Глава XII. СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ РАДИУС

За моря отправились таке,
Отправились к царству света.

(Песня с Маркизских островов)

ВЕТВЬ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ, называвшая себя таке, мигрировала из Центральной Полинезии на северо-восток. Суда этих мореходов прошли сквозь мрак неизведанных далей и проникли к группе вулканических островов, над которыми сияло яркое солнце; полинезийцы приветствовали новую землю как царство света и назвали вновь открытые острова общим именем Хива. Спустя несколько столетий другой народ переименовал их в Маркизские (Маркизские острова названы так первым посетившим их европейцем, испанцем Альваро Менданья (в 1595 г.), в честь маркизы де Мендоса, жены вице-короля Перу. Позже острова посетил Кук (в 1774 г.). Подробное описание быта островитян дали русские моряки Крузенштерн и Лисянский (в 1804 г.) и сопровождавший их Лангсдорф. Белые торговцы миссионеры и агенты европейских держав в течение нескольких десятилетий вели политику разжигания межплеменной розни, натравливая одних маркизанских вождей на других. Численность населения сильно сократилась, хозяйство пришло в упадок. В 1842 г. Франция объявила об аннексии островов, вошедших впоследствии в состав «Французских поселений в Океании» (с центром в Таити). Французская колониальная администрация и католические миссионеры установили режим жестокого гнета, в результате которого численность островитян к настоящему времени сократилась до 2500 человек).

Самый западный остров этого архипелага расположен примерно на расстоянии 1000 миль от Ра'иатеи. Архипелаг делится на южную и северную группы островов. В Южной группе населены острова Фату-Хива, Тахуата и Хива-Оа; в северной - 'Уапоу, Нукухива (Быт и культура островитян Нукухивы (Нукагивы) были подробно описаны русскими моряками и исследователями, в частности Ю. Лисянским и И. Крузенштерном, еще до начала их разрушения колонизаторами) и Уахука. До появления людей с Запада, принесших с собой множество смертоносных микробов, которые следовали за ними повсюду, был населен также и ряд мелких островов.

В древности население островов Хива достигало нескольких десятков тысяч. В 1813 г., по подсчетам капитана Портера, на Нукухиве было 19 200 воинов. Общее население группы он оценил в 80 000 человек, возможно, несколько преувеличив фактическую численность. В 1904 г. население сократилось до 4000 человек, а перепись 1911 г. показала уже только 2890 человек. В страну, которая действительно некогда была царством света по состоянию здоровья ее обитателей, корабли европейцев занесли венерические болезни, туберкулез и различные эпидемии. Жители Маркизских островов особенно сильно пострадали за доброту и гостеприимство, оказанное европейцам.

Скалистые Маркизские острова изобилуют базальтом, послужившим древним поселенцам в качестве сырья для орудий. С горных хребтов, достигающих на острове 'Уапоу высоты 4000 футов, низвергаются потоки. Они прорезали глубокие долины, где вдоль русла почти нет ровных участков.

Древний татуированный воин с трубой из раковины (Маркизские острова)

Склоны хребтов падают отвесными стенами, изолируя одну долину от другой и круто спускаясь к морю. Для прибрежной равнины почти не остается места. Устья долин образуют бухты, не защищенные коралловыми рифами. Небольшие коралловые островки лишь изредка попадаются в некоторых бухтах.

Легенды называют первых пришельцев таке, что означает источник, корень. И действительно, они были источником человеческой жизни. Человек прибыл сюда из Центральной Полинезии и пустил корни в глубоких изолированных долинах скалистых островов Хива. Корни жизни укрепились здесь так давно, что предания, просочившиеся к нам через многие поколения, утратили с течением времени имена первых мореплавателей и названия их больших лодок. Священные песни представляют собой нечто вроде сокращенных судовых журналов мореплавателей. В них упоминаются названия многочисленных земель юго-западных морей, на которых побывали предки жителей Маркизских островов. Среди этих земель фигурируют Гаваи'и, Уапоу, Вавау и Фитинуи, то есть древние названия Ра'иатеи, Таха'а, Порапоры и великого Таити. Этими древними названиями маркизанцы обозначили некоторые местности на своей новой родине. Подобно тому как название Новой Англии в восточной части Соединенных Штатов свидетельствует об английском происхождении первых колонистов, так имена, упоминаемые в песнях Маркизских островов, и местная топонимика определенно указывают на то, что острова Общества были той областью, откуда прибыли первые переселенцы.

