Глава 4. Молодая республика

Для Перу, в упорной борьбе завоевавшей независимость, открылась перспектива свободного, самостоятельного развития. Однако на этом пути перед страной стояло немало трудностей.

Класс буржуазии к тому времени еще не сформировался окончательно, и политическую власть в государстве захватили представители колониальной и местной верхушки, что явилось серьезным тормозом на пути буржуазно-демократических преобразований. Не произошло радикальных изменений и в аграрных отношениях, которые с некоторыми оговорками можно было характеризовать как феодальные (См.: Mayorga Guardia. La reforma agraria en el Peru. Lima, 1962, p. 126), Формальное объявление крестьянина-индейца владельцем своей земли (декрет Боливара 1824 г.) оторвало его от существовавшей веками общины, сделало беззащитным в отношениях с помещиком. Латифундии противостояли, таким образом, не общине, а раздробленным и разрозненным минифундиям индейцев. Продолжала функционировать унаследованная от колониальных времен архаичная система владения источниками воды (собственником их считался тот, на чьей земле они находились) в важнейших (но засушливых) земледельческих районах Перу. Помещики, обладатели огромных наделов, утверждали, что только рудники могут дать стране доход, и практически не обрабатывали свои земли. После окончания войны за независимость лучшие земли в стране получили в качестве награды старшие офицеры и генералы Освободительной армии. Однако они или продолжали военную службу, или возвратились к себе на родину. Земля в стране постепенно превращалась лишь в показатель знатности и богатства. Естественно, сокращалось производство продовольствия и сырья для зарождавшейся промышленности (пищевой, кожевенной и др.). По словам первого министра финансов республики Иполито Унапуэ, сельское хозяйство было полностью дезорганизовано.

Да и в целом экономика, оставленная в наследство перуанцам Испанией, находилась в запущенном состоянии. Даже область хозяйства, которая составляла законную гордость перуанцев, - горнорудное дело - переживала упадок.

В последние годы своего господства в Перу колониальные власти выкачали из страны миллионные суммы (они направляли их на подавление освободительных движений). Немалый урон казне нанесли и всевозможные "пожалования" и платежи представителям королевской администрации. В результате длительных военных действий, нарушивших связи между отдельными районами, резко сократился общий объем торговли.

Сложным было в стране и внутриполитическое положение. Помещики, высшее духовенство, верхушка военщины и другие представители господствующих классов стремились лишь к сохранению собственных привилегий, к укреплению своих позиций, что не исключало, разумеется, борьбы за власть в лагере олигархии, между отдельными ее группировками. Эта неутихавшая борьба различных политических сил мешала преодолению трудностей, возникавших в жизни молодого государства, зачастую ставила его на грань гражданской войны.

Большую роль в политической жизни Перу со дня основания республики стала играть армия (при непосредственном или косвенном участии армии за 1821-1837 гг. сменилось семь президентов, а за восемь последующих лет было сформировано столько же правительств). Ничего негативного в этом не было. Под знаменами перуанской армии в те годы выступали люди различных социальных слоев и с различным цветом кожи, она действовала как "наиболее революционный, демократический институт" (Перу. 150 лет независимости. Доклады и сообщения научной конференции. М., 1971, с 83). Именно тогда возникло такое явление, как военный каудильизм. "Появление военных - наудильо, - писал X. К. Мариатеги, - было естественным результатом развития событий в период революции, которая так и не привела к образованию нового господствующего класса (курсив наш. - Ю. Г.). В этих условиях власть неизбежно должна была попасть в руки военных, участвовавших в революции: с одной стороны, они пользовались известным авторитетом, пожиная плоды своей военной славы, а с другой - могли оставаться у власти, опираясь на силу оружия. Разумеется, каудильо не был свободен от влияния классовых интересов или иных социальных сил, боровшихся в то время между собой. Каудильо опирался или на расплывчатый и риторический либерализм городского "демоса", или на колониальный консерватизм земледельческой касты" (Мариатеги X. К. Указ. соч., с. 108-109).

