Глава вторая. Предвестники восстания

Связь между уничтожением права крестьянского выхода и борьбой крестьянства против своих господ была ясна уже современникам. Изданный правительством Василия Шуйского закон - Уложение 9 марта 1607 г. о крестьянах и холопах даёт очень точную характеристику социальных последствий крепостнического законодательства 80-90-х годов XVI в.

Вводная часть этого Уложения представляет собой своего рода обзор истории русского крестьянства начиная со времени Ивана IV.

Упомянув о том, что "при царе Иване Васильевиче... крестьяне выход имели волный", закон продолжает: "а царь Федор Ивановичь... выход крестьянам заказал, и у кого колико тогда крестьян где было, книги учинил, и после от того началися многие вражды, кромолы и тяжи". Так, уже современникам была ясна связь между уничтожением права крестьянского выхода и борьбой крестьянства против своих господ.

Продолжая свой обзор истории крестьянского вопроса, закон переходит к царствованию Бориса Годунова: "Царь Борис Федоровичь, видя в народе волнение велие, те книги отставил, и переход крестьянам дал, да не совсем, что судии не знали, како по тому суды вершити".

Наконец, современное изданию закона положение дел изображается нашим источником в следующих словах: "И ныне чинятся в том великие разпри и насилиа, многим разорения и убивства смертные, и многие разбои, и по путем граблениа содеяшася и содеваются"..

Таким образом, Уложение 1607 г. отмечает следующие этапы в развитии борьбы крестьянства:

1. Уничтожение крестьянского выхода привело к взрыву борьбы внутри государства.
2. Борис Годунов пытался своим законодательством прекратить волнение в народе, но неудачно.
3. К моменту издания закона борьба приобрела ещё большую силу и размах.

Если учесть, что март 1607 г. - самый разгар восстания Болотникова, то придётся признать, что составители Уложения о крестьянах и холопах совершенно правильно связали восстание Болотникова с переменами в судьбах крестьянства, вызванными законами конца XVI - начала XVII в.

Рассмотрение текста закона 9 марта 1607 г. заставляет сделать ещё один вывод: корни восстания Болотникова надо искать в той обстановке, которая сложилась в русской деревне конца XVI - начала XVII в., в тех явлениях, которые характеризуют взаимоотношения между крестьянами и феодалами в эпоху "заповедных лет" и уничтожения Юрьева дня.

Наступление феодалов на крестьянство во второй половине XVI в. развивалось по двум основным направлениям: расхищение крестьянских земель и усиление эксплуатации крестьянства. Это и определяло характер социальных противоречий между крестьянством и феодальными землевладельцами: крестьяне боролись за землю и против усиливающегося крепостничества.

Земля являлась одним из главных объектов борьбы между крестьянством и феодалами. Такое значение вопроса о земле в феодальной Руси вытекало из самого характера феодального общественного строя. "Феодальная собственность на землю" являлась "основой феодализма"^*. Собственность класса феодалов на землю - решающее средство производства в эпоху феодализма - давала им "экономическую власть"^** над крестьянством, обеспечивала помещикам-крепостникам право на эксплуатацию труда крепостного крестьянина. Но именно поэтому крестьянство в своей борьбе против феодалов стремилось к тому, чтобы уничтожить феодальную собственность на землю, захватить в свои руки земли феодалов-крепостников.

^* (И. В. Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР, стр. 41.)

^** (Там же.)

Сохранившиеся от конца XVI в. многочисленные жалобы землевладельцев подробно знакомят нас с формами борьбы крестьян за землю. Помещики и монастыри жалуются на то, что крестьяне "поместье пустошат, хлеб травят и сено косят насильством, и сады, яблони и вишни, секут и ломают"; "лес секут и сено косят, и хмель в болотах дерут, и рыбу ловят, и хлеб толочат (т. е. вытаптывают. - И. С.), и животиною травят, и всякими угодьи владеют насильством" и т. д. В одном из документов, относящемся к 1587 г., рассказывается о том, как крестьяне Купалинской волости Гороховецкого уезда захватили силой монастырский починок, в котором "жили старцы и люди монастырьские для рыбные ловли"; крестьяне, под предводительством старосты, силой "выметали" из починка монастырского "человека", "а старцов и ватажок збили, и стан сожгли, и поставили... на том месте деревню и назвали ее Мостища". Другой монастырь бил челом о том, что крестьяне одной из волостей Двинского уезда захватили остров, принадлежавший монастырю, и "тот присадной остров пашут насильством одни", а монастырю "в том острову их монастырской земли... пахати не дадут". Во Владимирском уезде в 1597 г. помещик Василий Соболев жаловался на то, что "крестьяне всею волостью лес секут насильством... хоромы рубят на продажу, и межи в двух местах переорали"; по словам этого помещика, "крестьяне хвалятся, что им вашу же поместную землю к своей земле припахивати". Помещик обвинял крестьян в том, что ему "прожити от их насильства не мочно".

Наряду с попытками захвата крестьянами помещичьих и монастырских земель крестьяне стремятся всеми способами сделать эту землю свободной от феодальных повинностей. Яркий факт, иллюстрирующий эту форму борьбы крестьянства, даёт Иосифо-Волоколамский монастырь.

