Глава восьмая

Летняя экспедиция в западной и южной части ханкайского бассейна. - Обычный порядок вьючных хождений. - Майская ночь. - Исследование бассейна Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) и промер Лефу (Илистая). - Птицы и звери в долине последней реки. - Мучители-насекомые. - Характер бассейна Мо (Мельгуновка). - Последние впечатления

Последним, заключительным актом моего пребывания в Уссурийском крае была экспедиция, совершенная летом 1869 г. в западной и южной части ханкайского бассейна, для отыскания там новых путей сообщения как водных, так и сухопутных.

Три месяца странствовал я по лесам, горам и долинам или в лодке по воде и никогда не забуду это время, проведенное среди дикой, нетронутой природы, дышавшей всей прелестью сначала весенней, а потом летней жизни. По целым неделям сряду не знал я иного крова, кроме широкого полога неба, иной обстановки, кроме свежей зелени и цветов, иных звуков, кроме пения птиц, оживлявших собою луга, болота и леса.

Это была чудная, обаятельная жизнь, полная свободы и наслаждений! Часто, очень часто теперь я вспоминаю ее и утвердительно могу сказать, что человеку, раз нюхнувшему этой дикой свободы, нет возможности позабыть о ней даже при самых лучших условиях дальнейшей жизни.

Но оставим увлечение и начнем по порядку.

Обождав до наступления совершенно теплой погоды, а вместе с нею и подножного корма для вьючных лошадей, купленных заранее на Уссури, я оставил 8 мая пост № 4 и по северному берегу оз. Ханка направился на западную его сторону - в бассейн р. Сиянхе (Верхняя Комиссаровка).

После однообразных сунгачинских болот отрадно было увидеть лесистые горы и сухие долины, одетые в самый пышный майский наряд, так как здесь благодаря более защищенному положению растительность развивается скорее, нежели на восточной стороне оз. Ханка.

Уже не редкими, как бы боязливо выглядывавшими экземплярами, а целыми полосами цветущих ландышей, желтых лилий, касатика, первоцвета и других весенних цветов красовалась живописная долина Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), достигающая в средних частях реки от трех до четырех верст ширины, а далее вверх суживающаяся наполовину и даже на одну треть этого расстояния.

Сама Сиянхе 10-15 сажен [20-30 м] ширины и несет вполне характер быстрой горной речки, так что решительно не годна для плавания даже на лодках. За исключением болотистых низовьев, весь бассейн ее представляет местность гористую, наполненную отрогами пограничного хребта, составляющего, по всему вероятию, отрог Сихотэ-Алиня и служащего вместе с тем разделом между притоками Ханки с одной стороны, Мурени и Суйфуна (Раздольная) - с другой.

Эти отроги, набросанные то группами, то небольшими кряжами, достигают приблизительно величины гор средней высоты и, продолжаясь далее к югу, наполняют собой бассейн верхнего течения Мо (Мельгуновка), переходя на западе и юго-западе в волнообразные возвышенности степной полосы.

Все эти горы покрыты лиственными лесами, состоящими, главным образом, из дуба и черной березы с густым подлеском лещины, таволги, леспедецы, калины, бузины и других кустарников. Однако среди этих деревьев, в особенности ближе к вершинам, попадаются довольно часто группы сосен, которые все более увеличиваются в числе по мере удаления к пограничному хребту, где появляется также ель и пихта, а самые горы делаются выше и рельефнее в своих очертаниях.

Кроме дуба и черной березы как преобладающих пород в лесах бассейна Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) встречаются и другие деревья, как-то: ильм, ясень, клен, черемуха, черешня, яблоня, тополь, пробковое дерево, грецкий орех, акация и абрикос.

Последний растет обыкновенно единичными экземплярами на южных скатах гор, ближе к опушкам лесов. Кроме того, абрикосовое дерево изредка встречается на южной и восточной стороне оз. Ханка по лесистым увалам и достигает здесь северной границы своего распространения.

Почти весь май пробыл я в бассейне Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), и день за днем проходил то в экскурсиях и охотах, то в передвижениях с места на место.

Хотя здесь довольно тропинок, проложенных китайцами от одной фанзы до другой (Кроме этих тропинок от оз. Ханка существуют две тропы в ближайшие маньчжурские города Сансин и Нингуту. По этим тропам в прежние, впрочем весьма недавние, времена приходили сюда маньчжурские купцы с просом, водкою и другими предметами, которые меняли у местных жителей на соболей и панты), но я пользовался этими тропинками только для перехода через горные перевалы, а затем обыкновенно шел напрямик по долине как самой Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), так и боковых ее притоков для того, чтобы лучше познакомиться с характером этих долин.

Но подобные хождения напрямик возможны только в сухую пору года, да и то представляют много затруднений для вьючных лошадей, которым приходится часто переправляться вброд через быстрые речки или лазить через крутые гарные отроги, упирающиеся в реку, или, наконец, тонуть в болотах, рассыпанных по долинам. Однако здешние привычные лошади умеют благополучно справляться со всеми этими невзгодами и, неся на спине вьюк от трех до четырех пудов, идут напрямик, как ни в чем не бывало. Один человек обыкновенно ведет за повод передовую, другой подгоняет заднюю, средние же идут сами по себе, и таким образом, все пять лошадей, бывших в экспедиции, управлялись только двумя солдатами.

Обычно порядок наших хождений был всегда один и тот же.

