А се грамота от государя х королю з гонцом его с Хриштопом з Дершком
(х королю з гонцом его с Хриштопом з Дершком. - Гонец Криштоф Держко (Дзержек) был отправлен русскишПхослами Остафием (Евстафием) Пушкиным и другими, находившимися в лагере польского короля Стефана Батория, к Ивану Грозному 5 июня 1581 г.; 29 июня царь отправил Дзержка обратно с комментируемым посланием: 15 июля Дзержек прибыл в Вильно (отчет о его миссии см.: P. Pierling. Bathory et Possevino. Paris, 1887, стр. 107, № XXX). Посольству Пушкина и миссии Дзержка предшествовал ряд важнейших событий. После блестящих успехов Грозного в 1577 г. в ходе Ливонской войны произошел коренной перелом: новый польский король Стефан Баторий, используя свежие (наемнические) силы, перешел в наступление и завоевал Полоцк, Сокол (осенью 1579 г.), Великие Луки (осенью 1580 г.) и другие белорусские и западно-русские города. Еще раньше, благодаря окончательной измене Магнуса, русскими были потеряны в Ливонии Двинск и Венден (Цесис). В связи с этими неудачами, Грозный, державшийся вначале неуступчивой позиции по отношению к Баторию (см. выше, комментарий к посланию Я. Ходкевичу, прим. 7), стал настойчиво добиваться мира с ним. Однако теперь польский король не хотел мира, и ряд русских посольств в 1579 - 1580 гг. заканчивается неудачей (см. ниже, прим. 6 - 19). В момент написания комментируемого послания, отправленного с гонцом Дзержком, Грозный чувствовал себя более уверенным, чем прежде, так как у него появились сведения о затруднениях в лагере Батория и, вместе с тем, надежда на вмешательство римского папы в русско-польский конфликт (см. стр.517); однако царь попрежнему хотел скорейшего заключения мира.).
Всемогущия святыя и живоначальныя троицы, отца и сына и святаго духа во единстве покланяемаго, истиннаго бога нашего, всеодержительныя десницы его непобедимые милостию мы, смиренный Иван Васильевич сподобихомся носители быти крестононосные хоругви и креста христова Росийскаго царствия и иных многих государств и царств и скифетродержатель великих государств царь и великий князь всеа Русии {следует полный титул] по божью изволенью, а не по многомятежному человечества хотению (а не по многомятежному человечества хотению. - Грозный намекает на разницу между собой, как наследственным государем «по божьему изволению», и Баторием - королем, избранным на престол сеймом. Этого же сюжета Грозный касается в послании несколько раз, издеваясь над тем, что Баторий именует прежних польских королей (наследственных) своими предками (см. ниже, прим. 8) и т. д. Насмешки Грозного, несомненно, попадали в цель - Баторий очень болезненно реагировал на замечания царя по этому вопросу. В ответ на послание, отправленное с Дзержком, король послал царю чрезвычайно резкую грамоту, составленную его канцлером Яном Замойеким (КПМЛ, т. II, № 74; ср.: Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию. Псков, 1882, стр. 52 - 53, 62 - 63, 65; Новодворский, ук. соч., стр. 219), в которой, между прочим, содержался ответ и по поводу насмешек над выборным характером власти Батория. В грамоте прославляется шляхетское сословие и говорится, что «лепей [лучше] з доброго шляхтича и цнотливое [добродетельной] шляхтенки уродитися, нижли з лихих короля и королевое» (КПМЛ, стр. 204). В заключение грамоты Баторнй вызывал Ивана Грозного на рыцарский поединок (стр. 206).). Стефану божьею милостию, королю Польскому, и великому князю Литовскому, Рускому, Прускому, Жемойцкому, Мазовецкому, княже Седмиградцкому и иных.
Что прислал еси к нам гонца своего Хриштофа Держка з грамотою, а в грамоте своей к нам писал еси, что послы наши великие, дворянин наш и наместник Муромской Остефей Михайлович Пушкин, а дворянин наш и наместник Шацкой Федор Писемской, а дияк Иван Ондреев сын Трифанова до тебя пришли з листом нашим верующим, в котором пишем до тебя, абых ты им веру дал, чтоб они имянем нашим тебе мовили. Якож они объявили тебе, иж з зуполною наукою пришли на покой хрестьянский становити, а кгды еси позволил им с паны радами твоими намовы чинити, они четыре замки в земли Лифлянской - Новгородок Лифлянский, Серенск, Адеж и Ругодив в сторону нашу мети хотели и ещо домовлялися к тому городов, которые прошлого лета за помочью божьего в руки твои пришли, зачем, дела не зделавши, отправлены от тебя быти мели. А затым просили, абых еси дозволил им послати до нас по науку о всех делех, которые им объявлены от тебя, каковым обычаем межи нами приязни статися пригоже, чего еси им позволил. И нам бы, у гляну вши в пи-санье своих послов, во всих тых речах науку достаточную им дати и моць супольную на листе своем отвористом прислать, за которым бы листом послы наши дела таковые становити и доканчивай! могли на покой хрестьянский к утверждению приязни и братства межи нами; а тебе бы имоверно ку застановенью покою приходити. А посылати бы нам до послов своих с наукою и с моцыо супольною и достаточною не мешкаючи, гды ж тебе войска собраные держати в панстве своем шкода, а приведши их ближе ку границе, тогды бы и нашему панству от них без шкоды не было. А что еси послом нашим велел припомянути и город Себеж на земли Полоцкой збудованый вчинил еси, то не для которого пожитку, толко для тово, абы приязнь поставленая своволъными людьми меж нас не была нарушена, кгды ж около Себежа везде села и люди полоцкие суть; а нам бы миритися межи себя так, как бы дело доброе непорушне утвержалося на добро хрестьянское, а межи нас бы приязнь множилася. Ведь же то пущаешь на баченье а уважение наше, а ты для добра хрестьянсково тым малым делом болших дел порушити не хочешь. А которые люди твои невинные купецкие задержаны суть в земли нашей, и тых абы нам со всеми маетностями их теперь доброволне выпустити казали, чим тебе знак приходное твоей ку доброму с тобою иожитью окажем. А с сим листом с своим послал еси до нас дворянина своего Хриштофа Дершка и нам бы, ничем его не задерживая, к тебе отпустити, иж бы он на рок, который еси послом нашим значил, до тебя быти не омешкал (Что прислал еси к нам гонца...юк бы он...до тебя быти не омешкал. - По дипломатической традиции того времени Грозный начинает свою грамоту с точного изложения привезенной ему Криштофом Дзержком грамоты Батория (текст этой грамоты см.: КПМЛ, т. II, № 67, стр. 139). Грамота Батория приведена полностью и только первые лица (в применении к королю) переменены на вторые, а вторые (в применении к царю) - на первые (напр.: «ты бы, ничым его не задерживаючи, к нам отпустил, иж бы он на рок, который есмо послом твоим назначили, до нас быти не омешкал» - «нам бы, ничем его не задерживая, к тебе отпустпти, иж бы он на рок, который еси послом нашим назначил, до тебя быти не омешкал»). Баторий упоминает в этой своей грамоте переговоры с русскими послами Пушкиным и другими, которые он вел в Вильие с мая 1581 г. Русские послы предлагали во время этих переговоров уступить королю всю Ливонию (в том числе ряд городов, еще находящихся в русских руках), за исключением только четырех городов - Новгородка Ливонского (Нейгаузсна), Сыренска (Нейшлоса), Адежа (Неймюля) и Ругодива (Нарвы), находившихся у самой русско-ливонской границы (Сыренск находится при истечении р. Наровы из Чудского озера, Адеж - также недалеко от Нарвы; Новгородок Ливонский - около Печоры). Что касается городов, завоеванных Баторием ц Белоруссии и в западной Руси, то послы соглашались отказаться от Полоцка (завоеваиного Иваном IV в 1563 г. и отвоеванного Баторием в 1579 г.), Озерища и Усвята, но настаивали на возвращении Великих Лук, Холма, Велижа и Заволочья [ср. КПМЛ, т. II, стр. 136; изложение этих предложений у Гейденштейна (Записки о Московской войне, СПб., 1889, стр. 173) не точно]. Баторий, категорически отвергая какие-либо уступки в ливонском вопросе, соглашался вернуть несколько западнорусских городов под условием, чтобы Грозный уничтожил русскую крепость Себеж (еще не захваченную его войсками). Видя неуступчивость послов, Баторий грозил сперва прервать переговоры, но затем разрешил Пушкину послать гонца Дзержка за инструкциями к царю (КПМЛ, т. II, 139).).
А послы наши, дворянин наш и наместник Муромской Остафей Михайлович Пушкин с товарыщи, писали к нам, что, паны твои рада им от тебя говорили, что тебе с нами инако не мириватися, развив чтоб нам тебе поступитися всее Лифлянские земли до одново волока; а Велиж и Усвят и Озерища го готово у тебя, да город Себеж разорити, да четыреста тысяч золотых червонных за наклад твой дати тебе, что ты наря-жаяся ходил нашие земли воевати, а Луки Великие (Так Л; Д Лукие.) и Заволочье и Ржева пустая и Холм за хрептом в молчаньи покинули. И мы таково превозношенья не слыхали нигде и тому удивляемся: то ныне миритися хочешь, а такое безмерье паны твои говорят, а коли будет розмирица и тогды чему мера будет? Панове рада говорили нашим послом, что они приехали и торговати Лифлянскою землею. А ино наши послы торгуют Лифлянскою землею, ино то лихо, а то добро, что Панове твои нами и нашими государьствы играют да делают гордяся, как чему сстатися нельзя? А то не торговля - розговор (А то не торговля - розговор. - Грозный излагает содержание грамоты О. Пушкина и других послов, привезенной ему К. Дзержком вместе с грамотой Батория. Текст этой грамоты, сохранившийся в Литовской Метрике (и изданной в КПМЛ, т. И, № 66), короче текста, сохранившегося в русских «Польских делах» (ЦГАДА, Польского двора кн. № 13, л. 7 - 21), и не содержит ряда мест, процитированных Грозным ; (напр, замечание панов, что послы «пришли .торговать Ливонской землей», - л. 9 об.), - видимо, несмотря на цензуру панов, Пушкину удалось отправить к дарю более пространную грамоту, чем та, которая сохранилась в литовском архиве. Не совсем понятно, что означает выражение «Луки Великие и Заволочье и Ржева пустая и Холм за хрептом [за спиной] в молчаньи [беспрекословно?] покинули»,- русские войска к этому времени, действительно, «покинули» перечисленные крепости, ио из них лишь Холм достался полякам без серьезного сопротивления (ср.: Гейдентлтейн, ук. соч., стр. 146, 160, 170). Может быть речь идет о готовности поляков «покинуть» эти четыре пункта, - из ответа Батория на комментируемое послание мы узнаем, что он соглашался уступнть-Великие Луки, Холм, Заволочье и Ржев при условии разрушения Себежа (КПМЛ, т. II, стр. 186). - «Разговором» на дипломатическом языке того времени назывались неофициальные переговоры [ср. этот термин в переговорах с английским послом Баусом в 1584 г. (Сб. РИО, т. 38,.. стр. 133)].).
