ГЛАВА XII. ОТ ПЛЕМЕНИ К ГОСУДАРСТВУ

Если принять во внимание условия жизни первобытных народов, то нельзя не признать, что духовное и материальное достояние и культурное наследие этих народов богато и разнообразно. Их хижины и жилища носят отпечаток уюта; их ремесленное и художественное мастерство достигало порой значительного совершенства; они путешествовали и занимались торговлей, они обладали прекрасно развитой системой информации, они умели воспитывать своих детей, а их праздники были наполнены играми и развлечениями.

Обычаи и привычки первобытных народов наглядно показывали, что поступки и действия у них регулировались традиционными и общепризнанными правилами поведения. Но возникает вопрос, известны ли им право и закон в нашем понимании? Так как они не ангелы, а люди, то и у них бывают злоупотребления и преступления; как же они караются? У них нет полиции; так кто же тогда следит у них за поддержанием общественного порядка? Существуют ли у них власти, которые в интересах всего общества несли бы ответственность за соблюдение существующих норм поведения?

Во всех этих вопросах до последнего времени царила полная путаница, и лишь недавно стало возможным внести ясность в проблему политических и правовых учреждений первобытных народов. Особенно фантастически этнографы трактовали их правовые отношения. Столь же ошибочно толковались некоторыми правоведами их этнические особенности; отсутствие соответствующих специальных знаний и незнание подлинных фактов привели к безответственным обобщениям и к невольному, но все же неоправданному искажению действительных фактов.

Поединок у ботокудов для разрешения вопроса о нарушении границы

В течение долгих тысячелетий, начиная с классической древности и кончая эпохой великих открытий, а в ряде случаев и до последнего времени «примитивных» людей изображали некиими сказочными существами либо в виде ангелоподобных обитателей некоего сентиментального рая, либо в виде полуживотных тварей и головорезов. До сознания большинства цивилизованных исследователей не доходило, что и они - такие же люди, стремящиеся, как и мы, к достижению тех же целей, а именно к возможности жить свободно и счастливо, каковы бы ни были их представления о «счастливой жизни».

Общественные организации примитивных людей, - а их, как мы увидим, очень много - преследуют ту же цель, что и наши: обеспечивать безопасность и мир семьи, общины, локальной группы, племени и всего народа. Как в правовом, так и в общественном отношении задача органов, которым поручено поддержание общественного порядка, заключается, как и у нас, в стремлении регулировать жизнь внутри и вне общества, сплачивать группу, обеспечивать ее существование и поддерживать внутренний и внешний мир.

У таких наиболее отсталых племен, как австралийцы, тасманийцы, бушмены, ведды, ботокуды и огнеземельцы, юридическим лицом являлась не отдельная семья или отдельный человек, а локальная группа в целом. Территория такой локальной группы, например у австралийцев, может занимать площадь до четырех и даже до 10 тыс. квадратных миль, на которой живут всего двадцать-сто человек. Границы такой территории, которую данная группа считает «своей», точно известны не только ей самой, но и ее соседям. И если вторжение чужеземцев нарушало территориальные права этой группы, то это вызывало немедленную реакцию со стороны всей группы, а не со стороны отдельного лица или отдельной семьи.

У тасманийцев нарушение границы было равносильно объявлению «войны. То же можно сказать и об австралийских собирателях и охотниках, у которых нарушение границы обязательно ведет к войне. Помимо же нарушений границы, локальная группа вступала в войну лишь в случаях убийств или похищения женщины. Но при любых правонарушениях (в качестве обвинителя выступает вся группа, и привлечение виновных к ответственности никогда не являлось задачей отдельного человека или отдельной семьи.

Щит из юго-восточной Австралии (р. Маррамбиджи)

Однако мудрость первобытного мира и сильно развитое у примитивных народов бережное отношение к человеческой жизни приводили к тому, что даже в случае нарушения границ не вели войн, целью которых было бы поголовное истребление вражеской группы (Липс вполне правильно возражает против антинаучной - по сути фашистской-тенденции приписывать отсталым народам дикую жестокость и то, что они будто бы находятся в состоянии постоянной войны. Но, говоря о «бережном отношении к человеческой жизни» у отсталых народов, он впадает в другую крайность, в идеализацию, против которой он сам же предостерегает на предыдущей странице. - Прим. ред). Вместо этого пострадавшие договаривались с противной стороной о числе бойцов, которые должны представлять обе враждующие стороны. В большинстве случаев спор решался поединком двух мужчин, из которых каждый боролся по поручению своей группы за ее права. И даже в этом случае поединок не обязательно заканчивался смертью одного из «дуэлянтов»; для решения вопроса часто бывало достаточно, если один из них выбивался из сил и оказывался на земле. Так, например, ботокуды, готовясь к таким поединкам, оставляли дома луки и стрелы и вооружались только палками. Иногда поединок все же заканчивался всеобщим побоищем, в котором принимали участие даже женщины, вцеплявшиеся друг другу в волосы.

Иногда разросшаяся локальная группа, вследствие нехватки пищи на своей территории, оказывалась вынужденной предпринять настоящий завоевательный поход на племенную территорию соседней группы. Такой случай наблюдал Фрезер у локальной группы австралийских валараи:

Австралийское копье

«Они направили официальных послов к одной пограничной группе соседнего племени просить у соседей отвести для них часть их земли. Так как просьба эта противоречила племенным правилам, она была отклонена. К тому же данный «таураи» был слишком мал для удовлетворения подобной просьбы. Тогда племя, получившее отказ, известило своих соседей, что оно явится к ним само, чтобы захватить требуемое. Соседи ответили, что если они подвергнутся нападению, то обратятся за защитой и помощью к своим соплеменникам. Обе стороны начали готовиться к войне. Но предварительно состоялась встреча сторон, во время которой произносились, как обычно, длинные и гневные речи. Все же под конец договорились, что на следующий день спор будет решен выставлением на «поединок» одинакового числа воинов с каждой стороны. Но когда день этот наступил, то каждая из сторон выставила лишь одного .воина. Это обычный способ урегулирования спорных вопросов между племенами».

В современном капиталистическом мире также обсуждают спорные вопросы, затрагивающие интересы целых народов, но цивилизованные завоеватели не тратит времени на переговоры и улаживают международные споры значительно более жестоким способом, чем австралийцы. И если у первобытных народов несколько человек бьются в интересах всего коллектива, то в классовом обществе, как правило, большинство сражается за интересы меньшинства.

Австралиец с копьеметалкой

Хотя нарушение границы вообще карается смертью, существует все же группа особо уполномоченных лиц, своего рода «дипломатов», отмеченных знаками власти послов, которым разрешается вступать на территорию соседнего племени для совершения купли, обмена и для ведения переговоров. Это особенно принято в тех местностях, где имеются в изобилии товары, пользующиеся большим спросом у всех других племен, как, например, камни, служащие для изготовления топоров, краска охра и излюбленный наркотик - растение питьюри. Чтобы получить путем обмена подобные предметы, надо предварительно официально известить о таком намерении племя - хозяина области, потому что проникновение без разрешения на чужую племенную территорию карается смертью. Однако в литературе известен случай, когда удалось благодаря дипломатическим способностям австралийских старейшин племени предотвратить смерть человека, незаконно проникшего на чужую территорию.

Как рассказывает Хауитт, один член южноавстралийского племени вудтхаурунг тайно пробрался на землю племени вурунджерри и наломал себе там камней без разрешения владельца. Вслед за этим оба племени сошлись на границе их охотничьих угодий, чтобы вынести решение по этому делу.