Наиболее ярко основные тенденции каудильизма прослеживаются в деятельности маршала Района Кастильи, дважды занимавшего пост президента республики (1845-1851 и 1855-1862). Он и его сторонники многое сделали для развития страны, для укрепления ее престижа на международной арене, в первую очередь в Латинской Америке. Р. Кастилья, один из авторов декрета об отмене рабства (1854), отменил и "индейскую контрибуцию", состоявшую в бесплатных отработках индейцев в пользу государства и латифундистов. В годы его президентства был разработан первый в истории страны национальный бюджет, введена в строй первая железнодорожная ветка, соединившая Лиму с Кальяо, проложена первая телеграфная линия, получило заметное развитие,, просвещение. Кастилья уделял большое внимание усилению армии и формированию флота, укреплению в вооруженных силах патриотических традиций. Именно при нем там служили такие офицеры, как Франсиско Бологнези, Мигель Грау, Леонсио Прадо (Леонсио Прадо в 1868 г. уехал на Кубу, чтобы бороться за независимость эти страны. С горсткой храбрецов он захватил в море испанский корабль "Монтесума", переименовал его в "Сеспедес" в честь Карлоса М. де Сеспедеса, провозгласившего 10 октября 1868 г, первую республику на Кубе, и провел несколько операций против кораблей Испании. Окруженный у берегов Никарагуа превосходящими силами противника, Прадо, ставший полковником кубинской армии, поджег свой корабль и вместе с командой вплавь добрался до берега. В последующие годы, живя в США, Леонсио продолжал вести политическую борьбу в защиту кубинской независимости. Во время Второй Тихоокеанской войны он возвратился в Перу, где принял активное участие в военных действиях. Плененный чилийскими войсками, Прадо был расстрелян в июле 1883 г. Полковник Франсиско Бологнези героически сражался во время Второй Тихоокеанской войны. Известно содержание его разговора с чилийским парламентером в самый критический для перуанцев момент, накануне боя у Арики. "Парламентер: Господин полковник, наша дивизия из шести тысяч солдат находится почти на расстоянии пушечного выстрела от расположения ваших уже обессилевших войск... Бологнези: Я это знаю. Нас здесь тысяча шестьсот человек, готовых защитить честь нашего оружия. Парламентер: Но позвольте, господин полковник, заметить вам, что защита воинской чести не требует принесения напрасных жертв. Численное превосходство наших войск над вашими составляет четыре к одному. Даже воинский устав оправдывает в подобном случае капитуляцию. Я уполномочен сообщить вам от имени главнокомандующего чилийской армии, что эта капитуляция будет осуществлена на условиях, равно почетных как для побежденного, так и для победителя... Бологнези: Прекрасно, господин майор, но мы полны решимости сражаться до последнего патрона!" (Palma Ricardo. Op. cit., p. 1152-1153). В этом бою полковник Бологнези пал смертью храбрых, его призыв: "Сражаться до последнего патрона!" - стал девизом перуанской армии). Ими гордятся не только перуанцы, но и другие латиноамериканские народы.

В конце 60-х годов XIX в. политическая борьба вновь подняла на гребень волпы крупных торговцев и землевладельцев. Захватив власть, они объединились вокруг так называемого сивилизма (Civil - гражданский (исп.)) - политического течения, главной целью ставившего укрепление позиций перуап-ской олигархии. Кроме того, сивилисты стремились преградить путь социальному реформаторству, которым, с их точки зрения, слишком увлеклись военные во главе с Р. Кастильей. Эти гражданские деятели способствовали передаче национальных богатств в руки иностранного капитала.

В ходе междоусобной борьбы олигархия и раньше не гнушалась продажей богатств родины иностранным фирмам в надежде получить от них необходимую поддержку. Это отвечало интересам и капиталистических держав, оспаривавших между собой "право" на установление своего господства в Перу.

