Военное искусство [1969 - - Очерки русской культуры XIII-XV веков. Часть первая. Материальная культура]

С первых десятилетий XIII в, цивилизованный мир оказался жертвой невиданного в истории завоевания. Могущественные государства с многовековой культурой и технически оснащенными армиями оказывались побежденными. Обширная держава хорезмшахов не смогла сдержать напора подвижной и стремительной монгольской конницы, шедшей из Китая, где звериная ловкость монголов была дополнена сложным военным искусством китайцев.

Ни Грузинское царство, раскинувшееся по неприступным горам от моря до моря, ни воинственные орды половцев в необозримых степях Дешт-и-Кыпчак не смогли удержать Чингис-хана и его "четырех псов, вскормленных человеческим мясом". В Западной Европе купцы с Востока сеяли ужас своими рассказами о виденном у стен Ургенча и Тебриза. Люди уходили в монастыри, бросали свои дела, ждали кончины мира. Европа была загипнотизирована одним только именем беспощадного завоевателя.

Современники говорят, что у Батыя, получившего в удел запад-вый улус, простиравшийся "от Иртыша до того места на Западе, куда наступит копыто монгольского коня", будто бы был составлен план покорения всей Европы. Под властью империи Чингис-хана уже лежала Русь, ни один раз принимавшая на себя удары кочевников с востока. Русские княжества, находившиеся в зените своего культурного развития, приняли на себя всю тяжесть удара монголо-татар.

Не было ни одного русского города, который сдался бы монголо-татарам без боя; оборонялись до последнего укрепления, до последнего здания, которое можно было использовать как крепость. Уже в первой битве с рязанцами у границ Руси "мнози батыевы сильнии полцы падоша" (Повесть о разорении Рязани Батыем. Список хронографа 1599 г. В кн.: "Воинские повести древней Руси". М.-Л., Изд-во АН СССР, 1949, стр. 25.).

В сражениях монголо-татарская армия теряла одного за другим крупных полководцев: шурина Батыя Хостоврула, чингизида Кулькана и других. С каждым шагом вперед темп движения монголо-татарских войск замедлялся, победы достигались все труднее и труднее: Рязань была взята в шесть дней, Владимир - в восемь, а под Торжком монголо-татары, применявшие всю свою осадную технику, простояли две недели. Поход на Новгород не состоялся, богатый торговый Смоленск был обойден стороной в "тридцати поприщах", а под маленьким городком Козельском Батый простоял семь недель и смог взять его лишь, когда подошел второй отряд Киданя.

Монголо-татары были обескровлены и на полтора года должны были приостановить завоевания. Походы на Чернигов, Киев и Галич настолько подорвали силы Батыева войска, что лишь по инерции, торопясь, уклоняясь от осады хорошо укрепленных городов вроде Кременца, Батый вышел за пределы Руси. Его войско было таким ослабленным, что достаточно было встречи с горстью чешских храбрецов, чтобы внук Чингис-хана повернул назад.

Русь сделала то, чего не смогли сделать ни Китай, ни держава хорезмшахов, ни Грузия, ни половцы - Русь остановила Батыя на пороге Европы и невольно спасла европейскую цивилизацию. С этого времени борьба с монголо-татарами становится одной из важнейших военных задач русского народа как внутри своей земли, так и на юго-восточных степных окраинах, откуда постоянно можно было ожидать набегов. Политическая дробность русских княжеств в XIII-XIV вв., обусловившая их поражение в борьбе с монголо-татарами, требует рассмотрения русского военного искусства особо в каждой отдельной земле: Галиче и Волыни, Новгороде и Вятке, Твери, Суздале и Нижнем Новгороде и, наконец, в Москве, ставшей в XIV в. "большим воеводою" объединенных русских сил.

Галицко-Волынская Русь XIII в. оставила нам прекрасную повесть, автор которой так понимал свою задачу: "Начнем же сказати безчисленыя рати, и великыя труды, и частыя войны и многия крамолы..." (Ипатьевская летопись) ( 2 ПСРЛ, т. II, стр. 166.). Галицкая летопись князя Даниила Романовича - это не погодная запись. В ней перепутаны даты, нет скучной монотонной последовательности, так как автор писал по сути дела не хронику, а воспоминания; автор не благочестивый монах, утомляющий читателя цитатами из святых отцов, а дружинник, живой свидетель и участник походов и битв. Он помнит масть каждого княжеского коня, помнит, каким оружием кто бился, помнит, что во время похода уже был корм у коней ("траве же бывши..."). Речь его полна военных поговорок: "Можете ли древо поддрьжати сулицами и на сию рать дерьзнути?"; "Един камень много горньцев избиваеть". Красочно и живо с большим знанием дела описывает он битвы во всех подробностях. Наблюдая схватки передовых отрядов на просторном поле, он сравнивает их с турниром ("и гонишася на поли подобно игре") (В переводе хроники Иоанна Малалы слово "игра" синоним "уристания" "подрушия".). Через всю летопись проходит стремление показать читателю лучшие качества воина - отвагу, быстроту действий, решимость. Презрительными словами рассказывает летописец о венгерском воеводе, бросившем знамя в бою: "Марцел хоругве своее отбеже и Русь взятю и поруг велик бысть Марцелови" (курсив всюду мой. - Б. Р.), но с какою гордостью говорит он, что соседние народы "любящю рускый бой". В уста своего главного героя, которому "измлада не бы покоя" - князя Даниила Галицкого, он вкладывает всю воинскую философию своего времени: "Подобаеть воину, устремившуся на брань, или победу прияти, или пастися от ратных" (Галицкая летопись, 1234 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 174.). "Мьдляй на брань страшливу душю имать" (1231 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 172/.).

Русские княжества конца XII - начала XIII в.: 1 - граница русских земель перед монгольским завоеванием, 2 - границы русских княжеств, 3 - поход монголо-татар 1236-1238 гг., 4 - походы монголо-татар в 1239-1240 гг. 1 - Киеввеое княжество, 2- Черниговское княжество, 3 - Переяславское княжество, 4 - Новгород-Се-верское княжество, 5 - Турово-Пинское княжество, 6 - Владимиро-Волынское княжество, 7 - Галицкое княжество, 8 - Полоцкое княжество, 9 - Смоленское княжество, 10 - Владимиро-Суздальское княжество, 11 - Муромо-Рязанское княжество, 12 - Новгородская феодальная республика.

Когда князья-вассалы не особенно охотно шли в поход и предлагали вернуться, Даниил стыдил их: "Срамоту имеем от Литвы и от всих земль, аще не дойдем и вратимся" (Галицкая летопись, 1253г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 188.).

Когда поляки, союзники князя Даниила Романовича, сильно перетрусили после одного поражения ("вниде велий страх в ляхы"), Даниил такими словами укрепил их: "Почто ужасываетеся? Не весте ли, яко война без падших мертвых не бываеть? Не весте ли, яко на мужи на ратные нашли есте, а не на жены? Аще мужьубьен есть на рати, то кое чюдо есть? Инии же и дома умирають без славы, си же со славою умроша. Укрепите сердца ваша и подвигнете оружье свое на ратнее!" (Галицкая летопись, 1254 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 189.).

Организация войска и осуществление крупных военных операций в эпоху Даниила Галицкого наталкивались на упорное сопротивление крупного боярства, не желавшего выходить за рубежи своих владений, уклонявшегося от общегосударственных задач и охотно прибегавшего к союзу с враждебными соседями. Боярские дворы представляли крепости с запасами провианта, фуража и арсеналами оружия. Двор боярина Судислава имел во множестве "вино и овоща и корма и копий и стрел, пристраньно видити" (Галицкая летопись, 1229 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 169.).

Феодальные гнезда особенно усилились в монголо-татарское лихолетье, используя ослабление княжеской власти. В 1241 г. Даниилу Галицкому пришлось силой смирять многих феодалов как светских, так и духовных: владыка Перемышльский встретил с оружием в руках княжеского печатника, посланного "исписати грабительства нечестивых". Княжеское войско разбило все же владычный полк и "тулы их бобровье раздра".

В противовес вотчинным воинам бояр и епископов великие князья старались создать свое, княжеское, войско, зависимое только от них. Для этой цели они использовали доходную соляную монополию в Карпатах: "Велиции князи держать сию Коломыю на роздавание оружьником" (дружинникам, дворянам). Опорой князя были безземельные (?) "отроки" - прообраз будущих детей боярских.

Снаряженность русского войска в XIII в. сильно усложнилась по сравнению с более ранней эпохой. Теперь стали обычными упоминания о пороках (1233 г.), таранах (1234 г.), "сосудах ратных", "сосудах градных" и пращах. Вся эта техника в основном предназначалась для взятия крепостей, но войско зачастую возило ее с собой. Так, в 1245 г. Даниил "повелеста престроити праща и иные сосуды на взятье града и придоста на град Люблин... со всими вои и пращами" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. II, стр. 181.). Первые сведения о метательных машинах относятся еще к домонгольскому времени.

Наряду с портативными пращами (очевидно, баллистами) существовали более громоздкие орудия типа катапульт - "тараны" и "пороки". В бою под стенами Чернигова в 1234 г. войска Даниила Галицкого применяли катапульты: "...люто бо бе бой у Чернигова, оже и таран на нь поставиша, меташа бо каменем полтора перестрела, а камень якоже можаху 4 мужи силнии подъяти" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. II, стр. 173-174.). Под словом "таран" здесь следует понимать мощную катапульту, метавшую ядро весом в 300-400 кг на 150 ж. Хотя Галицкая летопись и изобилует хронологическими ошибками, происходящими от мемуарного характера записей, у нас нет оснований сомневаться в точности этой подробно описанной битвы и в отнесении ее к домонгольскому времени. Данный источник показывает, что сложная осадная техника и метательные машины на Руси возникли без монгольского влияния.

Для установки орудий под стенами города необходимы были специальные охранительные листы: "Стоящу же ему (Ростиславу. - Б. Р.) у града и строящю порокы, ими же прииметь град, и бысть бой велик пред градом; оному же велевшу своим охабитися, да не язвени будуть вои его от гражан, дондеже устроить сосуды порочные" (Галицкая летопись, 1249 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 182.). Осаждающие построили деревянный "охабень", названный в тексте летописи городом.

Оснащенность галицкого войска "сосудами ратными" много раз отмечена хронистом. Наследием XII в. было и широкое применение метательных копий ("сулиц") и арбалетов. Наличие арбалетов подтверждается упоминанием обычных самострелов, самострелов коловоротных (с шестереночным механизмом) и "рожанцев". Под 1251 г. летописец красочно описывает марш войск Даниила Романовича в Литве по узкой лесной дороге под эскортом пеших арбалетчиков: "...стрелцем же обапол идущим и держащим в руках рожанци свое и наложившим на не стрелы своя противу ратным" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. II, стр. 186.).

Снаряжение русских воинов к середине XIII в. мало изменилось - шлемы, щиты, копья, сабли и мечи по-прежнему составляли его основу: "...щите же их яко зоря бе, шолом же их яко солнцю восходящу...".

Кое-что проникло в русское войско от монголо-татар. Так, например, когда Даниил устроил в 1252 г. парад русских войск в Венгрии, где среди зрителей были и немцы, автор летописи отмечает, что "немьци же дивящеся оружью татарьскому: беша бо кони в личинах и в коярех кожаных и людье во ярыцех". Сам Даниил был снаряжен в этом параде "по обычаю руску": "бе бо конь под ним дивлению подобен, и седло от злата жьжена и стрелы и сабля златом украшена, иными хитростьми, якоже дивитися... Немцем же зрящим, много дивящимся" (Галицкая летопись, 1252 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 187.).

Для изучения тактики галицкого войска в XIII в. большое значение имеет вопрос о соотношении конницы и пехоты. Конная княжеская дружина продолжала еще сохранять свое значение. Ее использовали для нанесения удара, преследования, организации небольших рейдов в соседние земли. Упорную борьбу с Венгрией нельзя было вести без конницы, так как венгры сами были хорошими наездниками. С другой стороны, войны с ятвягами в густых лесах и болотах требовали применения пехоты. На узких тропах и дефиле даже кавалерия билась в пешем строю.