Укрепление Те Ваитау (остров Рапа)

В центре расселения каждой островной группы следовало бы поставить памятник предводителю первых мореходов. В наши дни многие полинезийцы с волнением возложили бы благоухающий венок у подножия простого надгробного камня, воздвигнутого в честь неизвестного предка.

Для того чтобы разобраться в заметных различиях между языком Маркизских островов и языком Центральной Полинезии, нужно сказать несколько слов об изменениях согласных. Южная часть Маркизских островов, очевидно, подверглась влиянию позднейших изменений, происшедших в таитянской речи. Точно так же, как и на Таити, Самоа и Гавайских островах, здесь пропал звух «k». В словах, где северные маркизанцы произносят «h», на юге звучит таитянское «f». Как на северных, так и на южных Маркизских островах звук «ng» заменился звуком «п», а в некоторых местностях, например на южном острове Новой Зеландии, «ng» вытеснилось звуком «k». Самым любопытным изменением, однако, является то, что на обеих группах островов пропал согласный звук «г». Он сохранился только в нескольких словах. Опущенные согласные передаются в речи паузой, а в письме - апострофом. Таким образом, маркизанское слово 'а заменило га (солнце) первоначального языка «'una» - «runga» (над) и «'ао» - гаго (под).

Западная дуга атолла Хао

Очевидно, древние мифы были частично забыты на Маркизских островах, когда их впервые начали записывать, много времени спустя после появления европейцев. В мифах о сотворении вселенной утрачены многие подробности, которые должны были некогда знать жрецы. Все-таки некоторые основные сюжеты дошли до нас, хотя и в измененном виде. Толкование их возможно, только если восстановить правильную последовательность событий.

Сотворение начинается с прародителей Папа-'уна (Верхний пласт) и Папа-'а'о (Нижний пласт). Они произвели на свет многочисленных отпрысков, среди которых фигурируют Атеа, Тане, Ту 'Оно-тапу (Ронго-тапу), Тонофити, Тики и Аумиа, которые уже известны нам по мифам других островов. Верхний и Нижний пласты находились очень близко друг к другу, поэтому дети их родились в темноте. Дети восстали против родителей и решили заставить их раздвинуться, чтобы свет проник в мир. В маркизанской мифологии отсутствует бог легенд Таити и островов Кука - Ру, подпиравший небо. Его место занимает здесь Тонофити. Он вытолкнул ввысь Верхний пласт, после чего боги, произведенные двумя прародителями, завоевали свое положение в мире света.

От уже рассмотренных нами версий миф Маркизских островов отличается тем, что, согласно ему, один Папа женится на другой Папе и производит на свет Атеа. Тогда как по мифологии других островов Атеа женится на Папе. Поскольку Папа была уже замужем, творцы маркизанских мифов создали новое действующее лицо - Атануа, которая и стала женой Атеа. Те Туму и Фа'ахоту, играющие в этот период важную роль в других преданиях, на Маркизских островах неизвестны. Те Туму (Источник) был заменен здесь другим персонажем - Таке (Источник), чье имя соответствует названию, применявшемуся к первым людям, которые расселились на островах Хива. Возможно, что к тому времени, когда первые переселенцы покинули Центральную Полинезию, там еще не было мифа о Фа'ахоту. В противном случае маркизанские жрецы не дали бы себе труда создать еще одно божество Атануа.

Столб для посвятительных обрядов в храме Рамапохиа (атолл Фагатау)

Как и в Центральной Полинезии, Атеа считается на Маркизских островах прямым предком человека. Вступая брак с различными явлениями природы, олицетворенными в образе женщин, Атеа породил также горы, скалы, землю, различные съедобные растения - кокосовую пальму, хлебное дерево, каштаны, некоторые несъедобные растения и свинью. Этот бог считался также отцом месяцев лунного календаря. Таким образом, Атеа выполняет в мифах Маркизских островов миссию творца, которая мифологией островов Туамоту, Мангаревы, Новой Зеландии и острова Пасхи приписывалась Тики.