А коли были прежние государи на том государстве хрестьянские побожные, почен от Казимера и до нынешнего Жигимонта Августа, и они о кроворозлитии хрестьянском жалели и послов своих к нам посылывали, и наши послы к ним хаживали, и наши бояре с их послы розговорные речи говаривали, а их королевские послы рада с нашими послы розговорные речи говаривали и многие приговоры делывали, чтоб как на обе стороны любо было, а хрестьянская бы кровь невинная напрасно не проливалася, а меж бы государей мир и покой был,- тово искали прежние паны рада. И съезжаютца много и побранятца с послы, да опять помирятца, да делают долго, а не одным часом обернут. А ныне видим и слышим, что в твоей земле хрестьянство умаляетца, ино потому: твои панове рада, не жалеючи о кроворозлитьн хрестьянском, делают скоро. И ты б, Стефан король, попаметовал на то и разсудил - хрестьянским ли то обычаем так делаетца?
Как еси присылал к нам своих великих послов, воеводу Мазовецкого Станислава Крыжского с товарыщи (присылал к нам своих великих послов, воеводу Мазовецкого Станислава Крыжского с товарыщи. - Напоминанием о переговорах с Крыйским царь начинает в этом послании обычное в русских дипломатических грамотах изложение истории переговоров, предшествовавших данным (стр. 215 - 222). Стефан Баторий, незнакомый с этой дипломатической манерой, был удивлен размерами грамоты Грозного, иронически сказав о ней: «Должно быть, начинает с Адама». Воевода Виленскпй (Радзивилл) объяснил ему, что царь «пишет все, что только делалось с начала войны» (см.: Дневник последнего похода Стефана Батория, стр. 39). - Польские послы Ст. Крыйский ч другие отправились к Ивану IV еще во время его похода на Ливонию в 1577 г., но царь отказался принять их во время похода (см. комментарий к посланию Я. Ходкевичу, прим. 7), а узнав о походе Грозного, Баторий сам приказал послам задержаться с приездом в Москву; в результате переговоры в Москве начались только в январе 1578 г. (текст переговоров см.: ЦГАДА, Польского двора кн. Л» 10, л. 315 об. и ел.; также в отдельной рукописи в Рукописном отделе Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, Q. IV. 33). Наиболее спорным был во время переговоров вопрос о «Лифлянской земле». В конце концов польские послы сами предложили: «государь вага как хочет, так в грамоте своей и пишет, а нам отписати в своем листу про Лифлянскую землю: а что о Лифлянской земле дотычется, и о том вперед договор послом чинитн, а либо не писать ничего о Лифлянской земле» (Q. IV. 33, лл. 86 об. - 87). В соответствии с этим предложением присяга производилась над двумя несовпадающими текстами договора: в русском тексте Ливония была записана как вотчина царя, в польском. тексте вопрос этот оставался открытым [известие польского историка Гейденштейна (ук. соч., стр. 16) о том, что царь по своей инициативе «отложивши в сторону» грамоту польских послов, поклялся на своем экземпляре, является, таким образом, тенденциозно неверным]. ), и они на чом с нашими оояры договорилися, да и грамоту, твое слово, написали, какову хотели по своей воле, и на той грамоте крест целовали и печати свои к той грамоте привесили на том, что было тебе написати грамота своя такова, какову твои послы написали у нас на Москве, и печать свою к той грамоте привесити (Испр. (ср. Кн. Пос. Метр. Литовск., т. 11, стр. 38); ЛД привесили.), и перед нашими послы на той грамоте к нам крест целовати (Испр.; ЛД целовали.) и по той перемирной грамоте тебе к нам до тех урочных лет и правити и послов наших с тою своею грамотою не издержав к нам отпустити.
И мы по приговору послов твоих з бояры с нашими послали к тебе послов своих, дворецкого Тверского и наместника Муромского Михаила Долматовича Карпова да казначея своего и наместника Тулского Петра Ивановича Головина, да дьяка Тарасья-Курбата Григорьева сына Грамотина доделывати тово дела, что послы твои зделали, и у тебя перемирную грамоту взяти и на той грамоте тебя х крестному целованыо привести. И нашего большого посла Михаила Долматовича Карпова не стало неведомо (Так Л; Д недомо.) какими обычен, а товарыщи его, казначей наш и наместник Тульской, Петр Иванович Головин, да дьяк наш Тарасей-Курбат Григорьев сын Грамотина, как к тебе пришли, и ты то ни во што поставя, через присягу послов своих, по их приговору делати не похотел и, наших послов обесчестя, посадил еси их за сторожи, як вязней, в великой нуже. А что наши послы тебе посольства не правили, и они, видя твою гордость, что еси против нашего имяни не встал и о нашем имени сам не вопросил, не смели без нашего ведома тебе тое гордости стер-пети. А вперед уже как ни гордися, то тебе уже не встрешно будет. А к урядником твоим послом нашим у себя на подворье-посольство было правити не пригоже; тово из предков твоих не бывало. Да о том много говорити ныне несть потреба. А к нам еси прислал гонца своего Петра Гарабурду з бездельною грамотою, (Послали к тебе послов своих...Михаила Долматовича Карпова да...Петра Ивановича Головина...А к нам еси послал гонца своего Петра Гарабурду с бездельною грамотою. - Миссии польского гонца Гарабурды в России и русских «великих послов» в Польше Карпова и Головина проходили параллельно. Гарабурда был отправлен в Москву в марте 1578 г. (еще до возвращения Крыйского); Карпов и Головин выехали в мае того же года. Обе миссии относятся уже к тому времени, когда Баторпй, справившись с оппозицией в Гданьске, решил начать войну на востоке. Именно поэтому в грамоте, посланной с Гарабурдой, король подчеркнул, что вопрос о Ливонии остается неурегулированным между обоими государствами (КПМЛ, т. II, № 19). Именно поэтому он с самого же начала повел себя по отношению к русским послам так, что Грозный имел все основания обвинять его в «гордости». Послов задержали уже на границе Литвы, а затем продолжали задерживать в Польше. Карпов, как впоследствии писал Баторий, «идучп до нас по дорозе вмер» (КПМЛ, т. II, стр. 41; Гейденштейн, ук. соч., стр. 33), и руководство посольством перешло к Головину. При приеме послов (в декабре 1578 г.) король сознательно оскорбил царя, не встав при произнесении его имени и не осведомившись о его здоровье. Головин, подчиняясь строго установленному московскому дипломатическому ритуалу, отказался вести переговоры (Гейденштейн, ук. соч.), и пребывание его в Польше затянулось на неопределенное время (послы были задержаны в литовском городке Мсцибове, оказавшись фактически на положении арестованных; король оправдывал этот поступок тем, что Иван задержал в Москве гонца Гарабурду). Такая затяжка переговоров была в интересах Батория: в течение всего 1578 г. и в первой половине 1579 г. он готовился к походу на Русь, собирал наемную армию; в Ливонии его войска уже начали войну и завоевали Двинск и Венден(ср.: Новодворский, ук. соч., стр. 78 - 86.) а сам еси почал на нас изо многих земель рать копити. А которую еси грамоту к нам прислал с Петром с Харабурдою, и в той своей грамоте писал еси, чтобы нам то дело, которое твои послы зделали, отставити, а к своим послом новой наказ свой послати, и велети им изнова делати о Лифлянской земле. И то где ведетца, чтоб целовал крест, да порушит его? Хоти послы что и не гораздо зделают, а то не рушитца, терпят то до урочных лет; послы проделаютца, ино на них за то опалу кладут, а что зделают, тово никак не переделывают и нигде тово не переделывают, а крестного целованья не переступают. Не токмо что во хрестьянских государствах тово не ведетца, чтобы так через крестное целованье делати, как ты захотел делати (а зовучися государем хрестьянским, а не по хрестьянскому обычаю захотел еси делати, поругаючися нашему крестному целованыо, что мы к тебе на грамоте крест целовали,. и через присягу послов своих, которое они учинили за твою душу, и через все то да изнова делати - и тово нигде не ведетца!), а ив бесерменских государьствах не ведетца (Айв бесерменских государьствах тово не ведетца. - Обвинение Батория в «бесерменстве» (сочувствии мусульманам) и ненависти к христианам проходит через все комментируемое послание. Обвинение это имело своим основанием то обстоятельство, что Баторий до вступления на польский престол был (в качестве семиградского князя) вассалом: турецкого султана и пользовался его поддержкой в борьбе за престол. Габсбурги обвиняли Батория в зависимости от султана еще во время переговоров с Грозным в 1576 г., но в первое время царствования Батория Грозный не пользовался этим дипломатическим аргументом. Появление этого аргумента в комментируемом послании связано с попыткой сближения с Габсбургами и папой (см. выше, стр. 515): целый ряд мест в комментируемом послании дословно совпадает с грамотами, посланными Грозным в 1580 г. императору и папе через гонца Истому Шевригина (см.: Памятники дипломатических сношений, т. I, стр. 790-793; т. X, стр. 8 - 10). Намеки на «бесерменство», как и обвинение в некоролевском происхождении, сильно задевали Батория. Это видно из его ответа на комментируемое послание: «Яко нам смееш припоминать так часто безсурмянство, ты, который еси кровь свою с ними помешал ;1т. е. - находишься с ними в родстве], которого продкове [предки]...кобылье молоко, что укануло на гривы татарских гакап [кобыл], .лизали...?!» (КПМЛ, т. II, стр. 205)), чтоб роту и правду переступите; хотя и в бесерменех, и государи дородные и разумные, то держат крепко и на себя похулы не наведут, а хто порушит правду, и они тех укоряют и хулят и нигде правды не переступают. Айв предкех твоих тово не бывало, чтобы порушити то дело, на чом послы зделают, как ты учинил новую причину! И в книгах своих во всех вели искати - ни при Ольгерде, ни при Ягайле, ни при Витофте, ни при Казимере, ни приОльбрехте, ни при Александре, ни при Жигимонте Первом, ни при нынешнем Жигимонте Августе - и николи тово не бывало, как ты учинил новую причину. А коли тех прежних государей пишешь предки своими (ни при Ольгерде...а коли тех прежних государей пишешь предки своими. - Иван IV перечисляет представителей династии Гедиминовичей, занимавших с начала XIV в. литовский престол (Ольгерд, Витовт - великие князья Литовские), а с конца XIV в. приглашенных на польский престол (начиная с Ягайло, откуда и название династии - Ягеллоны; Ягайло, Казимир, Александр, Сигизмунд I, Сигизмунд II Август - польские короли); он снова намекает на то, что избранный король Баторий не является потомком этих государей.), и о чем по их уложенью не ходишь, а свои обычен новые всчинаешь, которые приходят к неповинному кроворозлитию хрестьянскому? А те все прежние предки твои, что послы их зделают, то не рушивали. И мы, слышавши таковое неподобное дело, твоего гонца Петра Гарабурду позадержали, а чаючи тово, что ты на подобное дело сойдешь и то дело довершишь с послы с нашими.