Поднявшись с восходом солнца и указав направление, по которому нужно идти, мы отправлялись с товарищем вперед, собирали попадавшиеся на пути растения и охотились. Между тем солдаты, завьючив лошадей, отправлялись вслед за нами и шли не торопясь, выбирая по возможности сухие и лучшие места. Впрочем, иногда какая-нибудь небольшая речонка с тонкими берегами или узкий залив, которого нельзя было обойти, делали большую помеху, заставляли снимать с лошадей вьюки, переносить их на себе через неудобные места и затем уже переводить через него свободных от тяжестей лошадей. Однако такие препятствия встречались сравнительно редко, так как в большей части случаев лошади шли напрямик через речку или через болото, если только здесь не было чересчур больший топи.

Пройдя таким образом до полудня, мы останавливались, выбирая для этого удобное место на берегу реки, всего чаще лужайку среди высоких деревьев, доставлявших прекрасную тень своими густыми вершинами.

Здесь обычным порядком сначала развьючивали лошадей, которых после небольшого отдыха пускали пастись на сочной траве ближайшего луга; потом разводился костер, и один из солдат, исполнявший должность повара, принимался готовить обед из добычи нашей вчерашней охоты. Между тем мы с товарищем сушили прежние и вновь собранные растения (Самый обыкновенный способ сушения растений во время экспедиции состоит в том, чтобы, просушив до горяча перед огнем листы пропускной бумаги, класть в них растения. Однако в хорошую погоду я прибегал к другому средству: раскладывал на песчаном откосе реки войлоки, кожи, медвежьи шкуры, одним словом, все, что было у нас с собою; потом на эту постилку клал пропускную бумагу (от 4 до 5 листов в одной куче) вместе с уложенными в нее предварительно сжатыми в деревянном прессе растениями, которые и сушились жарким летним солнцем. Продержав таким образом часа три-четыре эти растения, я снова складывал их вместе, переложив каждый занятый лист двумя или тремя листами пропускной бумаги, и затем сдавливал все это в прессе до следующего дня. Последний способ несравненно удобнее первого, так как при нем гораздо менее хлопот и притом растения высыхают несравненно лучше, нежели при просушке перед огнем) и делали чучела птиц. Последняя работа, т. е. делание чучел, во время беспрестанных передвижений с места на место составляет крайне затруднительную процедуру, так как, независимо от самой работы, каждый день необходимо развешивать собранные экземпляры для просушки, строго наблюдать, чтобы их не смочило дождем или росою и не попортило бы перьев сильным ветром.

Кроме того, всякий раз необходимо, завернув в бумагу, тщательно уложить каждый экземпляр вместе с другим в особые деревянные ящики, которые сильно портят спины лошадям и очень неудобны для вьючной перевозки вообще. Одним словом, возня с деланием чучел во время самой экспедиции настолько велика и так много отнимает времени, что я препарировал обыкновенно только самые редкие экземпляры попадавшихся мне птиц.

Часов около четырех пополудни мы снова отправлялись на экскурсию или на охоту в окрестностях нашей стоянки и возвращались сюда уже с наступлением сумерек. На следующий день шли далее описанным порядком, но иногда, встретив особенно хорошее для экскурсии место, или для того, чтобы дать отдых лошадям, я проводил день или два на одном и том же пункте.

К довершению всех наслаждений день в день стояла великолепная погода, но в особенности хороши бывали ночи, в полном смысле весенние, майские.

Бывало, лишь только солнце станет приближаться к западу горизонта, как присмиревшие в дневной жаре различные пташки начинают петь не умолкая, и между их голосами более других выдается чистый, прекрасный свист камышевки (Salicaria aedon) (Phtagmaticola aedon - Ред.); журавли перекликаются между собою; по временам крякает утка или токует фазан (Токованье маньчжурского фазана много похоже на крик молодого петуха, только несколько короче в отрывистее); на болоте беспрестанно раздается дребезжащий голос водяной курочки, и неутомимый летун - японский бекас - кружится в вышине, издавая крыльями громкий свистящий звук.

Заходит солнце, и сумерки ложатся быстро. Один за другим смолкают певуны; только долго еще раздаются голоса бекаса, курочки и камышевки, к которым присоединяется теперь однообразное постукиванье японского козодоя.

Обаятельная прелесть ночи еще более увеличивается дикостью и безлюдием окрестных местностей. Действительно, далеко вокруг здесь нет души человеческой и природа еще настолько девственна, что даже след, оставленный на береговом песке, сохраняется надолго, пока его не замоют дожди и речные волны. Густые травянистые или кустарные заросли стоят не измяты ничьей ногой, и только кой-где след на грязи или клочок сорванной травы указывают, что здесь прошел какой-либо зверь, свободный обитатель окрестных лесов.

Между тем последние лучи света погасли на западе, а полная луна, появившись с востока, льет тихий свет на окрестные горы и долины. Мертвая тишина воцарилась кругом и только тихо журчат волны реки да изредка стукнет полуночник или гукнет дикий козел. Приближается полночь, и все спит сном тихим, спокойным.

Солдаты давно уже улеглись вокруг костра, который чуть тлеет в темноте деревьев, но сон бежит от моих глаз... Казалось, так бы все смотрел и любовался чудной ночью...

Однако дневная усталость берет свое, сон мало-помалу смыкает глаза, и только холод раннего утра заставляет вновь очнуться. На востоке уже занимается заря нового дня, и одна за другой просыпаются птицы: бекас ранее всех закружился опять в вышине, камышевка и камчатский соловей (Lusciola kamtschatkensis) (Luscinia calliope camtschatkensis. - Ред.) начали еще в полусвете свои песни, закуковала кукушка, журавли кричат не умолкая, задребезжала курочка, токует фазан... и все эти певцы вместе с другими мало-помалу просыпающимися пташками общим хором приветствуют восход солнца и начало весеннего, радостного дня.

