Глава 3 ГОНЕНИЯ НА БОЯР

Поражение России в Ливонской войне надолго подорвало ее внешнеполитические позиции. Навязанная ей система мирных соглашений не гарантировала длительного и проч­ного мира. После смерти Ивана Баторий отказался под­твердить Ям-Запольское перемирие. Экспансионистские круги Швеции также лелеяли планы новых завоеваний в России. Но раздор из-за Ливонских земель мешал противникам Русского государства объединить свои усилия.

Военное ослабление России привело к тому, что крымцы возобновили набеги на Русь. Воеводы громили степня­ков в 1584 и 1586 гг. Мелкие стычки стали перерастать в более широкий вооруженный конфликт. В 1587 г. крым­ский хан послал в поход своих сыновей с 40 тыс. всадников. Царские войска своевременно выступили навстречу им и вынудили их повернуть вспять.

Кровавые междоусобицы в Бахчисарае дали русским повод к вмешательству в татарские дела. Сын свергнутого крымского хана, Мурат-Гирей, явился в Москву и был принят на царскую службу. Московское руководство упор­но помышляло о водворении в Крыму московского вассала. Подготовляя почву для осуществления этих планов, русские препроводили Мурат-Гирея в Астрахань и сосре­доточили там военные силы. По личному распоряжению Годунова в Астрахани была спешно сооружена мощная каменная крепость, одна из лучших и государстве. Рус­ские воеводы выстроили острог на Тереке и крепость на переволоке между Доном и Волгой. В честь Ирины Году­новой новый город на Волге получил наименование Ца­рицын. Военные приготовления на Нижней Волге и Се­верном Кавказе не оставляли сомнений в том, что Москва ждала военного столкновения с Османской империей и готовилась отразить врага.

Конфликт между Россией и Крымом благоприятство­вал завоевательным планам ее западных соседей. Баторий приступил к практической подготовке новой восточ­ной кампании. Однако в разгар затеянных военных приготовлений, в конце 1586 г., он умер.

В период польского бескоролевья русская дипломатия предложила избрать на трон Речи Посполитой царя Федора и объединить усилия двух государств в целях раз­грома турок и татар. В ходе избирательной кампании по­беду одержали шведский и австрийский кандидаты на престол. Борьба претендентов принесла успех наследнику шведского престола Сигизмунду III Вазе. Война с Рос­сией стала одним из главных пунктов внешнеполитиче­ской программы нового польского короля. Коалиция двух ее сильнейших противников, выигравших Ливонскую вой­ну, возродилась благодаря личной унии двух государств.

Московское правительство попыталось противопоста­вить польско-шведской коалиции союз с австрийскими Габсбургами. Годунов направил в Вену своего эмиссара Луку Паули. Вслед за тем в Москву прибыл австрийский посол Варкоч. Правитель пригласил его к себе в хоромы. Церемония как две капли воды походила на царскую аудиенцию. Во дворе от ворот до ворот стояла стража. Бо­рисовы дворяне «в платье золотном и в чепях золотных» ждали посла в зале. Австриец поцеловал руку Годунову, после чего вручил личное послание императора.

Годунов попытался убедить Варкоча в необходимости русско-австрийского военного союза и предложил частич­но покрыть военные расходы империи. В методах личной дипломатии Бориса обнаружились характерные особенно­сти. Предложенные венскому двору субсидии были столь велики, что напоминали поминки по крымскому хану.

Переговоры с австрийцами дали внешней политике Русского государства новую ориентацию. В Западной Европе назревало решительное столкновение между протестантской Англией и католическими Габсбургами. Нака­нуне испанского вторжения Лондон, искавший сближения с Москвой, направил в Россию посла Джильса Флетчера. Годунов придавал большое значение торговле с Англией и в 1587 г. подтвердил права англичан на беспошлинную торговлю в России, чем вызвал негодование московского купечества. Однако уже в 1588 г. он пересмотрел свою проанглийскую политику. Миссия Флетчера 1588-1589 гг. завершилась полным провалом. Московское правительство отклонило домогательства Англии.

