Глава XXI. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ РАСТЕНИЙ И ЖИВОТНЫХ

Посади мою голову в землю,
И из нее вырастет дерево, плод
Которого напомнит тебе обо мне.

(Самоанский миф о Туне)

УГОРЬ ТУНА, возлюбленный Сины, как рассказывает самоанский миф, был убит ревнивыми поклонниками, но во время последнего свидания он предупредил Сину о нависшем над ним роке. Туна попросил возлюбленную отрезать его голову, когда его убьют, и посадить ее в землю. Он обещал, что из pro головы вырастет дерево с такими плодами, которые дадут ей пищу и питье, а на самом плоде она увидит два глаза, которые некогда восхищались ею, и рот, который произносил нежные слова любви. Вот почему Сина посадила в землю голову Туны, из которой выросла кокосовая пальма.

Этот миф распространен по всей Полинезии, но вне Самоа вместо имени Сина распространен его диалектологический вариант - Хина. Даже в наши дни полинезиец, очищающий кокосовый орех для чужестранца, показывает на глаза и рот Туны, принявшие форму трех углублений на скорлупе. Углубление, соответствующее рту, проходит через всю толщу скорлупы и покрыто мягкой коркой. Через рот Туны пробивается росток будущего дерева, которое и до сих пор дает пищу и питье потомкам Сины.

Мифы придают романтическую окраску происхождению съедобных растений, игравших такую важную роль в экономической жизни полинезийцев. Однако этнолог не может полагаться на мифы, когда хочет выяснить, из каких мест завезено растение. Он должен проконсультироваться с ботаником, изучившим происхождение и распространение культурных растений Полинезии.

Растения, существовавшие в Полинезии в те времена, когда там впервые появился человек, были мало пригодны для питания. На вулканических островах имелись некоторые виды ягод, корней, мякоть древовидного папоротника, его вьющиеся молодые побеги, а также побеги и стебли ползучих растений и морская трава. Даже в новейшее время все это употребляется в пищу на различных островах в неурожайные годы. Нельзя сомневаться, что первые поселенцы поедали эти растения до того, как были завезены новые. На атоллах единственным съедобным растением были корни портулака (Portulaca sp.), морская трава и, возможно, панданус на тех островах, куда семена этого растения могли попасть до прихода людей. Панданус, пышно разрастающийся на атоллах, а также на вулканических островах, дает большой плод, разделяющийся на дольки, подобно ананасу. Мякоть дольки составляет съедобную часть плода, а внешняя твердая оболочка содержит семя в водонепроницаемой полости. Высохшие дольки так легки, что могли быть перенесены на большие расстояния океанскими течениями и попасть на острова без участия человека. Профессор Сент-Джон, ботаник музея Бишопа, сообщил мне, что насчитываются десятки видов и разновидностей пандануса на различных тропических островах Тихого океана. Большинство видов встречается только на одном или на нескольких островах, и лишь очень немногие широко распространены. Отсюда можно заключить, что панданус, по-видимому, распространился здесь так давно, что было достаточно времени для образования многих местных видов. Панданус, без сомнения, появился в районе Тихого океана задолго до полинезийцев, хотя последние, несомненно, принесли с собой его культурную длиннолистную разновидность, которую начали выращивать на многих островах. Панданус представлял огромную экономическую ценность для полинезийцев не только благодаря своему съедобному плоду, но и благодаря листьям, идущим на плетение корзин и парусов и для покрытия кровли.

Важными плодовыми деревьями, произраставшими в Полинезии к тому времени, когда европейцы впервые пришли с ней в соприкосновение, были кокосовая пальма, хлебное дерево, бананы и пизанг. Основными клубневыми культурами были таро, ямс, арроурут, куркума и батат. Из прочих растений, используемых человеком, я упомяну лишь бумажное шелковичное дерево, снабжавшее сырьем для изготовления лубяной материи, и кабачок. (Lagenaria vulgaris), из которых изготовлялись сосуды. Ботаники утверждают, что все эти растения, за исключением батата, происходят из индомалайского района. Все они переселились в Полинезию до открытия Америки Колумбом и потому не могли быть завезены позднейшими испанскими мореплавателями. Путешествия растений из Индонезии в Полинезию овеяны такой же романтикой, как странствия полинезийских мореплавателей.

