Деньги и денежные системы

История денег теснейшим образом связана с развитием основных процессов экономической и политической жизни общества. Денежное обращение в своих постоянных изменениях отражает важнейшие явления в развитии товарного обращения; его особенности находятся в прямой зависимости от состояния производительных сил, внешней и внутренней торговли, политической организации общества и изменения политической карты.

На протяжении XIII-XV вв. Русь прошла длительный путь от сильнейшей феодальной раздробленности к созданию национального государства, от разрушительного монголо-татарского нашествия к полной победе над монголо-татарами, от беспримерного разрушения производительных сил к их возрождению на новом, более высоком уровне. Сложность процессов внутреннего развития усугублялась сложностью внешнеполитической обстановки. Торговые связи распадались и возникали вновь.

На политической карте Руси появлялись границы, разъединявшие области с издревле сложившейся экономической близостью и объединявшие разнородные в экономическом отношении районы. На этом менявшемся фоне денежное обращение проделывало свой сложный путь развития через пестроту многочисленных областных денежных систем к единой русской национальной системе. Связанное с этим процессом метрологическое творчество составляет в истории русской культуры одну из ярких, хотя и не до конца еще прочитанных страниц.

Основной особенностью русского денежного хозяйства в XIII и первой половине XIV в. было полное отсутствие на рынке металлической монеты не только собственного чекана, но и иноземной, к которой Русь привыкла в IX-XI вв. Очень часто это явление истолковывали как признак сильнейшей экономической отсталости русского хозяйства вплоть до конца XIV в. Широкое и массовое использование иноземных монет в предшествующий период некоторые исследователи склонны были объяснять лишь развитыми внешними связями домонгольской Руси, следствием этих связей, результатом удовлетворения потребности в накоплении сокровищ, которые не были и не могли быть реализованы на рынке. Между тем метрологическое изучение древнерусских монетных кладов показывает, что многочисленные серебряные монеты, восточные и западноевропейские, на Руси IX-XI вв. не были только средством накопления. Они дали начало развитой денежной системе, известной под наименованием кунной или гривенной, приобрели особые русские названия, под которыми обращались как чисто русские монеты; при несоответствии их веса русским нормам иноземные монеты часто подгонялись под русский вес, а в период, когда ввоз иноземных монет, сократившись, перестал удовлетворять потребности обращения, была сделана попытка чеканить собственную монету. Это произошло в конце X - начале XI в., во времена Владимира Святославича и Святополка (См. В. Л. Янин. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. Изд-во МГУ, 1956.).

Вопрос о причинах, вызвавших отсутствие монеты в русском обращении XII-XIV вв., не может быть решен простым признанием ее ненужности на восточноевропейских рынках. Такое признание исходит из неверной оценки характера русской внешней торговли домонгольского времени. Исследователи скрупулезно перечисляют такие статьи импорта, как ткани и вина, красители и благовония, но постоянно забывают, что основным товаром, ввозимым в Русь, были металлы и прежде всего серебро, одинаково необходимое как для ремесла, так и для денежного обращения. Славяне Восточной Европы не имели собственных серебряных рудников и ввозили монетный металл извне. Сначала таким источником была восточная торговля, питавшая русское денежное обращение на протяжении двух веков, вплоть до начала XI в. Действие этого источника было прекращено сильнейшим серебряным кризисом, который парализовал обращение самих стран Востока на два-три столетия. Запасы восточного серебра были полностью истощены главным образом в результате активного его вывоза в Европу в IX-X вв. Не Русь отказалась от принятия восточного дирхема, а Восток уже ничего не мог дать Руси. Потребность русского обращения в монете продолжала существовать, и именно она привела к резкому изменению направления внешних торговых связей Руси в XI в., когда восточный серебряный кризис стал очевидным. С начала XI в. главные внешнеторговые связи Руси обращаются на запад и основным ввозимым товаром снова становится серебряная монета. Спустя столетие монетное обращение Западной Европы также было поражено кризисом, правда, иного характера, нежели на Востоке. Основным средством внешнего обмена на Западе становятся слитки серебра, а во внутренней торговле на место монеты все больше и больше приходит меновая торговля (См. В. М. Потин. Причины прекращения притока западноевропейских монет на Русь в XII в. Сб. "Международные связи России до XVII в.". М., "Наука", 1961.).

Таким образом, отказ от иноземной серебряной монеты не был вызван особенностями русского товарного обращения. Он не был сознательным, но был вынужденным. Следовательно, отсутствие монеты в русском денежном обращении XII-XIV вв. не может ни указывать на какой-либо регресс денежного обращения, ни свидетельствовать о случайности массового бытования на Руси серебряной монеты в предшествующий период.

Вынужденное прекращение ввоза серебра в монетной форме тем не менее не объясняет полностью причин отсутствия на Руси монетного обращения. Запасы серебра, скопившегося на Руси в результате активной международной торговли IX-XI вв., были достаточно велики, чтобы, используя их, наладить производство собственной монеты. Ведь на протяжении всего безмонетного периода в русском денежном обращении участвовали громадные количества серебра в форме денежных слитков, и эти запасы, несомненно, пополнялись новыми поступлениями слитков из Западной Европы. Когда в XIII в. монголы наложили на русские земли тяжелую дань, даже части русского серебра, вывезенной в качестве "ордынского выхода", хватило для организации массовой чеканки Джучидов и насыщения рынков Поволжья и Приазовья серебряной монетой. Может быть, русское обращение XII-XIV вв. действительно не нуждалось в средствах розничного обмена? Но если бы это было так, мы не встречали бы в летописях постоянного упоминания мелких денежных единиц, не наблюдали бы, как именно эти мелкие единицы находились в непрерывном развитии и совершенствовании.

Причина отсутствия собственной русской чеканки на протяжении продолжительного времени, когда рынок ощущал потребность в мелких средствах обмена, и практически существовала сырьевая база для производства монеты, заключается в экономической и политической организации денежного хозяйства. Чтобы начать массовую чеканку, необходима мощная база в виде единого крупного запаса денежного сырья или же сильнейшая экономическая обособленность района, вводящего у себя свою монету. Ни того, ни другого условия не существовало в период феодальной раздробленности Руси. Громадные фонды серебра были распылены по мелким сокровищницам многочисленных князей, бояр и купцов и в то же время они не были достаточно изолированы друг от друга. Нетрудно представить, чем закончилась бы попытка любого русского князя начать собственную монетную чеканку. Любая эмиссия, которая не могла быть достаточно обильной, моментально распылилась бы по всей обширной территории Восточной Европы, сделавшись в конечном счете достоянием ремесленников-ювелиров, которые испытывали постоянный сырьевой голод из-за отсутствия в обращении мелких серебряных единиц. Впрочем, мы знакомы с такой попыткой собственной чеканки на рубеже X-XI вв., когда Владимир, а за ним Святополк начали было выпускать собственную монету, но не смогли наладить ее постоянное производство. Их реформа потерпела крах после четырех-пяти эмиссий, так и не оказав никакого влияния на судьбы русского денежного обращения.

Для успешного возобновления собственной монетной чеканки необходимо было, чтобы такая чеканка началась одновременно во многих русских княжествах. Это условие в эпоху постоянных усобиц было совершенно исключено. Для этого обязательным было коренное изменение тех политических институтов, которые оказывали непосредственное влияние на развитие денежного хозяйства. Нужно было объединение многочисленных мелких фондов денежного сырья, возникновение единых крупных фондов; нужна была такая организация, которая обеспечила бы единый контроль над всеми фондами и их систематическое пополнение.

Такая организация стала возможной лишь с возникновением великих княжеств и великих республик в процессе борьбы с монголо-татарами, когда за счет ослабления многочисленных удельных княжеств на историческую арену вышли немногие, но крепкие в экономическом отношении государства. По-видимому, сильное орудие возвышения великих княжеств в виде необходимой организации было в известной степени подготовлено самими врагами Руси - монголо-татарами, создавшими систему "выхода". Ордынская дань собиралась на Руси в единых сокровищницах, прежде чем перейти в руки золотоордынских ханов. Победа над монголо-татарами передала великим князьям не только полноту власти, но и развитую налоговую систему, пользуясь которой великие князья стали контролерами и распорядителями громадных доходов, поступавших в их сокровищницы.

Только создание такой организации позволило приступить к самостоятельной русской чеканке, и не случайно то обстоятельство, что первые русские монеты, открывшие собой период непрерывной чеканки, несут на себе имя Дмитрия Донского.

По существу причины безмонетного периода на Руси, который характеризуется оживлением меновой торговли, дополненной обращением денежных слитков, родственны причинам сходных явлений в Западной Европе. Только там монетная чеканка, опирающаяся на длительную традицию, не заглохла совершенно, хотя западноевропейские монеты XII-XIII вв. и перестали быть пригодными за пределами выпускавшего их феода. На Руси, где таких традиций не сложилось, а обращение в предшествующий период использовало уже готовую иноземную монету, исчезновение последней повлекло за собой поиски иных форм мелкого обращения.

Русские денежные слитки: 1 - киевский шестиугольник, 2 - новгородский длинный ('гривна серебра'), 3 - новгородский короткий ('рубль'), 4 - клейменная полтина. Техника чеканки русских монет: 5-7 - следы чеканки на проволоке, 8 - серия тверских монет XV в. с изображением денежного мастера. (ГИМ, отдел нумизматики).

Московские монеты XIV-XV вв.: 1-6 - Москва. Дмитрий Донской (до 1389 г.), 7-9 - Москва. Висилий Дмитриевич (1389-1425 гг.), 10-15 - Москва. Василий Темный (1425-1462 гг.), 16 - 19 - Москва. Иван III (1462-1505 гг.), 20 - 22 - Галич. Юрий Дмитриевич (1389-1434 гг.), 23 - 26 - Москва и Галич. Юрий Дмитриевич (1433- 1434 гг.), 27-29 - Галич. Дмитрий Шемяка (1434-1453 гг.), 30 - Серпухов. Владимир Андреевич (до 1410 г.). (ГИМ, отдел нумизматики).

Монеты русских княжеств XIV-XV вв.: 1-2 - Ростов. Князья Александр и Михаил (рубеж XIV-XV вв.), 3-4 - Суздальско-Нижегородское княжество. Дмитрий Константинович (до 1383 г.), 5-6 - Рязань (конец XIV - начало XV в.), 7 - Рязань. Иван Федорович (около 1427-1456 гг.), 8-9 - Тверь. Иван Михайлович (1399-1425 гг.), 10-11 - Тверь. Борис Александрович (1425-1461 гг.), 12 - Кашинский пул (XV в.), 13 - Микулинский пул (XV в.), 14-17 - Великий Новгород (1420-1478 гг.). 18-21 - Псков (1425-1510 гг.). (ГИМ, отдел нумизматики).