Ритуальная церемония, совершаемая для обеспечения изобилия (Вахи-тахи, острова Туамоту)

Сферой деятельности другого потомка Верхнего и Нижнего пластов - бога Ту - была война. А те, кто принимал особое участие в ритуалах, посвященных Ту, именовались ати-ту, что значит «племя Ту». Оно или 'Оно-тапу, который выступает в мифах других островов как Ронго, бог мира и земледелия, здесь является легендарной личностью без божественных атрибутов. Возможно, что маркизанцы были настолько воинственны, что не нуждались в боге мира, а пашни их были так малы, что не за что было благодарить бога земледелия. На то, что Ронго был когда-то могущественным, указывает сообщение о победе над богом Тохетика. Он, подобно Тохетике, нашел себе место в пантеоне островов Кука.

Другой бог, пользовавшийся большими почестями в Опао, - Тане, тоже утратил свою божественность на Маркизских островах. Но все-таки в местных преданиях есть неясные упоминания о его связях с ремесленниками, и он также ассоциируется со священным теслом. Тане считали, кроме того, покровителем людей со светлой кожей и волосами, то есть в исторические времена он выступал в качестве предка белой расы.

Среди местных богов Маркизских островов фигурировали Манату (Мысль) и Пупуке (Источник или Познание, бьющее ключом). Оба эти божества считались покровителями священных песен. Пупуке, кроме того, был богом единого семейства жрецов-шаманов. В мифах Новой Зеландии Руа-и-те-пупуке выступает так же, как источник мудрости. Я упомянул о Пупуке с целью показать, что некоторые отвлеченные понятия были широко распространены по всей Полинезии и олицетворялись в виде божества.

Схема стадиона для общественных сборищ в Нанаухи (Маркизские острова)

Одна из самых удивительных особенностей мифологии Маркизских островов заключается в том, что Тана'оа (Тангароа) не считался потомком Папа'уна и Папа'а'о. Но все-таки и здесь он выступает в роли бога ветров, моря и рыболовства. В мифологии Новой Зеландии Тангароа тоже фигурирует как бог морей и рыболовства. Отсюда следует, что эта сфера деятельности была закреплена за Тангароа мифами Центральной Полинезии к тому времени, когда предки жителей Маркизских островов и Новой Зеландии отправлялись в свои плавания; до роли создателя он возвысился уже на более поздней ступени развития культуры Центральной Полинезии.

Некоторые маркизанские мифы возводят в ранг прародителя людей Тики, который якобы жил на Гавайки, когда еще был холост. Однажды бог сделал из песка холмик, напоминавший по форме ребенка. Вернувшись через три дня, он обнаружил, что холмик ожил и превратился в девушку. Тики назвал ее Хина-ту-на-оне (Девушка, стоящая на песках) и взял себе в жены. От этой пары родились Верхний пласт и Нижний пласт, которые в свою очередь произвели на свет Атеа и Атануа. С помощью заклинания Тики сотворил остров Нукухива и поселил здесь Атеа и Атануа. Жители Нукухива делали каменные изображения Тики и поклонялись им.

Я полагаю, что эта версия сотворения человека возникла на Маркизских островах позднее из несвязных обрывков древних мифов. Возможно, что ее придумали специально для современных охотников за древней мудростью. В более отдаленные времена вряд ли какой-нибудь жрец или сказитель отклонился бы столь сильно от версий, распространенных на других островах.

В другом мифе рассказывается о том, что Тики сотворил женщину из песка или земли и назвал ее Хина-мата-оне (Девушка из земли). Став женой Тики, она родила ему дочь. Чтобы можно было тайно посещать дочь, с которой бог вступил в кровосмесительную связь, Тики выстроил для нее отдельный дом. Этот вариант мифа известен также на островах Туамоту и Мангареве и перекликается с более распространенной версией. Очевидно, сказителям Маркизских островов был известен и первоначальный миф, согласно которому Тики являлся прямым предком человека. Современные сказители грубо ошибаются, заменяя Тики богом Атеа.