«Во время переговоров вудтхаурунги сидели по одну сторону границы, а вурунджерри - по другую, «о достаточно близко друг от друга, чтобы слышать то, что говорилось. Старики каждой из сторон сидели вместе, а более молодые стояли позади них. Бунгерим стоял позади Билли-Биллери, который предоставил ему слово. Бунгерим поднялся и спросил: «Вы посылали этого юношу ломать камень для топоров?» Предводитель вудтхаурунгов ответил: «Нет, мы никому этого не поручали». Тогда Билли-Биллери обернулся назад и сказал Бунгериму: «Скажи старикам, чтобы они запретили юноше делать впредь что-либо подобное. Если вам понадобится наломать камня, старики должны предварительно уведомить нас об этом». Бунгерим громко повторил эти слова, и старики племени вудтхаурунг ответили: «Это правильно, в будущем мы будем поступать так». После строгих внушений, сделанных юноше, укравшему камень, обе стороны вновь стали друзьями».

Этот случай наглядно иллюстрирует, какую реакцию вызывают обычно спорные вопросы, возникающие при нарушении границы. Во всех случаях, касающихся таких опорных вопросов, общество проявляет нерушимую солидарность, что способствует единству локальной группы и возлагает на каждого отдельного члена высокие моральные обязанности. Такое положение представляется вполне логичным, если только вспомнить о том, что ни один член племени не имеет права переступать границы племенной территории без риска для жизни. Такие правила обеспечивают как внешний, так и внутренний мир, потому что и внутри общества вся жизнь основывается на взаимопомощи, целью которой является главным образом добывание средств к жизни.

Забота о пропитании основана на взаимном обеспечении, которое санкционируется и (гарантируется общественным мнением. Каждый человек знает правовые нормы своего коллектива. Распределение добычи подчиняется строгим правилам, и часть дичи, выделяемая менее удачливому охотнику, является не подарком, а лишь соблюдением установленных законом обязанностей. Как сообщает Палмер, одна задняя нога убитого охотником кенгуру принадлежит отцу охотника, другая - его дяде по отцу, хвост - сестре, лопатка - брату, а печень - ему самому. У нгариго охотнику принадлежит только голова убитого вомбата, все же остальные части животного распределяются между членами семьи и другими соплеменниками. Имеются сведения о фактах такого же, строго нормированного распределения добычи у многих других австралийских племен собирателей и охотников. Забота о пропитании - дело не только одной семьи, но всей кочевой группы. Это же относится и к другим народам-собирателям и охотникам, например, к бушменам, ботокудам и веддам. О последних братья Саразин сообщают, что найденные ими соты горных пчел распределяются поровну между всеми семьями.

Если, таким образом, охрана своей территории и распределение пищи является делом всей группы, всего общества в целом, то вполне закономерным будет вопрос: существует ли вообще у этих народов частная собственность в нашем понимании и как она регулируется? Ответить на этот вопрос нелегко, но все же можно сказать, что частной собственности в нашем современном понимании как «абсолютного владения одним лицом какой-нибудь вещью» там не существует (Липс прав, придавая большое значение вопросу о формах собственности. Он законно ставит вопрос о своеобразии понятия собственности у «первобытных народов», то есть при первобытно-общинном строе. Он смутно сознает наличие качественной разницы в понятии «собственности» в доклассовом и в классовом обществе. Но буржуазная наука не располагает точными терминами для определения этой разницы. Марксистская наука строго различает частную собственность (характерную только для классового общества) и личную собственность (существующую и при первобытно-общинном строе). У Липса в английском издании книги говорится, как правило, о «частной собственности» (private property, private ownership), причем автор вполне правильно указывает на отсутствие этого явления в обычном смысле у первобытных народов. Термин «личная собственность» (personal property) он тоже употребляет, но не отграничивает ее ясно от частной собственности. В немецком тексте, который в этом месте изменен (Евой Липс, - она, возможно, использовала оставшиеся от автора заметки) больше чем в других местах, сделана попытка разграничить понятия «Private! gentum» и «personliches Ei gentum», но это разграничение не проведено последовательно. - Прим. ред).

Магическая связка племени пауни (Оклахома)

Если в источниках сообщается о частной собственности, скажем, на лично изготовленное оружие, орудия, украшения и одежду, а иногда и на каменоломни или месторождения охры, то собственность эта бывает отягощена столь многочисленными правами третьего лица, что можно говорить только о подобии права на собственность, то есть о представительном праве, о поручении или пользовании, но не о доминиуме. Но движимая собственность, представляющая ценность для всего племени или необходимая ему, во всяком случае, никогда не может быть личной собственностью. Так, например, Файзон и Хауитт пишут: «Понятие отдельной личности неизвестно. Она не пользуется никакими независимыми правами». Да и вообще не существует понимания частной собственности в нашем смысле, потому что, например, предметы, подаренные белыми отдельным лицам, спустя короткое время переходят к другим членам племени, которые либо отняли их у «владельца», либо получили от него.

Так вся повседневная жизнь отдельного человека находится в строгих рамках социальных и правовых норм племени, сильнейшим оружием которого для установления внутреннего мира является общественное мнение. Оно не только карает за правонарушения, но и обладает превентивными функциями; считаясь с общественным мнением, человек вынужден соблюдать правовые нормы. Каждый отдельный человек не может избегнуть суда общественного мнения, потому что он не может покинуть племя и переступить границы другой племенной территории: это означало бы верную смерть. Уже по одной этой причине общественное мнение является сильнейшим фактором у собирателей и охотников. Поэтому исполнительные органы могут быть совсем слабо развиты, и действительно, они существуют лишь в самом зачаточном состоянии.

Основное правило, требующее обеспечения мира внутри общества, подавляет в самом зародыше lex taltpnts - закон о возмездии, равном преступлению, нередко даже в случае тягчайшего из всех преступлений - убийства члена племени. Для большинства преступлений против существующего правопорядка установлены вполне определенные наказания. Так, у тасманийцев нарушение супружеской верности каралось избиением и прокалыванием нога копьем. У ботокудоъ муж за измену избивает жену или причиняет ей ожоги. В Австралии такое же преступление искупается поединком заинтересованных лиц, который, однако, никогда не кончается смертью.

Военный совет племени мангбету (Бельгийское Конго)

Исполнительную власть общественного мнения, как правило, осуществляют старики. Умудренные жизнью и искушенные в законах племени, они не только дают молодежи разъяснения относительно границ территории локальной группы, но и знакомят ее с существующими брачными законами, следят за выполнением обрядов инициации, порядком распределения пищи и другими существующими с незапамятных времен правовыми нормами - и все это для того; чтобы сделать из молодых людей полезных членов племени. На обязанности стариков лежит также, если можно так выразиться, судопроизводство по делам, касающимся общества, и спорным вопросам между отдельными членами группы. Помимо случаев нарушения границы, они должны выносить решение об убийстве члена рода (Hordenmitglied) (В английском оригинале текста употреблено в данном случае более точное обозначение «cilan», то есть род. И в самом деле, основной общественной ячейкой у австралийцев был именно примитивный род. - Прим. ред) чужеродцем, что, как мы уже видели, всегда ведет к объявлению войны. Внутри рода на совет старейшин выносятся главным образом дела об убийствах, колдовстве, нарушении законов о браке или раскрытии тайных церемоний при посвящении юношей. Наказание в большинстве случаев заключается в том, что преступника ранят копьем, не убивая его, однако, при этом.

Институт вождей очень слаб или вовсе не существует. Более одаренный физически и умственно человек, конечно, может добиться в своей группе значительного влияния, но и он в конце концов зависит от общественного мнения. В тех случаях, когда на этой ступени культуры говорят о вождях и их функциях, речь по большей части идет о таких правах вождей, какие были искусственно созданы белыми, для того чтобы облегчить сношения с племенами. Весьма поучителен в этом отношении договор, упоминаемый Даусоном и воспроизведенный им в виде факсимиле. Этот договор был заключен первыми белыми поселенцами в Австралии с несколькими так называемыми предводителями об уступке белым около ста тысяч акров земли.