В 1593 г. монастырские власти оштрафовали одного крестьянина "за то, что он на стороне, за волостью пашет, а монастырских пустошей со своими товарищи из снопа не пашет". Какой остроты достигала здесь борьба, показывает другой случай, имевший место в Арзамасском уезде в 1601 г. Когда во время дозора губным старостой пашенных земель д. Пастьяновой один из крестьян хотел сообщить властям о землях, которые обрабатывали на себя крестьяне этой деревни и которые они тщательно скрывали от уездных властей, то он едва не поплатился за своё предательство головой: крестьяне "высказати" ему про те земли "не дали, а его, Ваську, хотели убити".

Но борьба крестьян в 90-х годах XVI в. принимает и более высокие формы, доходя порой до открытых массовых выступлений против землевладельцев. Наиболее ярким фактом здесь являются волнения крестьян в вотчине Иосифо-Волоколамского монастыря в 1594-1595 гг.^*

^* (Пользуюсь случаем отметить, что по недосмотру автора в обоих изданиях моей книги "Восстание Болотникова 1606-1607 гг." допущена ошибка в датировке волнения крестьян в вотчине Иосифо-Волоколамского монастыря: вместо 1594-1595 гг. указаны 1593-1594 гг.)

Начало крестьянских волнений в монастыре падает на осень 1594 г. 21 октября 1594 г. в монастырь приехала царская комиссия в составе Андрея Яковлевича Измайлова и подьячего Казарина Петрова "обыскивати и сыскивати и дозирати всяких монастырских дел по ложному челобитью бывшего келаря чернца Антона Лопотинского", как определяет цель приезда А. Я. Измайлова и К. Петрова монастырская приходо-расходная книга, в которой и сохранилась запись о волнениях крестьян. По-видимому, однако, челобитье бывшего монастырского келаря содержало в себе весьма серьёзные обвинения против монастырской администрации. Это видно прежде всего из самого состава комиссии, которую возглавлял видный представитель царской администрации; о том же говорит и приезд вместе с представителем царя самого Антона Лопотинского. Но главным доказательством в пользу обоснованности челобитной является дальнейшее развёртывание событий в монастырской вотчине.

Приезд А. Я. Измайлова и К. Петрова послужил толчком к открытому выступлению крестьян против монастырской администрации: "И в кои поры Андрей был в Осифове монастыре, и в те поры по науку того Антона крестьяне монастырские не почели слушати приказщиков и ключников монастырских и монастырских дел никаких не почели делати: хлеба молотити и в монастырь возити, и солодов растити, и даней монастырских давати". Итак, монастырские крестьяне восстали против крепостнической эксплуатации. Они перестали слушаться монастырской администрации, отказались нести барщину и давать оброк монастырю.

Волнения крестьян побудили монастырские власти обратиться за помощью к представителям царской администрации: "И старец Мисаила Безнин и келарь и казначее и соборные старцы сказывали про то Ондрею и Казарину". Как и следовало ожидать, Измайлов и Казарин Петров попытались восстановить порядок в монастырских сёлах: "И Андрей и Казарин велели крестьянам всякие монастырские дела делати и крестьян за то велели смиряти, что они не слушают, и пени за них имати". Но, несмотря на то что Измайлов и Казарин пробыли в монастыре целый месяц (с 21 октября по 21 ноября), им не удалось ликвидировать волнения крестьян; напротив, стоило им уехать из монастыря, как движение крестьян приняло ещё больший размах: "И как Андрей и Казарин из монастыря поехали, и крестьяне монастырские почели пуще того не слушати, и приказчиков и ключников учели бита и дел монастырских не почели делати, и леса монастырские заповедные почели сечи". Волнение крестьян продолжалось до февраля 1595 г., когда монастырю удалось, наконец, "крестьян острастити и смирити".

Стоит отметить при этом новую тактику, применённую монастырскими властями для усмирения крестьян. После того как попытка подавить движение силой потерпела неудачу, старец Мисаил велел брать пеню на "прожиточных крестьянах", которые "сами воровали и поучали всех воровать". Эта финансовая репрессия дала свои результаты: "И от того крестьяне унелись воровати и почели во всем слушати".

Движение крестьян Иосифо-Волоколамского монастыря и по своей длительности (волнения начались между 21 октября и 21 ноября 1594 г. и продолжались до февраля 1595 г.) и по формам, какие приняла борьба (дело дошло до расправ с монастырской администрацией и до открытого вторжения в сферу феодальной собственности, да ещё притом одного из самых привилегированных её видов - в "заповедные леса"), может служить лучшим показателем той остроты, какой достигли к концу XVI в. противоречия между крестьянством и феодалами; вместе с тем оно демонстрирует и позиции борющихся классов и те цели, какими они руководствовались в своей борьбе.

Если события 1594-1595 гг. в Волоколамском монастыре дают нам яркую картину борьбы крестьянства против его феодальных господ, то материалы другого монастырского архива, архива Антониева-Сийского монастыря, раскрывают перед нами иную сторону жизни феодальной деревни конца XVI - начала XVII в., знакомят с деятельностью феодалов-землевладельцев, с их политикой по отношению к крестьянству.