Ботаники придерживаются различных мнений по вопросу о первоначальной родине кокосовой пальмы. Некоторые полагают, что ею была Америка, другие утверждают, что Азия, и последние, по-видимому, более правы. Хотя сухой зрелый кокосовый орех может плыть, пока не размокнет, и мог, по-видимому, переноситься течениями и штормами от острова к острову, однако еще не установлено, как долго в состоянии просуществовать живой зародыш внутри ореха. Можно предположить, что кокосовый орех доплывал по течению до соседних островов и укоренялся там, однако нет доказательств, что он мог достичь таким образом и отдаленных островов. Распространение кокосовой пальмы по Полинезии следует приписать человеку. Все съедобные растения и бумажная шелковица, несомненно, ввезены сюда людьми.

Однако переселение растений с одного острова на другой сопровождалось большими трудностями, чем переселение людей, которые везли эти растения в своих ладьях. Человек обладал волей и вез с собой пищу и воду для удовлетворения своих потребностей. Растения же были беспомощными пассажирами с различной силой сопротивления солнцу, ветру и соленой воде. По прибытии на остров, безразлично коралловый или вулканический, человек мог приспособиться к окружающей среде, но растения, которые уцелели во время морского путешествия, приживались только на почве, соответствующей их специфическим потребностям.

Единственными растениями, которые прижились на атоллах, были кокосовая пальма и стойкая разновидность таро, которая росла в рвах, вырытых до подпочвенной солоноватой воды. Нежные разновидности таро требовали вулканической почвы. Другим съедобным растением атоллов, иногда употреблявшимся в пищу, было «нони» (Morinda citrifolia), и человек мог способствовать ее распространению. Все остальные культурные съедобные растения приживались только на вулканической почве и поэтому не могли переселиться в Полинезию морским путем через усеянное атоллами пространство. Микронезийский путь» следовательно, не годился для растений, ибо вулканические острова кончаются на Кусаие или по крайней мере у островов Банаба и Науру. Расстояние от Кусаие в Каролинском архипелаге до островов Общества составляет свыше 3000 миль, а до Самоа - 2500 миль. Промежуточные атоллы заселялись в течение длительного периода времени. В течение этого времени только кокосовая пальма, грубое таро, панданус и «нони» могли, переносясь с атоллла на атолл, попасть в Центральную Полинезию.

Другие съедобные растения могли распространяться в восг точном направлении по Тихому океану только по тому пути, где вулканические острова представляли промежуточные базы, лежавшие на доступном расстоянии друг от друга. Таков южный путь через Меланезию. Я, правда, не ботаник, но предполагаю, что хотя полинезийцы и прибыли в Центральную Полинезию микронезийским путем, такие съедобные растения, как хлеб зрелищем. Подвешенная ручка чаши была направлена к нему. Вожди не произнесли ни слова, однако бессловесная чаша объявила Тубоу королем.

Запад отличается от остальной Полинезии также и способом приготовления ткани из луба тутового дерева. В западных районах отдельные полосы луба тщательно очищались раковинами, затем их разбивали на более узкие полосы и склеивали для получения нужной толщины и ширины. Ткань иногда расписывалась от руки растительными красками, но обычно к слою тонкой материи прикладывали дощечку с нанесенными рисунками, и материя затем натиралась тряпкой, опущенной в краску, чтобы проявить рисунок, вырезанный на дощечке. В остальной Полинезии кора вымывалась, а не выскребывалась, а затем вымачивалась в воде более 20 часов, после чего различные полосы сбивались вместе в сплошной лист с помощью специальных желобчатых колотушек, оставлявших на материи водяные знаки. Материю разрисовывали от руки или печатали на ней рисунок.

По всей Полинезии, за исключением западной области, употреблялся лунный календарь. На каждой группе островов имелся список из 30 наименований различных стадий луны от новолуния до новолуния. Когда в лунном месяце было 29 ночей, одно из 30 имен опускалось. Несмотря на некоторые местные изменения названий, соблюдение этой системы на всех семи путях, ведущих из Центральной Полинезии, было неуклонным, и тем более примечательно ее полное отсутствие на западе. Там дни месяца считались по числам, а иногда по группам. В остальной Полинезии новый год начинался с утреннего или вечернего восхождения Плеяд, и годичный лунный цикл исправлялся время от времени включением тринадцатого месяца. Как календарь исправлялся в Западной Полинезии, точных сведений нет.

Следует отметить также два обычая, которые были распространены только на Самоа и Тонга. Один из них - запрет всякого общения между братом и сестрой. Табу распространяется и на довоюродных братьев и сестер. После десятилетнего возраста братья и сестры воспитывались в отдельных домах и больше не играли вместе. Если брат находился в доме, сестра не могла войти в него или, по крайней мере, не могла сесть поблизости. Этот обычай неизвестен в остальной Полинезии. В Новой Зеландии, наоборот, поощрялся брак довоюродных братьев и сестер, чтобы не выносить домашних раздоров за пределы семьи. На Гавайях, как отмечалось, брак брата и сестры считался для вождя высшей формой брачного союза.