Применение пехоты не ограничивалось только областью ятвяжского Полесья. Все широкие операции, связанные с освоением значительных пространств, требовали теперь пеших войск. Экспедиция против продавшихся монголо-татарам князей Болоховской земли в 1241 г. была осуществлена 3 тысячами пешцев, поддержанных только 3 сотнями конной дружины. Поражение Даниила в 1245 г. летописец объясняет многочисленностью пехоты противника: "одоле Ростислав, многи бо име пешьце". Для реванша Даниил должен был выступить, "собрав вои многи и пешьце". Пехота часто упоминается на первом месте: "Посласта (Даниил. - Б. Р.) многы своя пешьце и коньникы..." (Галицкая летопись, 1253 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 181, 188.). Пехоту набирали из смердов ("...собравше смерды многы пешьце..."), поэтому даже в терминологии отразилось противопоставление крестьянского пешего войска конным дружинам воинов-профессионалов, которых называли просто "воями", как бы подчеркивая их постоянную принадлежность к войску.

В Галицкой летописи везде, где упоминаются "вои", речь идет о конной княжеской дружине. В составе конных дружин упоминаются "седельники" (ординарцы), "фаревники", "кони сумные", то есть вьючные кони, сопровождавшие войско на быстрых аллюрах. Обозы называли "колымагами".

Военная терминология Галицкой летописи своеобразна, как и вообще язык ее. Некоторые слова имеют иной смысл, чем в других частях летописи, а кроме того, здесь много новых слов.

Дворский - главный воевода княжеских войск.

Колымаги, рекше станы - соответствуют слову "товары" - обозы. Вицкий - герольд, бирюч.

Примет - дерево и солома для поджигания укреплений, а не земляная насыпь.

Жеравец - механизм подъемного моста (журавль).

Победа - иногда употребляется в смысле беды, поражения.

Летопись, писанная воином, сохранила интересные данные о скорости марша. В 1236 г. князь Даниил и брат его Василько выехали с "воями" (конными) из Холма и оказались в Галиче на третий день. Расстояние между Галичем и Холмом по прямой - 235 км, если разделить его на три, то получится суточный переход в 78 км. Принимая во внимание сильно пересеченную местность в районе Холма, мы должны признать темп марша очень быстрым. Князь Даниил в 1245 г. совершил переход из Холма в Люблин (форсировав р. Вепрь) с воинами и метательными машинами; "единого дне быста под градом из Холма со всими вои и пращами" (65 км). Подобная скорость марша не была исключительной, приведу еще один пример: в 1248 г., преследуя ятвягов, "гна же по них Василко из Володимеря, угони е и бывшу ему третий день из Володимеря в Дорогычине" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. II, стр. 182.). Расстояние от Владимира Волынского до Дрогичина равно 205 км, то есть 68 км для суточного перехода.

Движение в ятвяжских лесах отличалось медленным темпом и осторожностью. Спешенную конницу на марше охраняли пешие лучники и арбалетчики. Воинам запрещалось жечь захваченные деревни, чтобы не оповестить этим до срока соседние селения. Войска двигались глубокими колоннами; на ночь останавливались во временных укреплениях, "острожившися".

Численность галицких войск неизвестна. Только один раз говорится о войске в 3 тысячи пешцев и в 3 сотни воев, но здесь, как и для предыдущего периода, трудно решить - являются ли эти данные абсолютными цифрами или условным наименованием воинских частей. Может быть, это указание надо понимать так, что в поход пошли 3 полка ("тысячи") пехоты и 3 сотни (в кавалерийском смысле) конницы? В пользу этого говорит то, что во всех подобных случаях сотни и тысячи указаны не цифрами, а словами. Отряд в 5 сотен конницы считался незначительным.

"Преже посла сына си Шварна, да объедеть град, да никтоже не утечеть от них. Бе же вой с ним 5 сот. Гражане же видивши ратных мало со князем, смеяхуся стояще на граде..." (Галицкая летопись, 1258 г.) (ПСРЛ, т. II, стр. 195.).

Основные принципы боевых порядков и их тактического использования остались в середине XIII в. неизменными (например, сражение Даниила Галицкого с поляками и венграми под стенами города Ярославля на р. Сане в 1249 г.). В Ярославле затворился Даниилов гарнизон; враг Даниила Ростислав в союзе с поляками и венграми осадил "город, начал строить пороки, а для предотвращения вылазок горожан велел "охабиться" деревянными укреплениями. До прихода главных сил Даниила Ростислав затеял турнир под стенами города и вывихнул себе плечо. Полки Даниила на берегу Сана спешились, чтобы вооружиться. Облеченные в доспехи войска быстро перебродились через Сан, несмотря на глубину реки.

При описании этой битвы летописец, как и автор "Слова о полку Игореве", придает большое значение приметам: падение Ростислава во время турнирной "игры" - недобрый знак, а орлы, паривщие ("плавающим криломы") над войском Даниила, - "се знамение на добро бысть".

При переходе реки Даниил "исполчил" конников и пешцев. Одним из полков командовал сам князь Даниил, другим - его дворский Андрей, а третьим - брат Даниила Василько, против которого стояли поляки, "лаявшие" русских и похвалявшиеся схватить их за "великие бороды". Челу русских войск, возглавленному Даниилом, противостоял полк Ростислава.

Исходя из традиционного размещения полков по старшинству их начальников, можно так представить расстановку сил:

Пеший резерв был выделен Ростиславом для блокировки гарнизона в городе.

В тактическом отношении сражение под Ярославлем интересно тем, что левое крыло во главе с дворским Андреем решило опередить столкновение головных полков и успело еще до их сближения ударить в головной полк Ростислава с фланга.

"...Андрееви же дворьскому тоснущюся да не сразится (Ростислав. - Б. Р.) с полком Даниловым, ускорив сразися с полком Ростиславлим крепко; копьем же изломившимся, яко от грома тресновение бысть и от обоих же мнози падше с коний умроша, инии уязвени быша от крепости ударения копейного" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. II, стр. 183.). Даниил оказался на левом фланге. Часть бояр из Андреева полка покинула поле и отступила, тогда Даниил послал помощь - "20 муж избраных". В это время поляки с пением "кирие элейсон" ударили на правое крыло галицких войск, а перед левым флангом галичан обнажился венгерский полк, воевода которого "прегордый Филя" ободрял венгров, говоря, что "Русь тщиви суть на брань" и неспособны "на долго время на сечю".

Даниил ворвался в расположение венгров и даже сам схватил Филю, но тот вырвался. Второй удар Даниилова полка привел к тому, что "наворотишася угре на бег"; побежал и головной полк и ляхи "не стерпевше побегоша от лица его". Хвастливый Филя был пойман и убит, укрепления вокруг метательных машин были сожжены. Победители остались на поле боя.

Летописец, очевидно, участник этого боя, очень живо рисует картину медленного затихания бранного поля: бой кончен, князья расположились на отдых, но "гонящим же и приездящим воином, полунощи, и ведущим користь многу, якоже всее нощи клику не переста, ищущим друг друга" (Галицкая летопись) (ПСРЛ, т. п, стр. 184.).

Прием галицких войск - изменение направления главного удара - не нов, его применяли и раньше, и он неизменно приносил успех, так как самая возможность данного приема свидетельствует о маневренности войска и о том, что инициатива у него в руках. Стратегия князя Даниила Галицкого недостаточно обрисована летописцем. Военные операции складывались, во-первых, - из отражения венгерских и польских войск, поддерживавших или князя-соперника или боярскую фронду, во-вторых, - из профилактических походов в землю ятвягов, из которой время от времени совершали набеги на Русь почувствовавшие впервые свою силу дружины.

Монголо-татарское разорение сказалось и на численности войск и на размахе операций.

Для характеристики наступательных действий Даниила Галицкого можно взять 1245 г., когда Даниил и Василько Романовичи вели войну против Болеслава.

Галицкие войска, шедшие, очевидно, из Холма "внидоста во землю Лядьскую четырми дорогами":

Даниил воевал около Люблина (70 км от Холма), Василько по р. Изволи и по р. Ладе, около Белой (100 км), Дворский Андрей по р. Сану (около 110 км), Вышата воевал Подгорье (расстояние неопределимо, так как неизвестно - какое Подгорье).

Взяв полон, войска Даниила и Василька вернулись в Холм и снова отправились до Вислы и Сана. Это - серия небольших конных рейдов, рассчитанных на 3-4 дня каждый; "вземше полон", возвращались на базовый пункт и снова шли в такой же кратковременный рейд.

Стратегия рейдов во владения соседа характерна для господства феодальной раздробленности и очень далека от тех величественных по замыслу и выполнению операций, которые были у "мономахова племени" в XII в. (например, поход на Полоцкую землю в 1128 г.). При той значительной скорости марша, которая была указана выше (70-72 км в день), такие рейды были почти неотразимы, и единственной защитой от них служили городские стены, значение которых все возрастало в эту эпоху частых феодальных войн. Но усиление фортификации в свою очередь вызвало усиление средств борьбы против укреплений - появились тараны, пороки, пращи, а для обслуживания этой техники и для штурмов потребовалась многочисленная пехота из смердов, утяжелявшая конные дружины феодалов, замедлявшая темпы движения и тем самым лишавшая поход элемента внезапности.

Такими противоречиями было пронизано русское войско в Галицко-Волынской земле в середине XIII в., когда силы государства были подорваны и феодальная раздробленность все больше и больше давала себя знать.

Однако основную свою функцию - защиту земли от чужеземных вторжений - галицкое войско выполняло с успехом, отражая венгерские, польские и ятвяжские отряды, переступавшие русские рубежи с политическими или стяжательными целями.

Восторженно и любовно описывает автор-дружинник ратные подвиги Александра Невского в повести "О велицем князи нашем Александре Ярославиче, о умном и кротком и смыслемысленом, о храбром, тезоименитом царя Александра Макидоньскаго, подобнике царю Алевхысу (Ахиллесу. - Б. Р.) ... сице бысть повесть о нем... И нача имя слыти великаго князя Александра Ярославича по всем странам от моря Варяжьскаго и до моря Понтьскаго... даже и до Рима великаго..." (Софийская I летопись) (ПСРЛ, т. V, стр. 176, 181; Ю. К. Бегунов. Памятник русской литературы XIII в. "Слово о погибели Русской земли". М. - Л., "Наука", 1965, стр. 173.).

Молодость, незначительность положения в качестве новгородского князя и удаленность Новгорода от театра военных действий оставили Александра вне событий во время первого набега Батыя в 1237-1238 гг., но незаурядная сильная личность этого князя-патриота проявилась в событиях, не менее угрожающих, чем монголо-татарское нашествие.

Одновременное движение турок-сельджуков и половцев в XI в. отвлекло Русь от исполнения ее важной исторической роли -моста между Европой и Востоком. Порванные связи с Востоком Западная Европа попыталась восстановить силой оружия, организовав серию крестовых походов, которые оказались хорошей военной школой для европейского рыцарства. Но частичные успехи на Востоке и возобновление торговых связей с городами Малой Азии и Ирана потребовали от рыцарей новых экономических ресурсов, с которыми они могли бы выступить на рынках восточного Средиземноморья.

В XII в. рыцарские братства и ордена обратили внимание на богатые славянские, литовские и латышские земли. Наступление на восток по побережью Балтийского моря велось германским рыцарством уже несколько веков, но в начале XIII в. мед, воск и меха ценнейших зверей из славянских земель, рабы и рабыни из Прибалтики стали особенно нужны "псам-рыцарям" для торговли с Востоком.

Если на Руси они появились в виде купцов, приезжавших за живым товаром ("девкы купити"), то по латышско-эстонской Прибалтике они шли тяжелыми железными когортами, побеждая племенные ополчения, сжигая села и прикрывая грабительское завоевание лицемерным лозунгом крещения язычников.

Неуклонное победоносное движение рыцарей в течение пяти столетий привело их от берегов Эльбы к границам русских княжеств. Позади были покоренные и наполовину истребленные племена, а впереди - богатейшие русские города с их многочисленными торжищами, дворцами князей и несметными сокровищами кафедральных соборов.

Немцы и шведы, руководимые Ватиканом, лишь ждали удобного момента для перехода русских рубежей. Они копили силы, посылали в Ливонию отборные рыцарские дружины, создавали сеть опорных крепостей, одним словом, готовились к серьезнейшим битвам с новым и малоизведанным врагом.

Развитие русской и западноевропейской военной техники и тактики шло разными путями. Это были две различные военные системы, которым еще ни разу в истории не приходилось сталкиваться между собой. В 1237 г. в одно и то же время возникают угрозы русским землям в двух противоположных концах: к Рязанскому княжеству подошла армия Батыя, а на рубежах Новгородской земли объединились силы двух рыцарских орденов.