Расположенный на севере Русского государства, в Двинском крае, Антониев-Сийский монастырь принадлежал к числу крупнейших русских монастырей XVI в. и являлся обладателем обширных земельных владений с большим количеством крестьян. Особенностью структуры земельных владений этого монастыря было, однако, то, что значительная часть их перешла к монастырю лишь во второй половине XVI в., когда в 1578 г. монастырь получил по царской грамоте расположенные в Емецком стане 22 чёрные волостные деревни в составе 55 крестьянских и 6 бобыльских дворов.

Документы рисуют яркую картину хозяйственной деятельности монастыря-феодала. До перехода к монастырю крестьяне Емецкого стана были типичными черносошными крестьянами. Но положение коренным образом изменилось после отписки крестьян на монастырь. Первое, в чём почувствовали крестьяне своё превращение из черносошных крестьян-общинников в монастырских крепостных, - это то, что монастырские власти "учали с них имати иасильством дань и оброк втрое": вместо 2 рублей 26 алтын 4 деньги с малой сошки по 6 рублей 26 алтын 4 деньги. Но этим дело не ограничилось. К возросшему втрое оброку монастырь прибавил ещё барщину "да сверх дани и оброку на монастырские труды имали на всякое лето с сошки по 3 человека, а человек деи им ставился по 2 рубля и больши, да сверх того, они, крестьяне, зделье делали" - пахали землю и косили сено на монастырь. Эта, так сказать, "нормальная" экономическая политика монастыря сочеталась и дополнялась мероприятиями чрезвычайными, заключавшимися в том, что игумен и братия "от тех вотчин поотнимали лутчие пашенные земли и сенные покосы и привели к своим монастырским землям", "а у иных крестьян они, старцы, деревни поотнимали с хлебом и з сеном, и дворы ломали и развозили, а из их деревень крестьяне, от того игуменова насильства, з женами и з детьми из дворов бегали".

Так вёл себя в своей вотчине монастырь. О том, как реагировали на этот феодальный разбой и грабёж крестьяне, мы имеем данные источников лишь для сравнительно позднего времени, уже для самого момента восстания Болотникова. Из челобитной игумена монастыря царю Василию Шуйскому в 1607 г. мы узнаём, что "монастырские крестьяне ему, игумену, учинились сильны, наших (царских. - И. С.) грамот не слушают, дани и оброку и третного хлеба им в монастырь не платят, как иные монастырские крестьяне платят, и монастырского изделия не делают, и ни в чем де его, игумена з братьею не слушают, и в том ему, игумену, чинят убытки великие".

Борьба между крестьянами и феодалами в вотчине Антониева-Сийского монастыря не прекратилась и с разгромом восстания Болотникова.

Но если борьба крестьян Антониева-Сийского монастыря продолжалась после восстания Болотникова, то начало её следует отнести ко времени задолго до 1607 г., когда источники рисуют её уже в полном разгаре. Начало этой борьбы, как и в Иосифо-Волоколамском монастыре, - 90-е годы XVI в., когда новый игумен Антониева-Сийского монастыря Иона (1597-1634 гг.), главный герой изложенной эпопеи, повёл своё наступление на землю, труд и имущество крестьян.

Борьба между крестьянами и феодалами в Русском государстве в конце XVI в. вполне подтверждает правильность общей характеристики обстановки в Русском государстве после уничтожения права крестьянского выхода, данной во введении к Уложению 9 марта 1607 г.

90-е годы XVI в. действительно знаменуют собой "в народе волнение велие", причём характер этого "волнения" и причины, его вызывавшие, определялись ростом феодального гнёта в течение всей второй половины XVI в., что привело к резкому обострению классовых противоречий между основными классами Русского государства - крестьянами и феодальными землевладельцами.

Таким образом, корни борьбы, потрясавшей русское общество в 90-х годах XVI в., крылись в самых основах экономики и социального строя Русского государства, что придавало борьбе между крестьянами и феодалами особенно острый и глубокий характер.

Нарастание социального и политического кризиса в Русском государстве в конце XVI в. оказывало определяющее влияние и на деятельность государственной власти. Вся политика Бориса Годунова в первые годы его царствования подчинена стремлению не допустить в стране взрыва открытой классовой борьбы. Что Борис Годунов прекрасно понимал грозную опасность для правящих классов надвигавшейся крестьянской войны как стихийного ответа крестьянства на усиление феодального гнёта, это доказывается свидетельствами современников о попытках Бориса Годунова путём регламентации крестьянских повинностей ограничить стремления землевладельцев к усилению крепостнической эксплуатации.

Но никаких результатов эта попытка не дала, так как ограничения размера повинностей крестьян можно было добиться лишь путём принуждения землевладельцев, в первую очередь - помещиков, а Борис Годунов меньше всего хотел ссориться с помещиками - своей главной политической и социальной опорой.

Мощным ускорителем всех социальных процессов, развивавшихся в Русском государстве, явился голод 1601-1603 гг. Голод принял потрясающие размеры. "И много людей с голоду умерло, а иные люди мертвечину ели и кошки; и люди людей ели; и много мертвых по путем валялось и по улицам; и много сел позапустело; и много иных в разные грады разбрелось и на чужих странах помроша...; и отцы чад своих и матери их не взведаша, а чады отец своих и матерей".