Скамейка для военного совета (бамум, Камерун)

Таковы в кратких чертах установления правовой жизни собирателей и охотников. Факты показывают, что было бы в корне ошибочно характеризовать правовой статут этих народов как «анархический». Напротив, факты с поразительной ясностью показывают наличие вполне определенных правовых понятий и норм, их структуру и применение. Для культур собирателей и охотников характерной является солидарная ответственность общины во «внешних делах», то есть в случаях нарушения границы и объявления войны, и во «внутренних делах», то есть в делах, касающихся обеспечения пищей. При этом не остается никакой почвы для развития и даже для зарождения частной собственности, хотя в некоторых случаях и могут существовать отдельные права, подобные частному праву собственности, но только не на земельные владения и не на ценности, необходимые или имеющие большое значение для существования всего племени в целом. Давление извне, высокий правовой барьер, который образуется на границе племенной территории, служат сильнейшим оплотом для общественного мнения и его исполнительных органов, обязывающих к соблюдению правовых норм.

Если мы обратимся теперь к большой группе народов-собирателей урожая, хозяйство которых также присваивающее, то увидим, что их особая экономика привела к развитию совершенно иных форм права и управления, весьма отличных от тех, какие наблюдаются у собирателей и охотников. Хотя и у них локальная группа считает себя владельцем определенной, имеющей свои границы территории, - ненарушимости ее земельных прав здесь нет. Пользуясь швременными аналогиями, мы могли бы сказать, что абсолютная ценность земельного владения сводится к ценности лишь части принадлежащей группе территории, и именно части, необходимой для обеспечения пропитания локальной группы: к ценности жатвенного поля. Здесь следует еще раз напомнить, что иод «жатвенным полем» группы собирателей урожая подразумевается «поле», не возделанное рукой человека, а созданное природой. Как главный источник существования локальной группы жатвенное поле является средоточием экономического и правового положения этой группы.

Ручка жезла вождя (сонго. Португальское Конго)

Жатвенное поле достигает порой гигантских размеров. Область произрастания бунья-бунья может простираться на семьдесят миль. Такие же площади занимают области на реке Ропер, где собираются корни лилии, и поля нарду у арунта (аранда). Место поселения локальной группы выбирается обычно по соседству с жатвенным полем, потому что такая форма хозяйства, как это было уже указано, требует относительной оседлости, а главное - наличия прочных амбаров. Вместе с тем жатвенное поле становится главным фактором, способствующим объединению людей в большие группы, и по числу членов локальная группа таких племен намного превосходит локальную группу собирателей и охотников.

Это опять-таки влечет за собой иное отношение локальной группы к внешнему миру и способствует выработке у этих народов особых правовых норм, регулирующих взаимоотношения данной группы с соседями. Если у собирателей и охотников нарушение границы означало верную смерть, то у народов-собирателей урожая этого уже нет. Нарушение границы ничем не карается. Более того, «вопрос о границе часто теряет свой смысл до такой степени, что границы как бы вовсе не существует. Как сообщает Кёрр, австралийские бангеранг и родственные им племена могут взаимно искать прибежища на чужой территории, а иногда даже две различные локальные группы могут владеть сообща одним жатвенным полем. Ко времени созревания собираемых плодов разделить излишек приглашаются окрестные племена и локальные группы. Этот обычай имеет место не только в Австралии, но и в Северной Америке, что подтверждается, например, личными наблюдениями автора у индейцев-оджибве.

Воины племени шиллуков

Такие встречи имеют разнообразные культурные и, если можно так выразиться, внешнеполитические последствия; они вызвали к жизни множество новых юридических институтов как в области международного и торгового, так и в области авторского права. Во время таких встреч особенно важную роль играет торговля, взаимный обмен изделий одной локальной группы на изделия другой. Кроме того, во время этих встреч совместно совершаются обряды инициации. В большинстве случаев их приурочивают ко времени праздника урожая, в котором принимают участие несколько племен.

Такие встречи имеют чрезвычайно большое значение для распространения элементов культуры. Как сообщает Кёрр, каби во Бремя этих встреч устраивают совместные корробори и игры:

«Автор познакомил со своим произведением соседние племена, которые, со своей стороны, пригласили в качестве зрителей своих друзей, а сами даже принимали участие в представлении. Таким образом это корробори получило распространение на обширном пространстве и его с воодушевлением представляли и пели даже там, где не понимали ни единого слова из того локального диалекта, на котором оно было создано. Представления такого рода иногда имели чрезвычайный драматический эффект».

В главе о возникновении театра мы уже видели, что эти народы-собиратели урожая хорошо знакомы с «авторским правом» и что они строго его охраняют.

Различные исследователи, занимавшиеся изучением культуры народов-собирателей урожая, упоминают иногда о якобы существовавших у них «нейтральных территориях». Последние не следует смешивать с встречающимися иногда у собирателей и охотников пограничными районами, покинутыми ими из страха перед враждебными соседними племенами. Напротив, они устанавливаются путем заключения, как мы сказали бы теперь, международных договоров между соседними племенами. Кёрр, касаясь племен, населяющих берега реки Грегори, сообщает, что по обоюдному соглашению они создали нейтральную территорию площадью в пять тысяч квадратных миль, предназначенную для их встреч. Создание таких территорий обусловлено как экономическими, так и правовыми соображениями. Экономическими - в том смысле, что на таких территориях, согласно взаимной договоренности, растения и животные не истребляются, а сохраняются, благодаря чему позднее они могут служить продовольственной базой для межплеменных собраний. С точки же зрения права, такое учреждение указывает на то, что создание нейтральных территорий стало возможным лишь у тех локальных групп, жизнедеятельность которых обеспечивается жатвенным полем в пределах их территории.

Африканский воин. Резьба по слоновой кости. XVI век (Бенин, Западная Африка)

Не подлежит никакому сомнению, что у австралийских народов-собирателей урожая жатвенное поле является собственностью локальной группы, так же как и вся племенная территория. Во время сбора урожая отдельным семьям может быть разрешено убирать урожай на определенном участке жатвенного поля, но земля как таковая принадлежит обществу. Так же обстоит дело и у племен области Чако или у таких племен, как хьяньям в Матту Гроссу - племен, собирающих дикий картофель. В качестве владельца жатвенного поля локальная группа всегда действует как одно целое. Относительно североамериканских племен оджибве, меномини и виннебаго уже такие старые авторы, как Кетлин и Скулкрафт, отмечали, что жатвенное поле принадлежит всей локальной группе, которая, однако, перед созреванием плодов каждый раз заново распределяла это поле между отдельными семьями. В 1947 году, когда мне довелось присутствовать при сборе урожая риса у локальной группы оджибве Буа-фор-Бэнд в Нетт-Лейк (штат Миннесота), я застал еще действующими все их древние законы. Любые вопросы, касающиеся собираемых плодов и жатвенного поля, разрешал прямо-таки «тоталитарным» образом избранный локальной группой рисовый комитет. Решениям рисового комитета обязаны были подчиняться все индейцы. Комитет устанавливал дату начала сбора урожая, число лодок, в которые должен был собираться урожай, и даже точное время дня, когда сборщики урожая должны были покидать озеро. Нарушения (впрочем, крайне редкие) этих законов караются конфискацией лодки вместе с находящимся в ней рисом.