Разорение Руси монголо-татарами казалось немцам и шведам самым подходящим моментом для нападения на заманчивые русские области. Первый удар был предоставлен шведам, чтобы отнять у Новгородской республики ее "окно в Европу" - р. Неву.

По словам летописи, шведский король "исполнися зависти и ненависти и возгордеся в мысли своей, яко во время си улучи, ведяще бо иже тогда отъинуду Батыево пленение в Руси. Краль же от своея страны надеяшеся оставшую Русь поглотити, и в гордости своей глаголаше сице: "пойду и попленю Великий Новеград, и прочая грады, и вся люди Словенскиа в работу себе сотворю и самого великаго князя Александра побежду или жива рукама ухващу". И собра люди многи: местери и бискупы своя и Свея и Мурмане и Сумь и Емь и наполни корабля многи полков своих и поиде в силе тяжце. Дышя духом ратным преплы море и преиде реку Неву, шатаяся безумием своим, хотя восприати Ладогу и Великий Новеград и всю область Новоградскую до Валама" (Никоновская летопись, 1241 г.) (ПСРЛ, т. X, стр. 120.).

Летом 1240 г. шведская флотилия вошла в Неву, но это вторжение не застало Новгород врасплох. У Александра Ярославича была очень хорошая разведка, расположенная "при край моря", которая своевременно сообщила о вражеских кораблях. Перед князем возникла дилемма - собирать силы из всех десяти сотен Новгородской земли (на это должно было уйти 3-4 дня), или же двигаться немедленно с наличными силами княжеской дружины и городского ополчения самого Новгорода. Александр решает, что "не в силе бог, а в правде" "и всед на конь, иде противу ратных". Поход был торопливым; Александр не успел даже послать гонца к отцу, новгородцы не все собрались, "понеже изыде противу их вскоре". 15 июля 1240 г. в шесть часов дня войско Александра Ярославича внезапно обрушилось на шведов, не успевших еще выйти из Невы в Ладожское озеро. Новгородцы прошли до места встречи не менее 150 км форсированным маршем.

Прибрежная разведка на берегу Финского залива могла заметить шведские корабли не ранее, чем они показались на расстоянии около 60 км к западу от устья Невы. Отсюда до места встречи (у устья Ижоры) около 100 км. Следовательно, пока шведские корабли прошли 100 км, русская морская стража успела сообщить в Новгород. Александр успел выступить и настигнуть шведов. Примерный расчет времени: гонец разведки мог доскакать до Новгорода ( = 150 км) при условии частой смены коней на пути в 8 часов. Войско Александра могло пройти от Новгорода до Ижоры (тоже около 150 км) примерно за 12-14 часов (при движении "вборзе" "о-дву-конь"). Всего потребовалось около 20-22 часов. Возможно, что тяжело груженые шведские шнеки шли против течения со скоростью 4-5 км в час, это и позволило Александру напасть на них еще на Неве во время одного из привалов.

Разгром шведов на р. Неве новгородскими войсками в 1240 г.: 1 - новгородское войско, 2 - лагерь шведов, 3 - шведский флот.

В битве на Неве против численно превосходящего противника на стороне русских были внезапность и стремительность натиска. В описании боя летопись не применяет традиционных тактических терминов вроде "потопташа полком своим" или "прободошася", которые указывали бы на строгий боевой порядок. Наоборот, летописец описывает героические эпизоды, связанные с отдельными богатырями как из среды бояр (Гаврило Олексич, Сбыслав Якунович), так и "от убогих" (Савва, Ратмир). Сам Александр встретился с военачальником шведов ярлом Биргером и "возложи ему на лице печать мечем своим". Потери шведов были огромны: три корабля трупов, в числе которых был и труп епископа.

Победа на Неве навсегда связала имя князя Александра Ярославича с этой рекой, и в историю он вошел как Александр Невский.

Конфликты с боярством заставили Александра покинуть Новгород, но когда, пользуясь его отсутствием, ливонские "псы-рыцари" напали на Псков и Копорье, новгородцы вынуждены были просить помощи у отца Александра - Ярослава Всеволодича. Посланный им в князья брат Александра Андрей не смог справиться со сложностью обстоятельств, и новгородцы во главе с владыкой просили Александра Невского взять на себя командование силами республики.

Александр в 1241 г. энергично отбросил немцев от Пскова. На некоторое время наступило затишье; обе стороны готовились к генеральному сражению. Пятисотлетний путь привел германские войска к рубежам русской земли. Им казалось (и русские понимали это), что истомленная в борьбе с монголо-татарами Русь бессильна оказать сопротивление огромным силам прекрасно вооруженных рыцарских дружин, сосредоточенных в Ливонии. Победа немцев в ожидаемом сражении открывала бы им путь к Новгороду Великому и другим богатым русским городам.

Разведка Александра наблюдала за сборами немецких войск "и ужасошася страхом велиим, видяще многу силу их". Александр Ярославич стремился дезорганизовать противника и "розпусти все воиньство свое в загоны" (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. X, стр. 126.), но рыцарские войска оказались слишком сильными. Тактика рейдов не оправдала себя, но помогла выяснить расположение сил противника. Александр начал концентрировать свои силы и отступил на лед Чудского озера.

5 апреля 1242 г. в субботу началось знаменитое Ледовое побоище - великая историческая битва, в которой впервые столкнулись очень крупные силы западного рыцарства и русские воины. К сожалению, летописец, сам не участвовавший в сражении, не сообщает тактических подробностей о построении русских войск. В нашей военно-исторической литературе одно время существовала гипотеза о построении русских войск "пятком", противопоставляемым немецкой "железной свинье". Под "пятком" авторы подразумевали угловой боевой порядок конницы в виде римской цифры V, обращенной своим широким раструбом к противнику (В течение последних лет велись исследования по уточнению места Ледового побоища и боевых порядков. Результаты этих исследований отражены на карте на стр. 361. См. Ледовое побоище 1242 г. Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища. М.-Л., "Наука", 1966.).

Подобный порядок нигде и никогда в истории конницы не применялся и с тактической точки зрения бессмыслен; вызывает недоумение и применение слова "пяток" к той цифровой системе, которую никогда на Руси не употребляли. Доискиваясь источника этой ошибки, мы найдем, что историки XIX в. приняли за название боевого порядка название дня недели; "пойдоша в пяток" значило: "отправились в пятницу". "Пяток" как боевой порядок мы должны решительно отвергнуть и признать историческим недоразумением (См. Б. А. Рыбаков. Русское военное искусство. В кн.: "Очерки истории СССР IX-XV вв. Период феодализма", ч. I. M., Изд-во АН СССР, стр. 58.).

В новгородском и владимирском войсках в XIII в. применяли старое традиционное членение на три полка: "чело" и два "крыла"; это членение сохраняло войску подвижность и маневренность второго эшелона даже во время боя. Каждый из трех полков, судя по старинным рисункам, строился в треугольный боевой порядок. Иностранцы (Титмар Мерзебургский) называют построение русских полков "клином" или "острием" (См. Б. А. Рыбаков. Окна в исчезнувший мир. ДСИФ МГУ, вып. 4. М., 1946.).

План местности у Вороньего Камня (по Г. Н. Караеву. См. Г. Н. Караев. Новые данные, разъясняющие указания летописи о месте Ледового побоища. Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы, т. XIV. М. - Л., 1958, стр. 157; его же. К вопросу о месте Ледового побоища 1242 г. В кн.: 'Ледовое побоище 1242 г.'. Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища. М. - Л., 'Наука', 1966, стр. 12).

Предположительная схема Ледового побоища 5 апреля 1242 г.: 1 - тяжеловооруженные рыцари, 2 - прочие воины (кнехты), 3 - русские войска, 4 - линия берега, 5 - обоз.

Немецкий боевой порядок заключал внутри пехоту, а снаружи был окаймлен, как панцирем, тяжелой рыцарской конницей. По форме он представлял вытянутый в глубину треугольник со скошенными углами. Общие очертания тупоносого "железного полка" действительно напоминали свинью. "Свинья" двигалась медленно, со скоростью пехоты; весь расчет был на монолитность строя, на неуязвимость закованных в сталь коней и рыцарей. Построение "свиньей" много раз приносило победу немцам в борьбе против прусской, латышской или эстонской пехоты. На этот раз немцам -противостояли русские полки, где конница обычно строилась тремя клиньями, а обычным тактическим приемом было нанесение фланговых ударов "крыльями" в то время, когда "чело" уже вело бой.

С восходом солнца "съступишася обои полци, и немци" "и чюдь" "пробишася свиньею сквозе полки Александровы, и бысть ту сечя зла и бе аки гром от ломлениа копейнаго", "якоже морю (озеру. - Б. Р.) помръзщю двигнутися" "и нигде бе не видети леда. всюду кровь лиашеся" (Никоновская летопись, 1243 г. ошибочно) (ПСРЛ, т. X, стр. 127.).

Немцы были разбиты, часть их потонула в озере под проломившимся льдом, часть пыталась бежать, но их преследовали 7 верст до западного берега озера; 50 орденских вельмож были взяты в плен. Судя по тому, что начало боя было удачно для немцев (их "свинья" смогла пробиться сквозь русские полки), можно думать, что победу нашему оружию принес традиционный тактический прием - охват остановленного и утратившего в бою первоначальную монолитность противника полками второго эшелона.

Историческое значение Ледового побоища состоит в том, что русским войскам с Александром Невским во главе удалось разбить соединенные силы европейского рыцарства и надолго остановить германский Drang nach Osten.

Пройдя от Эльбы до Чудского озера, уничтожив во время своих "крестовых походов" тысячи славянских и литовских деревень, немецкие рыцари-"прохвосты", как называл их Маркс, были остановлены на рубеже Руси, несмотря на то, что Русь еще дымилась от пожарищ батыева погрома.

Военная деятельность Александра не ограничилась борьбой со шведами и Ливонским орденом - Новгородскую землю беспокоил еще один враг - дружины литовских князьков, совершавшие неожиданные набеги лесными путями на южные (наименее охраняемые) части Новгородской земли.

В 1243 г. дружина Александра отбила 7 литовских походов. В 1245 г. литовские отряды пробрались к Торжку и Бежецкому Верху. Литовцам удалось разбить шедшего в погоню Ярослава Владимировича (из Торжка), а также две рати, посланные из Твери и Дмитрова. "Бысть бой велий под Торопцем, и биахуся весь день и одолеваху Литва". На утро следующего дня под Торопцом оказался Александр Невский со своей дружиной и с новгородцами. Литва была разбита, 8 князьков были казнены. Новгородцы от Торопца вернулись обратно, а Александр продолжал преследование "с своим двором" (НПЛ, стр. 79; ПСРЛ, т. X, стр. 129. По Новгородской летописи в Торопце затворилась побежденная Литва, а по Никоновской - русские князья. Больше вероятия в первом рассказе.) и бился с литовцами под Зижьчемь, а потом, приказав сыну выступить из Витебска, встретил еще одну рать у Въсвята (Усвята) и, разбив ее, возвратился в Новгород.

В этих событиях снова видна готовность Александра к активной обороне и необычайная быстрота действий. Пока литовцы воевали у Бежецка, Торопца, Александр успел выступить из Новгорода и поспеть как раз вовремя, чтобы выручить тверскую и новоторжскую рать под Торопцом. Расчет времени и путей затруднен тем, что мы не знаем, в каком порядке литовские "княжичи" нападали на русские города. Литовцы старались, чтобы их набеги как можно дольше оставались незамеченными. Пробираясь по лесистым водоразделам, обходя стороной крупные города, они нападали на небольшие городки и быстро возвращались назад с добычей, стремясь проскользнуть по глухим лесным тропам.

В событиях 1245 г. наиболее естественным представляется, что первый удар был нанесен на самый отдаленный пункт - Бежецк, а затем уже на обратном пути они пограбили Торжок и двинулись на запад к Торопцу, отбиваясь от погони. Если бы литовцы сначала объявились у Торжка, а затем пошли к Бежецку, то обратный путь был бы затруднен русскими засадами. Предположим, что литовцы обнаружили себя впервые у Бежецка. Естественно, что гонцы из Бежецка с извещением о нападении поскакали в ближайшие русские города - Тверь (100 км) и Новгород (300 км). Тверская рать настигла возвращавшихся с добычей и полоном под Торопцом в 360 км от Новгорода, русский гонец должен был успеть известить Александра, которому нужно было преодолеть большой путь - свыше 200 км до Торопца, а всего - около 500 км. Даже учитывая то, что литовцы двигались с полоном и воевали, мы должны признать, что Александр не терял времени и очень точно (вероятно, руководствуясь новыми данными) направил удар на Торопец. Приход новгородцев был своевременным: "бысть радость велиа и объимающеся целовахуся".