В родословной, записанной Хэнди, насчитывается 159 поколений, начиная с 'Ани-мотуа (Ранги-матуа), Неба-отца. Ватеа (Атеа) и его жена Атануа относятся к 50-му поколению, считая от Неба-отца. Тики относится к 71-му поколению. Число поколений, отделяющих Ватеа от Тики, соответствует принятому в большинстве генеалогий. Однако если считать среднюю продолжительность жизни одного поколения в 25 лет, то получается, что родословная восходит к 2000-му году до нашей эры. Сохранить память о предках за такой период, конечно, невозможно. В этой родословной в качестве предков перечисляются явления природы, представления о сотворении мира и развитии природы, названия морей, земель и ветров. Все это олицетворялось в образах мужчин и женщин, которые вступали в браки между собой. Генеалогия представляет собой запутанный перечень эволюционных процессов и не поддается расшифровке, потому что уже давно нет в живых людей, которые смогли бы истолковать миропонимание древних жителей Маркизских островов. Мы можем только восхищаться силой человеческой памяти, которая донесла до нас этот длинный перечень понятий уже после того, как были безвозвратно забыты их значение и смысл.

Особые специалисты, называемые о'оно (оронго), изучали и запоминали родословные, обучая своему искусству молодежь. Они пользовались при этом та'о мата - переплетенными волокнами кокосовой пальмы, к которым прикреплялись длинные веревки с узелками, представлявшими различные поколения родословной. Они напоминают quipus - узловатые веревки, при помощи которых перуанцы вели свои деловые расчеты (1. «Узелковое письмо» («кипу») применялось древними перуанцами для передачи различных сообщений, главным образом связанных с управлением отдельными областями государства). Считается, что древние жители Маркизских островов использовали свое изобретение для запоминания генеалогий. С рождением каждого ребенка на веревку родословной добавляется новый узелок. Однако сами по себе узелки не могли служить ключом для запоминания собственных имен. Как узловатые веревки, так и новозеландские генеалогические деревянные палочки с шишками, покрытыми резьбой, были рассчитаны скорее на эффект, который они производили на слушателей. Количество узлов на веревке и шишек на палочке, указывающих число поколений в родословной, поражало аудиторию. Напряжение достигало предела, когда рассказчик, касаясь последнего узла или шишки, заканчивал рассказ о последнем поколении.

Среди легендарных героев мы снова встречаемся с братьями Мауи. В сказаниях Маркизских островов их насчитывалось семеро. Старшего звали Мауи-муа, а младшего - Мауи-тики-тики. Среди средних братьев перечисляются Мауи-му'и, Мауи-пае, Мауи-таха. Если вместо Мауи-му' и поставить Мауи-рото, то имена братьев полностью совпадут с новозеландскими, где их насчитывалось 5 человек. Лишними оказываются Мауи-вавека и Мауи-хакатата-маи. Возможно, что в исходном сказании двое из 5 братьев имели по 2 альтернативных имени, которые с течением времени превратились в отдельных субъектов, увеличив численность семейства до 7 человек.

По преданиям Маркизских островов, младший брат Мауи-ти-китики также вылавливает из воды различные острова при помощи удочки. Он достает огонь под землей у своего деда Махуике и, чтобы успеть просушить свою одежду, задерживает продвижение солнца по небу, поймав его в петлю из человеческих волос. Решив вернуть свою жену, он оборачивается голубем Супе). По новозеландскому преданию, младший Мауи превратился в голубя (рупе), чтобы найти свою сестру.

Переходя к эпохе легендарных полинезийских героев, мы встречаем целый ряд имен предков, которым приписывается первое заселение 6 обитаемых островов. Полагают, что эти предки прибывали на острова Хиву между X и XII вв., однако никаких сведений о названиях их судов не сохранилось. Среди мореплавателей упоминается Махута, который встречается также в легендах Ракаханги и Тонгаревы.

Маркизанцы, у которых Хэнди собирал сведения, считали, что в Стране света первой была заселена древняя местность Вевау на острове Хива-Оа. В настоящее время она включает в себя долины Атуона, Те Хуту, Тааоа и Тахаука. В этой наиболее плодородной части самого привлекательного острова и поселились таке. Здесь они объединились и образовали свой культурный центр, здесь их мифология и мифологические традиционные понятия отлились в виде определенных образцов.