Сохранилась официальная статистика количества умерших от голода в Москве. По этим данным, на трёх московских кладбищах за два года четыре месяца было погребено 127 тыс. человек. Однако простые цифры жертв голода (при всей грандиозности этих цифр) ещё не дают полного представления о характере голода 1601-1603 гг. Действие голода на различные слои населения Русского государства было не только не одинаковым, но прямо противоположным, и если народные массы умирали от голода, то правящие классы, напротив, использовали народное бедствие для самой безудержной спекуляции хлебом.

К концу 90-х годов острый хозяйственный кризис, охвативший 70-80-е годы XVI в., уже в значительной степени был изжит; во всяком случае, налицо был процесс бесспорного подъёма в сельском хозяйстве, выразившийся прежде всего в расширении запашки. Поэтому, несмотря на неурожай, разразившийся в 1601 г. (и повторявшийся и в следующие два года), в стране имелись огромные запасы хлеба. По свидетельству Авраамия Палицына^*, хлеба было столько, что "и давныя житницы [были] не истощены и поля скирд стояху, гумна же [были] пренаполнены одоней и копон и зародов". Но весь этот хлеб был сосредоточен в руках землевладельцев-феодалов. Именно хлеб и явился главным предметом спекуляции, в которой землевладельцы светские соревновались с монастырями.

^* (Авраамий Палицын - писатель-публицист начала XVII в.)

Цены на хлеб возросли в десятки раз.

Сохранился направленный против спекуляции хлебом специальный указ Бориса Годунова от 3 ноября 1601 г., из текста которого видно, что торговцы хлебом устраивали настоящую блокаду голодающего населения городов, расставляя своих агентов по дорогам, ведущим к городу, и не допуская подвоза хлеба. Но указы Бориса Годунова оказались столь же бессильны уничтожить спекуляцию хлебом, как другие царские мероприятия (раздача хлеба и денег из государственной казны, организация общественных работ и т. д.) - ослабить голод.

Годы голода характеризуются важнейшими сдвигами в области социальных отношений. Разорённое голодом крестьянство становится объектом новой борьбы между землевладельцами, стремившимися использовать голодные годы для увеличения количества крестьян на своих землях. Идя навстречу этим притязаниям землевладельцев, и прежде всего помещиков, Борис Годунов осенью 1601 г. издаёт новый указ о крестьянах. Указ этот разрешил дворянам-помещикам "отказывати и возити крестьян... промеж себя".

Новый закон, таким образом, как бы восстанавливал право крестьянского выхода, уничтоженное законом о "заповедных годах", но делал это в очень своеобразной форме, разрешая лишь вывоз крестьян землевладельцами, а не свободный выход крестьянина по его собственному желанию.

Борис Годунов, однако, изображал свой указ как акт, имеющий целью облегчить положение крестьянства. Эта демагогическая окраска закона 1601 г. объясняется остротой обстановки, создавшейся осенью 1601 г. в результате неурожая и угрозы голода.

Указ 1601 г., однако, не достиг ни одной из стоявших перед ним целей. Ограничения, которыми обусловливалось предоставляемое землевладельцам право вывоза крестьян, не удовлетворяли помещиков, и указ вызвал лишь новый взрыв острой борьбы между помещиками, так что в 1602 г. Борис Годунов был вынужден издать новый указ о вывозе крестьян, полностью воспроизводящий указ 1601 г., но со следующим характерным дополнением: "А из-за которых людей учнут крестьян отказывати, и те б люди крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякия зацепки, и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и сильно бы дети боярские крестьян за собою не держали и продаж им никоторых не делали; а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем быти в великой опале".

Но если в среде землевладельцев указ 1601 г. вызвал лишь "бои и грабежи" из-за крестьян, то он не устранил и "волнения" среди крестьян, что являлось официально провозглашённой целью указа. Напротив, он ещё более обострил отношения между крестьянами и помещиками.

Сохранились документы, из которых видно, что крестьяне по-своему истолковывали указ 1601 г.: на 1601-1602 гг. падают многочисленные выходы крестьян от землевладельцев.

О массовом бегстве крестьян в голодные годы говорит и указ от 1 февраля 1606 г. о сыске беглых крестьян.

Положение крестьянства в голодные 1601-1603 гг. характеризуется, однако, не только борьбой землевладельцев вокруг вопроса о вывозе крестьян на свои земли и не только бегством крестьян от помещиков. Во время голода массовые размеры также принял процесс "похолопления" крестьян - превращения их в кабальных холопов. Закон 1 февраля 1606 г. посвящает специальную статью крестьянам, ставшим в годы голода кабальными холопами: "А которые крестьяне в голодные лета... пришли в холопы к своим или к сторонним помещикам или вотчинником и кабалы служилые на себя подавали, а старые их помещики или вотчинники учнут их вытягивати из холопства по крестьянству, и того сыскивати накрепко: будет сшел от бедности и животов у него не было ничего, и тем истцам отказывати: в голодные лета тот помещик или вотчинник прокормить его не умел, а собою он прокормитись не в мочь, и от бедности, не хотя голодной смертью умереть, бил челом в холопи, и тот его принял, в голодные годы прокормил и себя истощил, проча себе, и ныне того крестьянина з холопства в крестьяне не отдавати, а быти ему у того, кто его голодные лета прокормил: а не от самые бы нужи в холопи он не пошел".

