ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ КУРБСКОМУ (1577)

Такая грамота послана государем также из Бладимирца [Вольмера] к князю Андрею Курбскому с князем Александром Полубенским (Ко князю Андрею к Курбскому со князем Александром с Полубенским. - Второе послание Грозного Курбскому, посланное через Полубенского (в прежние годы связанного с Курбским, - см. выше, комментарий к посланию Полубенскому, прим. 3), навеяно, повидимому, воспоминанием Грозного о первом послании Курбского (1564 г.); «краткое отвещание» Курбского на первое послание Ивана IV (см. выше, стр. 529) в это время еще не дошло до царя: отвечая в сентябре 1579 г. царю на данное (второе) послание, Курбский писал: «аз давно уже на широковещательный лист твой отписах ти, да не возмогох послати, непохвального ради обыкновения земель тех, иже затворил царство руское…» (А. М. Курбский, Соч., стлб. 135).)

Божьей [следует перечисление атрибутов] милостью так пишем мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси [следует полный титул] бывшему нашему боярину и воеводе князю Андрею Михайловичу Курбскому.

Смиренно напоминаю тебе, о князь: посмотри, как к нашим согрешениям и особенно к моему преступлению, превозшедшему преступления Манассии, хотя я и не отступил от веры, снисходительно божье величество, в ожидании моего обращения. И не отчаиваюсь в милосердии создателя, которое принесет мне спасение, ибо говорит бог в святом Евангелии, что больше радуется об одном раскаявшемся грешнике, чем о девяноста девяти праведниках; то же говорится и в притче об овцах и драхмах. Ибо если и многочисленнее песка морского преступления мои, все же надеюсь на милость божию - может господь морем своей милости потопить беззакония мои. Вот и теперь господь оказал милость мне, грешнику, блуднику, и мучителю и животворящим своим крестом низложил Амалика и Максентия (и животворящим своим крестом Амалика и Максентия низложи.- Амалик, по библейской легенде, родоначальник амалекитян, нападавших на Израиль, «враг Иеговы». Максентий - враг первого христианского императора Константина Великого, разбитый в 312 г. (победа эта объяснялась в византийских легендах вмешательством «животворящего креста»). В данном случае речь идет о польсколивонских крепостях (во время похода 1577 г.).). А наступающей крестоносной хоругви никакая военная хитрость не нужна, что знает не только Русь, но и немцы, и литовцы, и татары, и многие народы. Об этом ты можешь узнать от них, если спросишь, я же не хочу перечислять тебе эти победы, ибо не мои они, а божьи. Тебе же напомню лишь кое-что из многого, ибо на укоризны, которые ты писал ко мне, я уже подробно ответил; теперь же напомню немногое из многого. Вспомни сказанное в книге Иова: «обошел землю и иду по вселенной»; так и вы с попом Сильвестром и Алексеем Адашевым и всеми своими родичами хотели видеть под ногами своими всю Русскую землю, но бог дает власть тому, кому захочет.

Писал ты, что я растлен разумом хуже язычника (писал еси, что яз разтлен разумом. - Как отметил уже Устрялов (цит. изд., прим. 302), этого выражения в посланиях Курбского Грозному нет: Курбский попрекал царя «прокаженной совестью», «якова же ни в безбожных [языцех] обретаетца» (см. стр. 534). Но выражение «растлен разумом» тоже было употреблено по адресу Грозного - в послании Гр. Ходкевича Воротынскому, ответ на которое мы помещаем в настоящем издании (см. стр. 266). Не предполагал ли Грозный, что действительным автором «лотровских» (подлых) посланий боярам в 1567 г. был Курбский?). Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растлены разумом или я, который хотел над вами господствовать, а когда вы не захотели быть под моей властью, разгневался на вас? Или растлены вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня устранили от власти: на словах я был государь, а на деле нисколько не властвовал. Сколько напастей я от вас испытал, сколько оскорблений, сколько обид и упреков! И за что? В чем была моя вина перед вами с самого начала? Чем и кого я оскорбил? Это ли моя вина, что полтораста четей [земельные владения! Прозоровского вам были дороже моего сына Федора?4 Вспомни и рассуди: как оскорбительно для меня вы разбирали дело Сицкого с Прозоровским и допрашивали, словно злодея! Неужели эта земля вам была дороже моей жизни? И что такое сами Прозоровские рядом с нами? [далее в тексте непонятная фраза] (Попамятуй и посуди...ино то уж мы в ногу их не судны. - См. объяснение этого места С. В. Бахрушиным (комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 31). Последняя фраза в тексте не понятна; перевод Штелина (ук. соч., стр. 103): «Wir sind doch nicht auf ihrem Fub zu richten» (в смысле: «мы с ними не ровня») представляется неубедительным; скорее здесь какая-то порча в текстах XVII в. (в переводе мы эту фразу опускаем).). Божиим милосердием, милостью пречистой богородицы, молитвой святых чудотворцев и милостью святого Сергия у моего батюшки, и с батюшкиного благословения у меня была не одна сотня таких, как Прозоровский. А чем лучше меня был Курлятев? Его дочерям покупают всякие украшения и желают им здоровья, а моим шлют проклятия и желают им смерти. (Его дочерям всякое узорочье покупай...а моим дочерем - проклято да за упокой. - Замечание это не понятно; его не пожелал разъяснить в своем ответе на это послание и Курбский, ответив только: «не вем о каких узорочьях» (Соч., стлб. 135). У Курлятева действительно были две дочери, постриженные вместе с ним (ПСРЛ, XIII, 344). Дочери царя (от Анастасии) все умерли в раннем детстве. ). Много такого было. Сколько мне было от вас бед не исписать.