Другим обычаем был огромный почет, который оказывали мужчины своим сестрам, особенно старшим сестрам. На островах Тонга сестра считалась высшей по рангу, чем брат, и это старшинство распространялось и на детей.

На островах Самоа дети сестры были священны («тама са») для дядей; их боялись, потому что верили, что мать обладает магической силой и может ее использовать во вред обидчику детей. На Тонга дети сестры были «фаху» для дяди и его детей,, то есть могли требовать от них дани продуктами и вещами. «Фаху» мог даже взять в наложницы жену дяди. Этот обычай противоречит распространенному во всей Полинезии закону наследования старшинства по мужской линии (Архаические черты общественного строя самоанцев сказались нетолько в сохранении некоторых старинных семейных обычаев, но и в более существенных фактах, которые ускользнули от внимания Те Ранги Хироа. Базу социального быта островитян Самоа составляла в прошлом патриархально-семейная община (аинга, фале) совместно живущих родственников четырех-пяти поколений (30-40 человек), во главе со старейшиной - тулафале (он же семейный жрец). Несколько таких патриархальных общин составляли сельскую общину, управлявшуюся советом (фоно) из, представителей семейных общин. Земля принадлежала общинам, частной земельной собственности не было. Однако от первобытного демократизма общественный строй самоанцев был уже далек. Общество делилось на сословия: «алии» - вожди; «тулафале» - свободные общинники; безземельные и неимущие люди, отбившиеся от общины; пленные рабы. Сами общины делились на аристократические и простые. Между ними складывались, отношения зависимости и эксплуатации. Тем не менее до таких резких классовых противоречий и до примитивных форм государства, какие-складывались в других частях Полинезии, самоанцы перед появлением европейцев не дошли).

Различия между Западной и Восточной Полинезией могут быть объяснены тремя причинами: местными особенностями развития, культурным влиянием островов Фиджи и ранним, отделением от Центральной Полинезии.

Местные особенности развития отразились на искусстве и ремеслах, например на строительстве домов и ладей, а также на выделке лубяной ткани. Местные черты отмечаются во всех частях Полинезии, ибо нигде мастера и художники не придерживались полностью старых образцов. Так союз плотников Та-галоа черпал в своем вдохновении стиль новых строений.

Культурное влияние островов Фиджи сказалось в запрете общения братьев и сестер, широко распространенном в Меланезии, и в наделении властью детей сестры. Эта особая власть на Фиджи обозначается термином «вазу», и, очевидно, тонганцы восприняли не только сам обычай, но также и термин, принявший тонганскую форму «фаху». Фиджийский обычай вазу основан на меланезийской системе вести происхождение по матери. Муж там фактически является гостем в доме жены, а о его детях заботится брат жены. Муж в свою очередь заботится о детях своей сестры (Обычаи типа «авункулата» (тесная связь племянника с дядей со-стороны матери) и им подобные являются несомненными остатками эпохи матриархального рода. Они свидетельствуют о большей архаичности общественного строя Западной Полинезии сравнительно с Восточной; в этом отношении острова Самоа и Тонга действительно близки к Фиджи, где сохранилось еще больше пережитков материнского рода). Такая система является столь же необычной для остальной Полинезии, как для Европы или Америки. Влияние Фиджи сказывается также в терминах, обозначающих родство, ягод, корней, мякоть древовидного папоротника, его вьющиеся молодые побеги, а также побеги и стебли ползучих растений и морская трава. Даже в новейшее время все это употребляется в пищу на различных островах в неурожайные годы. Нельзя сомневаться, что первые поселенцы поедали эти растения до того, как были завезены новые. На атоллах единственным съедобным растением были корни портулака (Portulaca sp.), морская трава и, возможно, панданус на тех, островах, куда семена этого растения могли попасть до прихода людей. Панданус, пышно разрастающийся на атоллах, а также на вулканических островах, дает большой плод, разделяющийся на дольки, подобно ананасу. Мякоть дольки составляет съедобную часть плода, а внешняя твердая оболочка содержит семя в водонепроницаемой полости. Высохшие дольки так легки, что могли быть перенесены на большие расстояния океанскими течениями и попасть на острова без участия человека. Профессор Сент-Джон, ботаник музея Бишопа, сообщил мне, что насчитываются десятки видов и разновидностей пандануса на различных тропических островах Тихого океана. Большинство видов встречается только на одном или на нескольких островах, и лишь очень немногие широко распространены. Отсюда можно заключить, что панданус, по-видимому, распространился здесь так давно, что было достаточно времени для образования многих местных видов. Панданус, без сомнения, появился в районе Тихого океана задолго до полинезийцев, хотя последние, несомненно, принесли с собой его культурную длиннолистную разновидность, которую начали выращивать на многих островах. Панданус представлял огромную экономическую ценность для полинезийцев не только благодаря своему съедобному плоду, но и благодаря листьям, идущим на плетение корзин и парусов и для покрытия кровли.