Большой интерес для истории русского военного искусства представляет северный поход Александра Невского в 1256 г. В это время Александр был уже великим князем и ему пришлось испытать всю тяжесть и унизительность монголо-татарского ига; он должен был во имя сохранения народа удерживать горячие головы от преждевременных восстаний против монголо-татар, способствовал введению переписи, ездил в Орду печаловаться и одаривать ханов.

В 1256 г., через три года после того, как немцы заключили мир "на всей воле новгородской и на плесковской", магистр Ливонского ордена Дидман, шведы и финны "во множестве рати", нарушая условия мира, стали строить город на р. Нарове. Постройка такого города, важной стратегической базы, ставила Псков в зависимость от немцев, лишала псковичей свободного выхода к морю. Как и в грозный 1241 г., Александр находился не в Новгороде, так как он был очень недоволен политикой боярства. Хотя он и настоял на смене боярского ставленника посадника Онаньи кандидатом черных людей Михаилом Степановичем, но в виду того, что в Новгороде "злодеи омрачишася", предпочел жить в Низовской земле (НПЛ, стр. 308.).

Новгородцы начали широкую мобилизацию и послали "в Низ" за Александром. Шведы и немцы "побегоша за море". Александр прибыл с большими силами "Низовской земли". Зимой Александр Невский начал соединенный поход суздальских и новгородских войск, Войска сопровождал митрополит Киевский Кирилл - глава всей русской церкви, прибывший с Александром. Возможно, что походу придавалось особое значение.

Выступление в поход окружала строгая военная тайна - "новгородци не ведяху кде князь идеть"; носились слухи, что князь идет на Чудь (Эстония), но когда дошли до крепости Копорья, то выяснилось, что цель похода - Финляндия. Часть новгородцев "воспятишася от Копорьи", а Александр со своими полками и частью новгородцев пошел через Финский залив на север.

Подобный поход в зимних условиях можно осуществить только на лыжах. А. В. Арциховский в статье "Лыжи на Руси" (ТИЭ, не, т. I. M., 1947.) собрал все упоминания о лыжных походах, начиная с 1444 г. ("казаки рязаньскиа на ртах"), и указал недостаточно датированное упоминание о хождении на лыжах Владимира Мономаха. То, что для Мономаха было спортом, для новгородцев, хозяев севера, являлось насущной необходимостью.

Летописец красочно описывает трудности похода. "... и бысть зол путь, якоже не видаша ни дни, ни нощи (но всегда тма и многым шестьником бысть пагуба, а новгородцов бог соблюде)" (НПЛ, стр. 309. В скобках помещена вставка из Никоновской летописи; см. ПСРЛ, т. III, стр. 56.).

Маршрут похода не обозначен ни городами, ни знакомыми реками; сказано лишь, что "проидоша горы непроходимыя, и воеваша Поморие все" (Софийская I летопись) (ПСРЛ, т. V, стр. 189.).

Александр с новгородцами возвратились с большим полоном, взятым в земле Ями, или Еми.

Рассказ о северном походе заканчивается словами: "...славна же бысть земля страхом и грозою его". Из скупых строк летописи мы вправе заключить, что Поморье лежит за горами, следовательно, под этим наименованием не может подразумеваться побережье Финского залива. Под горами можно понимать и прибрежные южнофинские возвышенности и финляндские горы, лежавшие в 250 км к северу от Финского залива. Эпитет "непроходимые" приложим только к финляндским горам. О далеком заходе на север свидетельствует и то, что русское войско двигалось в полярной ночи: тогда "Поморьем" может быть только северная часть Ботнического залива.

Весь путь войск Александра Невского в 1256 г. мы можем предположительно восстановить так:

1. Новгород - Копорье (в сопутствии митрополита Кирилла).

3. "Горы непроходимые" - финляндские горы на 63-64° северной широты.

4. "Поморье" - побережье Ботнического залива в районе Улеаборга (древний Овлуй).

5. На обратном пути повоевана земля Еми в южной части Финляндии.

Поход 1256 г. имел большое значение для упрочения положения Новгорода на севере.

Поход 1256 г. необходимо сопоставлять с русско-шведским договором, заключенным в Орешке в 1323 г. По этому благоприятному для русских договору за Новгородом закреплялась по старине значительная часть Финляндии вплоть до р. Овлуя и озера Оулуярви ("Каянского моря"). Если мы начнем доискиваться, когда русские войска заходили так далеко на север, то единственным крупным, широко задуманным и осуществленным большими силами был полярный поход 1256 г., во время которого русские войска под руководством Александра Невского дошли до полярного круга (О договоре 1323 г. см. П. Б утков. Три древние договора руссов с норвежцами и шведами. СПб., 1837, стр. 22-27.).

Последний поход, который можно связывать с именем Александра Невского, - это поход новгородцев под Юрьев в 1262 г. Город был взят, несмотря на то, что "бяше град тверд Гюргев в 3 стены, и множество людии в нем всякых, и бяше пристроиле собе брань на граде крепку" (НПЛ, стр. 312.).

Как бы продолжением политики Александра Невского с его стремительностью и смелостью является поход на Раковор в 1268 г., когда русская земля уже оплакивала своего Александра, своего Веспасиана, своего Ахиллеса - Александра Ярославича, "имя его же слышно бысть во всех странах... даже и до Рима великаго".

Полярный поход Александра Невского: 1-2 - предполагаемые варианты выходавойск к морю.

Господин Великий Новгород - боярская республика, раскинувшаяся от Балтики почти до Урала, имел своеобразную и сложную военную организацию. В зависимости от задач и обстоятельств новгородское войско являлось то всенародным ополчением, в котором наряду с воинами-профессионалами были и городские ремесленники - кожевники, кузнецы, гвоздочники и серебреники и пригородные смерды, то вдруг принимало характер частной инициативы "охочих людей", "молодцов", ходивших отвоевывать Волгу, буд-то бы без ведома правительства, но за дела которых правительству приходилось расплачиваться тяжелой контрибуцией. Бывали и такие случаи, когда честь Новгорода защищал только князь "со своим двором", а иногда поднимались в поход бояре "со всей волости", что требовало сбора в течение нескольких дней.

Новгородские летописцы по своему происхождению были далеки от дружины и поэтому военная история Новгорода не может быть обрисована с достаточной полнотой.

Чем серьезнее и ближе была опасность, тем шире был круг мобилизуемых. Новгородское войско иногда формировалось из пяти полков по числу городских концов; посадник возглавлял все войско, а во главе каждого кончанского полка стоял боярин - кончанский староста (См. М. Г. Рабинович. Новгородское войско XI-XV вв. В кн.: "История русского военного искусства", т. I. Под ред. Н. А. Таленского. М., Госполитиздат, 1943, стр. 62 (на правах рукописи).).

Новгородская земля (основная, без далеких областей) в военно-административном отношении была разделена на 10 сотен, которые и поставляли воинов в случае необходимости.

В XIII и XIV вв. боярская республика все больше и больше стала прибегать к помощи наемных войск, поручая им постоянную военную службу и как бы создавая регулярную армию. Отношения Новгорода к наемным войскам были очень сложными и всегда оставались в рамках феодальных норм: нанимали или приглашали на службу князей, располагавших значительными людскими резервами, и давали князьям в "кормление" ряд городов.

В отличие от Западной Европы на Руси не было бродячих кондотьеров, продававших свои услуги кому угодно за денежное вознаграждение и охотно позволявших перекупить себя. Новгородское боярство, предоставляя приглашенным князьям целый ряд новгородских пригородов, зорко следило за тем, чтобы наемники не узурпировали власть. В городах, выделяемых наемникам, иногда происходили восстания против князей.

Очень часто князем-сторожем становился один из сильнейших "низовских" соседей, чаще всего тот, кто владел в это время Владимирским великим княжением.

Иногда для Новгорода особенно выгодно было нанять князя изгоя без всяких политических притязаний. Таким был, например, последний смоленский князь Юрий Святославич, изгнанный из своей столицы Витовтом в 1404 г. Новгородцы, не ладившие в это время с Москвой, охотно приняли князя-изгоя с его боярами и удельными князьями и щедро наделили его, дав ему в кормление Русу, Ладогу, Орешек, Тиверский, Корельский, Копорье, Торжок, Волок-Ламский, Порхов, Вышгород, Высокое, Яму, Кошкин (ПСРЛ, т. XI, № 12, стр. 190. Юрий Святославич недолго усидел в Новгороде. Из-за одной любовной трагедии ему пришлось бежать в Орду, а в 1408 г. он умер в одном из монастырей Рязанской земли.).

Приведенный список городов свидетельствует о том, как дорого обходилось Новгороду содержание княжеского войска. Число городов исключает мысль о том, что они даны только князю как военачальнику - их так много, что, разумеется, новгородское правительство вознаграждало этими городами всю совокупность наемных войск во главе с князем Юрием.

Княжеские дружины выступают как конное войско, всегда готовое к бою.

К таким же наемным войскам прибегает и младший брат Новгорода - Псков. В Пскове иногда очень четко разграничивались понятия князь-сюзерен и князь-наемник. Так, в 1323 г. в Пскове жили одновременно и сюзерен - Юрий Данилович и предводитель наемной дружины князь Давид (ПЛ, вып. I, стр. 15.).

Основные направления новгородской внешней политики сводились к следующему: защитить свои западные границы от немцев и шведов, устоять в борьбе против великих княжеств Литовского, Тверского и Московского, вооруженной рукой охранять пути новгородской торговли как на северо-востоке, так и на Волге.

В XIII в. после смерти Александра Невского еще продолжалась активная политика по отношению к немцам.

В 1268 г. новгородцы в союзе с Суздалем, Переяславлем-Залесским, Тверью и Смоленском предпринимают зимний поход в глубь орденской территории. Походу предшествовала сложная дипломатическая подготовка, имевшая целью расколоть единство немцев; посадник Лазарь Моисеевич ездил в Юрьев и Ригу и договорился с этими городами о нейтралитете. В поход выступили с метательными машинами; перейдя границу, разделились на три отряда.

Под Раковором обнаружилось, что немцы, нарушили договор, "и бе видети якои лес - бе бо съвкупилася вся земля Немецьская". Автор данной части летописи, поп или монах, был очевидцем событий и говорит о себе: "Мы же ту страсть видевъше" (НПЛ, стр. 86, 87.).

Расположение полков было примерно таким: в челе были поставлены новгородцы с князем Юрием Андреевичем, на левом крыле - слабейший полк молодого Михаила Ярославича, на правом фланге сосредоточились наиболее крупные силы: полки Дмитрия Александровича Переяславского, псковичи с князем Довмонтом и "поправу выше" полк Святослава Ярославича.

"Великая свинья" или "железный полк" рыцарей потоптал новгородцев; при этом погибло много бояр и сам посадник, а черных людей - "без числа".

Сокрушительный удар рыцарям нанес мощный правый фланг, где были наиболее сильные дружины. Верховное командование принадлежало князю Дмитрию Александровичу (сыну Невского) и может быть этим объясняется то, что он поставил новгородцев на самое опасное место. Раковорская битва кончилась разгромом немцев: "и гониша их, бьюче, и до города, в три пути, на 7 верст". На рубеже XIII и XIV вв. обострилась борьба за выходы к морю. Немцы пытались оседлать р. Нарову, а шведы - р. Неву, но новгородцы и псковичи упорно изгоняли непрошеных гостей. В 1294 г. был сожжен немецкий город на Нарове, в 1295 г. новгородцы "розгребоша" шведский город в Карелии. В 1300 г. на Неве в устье Охты, на месте современного Ленинграда, шведы построили город "и силу многу от папы (римского. - Б. Р.) взяша на помощь себе". "Из великаго Рима от папы мастер приведоша нарочит... и утвердиша твердостию несказанною" (ПСРЛ, т. X, стр. 172; НПЛ, стр. 330.).