Собираемые наряду с основным продуктом жатвы растения и убиваемые на охоте животные как у собирателей, так и у охотников, не всегда становятся исключительной собственностью того, кто их добыл, а распределяются, особенно если добыча очень богата, между всеми членами общества. Так, например, такие австралийские народы-собиратели урожая, как аранда и лоритья, о которых подробно сообщает Штрелов, имеют точные предписания, касающиеся распределения добычи. Иногда даже охотник вообще не имеет никакого права на свою добычу, которой распоряжаются другие. Впрочем, правом распоряжаться обладает здесь не вся локальная группа, а более узкий круг лиц - тотемная группа (Под «тотемической (тотемной) группой» надо разуметь опять-таки род. - Прим. ред), которая в большинстве случаев играет также роль хозяйственной единицы.

Воин джур (Северная Африка)

Эта же хозяйственная единица несет ответственность за обеспечение пищей каждого отдельного члена своего племени и в голодное время. Так, Дженкс пишет о североамериканских собирателях риса: «Если нужда постигает честную семью, то в ее распоряжение предоставляются запасы всей группы», а вождь Покагон говорит о потаватоми: «Если нужда стучится в дверь, то наш народ делит между собой все имеющиеся в наличии запасы».

Если тотемная группа является хозяйственной единицей по обеспечению пищей, то, когда речь идет о вещах, которые можно получить, скажем, при посредстве торговли, в качестве социальной единицы выступает уже вся локальная группа. При этом вырабатываются подробные законоположения относительно личной собственности. Эта личная собственность охраняется племенем, и нарушитель наказывается; впрочем, нарушения права собственности случаются крайне редко.

Так, например, существует право личной собственности на плодовые деревья, которое строго соблюдается. У аранда собственность на такое дерево отмечается пучком травы, который кладут на ветки. Если человек найдет пчелиное гнездо, он тоже отмечает соответствующее дерево, вырвав траву вокруг его корней и прислонив к нему палки. Если кто-либо не обратит внимания на эти знаки и завладеет плодами дерева или медом, обворованный имеет право «заколоть вора копьем насмерть». Такое же возмездие ожидает того, кто без разрешения охотника присвоит себе убитую дичь. Подобным образом поступают и с преступником, который перехватит у охотника раненное последним животное. Но если пришелец испросит у владельца разрешение, то он имеет право потребовать себе часть добычи. Не так плохо приходится и вору, который украдет у своего соседа вещи, не являющиеся жизненно необходимыми. Если он принесет вещи обратно, то дело считается улаженным. Если же он откажется их отдать, обворованный имеет право проколоть ему «огу копьем или (как это делается в Австралии) пустить в него бумеранг.

Личная собственность в случае смерти владельца переходит по праву обычно к его старшему сыну, а если нет сыновей, то к ближайшему родственнику.

Прелюбодея иногда карают временным - примерно на два-три месяца - изгнанием из локальной группы. Это временное изгнание представляет особый интерес в сравнении с тем же родом наказания у собирателей и охотников, где оно означает верную смерть. Здесь же это очень мягкое наказание, и такое ограничение наказания сроком может быть впервые понято только у народа-собирателя урожая.

Организация общественной власти и исполнительных органов у этих племен представляет собой довольно ясную картину: здесь также нет ярко выраженного института вождей, хотя и имеются значительно более развитые его зачатки, чем у собирателей и охотников. Иногда можно даже говорить о наличии наследственных вождей. При этом стать вождем можно двумя путями: через тотемную группу, так как иногда (но не всегда) глава многочисленного и могущественного тотема может стать предводителем локальной группы, или благодаря незаурядным личным качествам. Однако высшая власть принадлежит общественному мнению членов локальной группы, которых иногда представляет совет старейшин или совет вождей одного клана. Часто подчеркивалось, что именно у этих тотемистических народов законоположения в сильной степени обусловливаются религией и опираются на тотемные мифы. Однако я нигде не нашел подтверждения этой точки зрения, скорее наоборот. Например, как решительно подчеркивает Штрелов, у аранда основы законов не восходят к мифическому родоначальнику племени, а получили, повидимому, свое развитие в совете старейшин, которые передавали их молодежи во время обрядов инициации.

Еще одним правовым институтом, с которым мы сталкиваемся у этих народов-собирателей урожая и который с юридической точки зрения представляет особый интерес для хода дальнейшего развития истории человечества, является право убежища и тесно связанное с ним право табу. До момента созревания жатвенное поле представляет собой табу, и табу это может быть снято лишь в определенный день вождем и советом старейшин, досле чего только разрешается уборка урожая. Такие же по своему действию, но не по происхождению табу относятся к определенным местностям, которые считаются местопребыванием тотемных духов или тайниками, где прячутся священные тотемные предметы племени. Так, Спенсер и Гиллен сообщают о существующем у аранда учреждении «эртнатулунга», которое явно дредставляет собой убежище как для членов племени, так и для чужеземцев. Преступник или чужеземец, укрывшиеся в этом табуированном месте, пребывают там в полной безопасности и не могут быть схвачены. Под защитой табу в этом месте находится не только человек, но и животные и растения. Установление права убежища первоначально было вызвано религиозными мотивами. Но в дальнейшем оно стало играть преимущественно экономическую роль - прекрасный пример того, как изменяются цели, к осуществлению которых стремится примитивное право.

Судья по имени 'Волчье перо', черноногие индейцы

Таким образом, в отличие от правовых институтов собирателей и охотников, правовые нормы народов-собирателей урожая уже не подчинены принципу племенной территории; переход через границу племени или локальной группы уже более не карается, и табу охраняет лишь определенные части племенной территории, главным образом жатвенное поле и места, которые рассматриваются как убежища. Но и здесь социальной единицей является локальная группа, в то время как хозяйственная единица ограничивается более узким кругом людей.

Иная форма хозяйства и связанная с ней меньшая замкнутость по отношению к внешнему миру имели два очевидных последствия: скопление больших человеческих масс, состоявших при этом не только из членов своего племени, но и из людей других локальных групп. Юридическим следствием этого во «внешних делах» было установление «международных» отношений (нейтральные районы, совместные празднества), а во «внутренних делах» - потребность в более резкой дифференциации права и его норм. До какой степени значительным оказался сдвиг во внешнеполитических отношениях, свидетельствует то, что в районах рисовых полей имеются деревни, где бок о бок мирно проживают представители четырех различных племен. Внутриполитическая организация носит более жесткий характер, чем у собирателей и охотников, но caмое главное то, что - возможно, как реакция на это - большее значение здесь приобрело индивидуальное право на предметы, которые не связаны с обеспечением съестными припасами всего общества. Весьма похоже, что это своеобразная реакция на укрепление политических уз внутри племени. Сюда относится, например, развитие авторского права. Но представление о частной собственности на земельные владения чуждо и этим народам.

Если (мы обратимся к другой группе народов с присваивающей формой хозяйства, а именно к арктическим охотникам, или обратимся к культурам, которые подпали под их влияние, и займемся исследованием их различных институтов, имеющих целью сплочение общества, обеспечение его пищей и поддержание внутреннего и внешнего мира, то перед нами предстанет несколько иная картина.

Прежде всего территориальный принцип во многих отношениях сходен с существующим у народов-собирателей урожая. Локальная группа не имеет твердо установленных границ, и поэтому переход через границу охотничьей территории не карается ни смертью, ни каким-либо иным наказанием как в пределах самой группы, так и на земле чужого племени. Так, Шренк пишет о тунгусских народностях нижнего течения Амура, что они, как правило, не придерживались границ племенной территории и охотились на чужих землях, в частности на земле гиляков, и это не вызывало никаких раздоров. Охотничья территория, первоначально принадлежащая локальной группе, может, но отнюдь не должна делиться между отдельными семьями-подгруппами. Оба эти принципа могут соблюдаться одновременно или чередоваться.

