, т. 2, стб. 1677- 1678; ЧОИДР, 1893, кн. III, с. 50.).

Возросла насыщенность войск "огневым боем" - артиллерией и ручным огнестрельным оружием. Многочисленность русской артиллерии и ловкость, С какой управлялись с пушками русские артиллеристы, привлекали внимание приезжавших в Москву иностранцев (См.: Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. - ЧОИДР, 1905, кн. II, отд. II, с. 126; Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. -ЧОИДР, 1891, кн. III, отд. III, с. 51.). Если к 2350 пушкарям и затинщикам, находившимся на службе в городах, прибавить "с 600 человек" (по Г. Котошихину) людей "пушкарскога чина" в Москве, то общая сила русской артиллерии к середине века приближалась к трем тысячам, а к концу века она составила уже около 4,5-5 тыс. человек (32 См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 88; Епифанов П. П. "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей" (из истории русской армии XVII в. ). - "Учен. зап. кафедры истории СССР", вып. 167. М., Изд-во Моск. ун-та, 1954, с. 83-84,).

В пехоте уже в 1636 г. кроме 30 тыс. стрельцов пищалями (ружьями) было вооружено около 5 тыс. казаков и других ратных людей, оборонявших города (Книги разрядные, т. 2, стб. 833-935 (подсчет автора).). "Огневой бой" с каждым десятилетием все сильнее проникал и в русскую конницу. В 1655 г. царские указы предписывали являться на службу "с карабином и с парой пистолей и с саблей". Bo-второй половине века конница уже сплошь была вооружена (кроме холодного) ручным огнестрельным оружием, а ратные люди осадной службы (стрельцы, казаки, черкасы) должны были защищать города "все с пищалями" (ААЗ, т. III, № 319; т. IV, № 84, 206.).

Вооруженные силы России в "новый период русской истории (примерно с 17 в.)" совершали переход от войск эпохи "процветания поместной системы" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 150-151, 153-154.) к регулярной армии феодально-абсолютистского государства. Старые способы комплектования войск за счет служилых людей "по отечеству" (бояре, дворяне, дети боярские) и "по прибору" (стрельцы, пушкари, воротники и др.), которые несли преимущественно наследственную службу ("от отцов дети, от дядь племянники"), в новых условиях не могли обеспечить потребности численно растущих войск. Распространение воинской повинности на податные сословия государства (крестьян и горожан) стало суровой необходимостью. Царское правительство нуждалось к тому же в более дисциплинированном войске для подавления крупных антифеодальных движений (городские восстания 1648-1662 гг., Крестьянская война под предводительством С. Разина 1670-1671 гг.). Оно не могло не считаться с важными переменами в развитии военного дела в странах Западной Европы, существенно повлиявшими даже на состояние военных сил отсталой Турции (Русская повесть XVII в., с. 216-225.).

С распространением и усовершенствованием артиллерии и ручного огнестрельного оружия главной силой всех европейских армий становилась пехота, а увеличение числа пехотинцев-мушкетеров, в свою очередь, "вызвало необходимость открытия некоторых тактических способов правильного размещения их в общем боевом порядке" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 366.). Для этого понадобилось обучать войска "ратному строю" - единообразным способам стрельбы, приемам с пиками, маршированию тесно сомкнутым строем, вздваиванию рядов и шеренг, построению в боевой порядок перед сражением. Большое влияние на организацию армий оказала буржуазная революция в Нидерландах (1566-1609), когда выдающийся военный реформатор и полководец Мориц Нассауский (принц Оранский) "составил первый строевой устав нового времени и этим заложил основы единообразного обучения целой армии" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 31.). Вместе с хорошо обученной пехотой, состоявшей из мушкетеров и пикинеров, в странах Западной Европы появились новые виды кавалерии, вооруженной не только холодным, но и огнестрельным оружием, - рейтары и драгуны; последние представляли собой смешанный род войск и "должны были сражаться, смотря по обстоятельствам, либо как пехота, либо как кавалерия" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 305.).

Громадный прогресс отмечался и в артиллерийском деле. В начале века "все еще применялись орудия всех калибров", и при этом вследствие малоподвижности тяжелых пушек и недостаточной эффективности малокалиберных "разные орудия смешивались в одну кучу"; в ходе 30-. летней войны (1618-1648) появились легкие кожаные и чугунные орудия, возимые на лафетах парой лошадей; наряду с литыми ядрами стали применять разрывные снаряды, "были заложены основы тактики полевой артиллерии" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 201-203.).

Правила передовой нидерландской военной школы получили в XVII в. широкое распространение в армиях Европы при посредстве офицеров, служивших в войсках Морица Оранского. В 1615 и в 1620 гг. в Германии вышла в свет книга И. Вальгаузена "Военное искусство пехоты", содержавшая правила обучения солдат по "общепринятой", как сказано на ее заглавном листе, практике, введенной Морицем Оранским. Во Франции при формировании постоянной армии в 1636 г. "приняли нидерландский метод обучения" и издали ту же книгу в качестве руководства для обучения солдат. Учеником и последователем Морица Оранского был и маршал Франции Анри Тюренн. (1611-1675). Наконец, в Англии Оливер Кромвель (1599-1658), создавая регулярную революционную армию, приглашал для ее обучения офицеров, "раньше служивших у нидерландцев и у Густава Адольфа" (Форстен Г. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетии, т. 2. Спб., 1894, с. 115; Дельбрюк Г. История военного искусства, т. IV. М., 1938, с. 151, 159, 200; Епифанов П. П. Учение и хитрость..., с. 78, 91-92.).

Так военная история дает блестящее подтверждение той истины, что "всякая нация может и должна учиться у других" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 10.).

Несмотря на экономическую и культурную отсталость России, не имевшей в то время более или менее постоянных и прочных сношений со странами Запада, русская армия не осталась в стороне от общеевропейского прогресса в военном деле. Первые попытки обучения русских войск "ратному строю" и применения новых приемов боя связаны с именем выдающегося, храброго и "рассмотрительного" военачальника М. В. Скопина-Шуйского (1587-1610). Летом 1609 г. он обучал свое 18-тысячное войско, состоявшее из русских ополченцев и нескольких рот наемных солдат, с помощью нанятого им для этой цели шведского "маршалка" Крестера Сума "полевым упражнениям по бельгийскому (т. е. нидерландскому. - П Е.) обычаю, в марше, в строю, то на равном узаконенном расстоянии соблюдать ряд, то копьями наводить", возводить, оборонять и атаковать рвы и валы и т. д. Используя традиционно русские приемы боя (устройство "Гуляй-города", лыжные отряды), М. В. Скопин-Шуйский впервые применил для защиты своей конницы от противника пехоту, вооруженную железными копьями "на длинных торчах" (древках), а для обороны своих лагерей возводил отдельные "острожки", "как нидерландцы". Создав ударное ядро русских воинов, обученных регулярному бою, Сколин-Шуйский в ожесточенных сражениях под Александровой слободой разгромил крупные силы польско-литовских захватчиков, разогнал "таборы" "тушинского вора" и весной 1610 г. вступил в Москву. Внезапная смерть настигла талантливого полководца в то время, когда он, проводя "примерные сражения (т. е. маневры) под Москвой, готовил свои войска к новым битвам против интервентов, осаждавших Смоленск (См.: Бибиков Г. Н. Опыт военной реформы 1609-1610 гг. -ИЗ, т. 19, 1946, с. 3-16.).

Военная разруха надолго прекратила такого рода поиски нового. Только через двадцать лет, готовясь к войне за возвращение захваченного поляками Смоленска (1632-1634), правительство царя Михаила Федоровича предприняло шаги для создания обученных военному строю солдатских, рейтарских и драгунских полков. С этой целью в Швецию и Голландию для закупки больших партий мушкетов, шпаг и пик и для найма офицеров и "добрых ученых салдатов" были посланы из Москвы полковники Александр Лесли (шотландец, служивший до этого в шведской армии) и голландец Индрк ван Дам (СГГД, т. I, № 82, 83, 85. А. Лесли нанял 4633 солдата и офицера (см.: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого, т. I. Спб., 1858, примеч. 77).).

А пока в самой Москве начали формировать для "ратного учения" полки русских солдат, драгун и рейтар из "беспоместных" детей боярских, казаков и всяких "вольных людей". В городах "биричи" (глашатаи) объявляли о наборе в новые полки: записавшимся обещали денежное жалованье, оружие и снаряжение за счет казны. Впервые был объявлен и принудительный набор в полки "даточных людей" из крестьян неслужащих дворян (отставных, вдов, недорослей) и монастырей, владеющих поместьями и вотчинами, с "гостей" (купцов), имеющих "купленные земли", по одному конному человеку с трехсот четвертей (150 десятин) земли, "добрых и оружных", в доспехах и с пищалями, сроком на один год или "пока Смоленск не очистят". Для обозной службы и осадных (земляных) работ под Смоленском собирали "посошных людей" с посадов, черных и дворцовых волостей и уездов (АМГ, т. I, № 267, 542, 553; ААЭ, т. III, № 193, 222, 225.).

Новые полки (четыре "немецких", т. е. нанятых, и шесть русских) вооружили мушкетами, шпагами и пиками, снабдили войсковой и полковой артиллерией (около 120 орудий и пушкарей), спешно обучали "ратному строю".

Дорогостоящая затея с наймом целых "региментов" (полков) иноземных солдат и офицеров оказалась неудачной: к моменту капитуляции армии воеводы М. Шеина под Смоленском в феврале 1634 г. в четырех "немецких" полках оставалось всего 2140 человек, остальные же "государю изменили, пошли к королю", т. е. перешли на службу к полякам. Обвиненный в измене и в том, что еще до катастрофы под Смоленском он, будучи в Польше с посольством, тайно "целовал крест" польскому королю Сигизмунду "на всей его воле", боярин Шеин был казнен (ААЭ, т. III, № 246 (договор Шеина с поляками), № 251 (розыскное дело и судный приговор М. Шеину и А. Измайлову).). Русские же солдаты, драгуны и рейтары - участники Смоленского похода - были распущены по домам.