Деятельность Годунова оказала заметное влияние на внешнеполитический курс страны. Боярская дума признала этот факт и в 1589 г. вынесла постановление, санк­ционировавшее личные сношения Бориса с австрийскими и испанскими Габсбургами, Англией и другими государ­ствами Западной Европы. Борис недолго упивался своими дипломатическими успехами. В Москве с запозданием узнали о том, что Австрия уже в марте 1589 г. подписала мирный договор с Речью Посполитой и взяла на себя обя­зательство не предоставлять никакой помощи России. Планы создания австро-русской коалиции оказались не­состоятельными. Политика «личной дипломатии» потер­пела неудачу. Россия лишилась потенциального союзника в лице Англии и не смогла преодолеть состояние между­народной изоляции.

Летом 1589 г. над страной нависла угроза вражеского нашествия. Шведский король Юхан III сосредоточил в Ревеле почти всю свою сухопутную армию, насчитывав­шую до 10 тыс. солдат, и флот из 40 кораблей. Туда же прибыл польский король Сигизмунд III. Союзники наме­ревались продемонстрировать русским свое военное пре­восходство и вынудить их к территориальным уступкам. Предполагалось вызвать царя Федора на границу и во вре­мя свидания вырвать у него согласие на передачу Швеции и Речи Посполитой главных пограничных крепостей - Смоленска, Новгорода, Пскова - и других русских земель. Фактически Юхан III и его сын готовились расчленить Русское государство.

Россия не располагала достаточными ресурсами, чтобы выдержать войну с вражеской коалицией. Финансы ее были подорваны, численность дворянского ополчения рез­ко сократилась. В начале Ливонской войны командование могло отправить в поход более 18 тыс. дворян, в конце войны - не более 10 тыс. Значительная часть земель, при­надлежавших помещикам, оказалась заброшенной. Старо­пахотные земли зарастали лесом. Прошло пять лет со вре­мени заключения мира, но лишь небольшая часть опустевшей пашни была возрождена к жизни. Губительные по­следствия аграрной катастрофы испытали на себе и кре­стьяне, и самые мелкие феодальные землевладельцы. Со­кратился фонд поместных земель. Процесс экономической стабилизации был приостановлен стихийными бедствиями, обрушившимися на страну в 1587-1588 гг. Неблагоприятные климатические условия погубили урожай. Цены на хлеб многократно повышались в Москве и Новгороде, Владимире и Холмогорах. Крестьяне искали спасения на плодородном Юге. Правительственные чиновники доноси­ли о многочисленных случаях дворянского «оскудения». Разорившиеся служилые люди и члены их семей бросали пустые поместья, шли в кабалу к боярам, изредка сади­лись на крестьянскую пашню, чаще питались подаянием. Недовольство низшего дворянства стало источником политического кризиса.

В связи с голодом 1588 г. осложнилось положение в столице. Толпы нищих и бродяг заполнили городские ули­цы. Народ винил в своих бедах Бориса Годунова, по-преж­нему олицетворявшего неправедную власть. Его бранили и втихомолку и открыто. Английский посол Флетчер ви­дел в 1588-1589 гг., как московская толпа жадно внима­ла пророчествам юродивого, поносившего Бориса. «В на­стоящее время,- писал Флетчер в своих записках,- есть один в Москве, который ходит голый по улицам и восстановляет всех против правительства, особенно же Годуно­вых, которых почитают притеснителями всего государ­ства» (Флетчер Д. Указ. соч., с. 123). К 1589 г. голод в стране кончился, но положение в Москве оставалось тревожным. С наступлением весны правительство, опасаясь уличных беспорядков, отдало приказ о размещении в городе усиленных военных наря­дов (Государственная Публичная Библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, собр. Эрмитажн., д. 390, л. 733).

В 1588-1589 гг. Москву будоражили слухи, крайне неблагоприятные для Бориса Годунова. Эти слухи были подхвачены и раздуты за рубежом.