В археологических и нумизматических работах часто можно прочесть, что монеты в безмонетный период заменялись денежными слитками. Это правильно лишь отчасти. Действительно, безмонетный период был временем широкого обращения серебряных слитков, остававшихся единственной формой серебряного обращения вообще. Однако слитки вовсе не заменяли монет на рынке. Слитки были представителями крупного обращения. По самому своему характеру они приспособлены лишь для крупных расчетов и платежей. В слитковом исчислении накладывались контрибуции и делались денежные вклады в монастыри, слитки использовались при покупке больших земельных участков и других крупных имуществ. Но они не способны были участвовать в мелкой розничной торговле, и на городском торгу слиток мог быть только редчайшим гостем. Между монетой и слитком существует четкое разграничение обязанностей. Они обращаются в сферах соприкасающихся, но не совпадающих друг с другом.

Чем же была заменена монета? Этот вопрос на протяжении полутораста лет является одним из основных вопросов русской нумизматики и, по-видимому, никогда не будет разрешен во всех его деталях. Тем не менее общее, принципиальное решение его возможно. Нет никакого сомнения в том, что роль мелких и мельчайших средств обращения в безмонетный период выполнялась товароденьгами, то есть такими товарами, которые на пути от производителя к потребителю могли принимать на себя временные функции денег. Археология не знает ни одной категории находок этого времени, за которой можно было бы признать исключительную роль денег, однако она знает целый ряд распространенных в древней Руси предметов, которые встречаются постоянно и в количествах, намного превышающих обычные потребности в них.

К числу таких предметов относятся, в первую очередь, различные виды женских украшений и шиферные пряслица. На Руси пряслица производились только в одном районе, изобилующем залежами розового шифера, - в районе Овруча на Волыни, и оттуда в громадном количестве расходились по всей славянской Восточной Европе. Пряслица были необходимым орудием прядильного производства, поэтому постоянное их присутствие в любом древнерусском археологическом комплексе усадьбы или жилища закономерно. Однако их количество действительно необычно. Так, в Новгороде при раскопках 1951-1962 гг. в слоях XI - первой половины XIII в. было зафиксировано свыше 2000 шиферных пряслиц (См. Б. А. Колчин. К итогам работ Новгородской археологической экспедиции (1951-1962 гг.). КСИА, вып. 99. М., 1964, стр. 6.), тогда как в позднейших слоях второй половины XIII-XV вв. глиняных, каменных и свинцовых пряслиц обнаружено лишь около 300. Приняв во внимание, что никакого регресса прядильное и ткацкое производства в XIII в. не обнаруживают, мы должны будем усматривать для шиферных пряслиц какие-то дополнительные функции.

Подобные наблюдения могут быть проделаны и над стеклянными браслетами, и над некоторыми видами бус, которые в XI в. не раз встречаются в кладах вместе с монетами (См. В. Л. Янин. УК. соч., стр. 187 и сл.).

Человек с гривнами в руке. Миниатюра конца XIII - начала XIV в. Деталь. (И. Г. Спасский. Русская монетная система. Историко-нумизматический сборник, изд. 3-е доп. Л., Изд-во Гос. Эрмитажа, 1962, стр. 52).

Берестяная грамота XIII в. из раскопок 1952 г. в Новгороде. Прорись.

Отыскивая во всех этих предметах то общее, что позволило использовать их в качестве временных денег, мы обнаружим, что все они отличаются, во-первых, безусловной стандартностью, неизменной стоимостью, которая должна была оставаться постоянной на значительных территориях и на протяжении длительного времени; во-вторых, своей сохраняемостью, которая ставит их цену вне зависимости от продолжительности обращения; в-третьих, их значительной дешевизной, позволяющей использовать эти предметы в роли мельчайших средств обращения.

Из этого, однако, не следует, что названные предметы были всеобщими деньгами на территории всей Восточной Европы в безмонетный период. Широкой популярностью в литературе пользуется так называемая "меховая теория", согласно которой деньгами безмонетного периода была пушнина, обращение которой засвидетельствовано сообщениями иноземцев, а также миниатюрами и некоторыми памятниками станковой живописи (См. В. К. Трутовский. Русские меховые ценности и техника чеканки монет на миниатюрах XVI века. "Нумизматический сборник", т. I. M., 1911; его же. Новые первоисточники для истории ценностей допетровской России - художественные. ТОА РАНИОН, вып. 1. М., 1926.). Пушнина, несомненно, могла выполнять функции денег в промысловых районах и на крупных международных рынках, вроде Новгорода и Смоленска, где ей был обеспечен постоянный спрос со стороны иноземцев. Письменные источники фиксируют бытование меховых денег, построенных в своеобразную систему, даже в XV в. (например, в двинских грамотах), а пережитки такого же обращения могут быть отмечены в этнографически засвидетельствованных системах денежного счета коми и удмуртов (См. Г. Старцев. Древний зырянский денежный счет. "Этнограф-исследователь", № 1. Л., 1927; Д. А. Тимушев. О старом денежном счете коми и истории денежного термина "ур". "Труды Коми ФАН СССР", № 2. Сыктывкар, 1954.).

Более сложен вопрос о возможности возникновения в безмонетный период денежных систем кредитного характера. Этот вопрос постоянно решался в положительном смысле сторонниками так называемой "теории кожаных денег". Согласно этой теории, роль монеты в XII-XIV вв. выполнялась чисто условными знаками, не имеющими какой-либо потребительной стоимости, кожаными "жеребьями". Сторонники упомянутой теории стремились объявить "кожаные ассигнации" единственными и всеобщими деньгами безмонетного периода, но они основывались на весьма недостоверных сообщениях иноземцев и на подлинных кожаных жеребьях, относившихся, однако, лишь к Петровскому времени (См. И. Г. Спасский. Из истории древнерусского товароведения. КСИИМК, вып. LXII. М., 1956.). Несколько лет назад в научный оборот был введен новый важнейший источник "Путешествие Абу-Хамида в землю Саклаб", относящийся к XII в., в котором обращение "кожаных денег" описано с интереснейшими подробностями, подтверждаемыми археологически. Абу-Хамид сообщает следующее: "Между собой они производят операции на старые шкуры белок, на которых нет шерсти, в которых нет никакой (другой) пользы и которые ни на что решительно не годятся. И когда это шкуры головы белки и ее двух лап, то (эти шкуры) правильны. И каждые 18 шкурок в счете их идут за один дирхем. Они их укрепляют в пачку и называют джукн (?). За каждую шкурку из этих шкур дают краюху отличного хлеба, которая достаточна для сильного человека. На них же покупается все, как то: рабыни, отроки, золото, серебро, бобры (кундиз, куницы?) и другие товары. А если бы эти шкуры были в какой (другой) стране, то за тысячу их вьюков не купить бы одного зерна и не были бы они годны решительно ни на что. А когда (шкурки) испортятся в их домах, они везут их в полувьюках, в разрезанном виде, направляясь к некоему известному рынку, где есть люди, а перед ними ремесленники. Они передают им шкурки, и ремесленники приводят их в порядок на крепких веревках, каждые 18 шкурок в одну пачку. Сбоку веревки приделывается кусок черного свинца с изображением царя (царства, государства?). За каждую печать берут по шкурке из этих шкурок пока не припечатают всех. И никто не может отвергнуть их. На них продают и покупают" (Отрывок приведен в непубликовавшемся переводе В. Ф. Минорского. Пользуюсь возможностью сердечно поблагодарить В. Ф. Минорского за предоставление этого перевода. Ср. с переводом Ю. А. Анциса: А. Л. Монгайт. Абу Хамид ал-Гарнати и его путешествие в Русские земли 1150-1153 гг. ИСССР 1959, № 1, стр. 176-177.).

Это свидетельство подтверждает существование на Руси кредитных денег, бытовавших в области мельчайших расчетов. Оно содержит исключительно детальные подробности, хорошо подтверждаемые. Прежде всего, благодаря приведенному сообщению удается окончательно разрешить вопрос о загадочном назначении так называемых пломб дрогичинского типа - маленьких свинцовых печатей неправильной формы с изображением княжеских знаков и других тамг. В настоящее время известно много тысяч экземпляров таких пломб; они происходят из Дрогичина Надбужского, где найдено подавляющее большинство этих предметов, а также из Новгорода, Смоленска, Полоцка, Киева, Рязани, Княжей Горы. Возможно, что в дальнейшем их ареал несколько сузится, так как в число пломб дрогичинского типа иногда неосновательно относят некоторые актовые печати XII в., однако в общем приведенные сведения о местонахождении пломб правильны. За дрогичинскими пломбами чаще всего признавали памятник древней торговли, но видели в них обычно таможенный знак. Оказывается, что они имели непосредственное отношение к денежному обращению. Достоверность сведений Абу-Хамида подтверждается и метрологическими подробностями его сообщения. Называя белку, он мог иметь в виду лишь веверицу или векшу, которая в XII в. исчислялась в серебре как 0,16 г (См. В. Л. Янин. УК. соч., стр. 160.) (веверица составляет шестую часть куны, а куна с XI в. приравнялась пятидесятой части гривны в 49,05 г, то есть сама весила 0,98 г). 18 вевериц составляют 2,84 г, а 17 (если учесть плату "ремесленникам") - 2,78 г. И та, и другая величина достаточно близки норме дирхема последнего периода его обращения в Восточной Европе.

Тем не менее сообщение Абу-Хамида ни в коей мере не позволяет признать за описанным им обычаем всеобщее значение для всей территории Руси безмонетного периода. Дрогичинские пломбы известны лишь в некоторых пунктах древней Руси. Кредит в рассматриваемый период также мог иметь лишь очень ограниченный как территориально, так и во времени характер; поэтому обращение условных кожаных денег следует рассматривать как одну из форм безмонетного обращения Руси наряду с такими формами, как обращение ремесленных товаро-денег и денег-мехов.

Само многообразие форм денежного обращения в древней Руси XII-XIV вв. весьма значительно и позволяет уяснить характер постоянных изменений денежных систем, развивающихся и дробящихся. В связи с этим нужно остановиться на одном чрезвычайно важном явлении, без которого невозможно понять механизм развития русских денежных систем.