Население стало расти; в узких долинах Вевау формировались новые племена. Некоторые жители переселялись на соседние острова и стали предками новых племен. На северном острове Нукухива Таипиваи приобрел значение второго культурного центра. Тем не менее Вевау сохранил преобладающее влияние в качестве первого поселения. По преданиям, души умерших собирались с окружающих островов на мыс Киукиу в Вевау, прежде чем отправиться в свое долгое путешествие на запад. Жители Вевау называли себя на-ики. Это сокращенная форма от на-'ки, что на первоначальном наречии звучало как нга-арики и означало «верховные вожди». Так, маркизанские на-ики, как и потомки первых поселенцев на Мангайа, именовавшие себя нга-рики, уже одним названием своего племени утверждали первородство и превосходство над всеми остальными племенами. Их могли разбить на войне другие, менее древние племена, но никто не мог лишить их ни доблестного имени, ни славы прошлых деяний, которая крылась за ними.

На основе культуры, занесенной из Центральной Полинезии, маркизанские туземцы создали свою особую цивилизацию на островах Хива. Хива-Оа прославилась резьбой по дереву и камню, а Нукухива стала знаменита искусством каменной кладки. Однако техника ремесла распространилась по всей островной группе. Совершая морские походы, жители Маркизских островов проникали на Туамоту и архипелаг Кука, а в восточном направлении заплывали еще дальше, оказав влияние на культуру Мангаревы и острова Пасхи. Возможно, что некоторые мореплаватели посещали Маркизские острова по пути на Север, к Гавайям. Таким образом, Маркизские острова превратились в центр распространения полинезийской культуры на восток. В этом отношении они играли ту же роль, что и Гаваи'и в центре Полинезии.

Туземцы Маркизских островов, переселившиеся с Гаваи'и, перевезли с собой свиней и домашнюю птицу; собак же у них не было: либо их не взяли с собой, либо они вымерли. Переселенцы также привезли с Гаваи'и бумажную шелковицу и семена различных съедобных растений. Особенным предпочтением пользовалось у них хлебное дерево. Излишки урожая хранили в ямах, выложенных банановыми листьями, в которых плоды заквашивались и хранились в течение довольно долгого времени. Хлебное дерево приносило большие урожаи, которые обеспечивали постоянные запасы пищи: заквашенные плоды хлебного дерева (ма) месили руками, завертывали в листья и пекли в земляных печах. После этого их толкли каменными пестиками и разводили в воде, чтобы получить тестообразную массу (попои).

Этот способ приготовления пищи привел к употреблению каменного пестика с выпуклым круглым основанием, которое переходило в круглую шейку пестика и увенчивалось шишкой, чтобы рука не соскальзывала вверх. Охотники за диковинками так расхватывали впоследствии эти пестики, что на островах они стали редкостью (1. Один из таких пестиков, привезенный Лисянским, в Этнографическом музее народов СССР в Ленинграде). Немецкие торговцы сумели заработать на коллекционерах древностей. Они начали ввозить в Германию породу с Маркизских островов и выделывать из нее большое количество пестиков, которые затем ввозили снова на острова и продавали туземцам. Современные жители Маркизских островов быстро восприняли торговые приемы западной цивилизации: они стали продавать ввозимые предметы туристам и торговцам, выдавая их за древние оригинальные образцы. Мы храним несколько подобных пестиков в музее Бишопа, чтобы продемонстрировать достижения западной культуры в Полинезии.

Наряду с новозеландцами жители Маркизских островов были лучшими резчиками по дереву во всей Полинезии. Древние мастера вызывают восхищение богатством и сложностью рисунков, украшавших утварь и оружие. Но они не ограничивались деревом и костью как материалами для художественного произведения; самые лучшие рисунки они воспроизводили на человеческом теле в виде татуировок. Тело туземца было полностью покрыто татуировкой: от волос до ногтей на ногах, как будто древние художники боялись потерять хотя бы кусочек человеческого тела, являвшегося для них своеобразным полотном. В резьбе по дереву и татуировке развились самобытные мотивы, для которых характерны завитки и простые спирали.

Что касается архитектуры жилищ, то и в этом направлении маркизанцы выработали своеобразные формы. Крыша полого спускалась к земле в задней части дома, тогда как передняя его стена была нормальной высоты. Горизонтальные балки, скрепляющие стропила, располагались внутри, а не снаружи стропил как на Таити. Жилища размещались на горизонтальных каменных площадках, выступающих со склонов глубоко врезанных долин. Дома строились на приподнятом участке в конце хранится площадки; перед ними на несколько более низком уровне разбивался открытый двор. Во дворе в наклонном положении устанавливалось несколько больших камней, чтобы отец семейства и особо почетные гости могли удобно располагаться на каменном сиденье, опираясь на каменные спинки. Беседуя, они наблюдали за раскинувшейся перед ними вечерней жизнью долины.