Важными плодовыми деревьями, произраставшими в Полинезии к тому времени, когда европейцы впервые пришли с ней в соприкосновение, были кокосовая пальма, хлебное дерево, бананы и пизанг. Основными клубневыми культурами были таро, ямс, арроурут, куркума и батат. Из прочих растений, используемых человеком, я упомяну лишь бумажное шелковичное дерево, снабжавшее сырьем для изготовления лубяной материи, и кабачок (Lagenaria vulgaris), из которых изготовлялись сосуды. Ботаники утверждают, что все эти растения, за исключением батата, происходят из индомалайского района. Все они переселились в Полинезию до открытия Америки Колумбом и потому не могли быть завезены позднейшими испанскими мореплавателями. Путешествия растений из Индонезии в Полинезию овеяны такой же романтикой, как странствия полинезийских мореплавателей.

Ботаники придерживаются различных мнений по вопросу о первоначальной родине кокосовой пальмы. Некоторые полагают, что ею была Америка, другие утверждают, что Азия, и последние, по-видимому, более правы. Хотя сухой зрелый кокосовый орех может плыть, пока не размокнет, и мог, по-видимому, переноситься течениями и штормами от острова к острову, однако еще не установлено, как долго в состоянии просуществовать живой зародыш внутри ореха. Можно предположить, что кокосовый орех доплывал по течению до соседних островов и укоренялся там, однако нет доказательств, что он мог достичь таким образом и отдаленных островов. Распространение кокосовой пальмы по Полинезии следует приписать человеку. Все съедобные растения и бумажная шелковица, несомненно, ввезены сюда людьми.

Однако переселение растений с одного острова на другой сопровождалось большими трудностями, чем переселение людей, которые везли эти растения в своих ладьях. Человек обладал волей и вез с собой пищу и воду для удовлетворения своих потребностей. Растения же были беспомощными пассажирами с различной силой сопротивления солнцу, ветру и соленой воде. По прибытии на остров, безразлично коралловый или вулканический, человек мог приспособиться к окружающей среде, но растения, которые уцелели во время морского путешествия, приживались только на почве, соответствующей их специфическим потребностям.

Единственными растениями, которые прижились на атоллах, были кокосовая пальма и стойкая разновидность таро, которая росла в рвах, вырытых до подпочвенной солоноватой воды. Нежные разновидности таро требовали вулканической почвы. Другим съедобным растением атоллов, иногда употреблявшимся в пищу, было «нони» (Morinda citrifolia), и человек мог способствовать ее распространению. Все остальные культурные съедобг ные растения приживались только на вулканической почве и поэтому не могли переселиться в Полинезию морским путем через усеянное атоллами пространство. Микронезийский путь» следовательно, не годился для растений, ибо вулканические острова кончаются на Кусаие или по крайней мере у островов Банаба и Науру. Расстояние от Кусаие в Каролинском архипелаге до островов Общества составляет свыше 3000 миль, а до Самоа - 2500 миль. Промежуточные атоллы заселялись в течение длительного периода времени. В течение этого времени только кокосовая пальма, грубое таро, панданус и «нони» могли, переносясь с атоллла на атолл, попасть в Центральную Полинезию.

Другие съедобные растения могли распространяться в восг точном направлении по Тихому океану только по тому пути, где вулканические острова представляли промежуточные базы, лежавшие на доступном расстоянии друг от друга. Таков южный путь через Меланезию. Я, правда, не ботаник, но предполагаю, что хотя полинезийцы и прибыли в Центральную Полинезию микронезийским путем, такие съедобные растения, как хлебные растения, хлебное дерево, бананы, ямс и менее грубое таро, были сначала завезены из Индонезии на Новую Гвинею и затем, распространены меланезийцами вплоть до их крайнего восточного форпоста - Фиджи.