И нам учинилося ведомо, что ты на рать подвижен. И мы твоего гонца Петра Гарабурду к тебе отпустили, а с ним к тебе отпустили своего гонца Ондрея Михалкова з грамотою (Петра Гарабурду к тебе отпустили, а с ним к тебе отпустили…Ондрея Михалкова з грамотою. - Гарабурда и Михалков были отправлены Иваном Грозным из Москвы в январе 1579 г. В посланной с Михалковым грамоте [КПМЛ, т. II, № 20; на грамоте стоит дата «январь 7088» (1580 г.), несомненно ошибочная] царь писал, что вопрос о Ливонии - «дело особное», и предлагал Баторию прислать для обсуждения этого вопроса специальных «великих послов». Русские послы Головин и другие и после отправления Гарабурды в течение полугода оставались задержанными в Польше [отпуск их относится к 1 июня 1579 г. (КПМЛ, т. II, стр. 42) вопреки тенденциозному рассказу Гейденштейна, сообщающего об отпуске Гарабурды после известия об объявлении Баторием войны Грозному (Гейденштейн, ук. соч., стр. 40)].), а в грамоте своей к тебе писали есмя, что тому сстатися нельзя, что, порушив крестное целованье, да изнова делати; и ты б то дело с нашими послы доделал, как твои послы приговорили с нашими бояры, а о Лифлянской земле слал бы еси к нам иных своих послов, и мы с ними велим бояром своим делати как пригож. И ты тово не послушав, больма на ярость подвигся еси и, зламав присягу послов своих, наших еси послов выбил из своей земли кабы злодеев, не дав им своих очей видети. А за ними вборзе прислал еси к нам гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою, а в ней про наше государство многие неправые слова писал еси и нас укоряя, о них же несть нам потреба писати подробну, а после того гонца нашего Ондрея к нам отпустил еси, а с ним свою грамоту прислал еси так же яряся (прислал еси к нам гонца своего Венцлава Лопатинского з грамотою...гонца нашего Ондрея к нам отпустил еси, а с ним свою грамоту прислал еси также яряся. - Летом 1579 г. Баторий, полностью подготовившись к военным действиям, решился открыто объявить войну царю. 1 июня он «выбил из своей земли кабы злодеев» русских послов Головина и других, а 26 июня отправил к Грозному своего посла Лопатинского (русский гонец Андрей Михалков был отпущен обратно примерно в одно время с отправкой Лопатинского, - ср. комментируемое послание с заголовком в КПМЛ, т. II, стр. 42). «Лист», посланный с Лопатинским, представлял собою «разметную грамоту» - объявление войны. Баторий ставил в вину царю, главным образом, его военные действия в Ливонии в 1577 - 1578 гг. (текст грамоты в КПМЛ, т. II, № 22 на белорусском языке не совсем совпадает с польским текстом в «Acta Stephani regis», Acta Historica res gestas Polonia illustrantia, t. XI, Krakow, 1887, № СХ IV). Грозный первоначально задержал Лопатинского, но уже в ноябре 1579 г. (после взятия Полоцка) писал Баторию, что, хотя ему до сих пор «не вместилося» отпустить этого гонца, но он вскоре это сделает; в декабре 1579 г. гонец, действительно, был отпущен, но при отправке ему было указано, что «которые люди с такими грамотами ездять, и таких везде казнят; да мы, как есть государь христианский, твоей убогой крови не хотим» (КПМЛ, т. II, стр. 53).). А сам пришел еси со многими землями и с нашими израдцами, с Курбским и з Заболоцким и с Тетериным (и с нашими израдцами, с Курбским и с Заболоцким и с Тетериным. - Участие этих «израдцев» (изменников) в походе на Полоцк подтверждается и в ответе Батория на комментируемое послание (КПМЛ, т. II, стр. 200; о Заболоцком см. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 2) ) и с ыными с нашими израдцами ратью. И нашу вотчину город Полоцко израдою взял еси: наши воеводы и люди против тебя худо билися и город Полоцко тебе израдою отдали. А ты, идучи к Полоцку, грамоту свою писал еси ко всем нашим людем, чтобы нам наши люди израживали, а тебе з городы подавалися и с месты, а нас еси за наших изменников карати хвалился. А надеется не на воинство, на израду! (А надеется не на воинство, на израду! - Осада Полоцка Стефаном Баторием длилась с середины августа до середины сентября 1579 г. Перед началом этой осады король послал защитникам Полоцка грамоту, в которой оправдывал свое наступление против царя и обещал «то, что он [т. е. Иван IV] по отношению к многим людям и вам, его подданным, совершал и совершает, обратить на него самого и освободить христианский народ от кровопролития и неволи» (Acta stephani regis, стр. 173). Несмотря на этот призыв, Полоцк оборонялся очень энергично и был сдан лишь после пожара в крепости. Героизм русских войск при обороне Полоцка и других городов отмечается даже в ответе Батория на комментируемое послание (КПМЛ, II, стр. 200 - 201). ). А мы тово не чаючи, что тебе так учинити, надеючися на крестное целованье послов твоих (чево из веку не бывало, как ты учинил!), пошли были есмя своей отчины очищати Лифлянские земли. И как мы пришли в свою отчину во Псков, и нам учинилося про тебя ведомо, что ты пришел к нашей вотчине к Полоцку ратью, и мы, не хотячи через крестное целованье с тобою кровопролитства делати, сами против тебя не пошли и людей больших не послали, а послали есмя в Сокол немногих людей проведати про тебя. И пришедши под Сокол воевода твой Впленской со многими людьми, город Сокол новым умышленьем зжег и людей побил и мертвым поругалися беззаконным обычаем, чево ни в безверных не слыхано: убьют ково на бою да покинут, ино то ратной обычей; а твои люди собацким обычеем делали, выбирая воевод и детей боярских лутчих мертвых, да у них брюха възрезывали, да сало и жолчь выимали как бы волховным обычеем (как бы волховным обычеем. - Крепость Сокол была взята гетманом Мелецким (а не Радзивиллом, тогдашним воеводой виленским) вскоре после взятия Полоцка; «новое умышление», примененное при этом, заключалось в том, что крепость была подожжена раскаленными ядрами. Немецкие ландскнехты, участвовавшие во взятии города, умертвили русских пленных, в том числе воеводу Шеина. О происшедшем при взятии Сокола надругательстве над трупами рассказывает Гейденштейн (ук. соч., стр. 79: «многие из убитых отличались тучностью; немецкие маркитантки, взрезывая такие тела, вынимали жир для известных лекарств от ран, и между прочим это было сделано также у Шеина») и французский историк де-Ту (Thuani Historiarum sui temporis, p. IV, tII. Lutetia, 1614, стр. 304). В ответе на комментируемую грамоту Баторий (или Замойский, составитель ответа) сделал повштку оправдать этот поступок своих ландскнехтов тем, что «то бывает во всем христианстве, те тела мертвые в малые куски розрезывают, присматриваючися члонков всых и внутрностн, абы у хоробах [болезнях] и ранах живым, иомагали» (КПМЛ, II, стр. 202).). Пишешь и зовется государем хрестьянским, а дела при гобе делаютца не прилишны хрестьянскому обычею: хрестьяном не подобает кровем радоватися и убийством и подобно варваром деяти. И мы еще будучи в терпеньи, а чаючи тово, что ты меру познаешь, поволили бояром своим с твоими паны обослатися, да и сами с тобою обсылалися есмя и не одинова. И ты вознесся безмерьем и как из предков твоих велося, по тому еси делати не похотел, и по прежним обычеем послов своих к нам послати не похотел еси, а сам еси учал на нашу землю наряжатися ратью. А которую еси грамоту к нам прислал з гонцом своим с Венцлавом с Лопатинским и в той твоей грамоте написано, что послы наши «перед маистад твой возвани», ино то кабы некоторые незнаемые сирота, а не послы, и приведши их, кабы сирот, поставили у предверного подножия и оттудова яко на небо подобно богу беседовати; таково наших послов «пред твоим маистатом ставление» и твоей гордыни превозношенье! Да и во всех землях тово не слыхано; хоти и не от великого государя послы придут к великому государю, не токмо от ровного, и они послов держат посольским обычеем, а не за простых людей место, ни за дангциков место, «перед маистатом» их не ставят («перед маистатом» их не ставят. - В «разметном листе», посланном с гонцом Лопатинским (КГ1МЛ, т. II, стр. 45), Баторий жаловался царю, что русские послы не сказали ему ни слова (речь идет, очевидно, о посольстве Головина, - см. выше, прим. 6), «кгды перед маестат наш были возвани», т. е. «когда были приглашены к нашему величеству» (лат. majestas - величество). Недовольство этим выражением, обнаруженное Грозным в комментируемом послании, Баторий (или Замойский) объяснил в своем ответе на него тем, что Грозный не понял смысла слова «маестат»: «глупе то и неведоме пишешь: тым прозвищом латинским значитца моць владзы земское, которого слова звычай пошол от речи посполитое Римское» (КПМЛ, т. И, стр. 198). В ходе дальнейших дипломатических переговоров Грозный отверг это обидное для него обвинение в невежестве: «и мы то ведаем: маистат - государство, а на манстате - государь на государстве, и государь государства болши: приведут к государю, цно то к его лицу, а приведут к маистату, ино то к повеленью к государскому приведут, а не к самому государю, ино то уж ниже, да и хуже» (Памятники дипломатических сношений, т. X, стлб. 223 - 224). Употребляя здесь слово «государство» в смысле «государское величество» Грозный, таким образом, верно понимает смысл латинского majestas; выражение «привести к величеству», действительно, звучало на тогдашнем дипломатическом языке более гордо, чем «привести к государю» (ср. это же выражение у самого Грозного в переписке со шведским королем Иоганном III, выше, стр. 144).). Также и с наших бояр человеком с Левою с Стремоуховым прислал еси к нам свою грамоту опасную на наши послы (а твои панове рада писали к нашим бояром, чтобы мы к тебе по той твоей опасной грамоте послали послов своих), а та твоя опасная грамота писана не тем обычеем, как пишутся опасные грамоты послом: та твоя грамота писана кабы молодым купецким людем через твое государьство проезжая. И такова твоя высость чему уподобити? И к своему ты воеводе Виленскому так укоризнено не напишешь, как та грамота писана (своему ты воеводе Вилснскому так укорнзнено не напишешь, как та грамота писана. - После падения Полоцка и Сокола, из Москвы в Литву был отправлен к конце октября 1579 г. гонец Лев (Леонтий) Стремоухов, - формально не от царя, а от Боярской думы (в обстановке польского наступления предложение мира со стороны самого Грозного имело бы унизительный характер). Гонец этот должен был передать литовским панам просьбу московских бояр - убедить их государя начать мирные переговоры. В своем ответе, посланном с тем же Стремоуховым, члены литовской рады обвиняли царя в том, что он «жадает чужого», в частности - «земли его королевское милости Лифлянскую и Курлянскую», и отказывались послать послов к русскому государю, но соглашались принять русских послов, обещая во время их путешествия в Польшу не вести военных действий (изложение этой грамоты см.: КПМЛ, т. II, стр. 59; Гейденштейн, ук. соч., стр. 101). Грамота литовской рады не удовлетворила Боярскую думу, - в ответе на нее, написанном в феврале 1580 г., русские бояре писали: «нинешная грамота, што есте прислали к нам именуючи опасною грамотою, не по прежнему обычаю прислано: того наколи не бывало, а издавна вам, папом радам и братии нашей самым в ведомее, што господара нашого послы и посланники наперёд литовских послов не хаживали» (КПМЛ, т. II, стр. 61).). А такие есмя укоризны не слыхали ни от турецкого, ни от иных бесерменских государей - И мы ещо для кровопролитства хрестьянского в терпеньи будучи, посылали есмя к тебе дворянина своего Григорья Офонасьевича Нащокина з грамотою, а в грамоте своей к тебе писали есмя, чтобы ты по звыклому обычею послал к нам послов своих. А речью есмя с своим дворянином к тебе приказывали, толко ты не похочешь по звыклому обычею послать, к нам послов своих, и ты б к нам прислал на наши послы свою опасную грамоту подобную, а не такову, как с Левою с Стремоуховым, и мы к тебе послов своих и через прежние обычеи часа того пошлем, а ты б наших послов дождался в своем государстве. И ты нашего дворянина Григорья к нам отпустил, а с ним к нам прислал еси свою грамоту и послов своих на звыклому обычею к нам послати не похотел еси. А в своей грамоте писал еси, чтобы мы к тебе послали своих послов, да и опасную еси грамоту на наши послы прислал, а срок еси учинил нашим послом у себя бытн, как невозможно не токмо что послом поспети, ни гонцу к тому сроку не бывать (И ты нашего дворянина Григорья к нам отпустил...