Хозяйственная единица часто бывает меньше локальной группы. Так, у береговых чукчей существует промысловая единица, «эттветьирин», байдарная артель, предводитель которой занимается также распределением добычи. У арктических народов Азии и эскимосов Аляски хозяйственной единицей является команда промысловой лодки (байдарная артель), занимающаяся охотой семья или группа таких семей - все они широко пользуются знаками собственности, чтобы сохранить за собой убитого ими зверя. Однако нет никаких указаний на применение знаков частной собственности, ибо каждый знак собственности используется всеми членами данного хозяйственного коллектива.

Забота о пропитании является прежде всего делом данной хозяйственной единицы, но в этом участвует тамже и вся община. Вокруг экономического обеспечения каждого отдельного члена общества сосредоточиваются все правовые нормы арктических народов, и перед этим отступают на задний план все прочие индивидуальные права, по крайней мере в том случае, если из-за недостатка пищи оказывается под угрозой жизнье человека.

Так, например, у европейских лапландцев-оленеводов (лопарей, саамов) широко пользуются знаками частной собственности, у них имеется явно выраженная склонность точно определять свои права собственности на движимое имущество. Однако право личной собственности при известных обстоятельствах может быть нарушено. Дело здесь доходит до того, что даже кража оленей может быть признана законной, если только вор воспользовался украденными животными непосредственно для удовлетворения своих потребностей, например, ради получения мяса. Согласно взглядам лапландцев, это даже не воровство, хотя при этом и было нарушено ярко выраженное право личной собственности. Эта черта обычного права лопарей характерна для охотничьего права, а не для права скотоводов.

В этой же юридической плоскости лежит и другой пример, который я наблюдал у лабрадорских индейцев монтанье-наскапи. Право охотника на его угодья в любой момент может быть нарушено каждым, кому угрожает голод. Пришелец может охотиться и ставить западни, но только для того, чтобы добыть пищу себе самому, то есть для того, чтобы: утолить свой голод и поддержать свою жизнь. Он может даже очистить помеченную знаком собственности постройку бобров, но исключительно только в том случае, если он нуждается. Иначе говоря, помощь оказывается ради спасения жизни, но не больше.

В частности это относится к долговому праву, по которому ни отец не несет никаких обязательств за сына, ни вдова за умершего мужа. Между членами семьи не существует никакой солидарной ответственности. Взаимопомощь обусловливается отнюдь не давлением извне, как, например, у собирателей и охотников, а к ней принуждает общественное мнение, которое в первобытном обществе проявляется более категорично, чем, например, в капиталистическом.

Общественное мнение у северо-восточных алгонкинов оказывает свое влияние не только в пределах локальной группы, но и за ее пределами и может, например, не дать пользующемуся дурной славой члену локальной группы найти себе убежище в другой группе. Во многих случаях это означает смерть в лесу. Власть принадлежит не вождю, если только таковой вообще имеется, а старикам лишь в отдельных случаях. В конечном итоге она принадлежит общественному мнению всей локальной группы.

Вот что пишет Боас о бессилии вождя у эскимосов центральной части Аляски: «Власть его ограничивается лишь тем, что он устанавливает время для переноса хижин с одного места на другое, однако семьи вовсе не обязаны подчиняться его распоряжениям. Он может предложить нескольким мужчинам отправиться на промысел оленя или тюленя, однако никто не обязан этому подчиняться».

О таком же отсутствии власти у вожака чукчей, если таковой вообще имеется, рассказывает и Богораз. То же самое я могу сообщить на основании своего личного опыта и о наокапи, у которых группа мистассини уже много лет вообще не имеет руководителя и до сих пор не избирает его несмотря на требования агента по делам индейцев.

Исключение составляют некоторые эскимосские племена на Аляске, которые, возможно под влиянием социального расслоения северо-западных американцев, наряду с племенной организацией с вождем во главе, знакомы уже и с расслоением общества вплоть до рабства включительно. Зачатки рабства мы встречаем далее у жителей Алеутских островов и у чукчей (в данном случае, вероятно, под влиянием проникших с юга скотоводческих народов) (Это не совсем точная формулировка. На самом деле зачатки рабства и имущественное расслоение у названных народов (особенно у чукчей) складывались на основе внутренних причин - у чукчей на основе развития собственного оленеводческого хозяйства. - Прим. ред), которые во время войны с западными эскимосами превращали в рабов своих военнопленных. Однако это почти не коснулось расслоения общества в целом.

Старые ловцы и охотники в зависимости от личных качеств пользуются большим уважением и часто при улаживании спорое в рамках племени играют роль посредников и третейских судей, но и они не пользуются абсолютной властью. Если спор не удается уладить или если одна сторона не желает подчиниться, то и старейшины оказываются бессильными. Поддержание мира, насколько это возможно, и до той поры, пока это не нарушает жизни племени в целом, - таков неизменный мотив, определяющий основы политики этих племен. В этом отношении перед общественным мнением стоит двоякая задача: во-первых, действовать в качестве органа превентивного: самим фактом своего существования оно вызывает страх преступить его; а во-вторых, активно вмешиваться во всех случаях нарушения правовых норм. Во всяком случае и здесь требуется заинтересованность всей группы и наличие обстоятельств, которые действительно угрожали бы всеобщему миру. Так, например, какого-нибудь случайного вора, очистившего западню, нарушителя спокойствия или буяна общество не станет привлекать к ответственности и предоставляет самому пострадавшему или заинтересованной стороне решить дело. При этом, как, например, в случае «песенного поединка» («Песенные поединки» - любопытный обычай у эскимосов разрешать споры или улаживать распри при помощи состязания в пении. Побежденный в этом состязании признает свою неправоту. - Прим. ред) или единоборства у эскимосов, общество играет роль более или менее беспристрастных зрителей, и даже в случае убийства оно предоставляет право кровной мести заинтересованным сторонам. Но оно всегда вмешивается, когда из-за поведения одного члена оказывается хоть в какой-то мере под угрозой экономическое благосостояние общества. Сюда относятся случаи с неисправимыми ворами, людьми, которые постоянно охотятся на чужой территории, упорными буянами и людьми, которые неизменно пускают в ход нож, короче говоря, - с нарушителями общественного порядка, как мы сказали бы теперь. Наказанием может быть: привязывание к дереву, как это делается, например, у индейцев монтанье-наскапи, наказание палками, как, например, у эскимосов Берингова пролива, изгнание из общества или смерть, когда человека пристреливают, закалывают, топят или убивают гарпуном.

Приемы судопроизводства и исполнение приговора отнюдь не однородны. У индейцев монтанье-наскапи вождь вместе с советом старейшин приказывает привести к ним преступника, уличает его путем допроса свидетелей, которых, однако, не приводят к присяге, и затем наказывает. У чукчей в этом случае действует специально назначенная группа особо уважаемых людей, или просто, без всякого судопроизводства, один человек может получить от общества поручение или молчаливое согласие на то, чтобы убить преступника. Для изобличения преступника в качестве доказательства часто пользуются присягой сторон, но от свидетелей присяги никакой не требуют. Так, например, обвиняемый чукча призывал в качестве присяжного поручителя солнце или клялся именем медведя.

Три эти большие и различные группы народов, о праве которых мы говорили в настоящей главе, в культурном отношении представляют собой древнейшие общественные формы человечества. Они находятся примерно на одном уровне с племенами и народами палеолита и сохранили много культурных черт от древнейших времен. У них присваивающее, а не производящее хозяйство. Наличие у этих племен каких-либо правовых институтов часто оспаривалось, однако это не подтверждается фактами. Законы народов с присваивающей формой хозяйства, разумеется, не устанавливаются судьями, подобно «judge-made law» (законам, устанавливаемым на основании судебных решений) современного англо-американского судопроизводства. Их право обоснованно и установлено народом и для народа.