Ремесленники Маркизских островов проявили также большую изобретательность в изготовлении украшений. Их украшения для ушей отличались изысканной формой; изготовляли они и поделки из зубов кашалота. Очень своеобразны были нагрудные и головные украшения. Из человеческих волос, мастерски переплетенных с волокнами кокосовой пальмы, выделывались ручные и ножные браслеты и даже юбочки. Чтобы черные волосы в украшениях оставались постоянно круто завитыми, их туго накручивали на деревянный стержень, завертывали в зеленые листья и подвергали воздействию высокой температуры в земляной печи.

Бороды и усы также шли на украшения, но в этом случае предпочитали седые волосы. Таитяне делали кисточки для нагрудных украшений из серых волос собачьих хвостов. У новозеландских туземцев подобные кисточки украшали плащи и оружие. Поскольку на Маркизских островах собак не было, пожилые люди были там источником этого сырья. Когда старик узнавал, что у него скоро родится внук, он отращивал бороду, чтобы можно было сделать украшения ребенку. Рассматривая музейные экспонаты, украшенные кисточками из волос, которые тщательно перевязаны волокнами из кожуры кокосовой пальмы, я не мог удержаться от мысли о том, с какой любовью, должно быть, расчесывал старый дед свою бороду и какое удовольствие он испытывал, когда она была достаточно длинной, чтобы ее можно было обрезать для внука.

Одним из специфических головных украшений Маркизских островов были налобные кольца. Они представляли собой ряд вырезанных из черепашьих щитов дисков, чередовавшихся с изогнутыми морскими раковинами. Все это подвешивалось на ленту, сплетенную из волокон кокосовой пальмы, к которой еще прикреплялись круглые кусочки перламутровых раковин. После того как установились связи с европейцами, на подобные головные украшения возник очень большой спрос. Однако черепашьи щиты - вещь редкая, а резьба по ним представляет трудности. Жемчужным раковинам также нелегко придать круглую форму и высверлить в них отверстия. Поэтому европейские торговцы завезли на Маркизские острова разные эбонитовые кружки и пуговицы для рубашек, из которых маркизанцы изготовляли головные украшения; некоторые из них хранятся в настоящее время в мировых музеях, ни в ком не вызывая подозрений в своем древнем происхождении.

Для совершения религиозных обрядов на Маркизских островах сооружали каменные террасы, так называемые ме'ае. Здесь выставлялись деревянные и каменные изображения богов, которым приносились человеческие жертвы. Местные скульпторы выработали и закрепили традиционный самобытный облик подобных статуй. Подогнутые ноги и руки, сложенные на животе, характерны и для других районов Полинезии. Но большие глаза, ограниченные низким круглым выступом, напоминающим очки, нос с широкими ноздрями, широкий прямой рот, очерченный параллельными линиями, которые загибаются по краям, мочки ушей, оттянутые спиралями, две пятипалые руки, вырезанные так, что они соприкасаются средними пальцами, - все это является особенностями местного мастерства. Некоторые авторы вход рассматривали условные изображения богов как грубую попытку воспроизвести человеческое тело. Однако ни один полинезийский художник, за исключением только, может быть, жителей Мангаревы, не пытался реалистически высечь человеческую фигуру. Они создавали символические изображения в субъективной интерпретации и не стремились к анатомической точности.