В общих чертах результат моего исследования бассейна Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) был тот, что хотя долина этой реки, за исключением ее низовьев, имеет большей частью луговой характер и почву черноземную, но, по всему вероятно, она подвергается затоплению во время сильных дождей, следовательно, негодна для возделывания. Подтверждением этому служит еще и то обстоятельство, что здесь очень мало китайских фанз, между тем как их довольно много в горах, по долинам небольших речек, впадающих в Сиянхе (Верхняя Комиссаровка). Здесь же, равно как и на пологих скатах гор, окаймляющих главную реку, встречается много мест, удобных для возделывания после предварительной расчистки лесов, но, конечно, заселение подобных местностей в настоящее время не может, да и не должно, быть производимо, так как степная полоса между Ханкой и р. Суйфуном (Раздольная) представляет несравненно более удобств для подобной цели.

Однако бассейн Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) имеет и в настоящее время большую важность в том отношении, что может снабжать, да и теперь уже снабжает, лесом наши поселения, лежащие на западном берегу оз. Ханка. Конечно, Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) по причине своей быстроты не совсем удобна для сплава по ней бревен, но, однако, этот сплав возможен, хотя довольно затруднителен, и во всяком случае только этим путем лес может доставляться к месту своего назначения, так как о сухопутной его перевозке даже зимой нечего и думать. Других путей сообщения, кроме вьючных, часто едва приметных тропинок, здесь не существует, а единственная тележная дорога, уже достаточно проторенная, идет по окраине гор, невдалеке от самой Ханки и соединяет поселения на северном берегу озера с теми, которые лежат на западной и юго-западной его стороне.

По окончании исследования бассейна Сиянхе (Верхняя Комиссаровка) я приступил в начале июня, согласно своей служебной программе, к съемке и промеру р. Лефу (Илистая), впадающей в южную оконечность оз. Ханка. Здесь нужно было решить окончательно вопрос: возможно ли пароходное плавание вверх по этой реке до впадения в нее слева Сахезы (не сохранилось), так как в подобном случае представлялась бы возможность проложить от устья последней реки отличную сухопутную дорогу к Суйфуну (Раздольная), следовательно, избегнуть болот р. Мо (Мельгуновка), через которые проходит настоящая дорога, направляющаяся от юго-западного берега оз. Ханка. Шесть гребцов-солдат и лодка были к моим услугам на посту Камень-Рыболов, а потому, оставив здесь своих вьючных лошадей и выбрав тихий день, я отправился напрямик через южную оконечность оз. Ханка к устью Лефу, до которой отсюда около 30 верст.

Более трех недель было употреблено мною на исследование Лефу (Илистая), и так как вопрос о возможности здесь пароходного плавания был до сего времени спорным, то, чтобы дать понятие об его решении и о самом характере этой реки, я выпишу здесь несколько страниц из своего служебного отчета.

"Весь южный берег оз. Ханка, начиная от утесистого мыса, носящего название Камень-Рыболов, вплоть до устья Лефу (Илистая), представляет одно сплошное, топкое и решительно недоступное болото, поросшее тростником, так что название Камышевой бухты, данное обширному заливу, здесь находящемуся, придумано как нельзя более удачно.

Только на юго-западной оконечности Камышевой бухты одиноко среди болот стоит небольшая и невысокая горка, против которой лежит устье р. Лефу (Илистая) (Река Лефу (Илистая) вытекает из Сихотэ-Алиня и имеет более 150 верст длины), имеющей здесь 40-50 сажен [80-100 м] ширины и значительную глубину. Вскоре затем встречается довольно большое озеро (Озеро Лебехе (Тростниковое). - Ред.) (версты четыре в длину и около двух в ширину), через которое проходит Лефу (Илистая), разбиваясь при своем в него впадении на две протоки, из коих каждая глубока и удобна для плавания пароходов. Само озеро неглубоко и на поперечном промере везде дало одинаковую глубину в 6 футов [1,8 м].

В дальнейших частях нижнего течения Лефу (Илистая) почти не изменяет своего характера. Имея везде глубину, гораздо большую 7 футов [2 м], а в ширину 25-30 сажен [50-60 м], она струится весьма медленно, так что течение почти вовсе незаметно. Берега ее и долина, раскинувшаяся здесь верст на 20 ширины, представляет сплошное болото, поросшее тростником, аиром, тростеполевицею, осокою и другими болотными травами и вообще представляющее совершенное подобие сунгачинских низин. С таким характером тянутся река и ее долина верст на десять, если считать по прямому направлению от устья, но потом характер той и другой начинает изменяться.

Сплошные болота, из которых до сих пор исключительно состояла долина, начинают сначала изредка, а потом все чаще и чаще прерываться более сухими площадками, а сама река сузилась на половину своей прежней ширины, начинает образовывать частые и крутые извилины. Последние вскоре увеличиваются еще более, так что протяжение по ним выходит вдвое или даже втрое длиннее, нежели по прямому направлению, и часто, проплывая версту или две на лодке, снова подходишь на несколько десятков сажен к тому месту, откуда началась извилина.

Берега Лефу (Илистая) здесь также возвышаются уже везде от 5 до 7 футов [1,5-2 м] над низким уровнем воды, и, вместе с тем, эти берега сплошь обросли густым тальником, который только изредка можно было встретить на низовьях реки.

Однако глубина Лефу (Илистая) не уменьшается, и в нижнем течении эта глубина везде более 7 футов [2 м]. Но вскоре за появлением крутых извилин, т. е. со вступлением в среднее течение, эта глубина спадает, с перемежками, на шесть, на пять, на четыре и, наконец, на три фута на перекатах. Последняя цифра встречается в первый раз верстах в 25, если считать по реке, и верстах в 14, если взять по прямому направлению от устья Лефу (Илистая).

