Глава 11 ВЕЛИКИЙ ГОЛОД

Начало царствования Бориса казалось на редкость благо­получным. Но то была только видимость. Попытки навя­зать народу крепостнический режим наталкивались на глухое сопротивление масс, усиливавшееся от года к году. Признаки недовольства можно было заметить повсюду - в сельской местности и в городах.

Податной гнет и неволя гнали крестьян из старых фео­дальных центров на окраины. В глубинах «дикого поля», далеко за пределами оборонительной черты, образовались казацкие общины, постоянно пополнявшиеся крестьяна­ми. Отражая частые нападения со стороны степных ко­чевников, донские казаки продвинулись к устью Северского Донца и основали там свою столицу Раздоры. Успехи казацкой вольницы вызывали глубокую тревогу в мос­ковских верхах: пока тихий Дон служил прибежищем для беглых крестьян, крепостной режим в Центре не мог вос­торжествовать окончательно. Борис прекрасно понимал это, и его политика в отношении окраины отличалась ре­шительностью и беспощадностью.

Шаг за шагом правительственные войска, продвигаясь вслед за казаками, строили средь «дикого поля» новые го­родки и укрепления. Степные воеводы верстали колонистов на службу и обязывали их пахать государеву пашню. На следующий год после коронации Борис, как мы пом­ним, послал в глубь казачьих земель крупные военные силы для основания города Царева-Борисова. Новая кре­пость отстояла уже на сотни верст от старых русских рубежей. Зато из нее открывались кратчайшие пути к Раз­дорам. Противостояние крепости с царским именем и казачьей столицы имело некий символический смысл. Назва­ние крепости показывало, что взаимоотношения с казачеством стали для Бориса не только предметом постоянного беспокойства, но и вопросом престижа.

Казачье войско не могло существовать без подвоза бое­припасов и продовольствия из России. Стремясь подчи­нить казачью вольницу, Годунов запретил продажу поро­ха и продовольствия на Дон и стал преследовать тех, кто нарушал строгий указ. Царь Борис сознавал, какую опас­ность таит в себе бурлящая окраина. Но предпринятые им попытки стеснить казачью вольность обернулись против него самого. Открытое восстание казаков ускорило кресть­янскую войну.

Городские движения, пережив подъем в 80-х годах, по­шли затем на убыль. Борис не жалел средств, чтобы при­влечь на свою сторону верхи посадской общины. По слу­чаю коронации он предоставил столичному посаду всевоз­можные льготы. Купцы, державшие в своих руках торгов­лю с Востоком через Астрахань, освобождены были на два года от торговых пошлин. Со столичных жителей сложили подати. Нуждающимся вдовам и сиротам роздали деньги, платье и припасы. Аналогичных милостей удостоился вто­рой по величине посад - Великий Новгород. Царь Борис на время «отарханил» свою «отчину - великое государ­ство Великий Новгород», отменил денежные поборы с по­садских дворов, мелких промыслов и торгов. Новгородские торговые люди получили право «повольно ездить» для тор­га в Москву и ливонские города. Власти освободили посад от казенной виноторговли и закрыли царские кабаки в го­роде. Годунов обещал народу позаботиться о том, чтобы «все посадцкие люди жили в покое, и в тишине, и в благо­денственном житье, и тесноту б им, и убытков, и продаж ни от кого ни в чем не было».

Политика в отношении городов определялась тем, что в годы разрухи посады пришли в упадок и обезлюдели. Чтобы возродить городскую жизнь, власти должны были прибегнуть к экстренным мерам, получившим наименова­ние «посадского строения».

В законодательном материале «посадское строение» не отразилось, как и многие другие годуновские нововведе­ния. Это затрудняет его оценку. Отрывочные данные о раз­ных городах помогают обнаружить лишь общее направле­ние политики Годунова. В Болхове, Кореле и Ростове вла­сти предпринимали попытки вернуть на посад старых тяг­лецов, ушедших на помещичьи земли и переселившихся в городские дворы феодалов, или, как тогда говорили, «заложившихся» за дворян. В Казани и Зарайске администрация конфисковала и приписала к тяглу несколько мона­стырских слобод, во Владимире пополнила посад крестья­нами патриаршей слободы, в Калуге «збирала» на посад оброчных крестьян из монастырских и дворцовых владе­ний.