На следующий год новгородцы с низовской помощью "запаливше и розгребоша" город "и бысть ни во чтоже премудрость их л граднаа их крепость" (Никоновская летопись, 1301 г.) (ПСРЛ, т. X, стр. 173.).

В 20-е гг. XIV в. энергичный князь Юрий Данилович рядом походов расчищает северные границы, ставит город на Неве на Ореховом острове и заключает выгодный мир со шведским королем Магнусом.

В 1348 г. соединенные силы новгородцев и москвичей отбили новый натиск шведов. К этим годам, совпавшим с мировой чумой, приурочено любопытное литературное произведение "Духовная грамота Магнуша, короля Свейскаго", в котором перечислены все неудачи шведов в борьбе против Новгорода: и поражение Биргера, и уничтожение городка на Охте, и 40-летняя война самого Магнуса. Он обвиняет себя в том, что нарушил договор, заключенный с Юрием Даниловичем; нарушение клятвы повлекло небесные кары: "И возста буря зелна... И потопи рати моея много на усть Неровы реки, и едва не во мнозе приидох в землю свою со астанком рати. И от того времени наиде на землю нашу Свейскую гнев божий: глад, мор, брани межоусобныа, а у меня у грешнаго, по моим многим грехом, отнял бог ум, и седех в полате своей год прикован к стене чепью железною и заделан бых в полате моей... Вся же сиа наведе на мене господь бог за мое высокоумие... И ныне приказываю вам братьи своей, и детем своим и всей земле Свейской: ...не наступайте на Русскую землю и не преступайте крестнаго целованиа. ...А кто наступит на Русскую землю... а на того господь бог, и огнь и вода..." (Никоновская летопись, 1352 г.) (ПСРЛ, т. X, стр. 225.). Апокрифическая форма и явно русское происхождение этого сказания не противоречат действительному положению дел. После 1348 г. шведы перестали "наступать на Русскую землю".

Дальнейшая борьба с немцами легла на плечи Пскова, обособившегося в 1348 г. от Новгорода.

Новгородское оружие во второй половине XIV в. все больше и больше обращается на юго-восток, в сторону Волги и Золотой Орды. Новгород почти не участвует в той общерусской планомерной борьбе против монголо-татар, которая велась в эпоху Дмитрия Донского, но, преследуя свои, более узкие цели, новгородское боярство посылает отряд за отрядом для расчистки волжского пути - так возникает знаменитое ушкуйничество. Ушкуйников называют "молодцами", "детьми боярскими". Ввиду щекотливости тех поручений, которые им давали, новгородское правительство всегда отрекалось от них, подчеркивая, что они предприняли поход без "новгородского слова".

Походы новгородских ушкуйников: 1 - заставы и разъезды на южных рубежах, 2, 4 - походы на Среднюю и Нижнюю Волгу, 3 - походы на Каму и Вятку.

Ушкуй - довольно вместительный речной и морской корабль, на котором находилось 20-30 воинов. Обычно в поход выступала целая флотилия из 70-90 кораблей, стремившаяся пройти по всей Волге и навести страх на монгольские города. Снаряжение такой значительной экспедиции никак не могло пройти незамеченным для новгородского правительства, и естественно, что соседние княжества рассматривали военные экспедиции новгородских молодцов на ушкуях как государственные предприятия. Первый ушкуйный поход состоялся в 1360 г., когда, с одной стороны, явно ощущался рост производительных сил страны, усиливались торговые связи с югом, а с другой - в Орде утрачивался элементарный государственный порядок, власть получали отдельные ханы и эмиры, терроризировавшие купцов и грабившие на Волге. Среди русских князей еще не появилась такая властная рука, которая могла бы навести порядок на этой важнейшей торговой магистрали.

В 1360 г., во время "замятии великой", после убийства Джанибека его сыном, когда для Золотой Орды наступили "бранные времена" и сроки царствования ханов исчислялись днями, новгородцы-ушкуйники совершили первый поход в низовья Камы и взяли город Жукотин в Волжской Болгарии.

Через год "нестроение" в Орде усилилось: князь Булат-Темир "Болгары взял и все грады по Волзе и улусы поймал и отня весь Воложский путь" (Никоновская летопись, 1361 г.) (ПСРЛ, т. X, стр. 233.).

Ростовские князья, возвращавшиеся из Орды, были пограблены на пути одним из ордынских князьков "и телеса их обнажиша и не остася на них ни исподних порт, а сами нази, токмо живи приидоша пеши на Русь" (Рогожский летописец, стб. 71.).

Следующий поход вниз по Волге состоялся в 1366 г. после того, как утихла чума. 200 ушкуев прошли от Нижнего Новгорода до камских владений Волжской Болгарии.

Летописцы хотят обелить ушкуйников ("молодых дворянчиков") и говорят, что они ходили без новгородского совета, но против этого явно свидетельствует список воевод из состава крупных бояр. Походы 1360 и 1366 гг. строго осуждали низовские князья. Московское правительство послало на Вологду перехватить новгородского боярина. В связи с противодействием Москвы против ушкуйных походов стоит поход ушкуйников в 1371 г. на Ярославль и Кострому - основные опорные пункты на Верхней Волге, контролировавшие пути новгородцев (ПСРЛ, т. IV, стр. 67.).

Новые походы связаны с новым обострением усобиц в Орде.

В 1374 г. ушкуйники отправились в поход из самого восточного края своих владений - Вятки, в составе 90 судов. Они прошли по р. Вятке, взяли город Болгар "и оттуду разделишася на двое: 50 ушкуев поидоша по Волзе вниз к Сараю, а 40 ушкуев поидоша вверх по Волзе и дошедше Обухова, пограбиша все Засурие и Маръквашь и преидоша за Волгу, и суды вся пожгоша, а сами поидоша к Вятке на конех по суху..." (Никоновская летопись, 1374 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 20.). Этот первый поход к низовьям Волги совпадал с уничтожением полутора тысяч монголо-татар близ Нижнего Новгорода, когда самого посла ханского Сарайку привели как пленного в Нижний Новгород.

На следующий год, когда московские войска осаждали Тверь, а Новгород помогал им в этой осаде, новгородское боярство снарядило большую экспедицию в 2000 ушкуйников на 70 кораблях против московской базы на Волге - Костромы и вниз по Волге, с заходом на Каму через Сарай в Астрахань, где новгородское войско было коварно уничтожено астраханским эмиром Салчеем (ПСРЛ, т. XI, стр. 24.). Московские летописи стараются подчеркнуть грабительский характер походов ушкуйников, но это объясняется тем, что новгородцы, во-первых, были соперниками Москвы, а во-вторых, не щадили московских городов на Волге.

Новгородские ушкуйные походы проводились всегда с точным учетом международной ситуации как в Золотой Орде, так и в "низовских землях". Ушкуйники хорошо использовали протяженность новгородской территории и выходили на Волгу разнообразными путями - то по р. Костроме, то по р. Вятке. Они уничтожали корабли восточных купцов, города брали с бою и поджигали.

В самом сердце Золотой Орды, в Сарае, они оказывались настолько сильны, что их побеждали не в открытом бою, а хитростью. Ушкуйные походы были дерзкими сепаратными экспедициями, выпадавшими из планов общей борьбы с монголо-татарами (создававшихся в это время Дмитрием Донским - например, удачный поход соединенных новгородских и московских сил на Болгар в 1376 г.), но они в какой-то мере ослабляли военную мощь Золотой Орды и расчищали путь на Волгу если не всем русским, то по крайней мере новгородским купеческим кораблям.

В XIV-XV вв. Новгородская боярская республика почти не имела военных столкновений на своих западных рубежах с немцами потому, что вся тяжесть борьбы с Орденом легла на плечи младшего брата - Пскова. Ему приходилось оборонять свою небольшую землю и от немцев, и от более могущественного врага великого княжества Литовского (в XV в.).

Стратегия псковичей носила оборонительный характер. Даже небольшие экспедиции в глубь немецкой территории носили характер мести за вероломное нарушение немцами мирных договоров. Таким, например, был поход на Кирьипчу в 1365 г., когда новгородцы "не оучиниша пособья ни мало" и псковичи одни взяли город и подожгли. Немцы "в погребех запечатавшеся подхошася зноем, акы свиньи погореша" (ПЛ, вып. I, стр. 23.).

Псковское войско располагало и боярской конницей "снастной ратью" (тяжелой кавалерией) и неопределенным по составу ополчением сельских людей или из "нерубленных охвочих людей". В число "охвочих людей" попадало и духовенство, но особой доблести в боях оно не проявляло.

В 1343 г. в бою под Изборском, в самый Троицын день, псковичи, дав клятву не посрамить отцов своих и дедов, разбили немцев: "... овех иссекоша, а инии ранени побегоша посрамлени". "А коли псковичи сступишася с немци битися, а в то время Руда, поп борисоглебской, Лошаков внук, поверг конь и щит и все свое оружие, побеже с побоища". Перепуганный Лошаков внук оповестил Псков, что будто бы все побиты, но скоро выяснилось, что псковичи-победители "в станах стоят, опочиваючи" (ПЛ, вып. II, стр. 26; ПСРЛ, т. IV, стр. 189.).

Князья-наемники, которых Псков приглашал, как и каждый средневековый город, располагали сравнительно небольшой дружиной. У князя Довмонта двор его исчислялся в "три девяноста" человек, а у князя Александра Черторыйского, силу которого летописец хотел отметить, было "кованой рати боевых людей триста человек, опричь кошовых" (ПЛ, вып. I, стр. 58.). И это уже казалось большим войском.

После разгрома 1242 г. немцы не решались на крупные операции и в большинстве случаев ограничивались хроническим пограничным разбоем, угоном в плен женщин и детей и другими "пакостями" на "обидных местах".

Псковский летописец часто приводит цифры русских и немецких потерь и в отличие от своих новгородских собратьев всегда сообщает их точно.

Новгородская летопись явно преуменьшает потери. Описав поход трехтысячной рати по Двине, Белоозеру и Вологде и многочисленные осады, она говорит: "...единого человека убиша дичького Левушку Федорова" (НПЛ, стр. 393.). В 1407 г. псковичи убили 27 немцев, а потом еще 315. Псковские потери исчислялись в 700 человек. В 1426 г. Псков посылает своему пригороду "снастную рать" в 50 человек. Нередко рать исчисляется десятками участников.

Добросовестность летописца видна из следующей фразы: "...и убиша псковичь 17 мужь, а руками яша пъскович 13 муж, а литовския рати и тотар много побиша псковичи, рад бых сказал, но числа их не вем" (ПЛ, вып. I, стр. 36.).

Примером описания небольшого сражения может быть рассказ о нападении немецких псов-рыцарей на пограничный городок Велье в 1407 г. "А на весну, тоя же зимы, месяца маия в 6 день... пригониша немцы к Велию и плениша муж и жен 43 головы и побегоша прочь; и велияни погнаша в след их, оже погании подсаду (засаду. - Б. Р.) учиниша, и ударишася велияни на них и убиша велиян 45 муж. И по том, того же дни, пригнаша вороиачани аже наши побиты, и рече Есип Китович велиянин: "а, господа, мужи вороначани, мстите крови християнъския; и вороначани погнаша в след их и сугнаша их на рубежи, уже бо бяше вечер и преклонился день, ударишася на них, и убиша немец 33 мужи, а прочий разбегошася ранени. И паки тое же осени взяша немцы перемирие..." (ПЛ, вып. I, стр. 32, 29, 30.).

В своих постоянных заботах о борьбе с немцами псковичи горько жаловались на "непособье" со стороны Новгорода. Так, в 1407 г. "псковичи много челом биша новогородцем, дабы им помогли; они же не помогоша псковичем ни мало". Во время страшного набега Витовта, уведшего в полон 11 тысяч мужей, жен и малых детей, псковичи героически защищались и отбились, а новгородцы заключили союз с Витовтом; "а все то псковичем на перечину, и вложи им диавол злыя мысли в сердца их, держаху бо любовь с Литвою и с Немцы, а псковичем не помагаше ни словом ни делом. И псковичи положиша упование на бога, на святую троицу и на князя великаго Василия Димитреевича". Новгородское боярство все больше и больше изолировалось от общерусской политики, но героические псковичи, защитники западных рубежей, не остались одиноки - им сильной рукой помогала Москва.