Особую настойчивость в этом отношении проявляла Англия. Уже в начале 1824 г. ее правительство поспешило направить в Лиму, где еще не улеглась борьба между испанскими и повстанческими войсками, своего консула. Используя заинтересованность ряда государственных деятелей и купцов молодой перуанской республики в дипломатическом признании Перу и в укреплении ее экономических связей с могущественной морской державой, Англия повела тонкую политическую игру и постепенно прибрала к своим рукам ключевые позиции в перуанской экономике. Освободившись от колониальной зависимости от Испании, Перу практически попала в экономическую зависимость от Великобритании.

Проникновение английского капитала заметно подорвало и без того незавидное экономическое "здоровье" страны. К 1827 г. долг Перу английской казне составил около 9 млн. ф. ст. К началу 1842 г. сумма английских кредитов была меньше суммы тех процентов, которые Перу задолжала Англии по этим кредитам с 1825 г. (См.: "Comercio", 1842, 27 jul. )

Если испанцев интересовали в Перу главным образом драгоценные металлы, то англичан привлекало все: медь, сахар, хлопок, драгоценные и редкие металлы, селитра, гуано (Слово "гуано" происходит от названия птицы - гуанай, которая живет на островах у перуанского побережья. Правда, живут она не только здесь, но только на островах близ побережья сохраняется чистое гуано - с полным содержанием азота и других компонентов. Секрет прост: климат зоны, где в течение года не выпадает ни капли дождя, создает оптимальные условия для консервации миллионов кубических метров этого ценного удобрения. Оно было известно еще жителям древнего Перу. Хронист Сиеса де Леон писал в 1558 г., что инки плывут на своих пирогах к этим островам и привозят оттуда птичий помет, который затем разбрасывают на маисовых полях и землях под паром), шерсть альпаки (в Арекипе уже в первые годы существования республики обосновалась английская фирма "Моэнс и К^о", занимавшаяся экспортом шерсти этого редкого животного в Ливерпуль. Королева Виктория даже наградила фабриканта, представившего ей первые метры ткани из альпаковой шерсти).

Статью английского импорта особой важности составляло гуано. Ранее оно ввозилось Великобританией с островов у берегов Западной Африки, но, поскольку значительно уступало перуанскому по содержанию азота, конкурировать с ним не могло. И к 1850 г. гуано на Британские острова поступало уже только из Перу. По подсчетам английского консула в Перу, который получил секретное указание своего правительства провести изучение запасов гуано на островах у перуанского побережья, этого удобрения там имелось около 17 млн. т.

Вопросы, связанные с предоставлением концессий на добычу гуано, дебатировались в конгрессе Перу, обсуждались на страницах прессы, на всевозможных приемах, в салонах и просто на улице. Перу охватила лихорадка, которая по своей силе и накалу страстей отнюдь не уступала "золотой". Однако, как и настоящее, новое перуанское "золото" было использовано не в интересах страны, а лишь для обогащения иностранных компаний и предприимчивых перуанских дельцов. Так, из огромной суммы, вырученной за проданные за границу 1,5 млн. т гуано в 1855-1863 гг., государство получило только 10% (См.: Romero E. Op. cit., p. 362). Лишь в конце века удалось направить часть прибылей от гуано на проведение работ общенационального значения. Так появились в Перу первые железные дороги. Перуанцы шутили, что их "чугунку" построили не люди, а птицы.

Отчисления от торговли гуано дали дополнительный, хотя и негарантированный источник поступлений в казну, и перуанское правительство поспешило почти полностью отменить налоги с прибылей, что сильно ударило по одной из весьма доходных статей государственного бюджета. К тому же в результате постоянно увеличивавшихся поставок гуано на мировой рынок цены на удобрение резко упали. Это не было предусмотрено соглашениями об авансах, предоставлявшихся иностранными фирмами в счет будущих поставок. Быстрыми темпами стал расти внешний и внутренний долг Перу. Тяжелое положение страны усугубил мировой экономический кризис, влияние которого в Перу стало ощущаться в 1874 г.