Когда я изучил по плану Линтона место сборищ Нанаухи в долине Хатихеу на острове Нукухива, мне приснился сон, в котором смешалось то, что я читал, и то, что я чувствовал. Мне приснилось, что я нахожусь на террасе для посетителей, поднимающейся примерно на 4 фута над серединой большой танцевальной площадки. Пологий холм возвышался за моей спиной. Ровная прямоугольная площадка для плясок достигала 300 футов в длину и 60 футов в ширину. Со всех сторон ее окружали широкие террасы, высотой от 1 до 2 футов. Толпы народа заполняли их. За террасами были расположены более высокие площадки, предназначенные для различных социальных групп. Слева от меня находилась длинная терраса с продолговатым сиденьем для воинов племени. Она была на 7 футов выше, чем площадка для плясок. Здесь ряд за рядом сидели воины с прекрасно отполированными и украшенными резьбой палицами из железного дерева. Ни одна женщина не смела приблизиться к террасе, где сидели воины, потому что это было для нее «табу». За воинами на краю площадки помещалась каменная платформа высотой в 3 фута. На ней стояло своеобразное высокое здание, где собирались жрецы. Левая часть площадки для плясок была ограничена открытыми террасами; дальше за ними располагались террасы домов. В центре находился проход с крутыми ступеньками, по которым я вошел. Направо протягивалась низкая терраса. Рядом с ней находилась площадка высотой в 7 футов. На террасе был выстроен дом с открытым пространством перед ним, Это место было переполнено женщинами и детьми.

На правом конце располагалась открытая терраса высотой в 1 фут, а позади нее - еще одна - на 3 фута выше первой, где стоял большой длинный дом, принадлежавший верховному вождю племени. Окруженный подчиненными ему вождями и родственниками, вождь сидел на открытой платформе, откинувшись на наклонную каменную спинку.

На противоположной стороне, напротив нас, помещалась низкая платформа с террасой на конце, возвышавшейся на 1 фут. И платформа, и терраса были заполнены людьми. Справа на платформе высотой в 4 фута находились только старики. В левом углу была еще одна платформа высотой в 4 фута. Всю ее заполняли большие деревянные барабаны. Они были так высоки, что ударявшие в них молодые люди, чтобы достать до рерха барабана, вынуждены были стоять на подставках.

Я с восхищением смотрел на окружавших меня людей. Тела их были смазаны благоухающим кокосовым маслом. Сложные рисунки татуировки покрывали их тела с ног до головы, оставляя нетатуированным лишь столько места на коже, чтобы были видны синие линии рисунка. На всех мужчинах были надеты набедренные повязки из луба, пропущенные между ногами и перевязанные вокруг талии. Кончики повязки свисали впереди и сзади. На многих поверх повязок были еще надеты юбочки из человеческих волос. Некоторые носили наплечные накидки, сделанные из волос, как и юбочки. На других были накинуты плащи из луба, которые завязывались спереди большим узлом. Браслеты из человеческих волос были надеты как на ногах, так и на руках. На груди красовались отполированные жемчужные раковины, скрепленные нашейным шнуром. На некоторых были надеты деревянные полумесяцы, покрытые красными семенами, на других - ожерелья из зубов кашалота. В уши мужчины вставляли кружки, вырезанные из китового уса. Они закрывали переднюю часть уха и прикреплялись к нему с помощью коралловых штифтов, которые вставлялись в отверстия ушных мочек. Женские украшения были изящнее: они представляли собой миниатюрные человеческие фигурки, вырезанные из китового уса.

Самое большое внимание все же привлекали головные уборы. У жрецов они были сделаны из листьев пандануса, и им придавалась форма, напоминающая спереди епископскую митру. Молодежь носила на лбу переплетенные ленты, на которых были привешены изогнутые пластинки из белых раковин, перемежавшиеся с покрытыми резьбой черепашьими щитками. Самые великолепные головные уборы были украшены длинными черными перьями из петушиных хвостов. Они торчали вверх и колыхались над головами. Их скреплял переплетенный шнур, концы которого завязывались под подбородком. На лбу у некоторых мужчин была широкая повязка в форме полумесяца, покрытая радужными голубиными перьями; закреплялась она на затылке. Другие носили широкие переплетенные ленты с целыми жемчужными раковинами посредине и арабесками над ними, вырезанными из черепашьих щитков. Разнообразие в праздничные одежды вносили также лобные украшения из седых бород стариков.

Еще более разнообразны были прически. Пожилые мужчины выбривали по бокам голову с помощью зуба акулы, а оставшиеся посреди волосы связывались на макушке в пучок белой; лубяной лентой. Более молодые мужчины оставляли спереди два пучка волос, завертывая их в белую кору, что напоминала рога.