Древние разведывательные груйпы полинезийцев, которые прибыли из Микронезии прямо в центр Полинезии, на Ра'иатеа, на ее север, Гавайи, или на Самоа, находящееся в основании треугольника, могли привезти с собой только кокосовую пальму, панданус, «нони» и грубое таро. В Куалоа на острове Оаху (Гавайи) имеется глубокий и широкий ров, столь древний, что сами гавайцы не могут объяснить для чего он был вырыт. Сооружения, которые не могут быть объяснены людьми более поздней культуры, обычно принадлежат к более ранней культуре, умершей так давно, что ее памятники стали загадкой. Нельзя ли предположить, что глубокий ров, прорытый до подпочвенной воды, является свидетельством разведения грубой разновидности таро, ввезенной первыми поселенцами непосредственно с атоллов и заброшенной, когда лучшие сорта достигли Гавайских островов в более позднее время?

Более питательные съедобные растения, которые дошли до островов Фиджи, могли быть перенесены в Центральную Полинезию только через вулканические острова. Первым передаточным пунктом в Западной Полинезии был архипелаг Самоа или Тонга. Гиффорд утверждает, что тонганские мифы о происхождении растений ассоциируют их с Самоа, вернее с мифической страной Пулоту, расположенной где-то за Самоа. Таким образом, первая стадия переселения растений из Фиджи в Полинезию локализуется на Самоа.

Хлебное дерево, завезенное в Полинезию, не имеет семян и размножается только посредством молодых отростков, которые пробиваются из распространившихся корней растущего дерева. Банан также развивается из отростков, вырастающих вокруг материнского ствола. Ни одно из этих растений не могло бы пересечь моря, если бы их не перенес человек. Так как люди не могли взять с собой ростки в качестве запасов пищи на дорогу, то произрастание хлебного дерева и бананов убедительно доказывает, что растения эти были бережно перевезены переселенцами, собиравшимися обосноваться на вулканических островах. И действительно, Хэнди отыскал предания Маркизских островов об экспедиции, направлявшейся в Раротонгу на судне, нагруженном молодыми хлебными деревьями. Таро и ямс, вырастающие из клубней, также не имеют семян, с помощью которых они могли бы преодолевать пространство по воздуху или по морю. Все эти растения могли достичь Самоа из Фиджи только в ладьях человека (Хироа, признавая завоз культурных растений и домашних животных в Полинезию через Меланезию, тем самым невольно ослабляет свою собственную теорию «северного пути» полинезийцев):

Общение населения островов Фиджи и Самоа, по-видимому, началось в очень ранний период. Вероятно, передовые группы, осевшие к югу от острова Гильберта, достигли также некоторых островов Фиджи. Эти первые разведчики были смелыми и отважными людьми, управлявшими судами с величайшим искусством. Жители Фиджи располагали хорошими двойными лодками, которыми они прекрасно управляли в пределах их собственного архипелага. Однако они не предпринимали плаваний на восток, если не считать более поздних случайных путешествий, когда острова Самоа были уже населены полинезийцами. Если бы съедобные растения были завезены на восток фиджийцами, то Самоа превратились бы в меланезийскую колонию.

Из Самоа растения были завезены в полинезийские культурные центры на Ра'иатеа и Таити также в очень ранний период. Как растения, так и животные были насущной необходимостью для дальнейшего социального развития, которое началось в центре Полинезии. Как мы видели, связи между Самоа и Ра'иатеа прекратились, прежде чем жрецы в Опоа выдвинули различных обожествленных предков для создания общего пантеона, и таким образом Тагалоа-лаги завез в Самоа недоразвитую мифологию.

Форест Браун обнаружил много разновидностей хлебного дерева на Маркизских островах и в связи с этим пришел к выводу, что они были населены в течение очень долгого времени, необходимого для образования такого множества разновидностей. На Гавайях также обнаружено много разновидностей батата. Это свидетельствует либо об очень быстром развитии разновидностей в тропиках, либо о более древнем заселении Полинезии, чем мы предполагаем. Одна из разновидностей батата и таро на Гавайях, а также одна из разновидностей хлебного дерева на Таити приносят семена. Развились ли теперешние бессеменные разновидности из растений, приносивших некогда семена, и были ли первые растения перенесены с помощью семян? Эта проблема стоит еще перед ботаниками.