Бурный период перуанской истории, насыщенный частыми политическими и финансовыми скандалами, связанными с махинациями вокруг гуано, завершился войной с Чили - Второй Тихоокеанской войной (1879-1883). Эту войну не случайно еще называют Селитряной, ибо она разгорелась из-за территорий, богатых селитрой. Дело в том, что чилийские предприниматели добывали это ценное ископаемое в районах, принадлежавших Боливии (район Антофагасты) и Перу (провинция Тарапака). Когда финансовые дела Перу зашли в тупик, перуанское правительство решило поправить их за счет селитры. Все запасы селитры (в том числе и уже добытой) оно объявило государственной собственностью.

В это время Боливия, с которой Перу в феврале 1873 г. заключила тайный военный договор на случай войны с Чили, ввела новые пошлины на добываемую и экспортируемую селитру. Чилийские предприниматели отказались их платить, в ответ на это боливийские власти наложили секвестр на имущество чилийской селитряной компании. Спустя несколько дней чилийские войска высадились в Антофагасте и подняли там флаг Чили. Перуанское посредничество не дало никаких результатов. 5 апреля 1879 г. Чили объявила войну Боливии и Перу.

Не последнюю роль в возникновении войны сыграли острые конфликты между ведущими государствами капиталистического мира, порожденные борьбой за влияние в этом регионе, прежде всего противоречия между США и Англией. Именно эти державы толкали южноамериканских соседей на братоубийственную Тихоокеанскую войну.

Уже в начале военных действий Англия недвусмысленно дала попять, что поддерживает Чили. Это объяснялось не только огромными английскими инвестициями в чилийскую экономику, но и тем, что Англия была главным торговым клиентом Чили, что англичане предоставили к тому времени чилийскому правительству девять крупных займов. Инвестиции английских капиталов были значительны и в Перу, и в Боливии, по оба эти государства, испытывая финансовый кризис, уже давно не выплачивали процентов по английским займам. Не могла, естественно, встретить одобрения среди предпринимателей Англии и национализация селитряных месторождений, проведенная перуанским правительством.

Позиция другой капиталистической державы - США - по проблемам, связанным с Тихоокеанской войной, внешне могла показаться античилийской. Действительно, в первый период войны, когда еще нельзя было предвидеть ее исход, североамериканская дипломатия оказывала моральную поддержку Перу. Позднее, когда перевес оказался на стороне Чили, США, боясь, что селитряные разработки окажутся в ее собственности, стали выступать в роли посредника между воюющими сторонами (своим посредничеством США не только не привели к примирению, а спровоцировали дальнейшее развертывание войны).

Успешно начатые операции чилийских войск в пустыне Атакама временно были приостановлены из-за бездорожья и трудностей в снабжении частей. Центр тяжести чилийцы перенесли в прибрежные воды Тихого океана. 8 октября 1879 г. произошло решающее морское сражение у мыса Ангамос, где, несмотря на героическое поведение перуанских моряков во главе с адмиралом Грау (он был убит в этом бою), чилийский флот одержал победу.

Расправившись с перуанским флотом, чилийцы вновь предприняли военные действия на суше. Их 10-тысячной армии противостояли менее 9 тыс. солдат-индейцев союзнического войска. Чилийцы один за другим захватывали населенные пункты Перу. Находившийся в Арике в качестве главнокомандующего президент Прадо попросил прислать за ним оставшиеся перуанские корабли, боясь попасть в плен. Возвратившись в Лиму, он не нашел ничего лучшего, как выехать в столь критические для страны дни с официальным визитом в Европу.

Воспользовавшись отсутствием президента и играя на недовольстве населения, один из политических деятелей Перу Николас Пиерола совершил в Лиме государственный переворот и 23 декабря 1879 г. сформировал новое правительство. Несмотря на ряд энергичных мер, принятых новым главой государства, положение на фронте изменить не удалось. В апреле 1880 г. корабли противника начали 9-месячную блокаду порта Кальяо. Чилийское командование преследовало цель не только захватить "морские ворота" столицы и саму Лиму, но и отрезать затем перуанские соединения, защищавшие южные районы, от остальной территории страны. В боях на юге чилийская армия насчитывала уже свыше 20 тыс. штыков, в армии союзников их было только 8 тыс.