Этим первобытным правовым нормам чуждо имеющееся нередко при капитализме противоречие между чувством законности у рядовых граждан и приговорами суда - противоречие между официальным правом и справедливостью. Подобно тому, как и в других областях, в области права у этих народов первобытной культуры индивидуум растворен в обществе, в котором он живет, и поступки индивидуума отражаются на всем обществе. Как индивидуум, так и все общество в точности знают действующие правовые нормы, и для понимания их не требуется толкования ученых юристов. Никакого «теоретического» права не существует, потому что право является практическим, установленным в целях всеобщей безопасности. Толкование его обусловлено его целью, так же как и выносимый в каждом отдельном случае приговор.

При таком строе общества невозможно также изменение приговора законодательным путем или через посредство высших инстанций, потому что право авторитарно и неизменно. Разница в толковании судебных случаев иногда бывает очень значительной. Однако это не означает, что функции правового аппарата хаотичны или что их вовсе не существует. Напротив, просто поразительно, сколь сильно развито у народов этих культур представление о законности и до какой степени четко оформились определенные твердые правила исполнения законов, - правила, освященные традицией и диктуемые общественным мнением. А традиции и общественное мнение в этих бесклассовых обществах неотделимы друг от друга.

С развитием земледелия и скотоводства изменилась не только структура социальной организации, но и структура права. Однако это изменение совершилось не сразу. Так, главным образом в правовых нормах примитивнейших земледельческих народов мы обнаруживаем некоторые характерные черты права, присущего обществам с присваивающей формой хозяйства, в частности это касается обеспечения экономической безопасности индивидуума и связанных с этим земельных прав.

У примитивных земледельческих народов и прежде всего у народов Восточной Меланезии, внутренних областей Южной Америки и восточной части Северной Америки основной территориальной единицей является деревня, то есть земля самой деревни, внутри которой находятся или многочисленные хижины отдельных и больших семей или дом целого рода. Племена, повидимому, всюду делятся на такие самостоятельные деревенские общины, возглавляемые вождем, который иногда находится в слабой зависимости от верховного вождя. Но его власть ничтожно мала. Кейссер, например, говоря о каи на Новой Гвинее, сообщает, что роль вождя выражалась лишь в том, Что ему принадлежал самый большой огород, однако это большое богатство должно было использоваться для угощения деревенской общины и посторонних гостей. Его авторитет был крайне ограничен и исчерпывался простым представительством. Он не имел права распоряжаться жизнью и смертью членов общины, разве только в некоторых исключительных случаях во время войны, что можно наблюдать в Южной Америке.

Руководящую роль играет совет старейшин. Первоначально у земледельческих народов в вопросах родства и наследования преобладало так называемое материнское право, хотя ясной картины в этом отношении нигде уже не наблюдается из-за разнообразных привходящих обстоятельств. Так, хотя в наши дни у лесных племен Камеруна семья организована по патриархальному принципу, однако ясно можно видеть, что он появился у них лишь недавно, потому что вождями у них могут быть даже женщины. У племен же, живущих в районе Кросс-ривер, у бак-вири, дуала (и батанга, еще отчетливо проявляются черты первоначального матриархального строя.

Земельные владения первоначально являлись общей собственностью, и остается еще под вопросом, породила ли обработка земли право собственности на нее или только usus fructus (право пользования). Критерием для суждений служат ограничений относительно продажи земли. «Землю, - говорили обычно ирокезы, - нельзя покупать или продавать, так же как воду или огонь». В Меланезии и Западной Африке также придерживаются взгляда, что земля не может служить предметом торговли. Зачатки родовой, семейной и частной собственности появляются только на обработанную землю.

В отличие от народов Западной Африки, Меланезии и Южной Америки, о которых все единодушно сообщают, что у них женщины в массе своей не пользовались там общественными правами либо пользовались ими как члены тайных обществ и что, следовательно, там не могло быть и речи о главенстве в общественной жизни женщин, - в Северной Америке, например, у ирокезов, развитие пошло совершенно по иному пути. Так, женщины у них каждые два года перераспределяли пахотную землю и они же избирали вождей. Но власть их распространялась и дальше: они пользовались правом вето в совете мужчин, даже если речь шла о вопросах войны или мира. Кроме того, они имели право принять в племя чужеземца путем усыновления и решали судьбу военнопленных.

Взаимопомощь при расчистке поля, нередко наблюдаемая в Меланезии, Южной Америке и реже в Африке, уже свидетельствует, что и обеспечение пищей не было частным делом и то ответственность за него в конечном итоге падала на все общество. Впрочем, это случалось только в периоды нужды и препятствовало возникновению слишком большого имущественного неравенства.

Личная собственность распространялась, вообще говоря, только на движимое имущество, но не на землю; она получила наибольшее распространение в Западной Африке. Нагляднее всего это проявляется в уплате вступительных взносов теми, кто желает стать членом тайного общества, потому что в вопросах юрисдикции, особенно в Меланезии и Африке, гораздо большее значение, чем вождь и совет старейшин, имеют тайные общества, развившиеся, невидимому, из возрастных классов. Так, главенствующую роль в правовой и общественной жизни племен играют на бывшем архипелаге Бисмарка, в частности на полуострове Газели, - союзы Дукдук и Ингиет, в Южной Америке - союз Юрипари, в Камеруне, в частности в его северозападной части у экой - тайный союз Эвингбе («эви» - закон, «нгбе» - общество леопарда), на юге у пангве - тайный союз Бокунг-элонг, у бакози и база - тайный союз Лозанго. У экой законодательная и исполнительная власть находится в руках тайного союза Эвингбе, который может даже издавать и отклонять законы, регулирующие общественное право. Кроме того, этот союз является высшей апелляционной инстанцией для всех судебных дел. Прием в члены тайного союза и возведение в высший ранг зависят в большинстве случаев от уплачиваемой суммы денег. Каждый может свободно выйти из союза, однако преимущества его членов настолько велики, что случаев выхода из него почти не (бывает. Для демократического, замкнутого и при этом небольшого сообщества именно такие союзы служат часто авторитетными органами правосудия, которое лишь при более прогрессивных формах социальной организации переходит в руки сформировавшейся деревенской общины, чьи интересы у этих племен защищает вождь или совет старейшин.

Эти тайные союзы играют большую роль в уголовных и гражданских делах. Как осуществляется ими судопроизводство, можно показать на следующем примере. Если у бакози кредитору нужно истребовать козу, которую не хочет отдавать должник, то он отправляется к членам союза Лозанго и просит их помочь ему получить его козу. Члены союза берут знак своего союза и ставят его перед хижиной должника. Обычно это тотчас же помогает. За свои услуги тайный союз получает козу с того же должника. Если же долг не уплачивается немедленно и знак союза остается стоять перед хижиной до следующего утра, то должник платит за это коровой или быком, которых съедают члены тайного общества. Поэтому каждый должник старается как можно скорее удовлетворить кредитора и тайный союз. Точно так же тайный союз выступает посредником, если кто-нибудь уведет у другого жену и не захочет за это заплатить. У база существуют тайные союзы Мунги и Ум, которые на тайных ночных собраниях выносят решения о приказах, приговорах и наказаниях - при этом почти всегда о смертной казни - и также тайно заставляют их исполнять. В таком случае говорят: «Нас судили Мунги». Нечлены союза тоже имеют право проешь у него судебной помощи; это относится и к союзу Эгбо у племен, живущих на побережье.

