ПОСЛЕСЛОВИЕ

Проблема происхождения славян - извечная проблема нашей отечественной историографии. От Нестора и до наших дней делались попытки найти прародину славянских народов, ответить на вопрос, «откуда есть пошла Русская земля». Споры вокруг проблематики славянского этногенеза никогда не утихали в нашей науке, продолжаются они и теперь.

Особенно энергично вопросы славянского этногенеза разрабатывались в нашей историографии накануне и в годы второй мировой войны. Тогда решающее слово, бесспорно, принадлежало археологам, которые в области этногенетики вели благородную борьбу против расистской идеологии германского фашизма. Борьба эта, несомненно, придавала их работам тех лет высокий гражданский пафос, ибо это была патриотическая борьба, решительный протест не только против антиславянского, но и против античеловеческого существа фашистских планов переустройства мира.

Правда, предложенная нашими этногенетиками схема происхождения славянства после известной дискуссии о языке, связанной с критикой ошибок Н. Я. Марра, была признана слабоаргументированной, чем и объясняется определенный спад интереса к вопросам происхождения славян, наблюдавшийся в конце 50-х и даже еще в начале 60-х годов. Важно, однако, подчеркнуть, что, когда в 60-х годах исследования в области славянского этногенеза, и притом в достаточно широких масштабах, возродились, они по-прежнему велись советскими учеными с позиций интернационализма, на основе марксистско-ленинского учения, признающего вклад в общечеловеческий прогресс как больших, так и малых народов.

Обращение к проблематике этногенеза славян, попытки решения со строго научных позиций проблемы происхождения современных славянских народов, того коренного населения Европы, которое сегодня по занимаемой им площади и по своей численности составляет самую большую часть населения Европейского континента и значительную часть Азии, не имеет и никогда в советской историографии не имело панрусистского, панславянского или какого-либо иного националистического налета.

Что касается продолжающихся и далеко еще не решенных в нашей науке споров по конкретным вопросам этногенеза славян, то они прежде всего объясняются общей неразработанностью как теории, так и методики современных исследований этногенетических процессов вообще и этногенетических процессов, происходивших в глубокой древности, в особенности. Нельзя не отметить, впрочем, что в самое последнее время в результате дискуссии, проведенной советскими этнографами в 1969-1972 гг., был сделан все же существенный шаг вперед в разработке этнических процессов современности. К сожалению, сколько-нибудь существенных попыток использовать результаты этой дискуссии для изучения процессов палеоэтногенетических сделано не было.

Между тем вопросы теории и методики исследований, всегда имеющие решающее значение, тем более важны при изучении палеоэтнических процессов, в том числе и процессов славянского этногенеза (до образования в связи с переходом к классовому обществу отдельных славянских народностей), поскольку изучение это осложняется чрезвычайной узостью источниковедческой базы.

Исследователям палеоэтногенетических процессов приходится обращаться к безгласным памятникам археологии, с одной стороны, и к не имеющим сколько-нибудь точных хронологических показателей данным языка - с другой, опираясь одновременно на крайне фрагментарные и относительно поздние свидетельства источников письменных. При этом сама методика, принципы сопоставления этих разных групп источников (не говоря уже об источниках антропологических, этнографических, фольклорных) совершенно недостаточно определены в науке, как и не вполне ясным до сих пор остается значение каждой из этих групп источников для изучения процессов этногенеза.

Речь идет здесь в первую очередь о развернувшейся и далеко еще не завершившейся в нашей исторической науке дискуссии о соотношении этноса и материальной культуры. Но это не единственный спорный теоретический и методический вопрос. Столь же спорным остается и вопрос о соотношении процессов этногенеза и глоттогенеза, т. е. процесса формирования языка.

В связи с этим делались и делаются попытки расширить круг привлекаемых источников за счет ономастики (науки об именах). Последние исследования в этой области дали даже, как кажется, довольно существенные наблюдения. Вместе с тем, однако, и в данном случае нельзя не обратить внимание на свойство этнонимов отходить от первоначально обозначаемых ими этносов, переходить на другие. Поэтому наличие в письменных источниках того или иного этнонима еще далеко не всегда гарантирует реальное присутствие первоначально обозначенной соответствующим этнонимом этнической общности.

Очень подвижными оказываются также топонимы, в связи с чем в последнее время особое значение придается исследованиям лингвистов, посвященным данным гидронимики, ибо гидронимы (названия рек и прочих водных объектов), как кажется, являются гораздо более устойчивыми, чем другие географические названия.