В конце 1588 г. ватиканский посол в Кракове напра­вил в Рим две сенсационные депеши. Первая гласила, что «москаль» в ссоре велел наказать шурина палками, но Борис выхватил нож и нанес царю две раны, от чего тот опасно занемог. Вторая депеша содержала вовсе недосто­верный слух, будто Федор убит своими придворными (Годуновыми?).

Московские новости получили отражение в официаль­ной переписке литовского канцлера Сапеги. Источником информации для него послужил рассказ шляхтича, кото­рый нес пограничную службу и беседовал через границу с русской стражей. Московиты сообщили знакомому литвину следующее: «Княгиня московская родила дочку. Но Годуновы, будучи недовольны, тайком взяли новорожден­ного сына у жены стрельца и положили на место дочери царицы. Один со стороны Годуновых, знавший об этом, выдал их в том как младшему князю Дмитрию, брату ны­нешнего московского государя, так и другим боярам. По­том это сообщили самому государю. За эти провинности своей жены государь приказал постричь ее в монахини. Боясь, что и с ними поступят так же, Годуновы, вероятно, как говорит [русская] стража, покололи самого государя» (Biblioteka Polskiej akademii nauk w Korniku, N 1539/13).

Прошло два месяца, и литовский подканцлер А. Бараковский направил польскому послу в Риме письмо с новыми захватывающими подробностями насчет московско­го скандала. Суть их сводилась к следующему. Когда царь Федор уехал из Москвы на богомолье в монастырь, цари­ца забеременела от кого-то другого, за что Федор хотел ее постричь в монахини. Брат царицы Борис Годунов из-за сестры поспорил с Федором. В споре царь ударил шурина посохом, а тот несколько раз пырнул Федора ножом. Здо­ровье царя плохое. Некоторые утверждают, будто вели­кая княгиня хотела отравить мужа, опасаясь, что ее по­стригут в черницы (Biblioteka Polskiej akademii nauk w Krakowie, Rkp. Jag. bibl., N 1136. Названные депеши были впервые разысканы в польском архиве Б. Н. Флорей).

Источником литовской информации были скорее всего клеветнические слухи, обильно распространявшиеся в Москве. Боярам не удалось избавиться от царицы Ирины Годуновой с помощью петиций на имя Федора. Тогда они попытались скомпрометировать ее с помощью злостных слухов. Благочестивую царицу обвинили разом в супру­жеской неверности, попытке подменить царского ребенка и намерении отравить мужа.

Клеветнические слухи подрывали престиж Годуновых. И прежде не обладавший популярностью Борис стал мишенью всевозможных нападок. Даже доброжелатели правителя не питали иллюзий насчет его будущего. Австрий­ский посол Варкоч писал в 1589 г.: «Случись что с вели­ким князем, против Бориса снова поднимут голову его противники... а если он и тогда захочет строить из себя господина, то вряд ли ему это удастся».

Честолюбие Годунова восстановило против него бли­жайших союзников. Главный посольский дьяк Андрей Щелкалов был раздражен его бесцеремонным вмешатель­ством в дела дипломатического ведомства. В 1587 г. коро­лева Елизавета опрометчиво адресовала свое письмо разом обоим правителям - Годунову и Щелкалову. Борис тотчас же выразил неудовольствие и велел передать в Лондон, что непригоже «смешивать» его с дьяком, ибо в том есть «немалая поруха его княжескому достоинству и чести» (Толстой Ю. Первые 40 лет сношений между Россией и Англией. СПб., 1875, с. 286). Андрей Щелкалов сохранял известную популяр­ность в земщине и не желал признать превосходство Годунова. Беседуя с английским послом Флетчером в 1588 г., он заявил, что Борису «всякие дела государственные, о которых делах государство держитца, по... царскому при­казу все приказаны». Щелкалов недвусмысленно намекал на то, что Борис является таким же приказным человеком, как и он сам.

Соперничество соправителей приобрело открытые фор­мы и вылилось в кратковременную опалу Щелкалова в 1588 г. Спустя год австрийский посол Варкоч во время своего пребывания в Москве констатировал, что «Андрей Щелкалов больше не в чести, Борис Федорович совсем не благоволит к нему, за дьяком следят и не очень ему доверяют» (Haus-, Hof- und Staatsarchiv (Wien), Russland I, Fasz. 3, fol. 63).