А с женою моей зачем вы меня разлучили? Не отняли бы вы у меня моей юной жены, не было бы и Кроновых жертв (Только бы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. - «Кроновыми жертвами» царь, повидимому, называет казни бояр: он намекает на смерть своей первой жены Анастасия Романовны, объявляя казни бояр репрессиями за ее гибель. В «Истории о в. к. Московском» Курбский объяснял, между прочим, разгром «избранной рады» тем, что «презлые» оклеветали Сильвестра и Адашева, «аки бы счеровали [околдовали] ее оные мужи» (Курбский, Соч., стлб. 260). Однако ни в официальной летописи, ни в первом послании Курбскому ничего не говорится об убийстве Анастасии, - царь обвиняет Сильвестра только во вражде к ней и в лишении ее какой бы то ни было помощи во время болезни (см. выше, стр. 41). Может быть, возлагая на друзей Курбского ответственность за гибель «юницы», царь и имеет в виду, что благодаря такому обращению с ней, они стали косвенными виновниками ее гибели?).

А если скажешь, что я после этого не стерпел и не соблюл чистоты - так ведь все мы люди. А ты для чего взял стрелецкую жену? (Ты чево для понял стрелецкую жену? - Курбский и этого намека на недостаточную чистоту его личной жизни не пожелал понять, заявив в своем ответном письме: «а еже пишеши…предпоминаючи и Кроновы и Афродитовы дела, и стрелецких жен, аки бы нечто смеху достойно и пияных баб басни» (Соч., стлб. 135).). А если бы вы с попом не восстали на меня, ничего бы этого не случилось: все это случилось из-за вашего самовольства. А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его благодаря войне и кровопролитию? По божьему изволению с рождения был я предназначен к царству; как меня отец благословил на государство, уже и вспомнить не могу; на государском престоле вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем? Он - сын четвертого удельного князя. Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости? В чем моя вина перед ним? Что ваши же деды и господа отца его уморили в тюрьме, а его с матерью также в тюрьме держали? А я его и его мать освободил и держал их в чести и в благоустройстве; а он уже был всего этого лишен. И я такие оскорбления вытерпеть не мог - и стал за самого себя (А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити…яз такие досады стерпети не мог, - за себя есми стал. - Князь Владимир Андреевич Старицкий - двоюродный брат царя, сын кн. Андрея Старицкого, четвертого сына Ивана III («от четвертого удельного родился»). После ареста и гибели его отца при Елене Глинской, Владимир Андреевич с матерью был подвергнут аресту; в 1540 - 1541 гг. в правление Вельских они были освобождены и им был возвращен их удел; Грозный приписывает эту милость себе, ибо считает, как и в первом послании, что в 1540 - 1541 гг. (когда ему было 10 - 11 лет) он уже «достиг возраста» и сделал первую попытку сам управлять государством (см. комментарий к первому посланию, прим. 23). Уже в первом послании Грозный упоминает о стремлении бояр возвести Владимира на престол (там же, прим. 29 и 30). В 1563 г. Владимир Старицкий подвергся опале; в 1566 г. у него фактически был конфискован весь его удел. В обстановке ожесточенной борьбы с боярством Владимир Андреевич, несмотря на его «дурость», представлял собою постоянную угрозу для царя. В 1569 г. он был казнен вместе с женой и младшими детьми (ср. о нем в статье: С. В. Веселовский. Последние уделы в северо-восточной Руси, стр. 103 - 109).). Тогда вы начали против меня еще больше выступать и изменять, и я потому еще жестче начал выступать против вас. Я хотел вас подчинить своей воле, и как же вы из-за этого надругались над святыней господней и осквернили ее! Рассердившись на человека, восстали на бога. Сколько церквей, монастырей и святых мест поругали и осквернили! Сами за это богу