С изменением характера реки и ее долины изменяется характер и растительности. Вместо сплошных масс тростника, аира и тростеполевицы является более разнообраз ная луговая флора из валерианы, лютика, лилии, касатика, лапчатки и других, а из кустарных пород всего чаще попадается таволга, реже шиповник и дубняк. Однако все эти травы и кустарники растут только по самому берегу Лефу (Илистая) и на сухих рёлках, которые рассыпаны, как оазисы, по долине, все еще достаточно переполненной озерами и болотами.

Почва таких лугов состоит из превосходного чернозема, но все они решительно не годны для хлебопашества, так как в полую воду подвержены наводнениям, что можно видеть по береговым наносам.

Совершенное безлюдье характеризует все вышеописанное течение Лефу (Илистая). Кроме одинокой, пустой фанзы, стоящей при ее устье, здесь нигде не встречается и следа человека, даже не видно ни одной тропинки, только звери и птицы - единственные обитатели этих пустынных непригодных для человека равнин.

Трехфутовая глубина на перекатах по мере поднятия вверх по реке начинает попадаться довольно часто, в особенности с приближением к тому месту, где отрог хребтов, окаймляющих справа долину, упирается в реку высокой и крутой горой. У подошвы этой горы впервые встречается жилая китайская фанза, и, вместе с тем, это есть крайний пункт, до Которого еще можно, хотя и с трудом, дойти в малую воду на пароходе, сидящем менее трех футов. Но подобная возможность не представляет никакой выгоды, потому что на левом берегу болотистая долина имеет все еще, по крайней мере, верст десять ширины, так что проложить по ней дорогу далее к рекам Сахезе (не сохранилось) и Суйфуну (Раздольная) чрезвычайно затруднительно.

От горы, которая подошла к правому берегу реки и у подошвы которой находится китайская фанза, Лефу (Илистая) принимает уже характер горной речки и совершенно не годная для плавания. Оставляя все ту же извилистость и обрывистые (10-12 футов [3-3,6 м] вышины) берега, она имеет на перекатах довольно часто только два фута глубины, а с приближением к устью Сахезы эта глубина спадает на полтора и даже на один фут. Притом в реке появляется множество наносного лесу и корчей, до того в иных местах загромождающих русло, что даже раз приходилось прорубать проход для нашей лодки.

Вместе с тем и скорость течения, которая делается довольно значительной с приближением к вышеназванной горе, здесь увеличивается в сильной степени, и река стремится весьма быстро по своему ложу, дно которого состоит из песка и мелкой гальки, а на низовьях из всякого ила.

Быстрота течения увеличивается, вероятно, еще более во время разливов, когда вода, насколько можно видеть по береговым наносам, прибывает футов на десять против своего обыкновенного уровня и, по всему вероятно, затопляет долину. Но даже и тогда, во время самого высокого стояния воды, едва ли можно пройти на пароходе до устья Сахезы по причине множества корчей, торчащих высоко из воды, и деревьев, часто наклонившихся с одного берега почти до другого.

В этой части среднего течения Лефу (Илистая), как по самой реке, так и в особенности в извилинах, ею образуемых (Нужно заметить, что в среднем течении Лефу (Илистая) везде по хорде извилин, ею образуемых, идут узкие озера, которые замыкаются твердой землею у самых берегов реки, так что пространство каждой извилины образует как бы остров. Эти озера при небольшой ширине (10-20 сажен [20-40 м]) имеют везде одинаковую глубину (4-5 футов [1,2-1,5 м]) и, вероятно, образовались из бывших рукавов, а может быть, из самого русла реки, изменившей свое прежнее течение), появляются превосходные рощи из ясеня, тополя, ильма, грецкого ореха, пробкового дерева, яблони, липы, черной березы, изредка абрикоса с густым подлеском различных кустарников, и в особенности винограда, образующих густейшие заросли.

Сама долина сузилась здесь до 4-5 верст, будучи обставлена справа даубихинскими горами, а слева волнообразными возвышенностями степной полосы. Но характер этой долины изменился весьма мало, и она по-прежнему переполнена множеством болот и небольших тенистых озер.

Вообще в исследованном мной нижнем и среднем (Соображаясь с изменением характера как самой Лефу (Илистая), так равно и ее долины, за нижнее течение этой реки можно принять пространство от ее устья до рукава, который верстах в десяти выше отделяется влево и впадает в южную часть Камышевой бухты. Среднее течение занимает пространство от этого рукава до устья Сахезы, выше которого следует уже верхнее течение, не годное для плавания даже на лодках по причине быстроты и множества карчей) течении Лефу (Илистая) удобные для заселения местности находятся только на степной полосе, окаймляющей долину справа, и на скатах тех предгорий, которые "дут по левой ее стороне.

Во всяком случае заселение по Лефу (Илистая) при неудобстве пароходного плавания по этой реке может состояться в далеком будущем, так как прилегающие к ней степи на много десятков верст представляют приволье, девственные местности, где труд земледельца всегда может - хорошо вознаградиться".

Вообще результаты произведенных мной исследований Лефу (Илистая) были следующие:

1. Пароходство по этой реке может производиться беспрепятственно при всяком стоянии воды только верст на 25, если считать по реке, и верст на 14, если взять по прямому направлению, от устья.
2. Свободно при высокой воде, но с трудом при малой пароходы, сидящие менее трех футов, могут подниматься по Лефу (Илистая) до первой горы, упирающейся в правый берег, т. е. верст на 40 от устья, если считать по реке, и верст на 14, если взять по прямому направлению, от устья.
3. Выше названной горы до устья Сахезы пройти на пароходе невозможно и даже при большой воде по причине множества высоких карчей и деревьев, наклонившихся с одного берега на другой.
4. От крайнего пункта, до которого могут доходить при большой воде пароходы, чрезвычайно трудно проложить сухопутную дорогу к реке Сахезе по причине обширных болот, наполняющих здесь лефинскую долину на ширину не менее десяти верст.
5. Вся долина среднего и нижнего течения Лефу (Илистая) решительно не годна для заселения.

