ВРАГИ СНОВА В АТТИКЕ

— Каково будет Ксерксу, когда ты, Мардоний, зажжешь огни на горах, несущие весть о твоей победе, а? Ты только представь себе это, Мардоний!

Фессалиец Алевад, грузный и осанистый, плотно сидел на большом темно-рыжем гривастом коне.

Мардоний искоса взглянул на него. Светлые глаза хищной птицы, горбатый нос, почти касающийся верхней губы, твердый подбородок, прикрытый пышной мелко завитой бородой...

«Я понимаю тебя, Алевад, — мысленно ответил ему Мардоний, — тебе нужна эта война, потому что тебе нужна власть над Фессалией...»

Но речи Алевада не пропали зря. Они вызывали в воображении необычайное, волнующее каждого полководца зрелище — победные костры, которые один за другим вспыхивают на вершинах гор, один за другим вплоть до Геллеспонта, а потом уже и за Геллеспонтом, до самых Сард, где сейчас пребывает царь.

Стояла весна 479 года, Мардоний со своим отборным войском снова шел в Аттику. Снова под копытами его конницы глухо гудела фессалийская земля. Грозное войско блистало доспехами, ряды его двигались четко, размеренно, подчиняясь единой команде. Оно шло медленно, но словно ураган поднимался следом, увлекая за собой жителей городов и селений, мимо которых это войско проходило. Мардоний приказал брать в ополчение всех, кто может держать оружие.

Персидские военачальники, выполняя волю полководца, бичами сгоняли мирных жителей ц свои отряды. Войско Мардония чем дальше проходило по стране, тем больше разрасталось.

— Я не сомневаюсь, что ты поработишь Элладу, Мардоний, — продолжал Алевад, — ты сделаешь то, чего не смог сделать царь Дарий и не смог сделать царь Ксеркс. Ты докажешь царю, что Дарий, отстранив тебя от командования, сильно ошибся. Ты возьмешь Элладу и станешь полным ее властителем!

Кони мерно ступали рядом шаг в шаг. Сиплый голос Алевада гудел над ухом, как большой шмель, но это не раздражало Мардония. Лесть помогала ему поверить в себя и в успех своего рискованно задуманного дела.

— Скоро вступим в Беотию, — сказал Мардоний. Алевад понял его.

— Да, я знаю. В Беотии нас ждет спартанский отряд. Вернее, должен ждать, чтобы преградить нам дорогу в Афины.

Мардоний взглянул на него:

— Ты забыл, Алевад, какую клятву дали афиняне? Алевад засмеялся, открыв мелкие желтые зубы.

— Ну как это я могу забыть! «Пока жив хоть один афинянин, не будет у нас мира с Ксерксом! Нет на свете столько золота, нет земли столь прекрасной, чтобы мы ради этих благ захотели предать Элладу!» Ну, и еще там что-то...

— Вот тогда же и спартанцы дали слово выставить на нашем пути свое войско. А ты, Алевад, как будто этому не очень-то веришь?..

Алевад отмахнулся:

— Мало ли они давали слов, а потом забывали об этом! Может быть, забудут и теперь.

— Ну нет, — Мардоний вдруг хлестнул коня и поднял его в галоп, — не забудут! Предстоит трудная битва. Надо готовиться, это враг очень сильный!

Алевад не ответил.

Войско Мардония вошло в Беотию и раскинулось по всей равнине. Мардоний готовился к сражению со спартанцами. Граница Аттики была рядом. И эта граница была открыта.

Мардоний недоумевал.

— Мне донесли, что в Беотии меня встретит войско спартанцев! — сказал он беотийским правителям — беотархам. — Но где же эти прославленные воины? Я вижу, они не пожелали помериться со мной силой.

— Они не вышли тебе навстречу, потому что справляют свой праздник Гиакинфий, — объяснили беотархи. — Они чествуют богов и не могут выйти сейчас на войну.

— Тем лучше, — сказал Мардоний. — Пока они справляют свои праздники, я пройду в Аттику и возьму Афины!

Но беотархи не одобрили его решения.

— Мы хотим так же, как и ты, победы над Аттикой. Но не переступай их границы. Поставь здесь свой лагерь, это самое удобное место для битвы с твоим огромным войском и бесчисленной конницей. В твоих руках будут наши беотийские проходы на Аттику и на Истм. Одолеть эллинов трудно, когда они действуют единодушно, это ты знаешь и сам. Лучше последуй нашему совету — пошли золота правителям Эллады, но так, чтобы об этом никто не знал, договорись с каждым из них тайно. Этим ты внесешь разлад среди них, и тогда покорить их тебе будет легко. Послушайся нас!