а срок еси учинил нашим послом у себя быти, как невозможно не токмо что послом поспети, ни гонцу к тому сроку по бывать. - Гонец Нащокин был отправлен Иваном Грозным к Баторию в апреле 1580 г.; как и предыдущий гонец, т. е. Стремоухов, он должен был убедить польского короля начать мирные переговоры (но выступал на этот раз уже прямо от имени царя, а не от бояр). Когда ему не удалось убедить Баторня начать переговоры первым, он, согласно имевшейся у него инструкции, предложил королю послать «опасный [охранный] лист» для русских послов. Король согласился на это, но сперва совсем отказался соблюдать перемирие на время переговоров, издевательски заявляя, что, если он будет в походе, то «ближей послом вашим до нас прийти и доброе дело становити будет», а затем согласился на короткое перемирие сроком в пять недель (от 14 июня 1580 г., когда была дана его «опасная грамота», см.: КПМЛ, т. II, № 41 и № 42). За это время он полностью подготовился к походу и следующих русских гонцов и послов принимал уже в лагере (ср.: Новодворский, ук. соч., стр. 132).). А сам еси как отпустя нашего дворянина Григорья, хотя видети кроворозлитье хрестьянское, тотчас на конь сел, не дожидался наших послов, пошел еси на нашу землю ратью. А тово при предкех твоих николи не бывало, что послы идут, а они бы ратью шли, - нолны послы чево не зделают, ино то толды рать пойдет, да и тут не скоро. А ныне при тебе за мечем миритись, ино то которой мир?
И мы видячи твое нежаленье о хрестьянстве, послов есмя своих к тебе послали наскоро - стольника своего и наместника Нижегородцкого князя Ивана Васильевича Сицкого-Ярославского, да дворянина своего думного и наместника Елатмовского Романа Михайловича Пивова, да диака своего Фому-Дружину Пантелеева сына Петелина. А перед ними послали есмя к тебе парабка своего молодого Федьку Шишмарева з грамотою, чтобы еси наших послов подождал в своей земле. И тот наш гончик встретил тебя на дорозе блиско Витепска, и ты на тое нашу грамоту ни поглянул, а сам еси пошел на нашу землю ратным обычаем, ничего не опуская, не жалея крови крестьянские. И мы велели своим послом к тебе и в рать итти, чево нигде не ведетца, что в рати послом быти. И мы и тут тебя тешили, да не утешили, и ты наших послов не подождал и в Витепске и пошел еси на нашу землю ратью, а наших послов велел еси за собою вести тихо. А в те поры наши изратцы Велиж и Усвят и Озерища по твоим жаловальным грамотам твоим людем отдали, а сам еси пошел к Лукам, а наших послов велел еси за собою вести. И, пришед к Лукам, учал еси приступати, а нашим послом велел еси в те поры посольство правити, и тут которому посольству быти? Такая великая неповинная кровь хрестъянская розливаетца, а послом посольство делати! А паны твои рада, к нашим послом приходя, говорили, урезывая одным словом: любо зделай, так ино будет мир, а не зделают так, как паны говорят, ино миру нет. А и так которой мир? Паны с послы в шатре говорят о миру, а в те поры по городу без престани бьют; о чом послом с паны с твоими делати? А ты все то и поймал, и послом уж и посольствовати нечего, - ано уже посольство их все изрушилося! (И мы видячи твое нежаленье о хрестьянстве...посольство их все нзрушилося. - Гонец Шишмарев прибыл к Баторию в местечко Чашники (место это Баторий нарочно избрал для встречи русских послов, так как из него шла дорога и в Смоленск и к Великим Лукам, и было непонятно, куда он собирается итти походом) 19 июля 1580 г., в день, когда истек установленный Баторием срок перемирия; Грозный просил через этого гонца продлить срок перемирия, чтобы могли успеть приехать его «великие [полномочные] послы»; Баторий отказал в этом и двинулся через Витебск на Великие Луки (Гейденштейн, ук. соч., стр. 109 - 111). 7 августа польским войскам сдался (после четырехдневной осады) Велиж, 16 августа - Усвят; Озсрище, вопреки указанию комментируемого послания, было взято Баторием значительно позже - после падения Великих Лук. 27 августа Баторий начал осаду Великих Лук, а 28 августа к нему прибыли «великие послы» царя - Сицкий, Пивов и другие. Послы стали непосредственными свидетелями осады города, находясь в лагере осаждающих в «особливом намете» (шатре); как сообщает приписка к тексту их «речей», записанных литовскими канцеляристами, «но лх выеханыо был замок запален так, иж они огонь видели» (КПМЛ, т. II, стр. 104). Несмотря на это послы проявили большую настойчивость и упорство, соглашаясь уступить только те города в Ливонии, которые (после окончательной измены Магнуса) все равно перешли в польские руки, и несколько западнорусских городов, захваченных Баторием. Переговоры прервались (послы предложили обратиться к царю за новыми инструкциями) еще до взятия Баторием Великих Лук (6 сентября 1580 г.).). А к нам еси прислал гонца своего Григорья Лазовицкого з грамотою и с ним отпущал нашего сына боярского Микифора Сущова, и тут писал еси неподобное дело, чему сстатися не мочно, а другово еси гонца своего Гаврила Любощинского прислал к нам (А к нам еси прислал гонца своего Григорья Лазовпцкого з грамотою и с ним отпущал нашего сына боярского Микпфора Сущова… а другово еси гонца своего Гаврила Любощинского прислал к нам. - Гонец Григорий Лазовицкий был отправлен Баторием к Грозному 5 сентября 1580 г. (накануне взятия Великих Лук); вместе с ним ехал Никифор Сущов - гонец к царю от находившегося в Польше русского посла Сицкого. В грамоте, врученной гонцу, король требовал от царя уступки всей Ливонии (КПМЛ, т. II, № 54). Через несколько дней к королю прибыла грамота от царя с извещением об отвоевании русскими у поляков захваченного ими на время Крейцбурга (тамже, № 55). Баторий в ответ на это послал к царю гонца Любощинского, «похваляяся», что он взял Великие Луки (там же, № 56).)з грамотою, что взял еси Луки, кабы грозя нам и похвалялся. Да сроки чинишь неподобные, как поспеть немочно не токмо что нашим гонцом к тебе, ни твои гонцы к тем сроком к нам не приезжают, а ездят дорогами лениво, а в том невинная кровь хрестьянская розливаетца. И такой непобожности ни в бесерменских государствах не слыхано, чтоб рать билася, а послы посольствовали. Коли послы, и они посольство делают, а коли захотят воевати, и они что нибуди вставят да посольство порвут, да ратью пойдут. И волочил еси наших послов за собою осень всю, да и зиму всю держал еси их у себя, и отпустил еси их ни с чем, а тем всем нас укоряя и поругался нам. А что твои паны рада говорили нашим послом под Невлем и на чом хотели толды делати, да как у тебя были послы наши в (Так Л.; Д в нет.)Варшеве и паны твои рада по тому не захотели делати. А в кою пору приходили твои паны рада к нашим послом с ответом, и в ту пору с ними пришли твоих людей человек с сорок, а паны твои рада нашим послом сказали, что то твоя меньшая рада. И тово ни при которых твоих предкех не бывало, чтобы тут опричь панов радных иншие люди были. И то знатно, что твои панове рада всю землю наводят на кроворазлитие хрестьянское, жедаючи крови розливати хрестьянские. А то твои панове, жалеючи ли о крови хрестьянские, нашим послом в (Так Л.; Д в нет. ). Варшеве говорили: «которые дела под Невлем мы с вами, а вы с нами говорили и чего есте просили, что против того объявили, и по тем мерам на покой хрестьянству (Так Л; Д христианство.) статися не может, - а после того уж пролилося долгое время и наклады государю нашему и утраты починилися в воинстве немалые; взял государь наш у государя вашего после того Заволочье а ныне уж почал государь наш воинство свое збирати изнова, и то ведь не без накладу ж»? (И волочил еси наших послов...не без накладу ж. - После неудачных переговоров в августе 1580 г. русские послы Сицкий и другие оставались в Польско-Литовском государстве и продолжали переговоры до февраля 1581 г. Осенью 1579 г. они встретились с литовскими панами в Невеле и, на основании новых инструкций царя (КПМЛ, т. II, стр. 120), согласились уступить польскому королю все города п Двине, завоеванные в 1577 г., а также замки Каркус и Трпкат, требуя возвращения из завоеванных Баторием городов только Великих Лук, Невеля и Велижа; судя по материалам «Метрики Литовской», предложение это не было принято (КПМЛ, т. II, № 59; о каком соглашении под Невелем говорит Грозный в комментируемом послании - не ясно). Во время переговоров в Варшаве в феврале 1581 г. послы согласились еще на уступку Вольмара, но паны заявили, что ими на войну «великий наклад учинен» и что в одной (Ливонской) земле не могут быть «два пана» (КПМЛ, т. II, стр. 126).). И то хрестьянское ли дело, твои панове говорят, а о кровопролитстве хрестьянском не жалеют, а о накладе жалеют? А коли тебе убыток, и ты б Заволочья не имал, хто тебе о том бил челом? А то не жадание ли кровопролитства - послов у себя держи, а дела с ними не делай, а от своего брата обсылки не жди, а воинства изнова збирай, да то розчитай в наклад? Хто тебя заставливает так убычитца? А как отпустил еси к нам послов наших, и ты с ними к нам приказывал, толко мы с тобою похотим доброго дела, ино есть, ещо коли послов нам к тебе послати. И мы ещо в терпеньи будучи, а чаючи того, что ты узнаешься и безмерье отставишь, и на меру сойдешь, и послали есмя к тебе других послов, дворянина своего и наместника своего Муромского Остафья Михайловича Пушкина с товарыщи. И ты и тут на подобную меру не пришел, высокою мыслью обнялся, приказывал еси с паны радами своими к нашим послом, что тебе инако с нами не мириватися без всее Лифлянские земли и без наряду, что в тех городех, да Себежа бы нам тебе ж поступитися, а Велиж и Невль готовы у тебя; а Луки и Заволочье и Холм, то за хрептом покинуто, и Озерища и Усвят. Да к тому бы ещо нам тебе заплатити твой подъем, как еси наряжался на нашу землю, а тово четыреста тысяч золотых червонных, а помиритца бы вечным миром. А будто ты присягал на том, что тебе отыскивать у нас Лифлянские земли и иных давно зашлых дел, которые ещо при великом государе блаженные памяти Иванне, деде нашем, и при Александре короле дела делалися.