Со съедобными растениями тесно связаны домашние животные. Зоологи также утверждают, что свинья, собака и курица, распространенные в Полинезии, происходят из индо-малайской области. Животные достигли Америки через Атлантический океан задолго до того, как они проникли в Полинезию. Необходимо отметить, что ни одного из этих трех животных не было на коралловых атоллах Полинезии, когда европейцы впервые посетили их. По туамотуанской версии предания о происхождении собаки, она вывезена с Анаа, которая находилась в оживленных сношениях с Таити. Необходимо напомнить, что кокосовая пальма была привезена первыми поселенцами, и до тех пор, пока это растение широко не распространилось на атоллах, там было мало пищи для свиней и птицы. Собаки могли питаться рыбой или превратиться в вегетарианцев, но и для них шансы пережить засухи и голод были невелики, особенно если иметь в виду, что они служили пищей хозяевам. Животные, распространенные в настоящее время на атоллах, были завезены после появления европейцев, когда кокосовая пальма широко распространилась, а торговые шхуны подвозили продовольствие из внешнего мира. В старину коралловые атоллы представляли собой барьер, препятствовавший распространению домашних животных. Они, по всей вероятности, были перевезены по меланезийскому пути и перешли на Самоа с островов Фиджи.

Одна самоанская легенда сообщает следующее о перевозке свиней. Самоанский мореплаватель посетил острова Фиджи, где его угостили свининой. Он, естественно, захотел взять с собой свиней на родину. Фиджийцы, однако, не разрешили вывезти живую свинью с острова, но не возражали против того, чтобы гость захватил с собой свинину в качестве продовольствия на дорогу. Тогда самоанцы достали двух очень больших свиней, убили и освежевали туши. Затем тайно от хозяев они достали несколько поросят и спрятали их в брюшной полости туш, которые они прикрыли листьями. Неся туши на палках, они обманули бдительность фиджийских таможенников. Так, по словам легенды, свиньи попали на острова Самоа.

Значение островов Фиджи как торгового центра нельзя переоценить. Западный треугольник Самоа - Тонга - Фиджи стал важным районом обмена и диффузии («Диффузия» элементов культуры с Фиджи в Полинезию (как и обратно) действительно имела место. Однако автор, следуя буржуазной методологии, не различает распространения культурных растений, домашних животных и некоторых технических навыков от развития основных черт общественного строя; последние (например формы матриархата и его пережитки) отнюдь не составляют предмета «диффузии», а развиваются самостоятельно, по внутренним законам каждого общества). Развитию торговых отношений способствовали смешанные браки, и фиджийские обычаи, которые были полезны полинезийцам, охотно усваивались последними. Смешанные браки в семьях вождей приводили к тому, что в местах контакта развивалась более высокая фиджийская культура, включавшая в себя некоторые полинезийские элементы. Эта смешанная культура характеризовалась наследованием по мужской линии, усилением власти могущественных вождей и весьма сложными церемониями, которых не знала ранняя меланезийская культура, сохранившаяся на тех островах Фиджи, где не сказалось полинезийское торговое влияние. Жители островов Самоа и Тонга в свою очередь восприняли некоторые фиджийские обычаи, такие, как власть брата матери и запрет общения братьев и сестер. Торговые приемы, усвоенные в сношениях с фиджийцами, оказали влияние на психологический склад западных полинезийцев, ибо как бы они не скрывали это обрядами, жители Самоа были достаточно смышлеными, чтобы научиться торговать и приобрести коммерческую жилку, не свойственную остальным полинезийцам (1. Указывая на «коммерческую жилку» самоанцев, автор имеет в виду следующий факт: в то время как на других полинезийских островах господствовал обычай работы ремесленника на заказчика, только на Самоа, из всей Полинезии, был распространен торговый обмен и туземные деньги. В этом самоанцы были близки к меланезийцам). Изменения в области культуры, которые произошли в западнЬй части треугольника, первоначально были вызваны торговлей и обменом съедобными растениями и домашними животными. Связь продолжалась, ибо как самоанцы, так и тонганцы нуждались в красных перьях фиджийских, попугаев для орнаментации своих тонковыделанных циновок и украшений, а тонганцам не хватало стройного леса для лодок и сандалового дерева для воскурений в честь умерших.

Итак, растения и животные были перевезены в Центральную Полинезию, однако фиджийские обычаи укоренились только на западных островах. Из центра растения, животные и политеистическая мифология переносились по радиальным направлениям позднейшими мореплавателями с X по XIV в. По северному пути все растения и животные были завезены на Гавайские острова, а по северо-восточному все они, за исключением собаки, добрались до Маркизских островов. С Маркизских островов все растения были перевезены на Мангареву, но домашняя птица вымерла, и только свинья здесь временно прижилась. На отдаленном острове Пасхи не разводили ни кокосовой пальмы, ни хлебного дерева, а из трех видов животных сохранилась только курица. По южному и юго-восточному путям жителями южных островов завезены все растения и все три вида животных. Однако на южной Рапе не было ни хлебного дерева, ни кокосовых пальм, ни животных. К юго-западу от архипелага Кука встречались все растения, но животные разводились только на отдельных островах. Так, например, свиней, этих ценных домашних животных, распространенных на Раротонге, Атиу, Мауке и Митиаро, не было на Антутаке и Мангайе. У меня нет сведений о разведении собак и домашней птицы на островах Кука. На юге в Новой Зеландии прижились таро, ямс и маленькая тыква. Но из трех видов животных до появления европейцев там была лишь собака.