Правительство Пиеролы предприняло последнюю попытку усилить армию: оно призвало на службу все мужское население от 16 до 60 лет и начало сооружение двух фортификационных линий на южных подступах к Лиме - в Сан-Хуане и Мирафлоресе. Однако ни укрепления, ни мужество перуанцев не смогли сдержать натиск врага. 17 января 1881 г. чилийские солдаты уже маршировали по улицам перуанской столицы.

Несмотря на сопротивление, которое пытались оказать чилийским войскам перуанцы (в частности, генерал Касерес уехал в горы, сформировал подразделение численностью 2300 человек и начал там партизанскую войну против захватчиков), судьба Перу была решена. 20 октября 1883 г. в Анконе ей пришлось подписать мирный договор (В начале XX в. в Лиме вышла любопытная книга под названием "Посредничество США в Тихоокеанской войне", представляющая собой сборник документов из Исторического архива Перу. Среди них - письма президента Гарсиа Кальдерона, пришедшего на смену Н. Пиероле во время чилийской оккупации, американскому посланнику в Сантьяго Логану. Пленный перуанский президент разоблачает в них двуличие американского посредника на переговорах, которые велись в Чили. Кальдерон обвиняет правительство США в нарушении обещанного нейтралитета, в том, что оно дало согласие на его пленение. Лично Логана Гарсиа Кальдерон уличает в том, что тот "советовал и даже требовал от перуанской стороны пойти на территориальные уступки, не сделав при этом ничего, чтобы избежать аннексии чилийцами" (Mediacion de los Б. Е. U. U. de Norte America en la guerra del Pacifico. Documentos del Archivo historico, vol. XIII. Lima, 1909, p. 60). Подобные разоблачения стоили узнику дополнительных трех лет чилийского плена, из которого он вернулся в Лиму лишь в 1886 г. и был назначен ректором столичного университета св. Марка).

Набережная в Анконе - место высадки освободительной армии в 1821 г.

Под юрисдикцию Чили передавался "на вечные времена" богатый селитрой департамент Тарапака. На 10-летний срок она оккупировала провинции Такиа и Арика (по истечении 10-летнего срока плебисцит должен был определить окончательную судьбу этих двух районов). Кроме того, Перу обязывалась выплатить Чили военную контрибуцию (Боливия к тому времени перестала принимать участие в войне).

Поражение привело ко всеобщей депрессии в стране. Это не замедлило дать о себе знать и в промышленности, и в торговле, и в банковском деле, и во внешнеторговых связях. Перу была отброшена в своем развитии на несколько десятилетий назад.

С тяжелым положением, сложившимся в стране, партия сивилистов не смогла справиться. В Перу вспыхнула гражданская война, в которой выразителем народного недовольства выступили военные, руководимые генералом Касересом. Начался, по словам уругвайского историка Вивиана Триаса, "второй этап участия военных" в политической жизни Перу (Trias V. Peru: fuerzas armadas у revolucion. Montevideo, 1971, p. 15).

Придя к власти, Касерес в первую очередь занялся вооруженными силами. Затем его правительство предприняло важные шаги, направленные на разрешение экономического кризиса и укрепление международных позиций страны. По указанию Касереса заметно активизировались перуанские посольства в столицах крупнейших европейских государств, в том числе в России, с которой Перу установила дипломатические отношения в 1873 г., а в 1874 г. подписала договор о дружбе, торговле и судоходстве.