В безмонетный период серебряное обращение сохранялось лишь в форме обращения денежных слитков. Отказ от монеты в начале XII в. застает бытование на Руси только двух видов слитков, хождение которых замкнуто в территориальные рамки. Так называемый северный слиток, имеющий форму палочки и известный в письменных источниках под наименованием "гривна серебра", обслуживал денежное обращение Новгородской земли, междуречья Оки и Волги, Курской земли и в какой-то степени собственно Черниговщины. Этот слиток имеет постоянный (вплоть до конца XIII в.) вес, теоретически равный 206 г серебра, а практически - в результате неизбежного угара серебра при плавке - весит в среднем 196,2 г.

Другой вид слитка, так называемая "русская литра" шестиугольной формы, весит около 162 г, но его теоретический вес с учетом угара серебра 170,1 г. Мысль о необходимости учитывать угар при исчислении веса шестиугольного слитка была впервые высказана Э. И. Кучеренко (См. Э. И. Кучеренко. К вопросу о русской метрологии. "Итоговая научная конференция Казанского гос. университета им. В. И. Ульянова-Ленина за 1963 г. (краткое содержание докладов). Секции: исторических наук, русского языка и литературы, татарского языка и литературы". Изд-во КГУ, Казань, 1964, стр. 4.). Этот слиток обслуживал денежное обращение южных и западных русских земель, включая Киевщину, Черниговщину, Волынь и Смоленщину. Такое областное разделение было полностью уничтожено монгольским нашествием. Последние по времени зарытая находки южных шестиугольных слитков зафиксированы в кладах, схоронение которых было вызвано нашествием монголо-татар. В дальнейшем следов сохранения особой южной системы не прослеживается ни в письменных, ни в вещественных памятниках. Существование на Руси двух денежно-весовых систем в момент монгольского нашествия нашло продолжение в истории джучидских монетных систем. Чеканка в Болгаре началась в XIII в. на основе "гривны серебра", а в Крыму - на основе "русской литры" (Г. А. Федоров-Давыдов. Основные закономерности развития денежно-весовых норм в Золотой Орде. "Археографический ежегодник за 1957 г.". М., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 9.). Напротив, во второй половине XIII в. на все южные области распространяется слиток северного веса, и когда Ипатьевская летопись рассказывает, что князь Владимир Василькович Волынский в 1288 г. "блюда великаа сребрянаа и кубькы золотые и серебряные сам перед своима очима поби и полья в гривны" (ПСРЛ, изд. 2-е, т. II, стб. 914.), она имеет в виду именно "гривны серебра".

Таким образом, во второй половине XIII в. Русь не знает других видов слитка, кроме слитка северного веса, "гривны серебра" полуфунтовой нормы, который оказывается общим для всей Руси и служит обобщением денежных систем и в Москве, и в Рязани, и в Новгороде, и в Пскове, и в Твери, и на Киевщине, и в Смоленске.

Однако существование на всей территории Руси единого по весу и форме слитка не привело к созданию повсеместно однообразной денежной системы. Когда во второй половине XIV в. русские княжества приступили к чеканке собственной монеты, исходные нормы чеканки были в них непохожи; они возникали каждая на своей, личной областной основе. Это значит, что пестрота областных систем безмонетного периода возникла и развивалась за счет особенностей систем денежного счета, то есть благодаря серьезным отличиям в наборе и характере мелких денежных знаков в каждой области. Если повсеместно были сходны высшие единицы систем, роль которых выполняла "гривна серебра", то составлявшие ее куны, ногаты, веверицы были в каждой области свои, и их величина определялась особенностями того набора товаро-денег, который был свойствен каждой области.

Это наблюдение позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, древней Руси действительно было присуще многообразие форм денежного обращения. Во-вторых, все русские областные системы, несмотря на их отличия, имели общий родственный элемент в виде единообразного для всех областей денежного слитка северного веса.

Говоря о развивающемся процессе дробления областных денежных систем в эпоху феодальной раздробленности, мы должны также помнить и об их родстве, о том, что они растут из одного корня, благодаря которому они не могли утратить на протяжении всего безмонетного периода своей взаимосвязи.

История областных денежных систем безмонетного периода может быть реконструирована путем сравнения исходной для позднейших областных монетных систем гривенной системы "Русской Правды" XII в. с самими этими системами. Такое сравнение способно обнаружить основные тенденции развития денежных единиц в каждом отдельно взятом случае. Однако, разумеется, оно было бы попросту невозможным, если бы мы не располагали хотя бы отрывочными сведениями относительно некоторых единиц и структурных соотношений безмонетного периода. В последние годы ценнейшие материалы были доставлены открытием берестяных грамот, которые и для нумизматики оказались таким же благодарным источником, каким они признаны для других разделов истории русского средневековья.

Историков русского денежного обращения привлекают обстоятельства развития двух денежных систем - московской (низовской) и новгородской. И этот интерес оправдан, потому что именно московская и новгородская денежные системы своим слиянием во второй половине XV в. положили начало существованию той национальной русской денежной системы, которой мы пользуемся до сегодняшнего дня.

Несмотря на то, что низовская денежная система на протяжении безмонетного периода почти не находила отражения в письменных источниках, ее реконструкция сравнительно проста, поскольку в момент введения московской чеканки она еще сохраняет большую близость с системой "Русской Правды". Денежная система по "Русской Правде" выглядела следующим образом:

гривна серебра = 4 гривнам кун = 80 ногатам = 200 кунам = 196,2 г,

гривна кун = 20 ногатам = 50 кунам = 49,05 г,

ногата = 2,5 кунам = 2,45 г,

куна = 0,98 г.

Древнейшие московские денги, помеченные именем Дмитрия Донского, имеют вес около 1 г и, таким образом, находят полное метрологическое соответствие древней куне. Однако в XIII-XIV вв. термин "куна" не употреблялся уже для обозначения той единицы системы, которая с началом чеканки нашла воплощение в серебряной денге. Указанный термин был вытеснен другим - морткой. В этом убеждает сравнение параллельных мест двух разновременных договоров, написанных по одному формуляру:

Договор 1396 г.

А на старых ти мытех имати с воза по мортке обеушнои, а костки с человека мортка...

А с лодии пошлин с доски по два алтына всех пошлин, а боле того пошлины нет, а з струга алтын всех пошлин. А тамгы и осминичего от рубля алтын... (ДДГ, стр. 42, № 15.).

Договор 1484 - 1485 гг.

А на старых мытех имати пошлина с воза денга, а косток с человека денга ж...

А с лодьи пошлина с доски по два алтына, а болши того пошлин нет. А с струга алтын всех пошлин. А тамги и восминичего от рубля алтын... (ДДГ, стр.298, 300, № 79.).

Сравнение показывает, что при неизменных ставках пошлин денга становится на место мортки.

Древнейшее упоминание мортки отмечено в новгородской берестяной грамоте № 108, которая стратиграфически датируется 1197-1224 гг.: "...у суме две гривене корстыкохо мородоко" (А. В. Арциховскиий В.И.Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1953-1954 гг.). М., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 37-38.), по этому преобразование куны в мортку нужно относить еще к домонгольскому периоду, датируя его не позднее начала XIII в.

Другим важнейшим элементом сходства старой системы "Русской Правды" и первоначальной монетной системы Москвы должно быть признано сохранение неизменной основной единицы. Всем историкам хорошо известно неменявшееся с течением столетий соответствие 200 московских денег рублю. Однако 200 московских денег первых эмиссий Дмитрия Донского составляют сумму серебра весом в 196,2 г, что абсолютно точно соответствует древней "гривне серебра".

Существенное изменение в низовской системе на протяжении безмонетного периода претерпела гривна кун. Во времена "Русской Правды" она составляла четверть "гривны серебра", тогда как для московского рубля традиционным является его соответствие 10 гривнам, практически сохранившееся до наших дней. Известное основание для вывода о том, что изменение первоначального взаимоотношения "гривны серебра" с "гривной кун" или "с гривной мордок" произошло уже в XIII в., дает еще одна новгородская берестяная грамота, дошедшая до нас в нескольких обрывках (№ 215-218). В ней несколько раз названы "гривны по 10 резан" (А. В. Арциховскиий В. И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956-1957 гг.). М., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 36-39. Грамота стратиграфически датируется 1268-1281 гг.). Ниже мы постараемся показать, что отмеченное здесь соотношение 1:10 чуждо новгородской системе; это и заставляет заподозрить в загадочной "гривне из 10 резан" низовскую единицу. Сведение вместе всех показаний источников дает возможность реконструировать низовскую систему XIII-XIV вв. следующим образом:

гривна серебра (рубль) = 10 гривнам = 100 резанам = 200 морткам = 196,2 г ,

гривна = 10 резанам = 20 морткам = 19, 26 г,

резана = 2 морткам = 1, 96 г,

мортка = 0,98 г.

Одной из наиболее существенных особенностей взаимосвязи позднейшей московской монетной системы и древней денежной системы "Русской Правды" можно назвать сохранение счета на 5. Значение этого обстоятельства мы особенно оценим, перейдя к истории новгородской денежной системы в XIII-XIV вв.

Если восхождение московской монетной системы к системе "Русской Правды" заметно при простейшем сопоставлении их структур, то новгородская монетная система XV в., на первый взгляд, кажется абсолютно не имеющей ничего общего с денежными единицами XII в. Новгородский рубль XV в. состоит из 216 денег; в новгородской гривне 14 денег; в рубле не укладывается целое число гривен, сверх 15 гривен остается излишек в 6 денег. Рассматривая структуру новгородской гривны, мы заметим, что в ее основе лежит счет на 7, не находящий аналогий в других русских системах. Умножая вес новгородской денги XV в. (0,79 г) на 216, чтобы установить величину рубля, мы и здесь получим единицу в 170,1 г, не совпадающую с величиной старой "гривны серебра", но поразительно напоминающую "русскую литру". Вместе с тем не подлежит никакому сомнению тот факт, что новгородское денежное обращение было воспитано на употреблении "гривны серебра" весом в 196,2 г. Два вопроса необходимо решить, прежде чем пытаться улавливать связи между этой последней и единицами новгородской системы XV в.: время появления в Новгороде рубля в 170,1 г и время перестройки новгородской системы на основе 7-ричного счета.

