9

Меры майора Трухина в Василькове. - С. Муравьев в Ковалевке. - Поездки Башмакова, Фурмана, Какаурова и Бестужева. - Вступление Муравьева в Васильков. - Арест Трухина, захват знамен и полкового ящика. - Приход Шутова с частью 5-й роты. - Арест жандармов

Все, случившееся в Трилесах, было уже известно в городе. Ужас распространился между жителями, а местное начальство старалось взять меры, могущие остановить успех Муравьева. Трухин, старший майор после С. Муравьева, удвоил городской караул и отправил приказание во все роты непременно собраться в город. Узнав, что Соловьев и Щепилло приехали в Васильков и остановились у полкового квартирмейстера, поручика Войниловича, майор Трухин тотчас взял роту внутренней стражи, городничего и дежурного по караулам, поручика Быстрицкого, пошел на квартиру офицера и там арестовал Соловьева и его товарищей, в то время как они отдыхали, ожидая свежих лошадей. Потом приказал поручику Быстрицкому ехать в деревню, принять роту Соловьева и привести ее в Васильков. На главной гауптвахте, где содержались арестованные офицеры, было отдано строжайшее приказание от майора никого к ним не впускать, не говорить ни слова с мятежниками и если они вздумают подговорить караульных, то стрелять по ним без всякого сожаления. Однако, несмотря на сей строгий приказ, Щепилло и Соловьев не только принимали посещения других офицеров, говорили с солдатами, но даже рассказали им подробно о всем случившемся в Трилесах и просили их не оставлять своих товарищей в столь трудных обстоятельствах. Как караульные солдаты, так и офицеры, посещавшие арестантов, обещали непременно присоединиться к восставшим ротам.

В скором времени майор Трухин, вероятно из предосторожности, разлучил Соловьева и Щепиллу, приказав перевести сего последнего на квартиру и содержать там под таким же строгим присмотром, как и на гауптвахте. Бедный майор не замечал, что над его приказаниями явно смеялись не только офицеры, но и солдаты, хотя, по-видимому, приводили их в исполнение.

С. Муравьев в деревне Ковалевке позвал тотчас к себе фельдфебеля и унтер-офицеров 2-й гренадерской роты, чтобы узнать их мнение относительно замышляемого возмущения. Видя, что они готовы разделить с ним все опасности предприятия, он приказал фельдфебелю собрать роту. Гренадеры собрались против квартиры своего ротного командира, с которым Муравьев вышел к ним и после обыкновенных приветствий объявил о деле в коротких словах. Потом спросил их, чувствуют ли они довольно мужества, чтобы отважиться на столь смелый и великий подвиг. Гренадеры единодушно изъявили свое согласие и отвечали положительно. Распустив их по квартирам, С. Муравьев приказал им готовиться к походу.

Для успеха восстания, начатого без всякого предварительного плана, необходимо было скорое и единодушное содействие всех членов тайного общества. С. Муравьев был уверен в преданности к общему делу членов Славянской управы и потому спешил их уведомить о восстании Черниговского полка. С сим намерением он послал Башмакова известить о сем членов 8-й артиллерийской бригады и пригласить их к поднятию оружия. Кроме сего, Башмаков должен был заехать к капитану Черниговского полка Фурману и отправить его с таким же поручением к членам 8-й пехотной дивизии. Вслед за Башмаковым Муравьев послал в 17-й егерский полк, к подпоручикам Вадковскому и Молчанову, унтер-офицера Какаурова с запискою, в которой просил одного из них приехать в Васильков для совещания (Вместо того, чтобы послать Какаурова в 1-й егерский полк с приказанием, дабы члены, там находящиеся, взбунтовали тотчас полк и шли бы к черниговцам на помощь, С. Муравьев приказал приехать в Васильков одному члену и тогда дал ему оное поручение. От сего произошла неудача и потеря времени, которое так дорого в сих случаях). От скорого исполнения подобных приказаний, может быть, зависел жребий С. Муравьева и его товарищей, но, к несчастью, сии приказания не были исполнены с надлежащею скоростью и точностью. Унтер-офицер Какауров выполнил возложенную на него обязанность как следовало умному и расторопному солдату; но поведение Башмакова и Фурмана заслуживает самое строгое порицание. Вместо того, чтобы спешить в назначенные им места, они теряли время за картами и вином. В 25 верстах от Василькова они были арестованы земским исправником, который взял их за карточным столом весьма не в трезвом виде.