Возрождение платежеспособной тяглой общины в го­родах отвечало интересам казны и одновременно требованиям влиятельной купеческой верхушки. Власти не забыли о московских волнениях первых лет правления Федора и с помощью уступок старались предотвратить их повторе­ние. «Черный посад» нес немалые убытки из-за конкурен­ции со стороны «белослободчиков», живших на городских землях феодалов и имевших податные льготы. Поэтому тяглый посад добивался признания за ним исключитель­ного права на занятие торгами и промыслами. Правитель­ство по временам прислушивалось к голосу посадских лю­дей. В Ростове оно «осадило» в посадское тягло торговых людей «из-за митрополитов и из-за монастырей и всяких чинов» и таким образом решительно покончило с конку­ренцией «белослободчиков».

Политика Годунова послужила в известной мере образ­цом для «посадского строения» середины XVII в. Она как бы предвосхитила будущее. Города были очагами прогрес­са. Их возрождение отвечало глубочайшим экономическим интересам государства. Политика Бориса благоприятствовала развитию сословия посадских людей, но ей недоставало последовательности. Она не была санкционирована законом и, по-видимому, проводилась лишь в отдельных местностях. Крупнейшим посадом страны оставалась Мо­сква, где прживала значительная часть городского насе­ления России и располагались многочисленные слободы феодалов. Потребность в «посадском строении» ощуща­лась здесь всего острее. Но в Москве царь не желал ради интересов посада ссориться с влиятельной столичной знатью и духовенством. Потому реформа не получила в столице сколько-нибудь заметного воплощения.

Городская реформа Годунова отличалась сложным ха­рактером. Государство пыталось возродить города ценой прикрепления членов посадской общины к тяглу. Покровительствуя городам, монархия направляла их развитие в феодальное русло. Проводя «посадское строение», власти строго отграничивали дворян (их называли служилыми людьми «по отечеству», или происхождению) и прочих воинских людей (их называли людьми «по прибору» и на­бирали из числа горожан). Тех, кто не принадлежал к фео­дальному сословию, облагали податями наряду с посад­скими людьми. Известно, что «стройщики» Бориса «поло­жили» в тягло городовых пушкарей и других служилых людей «по прибору» в Переяславле и Зарайске. Сословные различия все глубже раскалывали городское общество. Включенная в состав податного сословия служилая мелко­та в полной мере испытала на себе гнет крепостнического государства. «Посадское строение», там где оно было про­ведено, обострило социальные противоречия.

Горожане составляли небольшую часть населения страны, не более 2%. Прочий народ обитал в крохотных деревнях, разбросанных на обширном пространстве Восточно-Европейской равнины. Политика Годунова в отношении крестьянства носила отчетливо крепостнический ха­рактер. Отмена Юрьева дня и проведение в жизнь указа о сыске беглых крестьян безмерно расширили власть фео­дальных землевладельцев над сельским населением. Дво­ряне все чаще вводили в своих поместьях барщину, повы­шали оброки. Крестьяне с трудом приспосабливались к новому порядку вещей. Они мирились с временной отме­ной Юрьева дня, пока им сулили близкие «государевы выходные лета». Но шли годы, и население все больше убеждалось в том, что его жестоко обманули. Крестьяне протестовали против усиления крепостного гнета как мог­ли. Чаще всего бежали от своих землевладельцев. Появи­лись и более грозные симптомы. Молва об участившихся убийствах помещиков будоражила страну. Власти волей-неволей должны были подумать о средствах к успокоению деревни.

При вступлении на трон Борис обещал благоденствие как дворянам, так и крестьянам. Новый царь, утверждали руководители Посольского приказа, дал «всероссийской земле облехченье» и «всю Русскую землю в покое, и в ти­шине, и в благоденственном житии устроил». Официаль­ные разъяснения произвели глубокое впечатление на ино­странцев. Один из них, австрийский гонец Михаил Шиль, будучи в Москве, писал, что русские крестьяне находятся в полном рабстве у дворян, но Борис намерен строго опре­делить объем повинностей и платежей, шедших с каждого крестьянского двора. Такая мера могла бы задержать повышение оброков и расширение повинностей. Но о прак­тическом ее осуществлении ничего не известно.