Ответить на первый вопрос было бы, по меньшей мере, затруднительно, если бы не одно замечательное открытие последних лет. Изучая денежные слитки северного веса, М. П. Сотникова обнаружила, что при изготовлении большинства из них был применен своеобразный прием двойного литья. Серебро дважды заливалось в форму. Сначала ее заполняли основной массой расплавленного металла, а затем дополняли небольшой дозой доливки. Внешним признаком этого приема является шов, иногда заметный хорошо, а иногда почти не различимый. Смысл такого двойного литья заключался в том, что литье в первом и во втором случаях производилось серебром разного качества. Основная масса слитка отливалась из низкопробного серебра, и только доливка была высококачественной. При пересчете на обычное в денежном деле высокопробное серебро выясняется, что такой слиток, сохраняя в целом свой неизменный вес в 196 г, в действительности соответствовал приблизительно 170 г хорошего серебра (17 См. М. П. Сотникова. Из истории обращения русских серебряных платежных слитков в XIV-XV вв. (дело Федора Жеребца, 1447 г.). СА, 1957, №3.). Нет сомнения в том, что слиток двойного литья и был новгородским рублем: летопись сообщает, что рубли в Новгороде отливались до 1448 г., то есть когда рядом с ними чеканилась монета, однако источники этого времени, говоря о рубле, не отличают рубль-слиток от монетного рубля.

Клады денежных слитков, как правило, бывает трудно датировать: они редко содержат в своем составе сопровождающий материал. Однако о времени возникновения двойного литья возможно высказать достаточно обоснованное предположение. Как уже отмечено, характерный для этих слитков шов не всегда различим на их поверхности, значит, они опознавались иначе. В нумизматической литературе давно уже установилась хронологическая классификация слитков северного веса. Они разделяются только на две группы. Длинные (14-20 см) бруски встречаются в кладах XII-XIII вв. Короткие (10-14 см) слитки с горбатой спинкой датируются XIV - первой половиной XV в. Все многочисленные случаи обнаружения слитков двойного литья были только в группе коротких слитков с горбатой спинкой, причем наиболее ранние достоверно датированные находки отлитых в два приема слитков относятся уже к середине XIV в.

Думается, что в действительности все короткие слитки были отлиты в два приема, иначе останется непонятным резкое изменение формы северного слитка на рубеже XIII-XIV вв. Допустив, что двойное литье появилось не в начале, а скажем, в середине XIV в., мы остановимся перед недоуменным вопросом, каким же образом в группе коротких слитков отличали хорошие ранние от низкопробных поздних, если форма у них оставалась неизменной. Предположительный вывод о том, что новгородский рубль в 170,1 г появляется на рубеже XIII-XIV вв., подтверждается столь же резким, как смена формы слитка, изменением денежной терминологии. На протяжении всего XIII в. самая крупная единица новгородской денежной системы по-старому называется "гривной серебра". В последний раз это словоупотребление отмечено в документе 1316 г. Однако уже в конце XIII в. впервые появляется новый термин "рубль" и его постоянный спутник полтина; с этого времени рубль безраздельно возглавляет новгородскую систему. Древнейший случай употребления термина "рубль" отмечен в берестяной грамоте № 65, стратиграфически датируемой 1281-1299 гг. (См. А. В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.). М., Изд-во АН СССР, 1954, стр. 65-66.).

Таким образом, "рубль" - это с самого начала обозначение новой, отличной от "гривны серебра", величины слитка, только по весу совпадающего с "гривной серебра".

Исследование возникновения в новгородской денежной системе счета на 7 также облегчено интересным открытием последних лет. Недавно А. Л. Хорошкевич обратила внимание на изданную еще в прошлом веке, но не замеченную нумизматами и с тех пор прочно забытую запись 1399 г. в торговых книгах Тевтонского ордена. Эта запись исключительно важна для понимания самых существенных особенностей в структуре новгородской денежной системы безмонетного периода, так как она эту систему подробно излагает: "Также в Великом Новгороде 13 маркштейнов составляют 1 штюкке, и 28 мартхоупте составляют 1 маркштейн. Также вес штюкке больше в Новгороде, чем в Ливонии во всех городах" (А. Л. Хорошкевич. Иностранное свидетельство 1399 г. о новгородской денежной системе. "Историко-археологический сборник". Изд-во МГУ, 1962, стр. 303.).

А. Л. Хорошкевич справедливо признает искажением бессмысленное написание "маркштейн" и восстанавливает первоначально правильное "марк шин" - так постоянно переводили на немецкий язык русский денежный термин "гривна кун". "Штюкке" также хорошо известный термин; им обозначали денежный слиток, в данном случае - рубль. "Мартхоупте" - дословный перевод понятия "кунья головка", "куна". Таким образом, по записи 1399 г. новгородская денежная система предстает в следующем виде:

рубль = 13 гривнам кун;

гривна кун = 28 кунам.

Не останавливаясь на всесторонней оценке сообщенных в записи фактов, отметим один, наиболее важный для нас: в конце XIV в. структурные соотношения внутри новгородской гривны построены уже на основе счета на 7.

Новое и самое решительное углубление этой счетной основы в древность дают берестяные грамоты. В 1962 г. в слое, датируемом 1281-1313 гг., была найдена еще неизданная грамота № 410 со следующим текстом: "...у Митрощь 2 гривнь намо. У Домитра 2 гривнь намо. У ...Омана у смьрда полуторе гривнь по 7 ногато намь. У Го... шьоси 10 бьло и 2 гривнь куно. У Козьла 5 бело и пологривнь намо. У Колокы 5 куно и гривна намо".

Документ фиксирует существование на рубеже XIII-XIV вв. неизвестной другим источникам "гривны по 7 ногат", то есть также построенной на 7-ричной счетной основе. Других столь же прямых указаний на "гривну по 7 ногат" нет, однако грамота № 410 дает толкование ряду загадочных прежде упоминаний так называемой "гривны из ногат" или "гривны рюгатами".

"Гривна из ногат" названа в грамоте № 392, датируемой стратиграфически 1299-1313 гг. (См. А. В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1958-1961 гг.). М., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 95-96.). "Гривны ногатами" названы в берестяной грамоте № 227, происходящей из слоев 1197-1224 гг. (См. А. В. Арциховский и В. И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956-1957 гг.), стр. 49-51.). Как бы перекликаясь с этим очень ранним свидетельством, marca nogatorum упомянута в хронике Генриха Латышского под 1209 г. (См. И. И. Толстой. Русская допетровская нумизматика, вып. 2. Монеты Псковские. СПб., 1886, стр. 4.).

На устойчивое существование 7-ричной основы денежного счета в Новгороде XIII в. указывают также берестяные грамоты, в которых названа никогда раньше не встречавшаяся денежная единица - "семница", этимологически связанная с корнем "семь". Этот термин обнаружен в грамотах № 218, 349, 355. Первые две грамоты найдены в слоях, датируемых 1268-1281 гг., третья не имеет стратиграфической даты (См. А. В. Арциховский и В. И. Борковский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1956-1957 гг.), стр. 38-39; А. В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1958-1961 гг.) стр. 38 47-49.).

Все эти наблюдения позволяют говорить об очень раннем преобразовании структуры новгородской системы. Счет на 7 утверждается в ней задолго до появления рубля, не позднее рубежа XII-XIII вв.

Отметим еще одно важное обстоятельство. Термин "ногата" встречается в новгородских документах только до начала XIV в. Однако, зная о том, что ногата в XIII в. составляла седьмую часть гривны, можно установить, какой термин приходит ей на смену. Документы XIV-XV вв. неоднократно упоминают денежную единицу "белу", приравнивая ее 2 денгам (ЗРГО, кн. VIII.). Поскольку в новгородской гривне было 14 денег, бела и оказывается соответствующей седьмой части гривны, что позволяет поставить знак равенства между нею и старой "ногатой". Действительно, обращение к новгородским пергаменным и берестяным грамотам обнаруживает, что этот новый термин, появившийся впервые во второй половине XIII в. (См. А. В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1952 г.), стр. 55-56, № 52; его же. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1958-1961 гг.), стр. 39-40, № 351. Стратиграфическая дата этих двух грамот - 1268-1281 гг.), широко бытует в конце безмонетного периода.

По данным сообщения 1399 г. можно реконструировать новгородскую денежную систему XIV в., возглавленную рублем:

рубль - 13 гривнам = 91 беле = 364 кунам = 170,1 г серебра,

гривна = 7 белам = 28 кунам = 13,08 г серебра,

бела = 4 кунам = 1,87 г серебра,

куна = 0,467 г серебра.

Очевидно, эта реконструированная система не могла сложиться ранее конца XIII в. Именно тогда впервые появляются в источниках такие ее важные терминологические компоненты, как рубль и бела. Однако, отталкиваясь от приведенной реконструкции, можно составить вполне четкое представление о том, как выглядела более ранняя новгородская денежная система XIII в. Руководящее значение здесь имеют установленное выше равенство белы ногате (Правильность расчета величины ногаты и подтверждение ее равенства беле могут быть обоснованы показаниями Ливонской хроники Германа Вартберга. Под 1362 г. в ней излагается жалоба рижских купцов на дерптского епископа, что в Дерпте им засчитывают ногату за 6 пфеннигов, покупая у них товар, а продавая им товар, ту же ногату считают за 7 пфеннигов. Епископ обещал устроить так, чтобы любский пфенниг и в Дерпте считался за одну шестую ногаты, "как повсюду в Ливонии". Предпринятое И. И. Толстым изучение норм любских пфеннигов обнаружило, что 7 пфеннигов в нормах 1346-1353 гг. содержали чистого серебра около 1,9 г, тогда как близкое количество серебра содержали 6 пфеннигов предшествующих десятилетий. См. И. И. Толстой. УК. соч.,), соответствие гривны семи ногатам и существование во главе системы длинного денежного слитка - высокопробной "гривны серебра" весом 196,2 г.

Сравнение "малой" новгородской гривны в 13,08 г с "гривной серебра" обнаруживает, что в последней содержалось ровно 15 "малых" гривен (13,08 г×15 = 196,2 г). Такое соподчинение двух основных единиц системы не известно источникам, однако оно может быть подтверждено существованием местных вариантов этого соотношения. В известной статье "А се бещестие", дополнительной к "Русской Правде", зафиксировано хронологически неприуроченное равенство "гривны серебра" 7,5 гривнам кун: "а за гривну сребра полъ осме гривне" (НПЛ, стр. 498.). Псковская полтина в 1407 г. равнялась 15 гривнам кун (ПЛ, вып. II, стр. 34, 116.).

Реконструкция новгородской денежной системы XIII в. на основе изложенных данных приводит к следующим результатам:

гривна серебра = 15 гривнам = 105 ногатам = 420 кунам = 196,2 г,

гривна = 7 ногатам = 28 кунам = 13,08 г,

ногата = 4 кунам = 1,87 г,

куна = 0,467 г.