Бестужев-Рюмин приехал в Ковалевку и тут узнал о происшествиях, случившихся во время его поездки. Положительно неизвестно, где он был, но, вероятно, сколько можно догадываться по обстоятельствам, он ездил в ближайшие полки и приглашал к действию командиров оных (Положительно известно, что Бестужев приезжал в Радомысль к Швейковскому и тот от него спрятался. С огорчением он уехал оттудова, но неизвестно, где он еще был. Станционный писарь г. Радомысля после разбития С. Муравьева доставил начальству записку, писанную на французском языке к Швейковскому, где он приглашал его к восстанию. Из сего видно намерение Бестужева и его неудача; вероятно, он был и у других полковых командиров. По возвращении своем, он очень скрывал от черниговских офицеров, куда он ездил, где был и зачем). Почти вслед за ним пришел Кузьмин с частию своей роты. Опасаясь оставить С. Муравьева без прикрытия, он дожидался, пока соберется вся рота, разбросанная по деревням, и препоручил своему фельдфебелю Шутову привести остальную команду в город Васильков.

На другой день (30 декабря), рано поутру, С. Муравьев, с 1-й гренадерской ротою и большею частию 5-й мушкетерской, выступил из Ковалевки, намереваясь в один переход сделать 35 верст и прийти в Васильков. Майор Трухин, узнав о сем движении, приказал в городе бить тревогу, а 4-й мушкетерской роте, занимавшей караулы, приготовиться к бою. Сии приготовления навели на городских жителей ужас: думали, что чрез несколько минут Васильков будет театром кровавой битвы, но вышло совершенно противное.

В 3 часа пополудни авангард С. Муравьева, под командою Сухинова, спокойно вошел в город, достиг городской площади без всякого сопротивления и не обнаружил никаких неприязненных расположений против жителей. Миролюбивый вид мятежников ободрил майора Трухина. Надеясь обезоружить их одними словами, в сопровождении нескольких солдат и барабаншика, он подошел к авангарду и начал еще издалека приводить его в повиновение угрозами и обещаниями, но, когда он подошел поближе, его схватили Бестужев и Сухинов, которые, смеясь над его витийством, толкнули его в средину колонны. Мгновенно исчезло миролюбие солдат: они бросились с бешенством на ненавистного для них майора, сорвали с него эполеты, разорвали на нем в куски мундир, осыпали его ругательствами, насмешками и, наконец, побоями. В сие время С. Муравьев, подошедши с своею колонною на площадь, избавил Трухина от дальнейших неприятностей, приказав солдатам не трогать его и отвести на гауптвахту под арест. Почти в то же самое время 4-я мушкетерская рота, стоявшая в карауле, и 6-я, пришедшая к ней на смену, под предводительством арестованного Соловьева, при радостных восклицаниях присоединились к С. Муравьеву. Вскоре потом пришел на площадь Щепилло, командуя караулом, содержавшим его под арестом.

Столь счастливое начало оживило новою надеждою сердца черниговских офицеров. Они не сомневались в будущих успехах своего оружия и уже мечтали об окончании трудного подвига. Приезд 17-го егерского полка подпоручика Вадковского усилил еще более их надежды. Он обещал С. Муравьеву, с помощью <своего> товарища Молчанова, взбунтовать если не весь егерский полк, то, по крайней мере, батальон, и в ту же минуту отправился с площади в Белую Церковь для приведения в действие своего намерения. Но, по приезде туда, на заставе был арестован, закован в кандалы и тотчас отправлен в главную квартиру 4-й армии.