При Касересе многое было сделано для развития просвещения и для подготовки национальных специалистов. В Лиме открылись училище ремесел и искусств, ряд профессиональных школ. Не обошлось, правда, и без просчетов: фирме "Грэйс" (в то время она принадлежала английскому капиталу, позднее перешла в собственность американцев) за небольшие кредиты на 66 лет было передано право собственности на перуанские железные дороги и на эксплуатацию залежей гуано на островах. Этим воспользовалась партия сивилистов. Она развернула антимилитаристскую кампанию, изображая военных как людей, которые якобы всегда выступают против прогресса страны. Сивилисты, возглавляемые Николасом Пиеролой (Николас Пиерола образовал собственную, Демократическую партию. Однако, учитывая влияние в обществе сивилистов, всячески стремился использовать их поддержку. Позднее он примет меры по укреплению Гражданской партии (сивилистов), когда ее престиж заметно упадет после смерти основателя Мануэля Пардо), подняли мятеж и заставили Касереса в 1895 г. отречься от президентского кресла.

Президентом стал Пиерола. Военные - соперники в политической жизни - Пиеролу и его сторонников не устраивали, однако обойтись без надежной армии - верного стража на службе интересов олигархии и послушного орудия подавления народных выступлений - они не могли (укреплять армию правительство вынуждено было и памятуя о печальных уроках Тихоокеанской войны, тем более что попытки Пиеролы достичь согласия с чилийским правительством о проведении плебисцита по вопросу о Такие и Арике, предусмотренного по Анконскому договору в 1894 г., потерпели неудачу). Поэтому правительство Пиеролы настойчиво внушало военным мысль о том, что армия должна стоять вне политики, и заигрывало с ними, пытаясь навязать собственные интересы.

В. И. Ленин говорил: "Армия не может и не должна быть нейтральной. Не втягивать армию в политику - это лозунг лицемерных слуг буржуазии..." (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 12, с. 113).

Что касается других сторон деятельности Пиеролы, то он попытался предпринять ряд позитивных шагов, направленных на демократизацию политической жизни в государстве. По закону 1896 г. упразднялся институт выборщиков и вводились прямые выборы, контроль над которыми вменялся в обязанность вновь созданной Национальной избирательной хунте. Некоторую автономию получили муниципальные органы власти.

Оживилась несколько и экономическая жизнь страны. Возникли новые компании - по добыче золота и серебра, по эксплуатации месторождений нефти в Пайте, начали работать новые текстильные и табачные фабрики, мыловарни и т. п. На ряде рек было установлено судоходство. В определенной степени капиталистическими, хотя они и несли на себе бремя феодальных пережитков, стали сельскохозяйственные предприятия (главным образом плантационные хозяйства) в районе Косты, возникшие во второй половине XIX в. Капитализм все настойчивее пробивал себе дорогу на перуанской земле. В стране всячески превозносилась "свобода конкуренции", пропагандировался лозунг: "Обогащайтесь!".

Однако обогащаться в перуанском обществе могли далеко не все. В положении париев продолжали оставаться основные производители сельскохозяйственной продукции - крестьяне-индейцы. Гражданское право, как и в первые десятилетия существования республики, полностью игнорировало и самих индейцев, и их общину - айлью (лишь в конституции 1919 г., наконец, было записано, что государство признает законность айлью).

Концентрация земельной собственности усилила процесс разорения основной массы крестьян-индейцев. Положение их все больше начинает волновать передовых перуанцев. Не случайно с конца XIX в. этот вопрос они рассматривают уже как национальную проблему, без разрешения которой невозможны пи интеграция нации, ни ее подлинный социальный прогресс. В литературе и искусстве появляется целое направление под названием "индеанизм". Остро ставит индейскую проблему видный перуанский писатель и философ Мануэль Гонсалес Прада (1848-1918). После сближения с представителями рабочего движения в начале XX в. он приходит к выводу, что только насильственным перераспределением земельной собственности можно улучшить положение индейцев.

Итак, несмотря на некоторое оживление экономической жизни, Перу заканчивала XIX в. с довольно скромными успехами. Большая часть общества продолжала прозябать в нищете; олигархи, захватившие основные позиции не только в экономической, но и в политической жизни, поставившие армию в положение своего послушного инструмента, как и в предыдущие десятилетия, охотно продолжали открывать двери Перу для иностранного капитала, в результате чего к началу XX в. страна оказалась в экономической и политической зависимости (при сохранении формальной политической независимости) от иностранных государств.