Мы проследили несомненное существование этой системы, по крайней мере, с начала XIII в., когда в источниках начинает упоминаться "гривна из ногат". В то же время появление в источниках "мордки", отмеченное впервые в тексте начала XIII в., говорит о существовании особой низовской системы уже в этот ранний период. Здесь уместно поставить вопрос о метрологических основах разделения новгородской и низовской систем. В самом деле, почему при абсолютном равенстве возглавляющих эти системы единиц (196,2 г) одна из систем сохраняет кратность "гривны серебра" 100 мелким единицам, а другая кладет в основу организации системы кратность "гривны серебра" 105 единицам?

Нам представляется, что это разделение возникло в результате перенесения в область денежного обращения тех расчетов, которые возникали в производственной сфере при литье денежных слитков. В самом деле, если сравнить теоретический вес "гривны серебра" (206 г) с реальным весом слитка, сохраняющего это название (196,2 г) (Любопытное подтверждение правильности определения практического веса "гривны серебра" в 196,2 г может быть извлечено из записей в счетоводных книгах Тевтонского ордена 1402-1404 гг.: "...четыре шиффунта воска в городе Великом Новгороде составляют в стране (то есть на территории Пруссии. - В. Я.) пять шиффунтов плюс шесть Марковых фунтов ... в Великом Новгороде 24 лисфунта составляют один шиффунт, а 20 Марковых фунтов составляют там один лисфунт" (С. Sa1t1r. Handelsrechnungen des Deutschen Ordens. Leipzig, 1887, S. 173 f). Таким образом, пяти прусским шиффунтам и шести прусским маркам в Новгороде равнялись 1920 "Марковых фунтов". Между тем при равенстве прусского шиффунта 400 прусским маркам (Я. К. 3емзарис. Метрология Латвии в период феодальной раздробленности и развитого феодализма (XIII-XIV вв.). "Проблемы источниковедения", вып. 4. М., 1955, стр. 213) 1920 новгородских "Марковых фунтов" приравниваются 2006 прусским фунтам. Понимая под новгородским "Марковым фунтом" величину в 196.2 г, можно рассчитать и величину прусского фунта, которая окажется равной 187,8 г. Именно такую или во всяком случае чрезвычайно близкую ей величину (187,5 г) установил для прусской марки М. П. Лесников, основываясь на ее сравнении с тройской маркой (М. П. Лесников. Торговые сношения Великого Новгорода с Тевтонским орденом в конце XIV и начале XV вв. ИЗ, т. 39. М., 1952, стр. 262-263). Останавливаемся на этом вопросе потому, что величина "гривны серебра" до сих пор определялась только суммарно в 196-198 г.), можно легко установить, что названные величины относятся друг к другу, как 105 к 100. Каким же образом возникла разница между теоретическим и реальным весом "гривны серебра"?

Для ее отливки брали 100 частей измельченного серебра (монет или серебряного лома) общим весом в 206 г. Такова была величина "гривны серебра" в XI в., когда слитков еще не отливали. Однако в ходе плавки происходят неизбежные потери металла, так называемый угар, дающие двоякий результат. Во-первых, серебро очищается от неценных примесей (меди или свинца), сгорающих более интенсивно, чем само серебро; его качество, следовательно, несколько улучшается. Во-вторых, при плавке сгорает и некоторое количество собственно серебра, и, следовательно, его количество в готовом слитке оказывается меньшим, нежели в исходном сырье. На начальном этапе литья слитков в качестве сырья использовались высокопробные денарии, качество которых практически не уступает качеству отлитых из них слитков; значит, в этот период литью слитков сопутствовали неизбежные и вполне заметные потери серебра. Уменьшение веса денежной единицы практически не компенсировалось улучшением качества металла. Отсюда проистекает бросающийся в глаза парадокс: два в действительности неравных количества ценного металла признаются равными. 100 частей серебра, которые в совокупности показывают вес в 206 г, оказываются одноценными со слитком весом около 196 г, хотя качество металла там и здесь практически одинаково. Отсюда должно возникать неизбежное стремление: при сравнении веса слитка с исходным теоретическим весом считать в последнем большее количество единиц, чем в готовом слитке.

В таком случае можно предположить, что деление гривны серебра в одном случае на 100, а в другом - на 105 единиц отражает эту разницу в подходе к решению встававшей перед метрологической теорией средневековья проблемы угара. Возникшую в XI в. на сырьевой базе денария "гривну серебра" в 206 г приравнивали в одних случаях к 100 единицам, из которых она собственно и была составлена; в других случаях ее приравнивали к 105 единицам, учитывая потери при угаре. Это различие в подходе сохранилось в безмонетный период, когда равенство 100 или 105 единицам стало прилагаться к слитку в 196,2 г, и в конечном счете легло в основу разделения денежной системы на новгородскую и низовскую.

Так мы представляем конкретную историю развития в безмонетный период двух главных русских областных денежных систем; существовали и другие областные системы, но для их реконструкции почти нет исходных данных. Источники XIII в. знают, например, особую "смоленскую ногату"; хорошо известна несомненная структурная разница между новгородской и псковской системами. Своими, отличными путями развивались денежные системы Твери, Рязани и Нижнего Новгорода. Однако исследователи пока знают лишь конечные результаты развития этих систем, запечатленные в специфических нормах чеканки монет на этих территориях.

Постепенное восстановление товарного производства в процессе борьбы с монголо-татарами, возвышение великих княжеств и городов создали во второй половине XIV в. условия для возобновления русской монетной чеканки. Связь чеканки с указанными историческими процессами определила и место этого важнейшего события. Русская чеканка началась в Москве. Первые московские монеты были анонимными, и поэтому точное определение их даты затруднительно. По-видимому, они относятся к 70-м гг. XIV в. Почти одновременно с Москвой денежная чеканка начинается в Рязани и Нижнем Новгороде. Тверь, Новгород и Псков начали производство своих монет значительно позднее - в первой четверти XV в., и это обстоятельство кажется весьма интересным.

Монетная чеканка одновременно началась на тех территориях, денежное обращение которых было связано с употреблением низовского рубля, и только на этих территориях. Есть все основания думать, что товарное обращение на этих территориях отличалось наиболее тесными связями, если начало чеканки в Москве повлекло возобновление производства монет в двух других областях. Обращение в северо-западных областях было более изолировано от московского; там, по-видимому, существовали особые условия, в силу которых перепродажа слитков в Низовские области,- а Новгород был основным центром производства слитков, - казалась более выгодной, нежели превращение их в собственную монету.

Чеканка московских монет начинается с использования старой и привычной нормы мортки в 0,98 г. Монетная система сохраняег полную преемственность от московской системы безмонетного периода; сохраняют свою величину рубль и гривна, остается ненарушенной структура системы. Тем не менее введение собственной монеты сопровождается возникновением новой терминологии. Москвичи называют свою монету не морткой, а денгой. Три денги образуют алтын.

В связи с этими терминологическими новшествами в литературе долгое время пользовалась популярностью теория о зависимости московского чекана от джучидских монетных норм. Считалось, что московская денга повторяет вес джучидского дирхема или же является производной от него. Новая терминология признавалась пришедшей из Золотой Орды вместе с монетной нормой. Мы уже видели, что ничего золотоордынского в московской денге нет. Ее корни целиком уходят в глубь собственно русской истории денежных единиц. Более того, золотоордынская практика денежного обращения не знала термина "алтын", а термин "таньга" в его золотоордынском метрологическом значении отнюдь не соответствует московской денге.

Тем не менее оба термина этимологически чужды русскому языку и какая-то связь их с денежным обращением Золотой Орды несомненна. Эти термины могли возникнуть не в Москве, на территории которой никогда не обращались джучидские монеты, а в Рязани, обращение в которой перед началом собственной чеканки широко использовало серебряную монету Золотой Орды. Как это доказано Г. А. Федоровым-Давыдовым, массовое проникновение золотоордынского дирхема в Рязанское княжество начинается в 60-х гг. XIV в. и его поток образован смесью чеканенных в Поволжье дирхемов весом в 1,59 г и дирхемов Азака весом в 1,36 г (См. Г. А. Федоров-Давыдов. УК. соч., стр. 7-16; его же. Клады джучидских монет. Н и Э, вып. 1. М., 1960, стр. 107-109.). Сравнение составляющих алтын трех морток (2,94 г) со средним весом двух обычных для того времени джучидских монет позволяет догадываться, что термин "алтын" был первоначально применен в Рязани для обозначения единицы, соответствующей двум татарским дирхемам. Заслуживает внимания то обстоятельство, что термин "алтын" переводится на русский язык как "шесть белок" (См. В. К. Трутовский. Алтын, его происхождение, история, эволюция ТСА РАНИОН, вып. 2. М., 1928, стр. 131-137.). Если этот перевод правилен, то возникновение термина связано со случайно возникшим совпадением веса двух джучидских дирхемов с шестью веверицами рязанской системы безмонетного периода. Допустимо предположить, что термин "денга" возник: здесь же как обозначение чеканенной монеты вообще и в этом значении распространился по всей территории Руси.

Чеканка монеты в Низовских землях началась вопреки воле золотоордынских ханов. В этом убеждает знакомство с ранними типами русских монет всех трех великих княжеств. Московские монеты начального этапа чеканки анонимны. На них помещен титул великого князя, но отсутствует его имя, оборот денги подражает джучидской монете. Имя Дмитрия Донского появляется на: московских монетах только после победы на Куликовом поле. Подобен этому при всем его своеобразии и процесс постепенного создания типа рязанской денги. Рязанский чекан начинается в. 80-х гг. XIV в., в эпоху сильнейшей зависимости князя Олега от хана Тохтамыша, и сводится к тому, что на подлинных джучидских монетах, имевших после реформы 1380 г. вес 1,42 г, а затем на подражаниях монгольским монетам денежные мастера надчеканивают свой инициал. Только после окончательного разрыва Олега с Тохтамышем и заключения союза Рязани с Москвой в конце 80-х гг. XIV в. буквенная надчеканка сменяется княжеским гербом, тамгой (См. В. Л. Янин и С. А. Янина. Начальный период рязанской монетной чеканки. "Нумизматический сборник", ч. 1. М., Госкультпросветиздат, 1955. (ТГИМ, вып. 25).). Нижегородская чеканка также начинается с изготовления анонимных подражаний монгольским монетам; имя князя появляется на них лишь в конце XIV в. (См. С. И. Чижов. Дроздовский клад русских денег времени вел. кн. Василия Дмитриевича Московского. Пг., 1922; Н. Д. Мец. Некоторые вопросы систематизации монет Суздальско-Нижегородского княжества. "Историко-археологкческий сборник". Изд-во МГУ, 1962, стр. 308-318.).