Бумажная шелковица разводилась на всех вулканических островах, включая Гавайи, остров Пасхи и Новую Зеландию.

Распространение растений и животных на всех островах Полинезии подтверждает тот факт, что ранним разведывательным группам удавалось добираться до отдельных архипелагов по счастливой случайности. Лишь в более поздний период, начавшийся с X в., за пионерами последовали мореплаватели, предпринимавшие путешествие со специальной целью обосноваться на вновь открытых островах. Независимо от свидетельств,

имеющихся в древних преданиях, можно сделать логическое заключение, что поселенцы не стали бы переносить нежные отростки хлебного дерева и бананов на расстояние более 2000 миль, отделявших их от Гавайских островов, и банановые отростки на расстояние свыше 1000 миль до острова Пасхи, если бы они не имели некоторого представления о местах, куда направлялись их ладьи.

Распространение на Гавайских островах большой калебассы„ которой, кажется, не обнаружено на других островах Полинезии, представляет собой загадку. Благодаря его величине из. этого растения изготовлялись отличные короба для одежды ( «ипу нуи»). Калебассу использовали также для хранения толченого таро. Ботаники называют это растение Cucurbita maxima и включают его в группу тыкв, которая отличается от группы кабачков (Lagenaria vulgaris), широко распространенной по всей Полинезии.

Первоначальной родиной различных видов тыкв, кабачков и дынь считают Америку. Возникает вопрос, как же большие тыквы попали на Гавайи? Они не могли быть завезены сюда одновременно с бататом, так как в этом случае встречались бы на других островах Полинезии. Гавайцы рассказывают, что большая тыква первоначально также называлась «хулилау», так как листья и цветы нельзя было отличить от листьев и цветов других тыкв, разновидности которых служили для различных целей. Возможно, что большую тыкву ошибочно относят к роду тыкв и что она должна принадлежать к группе кабачков. Если это так, то вопрос становится ясным: она могла быть завезена; как обычный кабачок из Центральной Полинезии и развиться в крупноплодную разновидность на Гавайях.

Обратимся к вопросу о появлении батата (Ipomoea batatas),, который перенесен в Полинезию с востока, а не из Азии, ибо ботаники установили, что первоначальной родиной его является Южная Америка. Теория одного немецкого ученого (Имеется в виду умерший в 1947 г. немецкий этнограф Георг Фри-дерици), согласно-которой бататы были завезены в Полинезию испанцами, основана на ложной информации, и ее следует считать несостоятельной. Из преданий мы узнаем, что бататы уже появились на Гавайях к 1250 г. нашей эры, а в Новой Зеландии - самое позднее к 1350 г. Так как не существует преданий о более позднем соприкосновении с внешним миром, очевидно, полинезийцы сами перевезли бататы из Центральной Полинезии в северный и южный углы Полинезийского треугольника. Таким образом, бататы достигли островов Общества еще до последних морских путешествий полинезийцев на север и на юго-запад.

Покойный профессор Роланд Диксон утверждал, что бататы были распространены в Полинезии еще до того, как Колумб достиг берегов Америки, и что заявление, будто испанцы распространили это растение, является несостоятельным. «Эта растение могло попасть в Полинезию из Америки только с помощью человека, а так как мы не имеем никаких данных о том что индейцы тихоокеанского побережья Южной Америки, где выращивался батат, обладали когда-либо знаниями и искусством, необходимыми для дальних морских путешествий, - то мы вынуждены заключить, что перенесение растения было осуществлено полинезийцами. Когда-то группа этих бесстрашных мореплавателей достигла перуанского берега и захватила с собой ценное растение, возвращаясь обратно на родные-острова».

Перуанский берег назван Диксоном потому, что в кечуанском (Кечуа - один из самых крупных народов северо-западной части Южной Америки. Кечуа составляли ядро государства инков в древнем Перу, разрушенного испанскими завоевателями в XVI в. Ныне численность кечуа составляет около 5 500 000 человек ) диалекте северного Перу батат известен как «кумар», а общее для всей Полинезии название этого растения «кумара» свидетельствует о том, что этот корнеплод получен из района, где употребляется родственное название.