В связи с коронацией Бориса власти объявили о нало­говых послаблениях. Служивый иноземец Конрад Буссов писал, будто царь освободил от податей всю свою землю сроком на год. Однако Буссов писал с чужих слов - его рассказу едва ли можно доверять. В действительности пра­вительство проводило дифференцированную политику в отношении различных групп податного населения. Много­численное деревенское население смогло воспользоваться податными льготами в значительно меньшей степени, чем немногочисленное городское. Преимущество получили местности, остро нуждавшиеся в них. Так, разоренный дотла Корельский уезд, незадолго до того возвращенный Швецией России, был освобожден от налогов на 10 лет. В ответ на многолетние просьбы сибирских вогулов Борис велел сложить с них ясак на год, а в будущем уравнять обложение, «как кому можно впредь платить без нужи, чтоб впредь состоятельно и прочно и без нужды было». Среди сибирских татар и остяков облегчение получили только старые и «худые» ясачные люди.

Льготы, предоставленные отдельным местностям, быст­ро исчерпали себя. Крестьяне стонали под тяжестью госу­даревых податей. Налоговый гнет разорял деревню.

В начале XVII в. сельское хозяйство пришло в упадок под влиянием стихийных бедствий. В аграрной России сельскохозяйственное производство отличалось крайней неустойчивостью и в огромной мере зависело от погодных условий. Изучение климатических изменений привело уче­ных к выводу, что на протяжении последнего тысячелетия самое крупное похолодание произошло во второй полови­не XVI - начале XVII в. В различных уголках Европы, от Франции до России, земледельцы сталкивались с одни­ми и теми же явлениями: сокращением продолжительности теплых летних сезонов, необычайными морозами и обильными снегопадами. Климатические перемены не были столь значительными, чтобы вызвать общее сниже­ние сельскохозяйственного производства. Но некоторые области Европы на рубеже веков пережили аграрную катастрофу.

Ухудшение климатических условий совпало в ряде стран с нарушением погодных циклов. На каждое десятилетие приходились обычно один-два плохих и один крайне неблагоприятный в климатическом отношении год. Как правило, плохие годы чередовались с хорошими, и кресть­яне компенсировали потери из следующего урожая. Но когда бедствия губили урожай на протяжении двух лет подряд, мелкое крестьянское производство терпело крушение.

В начале XVII в. Россия испытала последствия общего похолодания и нарушения погодного цикла. Длительные дожди помешали созреванию хлебов во время холодного лета 1601 г. Ранние морозы довершили беду. Крестьяне использовали незрелые, «зяблые», семена, чтобы засеять озимь. В итоге на озимых полях хлеб либо вовсе не про­рос, либо дал плохие всходы. Посевы, на которые земле­дельцы возлагали все свои надежды, были погублены мо­розами в 1602 г. В 1603 г. деревне нечем было засевать поля. Наступил страшный голод.

По обыкновению цены поднимались к весне. Нечего удивляться, что уже весною 1601 г. «хлеб был дорог». Че­рез год рожь стали продавать в 6 раз дороже. Затем эта цена поднялась еще втрое. Не только малоимущие, но и средние слои населения не могли покупать такой хлеб.

Исчерпав запасы продовольствия, голодающие приня­лись за кошек и собак, а затем стали есть траву, липовую кору, трупы людей. Голодная смерть косила население по всей стране. Трупы валялись по дорогам. В городах их едва успевали вывозить в поле, где закапывали в большие ямы. Только в Москве власти за время голода погребли в трех больших «скудельницах» (на братских кладбищах) 120 тыс. мертвых. Эту цифру приводят в своих записках и иноземцы (Я. Маржарет) и русские писатели (А. Палицын). Современники считали, что в голодные годы вымер­ла «треть царства Московского».

К чести годуновской администрации надо заметить, что она с первых дней оценила опасность и всеми средствами пыталась предотвратить массовый голод. Предме­том ее забот стали прежде всего посады. В Сольвычегодске власти специальным указом попытались ввести единые твердые цены на хлеб, вдвое ниже по сравнению с рыноч­ными. Посадская община получила разрешение реквизи­ровать запасы хлеба, расплачиваясь с владельцами по твердым ценам. Скупщиков хлеба приказано было бить кнутом, а за возобновление спекуляций сажать в тюрьму. Меры против хлебной спекуляции на городских рынках, по-видимому, носили общегосударственный характер. Их начали вводить в ноябре 1601 г. В то время население еще располагало некоторыми запасами хлеба.