И коли тому так быти, ино то что за мир? Ныне казну у нас взявши, да обогатев, а нас изубытчивши, да на нашу казну людей нанявши, а землю нашу Лифлянскую взявши, да в ней наполня своими людьми, да немношко погодя, да собрався того сильнее да нас же воевать, да и достальное отнять! Ино и не миряся тоже делать и невинная кровь крестьянская розливати! Ино то знатно, что хочеш безпрестани воевать, а не миру ищешь; мы б тебе и всее Лифлянские земли (Так Л; Д земли нет.) поступилися, да ведь тебя не утешить же, а после того тебе кровь проливати же! Во се и ныне - у первых послов наших чего еси не просил, а с нынешними с нашими послы и ты прибавил Себеж, и ты, тебе дай то, и ты възмеришься да иного запросишь, да ни в чом меры не поставишь, да не помиришься. Мы ищем того, как бы кровь хрестьянская уняти, а ты ищешь того, как бы воевати да кровь хрестьянская неповинная проливати. Ино чем нам с тобою помиритца, а ведь не помиряся тому же быти. А то все ныне при тебе делаетца не по хрестъянскому обычаю! А писали есмя к тебе о том и не одинова, чтоб еси к нам прислал своих послов по прежним обычеем, ино бы ранее кровопролитство неповинное хрестьянское унялося. А нашим послом мирново постановенья не уметь зделати потому: мы с которым делом к тебе послов своих пошлем и ты по тому не похочешь делати, да иное дело вставишь, да порвав, да воевать; да х тому ещо послов просишь, а сам за все на коне готово сидишь, а сроки покладываешь с бесерменского обычея, как не мошно поспеть. Во се и ныне: мы то уже чаяли, тебя утешили, и послали послов своих со всем с тем, как тебе надобно, и ты того всего не полюбил, да вставя, которому делу не пригоже делатися, да дела не делавши, сам еси на конь зел да пошел на нашу землю ратью. Ино потому так и сета лося, как мы к тебе писали, что нашим послом николи у тебя доброва дела не зделати.
Послание польскому королю Стефану Баторию. Л. 43 об. из Книги Польского двора № 13 (ЦГАДА)
А что о нашей вотчине о Лифлянской земле и то сставлено не по правде, что она твоя; и николи тово не можешь указати - от Казимера ни при которых предкех твоих - чтоб она была х коруне Польской и к великому княжству Литовскому. А будет у тебя тому писмо есть или какое утверженъе и ты пришли к нам, и мы тово посмотрим, да по тому учнем делати как пригоже. И тебе того не уметь указать! Развее как люторство в твоей земле учинилося, ино о Лифлянской земле начал воевода Виленской пан Миколай Янович Радивил и иные паны рада для кровопролитства хрестьянского (Миколай Янович Радивил… - по прозвищу Черный, воевода Виленским, один из крупнейших политических деятелей времени Сцгизмунда II Августа (умер в 1565 г.), активный деятель польской реформации (кальвинист). Радзнвилл от имени польского короля вел переговоры с Кетлером и добился подчинения южной и центральной Ливонии Польше в 1559 г. (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 41 и след.). Замечание Грозного о том, что первопричиной вмешательства Польши в ливонские дела было «люторство», стоит, вероятно, в связи с его переговорами с папой в момент написания комментируемого послания.). От лета семь тысяч шездесят семаго, как присылал король Жигимонт Август послов своих воеводу подляшского пана Василья Тишкевича с товарыщи, а с ними к нам приказывал о лифлянтех, кабы о чюжой земле: что государь их им поручил, не толко меж собою и нами постановенья учинити, но и все хрестьянство в покое рад видети; а ведаючи то, что мы валку ведем з законом Реши Немецкие земли и Лифлянские (Так Л; Д Флянские), чево не опустят цесарь и Реша Немецкая, а к тому, что княже Брандоборский Вильгер, арцыбискуп Рижский - кровный его, для которого кривды на ту землю прошлого году тягнул, докуды ся узнали в своем выступе и его просили и он, привернувши князя арцыбискупа во все прежнее его достоинство, и их просьбу принял, а их земли не казячи, что крестьяне суть, про то и нас напоминает, чтобы есмя стерегли кровопролитья крестьянского, а лутчи со князем арцыбискупом Рижским, с кровным его, по койне ся заховать. И ты б посмотрил тово: ноли бы та Лифлянская земля была х коруне Польской и к великому княжству Литовскому, и он бы ее припомянул, а то её не припомянул ничем и своею её не назвал, приказывал об ней кабы чюжой, а и на них ходил войною не для своего по коренья, - для своего кровного, арцыбискупа Ризского Вильгерма, что его лифлянты поизобидили, и он за его обиду ходил, а не за то чтоб ему повинны были. А и сам написал, что «их земли не казячи», - памятуй же на то, что «их земли», а не своей. А после того прислал к нам король Жигимонт Август лета семь тысяч шестьдесят осмаго своего посланника Мартына Володкова, и с ним к нам приказывал о Лифлянской земле, что она издавна предком его от цысарства хрестьянского подданна ко отчинному панству их к великому княжству Литовскому под мочь и в оборону. И ты б, Стефан король, розсудил; пригоже ли так государем неодностайные речи (неодностайные речи. - «Неодностайные» - противоречивые (ср. польск. jednostajny - единообразный). - Грозный точно цитирует два диплематических заявления Сигизмунда II Августа: из речей польских послов Тишкевича (Тышкевича) в марте 1559 г. (Сб. РИО, т. 59.. стр. 578) и из грамоты, привезенной посланником Мартином Володковым (Володковичем) в начале 1560 г. (там же, стр. 603, 606 - 607). События, о которых упоминалось в первой грамоте польского короля, происходили в 1556 - 1567 гг. Архиепископ Рижский Вильгельм маркграф Бранденбургский (брат герцога Альбрехта Прусского и племянник Сигизмунда II Августа) подвергся нападению со стороны магистра ордена (магистр подозревал его, не без основания, в стремлении поставить Ливонию под польский протекторат). Архиепископ Рижский был взят в плен, но в дело вмешался польский король и принудил магистра к полной капитуляции (см.: Хроника Рюссова, Прибалт, сб., т. II, стр. 347 - 350). Разница между содержанием двух грамот, отмеченная царем, объясняется тем, что в августе - сентябре 1559 г. Кетлером был заключен договор (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 41), по которому южная и центральная Ливония перешла под польскую власть.)говорити: с послы своими приказывал кабы о чюжой земле, а тут уже приказал, что будто ему от цысарства поддана, да и почал ее своею называти! А в грамоте своей писал, что княжате, мистр Кетлер и иные, втеклися припадаючи до майстаду его. И такое неправое дело панове рада коруны Польские и великого княжства Литовского уделавши, и почали называть Лифлянскую землю своею подданною и вослали в неё своих ротмистров, баламутов. И коли бы то правда была, ино бы одно слово было, а то розными словы, ухищряючи, говорили и писали, чем бы приметатися к Лифлянской земле и неповинная кровь хрестьянская проливати. И после того панове твои учали говорити, будто мы через присягу вступилися в Лифлянскую землю, а тово не могут указати и по ся места, на какове то мы листе присегали. И после того почали паны твои рада говорити, что мы присягу и листы свои опасные порушили, а вступилися в Лифлянскую землю, а мы того ничего не рушили, и в грамотах в перемирных с предки с твоими нигде не написана ни в которую сторону, и в листех опасных нигде того не написано, что нам своей отчины Лифлянские земли не очищати. Будет пак у тебя твоих предков о Лифлянской земле, наших прародителей и наши грамоты есть какие, и ты их пришли к нам, или писмо с них пришли к нам, и мы уже болши того о Лифлянской земле и не говорим, а то опроче кровопролитства оправдания у тебя нет ни которого, А чего в писме нет, и то которое дело рушити; ано его и не бывало, и чего небывало, и то что рушити? А у панов твоих то и слово: о лифлянты воюет, порушил присягу, порушил опасной лист.. А коли та земля особно стояла, а были оне наши данщики и были в ней мистр и арцыбискуп и бискупы, а по городом (На этом слове кончается список Д.) были князцы, а Литовского человека и иных господарств жаднаго в них человека не бывало: и тогды з Литвою присега и опасные листы рушены же ли были? И хто ими владел, литовские же ли ротмистры? И тобе того не мочи указати! А коли они не разорены были, и к нам присылали бити чолом, сами з нашими вотчинами, каковы сами, з Великим Новым-городом и со Псковом в своих сплетках мир имали. И в тых их (Испр.;Л им) челобитных писано, что они нам в том добили чолом, что они приступали к королю Польскому и к великому князю Литовъскому, и им вперед к королю Полскому и к великому князю Литовскому никак не приставати, и ничим не помагати. А похош того посмотрити, и мы к тобе с тых их грамот послали списки в сей же своей грамоте (послали списки в сей же своей грамоте. - К комментируемому посланию были приложены две договорные