Итак, незадолго до начала XIII в. неизвестный полинезийский мореплаватель отправился к востоку в поисках ново» земли. Хотя остров Пасхи и является ближайшим к Америке,. а расстояние в 2030 миль укладывается в предполагаемый радиус-действия полинезийских лодок, однако никакая экспедиция-не могла отправиться с этого острова ввиду отсутствия строевого леса, необходимого для сооружения большой лодки. Также невероятно, чтобы остров Пасхи был использован в качестве промежуточной базы, ибо любой путешественник, который проплыл бы по морю более 1000 миль, направляясь с ближайшего острова Восточной Полинезии, поселился бы там и не отправился бы дальше. Я думаю, что экспедиция надеялась обнаружить землю недалеко от отправного пункта и что ввиду почти полного отсутствия островов в восточных морях мореплаватели вынуждены были продвигаться вперед, пока не достигли южноамериканского берега.

Ближайшими островами, с которых такая экспедиция могла отправиться в путь, были острова Мангарева и Маркизские. Атоллы Туамоту исключаются, так как предполагается, что семена качабков (Lagenaria vulgaris) были ввезены в Южную-Америку из Полинезии в доколумбовы времена, а такие кабачки не растут на Туамоту. Экспедиция из Мангаревы должна была встретить на своем пути остров Пасхи и обосноваться там. Однако даже в том случае, если бы лодка продолжала свой путь дальше от острова Пасхи, то и тогда она бы достигла американского берега южнее Перу, где название кумар к батату не применяется. Свободное открытое море между Маркизскими островами и северным Перу не давало возможности остановиться на пути. Поэтому мы предполагаем, что мореплаватели, достигшие Южной Америки, отправились в путь с Маркизских островов.

Расстояние от Маркизских островов до северного побережья Перу составляет более 4000 миль. Диксон считает, что радиус плавания полинезийских судов составлял 2500 миль; однако эта цифра основана на данных о путешествиях, предпринимавшихся в пределах Полинезии. При наличии благоприятного ветра лодки могли плыть со скоростью семи миль в час, то есть путешествие от Маркизских берегов до берегов Южной Америки продолжалось бы в этом случае немногим более трех недель.

Такое плавание вполне'могли осуществить люди сильные и стойкие. Однако этот исключительный подвиг мог быть совершен только один раз. Если бы руководитель экспедиции знал заранее, что расстояние до ближайшей земли так велико, он, наверное, подождал бы, пока прекратится западный ветер, и поплыл бы в обратном направлении.

Я не буду описывать переживаний путешественников, которые плыли день за днем, не находя земли, и вдруг, когда надежда уже угасала, увидели на горизонте громадную страну с горами, упиравшимися в небо. Какое необычайное зрелище открылось перед людьми, привыкшими к ландшафту океанических островов! Они высадились на землю, и здесь, вероятно, столкнулись с чужим народом.

Опасаясь дальнейших стычек с более многочисленным лротивником, мореходы решили возвратиться в свою родную Полинезию.

Контакт был слишком непродолжительным для того, чтобы могло произойти заимствование религиозных идей или общественных обычаев. Но из материальных предметов полинезийцы могли захватить с собой семена тыквы и безусловно заимствовали батат (Плавания древних полинезийцев к берегам Америки признаются сейчас всеми учеными. В то же время, как было отмечено в предисловии, культурно-исторические связи между народами Океании и Америки еще далеко не достаточно изучены и точка зрения Хироа может рассматриваться лишь как одно из возможных решений указанной проблемы).

Полинезийский вождь переобрудовал и снабдил припасами свое судно. Он сложил в него запас молодых корнеплодов и при благоприятном ветре отплыл на запад к родным берегам. Боги были милостивы к храбрецам, о чем свидетельствует появление батата в Полинезии. Если экспедиция и отплыла с каких-либо других островов Полинезии, то возвратилась она, по-видимому, на Маркизские острова, где бататы разводятся издавна. Позднее они распространились на восток до Мангаревы и острова Пасхи, а также на запад до островов Общества.

Неизвестный полинезийский путешественник, который привез с собой из Южной Америки батат, внес величайший вклад в достижения полинезийских мореплавателей. Он завершил серию путешествий через обширнейшую часть огромного Тихого океана, разделявшую Азию и Южную Америку. Однако преданий о нем не сохранилось. Мы не знаем ни его имени, ни названия его судна, хотя неизвестный герой, стоите ряду величайших полинезийских мореплавателей за свой великий подвиг.