В обстановке внутреннего и внешнего кризиса бояр­ская оппозиция вновь подняла голову. В доверительной беседе с Горсеем Борис жаловался на заговор Нагих и присоединившихся к ним Шуйских (Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1907, кн. 2, с 61). Бывшие опричники Нагие и великородные князья Шуйские принадлежали к противоположным полюсам политической жизни. Но и тех и других переполняла вражда к правителю. Наметившая­ся изоляция побудила Годунова прибегнуть к насильственному подавлению оппозиции. Репрессии были призна­ком крайней слабости правительства. По меткому замеча­нию В. О. Ключевского, московские летописцы верно по­нимали затруднительное положение Бориса при царе Фе­доре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым.

Первой жертвой годуновских репрессий стал регент Иван Петрович Шуйский. Преданный правителю дворя­нин князь Иван Туренин захватил боярина в его вотчине и увез под сильной охраной на Белоозеро. В Кирилло-Белозерском монастыре боярина насильственно постригли в монахи. Монастырь стал местом одновременного заточе­ния двух душеприказчиков Грозного.

Старец Иов Шуйский недолго жил в глухой северной обители. В конце 1588 г. по всей стране прошла молва о его смерти. Английский посол Джильс Флетчер, Джером Горсей, летописцы московские и псковские упомянули о том, что «великий боярин» был убит по приказу Бориса. Но кто может сказать, записали ли они достоверные сведения или клеветнические слухи? Рассеять сомнения по­могают подлинные документы, найденные нами в фондах Кирилло-Белозерского монастыря.

На страницах монастырских вкладных книг кириллов­ские монахи записали, что 12 ноября 1588 г. в их обитель прибыл пристав князь Туренин, а 28 ноября этот пристав внес большое денежное пожертвование на помин души князя Ивана Шуйского. «А корм на преставление его [князя Шуйского],- отметили старцы,- ноября в 16 день» (Государственная Публичная Библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 78/1317, л. 69- 69 об). Очевидно, Туренин не мог пожертвовать деньги на опального без прямого царского повеления. Чтобы сне­стись с Москвой, ему нужен был самое малое месяц. Сле­довательно, распоряжение из столицы он не мог получить раньше середины декабря. Как же случилось, что Туре­нин «упокоил» душу опального в ноябре, на 12-й день по­сле его кончины? Неизбежно предположение, что правитель поручил Туренину не только привезти Шуйского на Белоозеро, но и убить его.

Бывшего опекуна задушили дымом, иначе говоря, от­равили угарным газом. Самый способ казни свидетельствовал о том, что Борис старался убрать соперника без лишнего шума и без огласки. В тех же целях он затеял маскарад пострижении. Казнь Шуйского можно назвать поистине «благочестивым» убийством. Московские госу­дари перед кончиной всегда надевали иноческое платье. Не всем это удавалось. Грозный сподобился пострижения уже после того, как испустил дух. По понятиям людей того времени, «ангельский образ» облегчал потусторон­нюю жизнь.

Сколь бы критической ни казалась ситуация, убийство Шуйского было продиктовано не трезвым политическим расчетом, а чувством страха. Пострижение регента покон­чило с его светской карьерой, ибо в мир он мог вернуться лишь расстригой. По словам Горсея, все оплакивали зна­менитого воеводу. Репутация Годунова была загублена окончательно. Отныне любую смерть, любую беду молва мгновенно приписывала его злой воле.

Младшие Шуйские, разосланные по своим деревням, подверглись гонениям вслед за регентом. Их взяли под стражу и отправили в тюрьму. Андрея заточили в Буй-городе, Василия - в Галиче, двух братьев оставили в Шуе-селе. В дворовых списках конца 1588 г. имеются по­меты о посылке приставов (Замыцкого, Окинфова, Выру­бова) к арестованным Шуйским.

Признанный глава антигодуновского заговора Андрей Шуйский внушал правителю наибольшие опасения, что и решило в конце концов его судьбу. Согласно семейным пре­даниям Шуйских, князя Андрея умертвили в тюрьме в июне 1589 г.