При таком состоянии источниковедческой базы исследований славянского (да и не только славянского) этногенеза не будет ничего странного, если мы скажем, что книга, с которой только что познакомился читатель, не претендует, да и не может претендовать на сколько-либо исчерпывающее решение всех затронутых в ней вопросов. Практически все рассмотренные в ней вопросы как были, так и продолжают оставаться спорными. В связи с этим и основной тезис автора, стремящегося возвратиться к теории паннонской прародины происхождения славян, также, естественно, должен рассматриваться лишь как, одна из рабочих гипотез, и не более.

Здесь нет нужды, пожалуй, подробно говорить о том, что большинство исследователей в настоящее время являются сторонниками гипотезы об одро-висленском или одро-днепровском ареале славянского этногенеза, либо противопоставлять гипотезе автора аргументы, фигурирующие в специальной литературе (в какой-то мере об этом говорится на страницах самой книги). Важнее обратить внимание читателя на другое, на то, что, на наш взгляд, составляет главную особенность настоящей работы, а именно на то обстоятельство, что она написана этнографом, в течение многих лет занимавшимся изучением сложных этнических процессов на Кавказе и в ряде других областей Советского Союза, и от них, в силу внутренней логики занятий, пришедшего к славистике» Впрочем, славистика для В. П. Кобычева область знания отнюдь не новая. Она интересовала его еще в студенческие годы, когда им была написана первая исследовательская работа о славянских просветителях Кирилле и Мефодии. С тех пор в течение двадцати с лишним лет автор систематически самостоятельно собирал материал по славянскому этногенезу, основательно изучив круг связанных с ним вопросов и источников.

Как указывалось выше, до сих пор главную роль в изучении славянского этногенеза играли археологи. Им принадлежали и основные схемы решения этого вопроса, появлявшиеся на страницах наших отечественных изданий. В первую очередь здесь надо упомянуть имена таких исследователей, как П. Н. Третьяков, М. И. Артамонов, В. В. Седов, Ю. В. Кухаренко, И. И. Ляпушкин. В несколько меньшей мере участвовали в разработке этой проблематики наши лингвисты, глубоко исследовавшие отдельные стороны процесса, но по основным проблемам дававшие замечания слишком общего порядка (см., например, работы С. Б. Бернштейна, Ф. П. Филина). Поэтому показателен и даже знаменателен сам факт обращения к этой теме этнографа, тем более что по существу процессы славянского этногенеза были процессами палеоэтническими, для изучения которых собственно сопоставительный этнографический материал должен иметь огромное значение.

К сожалению, нельзя не отметить, что в публикуемой работе В. П. Кобычев не использовал всего того богатства этнографического материала, которым он обладает, своего большого опыта исследователя-этнографа и пошел по традиционному пути сопоставления данных лингвистики, археологии и письменных источников. О трудностях и неясных вопросах, связанных с такого рода сопоставлениями, выше уже говорилось. Именно неразработанность их методики определяет в настоящее время слабые стороны наших этногенетических исследований.

Забегая несколько вперед, не ожидая завершения идущих в нашей науке дискуссий, позволю себе высказать здесь свое убеждение, что на смену прежним, опытом не подтвержденным сопоставлениям отдельных показаний письменных, археологических, лингвистических и других источников должно прийти сопоставление реконструкций, основанных на совокупности данных по каждой отдельной группе источников. Такое сопоставление первоначально может представлять, конечно, только имеющее несколько вариантов решение. Постепенное сужение рамок возможных вариантов решения тех или иных этногенетических проблем потребует большой систематической работы. Но это будет принципиально новый подход, новый источниковедческий прием обработки имеющихся материалов.

Возвращаясь к книге В. П. Кобычева, следует сказать, что для читателя, без сомнения, больший интерес представили бы этнографические параллели, которые известны этнографической науке и к которым в ряде случаев обращается, но, скорее, попутно автор. И это, пожалуй, самый главный недочет книги, объясняемый отчасти состоянием исследуемой проблематики, общей теоретической и методологической слабостью наших этногенетических исследований.

Ввиду этого с особой осторожностью следует отнестись к некоторым лингвистическим построениям В. П. Кобычева, прежде всего к тем из них, с помощью которых он стремится подтвердить свою точку зрения относительно паннонской прародины славян. Хотелось бы надеяться, что в будущем, продолжая работу над проблематикой славянского этногенеза, автор сделает больший упор на данные этнографии, тем более что, по собственному признанию, его работа в области славянского этногенеза данным изданием не завершается. Настоящая же его книга, хотя и не может (и, как говорилось, не претендует) дать окончательный ответ на волнующий всех нас вопрос о славянской прародине и происхождении славянских народов, написанная в доступной форме, насыщенная большим фактическим материалом, все же удачно вводит читателя в круг той проблематики, над которой со времен русской летописи XI в. работала наша отечественная историческая мысль.

Доктор исторических наук

В. Д. Королюк