Однако формирование полков "иноземного строя" из русских подданных с привлечением на первых порах для их обучения иноземных офицеров, оставшихся в России, не прекратилось. Для комплектования полков были учреждены новые органы военного управления - Иноземский приказ, ведавший уже раньше (с 1624 г.) служилыми иноземцами, Рейтарский приказ и Приказ сбора ратных людей (См.: Яковлев А. Приказ сбора ратных людей. М., 1917; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 49, 53, 70, 78 и др.).

В 30-50-х годах почти ежегодно "для службы нынешнего лета" из солдат, драгун и иноземцев, служивших в таких полках "наперед сего", т. е. под Смоленском, с пополнением их новыми наборами из детей боярских и "вольных людей" и сборами даточных из крестьян и горожан, формировали полки и роты для охраны южных границ от крымских татар ("по крымским вестям").

Новым в полках "иноземного строя" было не только "ратное ученье", но также иная, чем в старых войсках, состоявших из сотен и десятков, иерархия офицерских чинов: полковники, полуполковники, майоры, капитаны, прапорщики, капралы, квартирмейстеры и др. (АИ, т. III, № 198; ААЭ, т. III, № 246, 274, 275; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 70; см. также: Яковлев А. Указ. соч., с. 120, 122, 183.). Соответственно этому полки делились на роты (в коннице "шквадроны" - эскадроны) и капральства. Однако в порядке комплектования и снабжения солдатских и других полков сохранялся еще разнобой. Вербуемые "по прибору" (добровольно) из детей боярских и "вольных людей" солдаты и драгуны получали оружие и боеприпасы, деньги "на платье", годовое денежное жалованье и суточные "кормовые деньги" из казны. На таких условиях, как доносили воеводы из городов, дети боярские охотно шли "все писатца в солдаты", "побежали в Москву" "в солдатскую и драгунскую службу" (РИБ, т. X. Записные книги Московского стола, 1636-1663 гг. Спб., 1886, с. 176- 179, 271, 288; АМГ, т. II, № 606.). В то же время даточные люди на первых порах обязаны были являться на службу "со всяким оружьем", запасами продовольствия, имея при себе "по два фунта зелья да по фунту свинцу". Такие требования, обусловленные недостатком "боевых средств в казне, были весьма обременительны для мобилизуемых на службу крестьян. И хотя правительство освобождало мелкопоместных дворян, а иногда и крупных феодалов от поставки даточных "для крестьянские скудости", все же уклонение от службы было обычным явлением. Так, например, в 1639 г. числилось "в недоборе" 3262 даточных людей (См.: Яковлев А. Указ. соч., с. 116-117; ААЭ, т. III, № 222, 274; АИ, т. III, № 198; РИБ, т. X, с. 270. За побег солдат предписывалось, бив кнутом, возвращать в полки, за укрывательство виновным угрожала смертная казнь, отдача в солдаты, конфискация поместий (ААЭ, т. IV, № 106, 128).).

Не было сначала установлено единых норм и правил поставки даточных в полки: брали людей либо с площади пахотной земли, либо с определяемого в каждом отдельном случае царскими указами количества крестьянских и посадских дворов, либо с числа внесенных в переписные книги крестьян и горожан ("от дву третьего", "пятого человека, мужиков добрых"). В конце века наряду с обязательными наборами производились и добровольные приборы крестьян в солдатскую службу. Отставные (старые и увечные) дворяне обязаны были поставлять даточных (или деньги за них, "сколько государь укажет") "в свое место" (т. е. вместо личной службы) "с пяти и со шести и с десяти дворов" по одному человеку, более состоятельные - "человека по два и по три". Иногда разрешалось дворянам поставлять конных даточных "по своей мочи", а пеших - как "они промеж себя договорятся, со скольких дворов давать". Случалось, что воеводы (например, в Новгороде) произвольно изменяли нормы поставки даточных людей. В 1654-1658 гг. в ходе русско-польской войны в солдаты брали с 3-4 дворов по одному человеку (АМГ, т. III, № 101, 236; ПСЗ, т. I, № 208, 288, 289; Соборное Уложение 1649 г., гл. VI, ст. 17; гл. Х, ст. 151, 152; гл. XVI, ст. 61; О приборе людей из разных городов в салдацкой строй. - ЧОИДР, 1902, кн. I. Смесь.).

Пестрота источников и способов пополнения новых полков усугублялась еще и тем обстоятельством, что набором "поголовных" или "подворных" даточных людей занимались одновременно многие приказы, ведавшие отдельными разрядами войска или областями государства: Разрядный, Иноземский, Приказ Казанского дворца (Поволжье и Сибирь), Большого дворца (дворцовые волости и московские слободы), Новгородская четверть (Новгород, Псков, Архангельск и "поморские" города и уезды на севере), Костромская четверть (Ростов, Ярославль, Кострома и др.) и т. д. (Об этом пережитке феодальной децентрализации наглядное представление дают сведения Г. Котошихина (см.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 72-96).).

Не имея возможности содержать новые полки под ружьем в мирное время, правительство распускало солдат, драгун и рейтар после очередной военной кампании (обычно осенью, с наступлением зимы) по домам до нового призыва, оставляя на службе только часть офицеров и рядовых (Свидетельство Г. Котошихина о том, что солдат, драгун и рейтар после похода "распущают по домом" и собирают лишь "на срок" (временно), подтверждают многочисленные источники (см.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 110; ААЭ, т. III, № 222, 225; т. IV, № 89; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 389; кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № 114 и др.).).

Существовала, однако, необходимость в увеличении численности пограничных войск в дополнение к отрядам стрельцов и казаков, расположенных в порубежных крепостях. Так появились поселенные солдаты, и драгуны - "пашенные" либо жившие в городах в особых слободах, подобно стрельцам. На положение пашенных солдат и драгун переводили преимущественно крестьян дворцовых или черносошных волостей и уездов: правительство не желало или не имело возможности ущемлять интересы крупных светских и духовных феодалов, владевших большими вотчинами в южных, западных и северо-западных уездах страны.

В 1649 г. указано было "устроить в солдатскую службу" крестьян (в том числе карел) Заонежских погостов Олонецкого уезда, Сумерской и Ставропольской волостей Старорусского уезда. С каждого крестьянского двора брали одного - трех человек "добрых, которые в солдат-цкую службу пригодятся", в возрасте 20-50 лет; им выдавали казенные мушкеты и шпаги и обучали "стройно и безленостно" солдатскому делу (ДАИ, т. III, № 65.).

Тамбовские солдаты жили "в домех своах по усадьбам" с женами и детьми или же "с отцами и братьями в одних дворех" - их наделяли участками солдатской земли в 12-25 четвертей "в поле, а в дву по тому ж" (6-12 десятин в поле). Служба пашенных солдат, как и городовых стрельцов, пушкарей и других приборных людей, была наследственной: в переписных книгах солдатских дворов каждого селения отмечалось, сколько в них "недорослей" и сколько человек "в службу поспело" (Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. XIII, 1887; вып. XXX, 1890.).

Устроенные "на вечное житье" в "солдатских слободах" получали казенную ссуду "на дворовое строение", обзаводились семьями и хозяйством. Так, например, солдаты-пахари, поселенные на посаде в г. Красном, жили "на отводных своих дворовых местах" и были наделены "пашенною землею и сенными покосы" без права продавать или закладывать эти угодья "на сторону" (АМГ, т. III, № 95; ДАИ, т. V, № 55.). По первым указам об учреждении поселенных солдат их освобождали от уплаты податей и обязывали нести службу по месту проживания. Но эти условия не выполнялись (Солдат, устроенных "в порубежных местах", брали в походы и освобождали от податей "в воинское время", "а когда войны не бывает, и тогда с них берут подати, что и с-ыных крестьян... " (Котошихин Г. Указ. соч., с. 109).). Пашенных солдат фактически "по вся годы" посылали в дальние походы и взимали с них натуральные и денежные подати (рожь, лен на фитили для ружей, смолу и бересту, по рублю за даточных лошадей и пр.), заставляли выполнять работы по ремонту и строительству крепостей и засечных черт. Двойное тягло разоряло солдат. "Солдаты и капралы и все рядовые солдатишка" Заонежских погостов били челом, что они "оскудали большей скудостью": "... в деревнишках наших пашнишка не паханы и домишка наши запустели.., и женишка и детишка наши помирают голодною смертию". Пришлось отказаться от учения "солдатцкой службе повседневно", начали муштровать "понедельно, переменяючись", прибавили жалованья "по алтыну на день". Но это не помогло: солдаты, притесняемые к тому же офицерами, бравшими с них "посулы" (взятки), разорялись и разбегались "безвестно", В 1662 г. в Новгороде "в естех" оказалось 1410 заонежских солдат. а "в нетех"- 1101 человек (ДАИ, т. IV № 146 (челобитная солдат Заонежских погостов 1658 г.); АМГ, т. III, № 126, 587; АИ, т. IV, № 39; АМГ, т. II, № 640; РИБ, т. X, с. 532-533; т. XI, с. 150.).

В 1647 г. взяты были "на государя" вотчины князя А. Н. Трубецкого (в обмен на другие земли) в южном Лебедянском уезде; всем крестьянам уезда велено быть "в драгунской службе", по одному человеку с двора "мужикам добрым", в возрасте 18-45 лет. Пищали и боеприпасы лебедянские драгуны получали из казны, но лошадей для службы держали своих. "Драгунскому строю" "добрых мужиков"-лебеянцев учили офицеры И. М. Ртищев и Н. Юрлов, сержанты-драгуны из Тулы и "старые солдаты". В 1651 г. в построенной с участием этих же драгун крепости г. Сокольска числилось на службе 795 человек и в соседнем Добровском уезде 951 драгун. Подобные же наборы драгун производились в Туле, Волхове, Карпове, Севске, Ливнах, в городах Поволжья (Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № 112, 227, 245, 258, 259, 281, 303, 478 и др.; Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969, с. 132-134.).