Немало знатных дворян подверглись гонениям заодно с Шуйскими. В монастырь попал видный боярин Федор Шереметев, «что с князем Иваном Петровичем Шуйским государю царю Федору изменял» (Барсуков А. П. Род Шереметевых, т. II. СПб., 1882, с. 8-9). Шереметев побывал в польском плену и присягал там на верность Баторию. Из­вестный воевода и ближний сподвижник регента Иван Крюк-Колычев попал в нижегородскую каменную тюрь­му. Пострадало также и немало дворян. По преданию, в связи с делом Шуйских попал в монастырь ростовский сын боярский Аверкий (Авраамий) Палицын, знамени­тый впоследствии писатель Смутного времени.

Преследования Шуйских и их приверженцев не покон­чили с оппозицией. Центром антигодуновской агитации оставался Углич - резиденция младшего сына Грозного. Раздор между московским и удельным дворами нарастал с каждым днем. Одним из последствий его был небольшой, но многозначительный эпизод, связанный с завещанием Грозного.

Не опубликованные до сих пор документы Венского архива приоткрывают краешек завесы, окутавшей исто­рию царского завещания. Первый из этих документов - донесение из Москвы Луки Паули. Этот австрийский подданный, долго живший в Москве, был послан Борисом в Вену и заинтриговал имперских чиновников рассказами о царском завещании, якобы касавшемся австрийского дома. Габсбурги отправили в Россию посла Варкоча, поручив ему во что бы то ни стало ознакомиться с завещанием. Ценой больших усилий Варкочу удалось получить необхо­димую информацию. Борис Годунов, писал он из Москвы, подавил раскрытый им боярский заговор, строго покарал повинных в крамоле душеприказчиков Грозного, а цар­ское завещание, как говорят, разорвал. Паули дополнил отчет посла драматическими подробностями. Он сообщил о скоропостижной смерти дьяка Саввы Фролова, перепис­чика завещания Грозного, которого, как можно было подозревать, отравили, чтобы царское завещание не стало известно (Haus-, Hof- und Staatsarchiv (Wien), Russland I, Kart. 4, fol. 97).

Трудно оценить достоверность австрийских данных. Налицо лишь внешнее совпадение фактов. Свидетель кончины Грозного Горсей подтверждает, что Грозный про­диктовал духовную ближнему дьяку Савве Фролову. В апреле 1588 г. завещание, как слышал Паули, еще су­ществовало в целости. Не позднее ноября следующего года австрийцы узнали о его уничтожении. Как раз в это время карьера дьяка Фролова оборвалась и его имя на­всегда исчезло из документов.

Уничтожение царского завещания, по тогдашним мер­кам, было делом неслыханным. Если это сделал Борис, то что толкнуло его на такой шаг? Может быть, опасность для него таили в себе те распоряжения Грозного, которые касались полномочий регентов и определяли права Дмит­рия, младшего брата Федора?

В случае смерти бездетного Федора царевич Дмитрий оставался единственным членом царствующего дома. Нагие понимали, что малолетний царевич может сесть на царство в любой момент, и по-своему готовились к этому, старательно поддерживая в нем неприязнь к советникам царя Федора. В характере Дмитрия, страдавшего эпилеп­сией, рано проявилась унаследованная от отца жестокость. Зимой мальчик лепил снежные фигуры и называл их име­нами ближних бояр. Окончив работу, он принимался лихо рубить им головы, приговаривая: «Это Мстиславский, это Годунов». В Москве детские «глумления» царевича вызы­вали неудовольствие и страх. Взаимные подозрения до­стигли предела. Угличский двор распространял повсюду слухи, будто родственники Федора, рассчитывавшие запо­лучить трон в случае его бездетной смерти, пытались «окормить» Дмитрия зельем. Слухи эти записал в 1588-1589 гг. английский посол Флетчер. Они оказались столь живучи, что попали на страницы поздних русских летописей XVII в.

Царевич Дмитрий XVII в.