Этим народам Старого Света, как правило, незнакомы объединения, которые выходили бы за пределы деревни; в качестве «международной» организации и действует тайный союз, который не ограничивается только деревней или только племенем, но распространяется, особенно в Западной Африке и Меланезии, на обширные пространства, не приводя, впрочем, - и это характерно - к государственному объединению и созданию более крупных политических образований. Но тот факт, что крупные союзы не приводят к политическим объединениям, характерен только для Старого Света, тогда как в Америке у соответствующих народов мы наблюдаем как раз обратное. Лучшим примером в этом случае служит союз ирокезов. Союз в штате Нью-Йорк охватывал пять племен; их представлял центральный совет, который мог принимать решения только единогласно, а не по принципу большинства. Несмотря на наследственный характер института вождей, такая объединенная центральная власть была довольно слабой. Так, каждое племя могло самостоятельно вести войну или заключать мир, если это не было в ущерб интересам всего союза. В отличие от народов - завоевателей Старого Света, особенно Африки и Азии, в Америке даже у племен с признаками догосударственного строя или, вернее, именно у них было очень сильно развито стремление к «интернациональным» объединениям. Отчасти это могло быть связано с давлением и влиянием белых, подобно тому как чероки создали у себя систему управления по образцу США. В Старом Свете и особенно в Африке разделение общества на сословия происходило обычно в результате завоевания одного племени другим. Такой путь развития не характерен для догосударственных политических образований, возникавших на нынешней территории Соединенных Штатов. Исключением до известной степени является государство Повхатан (Речь идет о племенном союзе Повхатан (существовавшем в XVII и начале XVIII веков). Едва ли можно называть его «государством» и считать его исключением из обычного типа племенных объединений в Северной Америке. Роль завоевания при образовании этого союза была не большей, чем в образовании союзов крик, ирокезов и др. - Прим. ред), которое ко времени своего наибольшего расширения простиралось более чем на восемь тысяч квадратных миль и включало более ста пятидесяти городов. Территориальное расширение этого государства происходило главным образом путем завоеваний.

Еще одно различие между североамериканским и западноафриканским типами догосударственных образований заключается главным образом в том, как ведется судебный процесс. У лесных племен Западной Африки наряду с самоуправлением и правом апелляции к тайному союзу существует вполне определенный судебный процесс перед лицом судилища, состоящего из вождя и старейшин. Вызов в суд производится или непосредственно сторонами, или вождем. Из методов дознания известны: пытка, присяга, ордалия («испытание питьем», или ядом), свидетельские показания, осмотр на месте и документальные доказательства. Объявлению приговора предшествует тайное совещание суда, причем решение выносится большинством голосов. Процесс основан преимущественно на принципе соглашения сторон, месть и наказание предотвращаются, как правило, уплатой выкупа. У американских племен нет такого строго регламентированного судебного разбирательства. Кроме показаний, получаемых при помощи разного рода испытаний и определенных формул присяги, приносимой сторонами, другие методы ведения следствия, в частности различные формы настоящих ордалий, здесь неизвестны.

В Америке трудно найти параллель скотоводческому хозяйству номадов Старого Света - следующей крупной культурной группы народов. (Только в Перу разводили ламу и альпаку.) В большинстве случаев скотоводческое хозяйство представляет собой смешанную форму хозяйства, в которой имеются элементы хозяйства народов-собирателей урожая или хозяйства земледельцев, либо носит следы сильного влияния высококультурных народов. Вследствие этого чисто скотоводческих народов в настоящее время не встречается. Тем не менее скотоводство служит главным источником существования целого ряда народов, которые в Старом Свете тянутся полосой от Северо-Восточной Сибири, через Центральную Азию, Аравию, Северную и Восточную Африку до южной оконечности Африки.

Пастбища всегда составляют собственность всего племени, но, как и у народов-собирателей урожая, не имеют строгих границ, и пастьба па чужой территории без разрешения не влечет за собой наказания. В правовом отношении племя как таковое почти никак себя не проявляет, и преобладает большая патриархальная семья (включая братьев, племянников, сыновей и внуков). Эта большая патриархальная семья является социальной единицей, которая претендует также и на политическую самостоятельность. Во главе племени стоит выбранный или наследственный вождь. Но его влияние в большинстве случаев зависит от его личных качеств и щедрости, то есть, в конечном итоге, опять-таки от общественного мнения соплеменников. Кроме вождя, есть совет старейшин (у киргизов - это так называемые «белобородые», у герсро - «умакарере»), без согласия которых, особенно в области земельного права, вождь не может ничего предпринять. Во время войны с герсро тогдашнему германскому правительству было ясно дано понять, что вождь не есть полномочное лицо. Германское правительство заключило договоры с во-ждями гсреро об уступке земли, но последние в глазах народа не имели на это права, и война возникла из-за явного пренебрежения к законам племени. У скотоводческих народов, особенно у верблюдоводов и коневодов с их индивидуализированным укладом, не имеется более крупных, чем племя, политических объединений. Наказание преступника, в частности институт кровной мести, является делом сторон. Соглашение и уплата выкупа первоначально не были в обычае, и их следует отнести к влияниям вторичного порядка. Для скотоводов характерно главным образом развитие личной собственности и накопление имущества в виде разводимого скота. Это одновременно породило сословные различия и расслоение общества, однако возникшие у скотоводов зачатки иерархии вполне развились лишь при соприкосновении с земледельческими народами. В основе наследственного права большинства племен лежит право первородства (исключительное право перворожденного на наследование), и лишь под мусульманским влиянием в наследственном праве устанавливается известное равенство всех сыновей.

Ссылка на приведенные здесь несколько примеров скрещения земледельческого и пастушеского права как будто вполне обоснована. Это подтверждается, во-первых, тем, что пастушеские народы Старого Света как в Азии, так и в Африке, создав большие государства, осуществили значительные политические преобразования; во-вторых, тем, что социологию, особенно современную, сильно занимают их центробежные воинственные тенденции, находящиеся в резком контрасте с центростремительными демократическими тенденциями земледельческих народов.

В исторические времена, еще в начале прошлого века, мы имели возможность наблюдать все этапы такого завоевания скотоводческими народами областей оседлых земледельцев - речь вдет о походах фульбе с целью покорения Адамауа. Переселения фульбе объяснялись экономическими причинами. Они искали новых пастбищ для своего крупного рогатого скота - зебу, и вначале негритянские племена, среди которых они жили, их только терпели, а часто и притесняли. В течение долгого времени фульбе еще предоставляли вождям так называемых языческих племен, которыми были оседлые земледельцы, даже jus primae noctts (право первой ночи). Мирное проникновение фульбе превратилось в начале XIX века, после того как Шеу-Усману призвал к священной войне против язычников, в воинственный завоевательный поход. Результатом было основание большого государства Садкого между Нигером и Шари, к которому полководец Модибо Адама присоединил названную по его имени область Адамауа. За время своего сорокадвухлетнего правления, находясь главным образом в городе иола, он либо покорял языческие племена, либо оттеснял их в горы. После его смерти в 1847 году были совершены, главным образом сыном его Лауалом, завоевательные походы на юг, во время которых были покорены и обложены данью племена тикар, вуте и байя. Эти завоевательные походы стали возможными благодаря наличию у фульбе одетой в панцыри конницы. Это значит, что не только в Азии, но и в Африке народами-завоевателями были народы-наездники, разводившие верблюдов и лошадей, а не те народы, которые разводили крупный рогатый скот.