Процесс "похолопления" крестьянства помещиками в голодные годы ярко отразили в себе новгородские кабальные книги за 1603 г. Новгородские кабальные книги дают возможность более конкретно представить себе это явление и позволяют дать даже некоторую количественную характеристику процесса закабаления крестьянства (см. таблицу).

Приведённая таблица даёт общую картину процесса закабаления крестьянства в голодные годы (по трём Новгородским пятинам). Рассмотрение таблицы позволяет сделать вывод о том, что удельный вес крестьян (вместе с бобылями) в составе закабаляемых был весьма значителен, достигая 16,7% от общего числа кабал. При этом, как и следовало ожидать, преобладающее место в группе крестьянских кабал составляют кабалы, данные на себя бобылями (81 из 113), ибо бобыль - это тот же крестьянин, но крестьянин разорившийся, потерявший своё хозяйство. Поэтому бобыльство очень часто являлось для крестьянина промежуточной ступенью на пути в кабальное холопство.

Образуя большую группу в составе закабаляемых, крестьяне и бобыли не являлись, однако, главным источником, питавшим кабальное холопство. Основным резервуаром, из которого феодалы черпали людские массы для закабаления, и в голодные годы по-прежнему продолжали оставаться свободные, ещё не закрепощённые элементы в составе населения городов и сёл. Давая о себе биографические сведения дьякам, записывавшим служилые кабалы в кабальную книгу, такой человек или просто называл себя "вольным человеком", или добавлял, что "жил походя, по наймам"; "жил в казакех из найму"; был "сапожный мастер"; "портной мастеришко"; "бывал в стрельцах, а ныне де отставлен"; "полесовал, лоси бил"; "коровы пас", а то и просто: "меж дворы бродил"; "ходил по миру, кормился"; или, как сказали о себе две "девки", Марфа и Степанида: "жили в Яжолбицком ряду, под окны хлебы прошали".

Для кабального холопства в голодные годы характерным, однако, является не только высокий процент свободных людей в составе закабаляемых, но и резкое повышение удельного веса свободных элементов в составе закабаляемых по сравнению с "нормальными" годами до голода. Количество же перекабаляемых холопов, т. е. переходивших от одного господина к другому, соответственно упало (с 67% в 1593-1594 гг. до 20% в 1603 г.).

Эти изменения в социальном составе кабальных холопов явились результатом общего резкого усиления процесса закабаления в голодные годы. Можно с полным основанием говорить о многократном увеличении количества закабаляемых в голодные годы по сравнению с предшествующим временем.

Таким образом, голодные 1601-1603 годы привели к следующим изменениям в кабальном холопстве:

1. резко возросло количество кабальных холопов в целом;
2. увеличилось в составе кабальных холопов число бывших крестьян и бобылей, которых голод заставил дать на себя кабалу;
3. повысился в составе кабальных холопов удельный вес бывших свободных людей (самых различных слоев), только что потерявших свободу.

Голод 1601-1603 гг. явился той силой, которая способствовала огромному ускорению процесса вовлечения свободных элементов населения в сферу феодальной эксплуатации. Вместе с тем голодные годы ознаменовали собой усиление феодального гнёта и для тех категорий непосредственных производителей, которые находились в зависимом состоянии и до голодных лет и для которых голод принёс новые, более тяжёлые формы феодальной зависимости.

Ударив всей своей тяжестью по народным массам и ещё более обострив противоречия между феодалами и крестьянством, голод переводит борьбу классов в Русском государстве на новую, более высокую ступень. В прямой связи с голодом 1601-1603 гг. стоит восстание Хлопка. Источники характеризуют восстание Хлопка как холопское восстание, как восстание боярских и дворянских холопов, возмутившихся против своих господ.

Можно довольно отчётливо представить себе обстановку накануне восстания Хлопка и причины, это восстание вызвавшие.

Наступление феодалов на труд и свободу народных масс, выражавшееся в использовании обстановки голода для закабаления голодного населения и превращения закабалённых людей в своих холопов, не могло не вызвать соответствующей реакции со стороны холопов, в составе которых резко возросло количество недавно ещё свободных людей. И если одних угроза голодной смерти заставляла жертвовать своей свободой и итти в кабалу, то более активные и решительные элементы пытались искать иного выхода из положения и находили этот выход прежде всего в бегстве на южные окраины Русского государства.

Беглые холопы - "гулящие люди", - в огромных количествах скоплялись в голодные годы в южных районах Русского государства. Авраамий Палицын определяет количество беглых холопов в Украинных городах цифрой более чем в 20 тыс. человек.

Ряд обстоятельств ещё более увеличивал в рассматриваемый период количество холопов, порвавших со своим холопским состоянием и превратившихся в "гулящих людей".

Если мелкие и средние землевладельцы-дворяне жадно захватывали в свои руки разорённых голодом людей, превращая их в своих холопов, то несколько иную картину рисуют источники в отношении крупных землевладельцев, боярства.