грамоты [сохранились только в «Метрике Литовской», так как в списке ЦГАДА - пропуск (см. «Археографический обзор»)], заключенные в княжение Василия III, отца Ивана IV, между новогородскими и псковскими наместниками Василия, с одной стороны, и Ливонским орденом - с другой; одна из них относится к 1509 г. (КПМЛ, т. II, № 70), другая - к 1522 г. (там же, № 69). В грамоте 1522 г. говорится, что магистр и другие власти Ливонии «били челом», за то, что перед этим они «отстали от Новгорода и Пскова, «пристали к королю Польскому и великому князю Литовскому»; теперь, говорится в грамоте, они окончательно «отстали» от Польского короля (там же, стр. 157). ). А, будеть, похочеш тых самых грамот посмотрити, и ты пришли посмотрить своих великих послов, и мы им тые грамоты за печатьми покажем, как Лифлянты нашим прародителем и деду нашему блаженныя памети великому государу Ивану и отцу нашему блаженныя памети великому государу Василью и цару всея Руси, били чолом за свои вины, и как они от коруны Полское и от великого князства Литовского отписалися. И коли бы то была земля Лифлянтъская к Полще и к Литве - и лифлянты бы так в своих челобитных грамотах не писали. О чем пак предкови твои их от того не встягивали, что они к прадеду нашому блаженныя памети к великому государу Василью Васильевичу (прадеду нашему...великому государу Василью Васильевичу. - Челобитье Василию Темному, о котором идет речь в этой грамоте, имело место, очевидно, после неудачного нападения ливонцев в 1459 г. на псковские земли. В 1460 г., с согласия в. к. Василия, Новгород и Псков заключили с Ливонией перемирие на пять лет (Псковские летописи, 1941, стр. 56 - 57).) присылали бити чолом в лете шесть тысеч девятьсот шестьдесят осмом, про которого ты пишеш, будто он с Казимером королем о Великом Новегороде постановенье вел? И коли бы та реч слушна была, ино бы через Новгород лифлянты к прадеду нашому не присылали бити чолом. Также и к деду нашому, блаженныя памети великому государу Иоанъну, и к отцу нашому блаженныя памети к великому государу Василью, цару всея Руси, и к нам многижда присылали бити чолом, и ты было приходы послов их и чолобитъя к нам на Москве посполитому нараду всяких вер и чужеземъ-цом ведомо не тайно, явно. А предки твои к прародителем? нашим и к нам о том не писывали, еще мы были и не в свершеном возрасте, чтобы мы их челобитья не приймали,и в них не вступалися, и своими лифлянтов не называли, и коли бы то была их земля и предкове бы твои о том не молчали, а коли молъчали, ино то вжо не их земля! А что твои панове говорят: коли бы то земля наша была и нам было што с нею перемирье брать? Ино та земля была особная, а у нас была наша отчина в прикладе, и жили в ней все немецкие люди, а писали перемирные грамоты с нашими вотчинами с Великим Новымъгородом и со Псковом по нашему жалованью, как мы им велим, по тому как мужики волостныя меж себя записы пишут, как им торговати, а не по тому, как государи меж себе перемирные пишуть. А ты пишешъся Пруским, а в Прусех свое княже, м у тебя присега с ним ест, ино потому и Прусы не твои? А то по тому ж Лифлянты были наша прикладная отчина, как у тебя Прусы. А что панове твои говорят, коли бы то была наша отчина и мы им и приложеных подавали: ино та наша отчина Лифлянтская земля была не нашие веры, а жили в ней все немецкие люди, и наши прародители и мы их пожаловали, дали им в том волю, что им мистром и преложеных обирати по их вере и по их обычаю, а для руских купцов, что приезжая к ним торговали, были у них церкви хрестьянские и дворы и слободы. А хоти и преложоных они имали, и они, ведь, имали у папы, ведь бискупов всих ставит папа, а не король, а предкове твои бискупов не ставили. А что арцыбискуп Вильгерм был старого Жикгимонта короля, кровный его, ино ему местечка нигде не было, ино, по королеву прошенью, лифлянты ему дали арцыбискупство Рижское; а, ведь, его ставил в арцыбискупы папа ж, а не король: короли ведають мирские дела, а церковные дела ведает папа, да арцыбискупы и бискупы; ино потому Лифлянтская земля ваша же ли? (а у нас была наша отчина в прикладе...а хоти и преложоных они имали...ино потому Лифлянтская земля ваша же ли? - Слово «приклад», которым в данном случае царь характеризует отношение Ливонии к Руси, - разъясняется из контекста: Грозный указывает, что Ливония была «наша прикладная отчина, как у тебя Прусы». Прусский герцог - вассал Польши; Грозный, следовательно, «вотчиной в прикладе» именует вассальную (ленную) территорию. Так понял это место и Баторий: возражая на комментируемое послание, он (или Замойский - составитель ответа) писал, что, если бы Ливония была у русского царя в «ленном голде» (т. е. в вассальной зависимости), то сохранились бы «привилеи» и другие документы ленных отношений, и русские государи предлагали бы на утверждение «папежу» ливонских «Опекунов», как это делают польские короли с Пруссией (КПМЛ, т. II, стр. 188 - 190). О рижском архиепископе Вильгельме см. выше, прим. 21.).А что панове твои говорят, что лифлянты рать вели блаженный памети с великим государем Васильем и царем всея Руси с отцом напшм, и тому дивитися нечому! Многижъды подданой, хотя ис подданства выступити, да государю своему противитца - ини его за то казнят . А Ягайло и Витолт так с Прусы битву вели, и предки твои с Кондратом, князем Мазовецким воевалися. А ко отцу нашому блаженныя памети великому государю Василыо, цару всея Руси, присылал к нему бити чолом княже Пруский Ольбрехт, немецкого чину высокий маистр Пруский, маркрабий Брандемборский, Статинский, Памерский, Касубъский, и Вендиский, дука бургравий Ноурмеръский, князь Рунгенский о помочи на старшого Жик-гимонта короля (А Ягайло и Витолт так с Прусы битву вели, и предки твои с Кондратом, князем Мазовецким воевалися. А ко отцу нашему...присылал к нему бити чолом княже Пруский Ольбрехт... - В 1410 г. Витовт в союзе с Ягайло и русскими князьями одержал над Прусским орденом победу под Грюнвальдом. - Конрад Мазовецкий вел переговоры с Иваном III о союзе против Ягеллонов в 1493 г. (см. Сб. РИО, т. 35, № 21). Герцогство Мазовня (главный город - Варшава) сохраняло независимость от Польши (столицей ее был Краков) до начала XVI в. - Альбрехт, последний магистр Прусского ордена (впоследствии первый прусский герцог), вел переговоры с Василием III о союзе против Сигизмунда I в 1517 - 1520 гг. (этими переговорами занят весь т. 53 «Сборников РИО»).). А ты и сам почему ко Кгданъску ходил ратью? Ведь он твой, и к своему почто ратью ходить? (ко Кгданъску ходил ратью? Ведь он твой, и к своему почто ратью ходить? - Грозный вспоминает о войне, которую Баторию пришлось в начале его царствования вести с городом Гданьском (Данцигом). Чтобы оценить всю колкость этого замечания, следует помнить, что жители Гданьска в 1576 - 1577 гг. отнюдь не считали себя подданными Батория, а признавали своим королем габсбургского императора, одновременно поддерживая сношения с другими врагами короля, в частности (по польским известиям) и с русским царем и его тогдашним вассалом Магнусом (Археографический сборник документов, относящихся к истории сев.-зап. Руси. Вильно, 1867, т. IV, стр. 30).). А так Лифлянтская земля рать против отца нашего по тому ж учинила. А что панове твои говорят: что лифлянты утеклися до вас, королей Полских и великих князей Литовских, ино покаместа они в своей воли были, и они к вам почему не утекалися? И как они нам израдили, и мы на них гнев свой положили, и их разрушили, и они к вам утеклися. Иного во всей вселенной хто беглеца приимает, тот с ним вместе не прав живет; и то не в чужое ли вступился еси? А о чем, коли они были не разрушены, и вы ими не умели владети? А коли Витолт з Ягайлом розницу вел о отцове убийстве, и в которых он немцах был, и с которыми немцы к Вилне ратью приходил, и мало Вилни не взял?! (и с которыми немцы к Вилне ратью приходил... - Речь идет о походе Витовта в 1390 г. против его двоюродного брата Ягайло, занимавшего в то время польский и литовский престол; в результате этого похода престол в. к. Литовского был уступлен Витовту. Витовт пользовался в этой борьбе поддержкой Ливонского ордена - «пойдет князь великий Витовт с немцами до Вилни...и оступят город Вилню» (НСРЛ, XVII, 165). Иван Грозный приводит этот факт, как доказательство того, что орден не только не был частью Польско-Литовского государства, но, наоборот, сам играл активную роль в судьбе этого государства. ). И того тобе жадным словом указати нелзя, коли была Лифлянтская земля не разрушена, чтоб она была послушна к королевству Полскому и к великому князству Литовскому, и то по всяких справах может ся знати, что Лифлянтская земля большей присегала к нашому государству, нижли к вашому.