Почему так спешили власти? Объяснить это нетрудно. Поколение Годунова пережило двухлетний голод в годы опричнины. Страна не преодолела последствий великого разорения вплоть до конца XVI в.

В своих манифестах новый царь прибегнул к языку, которым никто из прежних правителей не говорил с наро­дом. Горожан убеждали, что Борис правит землею справедливо, «всем людем к тишине, и к покою, и льготе», что он по своему милосердию оберегает их во всем, «сыскивая» «всем всего народа людям, полезная», чтобы было «во всех землех хлебное изобилование, житие немятежное и неповредимый покой у всех ровно» (Летопись занятий Археографической комиссии, вып. IX. СПб., 1893. с. 57).

Правительство не жалело средств на борьбу с голодом. В Смоленск Годунов послал сразу 20 тыс. рублей для раз­дачи народу. В столице он велел раздавать нуждающимся еще большие суммы денег, а кроме того, организовал об­щественные работы, чтобы прокормить население. Но денежные раздачи не достигали цели. Деньги теряли цену день ото дня. Казенная копейка не могла более пропитать семью и даже одного человека. Между тем слухи о царской милостыне распространились по стране, и народ тол­пами хлынул в столицу, отчего голод там усилился. Бо­рис провел розыск хлебных запасов по всему государству и приказал продавать народу зерно из царских житниц. Но запасы истощились довольно быстро. Немало хлеба, проданного по твердым цепам, все-таки попало в руки хлебных скупщиков. Новый царь, пытавшийся бороться с хлебной спекуляцией, даже велел казнить нескольких столичных пекарей, мошенничавших на выпечке хлеба. Но все это не очень помогло.

Меры правительства, может быть, и имели бы успех при кратковременном голоде. Повторный неурожай свел на нет все его усилия. Монастыри и бояре, скопившие большие запасы зерна, остались глухи к призывам властей. Сам патриарх Иов подал пример всем остальным, отказавшись расстаться с хлебными излишками. В ожидании­ худших времен богатые крестьяне зарывали хлеб в землю. Правительство пыталось кое-где проводить реквизиции хлеба, но ему недостало твердости и последовательности. Борис не осмелился идти на серьезный конфликт с богатейшими из своих подданных. Попытки обуздать бешеные спекуляции торговцев также не удались.

Годунов благоволил к посадам, чтобы сохранить основ­ной источник денежных поступлений в казну. Многомил­лионное же крестьянство оказалось предоставленным собственной судьбе. Даже в дворцовых волостях, фактической вотчине Годуновых, дело ограничилось продажей крестья­нам «старого» хлеба в долг по кабальным распискам. Дворцовые приказчики села Кушалина доносили в Моск­ву, что многие нуждавшиеся крестьяне пришли туда и «стали по улицам з женами и з детми, голодом и с озноба помирали». На их донесении приказ наложил такую резо­люцию: «Велети бедных огревать и хлебца взаймы дать, кому мочно верить»(Анпилогов Г. Н. Указ. соч., с. 432).

Таким образом, деревня не знала бесплатной раздачи милостыни и хлеба. Крестьяне из года в год кормили го­сударство, оброками наполняли царские житницы, однако по феодальным меркам это не имело никакого значения. Голодающие крестьяне если и получали хлеб, то не без­возмездно, а на условиях заемной кабалы. Обнищавшие и пришлые крестьяне не могли рассчитывать даже на заем и обречены были на мучительную смерть.

Не обладая реальными резервами, чтобы прокормить деревню, правительство попыталось использовать социаль­ные рычаги. Многие годы закрепощенные крестьяне жили надеждами на «государевы выходные лета». Своим указом о сыске беглых Борис нанес смертельный удар этим на­деждам. Но три года спустя он выказал большую гибкость, временно отступив от принятого курса. 28 ноября 1601 г. страна узнала о восстановлении сроком на год крестьян­ского выхода в Юрьев день.