Важные структурные изменения произошли в русском войске в ходе войн второй половины XVII в. С переходом от частных к общегосударственным призывам даточных людей повышались и нормы их поставки (с 20-25 дворов одного даточного). По сметам военных сил государства 1661-1663 гг. числилось на службе: в 42 солдатских полках - 24377 офицеров и рядовых, в 8 драгунских полках - 9334, в 22 рейтарских полках - 18795 человек, в двух полках копейщиков - 1185 в одном полку гусар - 757 (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., док. IV, V, VI, VIII, XVI, XIX (подсчет автора).). Таким образом, в 75 полках иноземного строя из общего числа 54 448 пехотную службу несло 24 377 солдат (44,7%), конную (с драгунами) - 30071 человек (55,3%).

В 1681 г. ратные люди были "расписаны в полки по Разрядам" (военным округам) - Московскому, Северскому, Владимирскому, Новгородскому, Казанскому, Смоленскому, Рязанскому, Белгородскому и Тамбовскому. По этой росписи значилось 85 полков общей численностью 208213 человек (См.: Иванов П. Описание государственного разрядного архива. М., 1842, с. 71-92 (подсчет автора).).

В составе русского войска (без черкас-украинцев) в полках иноземного строя оказалось 90 035 человек, старого строя (дворяне с людьми и стрельцы) - 52614, пехоты (стрельцы и солдаты) - 75841 и конницы (дворяне и рейтары) - 66808 человек.

При значительном росте полков нового строя в сравнении со старыми удельный вес последних все еще оставался весьма значительным. Нельзя считать солдатские и рейтарские полки XVII в. "вполне оформившимся регулярным войском" (как утверждали В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов, П. Н. Милюков и М. Н. Покровский). Как и прежде, после похода рядовых и часть офицеров распускали по домам, оружие солдаты сдавали "в государеву казну" на хранение, лошадей (обозных и верховых) - на корм в монастырские и другие вотчины. Даже из выборного полка А. Шепелева в 1662 г. после его возвращения из Смоленска в Москве было оставлено 423 офицера и солдата, а "с Москвы отпущено" и находились "в отпуску" 730 человек (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., док. XVI, с. 32. В 1655 г. после взятия Витебска "ратные люди распущены были все" (ААЭ, т. IV, № 89. Ср.: Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 1101; кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № 113, 395).).

Весьма пестрым был численный состав полков: в каждом было от 15-20 до 50 офицеров и от 200 до 2 тыс. и более рядовых. В московских выборных солдатских полках числилось: в полку А. Шепелева - 6634 человека, а в полку М. Кровкова - 1880. Среди офицерского состава в новых полках преобладали иноземцы, правда, в большинстве своем "поместные", т. е. принявшие русское подданство и получившие права русских дворян. Так, в 60-х годах среди штаб-офицеров (полковники, майоры) из 277 русских было только 18 человек, среди обер-офицеров (капитаны, ротмистры, поручики, прапорщики) соответственна из 1921 - русских 648 человек; в общей же сложности первых было 1632 (70%) и вторых 707 (30%). Сержантами и капралами назначали старослужащих русских солдат (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., док. IX, XI, с. 8, 10, 11.).

При таком положении дела обучение "ратному строю" наталкивалось на большие трудности, не могло быть регулярным и систематическим. Сначала не было никаких официальных руководств (уставов или инструкций), предназначенных для этой цели. Поступая на русскую службу, иноземные офицеры принимали на себя обязательство учить подчиненных "с радением всякому ратному делу, чего сам умею и сколько могу научить, без всякие хитрости и оплошки" (АМГ, т. I, № 267.). В 1647 г. в Москве была напечатана в количестве 1200 экземпляров большая книга под названием "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей" - полный перевод труда И. Вальгаузена "Военное искусство пехоты" (Переиздано в 200 экз. А. 3. Мышлаевским (Спб., 1904). Немецкие издания труда Вальгаузена (1615 и 1620 гг.) и московское издание 1647 г. имеются в ГБЛ.). В русском издании в восьми частях книги 54 главы о правилах обучения солдат ротой и полком, их "боевых ополчениях" (порядках), караульной службе, "походном строении", лагерном расположении на "станах"; 32 рисунка с "розными фигуры и в чертеже" "явственно" (наглядно) объясняли читателю все рекомендации автора.

Русские военные читатели, безусловно, оценили убедительные рассуждения Вальгаузена о необходимости "ратного учения" солдат. Подобно тому, как "дохтуру судебных дел" следует "судебные дела учити и ведати", "а дохтуру лечебному ведати, как скорбных лечити", так и всим чинам в армии надлежит быть искусными "в науках и строю пехотных солдатов, или в строю райтарском, или в науке крепостных дел, и в науке бы и строю пушечного наряду, и в науке воинском на море... ". "Славные кесари" Римской империи "по вся дни солдатов своих учили", и только благодаря ратному учению Александр Македонский "всю вселенную одолел". Резко критиковал автор беспорядки в наемных "немецких регементах": наемники "хоть дьяволу из денег служить готовы", "они, солдаты, служат за деньги, а не за веру, и молвят -вера здесь, вера там, кто денег больше даст, тому они и служат". В допетровской армии даже после отмены местничества в 1682 г. на высшие посты назначали только бояр и князей не по способностям, а по "породе" (знатности). Поэтому весьма злободневно звучало обличение в книге "великородных", но "неискусных" воевод: "И воистину в нынешних временах кого жалуют? - великородство; богатство; щегольство... А против того многие искусные и удалые ратные люди за дверьми стоят... ". Выдвигают и жалуют "великородных", а когда потерпят поражение, "тогда всю вину на бедных солдатов... и на самого бога кладут", в то время как "единая вина тому всему оплошка и неискусность и неизвычность голов" (Подробнее об этом см.: Епифанов П. П. Учение и хитрость.... - "Учен. зап. кафедры истории СССР", вып. 167. М., Изд-во Моск. ун-та, 1954.).

В основу строевой части "Учения и хитрости... " (правила пере-строений рядов и шеренг, приемы с мушкетом и пикой, стрельбы и т. д.) были, как уже сказано, положены "общепринятые" принципы обучения солдат "военного героя" Морица Оранского. Однако эти правила, приспособленные для муштровки наемных солдат-профессионалов в странах Западной Европы, были довольно сложными: например, для стрельбы в бою с подсошка подавалось 38 команд, а стоя "с караула" - 14 команд. Отчасти это объяснялось и несовершенством тяжелого мушкета XVII в. с фитильным запалом. Тактическая же часть устава 1647 г. отличалась такой замысловатостью (предлагалось принимать 19 боевых порядков - многофигурных, круглых, крестообразных и т. д.), что была трудно усвояема не только для русских солдат-пахарей или временно призываемых под знамена, но и для наемных профессионалов.

В 1650 г. была предпринята попытка перевести "с галандского" правила обучения "рейтарскому строю". Возможно, офицеры пользовались этими правилами в рукописном виде (Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 875.).

На практике, если в Москве, например, некоторые полки обучали перед походами более тщательно, даже "по разу в день", то в других местах при проверке оказывалось, что и сами офицеры обучены плохо: "да и то де они (ученье. - П. Е.) забыли", "в слободах де у них рейтарскому и солдатскому строю ученье не бывает", новоприборные солдаты "строю не знают", воюют "по казацки, а не строем". Воеводы доносили, что офицеры, посланные для обучения солдат в Новгородском и Ладожском уездах, "об ученье их не радеют" и вместо ученья распускают солдат по домам "за посулы" (Дневник П. Гордона. - ЧОИДР, 1892, кн. III, с. 20 и др.; Бахрушин С. В. Воеводы Тобольского разряда в XVII в. - "Учен. зап. Ин-та истории РАНИОН", 1927, т. 2, с. 197; ДАИ, т. IV, № 147; АМГ, т. III, № 573.).

Пробелы в обучении ратных людей в мирное время приходилось восполнять в походных условиях, когда полки были полностью укомплектованы офицерами и рядовыми, получали оружие и боеприпасы. Так, например, перед походом 1676 г. офицерам предписывалось учить рядовых "стрельбе и ратному строю" "почасту", чтобы они "к бою всегда были наготове". Недостаточная выучка ратных людей вынуждала воевод принимать особые предосторожности: вести полки, "устроясь ополчением и укрепясь обозы", "на станех ставитца в крепких и надежных местех", ограждать лагери "походными надолобы и рогатки" (Книги разрядные, т. 2, стб. 1168, 1169.). Такого рода замедленное "полкохождение" в окружении обозов было одной из причин провала Крымских походов князя В. В. Голицына в 1687 и 1688 гг.

Для хорошей выучки ратных людей, особенно пехоты, нужно было бы вооружить их однотипным оружием, но в XVII в. из-за недостаточного производства ручного огнестрельного оружия внутри страны полки получали и импортное оружие, пользовались трофейным, разного калибра и веса, с разными замками (фитильными, колесцовыми, ударно-кремневыми) (См. гл. "Оружие" настоящего издания.).

В то время как солдатские, драгунские и рейтарские полки обладали некоторыми положительными чертами "регулярности" (деление на роты, "шквадроны", более стройная иерархия офицерских чинов, начатки строевого и тактического обучения и др.), сохранились и старые разряды русского войска. В коннице число дворян, несших "сотенную службу", еще превышало число менее знатных "малопоместных" детей боярских, служивших в полках копейщиков и рейтар. Между тем, как свидетельствует Г. Котошихин, "ученья у них (дворян, расписанных "посотенно". - П. Е.) к бою против рейтарского не бывает, и строю никакого не знают, кто под которым знаменем написан и по тому едет без строю" (Котошихин Г. Указ. соч., с. 107. В рейтарскую службу зачисляли, однако, не только дворян, но также конных даточных, монастырских служек, холопов дворян, которые "не на службе", русских и украинских казаков, симбирских, татарских и мордовских мурз, "вольных людей", горожан и "чюхну" в Пскове. Дворяне занимали преимущественно офицерские должности, а люди "подлых" сословий служили рядовыми (см.: Веселовский С. Б. Указ. соч., док. VII; МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 588, 672; кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 177, 240).).