Фульбе покорили языческие племена, обложили их данью и обратили их в крепостных, а всю область Адамауа разделили на ряд деспотически управляемых государств. Народ делился на рабов (военнопленных и рожденных в рабстве), крепостных (покоренные племена), свободных (принадлежащих к собственному народу) и знать; чиновная знать вербовалась из рабов-вольноотпущенников и из класса ламидо. Наряду с этим общественным делением существовало деление по профессиям сообразно занятиям каждого. Во главе государства стоял эмир или султан, опиравшийся на многочисленную иерархическую армию чиновников, набираемых по большей части из рабов эмира. Премьер-министр в Адамауа назывался «кайгамма», верховный главнокомандующий - «сарики-н-лефидда» и церемониймейстер - «саламма». Кроме того, имелось множество чиновников, находившихся в положении подчиненных. Весь строй государства фульбе имел много сходного с феодальными государствами немецкого средневековья. Земля делилась ла ряд провинций и округов, управляемых вассалами - ламидо султана. Ламидо был обязан в случае войны участвовать в ней и должен был ежегодно уплачивать дань. Представителями национальных «меньшинств» и чужестранцев при дворе были галамида, которые исполняли роль посредников и консулов между султаном и своими соотечественниками. Первоначально земля принадлежала султану, который мог посредством продажи угодий увеличивать свои доходы, состоявшие в основном из различного рода налогов, из коих весьма значительным была рыночная пошлина, взимавшаяся так называемым саррика-н-казуа (рыночным надзирателем). Судопроизводством занимался назначенный султаном профессиональный судья - алкали, а главным источником правовых норм у фульбе-магометан был коран. Большое место в уголовном праве отводилось таким наказаниям, как причинение увечий, лишение чести и свободы. Убийство, кража раба и лошади, если они совершались вторично, карались смертью, простая же кража - отсечением правой руки. Долговое право фульбе свидетельствует о развитии долгового рабства. Вместо кровной мести уплачивался штраф, часть которого шла в пользу султана или государства.

Эта картина управления, принятого в государстве фульбе, довольно типична для народов Судана, начиная с эве на западе и кончая каффичо на востоке, а также для государственных образований (монголов и гуннов в историческую эпоху. Что касается Судана, то, как можно установить, продвижение развитых форм централизованного управления шло с запада на восток, причем у каффичо, которых хабеши завоевали в 1897 году, управление носило древнеегипетские черты. Император-бог, который всегда оставался невидимым для народа, был собственником земли, источником права (для права и короля имелось одно общее слово: «тато»), верховным главнокомандующим, самим государством, повелителем жизни и смерти каффичо. Но на деле владыка зависел от семи микиреко, членов государственного совета, которые имели право даже низложить императора.

В других районах Эфиопии и Северной Африки такой государственный совет через известное число лет после начала правления может даже вынести императору смертный приговор; приговор этот мог быть вызван тайже особыми причинами. Земля делилась на коронные земли и на наследственные ленные владения, причем последние предоставлялись только свободным каффичо. Официально каравшимися преступлениями были мятеж, измена, колдовство, разбой, трусость в бою, изнасилование и нанесение увечий, но не убийство, за которое отвечал весь род убийцы по праву кровной мести. Дети, женщины, лжецы, воры, разбойники и чужестранцы не могли быть свидетелями. Наказание приводилось в исполнение немедленно после вынесения приговора. К числу наказаний относились: денежные штрафы, бичевание, опала, калеченье, повешение, обезглавливание, сбрасывание со скалы, осуждение на голодную смерть и изгнание.

Для сравнения с этими более прогрессивными африканскими порядками, возникшими в результате смешения скотоводческих и земледельческих народов, интересно привести пример из американской жизни. Такой пример - жившее некогда на территории Соединенных Штатов и ныне вымершее племя начей (начезов). Формой правления у начезов была теократия: король «Великое солнце» был одновременно и верховным жрецом. Структура общества была основана на строгом сословном разделении, причем низший слой составляли рабы, несколько выше их находился простой народ - «стинкарды». Над ними господствовала знать, которая, в свою очередь, делилась на три ранга: на «солнце», «благородных» и «почетных» мужей. По брачному праву разрешалось вступать в брак только представителям двух различных классов и запрещалось бракосочетание лиц, принадлежавших к одному и тому же классу. Так, например, «солнца» и, следовательно, сам король и его сестры обязаны были вступать в брак только с людьми из народа. Вообще дети переходили в класс матери, но дети от брака «благородного» с женщиной из народа принадлежали к классу благородных (Общественный строй начезов изучен очень слабо, так как народ этот был истреблен французскими колонизаторами уже в середине XVIII в. Их брачные правила не вполне ясны. По наиболее достоверным сведениям, дети женщин из рангов «солнц», «благородных» и «почетных» получали ранг своей матери, дети же женщин из группы «стинкард» оказывались рангом ниже, своего отца. - Прим. ред). Переход в вышестоящий общественный класс был возможен также вследствие храбрости, проявленной на войне, или особенно благодаря выполнению предписанных часто жестоких, религиозных заслуг, посвященных королю или, скажем, государству, потому что два этих понятия были тождественны. Так, например, «стинкарды» могли возвыситься до класса «почетных мужей», а эти, в свою очередь, - до класса «благородных». Но должность военачальника оставалась привилегией «благородных» и «солнц». Однако и здесь проявилась свойственная всем индейским племенам неприязнь к воплощенному в лице короля абсолютизму. Эта-то врожденная неприязнь и привела, повидимому, к установлению порядка, согласно которому по таким важнейшим вопросам, как война и внешняя политика, выносил решение совет старых во!ж!дей и воинов, но не король. Все сословия обязаны были платить королю дань, и он считался верховным распорядителем их территории.

Эти последние примеры подводят уже к развитию хорошо известного конституционного и правового строя высококультурных народов, у которых все судопроизводство: судебные разбирательства, правовые нормы и т. п. - записаны и потому могут служить руководящим началом для живущих людей и для будущих поколений. Тем не менее народы с писаной историей не могут дать нам достаточно наглядное представление о происхождении и развитии правовых учреждений человечества. В этом отношении несравненно больше дает нам знакомство с обычным правом народов самой древней, а следовательно, и самой примитивной культуры.

Но можем ли мы все-таки говорить о существовании права и правовых норм у этих древних, первобытных племен?

Да, конечно, можем, потому что у них нет хаоса, а жизнь общества ретулируется вполне определенными правовыми нормами. Правовые нормы проходят через всю жизнь этих народов. При этом самыми могущественными факторами, регулирующими поведение каждого отдельного человека и всего. общества, являются давление извне и общественное мнение. Земля первоначально представляет собой коллективную собственность локальной группы, и только пользование ее плодами разрешается иногда группе семей или отдельной семье. Обработка земли сама по себе не ведет еще к собственности на землю. И даже в таких государствах, как Судан и Эфиопия, где земля принадлежала королю, она не была его частной собственностью в современном юридическом понимании, потому что король-жрец был полубогом, он был идеей, а как человеческую личность его убивали, если этого требовало благо народа. Земля принадлежала ему лишь постольку, поскольку он был олицетворением государства.

Пища первоначально также была коллективной собственностью. С этим же связана и коллективная ответственность общества за достаточное снабжение пищей каждого отдельного члена.

Зачатки развития частной собственности ясно проявляются у народов-собирателей урожая, которым присуще также более сильное развитие «авторского» и «Международного» права. Право убежища мы встречаем у народов-собирателей урожая, у скотоводов, у полинезийцев, а его последующее развитие можно проследить вплоть до права убежища в греческих и мексиканских храмах.

Деление на сословия впервые четко обозначилось у скотоводческих народов и у полинезийцев.

В области международных государственных отношений у ирокезов, алганкинов и гуронов были созданы политические союзы, для сравнения с которыми нельзя найти ничего подобного в Старом Свете. Разве только их можно сравнить с такими вполне современными учреждениями, как Лига наций и Организация Объединенных наций. Союзы эти представляют собой полную противоположность деспотическим государственным образованиям Африки.

Одно должно быть все же достаточно ясно: именно у первобытных народов существует неразрывная связь между формой правления, собственностью на землю и хозяйственной организацией; именно здесь земля принадлежит локальной (группе, племени или народу, но не отдельному человеку, и в центре проблемы обеспечения пищей также находится общество.

Для первобытных народов вечны народ, земля и право, но не индивидуум.