Каждый знатный мужчина держал в правой руке длинный жезл, украшенный на конце волнистыми человеческими волосами, а в левой - изящный веер из сплетенных листьев пандануса с красивой резной рукояткой.

Барабаны гремели беспрерывно; как только один из барабанщиков уставал и сходил с платформы, тотчас же его место занимал другой. Внизу под барабанами расположилась группа певцов. Они пели в такт барабанного боя.

В правом углу площадки для плясок находился длинный открытый навес. Под ним были большие печи, из которых только что вынули приготовленную пищу. Вынесли большие деревянные чаши, наполненные перебродившими выпеченными плодами хлебного дерева. Их поместили в ряд на площадке для плясок и прикрыли банановыми листьями. Рядом на банановые листья положили целиком зажаренные свиные туши. Сырые плоды хлебного дерева были сложены в пирамиды. Ямс и прочие местные припасы громоздились в кучах, свидетельствуя о щедром гостеприимстве. Вперед вышли мужчины с бамбуковыми ножами и быстро разрезали свиные туши. Их помощники разделили куски свинины и остальную еду на доли. После этого распределитель начал выкликать имена, указывая при этом на какую-нибудь долю. Вызванный в сопровождении друзей спускался с террасы или платформы и забирал свою долю пищи, и так, пока все не получили, что им причиталось.

Во сне мне слышался голос распределителя: «То ха'афити иа Те 'Ани Хи'оа» (Вот доля Те Ранги Хироа). Увы, это был только сон. Когда все было разделено, началось пиршество. Барабанный бой, пение, разговор и веселый смех - все слилось в сплошной гул. Жить стало радостнее.

Внезапно барабаны переменили ритм, а рев трубы из раковины остановил нестройные звуки. На центральную площадку для плясок впорхнула группа девушек, грациозных и прекрасных. Благоухающие листья и цветы покрывали их тела. К указательным пальцам каждой руки кольцами из лент были прикреплены длинные красивые перья птицы босун. Гибкие тела ритмично плыли под звуки барабанов и песни; ноги отбивали такт, а трепещущие перья на тонких пальцах словно приводили в колыхание воздух.

За девушками следовали юноши - ка'иои. На них были желтые набедренные повязки, а татуированные тела были до блеска намазаны маслом кокосовой пальмы и шафрановой куркумой. Это была золотая плеяда молодости и мужской красоты. Грохот барабанов и топот ног слились в единый ритм. Может ли быть более совершенная картина, чем большая площадка для плясок с ритмично двигающимися телами и окружающие ее террасы, заполненные безмолвными, затаившими дыхание зрителями, которые с восторгом смотрят на сцену? Сооружения из камня, строения, наряды, украшения, обряды и пляски - все это было проявлением культуры одного из наиболее мужественных полинезийских племен.

Где, кроме как во сне, можем мы еще ощутить биение прошлого? Мне не хочется просыпаться; наяву я увижу только карандашный рисунок в книжке; он изображает безлюдную заброшенную террасу, поросшую южными сорняками, и унылые каменные стены, уже почти сровнявшиеся с землей (1. Воображаемый «сон», в котором перед автором встают картины отошедших в прошлое культуры и быта маркизанцев,- не более как литературный прием, помогающий оживить изложение материала, собранного по Маркизским островам, где Хироа не удалось побывать. Но этот литературный прием позволяет ему еще и еще раз выразить свою печаль по поводу разрушения старой культуры колонизаторами. И в самом деле, на Маркизских островах, более чем где-либо в Полинезии, гнетущая лапа капиталистической колонизации подавила все проявления самобытной культуры. Жизнь туземного населения, лишенного земли, «опекаемого» миссионерами и колониальными чиновниками,- убогое, полунищее прозябание).

Маркизанцы вместо прежних легких и удобных хижин живут в неуклюжих дощатых бараках, крытых толем, где ночью холодно, а днем невыносимо жарко; хлопчатобумажная одежда, носить которую заставляют миссионеры, ведет к простудам; плохое питание усил.ило распространение туберкулеза. Чиновники и миссионеры запрещают петь старинные песни и исполнять маркизанские пляски. «Скука, смертельная скука царит повсюду среди этого населения, некогда столь жизнерадостного»,- пишет французский исследователь Роллен (L. R о 1 1 i п. Les Ties Marquises, Paris, 1929, p. 294.).