Независимо от производства промера и глазомерной съемки Лефу (Илистая), на что обыкновенно посвящалась одна половина дня, другая проводилась на охоте, сбирании растений, делании чучел птиц и т. п.

В великолепных рощах, окаймляющих берега среднего течения реки, гнездилось множество различных птиц, имевших в это время уже по большей части молодых, так что яйца случалось находить редко и то обыкновенно уже насиженные. Между тем если бы явиться сюда месяцем раньше, то можно бы было собрать несколько тысяч самых разнообразных яиц.

В обрывистых берегах описываемой реки гнездилось множество зимородков (Alcedo ispito vart. bengalensis) (Alcedo atthis bengalensis. - Ред.), которые, как известно, устраивают свои гнезда в земле, выкапывая для этой цели в отвесе берега горизонтальную дыру длиною от двух до трех футов. В самом конце дыра эта расширяется, и здесь устроено гнездо, в котором подстилкой сначала для яиц, а потом для молодых служат мелкие косточки рыб, поедаемых этой красивой птичкой.

На такой подстилке лежит обыкновенно семь ярко-белых круглых яиц, которых высиживают самец и самка, поочередно сменяя друг друга. Как кажется, самка более по вечерам и ночью, а самец по утрам и днем.

Замечательно, как иногда непредусмотрительно эта птичка устраивает свое гнездо. Я видел некоторые норы всего фута три [90 см] над низким уровнем воды, которая в период дождей поднимается здесь несравненно выше, следовательно, затопляет молодых зимородков, если только они не успели к этому времени вылететь из гнезда. Впрочем, наводнения здесь обыкновенно случаются в июле, а к тому времени почти все молодые уже летают, следовательно, не подвергаются опасности от воды и благополучно выводятся каждый год в затопляемых берегах.

Кроме занятых нор здесь везде множество старых пустых, но первые всегда можно отличить от последних по противному рыбьему запаху и остаткам помета у входа.

Высиживающий зимородок сидит чрезвычайно крепко, так что мне несколько раз случалось, всунув тонкую палочку в гнездо, пихать ею самую птичку, которая только после подобного заявления быстро выпархивала из норы.

Много раз я ловил зимородка, затыкая отверстие входа и откапывая нору сверху. В подобном случае птичка, видя безвыходность своего положения, старается обыкновенно защищаться клювом, которым бьет в просунутую к ней руку.

Притом же, если только оставить нору в целости, т. е. не откапывать ее, то зимородок, даже выгнанный оттуда палкой, никогда не откинется от яиц; если же разорить нору, то, хотя бы в гнезде были уже молодые, старые непременно бросят их, и молодые погибают голодной смертью. В этом я лично убедился злым опытом, несколько раз разрывая норы, чтобы достать их них яйца, но встречая там уже молодых.

Другой замечательной птицей, довольно часто попадавшейся на Лефу, была китайская иволга (Oriolus cochinchi nensis) (Oriolus chinensis. - Ред.), которая гораздо больше и красивее обыкновенной европейской.

Любимым ее местопребыванием служат высокие рощи по островам и берегам рек. В таких местах вскоре после прилета каждая пара занимает определенное место и выводит там молодых.

В период спаривания и высиживания яиц самец свистит весьма усердно, в особенности по утрам, но днем в жар - изредка, и то лениво, с перерывами. Голос у него много похож на голос европейского вида, но только кажется громче, нежели у последнего.

Гнездо свое эта иволга устраивает так же хитро, как и европейская, в развилине двух тонких, далеко выдающихся ветвей. В воспитании молодых и высиживании яиц принимают участие оба супруга, которые, как кажется, не терпят присутствия другой пары в своих владениях.

Много времени потратил я, отыскивая гнездо этой птицы, и только однажды нашел его в конце июня в роще, на берегу реки Мо (Мельгуновка). Гнездо это было сделано на оконечности длинной, тонкой ветви густой ивы, всего футов десять над землей, и в нем находилось два уже близких к вылету молодых.

Покараулив немного, я убил обоих старых, которые прилетели кормить своих детей. Но даже и в этом случае, т. е. у гнезда, здешняя иволга весьма осторожна и редко может подвернуться под выстрел.

После вылета из гнезда, что бывает обыкновенно в первой половине июля, молодые держатся выводками вместе со старыми и скитаются с места на место до самого отлета, который происходит в конце августа. Таким образом, эта красивая птичка, прилетающая позднее всех других и рано отлетающая, является только коротким летним гостем здешних местностей.

Кроме вышеописанных птиц, в рощах и густых кустарных зарослях, окаймляющих берега Лефу (Илистая), гнездились в большом числе и другие виды, как-то: скворцы, шрикуны, дятлы, синицы, мухоловки, реже белохвостые орланы, белые аисты и голубые сороки.

Эта последняя птица, всегдашняя обитательница береговых зарослей рек, обыкновенно устраивает свое гнездо невысоко над землей и делает его из прутьев, но без покрышки сверху, как у обыкновенной сороки.

Однако на Лефу (Илистая) мне удалось найти только одно гнездо голубой сороки. Оно было устроено совершенно иначе, именно: внутри пустого, расколотого с одной стороны дуба, дупло которого имело только четверть аршина в поперечнике, так что высиживающая сорока принуждена была сидеть в нем, поднявши вертикально свой хвост. Не знаю, насколько это было удобно для самой птицы, но только другим способом она никак не могла бы уместиться в узком дупле, имевшем вход только с одной стороны.