Вскоре после начала монетной чеканки Дмитрий Донской проводит в Москве реформу, несколько понизившую вес московской денги. Взвешивание именных денег Дмитрия, несущих на обороте имя хана Тохтамыша, то есть чеканенных уже в 80-х гг. XIV в., показывает, что их нормой становится вес, близкий 0,90-0,93 г. Такими же остаются и денги преемника Дмитрия его сына Василия I (1389-1425 гг.) на протяжении всей первой половины его княжения (Имп. Российский исторический музей. Описание памятников, вып. 1. Русские монеты до 1547 года. [Сост. А. Орешников]. М., 1896, стр. 88-96. И. И. Толстой. Деньги великого князя Дмитрия Ивановича Донского. СПб.. 1910.).

Смысл реформы Дмитрия Донского, как нам кажется, меньше всего заключается в извлечении тех прибылей, которые давала эксплуатация монетной регалии. Цели этой реформы можно оценить по ее результатам. В начале 80-х гг. XIV в. московская денга весом в 0,98 г оказалась в очень сложном и неудобном для расчетов взаимоотношении с денежными единицами соседних русских территорий. Новгородская бела, как установлено выше, приравнивалась 1,87 г серебра. В Рязани с начала 80-х гг. XIV в. широко распространились пореформенные дирхемы Тохтамыша, которые весили около 1,4 г.

Пореформенная денга Дмитрия Донского весом в 0,93 г вступает в совершенно иные взаимоотношения с этими единицами. Она составляет ровно половину новгородской белы. Двум дирхемам Тохтамыша точно соответствуют три пореформенные московские денги. Иными словами, алтын, равный трем московским денгам, продолжает оставаться равным двум рязанским единицам. По-видимому, в этих равенствах и заключается существо дела. Предпринятая Дмитрием Донским реформа была призвана привести московскую единицу в соответствие с денежными единицами других русских центров и облегчить тем самым торговый обмен между ними.

Норма, введенная Дмитрием, сохраняется неизменной вплоть до начала XV в. В этот период число центров монетной чеканки в Низовских землях увеличивается. Производство монет начинается в Ростове, где пользуются московской нормой, в удельных княжествах на московской территории: в Серпухове, Галиче, Можайске и Дмитрове, где также копируется вес московской денги. Весьма вероятно, что чеканка монет началась в Ярославле. В пределах Рязанского великого княжества монету кроме великих князей чеканили также удельные князья Пронские и, по-видимому, Спасские. В Нижегородском княжестве чеканка осуществлялась не только в Нижнем Новгороде, но и в Суздале.

Около 1409 г. преемник Дмитрия великий князь Василий Дмитриевич проводит в Москве новую денежную реформу. С этого времени московская денга стала весить 0,789 г, а рубль соответственно - 157,8 г. Реформа Василия I вызвала в русских денежных системах ряд важнейших изменений, сама согласованность которых является ярким свидетельством исключительно тесной взаимосвязи русских областных денежных систем.

Она, прежде всего, привела к падению веса счетной единицы - алтына, который, оставаясь равным трем московским денгам, приравнялся теперь 2,37 г серебра. Соответственно упал вес рязанской денги, которая стала равной 1,18 г серебра. Известно летописное сообщение о падении веса денги в Нижнем Новгороде. Никоновская летопись рассказывает под 1412 г.: "Того же лета меженина бысть в Новегороде в Нижнем, купили меру ржи по сороку алтын и по четыре алтыны старыми денгами" (ПСРЛ, т. XI, стр. 218.). Нижегородские денги с этого времени весят 0,53-0,63 г (См. Н. Д. Meц. Монеты великого княжества Московского середины XV века. Василий II (1425-1462 гг.). Автореф. канд. дисс. М., 1955.), что соответствует половине рязанской денги. Монеты удельных княжеств повторили изменение нормы денег своих великих княжеств.

Однако эти последствия реформы Василия Дмитриевича не идут ни в какое сравнение с явлениями, вызванными ею в Новгороде и Пскове. Если денежные системы Рязани и Нижнего Новгорода были связаны только с русским денежным обращением, то для новгородцев и псковичей не менее важными были связи с Прибалтикой. До сих пор денежные системы западных соседей Новгорода и Пскова изучены крайне недостаточно, однако они, несомненно, имели какие-то точки соприкосновения с новгородской и псковской денежными системами безмонетного периода, во всяком случае, пересчет их единиц не был сложным. Только тесными связями систем возможно объяснять характер и направление предпринятых в Новгороде и Пскове реформ, как бы противопоставленных реформе Василия Дмитриевича.

В 1409 г., по сообщению Псковской летописи, "в Пскове отложиша кунами торговати и начаша пенязми торговати" (ПЛ, вып. II, стр. 35.). Летописец разъясняет термин "пенязи" как "артуги" (ПЛ, вып. II, стр. 39 (под 1424 г.).). Под таким названием хорошо известна распространенная в Прибалтике серебряная монета. Аналогичные события происходят в 1410 г. и в Новгороде: "начаша новгородци торговати промежи собе лопьци и гроши литовьскыми и артуги немечкыми, а куны отложиша, при посадничьстве Григорья Богдановича и при тысячком Васильи Есифовиче" (НПЛ, стр. 402.). На место прежних товаро-денег в 1409-1410 гг. новгородцы и псковичи впервые вводят монету, но не свою, а западноевропейскую.

Впрочем, изоляция новгородской и псковской денежных систем от московской продолжалась очень недолго и в Новгороде закончилась в 1420 г., когда "начаша новгородци торговати денги серебряными, а артуги попродаша немцом, а торговали имы 9 лет" (НПЛ, стр. 412.). Эта исключительная кратковременность обращения в Новгороде иноземной монеты, по-видимому, и является причиной отсутствия до сих пор кладов с подобными монетами. Прибалтийские монеты иногда находят в Новгороде при раскопках, как это было в Перыни, где рижские артуги начала XV в. обнаружили в заполнении древних землянок.

Введение собственной новгородской монеты сопровождалось принятием московской нормы денги Василия Дмитриевича в 0,789 г. Этот вес имеют все новгородские денги периода независимости вплоть до 1478 г. Принятием московской нормы и объясняется всегда казавшаяся загадочной структура монетной системы Новгорода XV в. Взяв в Москве весовую норму денги, новгородцы сохранили неизменным свой рубль в 170,1 г и принципиальную структуру гривны. Напомним, что источники XV в. приравнивают белу двум денгам, а в гривне XIII в. было 7 бел; отсюда образовалось общеизвестное равенство новгородской монетной гривны 14 денгам. В рубле уложилось 216 денег московской нормы и нецелое количество гривен:

рубль = 15 гривнам + 6 денгам = 216 денгам = 170,1 г серебра,

гривна = 14 денгам = 11,04 г серебра,

денга = 0,79 г серебра.

В Пскове аналогичная реформа была проведена в 1424 г.: "Того же лета псковичи отложиша пенязми, артугы торговати, и приставиша мастеров денги ковати в чистом сребре" (ПЛ, вып. II, стр. 39.). К сожалению, не существует прямых указаний источников на то, как была организована псковская монетная система, а косвенные свидетельства, которые можно было бы почерпнуть из сравнения цен, противоречивы (См. А. С. Мельникова. Псковские монеты XV в. Н и Э. вып. 4. М., 1963, стр. 327 и сл.). Сами монеты Пскова на всем протяжении самостоятельной чеканки вплоть до 1510 г., когда Псков был присоединен к Москве, отличаются значительной выверенностью веса, который оказывается очень близким норме новгородских монет, колеблясь от 0,74 до 0,79 г. Не исключено, что монетная система Пскова не отличалась от новгородской или же была ее вариантом.

В первой четверти XV в, началась чеканка монет еще в одном значительном русском центре - в Твери. Самые ранние тверские монеты несут на себе имя великого князя Ивана Михайловича (1399-1425 гг.), но их так мало по сравнению с монетами следующих тверских князей, что можно не сомневаться в том, что введение собственной тверской монеты датируется второй половиной княжения Ивана Михайловича. Вес этих монет близок 0,62 г. И это единственный факт, которым мы располагаем для самых предварительных наблюдений над структурой тверской областной денежной системы. Однако этого факта оказывается достаточно, чтобы сделать одно очень важное наблюдение.

Мы уже видели, что после 1409 г. денежные единицы Москвы и Новгорода вступили в резкое противоречие друг с другом, ликвидированное только в 1420 г. принятием в Новгороде московской нормы для чеканки своих монет. Если тверская чеканка началась до 1420 г., то небезынтересно, к каким областям тяготела норма, принятая в Твери. Оказывается, что эта норма находится в иррациональном отношении с нормой московской денги, но очень удобна для пересчета на новгородские белы. В беле до 1420 г. считали 1,87 г серебра, и эта величина равна трем тверским денгам Ивана Михайловича.

Из этого наблюдения можно сделать два вывода. Во-первых, тверская чеканка началась до 1420 г., поскольку в указанном году величина новгородской белы изменилась с выпуском в Новгороде монет московской нормы. Во-вторых, после 1420 г. тверская монетная система неизбежно оказалась в изоляции от двух соседних областных денежных систем. С принятием в Новгороде московской нормы денги тверская денга вступила в иррациональное отношение и с московской, и с новгородской денгой.

Такое положение не могло сохраняться сколько-нибудь долгое время. И действительно, метрологическое изучение тверских монет обнаруживает, что уже к моменту вокняжения великого князя Бориса Александровича в Твери была предпринята реформа, понизившая вес денги. Все тверские денги Бориса Александровича (1425-1461 гг.) и Михаила Борисовича (1461-1486 гг.) чеканены по норме 0,59 г, которая соответствует норме нижегородской денги или половине рязанской денги.

В результате всех этих взаимосвязных видоизменений, предпринятых в разных русских областных системах, во второй половине 20-х гг. XV в. складывается весьма стройная картина рациональных и удобных взаимоотношений областных денежных единиц. В Москве, Новгороде и, по-видимому, в Пскове денга чеканилась по единой для всех трех центров московской норме в 0,79 г. В Твери и Нижнем Новгороде в основе чеканки лежала норма 0,59 г. В Рязани нормой денги был вес в 1,18 г. Эти три нормы соподчинены по схеме:

3 московские денги = 2 рязанским денгам = 4 тверским денгам.

Поскольку три московские денги составляли алтын, это взаимоотношение можно выразить и иным способом:

алтын = 3 московским денгам = 2 рязанским денгам = 4 тверским денгам = 2,367 г серебра.

Норма денги в 0,79 г оставалась в Москве неизменной вплоть до 1446 г. Ее придерживались и все удельные московские князья. В первой четверти XV в. число центров удельной чеканки еще более увеличилось. Помимо Серпухова, Можайска, Галича и Дмитрова монета выпускалась в Ярославле и Угличе. Известны также верейские монеты второй четверти XV в. В Тверском великом княжестве по норме тверской денги монету чеканили удельные князья Городенские, Кашинские и Микулинские.