Когда все роты собрались на площадь и Муравьев увидел, что город в его власти, он приказал Сухинову и Мозалевскому идти на квартиру Гебеля (которого уже привезли из г. Трилесов) за знаменами и полковым ящиком. При сем случае произошел беспорядок, о котором нельзя не упомянуть. При входе в дом, занимаемый Гебелем, Мозалевскии заметил, что на левом фланге взвода, назначенного под знамена, недостает нескольких рядов; тут же услышал в комнатах шум и крик. Он тотчас же догадался, что солдаты, оставив ряды, ворвались во внутренность дома и предаются там бесчинству. Догадки свои он сообщил Сухинову, который, обнажив саблю, бросился в комнаты и увидел пред собою толпу разъяренных солдат, готовых принести Гебеля в жертву их мщению. Они оскорбляли несчастную жену своего командира, а некоторые даже предлагали убить ее, вместе с малолетними ее детьми. Просьбы и ласковые слова были в сем случае бесполезны. Одна твердость характера, смелость и решительность могли укротить буйство солдат. Сначала Сухинов угрожал наказать смертью тех, которые, забыв военную дисциплину, оставили ряды без приказания офицера, осмелились нарушить спокойствие бедной женщины, оскорбляют ее и даже замышляют гнусное убийство. Но, видя, что его слова не производят никакого действия, он решил подтвердить оные делом и наказать немедленно первого виновного. Раздраженные солдаты вздумали обороняться, отводя штыками сабельные удары, и показывали явно, что даже готовы покуситься на жизнь своего любимого офицера. Сухинов, не теряя духа, бросился на штыки, осыпал сабельными ударами угрожавших ему убийц и выгнал их из дому. Остальные солдаты, стоявшие в это самое время на дворе под командою Мозалевского, хотели было идти на помощь к своим товарищам, но Мозалевский встал впереди и с саблею в руках сказал им, что кто первый осмелится и пошевелится, тот ляжет на месте. Мужеством и твердостью сих двух офицеров спасена жизнь Гебелю, его жене и детям и дом избавился от конечного разграбления.

По возвращении на площадь со знаменами Мозалевский получил от С. Муравьева приказание отыскать непременно скрывшегося полкового адъютанта Павлова, отобрать от него архив, полковую печать и посадить его самого под арест. Щепилле дано было такое же повеление, и, взявши солдат, они отправились вместе с Мозалевским отыскивать Павлова, который, как известно было, скрывался в городе. Поиски были бесполезны. Павлов был спрятан в постели между перинами у жены городничего, где он пробыл до самого выступления С. Муравьева из Василькова, и тогда только оставил свою роскошную темницу и поспешил уведомить киевское начальство о возмущении в Черниговском полку. Сии поиски, коих цель была известна всем в городе, послужили, однако же, к сплетению гнусной клеветы, которой недоброжелатели всякого нововведения старались очернить С. Муравьева и его сподвижников, и выдумали, что будто бы, по приказанию его, уголовные преступники были выпущены из тюрьмы, а уездное казначейство разграблено. Но, по произведенному самим правительством следствию, сии обвинения оказались ложными, к стыду самих клеветников (Офицеры, посланные Муравьевым для отыскания адъютанта Павлова и утомленные долгими и безуспешными поисками, начали расспрашивать городских жителей о беглеце. Мозалевскому какой-то канцелярист сказал, что Павлов скрывается в уездном казначействе. Он прямо туда пошел с находящимися при нем рядовыми, которых, однако ж, оставил на дворе присутственного места, вошел в оное один и, узнав от служащих приказных, что никого другого из посторонних не находилось и не находится в том месте, он вышел обратно и спешил продолжать свои розыски в других местах города. При сем должно заметить, что на этом же дворе находилась городская тюрьма, в коей содержались разного рода уголовные преступники. Сии два обстоятельства подали повод выдумать, будто бы Муравьев послал солдат и офицеров в уездное казначейство с приказанием завладеть государственною казною и, кроме того, разбить тюрьму и освободить оттудова всех преступников. Кто первый выдумал столь унизительную ложь - неизвестно). С. Муравьев оставался на городской площади и пока не делал последних распоряжений. Заметя беспокойство городских властей и желая уничтожить их опасения, он призвал к себе почетных граждан, объявил им цель возмущения, которое нимало не угрожало личной и вещественной их безопасности, просил их не предаваться напрасному страху и уверил, что порядок и тишина будут строжайше наблюдены. Потом просил он доставить под квитанцию нижним чинам съестные припасы и водку. Ласковое и благородное обращение Муравьева не осталось без действия. Успокоенные жители доставили все припасы, удовольствованные солдаты были помещены на тесных квартирах, город окружен военною цепью, а Богуславская и Киевская заставы были заняты сильным караулом. На первую был назначен Мозалевский, на вторую - Рыбаковский. В 8 часов вечера пришел в Васильков 5-й мушкетерской роты фельдфебель Шутов с рядовыми, оставленными поручиком Кузьминым. Не доходя 7 верст до Василькова, около корчмы, называемой Мытницы, встретил его командир 9-й дивизии генерал Тихановский и на его вопрос, куда он идет с командою? - Шутов отвечал:

- К своей роте в Васильков.

- Знаешь ли ты, что делается в полку? - спросил генерал.

- Знаю, и затем именно туда иду, - отвечал смело Шутов.

Генерал Тихановский, услышав сие, приказывал ему идти с командою в дивизионную квартиру или обратно на ротный двор. Шутов отвечал, что не может ему повиноваться и нарушить обещания, данного ротному командиру поручику Кузьмину и батальонному командиру С. И. Муравьеву; что ежели его команда оставит, то он один пойдет в Васильков. Генерал Тихановский, видя твердость Шутова, оставил его и, подошедши к солдатам, стал их уговаривать отстать от своего фельдфебеля и идти не в Васильков, а в Белую Церковь; грозил им жестоким наказанием за непослушание, а в противном случае обещал им большие награды. Но слова и убеждения его не действовали; солдаты остались так же верны, как и их фельдфебель, все до одного пришли под командою Шутова в Васильков и явились к своему ротному командиру. Шутов, донося при вечернем рапорте С. Муравьеву о встрече с генералом Тихановским, сказал ему:

- Я хотел было, ваше высокоблагородие, арестовать его, но не смел этого сделать, не имея на сие никакого приказания (Такая верность и преданность солдат достойна всякого замечания. Шутов знал, что он произведен в офицеры, что приказ об оном находится в дивизионной квартире, также знал, какая его ожидает награда и какое наказание. - Он прогнан сквозь строй и сослан в Сибирь на каторгу). Полагая, что Тихановский может быть приедет в Васильков, С. Муравьев приказал Мозалевскому арестовать его на заставе и привести тотчас к нему. Сего, однако ж, не случилось, но вместо Тихановского в 9 часов вечера на Богуславскую заставу прискакал жандармский поручик Несмеянов. Часовые остановили повозку и вызвали офицера. Мозалевский потребовал от жандарма его бумаги и объявил ему, что он арестован. Жандарм не хотел ничего слушать и показывал вид, что он намерен защищаться, вынимая пистолеты. Мозалевский приказал караульным окружить повозку и скомандовал: «на руку». Нечего было делать: жандарм выдал свои бумаги и был отвезен на главную гауптвахту. В скором времени другой жандармский офицер Скоков, приехавший с повелением арестовать Матвея Муравьева, подвергся той же участи, как и первый, который должен был арестовать Сергея Муравьева.