Московский двор не остался в долгу. Ранее 1589 г. вла­сти разослали но всем церквам приказ, воспрещавший упоминать на богослужениях имя Дмитрия па том основании, что он зачат в шестом браке, а следовательно яв­ляется незаконнорожденным. Такой приказ, утверждал английский посол, отдал священникам сам царь вследст­вие происков Бориса Годунова. Церковные правила строго воспрещали православным вступать в брак более трех раз. При жизни Грозного никто не смел усомниться в за­конности его последнего брака. После его кончины все из­менилось. Родне Дмитрия оставалось надеяться на царское завещание. Отцовское благословение само по себе утверждало взгляд на царевича как на законного наслед­ника престола. Уничтожение завещания лишило претен­зии угличского князя юридической базы.

Неизвестно, в самом ли деле Нагие устраивали загово­ры с Шуйскими, как то утверждал Годунов. Во всяком случае и те и другие подверглись преследованиям почти одновременно. Не позднее 1588 г. власти арестовали и за­точили в монастырь Петра Нагого, сына любимца Гроз­ного Афанасия Нагого. Считалось, что самого Афанасия Нагого убили сразу после смерти Ивана IV. На самом деле в «дворовом» списке царя Федора можно обнаружить сведения о том, что в 1588 г. его держали под арестом в Ярославле. Приставом у него был дворянин Жеребцов, доверенное лицо Бориса.

Политика Годунова не пользовалась достаточной попу­лярностью. Она постоянно наталкивалась на глухое сопротивление в среде удельной и боярской знати. Неудивительно, что власти добивались ослабления политическо­го могущества аристократии. В конце 80-х годов казна конфисковала удельные владения ливонской королевны Марии Старицкой, троюродной сестры царицы Марии На­гой. Королевну вынудили принять пострижение и уда­литься с малолетней дочерью в монастырь. Царицу Марию Нагую ограничили в правах, а находившееся в ее владе­нии Угличское удельное княжество подчинили контролю московской приказной администрации, направив туда дья­ка Михаила Битяговского. У царя Симеона Бекбулатовича отняли титул великого князя Тверского и отобрали твер­ской удел. Князья Воротынские сохранили свои владения, но им не разрешено было жить в Москве. Помимо удель­ной знати, гонениям подверглись князья Голицыны и Ку­ракины, нетитулованная старомосковская знать Шереме­тевы и Бутурлины. «Великих» Морозовых, Яковлевых, Колычевых правитель многие годы не допускал в Бояр­скую думу.

Раздор Бориса с боярами, недовольство «скудеющих» дворян и городские восстания вызвали к жизни политику, некоторыми чертами напоминавшую опричнину. Современники живо почувствовали опасность. Один из них под­робно описал опричные меры Ивана IV против знати и тут же отметил, что подобные средства употребляют ныне Годуновы ради того, чтобы истребить и унизить знатней­шее дворянство. Деятельность Бориса в самом деле при­обрела отчетливый антибоярский характер. Но столкнове­ние со знатью все же не привело к повторению опрични­ны. Воспитанник Грозного смог одолеть бояр без новой опричнины, потому что имел возможность воспользовать­ся ее плодами. Еще больше он обязан был своим торжест­вом успехам политической централизации, достигнутой к концу XVI столетия. Без поддержки окрепшего приказ­ного аппарата управления Годунову едва ли удалось бы справиться с всплеском аристократической реакции.

Крестьянская пехота. Миниатюра из 'Жития Сергия'

Показания современников насчет возрождения оприч­ных порядков при Борисе следует признать ошибочными. Своеобразие политического курса Годунова состояло в том, что он отказался от услуг преторианцев - привиле­гированного охранного корпуса (из рядов которого сам вышел) - и пытался найти более прочную опору во всей массе дворянства.

Автор обширного сочинения о России Джильс Флетчер писал, что русское правительство облагает невыносимыми налогами все сословия, а дворяне и духовенство мирятся с этим, перекладывая бремя податей на плечи простолю­динов. Английский правовед, как видно, глубоко проник в тайны налоговой системы Московии. Свой рассказ Флет­чер завершал словами о том, что «купцы и мужики (так называется простой народ) с недавнего времени обреме­нены большими и невыносимыми налогами» и что притес­нителями всего государства почитают в Москве Годуно­вых (Флетчер Д. Указ. соч., с. 127).