В гнезде лежало восемь почти уже совершенно насиженных яиц, на подстилке, сделанной из порядочной горсти изюбриной шерсти, которую мне случалось несколько раз находить, и в весьма изрядном количестве, также в гнездах скворцов, шрикунов и даже голубых синиц.

Долго недоумевал я, откуда все эти птицы могут набрать столько шерсти, которую изюбр, да и всякое другое животное, теряет исподволь, притом же где попало, так что собрать ее в достаточном количестве, конечно, нет никакой возможности. Однако один из здешних старых охотников разрешил мое недоумение и объяснил, что однажды весной он сам видел, как несколько сорок сидели на спине пасшейся самки изюбра и рвали из нее шерсть целыми клочьями. Не зная, каким образом избавиться от таких неожиданных услуг, изюбр брыкался, мотал головой и так был занят этим делом, что охотник успел подкрасться и убить его.

Этот рассказ заслуживает большой веры, так как иначе нельзя объяснить, откуда могут все вышеназванные птицы добывать себе такое количество изюбриной или козлиной шерсти, какое часто находится в их гнездах.

После вылета молодых, что бывает в конце июня или в начале июля, голубые сороки держатся сначала выводками, а к осени соединяются в небольшие общества и ведут кочевую жизнь.

В противоположность обыкновенной сороке этот вид не приближается к жилищам человека, но летом и зимой встречается в самых глухих безлюдных местах, всего чаще по береговым зарослям рек, вероятно, потому, что здесь более различных ягод, служащих пищей для этих птиц.

В то время как лесные птицы и пташки гнездятся по береговым зарослям Лефу (Илистая), водяные и голенастые обильно населяют озера и болота ее долины.

Кроме цапель и колпиц, о гнездах которых я уже говорил в предыдущей главе, здесь также выводят молодых: белые и японские журавли, бекасы, чибисы, кроншнепы, изредка ибисы, а также лебеди, утки и гуси.

Из последних чаще всего встречается гусь-лебедь (Аnser cygnoides) (Cygnopsis cygnoides. - Ред.), которого выводы я находил уже с начала июня.

Молодых обыкновенно бывает 4-5 экземпляров, и при них всегда держатся два старых - самец и самка. Иногда же два-три выводка соединяются вместе, и тогда число пар старых равно числу соединившихся выводков.

Будучи застигнуты на открытом месте, например на реке или на озере, старые обыкновенно улетают, а молодые стараются спастись нырянием. Если же выводок успеет заблаговременно убраться в траву, то здесь все вместе пускаются пешком на уход, причем, будучи преследуемы собакой, старые взлетают только в самом крайнем случае, притворяются, как утки, ранеными и не умеющими летать, чтобы обратить на себя внимание врага. Молодые же тем временем прячутся в удобных местах и залегают так крепко, что обыкновенно дают схватить себя собаке или даже человеку, если последнему удается приметить место, куда спрятался гусенок.

Кроме птиц на Лефу (Илистая) летом много держится различных зверей, которые приходят сюда, главным образом, для вывода молодых.

Плывя на лодке, беспрестанно видишь на грязи или на песке берега то небольшой, аккуратный след козули, то схожий с ним, только несравненно больший, след изюбра, то неуклюжую ступню медведя, который иногда целой тушей скатится с крутого берега в воду, то, наконец, круглый, явственно отпечатавшийся след тигра, также прикочевавшего в здешние места. Сверх того, здесь встречаются кабаны, лисицы, волки, а в самой речке очень часто выдры.

Все эти звери держатся как по береговым зарослям, так и по самой долине, там, где места посуше и где вместе с травой растет хотя невысокий, но густой кустарник-шиповник, тальник, таволга или мелкий дубняк.

На подобных лугах всего чаще можно встретить коз, которые, лежа в траве, обыкновенно подпускают к себе шагов на двадцать, даже на десять и потом вдруг вскакивают чуть не из-под самых ног охотника. Молодые же козлята лежат еще крепче и в буквальном смысле подпускают к себе на два шага, в особенности если видят, что человек проходит мимо.

Много раз моя легавая собака ловила этих козлят, иногда подстреленных, иногда же совсем здоровых, но еще не умевших хорошо бегать. В таком случае я убивал обыкновенно и старую самку, подманивая ее на крик козленка. Для этого я прятался где-нибудь в траве недалеко от того места, где был пойман молодой, и, дергая его за уши, заставлял громко пищать. Старая самка, которая всегда держится недалеко от своих детей, услыхав писк, тотчас же бросается на этот голос, подбегает шагов на десять к тому месту, где скрывается охотник, и, разумеется, бывает тотчас же убита.

Другие звери не так глупы, как козы, и гораздо более осторожны, так что за все время пребывания на Лефу (Илистая) мне удалось убить только одного кабана. Между тем коз я перебил очень много, и не только продовольствовал ими с другой дичью себя и всех своих спутников, но даже иногда бросал излишек мяса, скоро портившегося на сильных жарах, стоявших весь июнь нынешнего года.

Бывшие со мной солдаты несколько раз даже доили только что убитых коз и добывали обыкновенно от каждой до двух стаканов молока, которое густо, как сливки, но сладко и приторно на вкус.

Окончив промер Лефу (Илистая), я отправился вновь вьюком для исследования бассейна на р. Мо (Мельгуновка), на что употребил также около месяца; вместе с тем это было и последнее мое странствование в Уссурийском крае...

Однако теперь, т. е. с наступлением летних жаров, вьючные хождения сделались далеко не так заманчивы, как весной. Высокая, страшно густая трава в рост человека сильно затрудняет путь, в особенности там, где приходится идти напрямик. Притом же мириады насекомых, не прекращающих сваи нападения круглые сутки, делают решительно невозможным переходы в продолжение большей части дня, а заставляют выбирать для этой цели раннее утро или поздний вечер.