Нестройная, слабоуправляемая в бою, плохо дисциплинированная дворянская конница не выдерживала соперничества с ружейными залпами и пушечным огнем. Недавно еще грозная для врага ее многотысячная масса теряла свое боевое значение и по другим причинам. Самодисциплина господствующего класса феодалов являлась необходимым условием сохранения и упрочения крепостнических порядков в стране. Но бояре и князья не только продолжали с прежним ожесточением спорить о местах за царским столом, срывать развертывание войск и начало активных боевых действий упорными отказами стать "ниже" другого воеводы, назначенного на более высокий воеводский пост, но не гнушались иногда и изменнических действий.

В 1634 г. были казнены "за измену", позорную капитуляцию под Смоленском с оставлением полякам всей артиллерии, больших запасов оружия и снаряжения, воеводы М. Шеин, А. и В. Измайловы, а князья С. Прозоровский и М. Белосельский, стрелецкий голова Г. Бакин и другие соучастники предательства нещадно биты кнутом и сосланы в Сибирь (ААЭ, т. III, № 251 (Розыскное дело и судный приговор по делу М. Шеина и Других).). С другой стороны, с каждым десятилетием множилось "нетство" (неявка в полки по наряду) дворян. Военные законы XVII в. назначали смертную казнь для тех воевод, кто с царскими "недруги учнетдружитца" (как это и случилось в 1634 г.) или "город здаст изменою". Дворянина, перебежавшего к неприятелю и выдавшего военную тайну, закон предписывал публично "повесити", а его поместье и вотчины "взяти на государя", т. е. конфисковать. За первый побег со службы сына боярского полагалось "бити кнутом", за второй после такого же вторичного наказания - убавить денежное и поместное жалованье, за третий - отнять все поместье "и отдати в роздачю" другим дворянам (См.: Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное Уложение 1649 г., гл. II, ст. 2-6; гл. VII, ст. 8, 10-20.).

Но эти суровые меры не смогли предотвратить упадок дисциплины. В 1679 г., например, в полк М. Ю. Долгорукого по наряду явилось всех ратных людей 14972 человека, "сверх списка" - 175, а "в нетех" оказалось 3550 человек. Еще хуже была картина по отдельным городам и уездам (например, из Калуги, Воротынска, Медыни, Перемышля дворяне по наряду в полках "не бывали ни один" (Книги разрядные, т. 2, стб. 1386-4393.)).

Эпидемия "нетства" распространилась в высших слоях московского дворянства - самых знатных и обеспеченных и землями, и государевым жалованьем денежным, и крепостными крестьянами. Характерен царский указ, своего рода воззвание, объявленный с Постельного крыльца в Кремле в январе 1679 г.: "Стольники, стряпчие и дворяне московские и жильцы! Царь велел вам сказать: ведомо ему, великому государю, учинилось, что у вас, у многих дети ваши и братья и племянники и иные свойственники в возрасте, и в его государеву полковую службу поспели, а вы их в чины не приказываете и в полковую службу не пишите, и живут они в домах своих, а его государеву службу не служат... ". Призывая всех уклоняющихся от службы явиться в полки "ныне вскоре", царь угрожал нетчикам и их укрывателям тем, что они будут написаны "все с городом", т. е. понижены по сословной лестнице до уровня городовых дворян. Через несколько месяцев (в ноябре 1679 г.) оглашен был аналогичный указ с угрозой записывать ослушников в полки рядовыми рейтарами и копейщиками (ПСЗ, т. II, № 747, 778. Принимались и меры "поощрения", например, в 1681 - 1682 гг. за службу против турецкого султана и крымского хана пожаловано было из поместий в вотчины боярам по 500 четей (250 десятин), московским дворянам - по 200-350 четей, городовым - по 20 четей земли; "безпоместным и малопоместным" дворянам роздано "из дворцовых сел по 3 двора крестьянских и бобыльских" без права отчуждения (ПСЗ, т. II, № 871, 962).).

Помещики укрывали от службы не только великовозрастных "свойственников", но утаивали также ратных людей, которых обязаны были приводить с собой в полки, "писали... за собой людей своих с боем самое малое число, не против поместей своих и вотчин" в сравнении с "прежними своими сказками" (ПСЗ, т. II, № 855. Указ от 6 января 1681 г.). Не все дворяне, однако, не являлись в полки "огурством своим и ленью" (Книги разрядные, т. 2, стб. 1066.). Еще на Земском соборе 1642 г. "безпоместные, пустопоместные и малопоместные" дети боярские жаловались, что они не в состоянии нести военную службу на старых основаниях, "конными, людными и оружными", как повелось со времен Ивана IV Грозного, потому что, заявляли они, "разорены мы пуще турских и крымских бусурманов московскою волокитою, от неправд и от неправедных судов" (Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. 2, стб. 1257-1258.). Дворянство мельчало, и записи в смотренных списках против фамилий детей боярских - "а крестьян за ним нет", "а крестьян за ним один двор" - стали обычными. Появились среди них "кормовые" дети боярские, служившие только за денежное жалованье.

"Нетство" дворян явилось одной из важных причин крупных неудач русского войска в последние годы русско-польской войны (капитуляция А. Н. Трубецкого под Конотопом в 1659 г., В. Б. Шереметева под Чудновым в 1660 г.), а свой конец иррегулярная дворянская конница нашла в 1700 г., когда в сражении со шведами панически бежала с поля боя, дав тем самым еще один толчок реорганизации русской конницы на регулярной основе при Петре Великом.

По сметам военных сил 1661-1663 гг., дающим более полные сведения, чем роспись 1681 г., о наличии московских и городовых стрельцов, во всех стрелецких приказах числилось 48263 человека (См.: Веселовский С. Б. Указ. соч., док. III, IV, XVII, XVIII (подсчета автора).). Если к стрельцам прибавить (по тем же сметам) 14 729 городовых казаков, которые несли преимущественно пешую службу в составе "осадных людей" в городах, то по своей численности пехота старого строя приблизительно равнялась численности солдатских полков. По условиям службы, как войско постоянное, стрельцы скорее могли бы быть названы "регулярными" частями, чем полки солдат, распускаемые после окончания похода "по домам". К тому же стрельцы совсем не стояли в стороне от новых веяний в военном деле и не предназначались лишь "для внутренней охраны государства". Наоборот, стрелецкие приказы широко участвовали и в обороне пограничных крепостей, и в дальних походах второй половины века, и наряду с солдатами относились к "наиболее боеспособным" отрядам русского войска (См.: Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII вв. М.,. 1954, с. 164; ср.: Мальцев А. Н. Указ. соч., с. 25.).

Еще в 1639 г. полковники-иноземцы обучали стрельцов "солдатскому строю", а по наказу 1646 г. начальные люди обязаны были учить стрельцов "почасту" стрельбе, "чтобы из самопалов стрелять были горазды". Для проверки строевого обучения был назначен "генерал "ад. всею пехотою и над стрельцы" (ДАИ, т. III, № 16; АМГ, т. II, № 157; т. III, № 440; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Владимирского стола, N° 39.). Со временем попытки привить стрельцам полезные свойства регулярного боя не прекращались. В 1679 г. в стрелецкие приказы Новгорода, Великих Лук, Изборска и других городов вместо "голов" были назначены "полковники" "солдатского строя", а вслед за тем приказы московских стрельцов переформировали в "полки" с назначением вместо голов - полковников, полуголов - полуполковников, вместо сотников - капитанов и с приказом всем им "служить солдатские службы". Назначенным из русских дворян "первых статей" стрелецким полковникам предписывалось "ратному строю учить их (стрельцов. - П. Е.) почасту, чтобы они того строю не забыли и были б всему навычны.., потому что в них тому строю заобычных людей... много" (ПСЗ, т. II, № 844, 905; Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Новгородского стола. № 259, 332; Сильвестра Медведева созерцание краткое. С пред. и примеч. А. Прозоровского. М., 1896, с. 187 (далее: Медведев С.).).

Формы организации, вооружения и обучения обоих видов пехоты сближались, и не случайно иностранные наблюдатели, отмечая, что "главная сила русских заключается в пехоте" (Рейтенфельс Я. Указ. соч., с. 125.), не отделяли стрельцов от солдат. Стрелецкая пехота вместе с выборными солдатскими полками - по определению командовавшего ими генерала "лучшие войска" - успешно сражалась в 1678 г. под Чигирином с численно превосходящими: силами турецкой армии и крымской конницы. После этих ожесточенных и кровопролитных сражений стрельцам была объявлена "милостивая похвала" с наградой "по сукну человеку" за то, что они "на полевых боях и в осадех с турскими и крымскими людьми... стояли в ополчениях храбро и мужественно.., и Чигиринския горы взяли, и пушки, и знамена и шатры... у них побрали", своими "храбрыми службами... во" окрестныя Государства славу показали" (Дневник Гордона. - ЧОИДР, 1891, кн. IV, с. 191; ПСЗ, с. II, № 864.).

Нелестно отзываясь о воинах-дворянах, которые в бою "целыми ротами" "притулялись" (прятались) "за кусты" и думали не о том, чтобы "неприятеля убить", а как бы "рана нажить лехкая" и с наградой вернуться в свое поместье, И. Т. Посошков в то же время высоко оценивал боевые качества русской пехоты XVII в., которая, по его словам, "и от малого учения устойкою своей во все государства была славна" (Посошков И. Т. О ратном поведении. - В кн.: Посошков И. Т. Книга о скудности и богатстве и другие сочинения. М., 1951, с. 248.).