Выдача 'корма' польско-литовским послам. Миниатюра из Синодального списка Никоновской летописи
И о том что много и говорити! То уже указано, что вы за посмех называете Лифлянтскую землю своею, а то все ныне, хотя неповинного кровопролитства хрестиянского, паны твои взывають Лифлянтскую землю не по правде своею подданою. А что твои панове рада говорили послом нашим, что ты на том присегал, что тобе Лифлянтское земли доступати, и то хрестиянское ли дело, что того для присегать, что за посмех, напрасно хотя гордости и корысти и разширения государству, неповинная кровь хрестьянская розливати? Ино ты писал, что предкове наши з неправъдою своею государство размножили, - а ты з великою правъдою отъискиваеш: с кровопролитъством через присягу? А что панове твои рада говорили нашим послом, что они за лифлянты стали со всею землею, что Лифлянтская земля костел римской, з ними поляки одна вера, и той всей земли пригоже то быти в твоей стороне, а в одной земли два государа, и тут добру не бывать: «А у нас государ поволной; обираем собе государя, кого захотят, которой государ у нас ни будет, и он без нас ничого не делает; а что и захочеть делати, ино мы не дадим; а ныне нашего государя нашого как есмя обирали, и мы то ему сказывали, что многие места от нашие земли по неправдам государа ва-шого и предков его, отлучоны; и государ наш нам на том присегал, что ему давно зашлых мест отъискивати, и Лифлянтская земля очистити». И то которое хрестиянское дело? Называетеся хрестияне, и у папы и у всих римлян и латын то и слово, что однако вера греческая и латынская; а коли собор был в Риме при Евгеньи папе Римском, от создания миру в лето шестьтысечное девятьсот чотыридесят семое, и тогды был на том соборе греческий царь Цариграда Иван Мануйлович, а с ним патреарх Цараградъский Иосиф (на том его соборе и не стало), а из Руси был тогды Исидор митрополит; и уложили на том соборе, что однако быти греческой вере и з римскою. Ино паны твои то ли хрестиянство держат, что не любят под греческою верою Лифлянтское земли? А они и своему папе не верають: папа их уложил, что однако вера греческая и латынская, и они то разрушают, и отводят людей от греческой веры к латинской (папа их уложил, что однако вера греческая и латинская, и они то разрушают и отводят людей от греческой веры к латинской. - Положительная оценка, которую дает здесь Грозный Флорентийской унии 1439 г., и его готовность признать «латин» «однакюш» (едиными) с «греческой» (православной) верой находятся в резком противоречии с обычной, резко отрицательной оценкой этой унии и «латинства», принятой в Московской Руси и, несомненно, разделявшейся и Грозным (ср. замечание о «латинской ереси» в грамоте, написанной от имени Воротынского, - см. стр. 269). Несомненно, что приводимое высказывание Грозного об унии представляет собой дипломатический прием, рассчитанный не столько на польского короля, сколько на папу, с которым царь в это время начал переговоры.). И то хрестиянское ли дело? А у нас которые в нашей земли держать латинскую веру, и мы их силою от латинское веры не отводим, и держим их в своем жалованья з своими людми ровно, хто какой чести достоин, по их отечеству и по службе, а веру держат, какову захотять. А что паны твои говорили, что в одной земли два государа, и тут добру не бывать, - и мы вжо к тобе о том и послали, чтоб ты с нами постановенье учинил о Лифлянтской земли, и ты с нами постановенья подобного не учиниш. А что ты присягал на том, что тобе давно зашлых мест отъискивати, и Лифлянтская земля очистити, так же и паны твои меж себя о том присегали, что им за то стояти, ино то для неповиного кровопролитства хрестиянского уделано з бесерменского обычая. И тот твой мир знатен: ничого иного не хочеш, толко бы хрестиянство истребите, мирити ли се тобе с нами, и твоим паном бранитилися, толко бы тобе свое хотенье и твоим паном улучити на пагубу на хрестиянскую. Ино то что за мир? То прелесть! А толко нам тобе всее Лифлянтское земли поступитися, и нам в том убыток великий будет; ино то что за мир, коли убыток? А ты ничого иного не хочеш, толко бы тобе над нами вперед силну быти. И чим нам тобе самим над собою силу давати? И коли еси силен, и желателен крови хрестиянское, и ты, силою проливая кров неповинную хрестиянскую, емли. А и под Невлем панове твои рада послом нашим - столнику нашему и наместнику Нижегородскому князю Ивану Васильевичу Ситцкому-Ярославскому с товарыщи, также жадая крови хрестияиское, говорили; толко мы тобе не поступимъся всее Лифлянтское земли, и ты хочеш тых всих мест доступати, которые от великого князства Литовского к Московскому (Испр.; Л Московскову.).государству отлучени, а на том тобе не переставывать и неуспелося будеть чого ныне доступити, и то и вперед не уйдет. И коли такое твое и панов твоих рад непрестанное умышленье и желание на неповинное крови розлитье хрестиянское, и тут которому миру быти, и доброго дела ждати! Изначала же, тебя емлючи панове на государство, на том тебе к присязе приводили, что тобе всих давно зашлых дел отъискати, - ино на што было и послов посылати? Одною душею, да двожды присегати: паном и земли ты присягал, что тобе того доступати, а послы, что тобе зделати с нами мир. И тобе уж на том присегати, что иных мест нам поступитися, что пригоже! Да на том присегати ж, ино не ведомо будеть, которая присега крепчей, и самому тобе на той ли присязе быти, на чом еси земли присегал, или на той тобе присязе быти, что послы твои с нами зделають, или наши послы с тобою зделають меж нас? Ино тут одной присязе которой-нибудь быти изрушеной, а тому статися не мочно, что присяги обе крепко держены были, а не изрушены; и тут которому доброму делу быти? И потому меж обеюх наших земель довека кровопролитству не перестать. А и то хрестиянским ли то обычаем делаетца, как еси ослободил нашим послом к нам отпустити нашого сына боярского Микифора Сущова. и твои панове рада велели тую грамоту, которую к нам посылають, к собе принести, да ее чли, а вели писати то ж, что ты пишеш, и иново ничого не дали писати? (и иново ничего не дали писати. - Грозный здесь возвращается к истории посольства Сицкого под Великими Луками (в 1580 г); Н. Сущов был отправлен Сицким вместе с гонцом Батория Гр. Лазовицким (см. выше, прим. 18).). Ино то неведомо послы, неведомо полоняники, неведомо твои люди, неведомо мои люди, что жадного слова без твоего ведома не смеют написати. Ином то прямое вытес-ненье, а не так, как твои послы по своей воли зделали, и ты тое присягу изламал. Ино что послов и посылать, коли вы всею землею на кровопролитство устремилися? Сколько послов ни посылай, что ни давай, а ничем не утешиш, а миру не бывать. А что твои ж паны говорили, что они на том тобе и взяли, что давно зашлые дела исправити, да и сам еси писал и приказывал с послы и с посланники и не одинова. И то к которому доброму делу пристоит: с обе стороны не один государь извелся, и тые уже отошли на божий суд, а ты болыпи за сто лет изыскивает. Ино то, тые вси государи не умели того здумати, што за свое стоять, а которые при них были бояре и паны рада, тые глупы были, што того не отыскивали никоторыми обычеи, не токмо что кровью? А ты тых всих предков своих дородней, а паны рада твои умнее отцов своих; чого отцы их не умели отыскать, то они кровопролитством одыскивають. Дале ж уже что и от Адама дела лося, и того станет отъискивати! И коли давно зашлые дела отъискивати, и тут опроче кровопролитства иного нечего ждати; и коли ты пришол крови проливать, а паны тебя взяли на государство крови ж розливати: ино нашто было послов просити? Ведь ничим не утешиш, доколева кровопролиства насытятца хрестиянского. Ино то знатьно, что ты делает, предаваючи хрестиян-ство бесерменом! А как утомиш обе земли - Рускую и Литовскую, так все то за бесермены будеть. И ты хрестиянин име-т нуешъсе, хрыстово имя на языце обносит, а хрестьянству испровержения желаеш.
А что вечным миром хочеш з нами миритисе, ино и преж сего при твоих предках перемирье крепчей бывало миру; перемирья нихто не рушивал, а миры вечные всегда рушилися, а ныне и поготову нечему верити, потому что тобе присяга ни во что, порушити за игры места: что послы твои на чом нам присегали на грамоте, и ты тую присягу порушил, да кров проливать почал. Ино нечему верити, коли за присягненье не твердо держишься, и потому вечному миру меж нас быти с тобою нельзя, что нечему верити. А город Себеж, который есмя з божею волею еще не в звершеные свои лета в свое имя поставили (А город Себеж, который...еще не в звершеные свои лета…поставили. - Крепость Себеж была построена русскими в 1536 г. на отвоеванной у польско-литовского короля территории. В феврале 1537 г. послы польского короля Сигизмунда I («Старого»), при заключении русско-польского перемирия согласились «поступиться города Себежа» (Сб. РИО, т. 59, стр. 101).) при старшем Жикгимонте короли, и он з своей побожности, не хотя видети кроворозлитства во кре-стиянъстве как ест государ хрестиянъский, хотя покою видети во крестиянстве, того местца нам поступился, а за то с нами кровопролитства во хрестиянъстве не вел. И тот бы город сам любо зжечи или розволочити велел, а землю бы нам тобе тое к Полоцку поступитисе: а ты пришлец, а того просиш, что не пригодитца к делу; ино тут как доброму делу быти, коли твое такое прошение не поделное? А что ты писал в своей грамоте, что есмя посылали к тобе послов своих, и что послы наши великие дворанин наш и наместник Муромъский Остафеи Михайлович Пушкин, да дворанин наш и наместник Шацкой Федор Анъдреевич Писемъской, да дьяк Иван Андреев сын Трифанова до тебе пришли з листом нашим верущим, и в том листе пишеть, чтоб ты им веру дал, что они именем нашим учнут тобе говорити; ино то во всяком опасном листе пишется так, и что будеть тобе не в обычей, что в той земли делалося до тебя, и ты, старых панов спрося, про то уведай. А что они тобе объявили, что они полную науку имут, а зсы-лаешъсе на их грамоту, и по сей твоей грамоте, что к нам послы наши питали (во всяком опасном листе пишется так...уведай...А что они тебе объявили, что они полную науку имут, а зсылаешъсе на их грамоту, и по сей твоей (?) грамоте, что к нам послы наши писали (?). -В «верующем листе» (верительной грамоте) послов Пушкина и других содержалась традиционная фраза: «и что они учнут тебе, брату нашему, Стефану королю говоритн, и ты б им верил, то есть наши речи» (КПМЛ, т. II № 63); Баторий повторил эти слова в грамоте, посланной с Дзержком (там же, стр. 139). - Дальнейший текст не вполне ясен (может быть, тут какой-нибудь пропуск в тексте?); переводим его приблизительно.), ино ты о всем о том паном своим приказовал послом нашым говорити, и по тому, как послы нашы к нам писали, что твои у нас запросы, доброму делу статися невозможно. А что нам дати полная наука послом своим, ино полнее того как наука давати! И так тебе послы наши поступалися болшей семидесят городов ( И так тебе послы наши поступалися болшой семидссят городов. - Условия мира, предложенные б. Пушкиным, см. выше, прим. 3. Говори об уступке Курляндии Баторию, Грозный имеет в виду формальный отказ от этой части его «извечной вотчины», - фактически же Курляндия никогда не находилась в его руках.)), Полоцка и с пригороды и из нашие вотчины из Лифлянтские земли городов оприч Курлянъские земли, а Курлянская земля к тобе к тому наддатка, а в ней ест городов с тридцать. А того ни в которых государствах не ведетца, чтоб городов поступилися; нихто никому ни одного города не поступится, а мы тобе столко городов поступалися, а тебе на доброе дело не могли привести! А что они просили у тебе в нашу сторону из наших отчины и Лифлянтские земли, Новгородок, Сыренеск, Адеж, и Ругодев, а ты и того нам не хочеш поступитися! А что они просили у тебе нашые извечные вотчины, что ты поймал, и та наша отчина прародителей наших, и нам было как тобе тое своее отчины поступатися, то наша отчина извечная от прародителей нашых! И ты того всего делати не похотел, а хотел их отпустити без дела, и они тебе просили, чтобы еси им позволил с нами обослатися, а ты им объявил, каковым обычаем меж нами приязни статися пригоже, и нам бы взглянувши в писанье своих послов, во всих тых речах науку им достаточную и моц полную дати.