После смерти Александра Невского в 1263 г. его сыновья и внуки долго и упорно враждовали между собой, воскрешая тяжелые времена старых усобиц. Недаром тогда с горечью приводили строки из "Слова о полку Игореве": "При сих князех (Юрии Даниловиче и Михаиле Ярославиче Тверском. - Б. Р.) сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша: в князех которы и веци скоротишася человеком" (Апостол 1307 г. См. Комментарий к тексту В. Ржиги и С. Шамбинаго. В кн.; "Слово о полку Игореве". М. - Л., "Academia", стр. 268, рис. 14.).

При равенстве сил враждующих князей созывались, как и в XI в., бесплодные съезды, грозившие перейти в кровопролитье (например, в 1296 г. съезд во Владимире; в 1301 г. был "съезд всем князем в Дмитрове о княжениах и бысть млъва велиа...") (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. X, стр. 173.).

При неравенстве сил слабейший часто обращался к старому средству - к помощи "поганых", которые сами искали случая поссорить и ослабить русских князей.

Многие споры о княжениях трагически заканчивались в Орде, где прав был тот князь, который "многы дары даде... и всех наполни богатством и уговори и уласка всех" (1281 г.). Проигравший спор соперник впадал в немилость у хана и в мучительной неизвестности ожидал, когда "найдет на него слово царево, нанося смерть". Иногда вместо ханских слуг неожиданно появлялись слуги русского князя-победителя, и, вонзая ножи в неудачливого соперника, приговаривали: "Скоклив еси и поспешен!" или "Дръзъ еси, пий чашу добру!" (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. X, стр. 185.).

Русские патриоты часто укоряли князей: "Въстает правоверный князь на правовернаго князя, тоже на брата своего... Жалостно видети и позор (зрелище. - Б. Р.) плача достоин".

Далее этот автор продолжает: "Подаждь господи правоверным князем нашим мирное княжение, и тихо и кротко и немятежно, и независтно и незарочно, нераздорно, нерасколно..." (Новгородская IV летопись) (ПСРЛ, т. IV, стр. 106.).

Среднерусские княжества, образовавшиеся из Владимирского княжения Юрия Долгорукого и его сыновей, сохранили и в XIII в. в какой-то мере основные стратегические направления этих основателей государства на Волге и Оке. По-прежнему "низовские" князья старались оказывать давление на Новгород Великий и по-прежнему стремились к возможно более полному овладению Волгой (походы на Волжскую Болгарию). В конце XIII в. один из русских князей - Федор Ростиславич был как бы ханским эмиром в Волжской Болгарии, но в дальнейшем Болгария вновь обособилась.

Соперничество с Новгородом приводило к тому, что Ростов, а с XIV в. Москва, усиленно продвигались на северо-восток к Сухоне, Северной Двине и "Студеному морю-окияну" наперерез новгородской колонизации. Важнейшей базой в этом направлении был Устюг Великий.

К трем направлениям наступательной политики (Новгород, Двина, Волга) в XIII-XV вв. прибавились две важные оборонительные задачи: защита от монголо-татар и Литвы. Набеги монголо-татар с юга и юго-востока, доходившие до Белоозера, Переяславля-Залесского и Галича, почти перекрещивались с набегами с запада литовских отрядов, доходивших до Бежецкого Верха и Переяславля-Залесского. Русские земли как бы простреливались насквозь этими враждебными силами. Иногда западные и восточные соседи объединялись, как это было, например, в 1380 г.

В XIV столетие русские земли вступили разделенными на несколько крупных и сотни мелких княжений. Между Новгородом, Ордой и великим княжеством Литовским в середине XIV в. крупнейшими феодальными государствами были княжества: Тверское, Смоленское, Суздальско-Нижегородское, Московское и Рязанское.

У нас нет возможности изложить историю военного искусства в каждом из этих княжеств; сосредоточим свое внимание на Московском княжестве, которому в силу самых разнообразных причин удалось стать столицей всего русского государства.

В военно-стратегическом отношении наиболее интересной эпохой в истории Москвы, бесспорно, является время княжения князя-патриота Дмитрия Донского (1359-1389 гг.). Энергичные действия коварного и неумолимого Юрия Даниловича, расчетливого Ивана Даниловича Калиты выдвинули незаметное ранее Московское княжество на одно из первых мест.

Стратегическое положение Московского княжества в середине XIV столетия было не особенно хорошим: во-первых, оно было легко уязвимо с юга, со стороны Дикого Поля, во-вторых, оно лежало в стороне от магистральных речных путей, а, в-третьих, вокруг княжества не было такого естественного заслона из лесов и болот, как например, вокруг Новгородских пятин.

Соседи Москвы были в лучшем положении: Рязань держала в своих руках Оку и постепенно осваивала Дон, высылая караулы казаков далеко на юг к Хопру и Червленому Яру, подготавливая будущую колонизацию "тихого Дона" (ПСРЛ, т. XI, стр. 184.).

Тверские князья контролировали Волгу как раз в том месте, где удобнее всего выход на нее новгородским кораблям. Соседство с великим княжеством Литовским Тверь всегда умела использовать в своих интересах. Недостатком стратегического положения Тверского княжества нужно считать то, что в его руках находилось только начало Волжского пути, а ниже - от Мологи до Оки - у Волги было много хозяев.

Наиболее выгодным было положение Суздальско-Нижегородского княжества, центр которого все больше перемещался к его новой столице - Нижнему Новгороду, расположенному так, что к нему сходились все пути: рязанский - по Оке, тверской и новгородский - по Волге и московский - по Клязьме. Если бы не опасное соседство с Золотой Ордой, то стратегическое положение Нижнего Новгорода можно было бы признать самым благоприятным.

Водные магистрали того времени - не только пути торговых караванов. Это - дороги в Орду за ярлыком, пути переброски войск союзников. Это - важнейшие военно-дипломатические нервы страны.

В дипломатических и военных действиях князей видно хорошее понимание обстановки и сознательная планомерная борьба за определенные опорные пункты. Московские князья еще в самом начале XIV в. сознавали, что для них жизненно необходим выход к Волге. Интересны "купли" Ивана Калиты - Углич на Волге, удаленный от монголо-татар город (где иногда прятали казну от набегов), и Белоозеро, выдвинутый в гущу новгородских волосков. Наиболее удачным следует признать продвижение московских князей к Костроме.

В условиях известного равновесия сил, которое было в первой половине XIV в., трудно указать более удачный выбор места для стратегической базы, чем Кострома.

1. Расположенная в 300 км от Москвы Кострома связывала Москву с Галичем, Солью Галицкой и через Тотьму с Устюгом Великим.

2. Кострома давала возможность использовать волжский путь в обход Оки, занятой Рязанью. В Золотую Орду из Москвы иногда шли через Кострому (1304 г.).

3. Город Кострома, оседлывая Волгу, держал все тверские пути и обходный путь новгородцев по р. Костроме.

4. Из Костромы можно было грозить и Нижнему Новгороду. Московские князья с самого начала XIV в. держали в Костроме гарнизон. В 1304 г. костромичи убили бояр после того, как ими был захвачен князь Борис Данилович.

В Костроме был назначен сбор союзников (1317 г.); съезд князей судил ушкуйников (1360 г.); в городе отсиживались князья, "видя свое непогодье"; из-за обид, нанесенных Костроме, между Москвой и Новгородом вспыхнула война.

Впредь, до приобретения Нижнего Новгорода, Кострома оставалась на протяжении всего XIV в. важнейшей стратегической базой для действий московских князей, базой, выбранной с большим знанием дела. Недаром враги старались прежде всего овладеть Костромой (1317, 1360 гг. и др.).

В годы вокняжения юного Дмитрия московское правительство находилось в сложной обстановке: на Руси продолжалась борьба за Владимирский стол, с запада воинственный Ольгерд подбирался к Можайску, Брянску, Смоленску, Мстиславлю и Ржеву; на Волгу впервые устремились новгородские ушкуйники, а на востоке торопливо грабили Поволжье различные ордынские феодалы (Булат-Темир, Тагай, Секиз-Бей), среди которых всходила грозная фигура "князя" Мамая, который "бысть силен зело" и "замяте всем царством".

Стратегическое значение Костромы для Московского княжества в XIV в.: 1 - Московское княжество в середине XIV в., 2 - стратегические возможности московского князя, владеющего Костромой, 3 - путь новгородцев, 4 - пересечение водных путей границами соседних княжеств, 5 - города-союзники Московского княжества.

Внутренняя война началась с борьбы против Дмитрия Константиновича Суздальского, которого в 1361 г. московские войска выгнали из Переяславля; он ушел, "ратнаго духа сдрогнуся и, уразумев свое неизволение" (Рогожский летописец, стб. 72.).

На Владимирский стол Дмитрий Иванович сел "имеа лет 11, разумом же и бодростию всех старее" (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. XI, стр. 1.).

В 1363 г. против суздальского князя были собраны большие силы, изгнавшие его в Нижний Новгород. В это же время происходило планомерное продвижение Москвы к берегам Волги. Летопись говорит, что великий князь взял волю свою над Суздальским и Ростовским княжествами, а князей Галицкого и Стародубского "съгна с княжениа". Эти четыре важных пункта охватывали широкой дугой Нижегородское княжество; и именно сюда, в Нижний Новгород, съезжались обиженные Москвой князья.

"Тогда вси князи ехаша в Новъгород Нижний к князю Дмитрею Констянтиновичю, скорбяще о княжениах своих" (Никоновская летопись, 1363 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 2.).

Нижегородский князь Борис Константинович укрепляет свой город, а церковь в лице суздальского епископа фабрикует чудеса (Рогожский летописец, стб. 75.).

Тринадцатилетний московский князь и его правительство, в котором видная роль принадлежала московскому митрополиту Алексию (боярин С. Ф. Бяконт), применили даже интердикт - отлучение от церкви, чтобы смирить нижегородского князя. Страшная чума и засуха 1364-1365 гг. прервали наступление Москвы на Нижний Новгород.

Мор начался и на Кавказе: "Тако в всех странах и градех... был мор великыи, страшный... и опусте земля вся и порacтe лесом и бысть пустыни всюду непроходимыа". "Того же лета бысть сухмень велиа по всей земле и воздух куряшеся и земля горяше". В Москве разразился пожар - "буря размета огонь повсюду... и той зовется великий пожар" (Рогожский летописец, стб. 77, 80.).

После "великого мора" борьба возобновилась. Свое совершеннолетие князь Дмитрий Иванович ознаменовал женитьбой на Евдокии, дочери побежденного противника Дмитрия Суздальского, и постройкой Московского Кремля, так как во время "великого пожара" "весь град без остатка погоре".

В 1367 г. Кремль "начала делати беспристани". Однако не только этим было отмечено начало самостоятельного княжения Дмитрия Ивановича. Он горячо принялся за важнейшую историческую миссию объединения русских княжеств; позднее молодой Иван Грозный тоже начал с этого возраста проводить ряд внутренних реформ.

Летописцы соседних княжеств с недовольством отмечают, что в 1367 г. "на Москве почали ставити город камен. Надеяся на свою на великую силу князи русьскыи начата приводит в свою волю, а который почал не повиноватися их воле, на тых почали посягати злобою" (Рогожский летописец, стб. 84.).

Наступление велось и на Нижний Новгород, и на Тверь, и на Новгород Великий. На стороне Дмитрия по-прежнему была церковь (митрополит Алексий и Сергий Радонежский).

"Посягания" коснулись и Тверского княжения. После бегства Михаила Александровича Тверского из Москвы сразу обнаружились враги Москвы, боявшиеся ее усиления; началась эпоха крупных, серьезных войн, которые в силу стратегических талантов Дмитрия Донского окончательно поставили Москву в центре объединения русских земель.

В 1367 г. в русские дела в качестве союзника Твери вмешивается Ольгерд, зять Михаила Тверского, и с этой "первей литовщины" перед Московским княжеством совершенно ясно встали три военные задачи.

1. Устранение противников объединения Руси из числа крупнейших русских князей (Тверской, Суздальско-Нижегородский, Рязанский, Смоленский) и присоединение их владений к общерусскому центру.

2. Отражение агрессии с запада, со стороны Литовского (а позднее Польско-Литовского) государства.

3. Борьба с Золотой Ордой, вассалами которой были русские князья.