Военная доблесть стрельцов снижалась со временем ввиду совмещения ими ратной службы с мирными профессиями (торговля, ремесло, хлебопашество и огородничество); это вынуждало их всячески отбиваться от ратного учения и постоянно вело к углублению различий в материальном положении разбогатевших стрельцов от тех, кто "кормился торжишком своим" в каком-нибудь "калачном" или "квасном ряду" на торгу. Особенно в московских приказах, говорит Котошихин, былиг "стрельцы люди торговые и ремесленные всякие богатые многие", а по словам другого современника, они "купечеством своим богатство немалое имели" (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 74; Куракин Б. И. Гистория о царе Петре Алексеевиче. - В кн.: Архив князя Куракина Ф. А., кн. I. Спб., 1890, с. 57; Записки А. А. Матвеева. - В кн.: Записки русских людей. События времен Петра Великого. Спб., 1841, с. 9. Стрельцы не платили податей, не несли тяглых служб с посадскими людьми, не платили таможенных пошлин ("мыта, перевоза и мостовщины") и пользовались многими другими льготами (Соборное Уложение 1649 г., гл. XIX, ст. И, 12, 17; гл. IX, ст. 1, 3, 4, 8 и др.).). Если основная масса стрельцов, не получая регулярного царского жалованья, кормилась еще "черной работой" и "малыми торжишками", то над нею выделился слой богатых стрельцов, близких по своему социальному положению к городской купеческой верхушке, - владельцы больших лавок, содержатели "торговых бань", мельниц, извозных и других промыслов. Многие из них по состоятельности приравнивались к купцам "гостиной сотни", занимались крупными торговыми операциями на внутреннем и внешнем рынке, эксплуатировали труд наемных работников и кабальных холопов (См.: Марголин С. Л. К вопросу об организации и социальном составе стрелецкого войска в XVII в. - "Учен. зап. МОПИ", т. XXVII. Труды кафедры истории СССР, вып. 2. М., 1953.).

Во время острых классовых схваток широких народных масс с "мирскими кровопивцами" в ходе крупных городских восстаний середины и второй половины XVII в. и Крестьянской войны под предводительством Степана Разина обнаружилась "шатость" мелкого военно-служилого люда, особенно стрельцов. В 1670 г. московские стрельцы, находившиеся на очередной службе в Астрахани, бились с разницами, а астраханские стрельцы, "бездомовные люди", перешли на сторону повстанцев и "Стеньку в город пустили" (ААЭ, т. IV, № 177.).

Династическая борьба конца XVII в., отражавшая противоречия внутри правящих кругов между защитниками старины и сторонниками назревших преобразований, осложненная расколом среди самих стрельцов и восстанием в Москве холопов, вовлекла в свой водоворот и верхушку московских стрельцов, которые, заставив правительство царевны Софьи Алексеевны объявить их "надворной пехотой", добились полной амнистии за истребление бояр - сторонников Нарышкиных и публичного признания своих особых заслуг и привилегий (пункты жалованной грамоты московским стрельцам были записаны на специальном "столпе", поставленном по требованию стрельцов на Красной площади). Вслед за тем они приняли самое активное участие в подготовке дворцового переворота в пользу боярина И. А. Хованского.

Уже после подавления "хованщины" правительство Софьи расформировало 11 (из 19) полков московских стрельцов; по дальним городам "на вечное житье" было выслано несколько тысяч стрельцов "впредь для опасения от шатостей стрелецких", а зачинщики мятежа казнены (См.: Медведев С. Указ. соч., с. 179-193 (Статьи комиссии главы Стрелецкого приказа Ф. Шакловитого о высылке из Москвы стрельцов, царский указ и боярский приговор об этом).). Окончательное "скасование" московских стрельцов произошло после нового мятежа 1698 г. при Петре Великом. Но городовые стрельцы продолжали еще некоторое время служить в русском войске, их отдельные отряды участвовали в Северной войне 1700-1721 гг. ("Наиболее боеспособные кадры стрелецкого войска были поглощены регулярной армией и превратились в солдат" (Рабинович М. Д. Судьбы служилых людей "старых служб" и однодворцев в период формирования регулярной русской армии в начале XVIII столетия. Автореф. канд. дис. М., 1953, с. 11).).

Артиллерию XVII в. по-прежнему обслуживали пушкари, численность которых к концу столетия значительно возросла. В качестве "приборных людей" пушкари несли наследственную службу, их наделяли участками пахотной земли, огородами, сенными покосами. Живя в городах компактно в Пушкарских слободах или в кварталах (рядах домовладений) на Пушкарских улицах с семьями, они в свободное от службы время занимались торговлей и ремеслами. Большая часть пушкарей получала денежное и хлебное жалование по 2-4,5 руб. в год (остальные были "устроены землями").

Ведал артиллеристами Пушкарский приказ: он назначал пушкарских голов, сотников, пятидесятников и десятников, выделял "огнестрельный снаряд" (полевые и полковые пушки) в походы с их прислугой (пушкарями, кузнецами, плотниками, "гранатными" и "зелейными" мастерами с их учениками и т. д.) (См.: Богоявленский С. О Пушкарском приказе. - Сборник статей в честь М. К. Любавского. Пг., 1917; Веселовский С. Б. Указ. соч., док. XVIII; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 190, 342, 395; кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 162, 333; Столбцы Белгородского стола, № 301, 328, 398, 492; ААЭ, т. IV, № 9.). "Большой пушечный наряд" в полевом войске состоял из орудий разных типов и калибров. Так, например, в Смоленский поход 1632-1634 гг. было отправлено девять огромных "именных" пушек ("Пасынок", "Волк", "Кречет", "Вепрь" и др.) с ядрами весом от 10 до 40 гривенок (фунтов), семь "верховых" пушек (мортир) с ядрами весом в 2-4-6 пудов, шесть пушек "галанских" с ядрами в 8-26 гривенок, кроме них еще пушки "гладкие", "полуторные" и другие, а всего 111 орудий (ААЭ, т. III, № 246.).

"Городовой" артиллерией, предназначенной для защиты крепостей, ведали осадные и пушкарские головы, или "нарядчики". По описям второй половины века, в 140 крепостях (без Москвы и сибирских городов) находилось около 4 тыс. орудий с большими запасами ядер, пороха, гранат и других "пушечных припасов". Состав крепостной артиллерии также был весьма пестрым по времени изготовления орудий, их типам и калибрам. Так, например, в 1652 г. в Путивле 57 пушкарей обслуживали 63 орудия, поставленных "по городу и по острогу", в том числе было 4 пушки полуторных в 6 гривенок ядро, 6 пушек медных и железных с ядром в 1-2 гривенки, одна "скорострельная", 4 "тюфяка" (стреляли железным дробом), 22 затинных (мелкокалиберных), 6 пушек "литовских" (трофейных) и 20 присланных с тульских заводов с ядрами в 3, 4, 6 и 8 гривенок (ЦГАДА, ф. Разряда, Севский стол, кн. 5, л. 164-167.).

Подвижная артиллерия в своей совокупности представляла большую силу. По словам Г. Котошихина, "в полках" находились пушки "проломные, и полковые, и гранатные, со всякими наряды и з запасы", в царском полку было "с 200 пушек", у каждого воеводы по 50- 80 орудий "в стрелецких и в солдатцких и драгунских полкех" (Котошихин Г. Указ. соч., с. 113.). Артиллерийское вооружение полков постоянно возрастало, пополнялось новыми орудиями. Во время русско-турецкой войны в 1678-1679 гг. каждый драгунский полк имел по 6 орудий с ядрами в 2-3-6 гривенок, выборный солдатский полк генерала М. Кровкова - 20 медных пушек (все с ядром в 2 гривенки), стрелецкие приказы С. Грибоедова, А. Парасукова, А. Карандеева и др. - от 6 до 17 орудий "на станках и колесах" (с лафетами). Каждую пушку обслуживало два пушкаря: "к ней пушкари Митройка Григорьев, Филька Фомин", "к ней пушкари Мишка Коковнинской, Ивашка Осипов" и т. д. (Книги разрядные, т. 2, стб. 1312-1321.).

Любопытно, что пушкари обучали своему делу солдат, драгун и стрельцов и сами поступали "в ученики" к специалистам-офицерам для изучения "подкопного, инженерного и гранатного дела" - об этом зародыше первой военной школы в России сообщается в 1680 г. (Описание МАМЮ, кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 987, 1000.). Выполняли они и другие обязанности по обслуживанию "наряда": в Севске, например, 4 пушкаря были "у зелейной и свинцовой казны в целовальниках", двое были "пороховые мастеры" и шесть человек "фетиль-ные мастеры" (ЦГАДА, ф. Разряда, Севский стол, кн. 16, л. 501-506. Из этого источника узнаем, что отставку пушкари получали лишь "за старостью и увечьем", а дети их и свойственники верстались на службу по достижении 18-летнего возраста.).

Русская артиллерия в походе. Рисунок из альбома Э. Пальмквиста, 1674 г. (Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII век, с. 451).

Углублялась специализация пушкарей: одни обслуживали тяжелые орудия, другие - легкие полковые пушки, третьи - "гранатчики" - осадные мортиры. Снаряды и все припасы для "гранатной стрельбы" "наряжали" в походных мастерских сами гранатчики, используя при этом селитру, серу, камфару, терпентин (скипидар), бумагу картузную, древесный уголь, готовые пыжи в кругах, запалы и трубки деревянные, железные набойники, лотки малые "на них составы растирать", сита, ступы с пестами и т. д. (ЦГАДА, ф. Разряда, Белгородский стол, стб. 1905, л. 5-17.). Все это требовало знаний и опыта в обращении с пороховыми составами и артиллерийскими принадлежностями.

Успешные действия артиллерии в значительной степени зависят от используемых в ней перевозочных средств. В наемных армиях Европы лошади, упряжь и ездовые поставлялись в войска по контракту с подрядчиками (См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 202.). В России эта обязанность возлагалась на крестьян и горожан, уже в XVI в. появились казенные подводы и лошади, которых в мирное время содержали в особых конюшенных слободах. В XVII в. все чаще пушки и припасы к ним возили "на царских домовых лошадях" (их было, по свидетельству Котошихина, больше 40 тыс. (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 49, 76.)) и на казенных "полковых телегах", которыми ведал Конюшенный приказ, реже - "на наемных подводах". Подводную повинность "вместо полковой" выполняли также со своими лошадьми и "обозными телегами" поселенные солдаты и драгуны (ДАИ, т. VIII, № 40; РИБ, т. XI, с. 395-396; АМГ, т. III, № 118; Описание МАМЮ, кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 1028.).