ответ дадите. Но опять-таки умолчу об этом; пишу здесь тебе о нынешних делах. Дивись велениям божьей судьбы, о князь: ибо бог дает власть кому хочет. Вы ведь с попом Сильвестром и с Алексеем Адашевым хвастались, как дьявол в книге Иова: «обешел землю и прошел вселенную и вся земля под ногами моими» (и сказал ему господь: «а знаешь ли ты раба моего Иова?»). Так и вы мнили, что вся Русская земля под ногами вашими, но по божьей воле мудрость ваша оказалась тщетной. Вот ради этого я и навострил свое перо, чтобы тебе написать. Вы ведь говорили: «нет людей на Руси, некому обороняться», - а нынче вас нет; кто же нынче занимает сильнейшие германские крепости? А между тем сила животворящего креста, победившая Амалика и Максентия, занимает крепости. Не ждут бранного боя германские города, но склоняют головы свои перед силой животворящего креста! А где случайно за грехи наши явления животворящего креста не было, там бой был (А где по грехом, по случаю, животворящаго креста явления не было, тут и бой был. - Во время похода в 1577 г. значительная часть городов польской Ливонии [сдалась русским войскам добровольно («явление животворящего креста»), в том числе - Режица, Двинск, Куконойс (этот город прежде добровольно перешел к Магнусу, но при появлении войск Ивана IV уполномоченные Магнуса передали город царю), Эрла. После измены Магнуса (см. выше, стр. 504) Иван в некоторых местах встретил сопротивление; город Венден (Кесь), например, был взят после жестокого штурма (при этом гарнизон взорвал себя, не желая сдаваться). После взятия Вендена ряд городов (Ронненбург, Трикат) опять сдались добровольно (см.: Хроника Рюссова., Прибалт. сб., т. III, стр. 270-276; Ливонский.). Много всяких людей отпущено: спроси их, узнаешь.

Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы тебя в дальние города как бы в наказание посылали (что мы тебя в дальноконыя грады, кабы опаляючися, посылали. - Об этом упреке Курбского см. в комментарии к первому посланию, прим. 49. ), так теперь мы, не пожалев своих седин, и дальше твоих дальних городов, слава богу, прошли, и ногами коней наших переступили все ваши дороги - из Литвы и в Литву, и пешком ходили, и воду во всех тех местах пили, - теперь уж Литва не посмеет говорить, что не везде ноги наших коней были. И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмер, место покоя твоего, привел нас бог: настигли тебя, и ты еще дальше поехал (Где еси хотел успокоен быти от всех твоих трудов, в Волмере...сугнали, и ты тогда дальноконее поехал. - Вольмар не был никогда постоянным местом жительства или владением Курбского. Называя этот город местом «успокоения» Курбского, царь имеет в виду, Очевидно, заключительные слова первого послания Курбского: «писано в Волмере, граде государя моего Августа Жигимонта короля, от него же надеюся много пожалован и утешен быти». В 1577 г., во время наступления царя на Ливонию, Курбский также едва ли мог находиться в Вольмаре: к сентябрю - октябрю этого года относятся два документа (жалоба на пасынка, с которым у него были постоянные столкновения, и акт о передаче одного из его волынских имений), написанные Курбским на Волыни (Жизнь кн. Курбского в Литве и на Волыни, т. I, докум. XXIII и XXIV).).

Итак мы написали тебе лишь некоторое из многого. Рассуди сам, как и что ты наделал, за что божье провидение обратило на нас свою милость, рассуди, что ты натворил. Взгляни внутрь себя и сам себе раскрой содеянное тобой! Видит бог, что написали мы это тебе не из гордости или надменности, но чтобы напомнить тебе о необходимости исправления, чтобы ты о спасении души своей подумал.

Писан в нашей отчине Ливонской земле, в городе Вольмере, в 7086 году [1577 г.], на 43-й год нашего правления, на 31-й год нашего Российского царства, 25-й - Казанского, 24-й - Астраханского.