Эта пестрота центров, чеканящих монету, отражала общую систему феодального устройства великих княжеств того времени, а дальнейшие судьбы удельного чекана являются прекрасной иллюстрацией к истории борьбы великих князей за полное подчинение уделов, а затем и за полную их ликвидацию.

Уже в начале правления Василия Васильевича Темного (1425-1462 гг.) в Москве предпринимается ряд мер в этом направлении. Если в конце XIV и первой четверти XV в. чеканка монет сдавалась на откуп многочисленным ремесленникам-чеканщикам, теперь в Москве создается большой и хорошо организованный денежный двор, который смог наладить более обильную чеканку монет. Денги, выпускаемые этим двором, не отличаются таким многообразием типов, как в предшествующий период. Фактически Василий II вводит в обращение стандартную монету. Другим нововведением было изменение типа удельных монет. Они также становятся стандартными, а рядом с именем удельного князя на них обязательно помещается имя Василия Васильевича. Некоторые типы удельных монет чеканятся на московском денежном дворе, а это значит, что Василию II удалось поставить такую чеканку под свой непосредственный контроль.

Деятельность Василия II по унификации московской монетной системы была прервана его междоусобной и переменчивой войной с галичским князем Дмитрием Шемякой. На первом этапе борьбы с Галичем, когда был еще жив отец Дмитрия Юрий Дмитриевич, Василию II в 1433-1434 гг. пришлось уступить московский стол галичскому князю. Юрий чеканил монеты в Москве от своего имени, но так как галичская норма денги тогда не отличалась от московской, то каких-либо нарушений денежной системы эта чеканка не вызвала. Преемник Юрия его сын Дмитрий Шемяка изменил вес галичских монет, понизив его до нормы тверской денги в 0,59 г. Эта реформа помимо своего фискального характера имела также и политическое значение. Находясь во враждебных отношениях с Москвой, Дмитрий закрепил свои позиции обособлением от Москвы и галичской денежной системы.

В 1446 г. после ослепления Василия II Москва была занята Дмитрием Шемякой. Одним из первых мероприятий Дмитрия, объявившего себя великим князем, была денежная реформа понижения веса московской денги до уровня галичской. Вместе с денгой понизили вес гривна до 11,8 г и рубль до 118 г. В период правления Дмитрия, память о котором сохранилась в народном сказании о Шемякине суде, прекратил свое существование московский денежный двор, и производство монеты вновь перешло в руки многочисленных откупщиков. После изгнания Дмитрия Шемяки Василий Темный не смог восстановить прежнюю монетную норму и только с трудом, постепенно сумел заново наладить деятельность ликвидированного в 1446 г. денежного двора (См. Н. Д. Мец. Монеты великого княжества Московского...).

Реформа Дмитрия Шемяки носила не только внутренний, московский характер. Она нашла отражение в Новгороде, где в том же 1446 г. или в 1447 г. была предпринята неудавшаяся попытка изменить вес новгородской денги. "Того же лета, - сообщает летописец, - начаша людие денге хулити серебряныя, даже и все новгородци друг на друга смотря, и бысть межи ими голка и мятежь и нелюбовь; и посадник и тысячкыи и весь Новъгород уставиша 5 денежьников, начаша переливати старый денги, а новый ковати в ту же меру на 4 почки таковых же, а от дела от гривны по полуденги; и бысть христьяном скорбь велика и убыток в городе и по волостем..." (НПЛ, стр. 426-427.). Чеканка денег пониженного веса была в Новгороде кратковременной, и новгородцы быстро вернулись к своей старой норме, поставив чеканку монеты под контроль пятерых денежников, которые, по-видимому, представляли пять новгородских концов.

К 1447 г. относится в Новгороде еще одно важное событие, положившее конец литью серебряных денежных слитков. Посадник Сокира изобличил ливца и весца серебряного Федора Жеребца в том, что тот лил воровские рубли. Сокира напоил Жеребца, оговорившего 18 человек, которые заказывали ему такие рубли, и по его доносу они были казнены: "иных с мосту сметаша, а иных домы разграбиша". Протрезвившись, Федор заявил, что он "на всех ...лил, и на вси земли, и весил с своею братьею ливци". Федор был казнен, его имущество разделено в церкви и роздано горожанам. Все эти события кончились восстанием и смертью Сокиры, а литье гривен было прекращено вовсе: "...новгородци охулиша сребро, рубли старыя и новыя... а сребро пределаша на денги, а у денежников поимаше посулы..." (Новгородская IV летопись) (ПСРЛ, изд. 2-е, т. IV, вып. 2, стр. 443.). Смысл злоупотреблений Федора Жеребца, по всей вероятности, заключается в произвольном понижении пробы слитков. Напомним, что на протяжении XIV - первой половины XV в. новгородские рубли были двуслойными. Они отливались из серебра пониженной пробы, но снабжались высокопробной доливкой. Федору достаточно было еще больше понизить пробу основной массы слитка, не меняя качества доливки, чтобы, получив выгоду для себя, сделать свое злоупотребление практически незаметным.

В связи с завершающим этапом литья русских денежных слитков нужно остановиться на одном далеко еще не решенном вопросе. В первой половине XV в. на многих слитках, чаще всего на отрубленных от них половинах, помещали клейма - с надписями и именами некоторых князей и анэпиграфные с разными изображениями; иногда отчеканивалось несколько клейм. Клеймение слитков пока остается неизученным. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что оно вызвано разницей между содержанием серебра в слитке и величиной тех рублей, которые существовали в разных областных системах. Иными словами, нанесением клейма чужеродный для системы слиток принимался в нее на правах рубля или полтины. Поэтому дальнейшее изучение клейменых слитков в сочетании с метрологическим изучением денег тех областей, в которых слитки клеймились, может дать очень интересные материалы для реконструкции областных монетных систем.

К концу княжения Василия Темного его деятельность по унификации московской денежной системы возобновилась. Василий проводил более последовательную политику в отношении удельных князей, сначала запретив местную чеканку в уделах, а затем постепенно ликвидируя сами уделы. В 1450 г. к Москве окончательно был присоединен Галич вместе с Дмитровом, который в последнее время находился в руках галичских князей. В 1454 г. был ликвидирован Можайский, а в 1456 г. - Серпуховской уделы. Чеканка монет в них после окончательного воссоединения с Москвой не возобновлялась. Лишь изредка чеканились местные денги с именем московского великого князя и по московской норме. Унификационная деятельность Василия II вышла за пределы Московского княжества, и московская денга распространяла сферу своего обращения вместе с расширением московских границ. В 1451 г. к Москве был присоединен Нижний Новгород, а в 1456 г. - Рязань.

Те же тенденции ликвидировать привилегии удельных князей наблюдаются и в великом княжестве Тверском, где в тот же период мелкие князья лишаются права чеканки серебряной монеты и выпускают только мелкие медные монеты - пулы.

В конце княжения Василия Темного была проведена последняя в XV в. реформа понижения веса московской денги. Денга стала чеканиться по норме 0,395 г, а рубль соответственно стал весить 78,9 г. Эта реформа вновь поставила московскую денгу в простейшее рациональное отношение к новгородской денге, которая сохраняла неизменным свой вес, принятый еще в 1420 г. Московская денга стала равняться половине новгородской денги. Последняя реформа Василия II сопровождалась выпуском чрезвычайно стандартных по своему типу монет, на которых обычно помещена надпись "денга московская". Терминологическое выражение эта реформа, между прочим, нашла в возникновении понятия "новая гривна", зафиксированного впервые в грамоте Великого Новгорода о предоставлении "черного бора" с новоторжских волостей великому князю Василию Темному, датируемая серединой XV в.: "А брати князя великого черноборцем на новоторжьских волостех на всех, куды пошло по старине, с сохи по гривне по новой..." (ГВНиП, № 21, стр. 30.).

При преемнике Василия Темного - Иване III унификационная деятельность продолжается и достигает своего завершения. В 1463 г. к Москве был присоединен Ярославль и чеканка монет в нем прекратилась; в 1474 г. окончательно присоединен Ростов, в котором давно уже не было самостоятельной чеканки, в 1485 г. ликвидирован последний московский удел - Верейский, в 1486 г. присоединена Тверь, в которой прекратилась чеканка самостоятельных монет, а начали производиться московские монеты. В 1478 г. Иван III захватил Новгород, но чеканка монет привычного типа поначалу была в нем сохранена, изменилась лишь легенда монеты, которая с этого времени читается как "Денга великого князя" вместо прежней "Великого Новагорода".

Объединение русских земель при Иване III было завершено. Некоторую самостоятельность сохранил лишь Псков, самая дальняя область Московского государства. Деятельность Василия Темного и Ивана III, расширявших территорию действия московской системы в процессе воссоединения русских областей, привела к тому, что во второй половине XV в. на месте, где в предшествующее время существовал калейдоскоп областных систем, остались лишь две денежные системы, находившиеся в рациональной связи.

На основной территории Московского государства была распространена московская система:

рубль = 10 гривнам = 200 денгам = 78,9 г,

гривна = 20 денгам = 7,89 г,

денга = 0,395 г.

На северных территориях Московского государства сохранялась новгородская система:

рубль = 15 гривнам + 6 денгам = 216 денгам = 170,1 г,

гривна = 14 денгам = 11,04 г,

денга = 0,79 г.

При всем различии этих систем в них существовали элементы, находившиеся в самом простом соотношении. Это сходство было использовано для фактического объединения обеих систем, завершающего образование единой русской национальной денежной системы.

Новгородская денга включилась в число московских денежных единиц как сотая часть московского рубля, и денежная система Москвы - теперь уже национальная русская система - получила свой окончательный вид:

рубль = 10 гривнам = 100 новгородским денгам = 200 московским денгам = 78,9 г,

гривна = 10 новгородским денгам = 20 московским денгам = 7,89 г,

новгородская денга = 2 московским денгам = 0,79 г,

московская денга = 0,395 г.

Равенство трех новгородских денег алтыну превратилось в равенство алтына шести московским денгам, и в этом виде алтын занял прочное место в системе.

Практически объединение систем отразилось в чеканке, начавшейся с момента реформы выпуском в Новгороде монет прежнего новгородского веса, но с изображением московской эмблемы - ездеца и надписью "Осподарь всея Руси". Такие денги получили название "новгородок". В отличие от них денги-"московки" содержат в своей легенде обязательное обозначение "денга московская". Резко сократилось число монетных типов. По существу монета Ивана III и его преемника Василия III однообразна, стандартна по оформлению, что является одним из важных признаков действительной унификации денежного обращения в масштабах всего государства.