Слова Флетчера находятся в вопиющем противоречии с разъяснениями Посольского приказа насчет податной политики Годунова. В то самое время, когда Лондон опуб­ликовал записки своего московского посла, русские дип­ломаты в Польше выступили с заявлением о том, что Бо­рис не только даровал народу правосудие, но и освободил его от разорительных налогов и повинностей. По всей стране, «что ни есть земель всего государства,- заявляли послы за рубежом,- [Борис] все сохи в тарханех учинил во льготе, даней никаких не емлют, ни посох ни х какому делу» ( Центральный государственный архив древних актов, ф. 79, кн. 22, л. 29).

В период с 1583 по 1588 г. податной оклад номинально вырос в полтора раза. Низшие сословия никаких особых льгот не получили. Очевидно, приказные руководители имели в виду мероприятия Годунова, затронувшие исклю­чительно высшие сословия.

В отличие от крупных привилегированных землевла­дельцев, мелкие помещики не пользовались финансовыми льготами и должны были платить в казну подати со всех принадлежавших им поместных земель. Такой порядок не был обременителен для дворянства, пока удельный вес барской запашки в поместье был ничтожен. «Великое разорение» привело к тому, что мелкое поместье обезлюдело и значительную часть дохода рядовой служилый человек стал получать с приусадебной пашни. Но барская пашня плохо кормила, пока ее облагали податями наравне с кре­стьянской. Взыскание налогов с усадебной пашни вконец разоряло служилую мелкоту. Дворяне роптали. И прави­тельство осознало, что без серьезных уступок низшему дворянству оно не достигнет прочной стабилизации. Заяв­ления Посольского приказа имели под собой фактическую основу. Служилые люди в самом деле получили от Году­нова финансовые льготы. Казна стала «обелять» (осво­бождать) от податей усадебную запашку помещиков, нес­ших военную службу. Неизвестно, когда эта мера приобрела общегосударственное значение, но то, что она широ­ко практиковалась уже в начале 90-х годов, с очевидностью доказывают платежные книги Бежецкой пятины. (Бежецкая пятина примыкала к Новгороду с юго-востока.)

Налоговая политика Годунова носила отчетливый сословный характер. Мелкопоместные дворяне рассматрива­ли предоставленные им льготы как очень значительные. Необлагаемая барская пашня гарантировала им пропитание и спасала от нищенской сумы при неблагоприятной ситуации. Но было бы неверно думать, что новая налоговая политика ориентировалась исключительно на низшее дворянство. Казна освобождала от податей тем большие участки барской пашни, чем большим поместьем владел дворянин. Таким образом, реформа податной системы при­несла среднему дворянству еще большие выгоды, чем мелкому.

Некогда Пересветов поучал царя Ивана, что он должен относиться к «воинникам», как отец к детям: «что царьская щедрость до воинников, то его и мудрость». При Федоре служилое сословие было уверено в этом так же, как и при Иване. Оно все настойчивее заявляло о своих нуж­дах. Правящие верхи не сразу откликнулись на их тре­бования.

Боярское правительство начало с уничтожения тархан­ных привилегий крупных землевладельцев. На словах эта мера продиктована была заботой о «скудеющем» дворянстве. На деле она вела к обогащению главным образом казны. Выбившись наверх, Борис постарался забыть о своем скромном происхождении и не сразу пришел к продворянской ориентации. Поворот в его внутренней поли­тике был ускорен раздорами с боярской аристократией и упадком дворянскою ополчения. «Обеление» дворянских земель и подготовительные шаги к закрепощению крестьян показали, что формирование нового курса в основ­ных чертах завершилось. Податная реформа имела исклю­чительно важные социальные последствия. Она впервые провела четкую грань между высшими, привилегирован­ными, сословиями феодальных землевладельцев и низ­шим, податным, сословием зависимых крестьян.