Обыкновенно, лишь только обсохнет утренняя роса, т. е. часов с девяти утра, как уже появляются оводы, число которых вскоре возрастает до того, что, без всякого преувеличения, они летают, словно самый сильный рой пчел, вокруг человека, собаки и в особенности возле лошадей. Последним быстро разъедаются в кровь преимущественно задние части тела, так что бедные животные,

мучимые целыми тысячами этих кровопийц, брыкаются, мотают головою, машут хвостом, даже бросаются на землю и все-таки не имеют возможности освободиться от своих мучителей. Ко всему этому присоединяется еще усиливающаяся жара, так что поневоле приходится останавливаться где-нибудь в тени и, развьючив лошадей, разложить вокруг них дымокуры, которые только и спасают бедных животных. Последние даже вовсе не думают об еде, стоят целый день в дыму и только с наступлением сумерек, когда наконец угомонятся оводы, отправляются на пастбище.

Но не подумайте, чтобы мучения от насекомых кончились. Нет! Теперь происходит смена, и часов с шести или с семи вечера, как только спихнет дневной ветер, появляются целые тучи мошек и комаров, кусающих нестерпимо часов до восьми или девяти следующего дня, т. е. аккуратно до новой смены оводами. Не только спать ночью, но даже днем невозможно выкупаться спокойно, потому что в антрактах надевания рубашки целый десяток оводов успеет укусить за голое тело.

Вообще, не видавшему собственными глазами и не испытавшему на себе всех мучений от здешних насекомых, невозможно поверить, какое безмерное количество их появляется, особенно в дождливое лето. Притом же и разнообразие видов довольно велико.

Оводов можно насчитать четыре или пять различных сортов, начиная от большого, величиной почти в дюйм, до маленького, ростом со слепня. Мошек два вида: один побольше, держится на открытых лугах и болотах, другой же, мелкий, как маковое зерно, населяет леса и кусает еще хуже, нежели первый. Комаров также два-три сорта, различающихся по величине и окраске. Словом, здесь можно составить из этих дьяволов целую коллекцию и без дальнейших хлопот собрать ее на себе самом.

Теперь перейдем к рассказу о характере долины и бассейна р. Мо (Мельгуновка), которая, подобно Сиянхе, вытекает из пограничного хребта и впадает в юго-западную оконечность оз. Ханка. По своей величине она также равняется Сиянхе (Верхняя Комиссаровка); подобно ей, имеет незначительную глубину, но сильно повышается во время дождей и затопляет тогда всю свою долину.

Эта последняя в нижнем течении Мо (Мельгуновка)4 зачинает 12-14 верст ширины и, состоя исключительно из болот возле устья реки, по мере поднятия вверх принимает более луговой характер, хотя все-таки подвержена затоплению, следовательно, не годна для заселения. Впрочем, болота на низовьях Мо (Мельгуновка) далеко не так обширны, как на Лефу (Илистая). По ним даже возле самого устья реки рассыпаны, подобно островам, небольшие рёлки, представляющие большей частью круглую или эллиптическую форму. Они покрыты рощами черной березы [Betula] и дуба [Quercus] с густым подлеском, преимущественно лещины, реже - других кустарников.

Затем в среднем течении Мо (Мельгуновка) ее долина, суженная на половину прежней ширины, принимает еще более луговой характер, хотя опять-таки в сильные разливы подвержена затоплению. Здесь по берегу реки вместо сплошного тальника начинают появляться рощи различных деревьев, которые, однако, далеко не так обширны и хороши, как на Лефу (Илистая).

С приближением к верховьям Мо (Мельгуновка) ее долина суживается версты на полторы, имеет превосходную черноземную почву и покрыта могучей травяной растительностью, в которой сразу заметно большое разнообразие сравнительно с луговой флорой среднего и нижнего течения этой реки.

Словно стена, стоят здесь густейшие травянистые заросли, к которым иногда примешиваются кустарники, и делают эти места почти непроходимыми.

Из разных видов травянистых растений на таких лугах в начале июля преобладают следующие виды: василисник (Thalictrum aquilegifolium) [Т. contortum L], достигающий саженной высоты; чернобыльник и местами тростник - тот и другой гораздо выше роста человека; чемерица (Veratrum nigrum), которая теперь уже отцветает; валериана и вероника (Veronica longifolia), растущие вперегонку с василисником; живокость (Delphinium Maackianum), только что начинающая распускать свой синие цветы; дягиль (Archangelica) [Angelica], который еще не вполне развился, но уже имеет листья фута три длиною.

Врассыпную между названными видами красуются золотисто-желтая купальница (Trollius Ledebouri), также фута три вышиною; горицвет (Lychnis fulgens) со своими ярко-красными цветами; желтая лилия и кипрей (Epilobium angustifolium) [Chamaenerium angustifolium (L.) Scop.], делающий иногда совершенно розовыми небольшие площадки луга. Возьмешь, бывало, одно такое растение для гербария, так еле-еле уложишь его в два-три больших листа бумаги; притом же долго не высушишь, до того оно сочно и полно жизни.

Вообще самая могучая и разнообразная травянистая растительность в гористой полосе ханкайского бассейна, да и всего Уссурийского края, развивается по нешироким долинам в верховьях главных рек и их боковых притоков.

Правда, на обширных равнинах, каковы, например, сунгачинские или уссурийские на левом берегу нижнего течения этой реки, травянистый покров достигает саженной высоты, но там он состоит исключительно из нескольких болотных трав - всего чаще тростеполевицы, - наоборот, здесь, т. е. по долинам горных рек, на небольшом сравнительно пространстве, встречаются самые разнообразные травянистые формы, которые под влиянием влажности и жаркого лета достигают размеров, неизвестных в Европе.