Важным нововведением в артиллерии явился переход от оглобельной к шорно-дышловой конской упряжи (Шоры - конская упряжь с лямками вместо хомута и постромками, с одиночной оглоблей и нашильниками, удерживающими накат телеги или пушки под гору.). В 1677-1679 гг., например, из Москвы "к обозному наряду" М. А. Черкасского было послано "к 5 пищалем на всякую пищаль шор по 6 лошадей", коренных, средних и припряжных; в полк П. В. Шереметева "17 пар коренных шор, 20 пар припряжных шор", наряжено "под пушки" в солдатские полки и стрелецкие приказы 650 лошадей; в полках, отправленных под Киев, среди боевых припасов находилось 106 коренных и припряжных шор "для пушечных упряжек". В 1696 г. в Новгороде к полковым пушкам делали новые лафеты "з дышлами и с вертлюгами и колеса окованы железом" (ЦГАДА, ф. Разряда, Белгородский стол, стб. 1905, л. 7, 14; Новгородский стол, кн. 66, л. 117-188; Книги разрядные, т. 2, стб. 1312-1321.).

Более легкая и удобная шорно-дышловая упряжь повышала скорость движения и маневренность орудий на поле боя, в бездорожье облегчала тягу, разрешала быструю перепряжку лошадей и тем самым способствовала сохранению орудий и прислуги при любой перемене позиции. Не случайно такая упряжь с некоторыми усовершенствованиями сохранялась вплоть до замены в артиллерии конской тяги механической. В XVII в. впервые введены были также специальные "ящики" на колесах "для зелья и ядер" с готовыми зарядами пороха и затравочными "трубками" для разрывных снарядов (АМГ, т. II, № 555.).

В 1677 г., раньше, чем в армиях Европы, в России был учрежден "Пушкарский полк" под командой полковника артиллерии с 39 офицерами и 1261 пушкарем и пушкарского чина людьми, собранными из 59 городов. Все орудия в этом полку были "с ко лесы и з дышлы". Под названием "Государственного большого полкового наряда" такой полк под командой стольника М. Беклемишева и четырех пушкарских голов (И. Т. Борисов, М. Ф. Мохиев, В. Г. Дьяковский, Д. И. Самойлов) был вновь сформирован весной 1687 г. для участия в Крымском походе князя В. В. Голицына. М. Беклемишеву были вручены "пушкарские большое знамя" и особый наказ с предписаниями о правилах содержания и боевых действий полка (Книги разрядные, т. 2, стб. 1303-1304; ЦГАДА, ф. Разряда, Севский стол, стб. 12, л. 35-38; Белгородский стол, стб. 1905, л. 12; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 703.). Пушкарский полк XVII в. можно назвать прообразом Артиллерийского полка, созданного Петром Великим в самом начале Северной войны, который имел уже постоянный штат личного состава и материальной части.

Впервые появилась в русском войске XVII в. "ручная артиллерия". В 1667 г. велено было на тульских и каширских заводах отлить четыре тысячи гранат ручных "и отдать в стрелецкие приказы", направляемые в Астрахань. Так, в войсках М. Черкасского, которые действовали на юге против турок и крымцев (1677-1679), среди других боевых пршшсоъ было 11 626 ручных гранат "нарядных" (готовых к бою) и "тощих" (корпусов к ним) весом от 1 до 6 гривенок, в солдатских полках и стрелецких приказах - 5454 гранаты, что "взяты с тульских железных заводов". Наряду с металлическими применялись широко и "склянечные" гранаты (с корпусом из стекла). Для ручных гранат у солдат и стрельцов имелись особые холщовые сумы с перевязями, "что ручные гранаты носят". "Тощие" гранаты "наряжали" в походных мастерских гранатные мастера, которые имели для этого все необходимые "снасти" и материалы "на составы гранатом" (ЦГАДА, ф. Разряда, Киевский стол (повытье), кн. 23, л. 101 об.; Книги разрядные, т. 2, стб. 1312-1321; РИБ, т. XI, с. 481-486; ДАИ, т. X, № 33; т. V, № 51.). Боевое применение русскими солдатами и стрельцами ручных гранат подготовило учреждение при Петре Великом гренадерских полков как особого рода войск.

"Одним из первых результатов усовершенствования артиллерии был полный переворот в искусстве (фортификации" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 201.).

Наряду с дальнейшим развитием долговременной фортификации в России XVII в. произошли заметные сдвиги в применении полевых и осадных военно-инженерных средств. Все солдатские и стрелецкие полки имели "подкопные снасти" (кирки, заступы, скобели, лопаты, топоры, ломы и т. д.), с помощью которых под руководством "инженеров" и мастеров "подкопного дела" вели осадные работы, возводили "по чертежу" земляные валы и "острожки" или "Скородом-городки", окапывались в "солдатских шанцах" при осаде крепостей, возводили позиции для артиллерийских орудий и т. д. (РИБ, т. Х, с. 362-363; т. XI, с. 514; АМГ, т. II, № 189, 664, 696, 928, 931; т. III, № 55; ДАИ, т. IV, № 26, 49; Книги разрядные, т. 2, стб. 1312-1321.).

На новую ступень поднялись средства военных сообщений и транспорта. Созданный в начале XVII в. Ямской приказ ведал ямской службой, обеспечивавшей военные и государственные транспортные нужды.

Кроме гужевого транспорта и вьючных лошадей для перевозки военных грузов и ратных людей широко использовались речные суда, строившиеся на казенных верфях. Их вооружали пушками, назначали на них провожатых, гребцов и кормщиков и использовали как для "скорой переправы" войск через большие реки, так и для доставки их к местам боевых действий. Так, например, в 70-х гг. "на стругах" из Брянска в Киев был отправлен солдатский полк Семена Воейкова, переправляли войска под Киевом через р. Днепр (Описание МАМЮ, кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 793, 800, 1067.).

Чтобы ратным людям через большие реки "переправливатца моч-но было вскорости и надежно и безопасно", для этой цели использовали также "плавучие мосты" и паромы. В Москве работали мастера "пловучих мостов", а в войсках "мостовое дело" возглавляли особые офицеры и инженеры (Книги разрядные, т. 2, стб. 1099, 1107, 1175.).

Еще в начале века строили весельные суда типа галер, которые "были очень хорошо устроены и имели по сто гребцов" (Хуан Персидский. Путешествие персидского посольства через Московию от Астрахани до Архангельска. Пер. С. Соколова. - ЧОИДР, 1899, кн. I, отд. III, с. 7-8.). В 1667 г. на верфи в с. Дединове (при впадении р. Цны в Оку) по типу голландских военных судов были построены трехмачтовый корабль "Орел", вооруженный 22 пушками, одна яхта с двумя пушками и четыре шлюпа, каждый с одной пушкой. Они были посланы в Каспийское море, но по пути сожжены Разиным. Тогда же в Астрахани "для морского ходу" началось строительство галер по образцу венецианских. Преимущества таких "катарг" "по свойству того Хвалынского моря", сравнительно мелководного, но бурного, способных к ходу против ветра и при безветрии, а на реках против течения, доказывал в своих "статьях" о постройке весельных судов для плавания по Каспийскому морю, поданных правительству Алексея Михайловича, переводчик Посольского приказа Андрей Виниус (См.: Шубин И. А. Волга и волжское судоходство. М., 1927, с. 96-97; ДАИ, т. V, № 46-48, 80.). В 80-90-х гг. Петр I, уже после устройства "Потешной флотилии" на р. Яузе в Москве, начал строить современные парусные и гребные военные корабли сначала на Плещеевом озере (возле Переяславля), а затем на Воронежских верфях.

Как и в XVI в., русские пехотинцы XVII в. широко пользовались лыжами. "Зимою у них в большом употреблении лыжи, загнутые кверху спереди и сзади; подвязав их к подошвам ног, они с неимоверной быстротою несутся по глубокому снегу и по льду и нападают на врага, который не в состоянии двигаться". После похода воеводы сдавали лыжи "для береженья" в ближайших городах. Например, в Карачеве в 1678 г. хранилось 1200 пар лыж (См.: Рейтенфельс Я. Указ. соч., с. 126; Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 300; ДАИ, т. IX, № 106, с. 253.).

Продовольствием и фуражом войска снабжались разными способами. Так, дворяне всех разрядов и "вольные" казаки (донские, яицкие и др. ) запасались в поход "всякой своими домовыми запасами, у кого" что прилучилось", а из "царских запасов" лишь небогатые из них, "когда бывает великая нужа и голод", получали корм "в долг", под заемные памяти, с условием возврата полученного натурой или в зачет денежного жалованья (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 113; Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 40.).

В то же время с ростом численности войск и масштаба военных действий усовершенствовалась "магазинная система" снабжения войск, зачатки которой возникли еще в XVI в. "Хлебные запасы" - рожь, овес, муку, сухари, толокно, крупы, масло коровье и растительное, ветчину - собирали с крестьянских дворов, крестьяне же везли эти запасы "в порубежные городы, где прилучится быти войне", а соль и вино отправлялись из Москвы "с царского двора на подводах". Царские "дворы"-Казенный с сотней "скорнячников и портных мастеров" и множеством "ремесленных людей", Сытенный с винокурами, пивоварами, ключниками и бочкарями, с тридцатью "питейными погребами", Кормовой, готовивший "ествы" не только для придворных нужд, но также "стрельцам и мастеровым людям", Хлебенный со штатом хлебников, калачников, Житенный, имевший "для хлебного приему с 300 житниц" - играли важную роль также в снабжении войск продуктами, сукнами для "кафтанов" и т. д. Стрелецкий приказ собирал с крестьян "стрелецкий хлеб" - по полтора - три четверика ржи и овса в год в "государевы житницы"; с посадских людей этот налог взимали деньгами, "для того, что они люди торговые, а не пашенные". Важным источником хлебных припасов для войска была "десятинная пашня", участки которой обрабатывались в южных уездах государства и в Сибири крестьянами и "приборными людьми": каждой осенью они сдавали в казну "посопный хлеб". Часть урожая сдавали государству "всяких чинов люди городовой службы" (стрельцы, пушкари, казаки, черкасы и др.), "за которыми пашенные земли есть", - это был "четвериковый хлеб". Назначенные из Хлебного приказа приказчики из дворян принимали хлеб в "житные дворы", находившиеся во многих городах (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 59-66, 90, 112; ААЭ, т. III, № 214; т. IV, № 133, 189, 251, 299; Описание МАМЮ, кн. XII, Столбцы Белгородского стола, № ПО, 303; кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 693, 697, 1040.).