Не следует думать, что голод сам по себе мог привести к столь крутому социальному повороту. К осени 1601 г. последствия первого неурожая не обнаружили себя в пол­ной мере. Население еще не исчерпало старых запасов. Трехлетний голод был впереди и никто не мог предвидеть его масштабов. Годунов боялся не голода, а социальных потрясений, давно предсказанных трезвыми наблюдателя­ми. Крестьянство оставалось немым свидетелем смены ди­настии. Никто не думал спрашивать его мнение в деле царского избрания. Каким бы ничтожным ни выглядел царь Федор, народ верил ему. Администрация всех ран­гов сверху донизу правила его именем. Все ее распоряжения исходили от законного государя. Борис же не был прирожденным царем. Как мог он при этом претендовать на место «земного бога»? Неторопливый крестьянский ум не сразу сумел найти ответ на столь трудный вопрос. Борис постарался одним ударом завоевать привязанность сельского населения. Его указ как нельзя лучше отвечал такой цели. Именем Федора у крестьян отняли волю. Теперь Борис восстановил Юрьев день и взял на себя роль освобо­дителя. Его указ понятными словами объяснял крестья­нам, сколь милостив к ним «великий государь», который «пожаловал во всем (!) своем государстве от налога и от продажи, велел крестьяном давати выход» (Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией, т. 2, с. 20).

Б. Д. Греков полагал, что крестьянская политика Го­дунова отвечала интересам служилой массы. Но В. И. Корецкий пересмотрел его мнение и доказал, что восстанов­ление Юрьева дня вошло в противоречие с интересами мелкого дворянства. В самом деле, законы 1601 -1602 гг. временно восстановили крестьянские переходы только на землях провинциального дворянства, низших офицеров и мелких приказных чинов. Указы категорически подтверж­дал и крепостное состояние крестьян, принадлежавших членам Боярской думы, столичным дворянам, дьякам и духовенству. Таким образом, Годунов выступил как решительный защитник привилегий знати и верхов феодального сословия, непосредственно участвовавших в его избра­нии. Юрьев день не был возобновлен также в пределах Московского уезда и на государственных, черносошных, землях. Борис не желал восстанавливать против себя мелких московских помещиков, постоянно обретавшихся в столице. Что касается черносошных земель, они служили важнейшим источником казенных доходов, и власти старались сохранить черносошных крестьян на их старых наделах.

Годунов избегал таких шагов, которые могли вызвать раздражение знати, и в то же время не побоялся раздра­жения мелкого дворянства - самой многочисленной прослойки господствующего класса. Вопреки мнению С. Ф. Платонова, Бориса нельзя считать дворянским ца­рем, всецело связавшим свою судьбу с интересами «среднего» служилого сословия.

Сделав временные уступки крестьянству, власти постарались по возможности сгладить неблагоприятное впечатление, произведенное на мелких землевладельцев. Можно было ожидать, что с восстановлением Юрьева дня кре­стьяне хлынут на земли привилегированных землевладель­цев, имевших возможность предоставлять новоприходцам большие ссуды и льготы. Правительство отвело эту угрозу, запретив богатым землевладельцам звать к себе крестьян. Что касается провинциальных дворян, то они получали право вывозить разом не более одного-двух крестьян из од­ного поместья. Такое распоряжение заключало в себе оп­ределенный экономический смысл.

При Борисе Годунове Россия впервые пережила общий голод в условиях закрепощения крестьян, что создало особые трудности для мелкокрестьянского производства. На протяжении века Юрьев день играл роль своего рода экономического регулятора. При неурожае крестьяне не­медленно покидали помещиков, отказывавшихся помочь им, и уходили к землевладельцам, готовым ссудить их се­менами и продовольствием. В условиях закрепощения небогатые поместья превращались в своего рода западню: крестьянин ни подмоги не получал, ни уйти прочь не имел права. Законы Годунова открыли перед крестьянами две­ри ловушки. В то же время они мешали предприимчивым дворянам свезти к себе из соседнего поместья многих кре­стьян, на подмогу которым у них не было средств.

Правительство разрешало переходы в пределах сред­них и мелких поместий, руководствуясь прежде всего финансовыми соображениями. Только выход и подмога спасли бы крестьян бедствующих поместий и предотвратили запустение тягла, обеспечивавшего казенный доход. По­скольку мелкие помещики составляли главную массу фео­дального сословия, следует признать, что большая часть крестьянского населения получила шансы воспользовать­ся указом царя Бориса. При определенных условиях вос­становление Юрьева дня помогло бы мелкокрестьянскому производству пережить неурожайные годы, разрядило бы недовольство закрепощенного крестьянства. Но произошло ли это в действительности? Между изданием закона и его претворением в жизнь пролегла пропасть.