Для бояр, в вотчинах которых жили многие десятки дворовых-холопов, содержание многочисленной челяди становилось во время голода делом весьма невыгодным. Поэтому голодные годы характеризуются чрезвычайно важным явлением: массовым отпуском боярских холопов на свободу. Сообщающий об этом Авраамий Палицын добавляет, что часть из тех, кто "начата своих рабов на волю отпускати", делали это "истинно", а иные действовали "лицемерством", и поясняет, что те, кто отпускали холопов "истинно", давали им отпускную, "лицемерницы же не тако, ино, токмо из дому прогонит". Этот манёвр холоповладельцев, освобождая их от лишних ртов, сохранял за ними юридические права на изгнанных холопов и вместе с тем ставил таких холопов в особенно тяжёлое положение, так как они не могли давать на себя кабалу другим лицам, будучи заподозреваемыми в бегстве от своих старых господ.

Правительство Бориса Годунова, сознавая опасность, какую таило в себе скопление больших масс холопов, брошенных их господами на произвол судьбы, пыталось бороться с этим явлением при помощи законодательных мероприятий, издав в августе 1603 г. специальный закон о холопах. Закон этот устанавливал, что холопы, которых их господа не кормят, "а велят им кормиться собою, и те их холопы помирают голодом", получают свободу: "велели тем холопем давати отпускные в Приказе Холопья суда".

Это своеобразное "освобождение" холопов, изгнанных их господами, закон 1603 г. мотивировал тем, что иначе этих холопов нельзя закабалить вновь ("а за тем их не примет никто, что у них отпускных нет"). Однако эффект от этого закона был совсем не тот, какого ожидало годуновское правительство. Легализуя положение холопов, брошенных их господами, он вместе с тем, несомненно, форсировал бегство на окраины Русского государства тех элементов, которые и под угрозой голодной смерти не хотели вторично бить челом в холопы.

Вопрос о холопстве в первые годы царствования Бориса Годунова имел ещё одну и весьма существенную сторону. В ходе острой борьбы, которую Борис Годунов вёл со своими политическими противниками из лагеря боярства, в неё оказались втянутыми и холопы, и притом двояким образом.

Как и Иван Грозный, Борис Годунов в качестве одного из средств борьбы против боярства применял опалы, сопровождавшиеся конфискациями боярских вотчин. Эта последняя мера коренным образом изменяла положение холопов, принадлежавших подвергшимся опале боярам: вся челядь опальных бояр распускалась на свободу, причём их запрещалось принимать в другие дома: "заповедь же о них везде положена бысть, еже не принимать тех опальных бояр слуги их никому же".

Эти отпущенные холопы опальных бояр по-разному устраивали свою судьбу. Холопы-ремесленники, "хто ремество имеюще, тии кормящеся", т. е. становились свободными ремесленниками. Но в составе боярской челяди имелась большая группа холопов, ходивших со своими господами на войну, составляя вооружённую свиту боярина. Эта часть холопов - те, "иже на конех играющей", по образному выражению Авраамия Палицына, намекаюшего на то, что эти холопы входили в состав конных служилых полков,- пользовалась неожиданно полученной свободой для массового бегства в южные Украинные города: "во грады... Украинные отхождаху".

Этим, однако, не исчерпывалось влияние на судьбы холопов политической борьбы, которой столь насыщены 90-е годы XVI в. и начало XVII в. Логикой борьбы холопы не только испытывали её воздействие в качестве пассивного объекта, как один из видов боярской собственности, но а оказались непосредственно втянутыми в неё. В своей борьбе против боярства Борис Годунов попытался использовать в качестве активной силы и боярских холопов, поощряя доносы на бояр со стороны холопов и щедро награждая доносчиков. Эта мера, однако, оказалась обоюдоострой и не столько увеличила количество тайных агентов Бориса Годунова, сколько развязала противоречия внутри боярского двора, превратив доносы на бояр в одно из средств борьбы холопов против своих господ.

Так экономические противоречия между холопами и феодалами переходили в открытую борьбу - сначала пассивную (в виде бегства холопов) или случайную (в форме "доводов" - доносов холопов на бояр), а затем и в борьбу политическую.

В этой обстановке восстание Хлопка выступает перед нами как закономерный продукт и прямое выражение всей совокупности социальных и политических условий, характеризующих классовую борьбу в Русском государстве конца XVI - начала XVII в.

То, что нам известно о восстании Хлопка, заставляет расценивать его как движение очень большой силы.

"Новый Летописец"^*, говоря об огромных размерах, какие приняло движение Хлопка, обосновывает свою точку зрения указанием на два момента. Во-первых, на размер территории, охваченной восстанием: "Умножишась разбойство в земле Рустей, не токмо что по пустым местам проезду не бысть, ино и под Москвою быша разбои велицы". Вторая черта восстания Хлопка, отмечаемая "Новым Летописцем", - это наличие у восставших крупных сил, позволявших им успешно бороться против царских войск: "Царь же Борис, видя такое в земле нестроение и кровопролитие, посылаше многижда на них. Они же разбойники... противляхуся с посланными, и ничего им не можаху сотворити".

^* ("Новый Летописец" (название летописи) составлен в 1630 г.)

Оба эти утверждения "Нового Летописца" полностью соответствуют той картине восстания, которую можно получить на основании данных, имеющихся в разрядах.

В одной из разрядных книг - в так называемой Яковлевской разрядной книге сохранилась роспись о посылке Борисом, Годуновым в 1603 г. воевод "за разбойники" (т. е. против восставших. - И. С.) в города: Владимир, Волок Ламский, Вязьму, Можайск, Медынь, Ржеву, Коломну.