Однако обязательного довольствия всех войск по определенным рационам не существовало. В более привилегированном положении находились московские стрельцы: кроме постоянных хлебных и денежных дач они получали "корм и питье довольное", сопровождая царя в поездках и стоя "на караулех" во дворце. Городовые стрельцы, служившие "с земель", в мирное время хлебных припасов не получали. В 60-х гг. число таких "пашенных" стрельцов и казаков было относительно невелико, но в конце века во многих городах приборных людей, в том числе и стрельцов, велено было "устроить землями" и довольствовать их деньгами и хлебом только "в походех" (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 62, 63, 66, 74; Веселовский С. Б. Указ. соч., док. XIII, XIV; Зерцалов А. Н. Окладная расходная роспись денежного и хлебного жалованья за 1681 г. - ЧОИДР, 1893, кн. IV, отд. I, с. 24, 27, 33 и др.).

Хлебные припасы, крупы, соль, мясо и вино стрельцы, солдаты и драгуны получали, "будучи на службе в городех и в полкех", "помесячно по указу, чем кому в месец мочно прожить" не по определенной норме, а как "бояре (воеводы. - П. Е.) велят дати", "по разсмотренью, чем им мочно быть сытым", при этом не всегда "безденежно", но также "в продажу и взаймы". Чтобы избежать "хлебной скудости", из-за которой ратные люди часто разбегались, в каждый полк посылали из Москвы по 50-70 "харчевников" - хлебников, пирожников, мясников, квасоваров "со всякими их запасы" для продажи "всякого чину служивым людем негораздо дорогою ценою, чтобы им от того было самим поживление, а воинским людем неистратно". Ратные люди покупали также хлебные припасы и конские кормы с разрешения воевод по указной цене у местных жителей, имевших их "в лишке, за их домашними росходы" (Котошихин Г. Указ. соч., с. ИЗ; Соборное Уложение, гл. VII, ст. 2-7, 21-25; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 1159. Поступление припасов "с градских и уездных людей" регистрировалось в особых "Книгах сборных". (ДАИ, т. XI, примеч., с. 285).).

Воинская одежда у каждого разряда войск отличалась уже некоторым единообразием покроя. Пышное и яркое одеяние московских дворян состояло из длинных ферязей и терликов, коротких красных полукафтанов и шапок, украшенных драгоценными камнями, золотом и серебром. "Сбруя тоже была великолепна" - роскошные седла с золотыми и серебряными цепями на передней луке, издававшими "приятный звук", такие же поводные цепи на конских удилах, бляхи на коленках лошади, подковы с привешенными к ним дутыми погремушками, драгоценные шпоры, или "острощ". Словом, весь отряд, - описывает Таннер парадное одеяние московской знати, - "так и горел, как жар своим светлым убранством" (Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. Перев. с лат., примеч. и приложения И. Ивакина. - ЧОИДР, 1891, кн. III, отд. III, с. 45-46.). Царь жаловал боярам и знатным дворянам "шубы бархатные золотные и атласные "а соболях", "сукна и камки и тафты по портищу" в год.

Походная одежда поместной конницы, конечно, не столь роскошная у городовых дворян и детей боярских, состояла из тех же традиционных форм одежды, обуви и конской сбруи, отличавшей русского кавалериста от татарского или польского. Стрельцы и солдаты более или менее регулярно обеспечивались "сукнами на кафтаны" - летние и зимние-(теплые или "шубные"), которые изготовлялись "по образцу". Московские стрельцы получали сукна на платье "ежегодь", городовые - один раз в 3-4 года, а казаки - "на пятый год". В полках вели особые книги "о даче начальным людем и солдатам шубных кафтанов" (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 60-61; АМГ, т. I, № 553; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 313, 540; 1163; Столбцы Владимирского стола, № 122; кн. XII, Столбцы Новгородского стола, № 161; Столбцы Белгородского стола, № 387, 459; кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 505; и др. В 1672 г. в Киеве среди других воинских припасов хранилось "405 кафтанов стрелецких онбургского (гамбургского. - П. Е.) сукна зеленого и лазоревого" (ДАИ, т. X, №33).).

В наемных армиях Европы раненые и больные воины сами должны были заботиться о своем лечении. В русском войске были предприняты первые шаги по медицинскому обслуживанию всех ратных людей. Так, уже в 1632 г. из Аптекарского приказа в полки М. Б. Шеина под Смоленск были направлены лекари с лекарствами и перевязочными средствами, указано было дворянам, стрельцам, казакам и другим участникам похода, по их челобитью, выдавать "на лечбу ран" по 2-4 руб. человеку, "смотря по ранам", записывая "в послужных списках" "кто из чего ранен, из пищали ль или из лука, или саблею сечен, или копьем кто ранен, и по которому месту, и каковы чьи раны, больно ль ранен или слегка... " (Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 76; ААЭ, т. III, № 254.).

По словам Г. Котошихина, уволенных со службы из-за ран людей, которым "прокормиться нечем", велели "поить и кормить и одевать в монастырех, где кто сам быть похочет, до веку живота их, безденежно", а раненых, продолжавших службу, русских и иноземцев, "лечити доктором и лекарем царским, безденежно" с дачей им "за рану" "по 5 рублев человеку" (Котошихин Г. Указ. соч., с. 114.).

В войнах второй половины XVII в. перед началом похода в войска направляли "полковых лекарей" с учениками, хирургическими инструментами и большим запасом медикаментов, хранившихся в особых "коробьях". Так, согласно "Книги записной о полковых делех" воеводы М. А. Черкасского (1679) в находившиеся под его командой полки были посланы "дохтур, оптекари, лекари, костоправы, обтекарские лекарства". Вместе с учениками лекарский штат включал более двадцати медиков, а "обтекарские лекарства" состояли из различных пластырей, мазей, масел, спиртов, солей, порошков, настоек трав и корней, эссенций, квасцов, нашатыря и т. д. (Книги разрядные, т. 2, стб. 1099, 1113-1120; АИ, т. III, № 173, 174; ДАИ, т. IIIV № 2, 49; АМГ, т. III, № 435, 445, 563, 594.).

Постоянный штат Аптекарского приказа, обслуживавшего и войска, состоял из 5 докторов, 38 лекарей "костоправного" и "гортанного" дела, "внутренних болезней", окулистов, 4 аптекарей, 35 учеников, двух "алхимистов" (провизоров), одного мастера по изготовлению аптекарской посуды, "травников" и "огородников" при "аптекарском огороде". Лекарей с учениками посылали из Москвы в южные уезды для сбора цветов, трав, кореньев и ягод "про в. г. обтекарский обиход". Известны имена многих русских лекарей, окончивших медицинскую школу при Аптекарском приказе в Москве, среди них Н. Тулейщиков, А. Харитонов, Иван Несмеянов, А. Якимов, Влас Губин, Семен Ларионов, Клим Прокофьев, Максим Михайлов, Кирилл Петров, Алексей Белинский, И. Венедиктов; русских аптекарей - Тихон Ананьин, Василий Шилов; лекарских учеников - Григорий Игнатьев, А. Иванов, Ивашка, Якушка и Левка Тиховы, А. Аристов, Семен и Кузьма Семеновы, Роман Григорьев. Некоторые русские лекари получили образование за границей, например Семен Ларионов "родом из города Быхова, отец ево был в пушкарях", а он сам "лекарскому делу учился в Вильне... семь лет". В 1696 г. жил в Венеции "для филозовских и дохтурских наук" россиянин Петр Васильев сын Постников; получив ученую степень доктора медицины, Постников усовершенствовал свои знания в Лондоне (См.: Соколовский М. Характер и значение деятельности Аптекарского приказа. - "Вести, археологии и истории", 1904, вып. XV; Зерцалов А. Н. Окладная расходная роспись... - ЧОИДР, 1893, кн. IV, отд. I, с. 16; 3амысловский Е. Царствование царя Федора Алексеевича. Спб., 1871. Приложения; Описание МАМЮ, кн. IX-XIII (именные указатели); кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 1018; РИБ, т. XI, с. 369-372.). Первые успехи военной медицины в России способствовали дальнейшему ее развитию в XVIII столетии.

Воинские знамена и значки в русском войске XVII в. были "с разными на них изображениями - орлов, драконов, всадников и креста", а на царском знамени был изображен Иисус Навин, останавливающий "своими молитвами бег солнца". Воеводы "в знак своей власти" привешивали на копья "конские хвосты и гривы, окрашенные в красный цвет" (Рейтенфельс Я. Указ. соч., с. 127.). Знамена - полковые, ротные, отрядные (например, для казаков) - изготовляли в Москве в государевых "мастерских палатах". Различались знамена "царское" или "большое государево", "боярские" (воеводские), "сотенные" для ратных людей, служивших в сотнях (дворяне, казаки), полковые и ротные в стрелецких приказах, солдатских, драгунских и рейтарских полках. Полотнища знамен из шелковых тканей (тафты, камки) были "шиты и писаны золотом и серебром", одноцветные с "дорогами" (полосами) и многоцветные с фигурным орнаментом и символическими изображениями "победительных чюдес", выполненные аппликацией или вышивкой, с опушкой (например, "знамя дороги желтые, опушка дороги двоеличные, осиновый цвет", "знамя дороги вишневые, опушка двоеличная зеленая", "знамя с шахматы, красные и белые" и т. д. (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. 107-108; АМГ, т. II, № 1178; РИБ, т. XI, с. 364-365, 481.). Контрастные сочетания фигур и символов, яркие цвета полотнищ помогали ратным людям различать знамена своей воинской части в любой обстановке. Знаменосцев сопровождали в походе и охраняли в бою конные или пешие воины.