Мардоний слушал, мрачно сдвинув брови, в его жестоких, близко поставленных глазах горели темные огни. Подкупить... Взять без войны... А где же слава? А где же сигнальные костры победы?

— Нет. Я возьму Афины боем, — упрямо отвечал он.

— Но это будет тяжелый бой, Мардоний. Ты можешь потерять много войска!

— Все равно. Я возьму Афины и сровняю их с землей. Персидское войско перевалило через границу Аттики.

Мардоний неистово стремился к Афинам, чтобы обрушить на этот непокорный город свой главный удар. Он приготовился к атаке, к штурму, к избиению. Он уже видел, как разваливает афинские стены, как гонит пленных жителей, как поджигает жилища. Он слышал крики, стоны, мольбы о милости, о пощаде...

Его встретила неожиданная, оглушающая тишина. Пустынные поля. Безмолвные, безлюдные, еще кое-где не достроенные стены Афин. Открытые ворота.

Мардоний в бешенстве погнал коня и влетел в город. Город был пуст, дома стояли с закрытыми ставнями, словно закрыли глаза, не желая видеть врага. Лишь кое-где бродили по улицам оставленные хозяевами собаки.

— Проклятие! — закричал Мардоний. — Они опять ушли!

Персы, как бурные потоки воды в половодье, хлынули в Афины. Еще года не прошло, как здесь побывал Ксеркс и сжег афинский Акрополь. Теперь снова персы врывались в афинские жилища и разоряли афинские очаги.

Мардоний послал гонцов в Пирей узнать, что делают афиняне.

— Все афиняне на кораблях, — сказали гонцы, — а их семьи снова на Саламине. Афиняне готовы к сражению.

Мардоний не знал, что делать.

«Может быть, теперь, когда Афины в моих руках, они станут умнее? — думал он. — Может, это исцелит их от их глупого упрямства?»

Мардоний решил убедить афинян покориться без боя. С этим поручением он отправил на Саламин геллес-понтийца Мурихида.

Мурихид вернулся с острова чуть живой от пережитого страха. Его выпуклые черные глаза глядели на Мардония почти бессмысленно, он не мог вымолвить ни слова.

- Приди в себя! — с досадой сказал Мардоний. — Я не знал, что посылаю труса! Что там, на Саламине?

— Они взбесились, Мардоний, — прохрипел Мурихид, — им ничего не стоит растерзать и посла, если они и своих терзают...

- Иди успокойся, а потом придешь и расскажешь все как было.

Позже Мурихид сидел в шатре Мардония и подробно излагал все, что видел и слышал на Саламине.

— Сразу, как только вступил на Саламин, я понял, что успеха у меня не будет. Кругом мрачные, ожесточенные люди, смотрят на меня с ненавистью. Собрался Со вет военачальников...

— Фемистокл там был?

— Был Фемистокл. Яростный, как лев. По их разго ворам я понял, что они ненавидят нас. И ненавидят Спарту.

— Спарту?

- Да. Ты же знаешь, Мардоний, что спартанцы должны были встретить твое войско в Беотии, чтобы защитить границу Аттики. А они верны себе. К Марафону опоздали — ждали полнолуния. В Беотию опоздали из-за праздника Гиакинфий.

— Короче. Ты все сказал, как я велел?

— Мне не дали говорить. Едва я произнес несколько слов, как они уже закричали. Фемистокл сразу набросился на меня: «Афины не сдадутся!» И другие тоже. Один только Ликид, военачальник, выступил разумно:

«Что ж, граждане афинские, может, нам лучше не отвергать предложение Мардония? Может быть, представить его предложение Народному собранию?» И что же тут поднялось! «Как смел ты предложить нам рабство? Разве не клялись мы никогда не говорить о мире с нашим давним врагом?.. Ты думаешь, афинский народ может предать свою родину, свои святыни?.. Тебя купили персы, Ликид!» Ликид прикрыл руками свою лысую голову, выбежал на улицу и сразу попал в разъяренную толпу. «Предатель! Смерть предателю!» И тут же закидали его камнями. До смерти. Ликид упал и больше не шевельнулся.

Мурихид умолк, с ужасом вспоминая то, что видел.

— Это все? — мрачно спросил Мардоний.

— Это еще не все, — продолжал Мурихид. — Женщины, как услышали о том, что сказал Ликид, с воплями, с проклятиями бросились к дому, где жила семья Ликида. С камнями в руках они ворвались в дом, не слушая плача детей и мольбы жены Ликида, с яростью убили их камнями. И кричали: «Ступайте к предателю своему мужу и отцу. Семье предателя нет места среди афинян!» После этого я поспешил вернуться к тебе, Мардоний, — закончил Мурихид. — Право, я себе не верю, что остался живым.