В русской исторической литературе, касающейся истории денег, создание национальной русской денежной системы является одним из самых излюбленных сюжетов. Это действительно крупное историческое событие, сделавшее целую эпоху в дальнейшем развитии русского денежного обращения, исследователи склонны рассматривать в отрыве от длительного предшествующего развития русских денежных систем. В силу этого совпадение московской и новгородской норм представляется явлением в известном смысле случайным или искусственным. Мы пытались показать, что навеем протяжении истории русского денежного обращения областные системы не утрачивали связи друг с другом. Восходя к одному общему источнику, они в период феодальной раздробленности разошлись, но не настолько, чтобы утратить общие элементы. Поэтому областные системы были не только новгородской, московской, тверской или рязанской, но и русскими. Объединение этих систем во второй половине XV в. было обусловлено и подготовлено всем их предшествующим развитием, так же как экономическое и политическое объединение Руси было завершением длительного процесса развития земель, родственных в этническом, экономическом и политическом отношениях.

Самостоятельной темой в изучении русских денег является история денежных систем тех областей Руси, которые в XIII-XV вв. были отторгнуты литовцами и поляками. В XIII в. здесь, как и на всей Руси, продолжался безмонетный период, сменившийся в XIV в. обращением чешских монет, так называемых пражских грошей. Во второй половине XIV в. в Киеве и Чернигове литовские князья приступили к чеканке собственной монеты. Однако ни один из этих трех периодов истории денег не изучен в достаточной степени, и системы денег этих областей в настоящее время еще не поддаются реконструкции.

Русские монеты XIV-XV вв. не безликие памятники денежного обращения. Как образцы ремесленного производства они интересны своими техническими особенностями. С внешней точки зрения они представляют собой любопытные художественные памятники различных русских областей.

Как образцы продукции самого массового производства, монеты при изготовлении нуждались в таких приемах, которые, во-первых, обеспечивали их быстрый и непрерывный выпуск, а во-вторых, давали бы им наиболее точный вес. Оба этих условия были достигнуты вполне оригинальным путем, общим для всей Руси. Сначала монетное сырье превращалось в проволоку, которая затем разрезалась на кусочки одинаковой длины и, следовательно, одинакового веса. Штемпели накладывались на эти кусочки проволоки, поэтому русские монеты всегда имеют несколько овальную форму, а по краям небольшие выступы, бывшие до плющения концами обрезка проволоки. Это более быстрый способ, нежели чеканка на заранее подготовленных монетных кружках, распространенная на Западе и в Золотой Орде. К тому же это более точный способ. В условиях денежного двора, когда чеканка становилась особенно интенсивной, штемпели стирались не одновременно, и более сохранный обычно использовался в дальнейшей работе. В силу этого многие монеты разных типов имеют одну из сторон, чеканенную общим штемпелем, что позволяет разобраться в относительной хронологии монетных типов. После трудов И. Г. Спасского метод сравнения штемпелей сделался одним из главных методов нумизматического источниковедения.

Наиболее трудоемкой и дорогостоящей операцией в производстве монет было изготовление штемпеля, поэтому наиболее прогрессивное усовершенствование в монетном деле XV в. коснулось именно этой части технологического процесса. Уже при Василии Темном на организованном в Москве денежном дворе впервые применяется так называемый маточник - позитивный штемпель, при помощи которого чеканились негативные рабочие штемпели. Маточник был закален, он использовался редко, что обеспечивало ему долгую жизнь. С открытием маточника выход из строя того или иного рабочего штемпеля уже не требовал кропотливой работы по вырезанию нового штемпеля, его можно было перевести с маточника (См. М. П. Сотников а. К вопросу о технике чеканки русских монег в XV в. КСИИМК, вып. LXVI. М., 1956, стр. 31-35.).

Количество монетных типов XIV-XV вв. громадно. Одно только их перечисление занимает много страниц (Наиболее полные издания русских монет XIV-XV вв.: [А. Орешников]. Русские монеты до 1547 г. М., 1896; А. А. Ильин. Классификация русских удельных монет, вып. 1. Л., изд. Гос. Эрмитажа, 1940; Э. К. Гуттен-Чапский. Удельные, великокняжеские и царские деньги древней Руси. СПб., 1875.), поэтому мы остановимся только на некоторых общих чертах, характерных для отдельных областей.

Монеты великого княжества Московского и московских уделов сходны по своему оформлению. Они как бы принадлежат к продукции одной художественной школы. Московские монеты по обилию типов занимают первое место среди русских денег. Их ранние типы всегда содержат на одной стороне подражание джучидской монете, а оборот занят разнообразными изображениями с излюбленной в Москве круговой надписью. Арабские легенды исчезают с них фактически уже во времена Василия Дмитриевича. При Василии Темном они редки, а на монетах Ивана III иногда появляются уже в новом значении: арабскими буквами передаются имя московского великого князя или наименование монеты. Помещение таких надписей облегчало прием московской денги в поволжских областях. На стороне, занятой ранее подражанием, начиная со времени Василия Дмитриевича, чаще всего появляется строчная надпись с именем и титулом великого князя.

Сюжеты московских монет чрезвычайно разнообразны: изображения различных фантастических зверей и птиц и целые сцены, объяснение которых следует искать в русском фольклоре и книжной повести. Весьма любопытно, что на денгах, несущих на себе очень часто слово "печать" и, таким образом, родственных памятникам сфрагистики, лишь очень редко встречаются изображения святых, которые были почти обязательны на актовых печатях. В художественном отношении наиболее заметны связи московских монет с произведениями русской белокаменной резьбы еще домонгольского времени.

На этих монетах два сюжета заслуживают особого внимания. Один из них - изображение барса или всадника. Эти фигуры носят геральдический характер. Барс был эмблемой великих князей владимирских, и помещение этой эмблемы на московские монеты выражало идею преемственности московской великокняжеской власти от власти Всеволода, Ярослава и Александра. Всадник, или ездец, был собственной эмблемой московских князей. Со времени Василия Дмитриевича он стал фактическим гербом Москвы и самым излюбленным сюжетом на московских монетах.

Другой сюжет имеет не только московский характер, но в Москве он был достаточно популярен. Это изображение человека с секирой или с отрубленной головой в руках. Изображение, по-видимому, имело оградительный характер и служило наглядным предупреждением фальшивомонетчикам.

Надписи московских монет отражают постепенное усиление Москвы. Дмитрий Донской именует себя великим князем, его сын Василий Дмитриевич - великим князем всея Руси, а на монетах Василия Темного впервые появляется титул "Осподарь всея Руси", утвердившийся в дальнейшем вплоть до 1547 г., когда Иван Грозный принял титул царя.

Близко к московскому оформление нижегородских монет, однако они отличаются большей грубостью исполнения и меньшим разнообразием сюжетов.

Весьма своеобразен тип рязанских монет. В 80-х и 90-х гг. XIV в. - это подражания джучидским монетам, снабженные сначала буквенной надчеканкой, а затем надчеканкой рязанской княжеской тамги. На рубеже XIV-XV вв. их сменяют совершенно гладкие кружки, снабженные такой же надчеканкой. Затем, при князе Иване Федоровиче (1427-1456 гг.), на одной стороне монеты помещается надпись с именем князя, расположенная по краю в виде квадрата, а оборот остается гладким и снабжается надчеканкой тамги. Обязательная на всех монетах надчеканка - это как бы княжеская печать, удостоверяющая правильность монеты уже после ее изготовления.

Разнообразны сюжеты тверских монет, чаще всего снабженных строчной надписью, которая разделена горизонтальными чертами. Темы изображений этих монет часто связаны с монетным производством и борьбой с фальшивомонетчиками. На многих тверских монетных типах изображен денежный мастер, занятый чеканкой монет. Он сидит перед верстаком, в котором зажат нижний штемпель, и ударяет молотом по верхнему штемпелю. Оградительные сюжеты в тверской нумизматике нашли дальнейшее развитие не только в изображениях, но и в надписях. На одной из монет Ивана Михайловича (1399-1425 гг.) изображен палач и помещена надпись: "Сторожа на безумного человека". "Безумными людьми" в древней Руси называли фальшивомонетчиков. На другой монете, чеканенной во времена Бориса Александровича (1425-1461 гг.), помещена надпись: "А кто подопише, будет осечен", то есть: "А кто подделает, будет казнен".

Менее разнообразны монеты Новгорода и Пскова. В Новгороде на всем протяжении самостоятельной чеканки существовал только один тип денги. На одной ее стороне помещалась строчная надпись: "Великого Новагорода", а на оборотной - изображение сидящей на троне патронессы города Софии в зубчатой короне, как того требовали древние каноны. София вручает стоящему перед ней "в просительной позе" человеку щит, символ защиты города. Эта композиция чрезвычайно напоминает традиционную композицию венецианских монет, на которых изображался патрон города св. Марк, вручающий стоящему перед ним "в просительной позе" дожу символы власти. Чеканка монет в Новгороде началась сразу же после проведения в нем реформы государственного управления, сблизившей новгородские порядки с венецианскими, и оформление этих монет, по-видимому, свидетельствует об осознании новгородцами этого сходства. Аналогия с венецианскими монетами позволяет угадывать в изображении человека, стоящего "в просительной позе", - посадника (В. Л. Янин. Новгородские посадники. Изд-во МГУ, 1962, стр. 272-273.).

Изображения псковских монет фактически были геральдическими эмблемами. По-видимому, с дерптских монет на них было заимствовано изображение головы епископа, но оно было переосмыслено в Пскове. Рядом с ним псковичи поместили изображение псковской святыни - меча князя Довмонта, покровителя города, и дерптский епископ превратился в Довмонта. Обязательная строчная надпись на обороте: "Денга псковская". На другом типе псковских монет изображение Довмонта сочетается с изображением барса, служившим гербом Псковской республики. Надпись "Денга псковская" размещена по кругу на стороне с изображением барса.

Разнообразие сюжетов русской нумизматики уменьшалось в процессе унификации русской денежной системы. Во времена Ивана III денежное обращение располагало крайне незначительным набором новых монетных типов. Эта стандартизация денег была не только оправданной, но и неизбежной. Стремясь к введению единообразной денежной системы, Москва должна была добиться такого единообразия не только в весе, но и в оформлении монеты, поэтому постепенное сюжетное обеднение русского чекана - отражение общего процесса создания единой национальной денежной системы Московского государства.

В. Л. Янин