Военная музыка XVII в. была представлена рогами, трубами, сурнами, барабанами, литаврами, набатами. Уже в первых солдатских полках были "свирельники" и "набатчики". В 1638 г. некий "потешник Ивашко" обучал игре на трубах 19 солдат, присланных из Иноземского приказа. В 60-х гг. в Москве было "человек со сто" трубачей, литаврщиков и суренщиков, которых посылали "по службам в полки". Изготовлением и ремонтом музыкальных инструментов занимались мастера "сипошники", "трубники" и др. Барабаны имели не только полки, но и роты: под их звуки солдаты отрабатывали приемы с мушкетом или пикой, перестроение рядов и шеренг и т. д., откуда и пошла поговорка "отдать под барабан", т. е. в солдаты.

С помощью музыкальных инструментов передавались боевые сигналы: "бить по большому набату тихим обычаем" означало сбор в поход, "скорым обычаем" - тревогу, "учнут трубить в сурну" - знак к выступлению, "трубить в две трубы да бить по литаврам махом, да по двоим накрам" - вызов войск на смотр. Конники кроме плетей из кожаных (иногда сплетенных) ремней использовали для посыла лошади небольшие бубны, привязанные к седлу. Рассеявшись по лесу, воины подавали друг другу знаки ударами "по деревьям стрелами" (См.: Рейтенфельс Я. Указ. соч., с. 127; Котошихин Г. Указ. соч., с. 73; АМГ, т. I, № 374; т. II, № 134, 157, 1035; РИБ, т. X, с. 519; т. XI, с. 481; ДАИ, т. III, № 49, 65; ПСЗ, т. I, № 159.).

Меры поощрения в войсках были различными. Бояр и дворян царь награждал роскошной одеждой или конской сбруей, прибавками поместного и денежного жалованья, передачей поместья в вотчину, переводом из нижнего разряда в высший (например, из городовых дворян в выборные, из выборных в жильцы и т. д.). Производством офицеров до чинов ротмистра и капитана ведали воеводы, но им запрещалось повышать офицеров в более высокие чины без "государевой грамоты". Начальных людей за боевые заслуги награждали "золотыми", а рядовых воинов - "копейками золочеными", сукнами или деньгами "за раны", "за "взятие языков", за побег из плена и "полонское терпение".

Громадные потери людей в войнах XVII в. вынудили правительство предоставить холопам и крестьянам, совершившим побег из плена на родину, право не возвращаться к своим господам ("старым боярам по холопству и по вечности крестьянской дела до них нет"), а записываться в драгуны или в казаки или жить, "где кто похочет". Такое же право получили бежавшие из плена посадские люди, "для того, что они от тягла оовободилися полоном" (См.: Котошихин Г. Указ. соч., с. ИЗ-114; Соборное Уложение 1649 г., гл. XX, ст. 34, 66; гл. XIX, ст. 33; Рейтенфельс Я. Указ. соч., с. 128; ААЭ, т. IV, № 297; Успенский А. Указ. соч., вып. 1, № 104, ИЗ, 127, 129 и др.; Описание МАМЮ, кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 924, 1203.).

Специальный налог за выкуп пленных - "полоняничные деньги" - в XVII в. стали собирать "ежегод" по восьми денег с каждого посадского и крестьянского двора. Феодальное государство, естественно, распределяло эти деньги по сословному принципу: дворянам давалось по 20 руб. за каждые 100 четвертей их поместных окладов, московским стрельцам - по 40 руб. на человека, городовым стрельцам и казакам - по 25 руб., посадским людям - по 20 руб., пашенным крестьянам и боярским холопам - по 15 руб. за человека (Соборное Уложение 1649 г., гл. VIII. О искуплении пленных; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 79; Успенский А. Указ. соч., вып. 1, № 230, 310, 431 и др.).

Крупные изменения в составе, организации, вооружении русского войска XVII в. опровергают суждение о том, что оно будто бы к концу столетия "не многим отличалось от ратных ополчений времени Годунова и Иоанна Грозного" и только с появлением в России "разных видов войска с иностранными названиями" начался "переход к постоянному войску". Обязательная воинская повинность и регламентация условий службы придавали определенные черты постоянного войска и поместно-дворянской коннице, все же "приборные люди" (стрельцы, городовые казаки, пушкари и т. д.) уже в XVI в., безусловно, были таковыми. Несостоятельны также представления о том, что реорганизация русского войска XVII в. производилась "по иноземным образцам" и "под напором иноземных влияний", а не в результате исторически закономерной эволюции вооруженных сил России под воздействием прежде всего широкого распространения и усовершенствования ручного огнестрельного оружия, артиллерии и других более современных средств и способов ведения войны. Разного рода заимствования, использование опыта других армий не были исключительной особенностью русского войска, они приспосабливались к своеобразным условиям его существования и развития и не изменили его исторически сложившейся особенности как войска, национального по своему составу.

В то же время (продвигаясь в этом направлении) русское войско XVII в. еще не сложилось в качестве армии, обладавшей всеми признаками регулярности (единая система комплектования, вооружения, обучения и т. д.). По меткому выражению историка, военные деятели XVII в., "не трогая старого, приставляли к нему новое" (См.: Соловьев С. М. Указ. соч., кн. 3, стб. 692.), и это "старое" еще крепко держало "новое", сопротивляясь ему всеми силами.

Так, при возрастании численности русских офицеров в солдатских и рейтарских полках, где появились даже первые русские "генералы" (В 1678 г. в Чигиринском походе участвовали "пешего строя генералы" А. А. Шепелев и М. О. Кровков, "генерал и воевода" В. А. Змеев, "генерал-порутчик" Гр. Косагов. Известны еще генералы И. М. Кольцов-Мосальский, Н. И. Репнин и И. Д. Лукин (Книги разрядные, т. 2, с. 1046, 1313; РИБ, т. XI, с. 403, 415, 419; Описание МАМЮ, кн. XIII, Столбцы Белгородского стола, № 793; ЦГАДА, ф. Разряда, Белгородский стол, стб. 1880, л. 36; стб. 12, л. 72).), до конца XVII в. сохранялась система воеводского управления войсками, и воеводы по-прежнему назначались из представителей родовитой боярско-княжеской аристократии. При выборе командующих, заметил иностранный наблюдатель, в России смотрели "не на преимущество в военной опытности, а на знатность происхождения" (Путешествие в Московию барона Августина Мейерберга в 1661 г. - ЧОИДР, 1874, кн. I, с. 184.).

Состав и организация полевых (действующих) войск отличались пестротой. В годы русско-польской войны 1654-1667 гг. они делились еще, как и в XVI в., на "Государев", Большой, Передовой, Сторожевой и Ертоульный полки, в составе которых выделялись отряды "товарищей" первого воеводы. Военные соединения, формировавшиеся в городах, также возглавлялись воеводами и включали ратных людей разных категорий (См.: Мальцев А. Н. Указ. соч., с. 24-25, 32, 38-40, 55, 78; Загоровский В. П. Белгородская черта. Воронеж, 1969, с. 154-156. Картина не изменилась и через 15-20 лет. В полку воеводы П. В. Шереметева в 1679 г. в пехоте был 2671 стрелец и 1238 солдат, в коннице-1052 дворян в сотнях, 5287 рейтар, 571 копейщик, 3071 драгун, в полку М. А. Черкасского дворян, мурз и татар - 2795, копейщиков и рейтар - 2118, солдат - 2329, стрельцов - 2797 человек (Книги разрядные, т. 2, с. 1152, 1387-1393 и др.).). Подобное смешение "старого" и "нового" снижало боеспособность войск, затрудняло управление ими.

Несмотря на постоянно повторявшиеся царские указы воеводам в очередном походе "быть меж себя всем без мест", подкрепляемые угрозами нарушителям "быть в жестоком наказанье, и в разореньи и в ссылке безо всякого милосердия" с лишением чина, "кто в котором был" (Книги разрядные, т. 2, с. 1044 и др.), бояре-воеводы продолжали спорить о своих правах на более высокий пост с таким же рвением, как сто и двести лет тому назад. Боярская спесь превозмогла словесные угрозы царя, правившего в XVII в. "с боярской думой" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 121.), и совсем уже не считалась с тяжелыми военными последствиями своих местнических раздоров. Так поступали не только бояре, но и стрелецкие головы, принадлежавшие к верхушке московской знати (Например, стрелецкий голова Ф. Александров с думным дворянином П. Чаадаевым (Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 681).).

В 1682 г. "ботом ненавистное и враждотворное" местничество воевод было отменено, потому что от него "многой упадок ратным людям учинился, а именно под Конотопом и под Чудновым и в иных многих местах" (ПСЗ, т. II, № 905; СГГД, т. III, № 130 (Соборное деяние об отмене местничества).). Однако отмена "братоненавистного" обычая, в сущности, не имела серьезных последствий: система воеводского управления сохранилась, вместо торжественно сожженных у дворца "на сенях" разрядных книг с записями местнических "случаев" для потомственного дворянства составлялись новые "родословные книги".

Предпринятые при царе Федоре Алексеевиче попытки князя В. В. Голицына реорганизовать войска (стрелецкие "приказы" в "полки" во главе с полковниками, дворянские сотни в "роты" под командой ротмистров) встретили упорное сопротивление. Головы московских стрельцов "упрямством своим" отказывались принимать чин полковника, ссылаясь на то, что "полковничья служба" "им и детям их и сродникам" будет "в упрек и укоризну". Князья и бояре Трубецкие, Одоевские, Куракины, Троекуровы отказывались записываться в роты и принимать новые офицерские чины, а в Крымском походе 1687 г. в знак протеста против нововведений облачались в траурные одежды и даже лошадей своих покрывали черными попонами, за что и названы были Голицыным "бунтовщиками". Дело и тут остановилось: еще в 1697 г. дворяне "московского чина" продолжали нести "сотенную службу" (ПСЗ, т. I, № 812; Устрялов Н. Г. Указ. соч., т. I. Приложение VII; Описание МАМЮ, кн. XI, Столбцы Московского стола, № 1029.). И все же "новое" прокладывало себе дорогу: его неуклонное движение завершилось военными реформами первой четверти XVIII в., созданием при Петре Великом регулярной русской армии и военно-морского флота.

Я. П. Епифанов