И мы писанье своих послов вычли гаразд, и вси твои объяв-ленья вразумели; ино таковое твое объявление не токмо нам меж себе приязни статися не пригоже, и доброе пожитье и покой хрестиянству разораеш и на кровопролитство наводиш, но и потомком нашым на многие лета невозможно в приязни быти, развее на долгий час меж себе кровопролитъство вести безъпрестанное. А науку нам достаточную и мод полную болшей того как давати? А что пишеш о своем войску, что будуть близко наших границ, ино от того убыток будеть; ино то давно ведомо, что ты завсе прагнеш на кровопролитъство хрестиянское! А что город Себеж нам разрушити, а землю его тобе поступитися, ино то к доброму делу не пристоить; и коли бы ты хотел покою в хрестиянъстве, и ты б к городу к Полоцку не ходил, и его не имал, ино бы то все была одна земля, ино бранитися не о чом. А и тут похочеш правды держати, ино Себеж с Полоцком при старшем Жикгимонте короли, и при новом Жикгимонте-Августе короли перемиръе был, а брани ни о чом не бывало; а ты нынеча все з задором пишеш. А что твои па-нове рада говорили, что ты против Себежа велиш Дрис зжеч - ино так младенъцов омыляють, как твои панове то говорили; а нам в том которой прибыток? ( ино так младснъцов омыляють, как твои панове то говорили: а нам в том которой прибыток? - «Омылять» (польск. omylic) - обманывать, надувать. - Дрисса - крепость при слиянии р. Дриссы и Западной Двины, в 1565 г. была занята русскими, в 1581 г. обратно отвоевана Баторием.). Мы Себеж велим зжечи, а ты велиш Дрис зжечи, а обе земли у тебя будуть! И ты, зжогши, да опят велиш поставить. Ино то твоих панов ухищренье, а не дело! А что пишеш в своей грамоте, чтоб нам миритися межи себе так, как бы доброе дело непорушно утвержалося на добро хрестиянское, а межи бы нас приязнь множиласе, а малым бы делом болших дел порушити не хочеш, - и ты пишеш, чтоб было дело доброе непорушно, а сам же всякими обычаи доброе дело разрушаеш, а малым бы делом болших не порушити, и ты ни малого, ни болшого дела в крепости не поставиш, толко одно то, чтоб воевати! А что писал еси о купецких людех, инотые задержаны потому, что учинилася меж нас розмирица, а держать их во всяком покое, а не як вязней, и товары их вси у них не поотниманы, на тых же у них дворех стоять, на которых дворех они стоять; а не отпустим их для того, чтоб они, пришедши к тобе, вестей не сказывали, что они в нашем государстве ведають, по тому ж как ты для вестей и за нашим прошеньем наших вязней не выдаеш на окуп и на обмену для того, чтоб нам про тебе, и про твою землю ведома не было. А коли бог дасть меж нас доброе дело будеть, и мы их тогды отпустим со всими их маетностями без всякое шкоды, а подлинъно есмя к тобе о том особную свою грамоту послали (особную свою грамоту послали. - Вместе с комментируемым посланием Иван передал Баторию через Дзержка специальную грамоту по вопросу о задержке купцов (КПМЛ, т. II, № 71; аргументация здесь та же, что и в комментируемом послании; Грозный предлагает также рыдать купцов до истечения военных действий в обмен на пленных русских бояр и дворян).). А чтоб нам твоего дворанина Крыштофа Держка не задержав, к тобе отпустити к тому сроку, как еси нашим послом объявил, и мы его отпустили, как нам успелося. А тот твой дворашш Крыштов Держко приехал к нам за трынадцать ден от того сроку, и ему было к тобе к тому сроку не поспеть же; а хоти бы мы его и поборжей того отпустили, и к тому бы сроку хоть и поспел (и к тому бы сроку хоть и поспел. - Баторий требовал, чтобы Дзержек вернулся к послам - Пушкину и другим - через три или самое большее четыре недели (КПМЛ, т. II, 139), т. е., примерно, к началу июля 1581 г. (он выехал 5 июня). Приехал он в Москву только к 20 июня (ЦГАДА, Польского двора кн. № 13, л. 4), отпущен был 30 июня (срок необычайно короткий для московских дипломатических обычаев), но в Вильну смог приехать только к 15 июля.)), и тебе было нам тым не утешить же, и от кровопролитства не унять же; поспеет ли, не поспеет ли, мир ли, не мир ли - а однако кровопролитству быти! А предки твои вси всего того дожидалися на своих на столечных местех, а не в ратном походе, ни на пограничных местех. И мы к тобе его отпустили, как ся вместило. А что подъему просиш, и то вставлено з бесерменского обычая: такие запросы просят татарове, а в хрестиянских государствах того не ведется, чтоб государ государу выход давал, того во кре-стиянех не ведется, то ведеться в бесерменех, а в хрестиянъ-ских государствах нигде того не сыщеш, чтоб меж себя выходы давали; да и бесермены меж себе выходов не емлють, развее на хрестиянех емлють выходы. А ты зовется государем хрестиянъским, почто на хрестиянех просиш выходу з бесерменъского обычая? А за што нам тобе выход давати? Нас же ты воевал, да такое плененье учинил, да на нас же правь убыток. Хто тебе заставливал воевать? Мы тобе о том не били чолом, чтоб ты пожаловал, воевал! Прав собе на том, хто тебе заставливал воевать; а нам тобе не за што платити! Еще пригоже тобе нам тые убытки заплатити, что ты напрасно землю нашу приходя воевал, да и людей всих даром отдать. Да и то по-хрестиянски ли у тебе делается, что ходя к тобе послы наши и посланники и гонцы по твоим опасным грамотам, и которых они людей от себе отворочають назад и подводы, и твои украинные люди, оршане и дубровляне и иных многих городов, тых наших людей и проводников, которых отворочивають послы наши и гонцы, их самых грабять и обыскивають военъным обычаем, и лошади у них отнимають? Да что много писати; коли устремился еси на такое кровопролитство и гордыню, а побожность хрестиянскую на сторону отложа, и в такое безмиръе и высость взялся еси, кабы хочешь вдруг поглотити, а фалишъся яко Амалик и Сенахирим или якож при Хоздрое Сарвар воевода (Амалик и Сенахерим или якож при Хоздрое Сарвар воевода. Амалик и Сенахерим - библейские «неблагочестивые цари», враги Израиля. Сарвар - полководец Хозроя II, персидского царя, воевавшего с Византией в начале VII в. Легенда о Сарваре содержится в Хронографе (ПСРЛ, XXII, 304 - 305), - в ней рассказывается, что император Ираклий I, не надеясь на свои силы, «предал свой град» богородице, и она-, его защитила; потрясенный Сарвар обратился к Ираклию с покаянным письмом (приводимых Грозным надменных слов Сарвара в Хронографе нет).), хваляся на царствующий град, глаголет: «не блазнитеся убо о бозе, в оньже веруете, утре бо град ваш, яко птицу, рукою моею возму!» Мы ж положихом вышняго прибежище собе, и уповаем на силу животворащаго креста, и ты воспомяни Максентея в Риме, како силою честнаго и животворащего креста погибе; и вси гордящейся и висящеися николи ж без погибели не бывають, якож рече пророк: «Видих нечестиваго превозносящася, и висящася, яко кедри Ливанские: и мимо идох, и сей не бе, и взысках его, и не обретеся место его. Храни незлобие, и виж правоту, яко ест останок человеку мирну». И паки той ж пророк глаголеть: «Не спасетца царь многою силою своею, и исполин не спасется множъством крепости своея. Лож конь во спасение, во множестве же силы своея не спасетъся. И государ советы языком розораеть, и отметаеть мысли людей, совет же господень пребываеть во веки; не в силе бо констей благоволит господь, ни в лыстех мужъских: благоволить господь на боящихся его и уповающих на милость его». И коли еси силен, и ты плени: «Господь мне бысть помощник, не убоюсе, что сотворить мне человек? Благо ест уповати на господа, нежели надеятися на человека; благо ест уповати на бога, нежели надеятися на князя. Вси языцы обыйдоша мя, и именем господним претивляхсяим: обышедше обыйдоша мя, и именем господним претивляхся им; обыйдоша мя яко пчолы сот, и разгоришася, яко огнь в тернии; и именем господним претивляхсяим. Крепость моя и пение мое господь бысть мне во спасение». И коли уж так, что все кровопролитье, а миру нет, и ты б наших послов к нам отпустил, а православънаго хрестиянства кровопролитства и нас з тобою бог разсудить.
Будеть же похочеш воздержатися от неповинъного кровопролитъства хрестиянъского, и мы с тобою хотим перемиръя и вечного пожитья. А как нам с тобою быти в вечном покое или в перемиръи, и по тому как мы к тобе приказывали з своими послы, з дворанином своим и наместником Муромъским с Остафъем Михайловичым Пушкиным с товарыщи, и ты в перемиръе с нами по тому быти не похотел: и нынече и мы с тобою в перемиръи быти не хотим, и в вечном покою быти не хотим по тому, как есмо приказывали к тобе з своими послы - столником своим и наместником Нижегородским со князем Иваном Васильевичем Ситцким-Ярославским с товарыщи и з нынешними своими послы, з дворанином и наместником Муромским, с Остафъем Михайловичем Пушкиным с товарыщи. А хотим с тобою в перемиръе быть и в вечном покою по тому, как есмя ныне к своим послом наказали, и грамоту свою прислали и науку им дали о последнем деле, как меж нас с тобою мочно им доброе дело постановите. А чтобы нам прислати к послом своим лист свой отвористый, как нам меж себе в доброй приязни быти, а тобе бы имовернонку застановенью покою приходити, и на листе своем отвористом и писав прислати, за которым бы листом послы наши дела таковые становити и докон-чивати могли на покой хрестиянский: и мы тому лист свой послали отвористый за своею печатью к своим послом.
А болшей того нам в перемирьи с тобою быти нелзя, а хотим с тобою в перемиръе быти по тому, как есмо ныне к тобе писали, а иные есмо речи послали, и наказ к послом своим, и велели тобе говорити (хотим с тобою в перемиръе Сыти по тому, как есмо ныне к тобе писали...и велели тобе говорити. - Новые условия перемирия, посланные царем своим послам через Дзержка, заключались в следующем: парь соглашался уступить Баторию в Западной Руси еще три города - Великие Луки, Холм и Заволочье, но желал за это удержать в Ливонии,, кроме городов, упомянутых Пушкиным и другими, еще несколько, в том, числе Юрьев. Условия эти были отвергнуты польским королем (КПМЛ,. т. II, стр. 176), но, по словам королевского секретаря Петровского,, в польском лагере были липа, считавшие, что «ради мира мы могли бы довольствоваться этим, имея в своих руках Луки, Полоцк н свободно» плаванье по Двине, лишь бы был мир, а не перемирие» (Дневник последнего похода, стр. 44 - 45, 49).). И толко похочеш с нами доброе приязни, и в докончанье быти или в перемирье, и ты б был по тому, как есмо ныне послом своим приказали, к дво-ранину своему и наместнику Муромскому Остафью Михайловичу Пушкину с товарыщи. А будеть же не похочеш доброго дела делати, а по хочешь кровопролитъства хрестиянского, и ты б наших послов к нам отпустил, а уже вперед лет на сорок и на пятдесят послом и гонцом промеж нас не хаживати. А как к нам послов наших отпустиш, и ты б их проводите велел до рубежа, чтоб их тыи твои украинные лотры не побили и не пограбили; будет што над ними учинитца какая шкода, и та неправда от тебе ж будеть. Мы убо советовахом собе и тобе благая, ты же непослушлив, якоже онагр конь, убо на брань готов: от господа же помощ! Мы ж о всем возложихом упование на бога; тот, яко же хощеть, и зовершить нам благая силою своею животворащего креста. На его силу уповая и вооружився во все оружие креста, против врагов своих ополчаемся силою крестною.
А сю есмя свою грамоту запечатали своею болшею печатью, извещая тобе, каково нам бог поручил государъство. Писана в царъствия нашого дворе града Москвы, лета семь тисеч осмъдесят девятого июня в двадцать девятый день, индикта девятого, государствия нашого сорок шестого а царств наших: Росейского 34, Казанского 28, Астороханского двадцать сеемого.