Сопоставление текста Яковлевской разрядной книги с "Новым Летописцем" не оставляет сомнений в том, что автор "Нового Летописца" строил свой рассказ именно на основе разрядных записей. Перечисленные в росписи города образуют как бы кольцо, окружающее Москву со всех сторон, причём такие города, как Коломна или Можайск, находятся в непосредственной близости от Москвы.

Перечень городов, названных в Яковлевской разрядной книге, даёт возможность конкретно представить себе территорию, охваченную восстанием. Оно охватило, таким образом, самые центральные районы Русского государства.

Яковлевская разрядная книга подтверждает и второе известие "Нового Летописца": о многократной посылке Борисом Годуновым воевод против "разбойников" и о бессилии воевод подавить восстание. Большое количество воевод, брошенных правительством Годунова на подавление восстания Хлопка, показывает, насколько крупные силы оказались вовлечёнными в борьбу.

Таким образом, уже на своём начальном этапе восстание Хлопка выступает перед нами как движение исключительно крупных масштабов.

Источники очень скудны данными, характеризующими формы, которые в восстании Хлопка приняла борьба холопов, поднявшихся против феодального гнёта; они ограничиваются лишь трафаретными фразами о "разбоях" и "разбойниках"^*. Однако некоторые выводы относительно характера борьбы восставших сделать всё же можно.

^* (Скудость источников о восстании Хлопка не даёт возможности выяснить вопрос о том, в какой мере и степени восстание Хлопка затронуло основные массы крепостного крестьянства тех районов, где действовали отряды Хлопка. Можно лишь в общей форме высказать предположение, что среди участников восстания Хлопка наряду с холопами могли быть и крестьяне.)

Под фразой "Нового Летописца" "в земле нестроение и кровопролитие" скрывается, конечно, вполне реальное содержание, разъясняемое дальнейшими словами летописца о том, что "воры... православных христиан посецаху и грабяху". Что эти действия восставших не были грабежами и убийствами обычного типа, а носили совершенно иной характер - характер расправы восставших холопов со своими господами (которых не трудно угадать под "православными христианами"),- видно из поведения правительства Бориса Годунова во время восстания.

Борису Годунову не удалось подавить движение в самом его начале, и карательные отряды, которые царь "многижда" посылал против Хлопка, терпели поражения один за другим. Это, а также тот факт, что восстание приближалось к самой Москве, заставило Бориса Годунова придать ему особо важное политическое значение и сделать вопрос о борьбе с восстанием предметом обсуждения Боярской думы. Это последнее обстоятельство (специально отмечаемое "Новым Летописцем") показывает всю серьёзность обстановки, создавшейся в стране в результате восстания. Восстание Хлопка означало не только полный крах всей предшествующей политики Бориса Годунова по крестьянскому вопросу (напомним, что последний закон в этой области - о даче холопам отпускных - был издан всего лишь 16 августа 1603 г.), целью которой было устранить "в народе волнение велие" и не допустить открытого взрыва классовой борьбы, но и таило в себе реальную угрозу для самых основ социального строя Русского государства.

В этой обстановке решение Боярской думы - послать против Хлопка воевод во главе с Иваном Басмановым, "с многою ратью" - является вполне закономерным и понятным. Своевременность его с точки зрения защиты интересов феодалов показала борьба между Хлопком и ратью Ивана Басманова. Ценнейшей деталью рассказа "Нового Летописца" об этой битве является указание о том, что она произошла "близ Москвы". Сражение между восставшими холопами и царскими воеводами, развернувшееся в самом центре Русского государства, у стен его столицы, должно было оказать огромное воздействие на всю страну, независимо от исхода этого сражения^*.

^* (Положение внутри Москвы было также очень острым, и Борису Годунову приходилось принимать решительные меры против тех, кто "богатых домы грабили и разбивали и зажигали".)

"Новый Летописец" подчёркивает ожесточённый характер битвы под Москвой, указывая, что восставшие "биющиеся, не щадя голов своих", и что годуновские воеводы "едва возмогоша" "осилить" рать Хлопка.

Тяжело раненный Хлопко был захвачен в плен. Но части его войска удалось спастись от разгрома и уйти на южные окраины Русского государства, в Украинные города.

Движение Хлопка явилось наиболее грозным предвестником восстания Болотникова. Но нарастание классовой борьбы шло и по другим направлениям. Существенным элементом в общем процессе развития социального кризиса в Русском государстве в конце XVI - начале XVII в. являлась классовая борьба в городах. Первое, что следует отметить, говоря о русском городе конца XVI - начала XVII в., - это растущую политическую активность городского населения, посадских людей.

Об активном участии городского населения в политической борьбе свидетельствуют выступления московского посада в 1584 и 1587 гг.

В 1584 г. "чернь Московская приступали к городу большему Кремлю, и ворота Фроловские выбили и секли, и пушку большую, которая стояла против Фроловских ворот, на Лобном месте, под город подворотили", так что власти лишь с большим трудом "чернь уговорили" и удалили от кремлёвских ворот. В 1587 же году выступление посадских людей было ещё более мощным, и московские власти, спасаясь от "заворовавших" "торговых мужиков", "в Кремле городе в осаде сидели и стражу крепкую поставили".