Очередность выполнения этих задач определялась всякий раз обстоятельствами, но, как будет видно из последующего, Дмитрий Иванович зорко следил за каждым шагом своих соседей и сумел хорошо организовать войско. Возможно, толчком к реорганизации армии были неудачи москвичей во время первого похода Ольгерда в 1367 г. Ольгерд, стоявший во главе многочисленных войск великого княжества Литовского, был опасным и хитрым врагом. "Бе же обычай Олгерда Гедименовича таков: никто же не ведаше его, куды мысляше ратью ити, или на что събирает воиньства много, понеже и сами тии воиньствении чинове и рать вся не ведяше куды идяше, ни свои, ни чюжии, ни гости свои, ни гости пришелци; в таинстве все творяше любомудро, да не изыдет весть в землю, на неяже хощет ити ратью, и таковою хитростию изкрадываше многи земли поймал и многи грады и страны попленил" (Никоновская летопись, 1368 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 10, 11.).

В 1367 г. Ольгерду удалось "в таинстве" подойти к самым рубежам Московского княжества. Князь Дмитрий разослал грамоты, но дальние вои собраться не успели и пришлось спешно посылать сторожевой полк (авангард) или "заставу", на которую возлагалась задача задержать врага до сбора основных сил. В эту заставу попали ближайшие войска из Москвы, Коломны и Дмитрова. Ольгерд прежде всего разбил московскую базу на Верхней Волге по соседству с союзной Ольгерду Тверью - Городок на Холохолне.

Городок на Холохолне на Волге был, по всей вероятности, захвачен Дмитрием Ивановичем накануне "литовщины" как важный стратегический пункт, облегчавший связь Москвы с Новым Торгом и Новгородом (Рогожский летописец, стб. 88-89.).

Войска Ольгерда продвинулись к Оболенску и около р. Тросны 21 ноября разбили высланную вперед московскую заставу, которая успела отойти от Москвы всего на 60 км. Ольгерд применил пытки к русским пленным: "Олгерд же многыя пленникы усекаемыя истязаа вопрашаше я, глаголя: "кде есть князь великий, есть ли около его сила?"" (Рогожский летописец, стб. 89.).

После истязаний удалось точно установить, что Дмитрий Иванович "не успе собратися с силою многою и седит сам в осаде во граде Москве" (Никоновская летопись, 1368 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 11.). Тогда Ольгерд "начат подвижнее быти" и подошел к Москве, но неожиданно оказался перед только что воздвигнутыми белокаменными стенами Кремля. Ольгерд три дня стоял под новой крепостью, "града не взя, а зла много сотвори: пожже и поплени людей безчислено и в полон поведе, и скотину всю с собою отгнаша" (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. XI, стр. 11.).

Тяжелый урон, нанесенный Московскому княжеству в 1367 г. был в то же время и уроком, каким позже стало нарвское поражение Петра. Во всех последующих военных действиях Дмитрия Ивановича уже нет ни плохой организации разведки, позволившей Ольгерду "изкрадываша" (крадучись) подойти к самой границе, ни столь медлительной мобилизации главных сил.

В княжение Дмитрия Ивановича мы наблюдаем продуманную организацию военных сил Московского княжества и его вассалов.

Все пути вокруг княжества и особенно пути в Орду были взяты под неослабное наблюдение и преграждены московскими заставами. Если Тверскому князю нужно было ехать к хану с очередной жалобой на Дмитрия, то заставы закрывали ему все пути, и он должен был пробираться "не прямицами, но околицами". Заставы стояли даже на севере по соседству с Новгородской землей. Хорошо была налажена разведка и на юге - московские войска всегда заблаговременно знали о готовящихся вражеских походах. Это позволило Дмитрию Ивановичу впервые после XII в. применять стратегию активной обороны.

Три раза московские войска, услышав вести об активности монголо-татар, выходили заранее к южной границе княжества. В 1373 г., когда монголо-татары беспокоили рязанские города, "Дмитрий Иванович собрався со всею силою своею и стоял у реки Оке на брезе". Войска стояли все лето и "татар не пустиша".

В 1376 г. Дмитрий Иванович ходил ратью за Оку, "стерегася рати татарскиа от Мамая". Так же было и в 1378 г. Подобную оборону "берега" (как называли сокращенно берег Оки от Калуги до Коломны) постоянно применяли до XVI в., до постройки Тульской засечной черты. Позднее в летописях мы находим сведения о том, что русские войска стояли на Оке на 180 верст (то есть от Коломны до Калуги). Если в эпоху Дмитрия Донского сторожевые полки занимали и меньшее пространство, то все же они должны были защитить наиболее уязвимую часть "берега". Левый фланг был прикрыт Коломенской крепостью, на восток от которой за Москвой-рекой и Окой находилась обширная и непроходимая Мещерская низменность. Правый фланг был фланкирован крепостью Серпуховым, резиденцией сподвижника и друга Дмитрия - князя Владимира Андреевича Храброго. На западе Серпухов был прикрыт реками Нарой и Протвой с лесистыми берегами.

Для предотвращения неожиданных нападений тверичей или войск Ольгерда Дмитрий Иванович учредил нечто вроде постоянной рати в Волоке-Ламском, всегда готовой к походу и отражению врагов. Против Твери применялась своего рода партизанская борьба, базой которой был Волок.

Линии обороны Москвы в XIV в.: 1 - каменный Кремль, 2 - деревянный Кремль, 3 - засеки и разъезды на пограничных рубежах, 4 - предполагаемая линия засек.

В 1371 г. тверичи под Волоком убили многих, "тои, который опроче стяга ходили" (Рогожский летописец, стб. 95.), то есть вне княжьих полков, самостоятельно.

По всей вероятности, при Дмитрии Ивановиче впервые вводятся разрядные книги, подробные росписи полков и воевод, благодаря которым можно точно представить район мобилизации и участников похода.

Первая роспись относится к походу на Тверь в 1375 г.; в ней поименованы 20 князей (ПСРЛ, т. XI, стр. 22-23.). В Никоновской летописи перечислены: Дмитрий Константинович Суздальский, Семен Дмитриевич (сын его), Борис Константинович Городецкий, Семен Борисович, Дмитрий Константинович Ноготь, Владимир Андреевич Серпуховской, Андрей Федорович Ростовский, Василий Константинович Ростовский, Александр Константинович, Иван Васильевич Смоленский, Василий Васильевич Ярославский, Роман Васильевич Ярославский, Федор Романович Белозерский, Василий Михайлович Кашинский, Федор Михайлович Моложский, Андрей Федорович Стародубский, Роман Семенович Новосильский, Семен Константинович Оболенский, Иван Константинович Торусский и другие князья, которых летописец, очевидно, поленился выписать из росписи. Эти данные мы никак не можем отнести за счет осведомленности Тверского летописца (из которого много сведений попало в Никоновскую летопись), так как подробные росписи известны и о других походах.

Вторая роспись относится к Куликовской битве, а третья - к походу на Новгород в 1385 г. В этой росписи перечислены уже не: князья-вассалы, как десять лет назад, а, так сказать, военная округа, пославшая свои рати: Московская, Коломенская, Звенигородская, Можайская, Переяславская, Владимирская, Юрьевская, Муромская, Мещерская (Городец-Мещерский, будущий город Касимов), Стародубская, Суздальская, Городецкая, Нижегородская, Костромская, Углицкая, Ростовская, Ярославская, Моложская, Галицкая, Бежецкая, Белозерская, Устюжская, Новоторжская (ПСРЛ, т. IV, стр. 93.).

Центрами "военных округов" XIV в., куда посылали княжеские грамоты о выступлении в поход, о месте и сроке сбора, были или столицы княжеств (Ростов, Нижний Новгород), или опорные базовые пункты Московского правительства (Кострома, Волок, Ржев). Иногда в летописи поименованы воеводы, а иногда даже поименно указан состав отдельных разведывательных отрядов.

Координация действий различных ратей, разбросанных на многие сотни верст, представляла значительную трудность и осуществление ее свидетельствует о больших организационных и стратегических способностях князя Дмитрия Ивановича и его ближайших помощников. Можно только пожалеть, что летописание в это время велось монахами, людьми мало компетентными в военном деле. Если в летопись попадали обрывки общестратегических планов, то описание отдельных сражений (кроме Куликовского), боевых порядков и тактических приемов совершенно отсутствует. Только однажды при описании знаменитой битвы с монголо-татарами на р. Воже сказано, что русские войска разделились на три полка по старой традиции. В челе стал сам Дмитрий Иванович, сдерживая основной удар воинов Бегича, а на крыльях стояли полки князя Даниила Пронского и Андрея Ольгердовича Полоцкого.

Летописцы-дружинники в таких случаях всегда обстоятельно указывали, кто, на каком фланге стоял, а здесь это установить невозможно.

Битва, начавшаяся 11 августа "зело при вечере", кончилась победой русских войск.

Существовало ли в это время старое клиновидное построение, давшее русским столько побед над половцами, немцами и венграми, нам неизвестно. Миниатюры, которые позволяют восстановить боевой порядок XI-XII вв. (Радзивиловская летопись), в данном случае для нас бесполезны, так как иллюстрируемые ими события относятся к иным, более ранним векам. Миниатюры XVI в., изображающие события эпохи Дмитрия Донского (Царственная книга), дают построение глубокими прямоугольниками, маловероятное для XIV в. Можно думать, что если бы прямоугольное построение появилось в XIV или XV вв., то оно, вероятно, нашло бы какое-нибудь отражение в той же Радзивиловской летописи, скопированной со старых образцов в XV в., но ни одного примера прямоугольного построения там нет (См. Б. А. Рыбаков. УК. соч. ДСИФ МГУ, вып. 4, 1946.). Столь же мало данных и о составе войск. Конница еще сохраняет свое ведущее значение, но в ряде случаев она содружествует с пехотой. Правда, при быстрой мобилизации из отдельных городов трудно допустить, чтобы из Белоозера и Нижнего Новгорода шла пехота; эти города, вероятно, ограничивались посылкой конной (или судовой) рати.

Феодальный характер войска сказывался иногда в пренебрежении воинской дисциплиной со стороны бояр. Так, в 1376 г., когда воеводы-бояре остались одни (Дмитрий Иванович вернулся в Москву) и продолжали поход без князя, они допустили пьянство р. войске "и начяша ходити и ездити во охабнех и в сарафанех, а доспехи своя на телеги и в сумы скуташа; рогатины и сулицы и копья не приготовлены, а инии еще и не насажени быша. ...И ездиша, порты своя с плеч спущающе, а петли разстегавше, аки в бане разспревше; бе бо в то время знойно зело". "А князи их, и бояре, и велможы, и воеводы утешающеся и веселящеся, пиюще и ловы деюще". В результате войско, оставленное на ответственность вассальных нижегородских князей и воевод, было разбито монголо-татарами, напавшими "безвестно" на р. Пьяне (Никоновская летопись, 1377 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 27.).

Зная эту опасную сторону феодального ополчения, Дмитрий Иванович очень редко доверял кому-либо ведение важных операций (сторожевой поход на Пьяну к ним не относится) и проводил их сам.

После неудачной для Москвы "первой литовщины" 1367 г. Дмитрий Иванович предпринимает ряд походов против западных противников - Ольгерда и Михаила Тверского. Начатое планомерное наступление на Волгу (с целью овладеть Нижним Новгородом) пришлось прервать ради спокойствия на западе (впрочем, после женитьбы Дмитрия на дочери нижегородского князя Москва получила ряд преимуществ, а Дмитрий Константинович превращается почти в вассала). В 1368-1369 гг. московские войска воюют около Смоленска и Брянска, а в 1370 г. они выступили в поход против Тверского князя и взяли Микулин и Зубцов. В отличие от тверичей и литовцев, жестоко относившихся к побежденному населению, Дмитрий Иванович "скоты их взяша в свою землю" (Никоновская летопись, 1370 г.), а брать полон отказался: "...люди выпустили куды кому любо" (ПСРЛ, т. XI, стр. 13; Рогожский летописец, стб. 93.).

В 1371 г. Михаил Тверской, бежавший из своего княжества, возвращался с ханским ярлыком, который отнимал великое княжение у Дмитрия Ивановича и передавал его Михаилу. Но времена существенно изменились. Грозного ханского слова оказалось недостаточно: Дмитрий закрыл все пути, и Михаил снова обратился за помощью к Литве. Поздней осенью 1371 г. Ольгерд вновь неудачно пытался взять Москву. Михаил поехал в Орду за монголо-татарскими войсками, а Дмитрий в это время заручился согласием горожан и боярства и не пустил Михаила во Владимир. Русь и Золотая Орда стали свидетелями неслыханной дерзости - татарский посол приехал с войсками ставить на великокняжеский стол кандидата, угодного хану и Мамаю, а московский князь не уступает места. Тогда "татарин с байсою" (ханским знаком) посылал к нему, "зовя его в Володимерь к ярлыку", но Дмитрий Иванович ответил гордо: "к ярлыку не еду, а в землю на княжение Володимирское не пущу!". Это было сказано настолько твердо, что Мамай должен был признать Дмитрия великим князем.