По таким долинам, как я уже говорил выше, летом держатся с молодыми различные звери, всего более козы. Действительно, на лугах верхней Мо (Мельгуновка) они попадались чуть не на каждом шагу, так что я каждый день убивал одну, даже три. Не зная, куда девать лишнее мясо, которое от сильных жаров портилось на другой же день, мы очень часто бросали целиком убитых, так что самому делалось совестно за такую бесполезную бойню, но тем не менее, уступая охотничьей жадности, я ни разу не упускал случая застрелить ту или другую козу.

Кроме зверей по травянистым зарослям лугов гнездилось множество различных мелких пташек (из родов Calamobyta, Thollopneuste, Emberiza и др.), добыть которых для чучел в это время здесь очень трудно, так как в высокой траве невозможно скоро заметить небольшую, вертлявую птичку, и даже убитый экземпляр очень трудно отыскать в густых зарослях травы или кустарника. Притом же все птицы находятся в линянии, так что вовсе не годны для препарирования.

Одним словом, июль и август в Уссурийском крае составляют самое худшее время для орнитологических исследований. Таков в общих чертах характер самой долины Мо (Мельгуновка).

Что же касается до характера всего ее бассейна, то в главных чертах он не отличается от бассейна Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), с которым притом находится в непосредственной связи, так как наполнен отрогами того же самого пограничного хребта.

Более подробное описание этого бассейна следующее.

От волнообразных возвышенностей степной полосы, по мере удаления к западу, величина гор становится больше и самые очертания их рельефнее.

Пади и долины означаются уже довольно резко, а иногда даже появляются небольшие гребни или хребты. Но самый характер этих гор изменяется еще немного, и по своей растительности они напоминают все ту же степь, с ее рощами дуба и черной березы, с ее зарослями низкорослой лещины и дубняка, наконец, с ее обширными, цветущими лугами по пологим скатам.

Но по мере того как минуешь среднее течение описываемой реки и приближаешься к ее верхней части, - характер гор изменяется сильнее, и наконец, там, где эта река разбивается на несколько других мелких речек, а эти в свою очередь подразделяются еще на меньшие части, словом, со вступлением в верхнее течение Мо (Мельгуновка), горы несут уже характер, общий всей западной части ханкайского бассейна.

Достигая в своих высших точках едва ли более двух тысяч футов (Не имея барометра, я не мог определить истинную высоту этих гор, а на глаз, конечно, трудно судить в этом случае даже приблизительно) [более 600 м], они образуют множество других меньших вершин, насаженных одна возле другой и, в большей части случаев, не представляющих определенного, резко очертанного хребта.

Узкие пади и долины имеют здесь крутые бока, хотя, впрочем, обрывистые утесы довольно редки и гораздо чаще попадаются на Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), нежели на Мо (Мельгуновка), притом же самые горы, кажется, вообще выше в бассейне первой, нежели последней реки. Но как там, так и здесь они имеют один и тот же характер растительности, состоящей в преобладании лиственных деревьев, преимущественно дуба и черной березы. Из других пород встречаются, хотя в несравненно меньшем числе, грецкий орех, пробка, ясень, ильм, абрикос и вообще виды, свойственные Уссурийскому краю. Только сосна в бассейне Мо (Мельгуновка) попадается гораздо реже, чем в Сиянхе (Верхняя Комиссаровка).

Затем все окаты гор покрыты сплошь густыми зарослями лещины, с которою внизу перемешана таволга, леспедеца, мелкий березняк и липа, а ближе к вершине - рододендрон. Кроме того, здесь, так же как и на Сиянхе (Верхняя Комиссаровка), многие горы совершенно оголены порубкою дубов китайцами ради грибного промысла.

Что же касается до удобства заселения бассейна Мо (Мельгуновка), то хотя долина этой реки, подверженная наводнениям, совершенно не годна для подобной цели, но зато пологие скаты, окаймляющие ее в среднем и нижнем течении и принадлежащие уже степной полосе, представляют как для хлебопашества, так и для скотоводства превосходные местности, которые, без сомнения, должны быть заняты при дальнейшей колонизации этого края.

...Минул июль, а вместе с ним кончились и мои золотые дни! Переплыв на пароходе оз. Ханку, я вновь очутился 7 августа на истоке Сунгачи, откуда утром следующего дня должен был ехать на Уссури, Амур и далее через Иркутск в Россию.

С грустным настроением духа бродил я теперь возле поста № 4, зная, что завтра придется покинуть эти местности и, быть может, уже никогда не увидать их более. Каждый куст, каждое дерево напоминало мне какой-нибудь случай из весенней охоты, и еще дороже становились эти воспоминания при мысли о скорой разлуке с любимыми местами.

Проведя под такими впечатлениями остаток дня, я отправился на закате солнца вдоль по берегу Ханки знакомой тропинкой, по которой ходил не одну сотню раз.

Вот передо мною раскинулись болотистые равнины и потянулся узкой лентой тальник, растущий по берегу Ханки; вот налево виднеется извилистая Сунгача, а там, далеко за болотами, синеют горы, идущие по р. Даубихе (Арсеньевна).

Пройдя немного, я остановился и начал пристально смотреть на расстилавшуюся передо мною картину, стараясь как можно сильнее запечатлеть ее в своем воображении. Мысли и образы прошлого стали быстро проноситься в голове... Два года страннической жизни мелькнули, как сон, полный чудных видений... Прощай, Ханка! Прощай, весь Уссурийский край! Быть может, мне не увидать уже более твоих бесконечных лесов, величественных вод и твоей богатой, девственной природы, но с твоим именем для меня навсегда будут соединены отрадные воспоминания о счастливых днях свободной, страннической жизни...

Замена термопасты на пк. Как и зачем менять термопасту Гор Мастер.