Особенно острый характер принимает борьба в городах в годы голода (1601-1603). Сохранился рассказ одного современника о том, что он был очевидцем ("видех своими очима") настоящего восстания в Москве, во время которого "много богатых домы грабили и разбивали и зажигали; и быть страхование великое". Правительство Бориса Годунова беспощадно расправилось с участниками восстания: "которые люди насилие творяху, и тех имаху казняще, ових жгли, а иных в воду сажали и всякими смертьми кончали их".

Голодные волнения в Москве показывают, насколько острыми были противоречия внутри самого городского населения: между "богатыми" и городскими низами. Дальнейшее нарастание социального и политического кризиса в стране ещё более усиливает классовые антагонизмы в городах.

Поход на Москву Лжедмитрия I вызывает новый подъём борьбы городских низов Москвы. Как известно, этот авантюрист и ставленник польской шляхты широко использовал в своей борьбе за московский престол "царистскую психологию" народных масс, их мечты о "хорошем царе".

Стремясь привлечь на свою сторону недовольные Борисом Годуновым народные массы и использовать в своих целях их борьбу против крепостнического государства, Лжедмитрий I в своих грамотах, во множестве рассылавшихся им по городам, щедро сулил всяческие милости, обещая после воцарения в Москве "все православное христианство в тишине и в покои и в благоденственном житии жити учинити" и призывая население отложиться от "изменника Бориса Годуноза".

Но призывы Лжедмитрия к борьбе против Бориса Годунова по-своему истолковывались городскими низами. Разрядные записи за 1605 г. сохранили очень ценные материалы, характеризующие позицию московского "мира", "мужиков", в дни, когда Самозванец приближался к Москве. Приезд в Москву агентов Лжедмитрия, Гаврилы Пушкина и Наума Плещеева, с грамотой Самозванца, призывавшей москвичей целовать ему крест, явился толчком для выступления московских городских низов, направленного против феодальной знати и богатой верхушки посада. События приняли такой оборот совершенно неожиданно и стихийно: "Таврило Пушкин да Наум Плещеев, приехав к Москве с прелестными грамотами сперва в Красное село и собрався с мужики, пошли в город, и пристал народ многой, и учали на Лобном месте грамоты честь, и послали в город по бояр. И на Лобном месте Богдан Белской учал говорить в мир: яз за царя Иванову милость ублюл царевича Дмитрия, за то и терпел от царя Бориса. И услыша то, и досталь народ возмутился и учали Годуновых дворы грабить; а иные воры с миром пошли в город, и от дворян с ними были, и государевы хоромы и царицыны пограбили".

Таким образом, московский "мир", "мужики", "народ" превратили церемонию присяги Самозванцу в поход против бояр и расправу с ними, причём "народ возмутился" далеко не против одних Годуновых. Из другой записи об этих событиях мы узнаём, что в тот день, когда "на Москве бояре и всякие люди Ростриге крест целовали...", "и тово ж дни в суботу миром, всем народом грабили на Москве многие дворы боярские, и дворянские, и дьячьи, а Сабуровых и Вельяминовых всех грабили".

Внимательный наблюдатель Исаак Масса^* даёт в своих записках ценный комментарий к этим событиям 1 июня 1605 г. По его словам, бояре в Москве "чрезвычайно страшились простого народа, который был нищ и наг и сильно желал пограбить московских купцов, всех господ и некоторых богатых людей в Москве, так что воистину в Москве более страшились жителей, нежели неприятеля или дмитриевцев. Ибо почти все они, т. е. главные начальники, получали письма от Дмитрия, но не подавали вида и ожидали его прибытия или посланий к народу, чтобы каждому приказать, что надлежит делать". Таким образом, перед нами чрезвычайно рельефная картина; изменники-бояре, тайно связанные с Самозванцем и больше всего боящиеся восстания городских низов, "простого народа", и народные массы, жаждущие расправиться со своими угнетателями и истолковывающие падение Годуновской династии как наступление благоприятного момента для сведения счётов со своими классовыми врагами.

^* (Исаак Масса - современник-иностранец, голландский купец живший в Москве, автор записок о Русском государстве конца XVI - начала XVII в.)

Противоположность позиций городских низов и феодальной знати в отношении к политическим событиям отчётливо выступает и в ходе дальнейшего развёртывания событий, особенно ярко проявившись во время восстания 17 мая 1605 г. против Лжедмитрия I и польских интервентов. Для этого события мы обладаем ценными показаниями другого очевидца, епископа Елассонского Арсения, оставившего в своих мемуарах описание восстания 17 мая 1606 г. Арсений, подобно Исааку Массе, изображает позицию народных масс Москвы диаметрально противоположной позиции боярства: "Народ Московский, без согласия великих бояр, бросился на поляков и многих бояр, боярынь, многих благородных детей и многих воинов умертвил и отнял у них имущество и оружие их. Великие бояре и дьяки двора и писцы с великим трудом и усилием успокоили неразумный народ, так как он намеревался стереть с лица земли всех пришедших из Польши". Это свидетельство Арсения представляет особый интерес, так как выявляет противоположность позиций народных масс и боярства в отношении борьбы с польской интервенцией.

Так растущий антагонизм между феодальными господами и верхушкой торгового посада, с одной стороны, и городскими людьми - с другой, подготовлял ту позицию, которую города заняли в ходе восстания Болотникова.