В 1372 г. Дмитрий Иванович отвоевывает Бежецкий Верх и посылает своего лучшего воеводу Д. М. Волынского на Рязань. Рязанцы "сурови, сверепы, высокоумни... палоумныя... людища, аки чюдища", - по словам летописца, будто бы собирались брать в бой только веревки - вязать москвичей, "понеже суть слаби и страшливи и некрепки" (Никоновская летопись, 1372 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 16.). Бой у села Скорнищева кончился разгромом войск Олега Рязанского. Рязанский поход - это возобновление юго-восточной политики, но снова пришлось перебрасывать силы на запад. Ольгерд и Михаил Тверской напали в третий раз. Быстрым ударом Дмитрий Иванович разбил их авангард под Любутском на Оке и заставил уйти. В 1373 г. во время новой "замятни" в Орде Дмитрий "стоял все лето у Оки на брезе" (в это время и новгородцы, и нижегородцы ведут наступление на монголо-татар). На следующий год Владимир Андреевич поставил дубовую крепость в Серпухове для большого укрепления окского "берега", этой первой "засечной черты" Московского княжества.

В 1375 г. Михаил Тверской добыл себе новый ярлык, но действия Дмитрия Ивановича на этот раз были еще решительнее: он не ограничился пассивным отказом признать силу ханского ярлыка, а, собрав войска 20 княжеств и Новгорода Великого, обрушил их на Тверь. Всех этих князей объединяла мысль, что Михаил Тверской "сложися с Мамаемь... а Мамай яростию дышет на всех нас".

29 июля все войска, стянутые к Волоку-Ламскому, пошли в поход и уже 5 августа подошли к Твери. В это время из Кашина и Торжка пешая рать воевала сразу по всей границе Тверского княжества (74 ПСРЛ, т. XI, стр. 23.). Новгородцы проделали путь до Твери (300-350 км) очень быстро: "вскоре приидоша, в четыре или в пять дней", то есть делая в день по 70 км. Такая же скорость марша была и в войске Галицкого княжества.

Мамай и Ольгерд покинули союзника, и Тверь вынуждена была сдаться. Мамай послал карательные войска против Нижнего Новгорода и Новосиля, а Ольгерд против Смоленска, но ни тот, ни другой не решались напасть на Москву.

Районы мобилизации войск Дмитрия Донского: 1 - область мобилизации войск для похода на Новгород Великий с городами-союзниками, 2 - Тверской кремль, 3 - Тверское княжество, 4 - направление главного удара, 5 - города, поставлявшие свои войска в поход против Тверского княжества в 1375 г.

Покончив решительным ударом с Тверью, Дмитрий Иванович снова возвратился к волжским планам.

В 1376 г. был снаряжен совместный московско-нижегородский поход на Волжскую Болгарию, поставленный значительно солиднее, чем полуразбойные походы ушкуйников. Несмотря на то что "казанцы" применили артиллерию ("гром пущали") и пугали русскую конницу верблюдами, победа была значительной. "Казанцы" уплатили огромную контрибуцию в 5 тысяч рублей, но, кроме того, русские поставили в Казани своих чиновников - "даругу" и "таможника".

Поход на Болгар 1376 г. открывает ряд последующих походов (1469, 1485 гг. и другие), которые в конце концов привели к завоеванию Казани в 1552 г. Программа завоевания "райской землицы", как называли Поволжье, сложилась впервые при Дмитрии Донском. Техническая новинка артиллерия ("тюфяки"), виденная у казанцев, очень скоро была применена и войсками Дмитрия Ивановича (См. В. В. Мавродин. О появлении огнестрельного оружия на Руси. [Тезисы доклада]. Л., Изд-во ЛГУ, 1945, стр. 1-3. Не Д. М. Волынскому ли мы обязаны введением артиллерии у нас? Ведь он возглавлял московские войска в походе 1371 г.).

Болгарский поход и особенно успешность его, естественно, вызвали ответные действия Золотой Орды.

В 1376 г. Арапша разбил бояр на Пьяне, а в 1377 г. он же уничтожил на Волге русские купеческие караваны и пограбил Рязанское княжество.

В 1378 г. Мамай послал войско против Москвы, но Дмитрий Иванович встретил его за пределами своего княжества на рязанской р. Воже, как бы предвосхищая свои действия во время "мамаева побоища". После неудачи на Воже, где было убито 5 татарских полководцев, Мамай "возъярился в злобе сильне". Генеральное сражение между Золотой Ордой и сильным Московским княжеством, объединившим вокруг себя большинство северо-восточных русских земель, было неизбежно.

В 1380 г. Мамай будто бы "нача испытовати от старых историй, како царь Батый пленил Русскую землю". Собрав очень крупные силы, включив в свое войско и черкесов и ясов, наняв генуэзскую ("фряжскую") пехоту, Мамай выступил против Руси во главе трехтысячного войска, "яко лев ревый и яко медведь пыхаа" (ПСРЛ, т. XI, стр. 46-47.). Монголо-татары подошли к р. Дону, к устью р. Воронежа, что сразу стало известно в Москве. Мамай склонил на свою сторону рязанского князя Олега и литовского - Ягайло. Всем союзникам он назначил срок - "на Семенов день стать на Оке на брезе", то есть там, где, по его предположениям, Дмитрий должен был организовать оборону. Дмитрий Донской спешно собирал войска и орнизовал наблюдение за монголо-татарским войском. Разведка часто доносила все новости. "Вмале же бысть тихость отовсюду", но это было, очевидно, затишье перед грозой.

На пиру Дмитрий получил новые известия о движении Мамая и тотчас же послал на юг, в поле "сторожу крепкую", которая должна была ехать на р. Тихую Сосну добыть языка и точнее узнать намерения Мамая. Эта "сторожа закоснела" (запоздала) и пришлось посылать вторую. Одновременно были разосланы гонцы с грамотами во все города. Сбор войск назначался в Коломне 31 июля. Разведка доносила: "еще не спешит царь (Мамай. - Б. Р.), но ждет осени, да совокупится с Литвою". Срок сбора отложен на две недели, на Успенье (15 августа). Гонцы вновь скачут по всем русским городам. Наконец, из Москвы на восток, через трое ворот Кремля, вышли войска. Дмитрий отверг мысль отсидеться в городах или стать "на брезе" - он решил помешать возможному соединению союзников и как можно скорее встретиться с Мамаем.

Войска были стянуты к Коломне 29 августа (кроме пешей рати) и на широком пространстве между Коломной и р. Северкой происходило уряживание полков, назначение воевод. В главных силах стоял сам Дмитрий Иванович со своими полками - коломенским, владимирским, юрьевским, костромским, переяславским и полками белозерских князей. На правом фланге - Владимир Андреевич со своими полками и полками князей Елецкого, Мещерского, Муромского и Ярославских. На левом фланге, которому придавалось меньшее значение, так как он был прикрыт лесами, поставили князя Глеба Брянского.

Здесь опять можно видеть обычное деление на три группы. Кроме того, выделен был передовой полк. За неделю до Семенова дня (срока, назначенного Мамаем для сбора на Оке) русские войска форсировали Оку около Лопасни. В это время Ягайло уже стоял у Одоева, то есть впереди русских войск, на равном расстоянии до Мамая.

Русские войска дошли до Березуя (р. Березынь), сюда прибыли подкрепления, а далее Дмитрий Иванович двинулся к Дону "тихо идущу, вестей переимаа", так как были посланы в разведку "ведомцы", которым и удалось поймать мамаева царедворца. Тот сообщил, что Мамай на Кузьминой Гати и не спешит двигаться, так как ничего не знает о форсированном движении войск Дмитрия. Здесь упоминаются "книги" Олега Рязанского, посылаемые Мамаю. Из этих "книг" Мамай узнавал расположение русских войск. Под "книгами", очевидно, следует понимать журналы разведки (ПСРЛ, т. XI, стр. 55-56.). Около Дона был собран военный совет; тогда же "ту приидоша много пешаго воиньства и житейстии мнози людие и купци со всех земель и градов" (Никоновская летопись) (ПСРЛ, т. XI, стр. 56.). Вестники сообщили о нашествии монголо-татар. Ночью мостили мосты, искали броды, войско спешно переходило на левый берег Дона. Замысел Дмитрия - упредить соединение Мамая с Ягайлом - удался. Ягайло остался в одном переходе. Положение русского войска было очень рискованным, но быстрота и смелость давали некоторое преимущество.

Была ночь под праздник рождества богородицы. "Осень же бе тогда долга и дни солнечны и светлы сияющи и теплота велиа", "Егда заря угасе и глубоце нощи суще", князь Дмитрий Донской и воевода Боброк выехали на поле Куликово и стали между двумя замолкшими воинствами, гадая о судьбе боя.

По исчислениям историков, русских войск было вдвое меньше, чем монголо-татар (150 тысяч русских и 300 тысяч монголо-татар). 8 сентября 1380 г. свершилась великая Куликовская битва. Сначала съехались сторожевые полки, бой которых начался знаменитым поединком Пересвета с Челибеем; затем сошлись главные силы. Дмитрий Донской заранее отделил и поставил в дубраву отборные войска с воеводой Д. М. Боброком-Волынским. Кроме того, позади главных сил был резервный полк Андрея Ольгердовича, в задачу которого входило закрытие возможного прорыва. Сильный натиск монголо-татар сломил сопротивление русских войск, монголо-татары погнали наших, но в это время, дождавшись попутного ветра, воевода засадного полка сказал: "...час прииде, время приближися!" - и свежие дружины засадного полка обрушились на врага и решили исход этой величайшей исторической битвы. Монголо-татары побежали; их гнали до р. Мечи и едва не поймали самого Мамая, бежавшего "неготовыми дорогами". Великий князь Дмитрий Иванович, который был "велик и широк, плечист, чреват вельми и тяжек собою, брадою же и власы черен", воевал как простой воин, был сильно контужен через доспех. Его едва отыскали в дубраве. Жертвы были очень велики. Восемь дней стояли "на костях", собирая убитых. "Оскуде вся земля русскаа воеводами и слугами и всеми воинствы".

Куликовская битва стала завершением большого этапа в стратегии Дмитрия Донского. Только ему впервые в истории удалось настолько объединить русские земли, что он отважился обнажить меч против ненавистного монголо-татарского ига. Он не только отвергал ярлыки, не только стоял "на брезе" Оки, но и проникал в глубь ордынской территории и отважно вышел против превосходящих сил Мамая навстречу ему в донские степи.

Куликовская битва вызвала большой патриотический подъем во всех русских землях. В честь Дмитрия Донского складывались сказания и повести: от "Задонщины", как называли Куликовскую битву, летописцы еще много лет спустя отсчитывали года, как от новой эры. Когда умер Дмитрий Донской, летописец с особой торжественностью говорит: "Кому уподоблю великаго сего князя Дмитрея Ивановича, царя Русскиа земли... собрателя Русскиа области... Ангела ли тя нареку?... Моисея ли тя именую? Но той князь бысть единому еврейскому языку, ты же многи языки в своем княжении имяше" (Никоновская летопись, 1389 г.) (ПСРЛ, т. XI, стр. 119-120.).

Военное искусство русских княжеств в XIII-XV вв. восприняло все тактические навыки предшествующей эпохи и, используя их, "крепкие замыслех и храбрые на рати" русские полководцы по всем правилам военной науки побеждали и венгров, и шведов, и жестоких немецких псов-рыцарей, и самого сильного врага - монголо-татар. Феодальному разброду, измельчанию отдельных княжеских уделов, над которым смеялись соседи ("в Ростовской земле у семи князей один воин") (Сами микроскопические государи были настолько слабы, что даже воевать между собой не могли и в злобе порубежных тяжб лишь награждали друг друга обидными прозвищами: "Хворостина", "Овца", "Неблагословенный свистун", "Бородатый дурак".), Дмитрий Донской сумел противопоставить государственное начало, сумел глазами патриота взглянуть на свои задачи и благодаря этому разбить Мамая, пытавшегося повторить нашествие Батыя.