Крестьяне по-своему истолковали благосклонное обра­щение к ним нового царя. Они отказывались платить «на­логи и продажи», подати и оброки, переселялись на удоб­ные для них земли, не обращая внимания на то, что доб­рая половина земель в государстве оставалась заповедной. Реакция крестьян была столь бурной, что при повторном издании указа в 1602 г. из него исключили слова о даро­вании выхода «от налога и от продаж».

Что касается помещиков, то они всеми силами проти­вились уступкам в пользу крепостных, даже ограниченным и временным. Сопротивление дворян достигло таких мас­штабов, что власти включили в текст указа 1602 г. пунк­ты, призванные оградить крестьян от помещичьих наси­лий и грабежа. «Сильно бы дети боярские крестьян за со­бой не держали,- гласил закон,- и продаж им никоторых не делали, а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем от нас быти в великой опале» (Там же, с. 23). Словес­ные угрозы опалы не могли испугать дворян, коль скоро дело касалось доходов. Без крестьян мелкого помещика ждала нищенская сума. Со своей стороны, крепостниче­ское государство не помышляло ни о каких серьезных санкциях против дворянской массы, составлявшей его со­циальную опору. Попытки облегчить положение голодаю­щей деревни, как видно, не удались.

В конечном счете тонко рассчитанная политика Году­нова никого не удовлетворила. Династия сохранила поддержку верхушки феодального класса, зато в среде мел­кого дворянства ее популярность стала быстро падать.

Борису не удалось завоевать народные симпатии. На­силия помещиков и голод ожесточили крестьянство. И 1603 г. страна впервые в своей истории стала ареной широкого повстанческого движении. Источники официально­го происхождения старались дискредитировать выступле­ния низов, называя их «разбойными» (ПСРЛ, т. XIV, с. 58). На самом деле в России назревала крестьянская война. Царь Борис пору­чил борьбу с повстанцами окольничему Ивану Бутурлину, одному из лучших воевод периода Ливонской войны. Как глава Разбойничего приказа Бутурлин посылал дворянские отряды против «разбоев» в Коломну, Волоколамск, Можайск, Вязьму, Медынь, Ржеву, Белую и другие уезды. Охваченные восстанием территории окружали Москву со всех сторон. Наконец «разбои» появились в непосредственной близости от столицы.

С мая 1603 г. москвичи стали свидетелями военных приготовлений неслыханных масштабов. Можно было подумать, что городу вновь угрожают татары. Борис разбил столицу на множество секторов и поручил их оборону пяти боярам и семи окольничим. Осенью окольничий Иван Басманов, охранявший порядок на Арбате, «в деревянном городе», выступил в поход против «разбоев». Воеводы прочих секторов остались на месте. Власти опасались, очевид­но, не столько повстанцев, сколько волнений в столице. В бою с правительственными войсками «разбои» проявили много упорства и смелости. Воевода Басманов погиб. Но мятежники понесли поражение, их вождь Хлопко был взят в плен и повешен.

Пламя восстания охватило многие уезды страны. «Раз­бои» казались неуловимыми. Они появлялись повсюду. В Москве вскоре убедились, что одних военных мер недо­статочно.

16 августа 1603 г. царь Борис издал указ, суливший свободу всем кабальным холопам, которым господа отка­зывали в пропитании в годы голода. Правительство при­бегло к ловкому ходу, чтобы заставить восставших холо­пов сложить оружие. Власти настойчиво звали холопов в Москву, где они могли получить отпускные в приказе Хо­лопского суда. Приказ принимал заявления холопов на веру даже в тех случаях, когда «государей их на Москве нет». Среди холопов наибольшую опасность представляли боевые слуги. Они привыкли владеть оружием, в отличие от страдников и крестьян, не имевших никаких военных навыков. Благодаря этим людям повстанческие отряды выдерживали крупные столкновения с правительственны­ми войсками. К ним правительство апеллировало в первую очередь.

В целом движение 1603 г. было движением социальных низов. Государство не могло справиться с ним без привле­чения всей массы мелкого провинциального дворянства. Когда опасность миновала, дворяне потребовали от Году­нова услуги за услугу. Под их давлением Борис отказался от уступок в пользу крестьян и в 1603 г. аннулировал за­кон о временном восстановлении Юрьева дня. Возврат к старому крепостническому курсу сделал неизбежной кре­стьянскую войну.